Текст книги "Розеттский ключ"
Автор книги: Уильям Дитрих
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
– Верно. Но скорее всего, их не порадует ее электрический заряд.
– Опять ваше электричество!
Он перекрестился.
– Эта идея посетила меня, пока я скитался по морю с Мухаммедом. Если мы запасем достаточный заряд в батареях лейденских банок, то сможем передать его по проволоке на эту подвешенную цепь. Они получат тот же удар, что я демонстрировал в Иерусалиме, но на сей раз он сбросит их в ров, где мы сможем убить их.
Я стал вполне кровожадным воителем.
– Вы имеете в виду, что они не смогут удержаться за цепь? – спросила Мириам.
– Это все равно что держать в руках раскаленный докрасна металл. Мы устроим им огненный барьер.
Иерихон заинтересовался.
– Неужели и правда сработает?
– Если не сработает, то Мясник повесит нас на ее звеньях.
ГЛАВА 13
Мне требовалось накопить такой большой электрический заряд, о каком даже не мечтал Бен Франклин, поэтому, пока Иерихон трудился, собирая и сковывая звенья цепей, мы с его сестрой занялись сборами стекла, свинца, меди и банок для сооружения гигантской батареи. Мне редко приходилось так увлекаться каким-либо проектом. Мы с Мириам не просто работали вместе, а стали единомышленниками, что в каком-то смысле напомнило мне наш союз с Астизой. Застенчивая робость, с которой я поначалу столкнулся, осталась в подземелье Иерусалима, и теперь девушка проявляла оживленную уверенность, укреплявшую смелость всех, кто работал рядом с ней. Никому из мужчин не захочется выглядеть трусом перед женщиной. Мы с ней трудились плечом к плечу, слегка касаясь друг друга, порой без всякой необходимости, и мне все вспоминалось, как воспламенил ее поцелуй мою щеку. Нет ничего более желанного, чем очаровательная, но не завоеванная женщина.
Во время работы мы слышали отзвуки залпов французских пушек, проверяющих дальнобойность из ближайших к городским стенам окопов. Даже эти недра дворца Джеззара содрогались, когда железное ядро врезалось во внешние стены.
Франклин назвал «батареей» ряд соединенных лейденских банок, потому что они напоминали ему батарею орудий, установленных в ряд для ведения усиленного огня. В нашем случае, по моим предположениям, соединение между собой большого числа банок создаст мощный заряд, способный отбросить назад потрясенных французских солдат. Вскоре мы соорудили такую длинную цепь, что задача зарядить все банки с помощью трения – поворачивая рукоятку – казалась уже подобной труду Сизифа, без конца вкатывающего на вершину холма тяжеленный камень.
– Итан, как долго нам придется проворачивать эти стеклянные диски, чтобы зарядить все ваше хитрое изобретение? – спросила Мириам. – Нам понадобится целая армия помощников.
– Не армия, а грубая сила одного недалекого здоровяка.
Я имел в виду Большого Неда.
Сойдя на берег в Акре, я постоянно размышлял о новой встрече с этим могучим задиристым моряком. Он должен заплатить мне за предательство у иерусалимских ворот, и тем не менее надо учитывать, что этот силач по-прежнему злится из-за карточного проигрыша. Я тщательно продумал, как проучить задиру, и теперь оставалось подловить его в невыгодном положении. До меня дошли слухи, что он, узнав о моем чудесном возвращении, хвастался, как поколотит меня на поединке, когда я перестану прятаться за женские юбки. Когда мне сообщили, что ему поручили быстро залатать кладку во рву у подножия главной башни Акры, я появился в ее верхних воротах для вылазок, решив помочь ему найти меня.
Стена без трещин гораздо лучше выдерживает удары пушечных ядер, поэтому Смит и Фелипо приказали в срочном порядке отремонтировать ее. Для такой работы требовались смельчаки, и британские стрелки обменивались меткими выстрелами с французскими снайперами в их траншеях, пока несколько добровольцев, включая Неда, трудились в темноте под стенами города. Несмотря на сложности моих отношений с Недом и Томом, меня восхищала несгибаемая стойкость английских матросов, бедных и безграмотных работяг, далеких от идеализма французских добровольцев, но зато обладавших собачьей преданностью британской короне и родной стране. Нед к тому же обладал и недюжинной силой. Под вспышки и грохот мушкетных выстрелов – как же мне не хватало моей винтовки! – корзины камней, раствора и воды спускались в ров к команде ремонтников, и они сноровисто занимались там обтеской, подгонкой и зачисткой. Перед рассветом, не обращая внимания на свист пуль, они начали стремительно, как ловкие обезьяны, подниматься обратно по веревочной лестнице, а я подавал каждому руку при входе в башню. Наконец внизу остался один Нед. Он сильно дернул конец веревочной лестницы, чтобы проверить ее крепость.
Я получил бесценное наслаждение при взгляде на лицо этого матроса, когда его спасительный путь вдруг слетел вниз и рухнул у его ног. Все-таки в мести есть своя сладость.
– Невесело торчать снаружи, неправда ли, Нед? – крикнул я, перегнувшись через стену.
Он побагровел, как помидор, когда узнал меня на пятидесятифутовой высоте.
– А, американский бродяга, осмелился-таки наконец вылезти из султанского дворца! Я уж думал, ты и на сотню миль не подойдешь к честным британским морякам после того урока, что я преподал тебе в Иерусалиме! И теперь ты задумал оставить меня в этом рву, чтобы французы расправились со мной вместо тебя? – Сложив ладони рупором, он заорал: – Вот он, подлый трус, вот он!
– О нет, – запротестовал я. – Мне лишь хотелось, чтобы ты вспомнил о своем собственном подлом предательстве, хорошенько прочувствовал его вкус, да еще интересно было понять, хватит ли у тебя смелости встретиться со мной в честном поединке, не захлопывая передо мной ворота и не отсиживаясь в корабельном трюме.
От распиравшего его возмущения глаза Неда, казалось, готовы были вылезти из орбит.
– Встретиться с тобой в честном поединке! Да клянусь Богом, я порву тебя на клочки, жулик проклятый, если ты хоть раз наберешься храбрости, чтобы сойтись лицом к лицу, как мужчина с мужчиной!
– Только бандиты полагаются на размеры кулаков, Большой Нед, – крикнул я вниз. – Сразись со мной честно, скрестив клинки, как делают джентльмены, и я преподам тебе настоящий урок.
– Гром и молния, да с нашим удовольствием! Я готов сражаться с тобой на чем угодно: на пистолетах, костылях, дубинках, кинжалах или хоть на пушках!
– Я сказал, на клинках.
– Ладно, только дай мне подняться! И если мне не суждено удавить тебя, то уж я сумею раскроить твою башку!
Договорившись об удовлетворявшем меня дуэльном оружии, я отпустил веревку, удерживающую наверху лестницу, и позволил Неду вернуться в крепость Акры до того, как рассветные лучи сделали из него приметную мишень.
– Не забудь, что я проявил к тебе куда больше милосердия, чем вы все ко мне, – укоризненно сказал я, пока Нед сердито отряхивал пропыленную одежду.
– А я готов отплатить за милосердие, проявленное тобой в карточной игре. Давай скрестим клинки и покончим с этим делом раз и навсегда! Теперь я не соглашусь принять никаких отступных, даже если ты предложишь мне в десять раз больше!
– Мы встретимся в дворцовом саду. Что ты предпочитаешь, рапиры, шпаги или сабли?
– Сабли, разрази тебя дьявол! Они переламывают даже кости! И я приведу наших парней, чтобы посмотрели, как вы будете истекать кровью! – Он яростно взглянул на команду строителей, которые с интересом прислушивались к нашему разговору. – Никто еще не побеждал Большого Неда.
Мою готовность сразиться с таким детиной подогревали надежды на будущие выгоды. Франклин всегда подкидывал мне вдохновляющие идеи, и, работая в новой кузнице Иерихона, я прикинул, как этот филадельфийский мудрец мог бы использовать изобретательность вместо мускульной силы. Обмозговав все детали, я принялся за дело.
Мой простой тайный план имел целью сразу отбить у Неда охоту драться. Отсоединив деревянную рукоятку его абордажной сабли, я заменил ее на медную, сделал насечки, чтобы мой противник покрепче схватился за нее, отполировал и поставил на место. Металл ведь проводит электричество.
С моим оружием предстояла более сложная работа. Я высверлил в рукоятке паз, выложил его медью, увеличил обмотку для моей собственной добавочной изоляции и – как раз перед самым началом поединка – прижал конец медного стержня к широкому контакту сооруженной мной батареи. Заметив, что мой противник вошел во внутренний двор, я быстро двинулся ему навстречу со своей заряженной электричеством саблей.
Нед подозрительно прищурился.
– Чем это ты тут занимался, американский бродяга?
– Магией, – ответил я.
– Эй, так не пойдет, на сей раз я хочу честной схватки!
– Так за чем же дело стало? Давай скрестим клинки. Твоя сила против моего ума. Честнее и не придумаешь, верно?
– Итан, он же расколет вас, как щепку, – предостерег меня Иерихон, когда я готовился к поединку. – Это безумие. Любой ловкач проиграет силище Большого Неда.
– Честь требует, чтобы мы скрестили клинки, – произнес я с отрепетированным смирением. – Вне зависимости от его мастерства и силы.
Не буду спорить, очень опасно дразнить быка, но какой же матадор не взмахнет красной накидкой?
Я помедлил еще немного, давая возможность группе собравшихся моряков сделать ставки на мой проигрыш, – я перещеголял их всех благодаря ссуде кузнеца, рассчитывая, что вправе получить выгоду от всей этой суеты – а потом встал в защитную стойку на садовой дорожке, где мы решили сразиться. Меня согревала мысль о том, что сверху на нас смотрят обитательницы гарема, да и сам Джеззар, как я узнал, собирался взглянуть.
– Защищайся, хвастливый задира! – крикнул я. – Если я проиграю, то отдам тебе весь твой проигрыш, но если проиграешь ты, за тобой будет должок!
– Если ты проиграешь, я получу все, что мне причитается, превратив тебя в рубленый бифштекс!
Толпа с хохотом восприняла его шутку, и Нед горделиво приосанился. Потом он приблизился ко мне и сделал выпад.
Я парировал его удар.
Хотелось бы мне рассказать, как между нами произошел замечательный рыцарский турнир, мастерский танец с саблями, как ловко я противостоял его грубой силе и военной выучке. Но правда заключается в том, что соприкосновение двух клинков породило оглушительный, как от выстрела, треск и огненный фейерверк, заставивший зрителей с криками отскочить в сторону. Наши клинки всего лишь соприкоснулись, однако Нед рухнул на землю, словно его лягнул здоровенный бык. Его сабля, пролетев по инерции вперед, едва не попала в одного из приглашенных им приятелей, а сам он грохнулся на спину, как поверженный Голиаф, и, закатив глаза, застыл на земле. Сабля обожгла руку и мне, но изоляция резко снизила силу удара. В воздухе сильно запахло жареным.
Неужели он умер?
Я коснулся его концом клинка. Он дернулся, как одна из подопытных лягушек Гальвани.
Зрители совершенно онемели от страха.
Наконец по телу Неда прошла дрожь, он моргнул и зажмурился.
– Не трогай меня! – прохрипел он.
– Но разве ты не хочешь попытаться отыграться, Нед?
– Гром и молния, как тебе это удалось?
– Магия, – вновь повторил я, показав всем свою саблю. – Я честно выиграл в карты и так же честно выиграл этот поединок. Итак, кто еще хочет помериться со мной силой?
Все отступили от меня точно от прокаженного. Боцман потешно бросил мне кошель с собранными денежными ставками. Хвала Господу, многие британские моряки подвержены азарту.
Обалдело поматывая головой, Нед с трудом приподнялся О земли и сел.
– Никому еще не удавалось побить меня. Даже отец ни разу с тех пор, как мне стукнуло лет восемь или девять, не смог выпороть меня.
– Ну, теперь ты наконец убедился в силе ума?
Он тряхнул головой, пытаясь прояснить затуманенное сознание.
– Ты говорил, что за мной будет должок. Да, мистер, тебе известны какие-то тайные силы. Теперь я понял это. Тебе всегда удается выжить, хоть среди друзей, хоть среди врагов.
– Просто я пользуюсь своими мозгами, Нед. Если мы договоримся, то я и тебя научу тому же.
– Еще бы. Драк с тобой с меня хватит, уж лучше я буду служить тебе.
Еле-еле ему удалось подняться на ноги, но его еще сильно пошатывало. Я примерно представлял себе, какое странное покалывание он испытывает. Травматический шок от электрического удара.
– А вы все, – прохрипел он своим приятелям, – тоже послушайте меня. Лучше не ссорьтесь с этим американцем. Иначе вам придется иметь дело со мной. Мы с ним теперь товарищи, так вот.
Он заключил меня в медвежьи объятия.
– Не касайся клинка сабли, приятель!
– О да.
Он резко отскочил назад.
– Итак, мне понадобится твоя помощь в создании новой магической силы, но на сей раз против французов. Мне нужен сильный парень, который сможет крутить мое устройство, как сам дьявол. Ты способен на такое, Нед?
– Если ты не будешь трогать меня.
– Нет, мы же рассчитались, – подтвердил я. – Теперь будем друзьями.
Наступило временное затишье, французы, копошась как муравьи, прорывали ходы к стенам Акры, расставив по местам оставшиеся у них пушки. Они копали, а мы выжидали, с вялым, изматывающим осажденный город фатализмом. Началась Святая неделя, и в праздничном настроении Смит и Бонапарт решили устроить обмен пленными, захваченными в набегах и перестрелках. Джеззар, словно неугомонный мартовский кот, расхаживал по крепостным стенам, тихо призывая проклятия на головы христиан и всех неверных, а потом уселся в свое массивное кресло в угловой башне, стараясь собственным свирепым видом придать куражу унылым солдатам. Я корпел над электрической цепью, но мне приходилось несладко без помощи Иерихона, поскольку Мясник, Смит и Фелипо закидывали наш подвал срочными заказами новых партий оружия и снарядов. В ближнем бою на этих бастионах холодное оружие не менее важно, чем требующее перезарядки огнестрельное.
Большая нагрузка не позволяла толком отдохнуть. Наш металлург со смахивающим на ангела лицом стал более взвинченным, его глаза окружили темные тени. Французские орудия грохотали круглосуточно, Иерихон уже забыл, как выглядит дневной свет, и его все больше тревожила наша возрастающая близость с Мириам. Кроме того, этот безотказный трудяга излишне серьезно относился к порученной работе. Он колотил своим молотом и днем и ночью, когда мы с Мириам, разойдясь по разным углам арсенала, в изнеможении проваливались в короткий сон.
А посему именно кузнец разбудил нас в предрассветных сумерках двадцать восьмого марта, когда усилившаяся дробь французских орудий возвестила о надвигающейся атаке. От пушечного обстрела содрогались потолочные балки даже в глубинах дворцового подвала Джеззара. Нас осыпало облаками пыли, а огонь в горне от таких сотрясений запылал с новой силой.
– Французы решили испытать прочность нашей обороны, – неуверенно предположил я. – Не выпускай отсюда сестру. Вы оба представляете больше ценности как мастера по металлу, чем как мишени.
– А вы?
– Устройство еще не готово, но я пойду посмотрю, как можно использовать нашу цепь.
Время едва перевалило за четыре часа утра, и пандусы еще освещались факелами. Меня увлек вверх на стены поток турецких солдат и английских моряков, ругавшихся на разных языках. С верхнего парапета обстрел напоминал непрерывный раскатистый гром, иногда усиливаемый попаданием в кладку пушечных ядер или прорезаемый дикими воплями тех, над чьими головами они пролетали. Французская сторона озарялась вспышками света, показывающими, где стояли их пушки.
Смит со странной улыбочкой вышагивал за отрядом морской пехоты. Фелипо как безумный носился по стенам, общаясь с солдатами на причудливой смеси французских, английских и арабских слов, дополняемых страстной жестикуляцией при определении наводки городских пушек. На угловую башню подняли сигнальные фонари, чтобы обеспечить поддержку корабельной артиллерии.
Старательно вглядываясь в предрассветный мрак за стенами города, я не смог увидеть там вражеских отрядов. Позаимствовав чей-то мушкет, я наугад выстрелил в сторону французов, надеясь спровоцировать их на ответные выстрелы и таким образом определить местоположение противника, но эти вояки строго соблюдали дисциплину. Поэтому я пошел к башне вслед за Фелипо. Стены вздрагивали, как дерево под ударами дровосека.
Наши орудия тоже начали огрызаться в ответ, их вспышки пробивали кратковременные бреши в ураганном грохоте французской артиллерии, но также давали вражеским канонирам возможность прицелиться. Ядра полетели выше, а потом снаряд ударил по верхнему зубчатому краю парапета, и обломки камня разнеслись во все стороны, как осколки гранаты. Взорванная турецкая пушка покачнулась и рухнула, раздались вопли солдат, ослепленных взрывом.
– Чем я могу помочь? – спросил я Фелипо, старательно подавляя естественную дрожь в голосе.
От грохота орудий у меня заложило уши. Стены крепости и рва порождали эхо, усиливая громкость взрывов, а кроме этого в воздухе стояла едкая и одуряющая пороховая вонь.
– Позовите Джеззара. Он единственный человек, которого турки боятся больше, чем Наполеона.
Я с удовольствием ухватился за это поручение и, вернувшись во дворец, едва не столкнулся в покоях паши с Хаимом Фархи.
– Нам нужен ваш хозяин, чтобы подбодрить его солдат!
– Его нельзя беспокоить. Он в гареме.
Клянусь штанами Казановы, неужели этот правитель способен к оплодотворению в такое время? Но вскоре дверь, ведущая в верхние апартаменты, открылась и оттуда появился бородатый Джеззар с обнаженным торсом и сверкающими глазами, напоминая одновременно сатира и пророка Илию. Из-за пояса у него торчали два пистолета, а в руке поблескивала старая прусская сабля. Раб притащил ему проржавевшую средневековую кольчугу и плотную шерстяную поддевку. До того как он закрыл дверь, я успел услышать возбужденную трескотню и рыдания женщин.
– Фелипо нуждается в вашей помощи, – без надобности сообщил я.
– Наконец-то франки осмелились подойти поближе, теперь я вмиг перестреляю их, – пообещал он.
Когда мы взошли на башню, первые лучи рассвета озарили наблюдательный пункт Наполеона на зеленом холме. Британские корабли вошли в гавань Акры, как я заметил, но их огонь не доставал до атакующей колонны. Теперь я уже разглядел в неглубоких земляных траншеях копошащуюся массу людей, напоминающих гигантскую темную многоножку. Многие гвардейцы тащили лестницы.
– Они проломили стену башни над самым рвом, – доложил Фелипо. – Пролом небольшой, но если французы рванут на штурм, то турки дадут деру.
Ходило слишком много разных слухов о побоище в Яффе. И возбужденные ими наши османские союзники боялись не только сражаться, но и сдаваться.
Высунувшись за край башни, я взглянул на дыру, чернеющую над сухим рвом. Войти в нее французы смогут достаточно легко, но смогут ли они выйти?
– А что, если воспользоваться бочонком пороха? – предложил я. – Хватит даже его половины, а сверху дополнить гвоздями и обломками снарядов. Можно поджечь его и сбросить на них, когда они попытаются прорваться внутрь.
– Ай да американец! – с усмешкой воскликнул роялистский полковник. – У вас проснулись кровожадные инстинкты. Да, мы осветим этот путь для Корсиканца!
– Наполеон! – заорал Джеззар, забравшись на сиденье своего наблюдательного поста и красуясь там, как полотнище на флагштоке. – Сейчас мамелюки зададут тебе перцу! Я лично вздрючу тебя, как только что вздрючил десяток моих жен! – Пули свистели мимо, не задевая его, словно он был заговоренный. – Давай повесели меня, как мои наложницы!
Мы стащили его вниз.
– Если вы нарветесь на пулю, мы все погибнем, – увещевал его Фелипо.
Мясник сплюнул.
– Вот что я думаю об их меткой стрельбе. – Полы его кольчуги ритмично покачивались при ходьбе, а сам он с напыщенным видом отправился обходить этажи башни, укрепляя решимость своих солдат. – Не думайте, что я не вижу, как вы сражаетесь!
Вскоре сероватый свет пронизали солнечные лучи, и я увидел, насколько поторопился Наполеон со своей атакой. Траншеи были еще слишком мелкими, что уже лишило его пары десятков солдат. Из-за недоделанных земляных работ также вышли из строя несколько пушек резервной батареи, а старый акведук, взорванный попаданиями наших ядер, осыпал каменными обломками сгрудившиеся под ним отряды. Кроме того, их штурмовым лестницам до смешного не хватало длины.
Тем не менее на ветру вдруг затрепетал триколор, голоса слились в ликующий ор, и французы ринулись в атаку. Из стремительное наступление, как обычно, проходило с редкостным воодушевлением.
Впервые я видел их безрассудную храбрость с другой стороны, и зрелище это было устрашающее. Людская многоножка приближалась к крепости, с пугающей быстротой заполняя землю между окопами и рвом. Турки и английские моряки попытались снизить темп их продвижения орудийным огнем, но опытные французы устроили прикрывающий обстрел, вынудив наших стрелков попрятаться в укрытия. Мы подстрелили всего нескольких пехотинцев. Добежав до края рва, первые ряды съехали на каменистое дно. Их лестницы были слишком коротки – предварительную разведку провели наспех, – но первые храбрецы, оказавшись внизу, быстро связали вместе пары коротких лестниц, и их товарищи тут же последовали за ними. Остальные палили через ров по образовавшемуся в башне пролому и подстрелили несколько наших защитников. Османские отряды начали падать духом, воздух огласился стонами и причитаниями.
– Молчать! Что это вы расхныкались, как бабы! – взревел Джеззар. – Вам хочется узнать, что я сделаю с вами, если вы обратитесь в бегство?
Французская пехота уже приставляла связанные лестницы к другой стороне рва. Но их концы все равно не доставали до большого пролома на несколько футов, непростительный просчет. Наступил момент, когда они могли бы залезть наверх и ухватиться за провисшую цепь. Без электрического заряди она помогла бы им забраться в город, и тогда Акру могла ждать ужасная участь Яффы. Но при наличии заряда…
Самые храбрые турки еще высовывались в бойницы, стреляя или швыряя обломки камней, но при этом в них неслись точные пули французских стрелков, выстроившихся на другой стороне рва. Один из защитников с воплем повалился на дно. Я сам начал палить из мушкета, проклиная его неточность.
Несколько османцев бросили свои орудия. Английские моряки не смогли остановить этих охваченных паникой отступников. Решив пресечь бегство, с башни спустился Джеззар, грозно размахивая прусской саблей.
– Чего перепугались? – заорал он. – Их лестницы слишком коротки! Они не смогут забраться в город! – Он перегнулся через стену, разрядил в атакующих оба пистолета и сунул их турецкому защитнику. – Не будь бабой, займись делом! Перезаряди их!
Его люди, оживившись, вновь начали стрелять. Они боялись французов не меньше, чем свирепого гнева Джеззара.
А потом с башни полетел пылающий метеор.
Я догадался, что наконец сбросили бочонок пороха. Ударившись о фундамент башни, он отскочил в ров и взорвался.
С оглушительным грохотом в воздух взлетело лучистое облако щепок и металлических осколков. Наступление гренадер замедлилось, ближайших солдат разнесло в клочья, многие получили серьезные ранения, но большинство просто оцепенели от мощности взрыва. Люди Джеззара возликовали и с новыми силами начали стрелять в ошеломленных французов, вызвав панику в их рядах.
Таким образом, атака закончилась, не успев толком начаться. Из-за собственной артиллерии, лишенной возможности стрелять на близкие расстояния из-за опасности угодить в своих же солдат, из-за коротких лестниц, слишком маленького пролома и вдруг укрепившегося мужества защитников французы попусту израсходовали наступательный порыв. Атакующие развернулись и начали выбираться из рва теми же путями, что спустились.
– Ну что, видите, как они улепетывают! – крикнул Джеззар своим воинам.
И в подтверждение этому турецкие отряды начали изумленно кричать, обретая новую веру в свои силы. Беспощадные франки отступали! Значит, на самом деле они вовсе не являются непобедимыми. И с этого момента турецкий гарнизон исполнился отважной уверенности, и эта уверенность будет поддерживать его в предстоящие долгие и смутные недели осады. Несокрушимость крепостной башни вдохновит не только Акру, но и всю Османскую империю.
Когда солнце наконец достигло вершин восточных холмов и залило ярким светом поле битвы, ужасные потери стали очевидными. На поле боя осталось около двух сотен убитых и раненых, а Джеззар даже не думал снижать силу огня, чтобы позволить французам помочь пострадавшим. Целый день под стенами раздавались мучительные стоны, и многие умерли до того, как ближе к ночи выживших смогли наконец оттащить в безопасное место.
– Мы проучили франков, показав, какое гостеприимство оказывает Акра незваным гостям! – ликующе произнес Джеззар.
Но Фелипо не испытывал особой радости.
– Я знаю Корсиканца. Это была лишь пробная вылазка. В следующий раз удар будет гораздо сильнее. – Он повернулся ко мне. – Пора бы испробовать ваш электрический фокус.
Неудача первой атаки Наполеона оказала прекрасное воздействие на гарнизон. Близко к сердцу приняв успешный отпор, османские солдаты впервые восприняли свой долг не с былой фаталистической покорностью, а с гордой решимостью. Франков можно победить! Непобедим Джеззар! Аллах услышал их молитвы!
Английские моряки, напротив, отрезвели. Многочисленные победы на море побуждали их свысока смотреть на «лягушатников». Храбрость французских солдат, однако, произвела сильное впечатление. Бонапарт не собирался снимать осаду. Его отряды с удвоенной силой принялись углублять и расширять сеть окопов. А моряки чувствовали себя на суше как выброшенные на берег рыбы. Французы понаставили чучел, чтобы спровоцировать выгодную им стрельбу, и выкапывали наши снаряды, чтобы стрелять ими по нашей же крепости.
Положение города осложнялось убежденностью Джеззара в наличии в Акре христианского заговора против него, несмотря на то что атакующие французы после революции встали на путь атеизма. Несколько дюжин подозреваемых, помимо двух пленных французов, по его приказу сунули в мешки и сбросили в море. Смиту и Фелипо удавалось обуздывать ярость этого паши не лучше, чем Наполеону удалось удержать своих солдат от разграбления Яффы, но многие англичане пришли к выводу, что их союзник неуправляемый безумец.
Неугомонная враждебность Джеззара не ограничивалась последователями Христа. Салих-бей, каирский мамелюк и давний заклятый враг, покинувший Египет после победы Наполеона, прибыл к Джеззару с предложением объединить силы в борьбе с французами. Паша сердечно приветствовал его, угостил отравленным кофейком, и менее чем через полчаса после прибытия его труп выбросили в море.
Большой Нед убедил своих товарищей довериться «колдуну» – то бишь мне. Он уверял всех, что тот же трюк, что помог мне победить его, человека вдвое превосходящего меня в размерах и силе, поможет нам победить и Наполеона. Поэтому по нашему указанию моряки соорудили на скорую руку два деревянных ворота с обеих сторон от главной башни. Цепь должна была висеть, как гирлянда, по наружному фасаду, а ее длина регулировалась с помощью этих подъемников. Потом я перенес лейденские банки и заряжающие устройства на средний этаж башни, где находились те самые ворота для вылазок, через которые я бросил вызов на дуэль Большому Неду. Соединительным проводом между медным контактом лейденских банок и большой цепью служила короткая цепочка с крюком.
– Когда они начнут атаку, Нед, ты должен крутить рукоятку, как сам дьявол.
– Уж будь спокоен, мистер, я устрою этим лягушатникам фейерверк почище, чем в День всех святых.
Мириам помогла собрать наше изобретение, ее ловкие пальцы идеально справлялись с тонкими соединениями банок. Неужели древние египтяне знали и о таком волшебстве?
– Хотелось бы мне, чтобы старина Бен посмотрел на эту красоту, – заметил я, когда мы как-то вечером сели отдохнуть в башне, а металлические детали нашего волшебного устройства поблескивали в тусклом свете, проникавшем сквозь узкие стрельчатые окна.
– Кто такой старина Бен? – тихо спросила она, привалившись к моему плечу.
Мы сидели рядом на полу, и такая физическая близость уже не казалась чудесной, поскольку я мечтал о большей.
– Американский мудрец, один из основателей нашего государства. Он был франкмасоном, знал историю ордена тамплиеров, и кое-кто полагает, что на основе их воззрений он и создал наши Соединенные Штаты.
– Каких воззрений?
– В общем, я точно не знаю. Вероятно, они связаны с тем, на каких законах должна строиться жизнь страны. На какой вере.
– А во что верите вы, Итан Гейдж?
– Такой же вопрос задавала мне Астиза! Неужели об этом спрашивают все женщины? Я в итоге поверил в нее, и как только поверил, то сразу же потерял.
– Вы тоскуете по ней, верно? – сказала она, печально взглянув на меня.
– Как и ты, очевидно, тоскуешь по своему погибшему на войне жениху. Как Иерихон тоскует по своей умершей жене, Большой Нед по Малышу Тому, а Фелипо по монархии.
– Поэтому все мы здесь отмечены печатью скорби. – Она помолчала немного, а потом добавила: – А знаете, Итан, во что я верю?
– В христианские каноны?
– Я верю в уникальность, утверждаемую церковью.
– Ты имеешь в виду Бога?
– Я имею в виду, что в нашей безумной жизни существует нечто совершенно особенное. Я верю, что в жизни каждого человека бывают редкие моменты, когда мы чувствуем уникальность всего окружающего мира. Большую часть времени мы глухи и слепы, замкнуты в своем одиночестве, как цыпленок в яйце, но порой нам удается пробить скорлупу и выглянуть наружу. К блаженным праведникам часто приходят такие откровения, а к грешникам – никогда. Но когда это удается – когда осознаешь вдруг истинную самобытность, гораздо более реальную, чем все кошмары нашей обыденной жизни, – то все становится приемлемым. И я верю, что если удастся найти полного единомышленника по такой вере, того, кто так же пытается пробить ограничивающую нас яичную скорлупу… В общем, тогда совместными усилиями эти двое, вероятно, смогут полностью избавиться от скорлупы. А это самое большее, на что мы можем надеяться в этом мире.
Меня пробрала внутренняя дрожь. Неужели эта чудовищная война, в прошлом году поймавшая меня в ловушку, обернулась фальшивыми мечтами, заключив меня в непробиваемый панцирь? Знали ли древние, как выбраться из такой ловушки?
– Я не знаю, испытал ли хоть раз такой удивительный момент. Разве это означает, что я закоренелый грешник?
– Грешник никогда не признался бы в этом, даже самому себе. – Ее рука коснулась моей заросшей щетиной щеки, а глаза блеснули, как морская пучина за рифом в Яффе. – Но когда такой момент придет, вы должны понять его, чтобы узреть иной свет.
И тут она поцеловала меня, впервые с настоящей страстью, ее жаркое дыхание воспламенило меня, она пылко прижалась ко мне, дрожа всем телом.
