Текст книги "Болеутолитель"
Автор книги: Уэйн Сэлли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 20
Чрэнсис Мадсен Хейд, сидя в спальне, слушал кассету Бадди Холли и беседовал с Отцом. Точнее, говорил только Хейд, Отец говорить не мог, Отец теперь всегда лишь улыбался, потому что избавился от боли. От своей личной, персональной боли.
Отец всегда улыбался, потому что две трети головы, все что выше нижней губы, у него отсутствовало. Все это растворилось в его Сыне. Вот мое тело, и отдаю его тебе.
– Я чуть не попался, Отец, но все обошлось, – признался Хейд, – Пришлось ШЕ-ВЕ-ЛИТЬ-СЯ, шевелиться.Шевелись, не то проиграешь. Или делай, или слезай с толчка, как ты говорил мне, когда учил играть в покер, помнишь?
Он засмеялся, вспомнив первое очищение, сопровождавшееся опорожнением кишечника. Или делай, или слезай с толчка.Он хихикал от удовольствия, голова приятно кружилась; он сидел здесь в спальне с тем, кого любил. Припомнилось, как выходил из него тот, первый, как… как техасская нефть. Ну что ж, понятно, первый раз он и есть первый.
Из газет он узнал, что те двое первых, которых он не смог переварить, были жуликами. А Отцу жулики не нужны. Да, он совершил ряд ошибок, но он ведь только учится. Даже Иисус делал ошибки.
– Но зато на этот раз я могу плясать от радости, Отец.
Хейд с улыбкой взглянул на распятия, висевшие на стене, изящно украшенные символы любви Сына к своему Отцу. Кресты, на которые когда-то ложилась тень от лохматой головы этого Отца.
– Да, именно плясать. Первая и последняя пляска святого Витта. Потому что этот случай оказался удачным…
Он вновь вспомнил телевизор в баре «Месси» на углу Деймен и Аугусто-бульвар, 20 января 1981 года. Для всех остальных жителей города и страны он стал днем освобождения американских заложников в Иране. Для Хейда – днем, когда Джеффри Ди Муси признался, что по его вине случился пожар, унесший множество жизней однокашников Фрэнсиса.
Теперь уже он почти позабыл вонь гари того пожара. Но вот тухлый запах останков дяди Винса, Отца, переполнял его ноздри. Интересно, подумал он, когда же его немногочисленные соседи по дому начнут жаловаться на запах, и начнут ли вообще?
– Да, этот случай оказался удачным, – повторил он тихо.
Винс Дженсен наверняка подмигнул бы ему в знак одобрения.
Если бы у него остались глаза.
* * *
Позднее Хейд с трудом пытался выдавить из себя хоть что-нибудь, утомив свои кишки. Джин, который он пил прямо из бутылки, стекал по подбородку и груди.
Старушка вела праведную жизнь: ни одного ее кусочка он не мог теперь из себя выдавить.
Он сделал еще одну попытку добиться облегчения. Его обширные ягодицы с такой силой надавили на желтоватый унитаз, что, казалось, он вот-вот треснет. Наконец вывалилась миниатюрная колбаска фекалий.
Хейд свесил вниз голову, при этом крестик, который он носил на груди, выскочил на цепочке из-за пазухи. Он тоже был залит джином.
Фрэнсис уснул на толчке, со спущенными штанами. Во сне Отец направил его руки к тому месту, которое было так знакомо им обоим.
Глава 21
Парень, который вслед за Тремалисом вошел в мужской туалет «Марклинна», поставил его в тупик первой же своей фразой. Он сказал:
– Ни в коем случае не пейте из этого крана.
Виктор повернулся и, увидев перед собой молодого человека в нелепой маске, подумал: «Так, чудеса продолжаются».
– Обезопасить себя от инфекционного заболевания не менее важно, чем защититься от наркоманов и подонков, шляющихся по улицам и готовых убить и расчленить собственных бабушек ради одного укола, который позволил бы им еще на один день погрузиться в извращенное подобие бессознательного состояния.
Все это было сказано на одном дыхании.
– Ну, в общем-то это правильно, – Тремалис тихонько двинулся к двери, забыв зачем пришел в туалет.
Может быть этот парень гордится своим уродством и поэтому склонен к проповедничеству? У него была довольно заметная хромота; Тремалис вспомнил супергероев из одной серии комиксов. Каждый персонаж обладал собственной «мощью», например «Ядерная Мощь» или «Компьютерная Мощь». Он представил себе фигуру этого парня, поперек спины которой шла бы надпись объемными черно-белыми буквами: «Это и есть Американская Мечта. Посмотрите, как он шагает с ЗАМЕТНОЙ ХРОМОТОЙ! Несмотря ни на что, у него все О’КЕЙ.»
Тремалис тут же испытал чувство вины за такие мысли. Ему вспомнился плакат, который он видел на стене в конце семидесятых. Нил Эдамс в роли Супермена в окружении дюжины детей-калек.
Он не мог себе представить жизнь множества прикованных к дому или к инвалидному креслу людей, если бы не было Бэтмена, Супермена и других, позволявших им забыть свои собственные кошмары.
Американская Мечта повернулся к зеркалу и изобразил гримасу. Над вязаной полумаской у этого человека еще возвышался желто-оранжевый колпак для чайника: парень носил его вместо капюшона, завязки свободно свисали до плеч.
Все еще глядя в зеркало, это чудо представилось:
– Я – Американская Мечта. Известен также как Эйвен Шустек.
Тремалис не понял: к нему обращается тот или же он стал свидетелем шизофренического диалога. Он уже приоткрыл дверь, и тут Американская Мечта положил руку ему на плечо.
– Погоди-ка, – шепнул он, – Разговор еще не кончен. Майк Серфер рассказал мне про тебя.
Прежде чем Тремалис успел что-нибудь ответить, парень продолжил:
– Обожди секунду, – пробормотал Американская Мечта, задирая кверху свой свитер. Красным по серому на нем было выведено «Адская Кухня Нью-Йорк-Сити». Как признание, написанное губной помадой. («Остановите меня, прежде чем я совершу новое убийство». Такую надпись сделал один студент колледжа в 1946 году, прежде чем расчленить шестилетнюю девочку.) Под свитером Шустек носил рубашку цвета морской волны с надписью: БЛЮБЕРРИ-ХИЛЛ, Сент-Луис.
– Важно, чтобы люди думали, что ты из другого штата, – таинственно пояснил он.
Истертая веревка, покрытая темными пятнами, возможно крови, а скорее всего – грязи, была продета сквозь ременные петли джинсов Американской Мечты. Веревка была завязана двойным узлом.
Ко всем ременным петлям были прикреплены маленькие пластиковые мешочки, раскачивавшиеся как миниатюрные маятнички. В них содержалось множество таблеток и пилюль. Некоторые из мешочков были пустыми, другие же были набиты лекарствами, как щечки белки – орехами.
Шустек привел в порядок одежду.
– Я считаю, что могу положиться на тебя в этом деле, – заявил он.
Он на цыпочках подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее. Тут Тремалис, наконец, увиделРив Тауни, и голова его закружилась.
– Я ведь могудоверять тебе, правда?
– Да, конечно. Скажи-ка, вон та девушка…
– Ты сможешь познакомиться с ней. Но учти… если ты только ПОДУМАЕШЬ рассказать кому-нибудь… ОСОБЕННО грозному Человеку-С-Восьмой-Улицы.Но нет, конечно ты не поддашься этому дьявольскому отродью. Ты выглядишь более решительным, чем обычный человек.
– Благодарю, – Тремалис чувствовал себя в положении человека, которого остановил на улице вооруженный ножом псих и спрашивает, за кого он болеет – за «Волчат» или «Забияк».
– Ты друг Майка Серфера, – повторил он. – Он поручился за тебя.
Кто еще, черт побери этот Человек-С-Восьмой-Улицы? Вся Восьмая состоит из двух кварталов!
– Я охраняю этот город от него самого и еще от всех нормальных людей в нем. Напомни, чтобы я принял свой хелдол через пятнадцать минут. Да, и еще скажи мне, какое обращение ты предпочитаешь – Виктор или Вик. Меня опять расстроили мысли о моем заклятом враге.
– О твоем заклятом..?
– О грозном Человеке-С-Восьмой-Улицы, разумеется. Иногда, во тьме ночи, когда неоновый свет наполняет меня пороками, я думаю, что он один в ответе за мое такое существование.
Он притронулся к своей веревке на поясе.
– Запасной ремень. Бэтмену всегда необходим такой. Он носил… и будет носить бронежилет и будет метать острые, как бритва, батаранги в своих врагов. Этого следует ожидать и в будущем.
Он кивнул в знак того, что его откровения окончены. Затем пальцы его принялись развязывать один из узелков на ременной петле, и, наконец, он извлек на свет кроваво-красную таблетку.
– Таблетка от стресса, – пояснил он, глотая ее сразу. Тремалис догадался, что именно так должен борец с преступностью глотать таблетки – не запивая. Можно предположить, что Американская Мечта никогда не отправляет большую или малую нужду, чтобы не отвлекаться ни на миг.
– Необходимо подкреплять организм железом, – продолжал пояснять Шустек. Тремалиса начинала забавлять мысль о том, что он, похоже, имеет шанс стать доверенным лицом Американской Мечты. Он не знал, что одно время у Американской Мечты был воображаемый партнер по имени Слепое Правосудие.
– Сегодня я должен быть на страже. Здесь один парень, Сейдж, все пытается заставить меня сесть, чтобы он мог научить меня дзен-медитации, но я нахожу свой режим куда более важным. Я никогда не подвергаю сомнению чужие убеждения, но по-моему Чикаго слишком далеко от Востока. А Индиана совсем не Индия.
– Так что же ты все-таки хотел мне сказать? – Тремалис постарался говорить ровно и спокойно.
– Я хочу, чтобы ты помог мне найти Болеутолителя.
Глава 22
– Видишь ли, Майк Серфер любит читать детективы, – сказал Тремалису Американская Мечта, когда они выходили из туалета, – я же хожу повсюду, прислушиваюсь и обнаруживаю то, чего он узнать не может. У него ведь всегда в мозгу знаешь, что?
– Догадываюсь, – ответил Тремалис, осматривая комнату и пытаясь найти женщину, которую заметил. Майк Серфер катился к ним, при этом шунт у него на шее подпрыгивал. Негр широко улыбался.
– Рад, что ты пришел, Вик! – рука Майка дрожала, когда он положил палец на шунт, чтобы говорить. – Я задержался наверху, а когда спустился, Колин сказал мне, что ты в туалете.
Тремалис чувствовал себя полным идиотом. А Серфер как будто бы и не сверлил его укоряющим взглядом пять минут назад и не бросал напрасных обвинений.
Тремалис подумал, что Майк, похоже, только что плакал.
– Я там увидел одну книжку, которую читал Реджи Гивенс, – продолжал Серфер, предвосхищая вопрос. – Он ушел отсюда как раз перед тем, как тот, первый парень, дал себя убить. Чем больше я об этом думаю, тем больше подозреваю, что он мог встретиться с Болеутолителем. Мне нужно было просмотреть старые детективы; когда я читаю про Стива Кареллу, то получаю большое удовольствие, – голос его в конце забулькал.
Тремалис подумал было, что его новый приятель выпил, а может стало действовать какое-то психотропное лекарство – было похоже, что он мгновенно забыл про исчезнувшего друга, о котором беспокоился.
– Скажи-ка, Эйвен представил тебя Рив?
– Я как раз собирался это сделать, Майк.
Теперь Тремалис понял, наконец, насколько юн Эйвен Шустек на их с Майком фоне. Виктор заметил, что парень убрал лыжную маску.
– Она сегодня единственная дама среди нас, поскольку Бабуля навещает родственников, а Кэт Таунсенд на этой неделе в Огайо, – губы Серфера в уголках слиплись. – Вот она, возле радио.
Он посмотрел туда, где Рив Тауни вставляла кассету в чудовищно вопящий аппарат – «радость гетто», который называли еще «бум-бокс». Виктор пытался сохранить спокойствие. Как это ни нахально, первая его мысль была о том, что Рив может уйти отсюда вместе с ним, поскольку он теперь – друг Майка и этого типа, Американской Мечты.
Звучала песня, вполне соответствовавшая настроению празднества «Город серфинга».
«… Пробежимся с тобой
До Косы Мертвеца…»
Тремалис обнаружил, что мычит мелодию себе под нос. Американская Мечта заметил, что Рив все еще не сняла куртку.
– Где же мои манеры? – встревожился Шустек. – Я обязан был помочь тебе снять верхнюю одежду, – сказал он, подходя к Рив.
Тремалис оставался на месте до тех пор, пока Серфер не махнул ему рукой:
– Иди туда, парень.
Американская Мечта представил гостя девушке.
– Рив Тауни, Виктор…
– Трембл. Вик Трембл, – вмешался он.
Американская Мечта взял куртку девушки и пошел к вешалке.
– Приятно познакомиться, – улыбнулась Рив. Тремалис растерялся, смутился и промолчал. Вот так с ним всегда!
– Мне нужно подобрать музыку, – сказала девушка.
Он наблюдал, как движутся ее маленькие груди под майкой. Прическа у Рив была в стиле «мальчик-паж», который вновь стал популярным в журналах мод. Пластмассовый обруч аккуратно прижимал ее волосы, черные и гладкие; при взгляде на них Тремалис вспомнил почтовую открытку с изображением пологого берега реки ночью. А вот ее прелестный задик он ни с чем не мог сравнить. Поэт Нельсон Элгрен назвал бы его фатальным. А создатель детективных романов Элмор Леонард просто сказал бы «симпатичное седалище». Виктор Тремалис ничего придумать не мог, но весь обливался потом.
Он увидел все ее отражение. На ее белой майке было зеленое изображение Джокера, Шутника (в 1989 году отмечалось 50-летие Бэтмена, и Джек Николсон должен был сыграть роль его заклятого врага в новой версии; зеленоволосый, бледный, одутловатый психопат шел теперь нарасхват. Тремалис, однако, подумал, что она носит эту майку, чтобы доставить удовольствие Американской Мечте).
Ухмыляющееся лицо Шутника искажалось на левой стороне майки, а грудь Рив делала «вдовий мысик» в волосах злодея особенно выступающим. Правую сторону майки заполняли разноцветные «ха-ха-ха». Глаза Шутника были испещрены красными прожилками. У Рив Тауни глаза были ясные карие, и Тремалис подумал, что она носит мягкие контактные линзы.
Она сменила кассету. Фрэнк Синатра пел о том самом летнем ветре, который все не унимается. Отдельные пряди ее черных волос выскользнули из-под обруча и упали на наморщенный лоб. В следующей песне сообщалось о том, как же это приятно – понежиться под теплым солнцем Калифорнии.
(Ну, что ж, отправляюсь на Запад, в родные места).
Рив, без сомнения, изумительно выглядела бы на пляже. Но она и здесь была хороша. Губы не подкрашены, длинные ногти без лака.
На другом конце зала О’Нил своими обрубками отбивал ритм на обивке дивана. Майк Серфер возле стола Натмена чистил свой шунт.
(где дни коротки, зато длинные-длинные ночи, где люди гуляют, и я буду гулять).
«Рив, опять Рив, Риив-ви», – произнес про себя Тремалис. Ее длинные ноги прекрасно выглядели и в стираных джинсах. Но ему бы, конечно, они больше понравились на пляже. Загорелые ноги, загорелые лицо и левая рука. Сейчас бледные, но уже в первую неделю мая на них будет загар. А вот ее правая рука вряд ли покроется загаром, подумал он. Скажем, его треугольный рубец – подарок няни, даже в разгар лета оставался белым.
Особенно сильное возбуждение он ощутил, уставившись на атрофированную штуку, свисавшую с ее правого плеча. Это была ее правая рука, но мышцы так ссохлись, как будто ее слишком долго держали в микроволновой печи.
Тремалис зачарованно следил за тем, как ее атрофированное предплечье дернулось кверху, ладонь была не больше кукольной. Рывками, через пятисекундные интервалы, рука поднялась на уровень ключицы. Она как будто нерешительно пыталась стереть с себя лицо Шутника.
За это Тремалис полюбил ее.
Тут она посмотрела на него, и Виктор очень испугался, что покраснеет.
Там, за стенами холодный ветер вонзался в его спину и искал себе прибежища на ночь. Улицы опустели, на них остались только бродяги и торговцы наркотиками.
А в «Марклинне»:
«Где веселятся они
Под теплым солнцем Калифорнии…»
Глава 23
Чувствуя, что он все-таки чего-то добился, познакомившись с девушкой, Тремалис отошел к Майку Серферу. Беседа не клеилась: Майк, похоже, испытывал очередной приступ боли, а Тремалис неотступно думал о Рив, особенно с того момента, как нафантазировал себе ее уродство. Серфер, наконец, сказал, что, пожалуй, отдохнет возле комнатных растений. Тремалису стало немного стыдно за то, что сам он не умел расслабляться.
Американская Мечта и Рив подошли к бильярдному столу посмотреть на игру Зуда с Карлом. Местный хроникер «Марклинна» почесывал бородку, а его кривая бровь поднялась углом кверху, когда рыжий положил «девятку» в дальнюю правую лузу.
Тремалис подошел поближе. Аромат кожи Рив буквально сводил его с ума. Волосы ее были для него, как ночь; глаза – две сферы успокоения, которые смягчали его боль. Когда она говорила, он отводил взгляд на комнатные растения. Потом снова смотрел на ее лицо.
– Нам нужно как-нибудь ночью выйти на дежурство вместе, – сказал ему Американская Мечта.
– Прекрасно, что ты был так добр к Майку, – заметила Рив. Голос ее звучал как-то неуверенно, хотя никто из молодых людей сегодня не пил спиртного. И все же атмосфера была пьянящей.
Виктор давно не видел ни одной женщины с физическим уродством – как ему хотелось – как будто они спрятались за закрытыми дверями в тихих пригородах. И теперь страстно воображал уродство у Рив.
– Майк сказал, что у тебя проблемы с мышцами, – заговорила она.
– Никто не… понимает моей болезни, – ответил он, низко опустив голову, как будто его вызвали к директору школы за то, что он бросался снежками. – Врачи не поставили мне точный диагноз. Боли в спине, спазмы шеи, такие вот вещи. Так что, как…
Он остановился, ему хотелось сказать «так же, как и у тебя».
– Скорее всего, твои врачи просто были некомпетентны и предложили тебе обратиться к психоаналитику, чтобы тот прикрыл их ошибки, – высказал предположение Американская Мечта, стоявший у дальнего конца бильярдного стола. – Нечто подобное случилось и со мной.
Он попал прямо в точку, но зачем же подавать это так, чтобы их можно было сравнивать? Парень в самодельных доспехах почесал кожу под браслетом на левой руке. Звук был примерно такой же, какой издает дешевая расческа, когда ею проводят по голове мертвеца во время подготовки к похоронам.
– Невропатолог еще четыре года назад сообщил, что мои симптомы носят психосоматический характер и прислал счет на четыреста восемьдесят долларов, – сказав это, Тремалис удивился, с чего это он так разоткровенничался. Может быть, Рив Тауни и любила копаться в грязном белье, но он в этом не был уверен.
– А я все еще посещаю психиатра, – сказал Американская Мечта. Тремалис подумал: интересно, откуда он берет деньги.
– Я получаю пособие по инвалидности из фондов штата, – ответил Американская Мечта, и Тремалис решил, что вдобавок тот еще и телепат. – Он работает в «Гэрланд-Билдинг» на Уобо-авеню, Курт Вагнер, доктор медицины.
Рив спросила Тремалиса:
– Скажи, Вик, как твои проблемы со здоровьем влияют на твои отношения с окружающими? Конечно, люди наверняка говорили тебе, что ты – симулянт. Но я не увидела, чтобы ты проявлял свою слабость.
Подожди, мы окажемся на улице, и я так обниму тебя… – вот, что он хотел ей ответить.
– Если позволишь спросить…
– Я всегда чувствую себя на грани, – перебил он. На помощь ему пришел образ ее высохшей руки. – Знаете, больше всего это похоже на то, когда берешь за верх банку майонеза из холодильника и какую-то долю секунды думаешь, что крышка плохо завернута, и ты уронишь банку, а затем внезапно понимаешь, что все держится крепко. Банка не упадет. Ни пятна, ни осколков – ничего этого не будет. Но вечно есть эта самая доля секунды.
– О Боже, – воскликнула Рив, широко раскрыв глаза, – прекрасная аналогия!
– Мне почти всегда это приходит в голову, – сказал Тремалис, – помогает справиться с ситуацией, как акробату на проволоке на большой высоте.
– Это зависит от размера банки с майонезом, – сказал Американская Мечта, соединив философию с рыночным здравым смыслом.
– И это прекрасная мысль, Эйвен, – ответила Рив, снова поворачиваясь к Тремалису. – Забавно, что ты упомянул проволоку. Мне всегда кажется, что я падаю головой вниз с высокого здания и слышу, как ветер свистит в ушах, и по мере приближения удара о землю, я сосредотачиваюсь на всех этих лицах и шляпах, которые разбегаются из моего «воздушного коридора» так, чтобы я не забрызгала их своими мозгами.
Она скорчила гримасу, либо оттого, что представила себе эту сцену, либо, сожалея, что представила ее.
К счастью, он не решился описать ей свой истинный взгляд на жизнь: как будто Бог держит у его виска пистолет и заставляет под его дулом сосать член у этого мира. А когда мир этот или, быть может, один лишь Чикаго – задрожит в судорогах оргазма, тогда милосердный Господь, не видя больше смысла в его дальнейшем использовании, спустит курок и разнесет его голову на мелкие части.
Майк Серфер теперь смотрел в его сторону, и Виктор подумал – да, это так, именно так.
И тут вдруг все повернулись в одну сторону, и Виктор увидел двух полицейских, входивших через парадную дверь. Звучала песня «Поездка вокруг озера»: звуки ее перекрыли скрип входной двери.
