Текст книги "Болеутолитель"
Автор книги: Уэйн Сэлли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 35
Рив Тауни познакомилась с методом «мозгового штурма» еще во время учебы в Иллинойском университете. В университетском городке они садились кружком на лужайке вместе с профессором Симмонсом, обсуждали – и успешно – самые разные проблемы.
Отдел убийств прибегал к методу «мозгового штурма» в тех случаях, когда весь город начинал сходить с ума.
Мэфер с Коновером подъехали к пустынной стоянке недалеко от своего участка. Там уже были две патрульные машины, а также «Додж», принадлежавший детективу Реми Петитту. Встреча была назначена в излюбленном месте отдыха Петитта и Дейвса, баре «Собачьи дни Лоудена», который работал до четырех утра.
– У них тут играет хэви-металл группа «Вдовы из Уайтчепеля», – сообщил Коновер, желая похвастаться перед Рив своей осведомленностью. – Каждый из участников носит имя одной из жертв Джека Потрошителя.
Встретивший их внутри Дейвс раздал всем полицейским хрустящие конверты.
– Вот какие дела, ребята, – сказал он, потирая глаза, как будто в них попал песок. – Знакомьтесь: Перри Контент, – он представил остальным молодого полицейского. У Контента были песочного цвета усы и большие очки.
– Эти двое с нами, лейтенант – Рив Тауни и Эйвен Шустек. Они знают всех обитателей приюта для инвалидов на Рэндольф-стрит, – Представляя Рив, Коновер слишком долго смотрел на нее, и Рицци отметил это.
– Мы встречались. В тот вечер, когда были обнаружены останки старой женщины, – Рицци сказал это довольно резко, – Пожалуйста, повнимательнее изучите эти бумаги.
Дейвс продолжил:
– Контент и Бен Кристофер прямо не связаны с нашим делом, но они обнаружили на Солт-стрит останки одного пьянчужки, и мы тут можем кое-что сопоставить. – Дейвс поерзал в кресле. – Ну а Петитта вы, ребята, знаете.
Модная ковбойская шляпа прикрывала лысину у детектива с бородой, маленького француза из Луизианы.
– Кристофера сейчас нет в городе, – сказал Контент.
– Счастливый. Где-то развлекается с девушками на Рождестве, а мы тут… – вздохнул Рицци.
– Да уж… – согласился Контент.
– Ну, хватит, ребята, – остановил их Морисетти.
– Да, правильно, – сказал Дейвс, – хотя и Рождество, но мы должны срочно разобраться в этой серии убийств, так что девушки на потом.
С этим никто не стал спорить. Морисетти и Мэфер вынули свои блокноты, а остальные, несмотря на шуточки, продолжали между тем изучать содержимое кремового цвета конвертов, которые пустил по рукам Дейвс.
– Ну, кто первый? – спросил Дейвс.
– Может быть он – голубой? – предположил Морисетти.
– Ты имеешь в виду, что все жертвы мужчины? – сказал Мэфер, глядя в свои записи.
– И еще старая женщина.
– Неплохо, Эл, – одобрил Дейвс, – Так, давайте высказываться, невзирая на лица, имена и тому подобное, о’кей? Рив, Эйвен, вы тоже участвуйте.
Они проговорили до рассвета.
Из книги «Путешествие с Американской Мечтой в поисках здравого смысла: Его Главные Приключения». Автор – Рив Бега Тауни, «Зисинг Букс», 1993.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Кровавые дни
Кажется, целая вечность минула с той ужасной поры. «Сезон тайны», как выразился один из моих профессоров в Иллинойском университете, где все мы кое-что узнали о себе. Некоторые, пожалуй, узнали слишком многое. Или слишком поздно, в самый роковой момент. Некоторые так и не смогли жить с обретенным знанием, у других не было подлинного выбора.
Та рождественская ночь, когда копы собрались вместе, была потрясающей. Эйвен буквально задыхался от возбуждения, получив возможность открыто высказать все свои идеи. Это было тем более важно, что он уже знал Рицци и Кристофера с 1987 года; оба тогда высмеяли его поиски грабителя, которого он сам назвал Всенощником.
Лейтенант Дейвс сообщил список всех, кто задействован в этом деле. Само дело было названо именем Роберта Долежала – первой жертвы в серии убийств – но, аналогично тому, как в 1982 году убийцы Квиты Маклин были, все той же прессой, переменованы в «быстрых транзитников», так и теперь, на конвертах, которые он раздал, стояли большие буквы – БОЛЕУТОЛИТЕЛЬ…
* * *
– Лихо же эти газетчики подхватили ваше словечко тогда на Уобош-авеню, лейт, – сказал Рицци.
– Да уж, – хмыкнул Дейвс.
Он намекал на то, что парень не стал осторожнее после того, как получил свое газетное прозвище.
– Я не удивлюсь, если сегодняшнее сообщение навлечет на газеты гнев городских властей, – сказал Морисетти, почесывая себя в затылке авторучкой.
– Да, это верно, – согласился с ним Дейвс, – Похоже, что все больше обеспокоены предстоящими в феврале выборами.
– Думаете, у нас теперь будет мэр с добавкой «младший»? – ухмыльнулся Контент.
– Почему «младший»? – покачал головой Петитт.
– Я потом объясню, – сказал Дейвс.
– Выборы на носу, а тут почти все жертвы оказались бездомными, – заметил Рицци.
– Как это скажется на выборах – трудно предположить, – сказал Дейвс.
– Вспомните, сколько раз Гейси и Эйлер допрашивались полицией, – решился, наконец, вставить слово Шустек, – Все их жертвы были гомосексуалистами. А когда Спек убил восемь медсестер, причем все они были из богатых семей, то его поймали в тот же день и сразу же предъявили обвинение.
– Мы вышли на Гейса по квитанции на проявленную пленку, обнаруженную у одного из убитых, – сказал Контент, который десять лет назад работал по этому делу, – А Эйлер, кстати, так и не признался в расчленении Донни Бриджеса, хотя в его квартире все было залито кровью жертвы.
– Кстати, в соседнем квартале жил парень, который выиграл сорок миллионов в лото, – вспомнил Рицци. Так оно и было. Счастливчик жил по соседству с тем, кто подозревался в зверских убийствах юношей, предварявшихся изощренными пытками.
– Я думаю, что Болеутолитель – нечто совершенно иное, – сказал Дейвс.
– Ну а что там выяснилось с этой кислотой? – спросил любознательный Морисетти.
– Вполне возможно, что парень работает с химикатами. Эксперты дали нам перечень мест, где можно было добыть этот… растворитель. Бервид, медицинский эксперт, провел анализ следов, обнаруженных на Уобош-авеню и в метро.
– Я встречал одного ублюдка, лейт, – ни к селу, ни к городу вставил Рицци, – который отравил крысиным ядом младенца своей подружки и пытался вчинить иск на компанию – производителя детского молочного питания.
– Материнское молочко, пожалуй, повкуснее будет, – подмигнул Коновер Рицци.
– Возможно, – резко перебил его Дейвс, – Короче говоря, анализ показал, что данное кислотное соединение не может разъесть человеческое тело.
– А паяльная лампа? – спросил Рицци.
– Тоже отпадает, – кивнул Дейвс, – на металле кресел нет следов огня.
– А ты что помалкиваешь, Петитт? – спросил Коновер.
– Я все думаю: с чем же мы имеем дело?
– Ты хотел сказать – с кем?
– Нет, Коновер, – ответил Петитт без тени сарказма, – Я, знаешь ли, вырос в таком районе Нью-Орлеана, где по сию пору ходят рассказы про Мормо, «Болотного дьявола». И люди верят. Так что, патрульный Коновер, я хотел сказать – с чем мы имеем дело.
На минуту воцарилось полное молчание.
* * *
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТЫ
25/6 Дек.88 (продлж.)
Музыка из бара слишком громкая. Так много нужно записать. Например, полиц. Мэфер делает движения руками как заядлый курильщик. Коновер гладит свое лицо как психиатр. Дейвс, лейт. такой усталый, что мне сразу пришел на ум Призрак Гражданской войны.
Он был столь любезен, что позволил мне все зафиксировать.
НА СЕГОДНЯ: допрошено 30 чел. НЕТ СМЫСЛА ПЕРЕЧИСЛЯТЬ. Я запомнил лица и разговор. Кажется, что это было так давно.
(ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ В БУДУЩЕМ:
когда выслежу грозного Человека-С-Восьмой-Улицы…)
Полиция обращалась к специалистам по биоритмам, к астрологам, к Дерленн Кэнделл с кафедры поведенческих наук университета.
ЖЕНЩИНА по имени Вида Стонеску несколько раз звонила в полицию, чтобы рассказать Дейвсу про мальчика. Она была медсестрой в институте «Чилдермэс», куда я пару раз попадал. Вида С. живет на углу Аугусто и Уолкотт. Дейвс изобразил, как она произнесла «Оу-гууз-та», но не передразнивал ее, а просто слегка хотел развеселить приунывшую аудиторию.
Скз., что эта женщина учила заново ходить мальчика, сильно пострадавшего во время пожара в школе. У мальчика были НОЧНЫЕ КОШМАРЫ, в которых он оказывался КАЛЕКОЙ и сидел В Инвалидном Кресле!!!
Не был ли он изуродован упавшими лестничными перилами при пожаре? Вида не помнит этого. Морисетти (ПОЛ.) очень умен: вспомнил пожар в школе св. Витта в 1958 году. Зимой.
Мальчик спасся, а многие не спаслись.
* * *
– Вида рассказала такую историю, – продолжал Дейвс. – Ей тогда было чуть за тридцать, она работала в реабилитационном отделении старой больницы «Чилдермэс».
– Я там бывал, – сказал Контент. – В больнице все пропахло вазелином.
– Так пахнет в ожоговом отделении, – заметил Дейвс и продолжал. – Она работала с детьми, которых доставили после пожара в этой приходской школе. Стонеску учила пострадавших вновь пользоваться своими конечностями, ну, в общем, занималась с ними гимнастикой.
– Вы думаете, что… – начал было Контент.
– То есть убийца должен быть… – одновременно с ним произнес Рицци.
– Подождите, – поднял руку Дейвс. – Тут история становится маловероятной и заставляет меня относиться ко всему этому с недоверием. Она рассказала, что видела его во дворе с птицей в руках, – голос Дейвса понизился и подбородок прижался к шее, как будто он пытался подавить икоту. – Мальчик посмотрел в небо и стал толкать птицу к себе в грудь.
– Фу, какая гадость, – поморщился Рицци.
– Чего-то я не понял, – сказал Коновер.
– В грудь, – повторил Дейвс, – Внутрь своей груди. И нету птички. Исчезла без следа.
– Это все может быть бредом сумасшедшей, – сказал Морисетти, – А может она просто не заметила, как мальчик спрятал птицу, под курточку, например.
– Не похоже, насколько я могу судить, – помотал головой Дейвс, – Вида сказала, что это было летом.
– Лето в Чикаго – это как зима в Луизиане, – заметил Петитт.
– И тем не менее, – не сдавался Дейвс.
– А она запомнила, как звали мальчика? – хрипло проговорил Шустек.
– Сейчас посмотрю – Дейвс перелистал свой блокнот, – А, вот здесь. Хейд. Хейс. Нет, Хейд, – он громко и раздельно произнес: – ФРЭН-СИС МАД-СЕН ХЕЙ-Д. После этой истории Вида решила, что все это – проделки дьявола.
– Ну это примерно то же самое, что написала одна газетенка. Дескать, Болеутолитель – это на самом деле вернувшийся Тиленол-убийца – сказал Рицци.
Дейвс был в шаге от истины.
Глава 36
Американская Мечта обнаружил имя этой женщины Виды Стонесеку в справочнике «Америтек». По телефону никто не ответил. Он отсчитал десять гудков. Затем подъехал на автобусе почти к ее дому и ходил вокруг, как подросток, не решающийся позвонить девочке, которая ему нравится.
* * *
Из Патрульного Журнала Американской Мечты:
Вторник 27 дек. 1988. 11.:30 почти невозможно найти эту женщину. Надеюсь, Рив повезет больше. Немного завидую Вику Тремблу – у него в это время года есть семья.
Моя единственная семья —
семья одинокого человека
В УСТАЛОМ ГОРОДЕ!!!
11:50 автобус до Стейт-стр. Отдыхаю. Встречаемся с Рив в 12 в «Марклинне».
– Пришлось заглянуть в «Бюргер Кинг» высморкаться, – сказал Американская Мечта, – нельзя было переждать, из носа текло, мог испачкать свой капюшон. Летом отовсюду пахнет чужим потом, а зимой – собственными соплями.
Они сидели в холле «Марклинна», и Рив, наверное, в сотый раз спрашивала себя: может быть, она очарована Американской Мечтой только потому, что хочет когда-нибудь написать о нем книгу?
– У меня есть кое-что для тебя, Эйв, – сказала она, слегка коснувшись его руки.
– А мне совсем не повезло с той женщиной, – признался он.
– Это потом. Слушай. Я была в биб… Нет, подожди, сначала о другом. Я тут столкнулась на углу со Слэппи. Он сказал, что ребята подумывают о переезде, куда-нибудь в южный район.
– Они, наверное, думают, что Болеутолитель – трусливый подонок, который побоится напасть на кого-нибудь около бульвара Дрексел.
– Скорее всего, они считают, что убийца орудует в Лупе, потому что это самый удобный для него район. Люди приезжают сюда на работу, им не до того, чтобы кого-то спасать, да и просто смотреть по сторонам, потому что они боятся опоздать на электричку.
– Ничего они не понимают, – возразил Американская Мечта. – Мир постоянно меняется. Мои доспехи обратятся в мой саван, а на моих костях вырастет новое поколение.
– Успокойся, Эйвен. Дай мне договорить.
– Конечно, Рив. Извини, – он замолк и опустил голову.
– Слэппи еще сказал, что Вик выдвинул ту же идею с приманкой, что и ты.
– Виктор?
– Да, он сказал об этом несколько дней назад. Как раз когда пропал Майк.
– Знаешь что, – сказал Американская Мечта, глядя в пространство, – я мог бы связаться с Беном Мерди. У него есть друзья, больные полиомиелитом. Он знает, где можно достать подержанные инвалидные коляски.
– Ты думаешь, Вик присоединится к нам?
– Но мы же оба выдвинули эту идею, правда?
– Да, – Рив даже не думала, что Шустек ведет речь о попытке выступить в качестве приманки, не ставя в известность полицию. Ее гораздо больше волновало то, что она собиралась сказать сейчас.
– А вот что мне удалось найти в библиотеке. – Она вытащила из сумки несколько ксерокопий. – Взгляни-ка. Это из журнала «ЛАЙФ» спустя неделю после пожара в приходской школе.
Американская Мечта посмотрел на ксерокопию страницы журнала. Черно-белая фотография занимала большую ее часть. Пожарник держал на руках мальчика.
Непонятно было, жив мальчик или мертв. Волосы у него сгорели почти полностью. Пожарник был похож на военного санитара, его лицо искажала гримаса боли.
Подпись гласила: С искаженным от боли лицом пожарный Томас Шмидт, отец двоих детей, выносит из пламени Фрэнсиса Хейда, девяти лет.
ПОЖАР ШКОЛЫ В ЧИКАГО УНЕС ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ ЖИЗНЕЙ
НАЦИЯ РАЗДЕЛЯЕТ ИХ СТРАДАНИЯ,ИХ РОДНЫХ И БЛИЗКИХ
Фрэнсис Хейд.
Американская Мечта торопливо рассказал Рив о том, что увидел вечером накануне Рождества. Человек на Тукер-стрит, взгляды, которыми они обменялись, после разговора с телевизионной дамочкой.
– Я видел это лицо и на Стейт-стрит, – добавил он.
Рив показалось, как она впоследствии вспоминала, что события развиваются слишком быстро. И тут в двери вошли Рицци и Морисетти.
– Мы рассчитывали застать кого-нибудь из вас здесь, – сказал Рицци. – Только что пришло сообщение из криминалистической лаборатории. Отпечатки на том кресле, что обнаружено у моста.
– Их проверили по картотеке ФБР, – закончил Морисетти. – Отпечатки принадлежат Майклу Шурлсу.
* * *
Все они испытали чувство мертвой пустоты. Спустя еще двадцать минут в дом вбежал Виктор Тремалис. Имя Майка Серфера звучало в теленовостях.
– … не могу поверить… не приходило в голову ЧТО ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ, ГОСПОДИ, ЧТО ЖЕ ЭТО! – он выкрикивал эти слова, как психопат.
– Вик, – Рив подошла к нему и взяла за плечи, – никто не заметил, как он выехал. Все были уверены, что он по-прежнему в своей комнате, тем более, что он вот уже две недели отсюда не выходил. Даже на стук в дверь не отвечал.
– Был.
– Что?
– Был там две недели, – Тремалис отступил от нее. – Рив, Майк мертв. Болеутолитель расправился с ним.
Рив вздрогнула.
Все молчали. Никто не гонял бильярдные шары. Зуд, Сейжд и Карл сидели на диване, как те самые обезьянки, одна из которых не видит, другая – не слышит, третья – не говорит. Колин Натмен вытирал со своего стола воображаемую пыль.
* * *
Они втроем сидели в баре и пили кока-колу из больших стаканов. Тремалис только что сказал друзьям, что коль скоро тело не обнаружено, может быть, Майк Серфер не умер.
– Мы разговаривали с Морисетти, – сказала Рив. – Он сообщил, что предварительные исследования криминалистов не выявили на кресле компонентов кислоты.
– А что… что, если Майк просто хотел, чтобы его оставили в покое и ушел сам? – спросила Рив, зная, что это совершенно немыслимо.
– Он не собирался никуда уползать, уж это точно.
Девчонка за спиной Виктора слушала кассетник, который играл слишком громко; он хотел попросить ее приглушить эту долбаную штуковину.
– Майк мертв, Рив, – сказал Американская Мечта, – Мы это знаем, и ОН это знает.
Тремалис хотел спросить его, кого он имел в виду, когда сказал он:Майка Серфера или Болеутолителя.
Рив подумала: Эйвен имеет в виду, что Бог знает о смерти Майка Серфера.
Оба были правы.
Глава 37
Чтец Деннис закончил чтение по своему требнику и вышел к кафедре. В эти дни он мало общался с другими францисканцами, даже с новеньким в их братстве, отцом Гэри. Оказалось, что даже Гэри – святая простота! подобно студенту колледжа, свято верил, что лучшим из всего, что когда-либо было написано, пишется и будет написано в будущем являются «Моби Дик» и «Алая буква».
Все они понимали, что он читает проповеди уже без души. И его манеры, и его сравнения оставляли желать лучшего. Никаких восклицаний, никаких попыток выделить существенное, за исключением маловыразительных пауз. В его чтении требника отсутствовала душа.
Больше всего его огорчала, однако, тишина. Тишина на скамьях, из-за того, что люди просто не хотели оставаться на улицах. Люди, которым церковь была нужна как убежище, как крыша над головой и все. Каждую зиму отец Деннис ожидал появления броских газетных заголовков – иногда сенсационных, чаще – банальных – о замерзших трупах, бродягах, которые слишком усердно разжижали свою кровь алкоголем. О бродягах, которых полиция находила по утрам мертвыми на скамейках Грант-парка, сидевшими неестественно прямо, как подставки для книг.
Теперь ко всему этому кошмару добавилось еще большее зло, то, к которому он сам имел непосредственное отношение. Кто из священников не желал бы людям избавления от страданий? В кого же он превратился? Молится, чтобы их страдания были короткими.
Что ни делай, все равно будешь проклят.
Отец Деннис хотел вновь научиться плакать.
* * *
Мик Десмонд сидел у дверей «Мерди», праздничный свет заливал его усталое лицо, витрина была освещена огнями цвета красного перца. Зрачки бармена превратились в красные точки. И тем не менее, атмосфера здесь была самой праздничной во всей округе. Может быть, где-нибудь на Золотом побережье, да еще тридцатью этажами выше все было иначе, но тут, в северной части Уобош-авеню, при том, что от холода на улице яйца мерзли и сморщивались, лучшего нельзя было и ожидать. Снега весь месяц было очень мало, да и солнца не больше. От унылых песенок, которые раз за разом звучали с проигрывателя, одних и тех же песен одиноких пьяниц, сердце Мика Десмонда тоже мерзло и сморщивалось.
В отличие от другого бара Бена Мерди, «Эм-Си», расположенного близ Диверси-парквей, «Мерди» обслуживал уличных торговцев, голубых и других завсегдатаев из городских низов.
Когда трое вошли в бар, звучала песня Диона, который спрашивал, не видел ли кто-нибудь его друга Джона. Тремалис придержал дверь, пропуская Рив и улыбаясь при этом, как счастливая кукла. Поверх джинсов Рив одела кремовые гетры, но никто не повернул головы в ее сторону от стойки и никто не присвистнул за столом. Правда один парень в костюме из синтетики попытался изобразить нечто вроде приветствия, но не более. Такой уж выдался вечер.
Теперь Дион, очевидно спутав слова, спрашивал, не видел ли кто-нибудь его старого друга Бобби. Тремалис задумался, кто из сидящих здесь в рождественской тени выбрал эту песню. Пока они разговаривали с Десмондом, Шустек молчал, внимательно вглядываясь в длинный нос бармена. Может быть, он имеет пристрастие к кокаину, думал он.
Самого Мерди не было, он уехал по делам в Лос-Анджелес. Когда Десмонд вернулся к стойке, а Шустек, извинившись, вышел в туалет, Тремалис впервые за все время их знакомства смог по-настоящему поговорить с Рив Тауни.
Чак Берри тосковал по какой-то Надин. У кого-то разбился бокал с пивом, вслед за этим раздались аплодисменты.
– Знаешь, почему Эйвен так притих? – сказала Рив, – Он ненавидит пьяниц и нарков. Единственная боль, которую они испытывают, порождена бегством и уходом от реальности.
– Из-за него у меня возникает чувство вины, – сказал Тремалис.
– Почему?
– Видишь ли, Рив, я чувствую, что не в силах жить по его принципам. Я ничего не могу поделать с собой, знаю, что это звучит глупо, но обвиняю себя в том, что Майк ушел от нас по моей вине, и вот у меня возникает это дерьмовое состояние…
– Очень многие люди постоянно обвиняют себя, Вик, – Рив нахмурила брови. – Я, например. Так что ты принадлежишь к большинству.
Она коснулась его руки. Это было так приятно, что рука Рив показалась невыносимо тяжелой.
– Вот если бы мои родственники понимали это, – фыркнул он. – Знаешь, у меня дома…
Они прервали разговор, потому что подошел Шустек. Он сел, запустил руку в карман пальто, вытащил оттуда таблетку и положил на язык. Тремалис вспомнил одного мальчишку из своей школы, которого застали в туалете курящим марихуану и то, как он пытался скрыть этот факт. Шустек сказал им, что не хотел принимать таблетку в туалете: боялся, что она может упасть на грязный кафельный пол.
– Тиленол, – пояснил он.
На минуту воцарилась неловкая пауза. Виктор подумал, что совсем мало знает о Рив, так же, как и она о нем.
Им следовало бы остаться друг для друга незнакомцами, пройти дорогу своей жизни параллельными маршрутами, как, скажем, убийца и девушка, живущая по соседству с ним. Пересечение будет губительным. Что, интересно, она подумала, что могла бы подумать, если бы он рассказал о тех уродствах, которые приписывает ей в своем воображении.
Что бы она подумала, если бы он рассказал о самоувечьях, которые приносят ему облегчение холодными ночами?
Тремалис заметил, что глаза Шустека покрылись пленкой отчужденности; он постукивал пальцами по ноге. Виктор чувствовал, как твердеют и ноют его суставы. Он смотрел на Рив.
Что он делает в этом городе до сих пор, черт возьми? Жизнь дезертира, изгнанника, человека, скрывающегося от правосудия. Виктор Тремалис, известный как Вик Трембл, по-прежнему находится в бегах.
Рив, разумеется, обратила внимание на отстраненный взгляд Шустека. По судорожному движению, с которым он запустил руку в карман за очередной порцией тиленола, она поняла скрывающуюся под этим взглядом напряженность.
Виктор увидел за стойкой бара конструкцию, напоминающую миниатюрное чертово колесо. Сосиски свисали с металлических штырей, как надутые презервативы. Он скорее почувствовал, чем услышал, что Рив обращается к нему.
– … родные не в состоянии понять твои проблемы.
Он не уловил начала фразы, а потому не понял, задает она вопрос или делает утверждение.
Шустек, со свистящим звуком всухую проглотил горькую таблетку; почему он не хочет ничем их запивать? Видимо, такой метод дисциплинирует. Как мастурбация в гимнастических гольфах. Или надрезание век бритвой. Это он проделал однажды ночью, после встречи с одноклассниками по поводу десятилетия со дня окончания школы.
– Родители знают, что у меня бывают судороги, – сказал он, надеясь, что откровенность принесет пользу, – Они пытаются игнорировать мои боли, думая, что я могу с ними справиться – выбросив их из головы – еслидействительно этого хочу.
Эти слова сопровождались сильным приступом боли, и Рив запомнила появившуюся потом на его лице улыбку Чеширского Кота; и помнила ее всю жизнь, особенно после того, что произошло позже. Это была улыбка, которая появляется на лице, когда ты просто пытаешься подумать, где же у тебя болит, понять ощущение.
Ему уже за тридцать, а он все еще живет вместе с родителями, потому что чувствует себя пленником собственного тела. Обоим одновременно пришла в голову эта мысль, и оба почувствовали правоту сопровождавших ее чувств, хотя и с разной остротой.
Рив очень многое поняла в мужчинах, с которыми встретилась за прошедшие полтора года.
Шустек был нормальнее других, но и его боль доводила до цветных кругов перед глазами. Тремалис испытывал вину от того, что не в силах был вынести тот порог боли, которого от него ожидали другие. На почве страданий обитатели «Марклинна» сближались. Страдания же отдаляли их друг от друга. В «Марклинне» все отнеслись к исчезновению Майка, как к перемене погоды.
– Торопыга, – сообщил Тремалис сидящим рядом с ним, которые знали его как Трембла, – так меня обычно называли в детстве, за то что я всегда хлопал дверцей холодильника или с треском закрывал входную дверь. Это еще сильнее меня заводило. Всегда говорили, чтобы я не спешил, это не может решить все проблемы. Я вечно разливал молоко…
– И твой отец тоже тебя так называл? – спросила Рив.
– Мой отец всегда говорил, что я трус.
– Я совсем не помню своих родителей, – сказал Шустек, не вдаваясь в объяснения.
– Иногда, – продолжал Тремалис, – иногда отец называл меня наказанием Господним, это когда я был еще совсем маленьким.
– Раз уж о наказании господнем зашла речь, – голос Шустека хрипел от проглоченных без воды таблеток, – я спрашивал у Десмонда, когда возвращался из туалета. Хейд никогда не бывал здесь, но зато он видел его в районе Вашингтон-сквер.
– А почему он так в этом уверен? – спросила Рив.
– Видишь ли, Рив, среди всех весельчаков, которые выпивают вечерами, нашелся лишь один, который покрикивает на Господа, – Шустек передал рассказ Десмонда, который в ночь перед праздником Хеллоуин подслушал на улице бормотание Хейда. – Плюс к тому, он все время крестится. Я, разумеется, имею в виду Хейда.
Рив резюмировала сказанное, говоря о Болеутолителе, а не о Хейде; между тем Дион опять спрашивал, не видел ли кто-нибудь его лучших друзей: Джона, Бобби, Эмерсона, Лейка и Палмера, а также Сакко и Ванцетти.
– Как будто он и Отец, и Сын, и Святой Дух.
– Или судья, присяжный и палач.
Вокруг одинокие пьянчужки слушали свои любимые меланхоличные мелодии, и мир каждого вращался как черный диск с яркой, но изрядно потертой наклейкой.
