Текст книги "Факел"
Автор книги: Уайлдер Грейвс Пенфилд
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
Наступило молчание. Праксифея поправила новый плащ, который подарил ей Гиппократ, и по ее щеке скатилась слезинка. Но тут Эврифон, откашлявшись, прошел в дальний угол двора и взял светильник из рук старого слуги.
– Ксанфий зажег этот светильник, – сказал он, – от нашего очага в Книде. Он берег огонек всю дорогу до Коса, и вот он здесь – книдский огонь.
Эврифон умолк и прикоснулся пламенем к растопке на очаге. Затем, все еще держа в руке светильник, он выпрямился и отступил в сторону; его лицо оставалось непроницаемым, как всегда. Огонек побежал по камышу, и скоро в очаге уже полыхало веселое пламя. Тогда Эврифон негромко сказал:
– Я зажег для тебя очаг, Дафна, как это должна была сделать твоя мать. Теперь ты жена Гиппократа. Огонь из нашего дома горит в твоем доме. Я отдал Праксифее брачное покрывало твоей матери, и она накинет его на тебя. Я не могу остаться, чтобы проводить тебя в таламус, но я благословляю тебя сам и вместо твоей покойной матери.
Эврифон посмотрел на дочь и умолк. Губы его дрожали. Затем он продолжал:
– Ты жена того, кто учит медицине. Богатой ты не будешь, но я знаю, что ты зато будешь счастлива. Может быть, когда я покину двор царя Пердикки и вернусь на родину, я смогу дать тебе достойное приданое. И – кто знает? – ты, быть может, покажешь мне моего внука или внуков, а я вернусь в Книд и вновь стану учить медицине. Ну а теперь, когда я исполнил обряд и отдал тебя мужу, я хотел бы сделать еще кое-что. Жизнь передается от поколения к поколению. Именно в непрерывности жизни заключен ее смысл. Так же обстоит дело и с медициной: знания и умения должны передаваться дальше. Огонь этого светильника знаменует и преемственность искусства медицины.
По его знаку Ксанфий подал ему смолистый факел. Эврифон зажег его от светильника и отдал светильник Ксанфию, который теперь задул его огонек. Затем, высоко подняв пылающий факел, Эврифон посмотрел на Гиппократа и улыбнулся ему одной из своих редких улыбок.
– Для тебя, Гиппократ, этот факел имеет и другой смысл. Но думай о нем, как об огне нашего искусства, искусства, дошедшего до нас от тех далеких дней, когда Асклепий был еще смертным врачом. При его свете ты изучал медицину здесь под руководством своего отца и некоторое время у нас в Книде. Ты узнал все, чему могли научить тебя асклепиады Карии. Этот факел принадлежит, тебе по праву.
Вернувшись к гостям, Эврифон вставил факел в предназначенное для этого кольцо.
– Ты, Гиппократ, не похож на других – на тех, кому, достаточно учить искусству прошлого. Ты мечтаешь о науке, постигающей природу и жизнь. Ты поставил перед врачами новую цель. Так не теряй мужества, если огонек наших знаний еще слаб, а мрак неизвестного огромен. Храни огонь этого факела и передай его дальше, чтобы он горел вечно.
Когда свадебный пир кончился и по чашам было разлито вино, Пиндар принес лиру и запел гомеровский гимн Аполлону.
«Пусть подадут мне изогнутый лук и любезную лиру,
Когда Пиндар умолк, Эврифон посмотрел на гостей, на Дафну, закутанную в брачное покрывало своей матери, и на Гиппократа в белом плаще жениха. Дафна сидела в ногах его ложа и смотрела на него. Ее обрамленное покрывалом тонкое лицо, прямая линия лба и носа, улыбающиеся губы, нежная шея казались еще красивее.
– Когда я буду далеко, – сказал Эврифон, – все это будет жить в моей памяти. Но прежде, чем я покину вас, мне хотелось бы услышать еще одну песню – песню, которую сочинил дядя Пиндара.
Племянник прославленного поэта с улыбкой взял лиру и запел:
«Жизнь человека – краткий день. Что он такое?
Тень сновидения – вот человек.
Но проливает Аполлон сиянье,
И светом полнится земля,
И жизнь сладка как мед».
Этим завершилось свадебное торжество. Дафна сняла покрывало, а Гиппократ – белый праздничный плащ, и они вышли на берег, чтобы еще раз увидеть Эврифона. Вскоре мимо них по каналу, направляясь к морю, проплыла македонская триера. Весла ее вздымались и опускались в такт напевной команде кормчего: «Оп-о-оп! Оп-о-оп!» Когда величественный корабль повернул к северу, они увидели на кормовой палубе одинокую фигуру Эврифона, казавшуюся совсем маленькой. Они махали ему, пока триера не скрылась за мысом.
Тогда они повернулись и пошли по берегу. По ту сторону пролива голубоватые Карийские горы отливали бронзой в закатном свете, на их вершинах ослепительно сверкал снег. Они шли молча. Мысли Дафны все еще провожали одинокую фигуру на кормовой палубе исчезнувшей за мысом триеры.
Гиппократ смотрел на плакучие ветви тамариска, клонившиеся к самой воде. Молодые иглы, еще мелкие и мохнатые, сливались в качающийся зеленый занавес, – как всегда поздней весной, он был прочерчен красноватыми полосками коры.
– А ведь сейчас еще весна, – сказал он. – Когда ты уехала из Галасарны, мне показалось, что на нашем острове вновь наступила зима. И вот опять пришла весна. Тебе дана странная власть менять для меня облик мира. Я никогда не верил в колдовство, а теперь верю. Это – колдовство жизни. Когда я увидел тебя на вилле Тимона, ты была нареченной другого. Я встретил тебя на лестнице. Сначала я увидел твои сандалии, а потом – лицо, и ты показалась мне обыкновенной девушкой, возможно даже умной, несмотря на то что ты уронила шарф и мне пришлось сбегать за ним. Но когда я в то утро уходил с виллы, ты прошлась со мной по террасе. Ты посмотрела мне в глаза и засмеялась. И наверное, в это мгновение что-то произошло, я вернулся домой другим человеком, не понимая, что со мной случилось и почему. Я шел тогда по дороге и видел, слышал, чувствовал весну. Камешки пели у меня под ногами. А теперь еще хуже. Твоя власть стала такой грозной, что стоит мне приблизиться к тебе, как что-то сжимает мне горло и я лишаюсь способности думать.
Они стояли лицом друг к другу, и Гиппократ увидел, как по ее щекам и шее разлилась краска смущения. Она отвернулась.
– Погляди! – воскликнула она. – Вон Ктесий.
Мальчик бежал к ним по песку, и они увидели, что он горько плачет. Дафна опустилась на колени и крепко его обняла.
– Я думал, ты уехала, – всхлипывал он, пряча лицо в складках ее туники. – И я остался совсем один… Не бросай меня… Вот если бы матушка вернулась…
Дафна нежно прижимала к себе малыша и плакала вместе с ним. Потом она посмотрела на Гиппократа.
– Ведь прошло только пять дней, как он потерял… Только пять дней со времени пожара.
Чтобы успокоить Ктесия, она запела песенку Эзопа про зайца и черепаху с припевом: «Тише едешь, дальше будешь». А когда мальчик наконец перестал плакать, она сказала:
– Скоро добрый раб-педагог будет каждый день водить тебя из нашего дома в школу, и ты вместе с другими мальчиками научишься читать. А когда ты вырастешь, то станешь асклепиадом и поможешь Гиппократу нести факел.
Ктесий выпрямился, глядя па Гиппократа. Дафна хотела было вытереть его чумазое личико, но он отстранился.
– А мне можно нести факел?
– Конечно, – с улыбкой ответил Гиппократ. – Я думаю, у тебя это может получиться.
– А зачем этот факел?
– Факел? О, это просто Эврифон рассказал нам историю.
– Нет-нет, – перебила Дафна. – Расскажи нам, чего бы ты хотел достичь в медицине, расскажи словами, понятными и ему, и мне. Я тоже хочу узнать это. Если Ктесий не во всем разберется, я ему потом объясню.
Гиппократ нерешительно сказал:
– Я попробую. Видишь ли, истина ждет нас, запечатленная в трудах природы. Она ждет, чтобы ее открыли и в природе людей, и в природе всего сущего. Она запечатлена и в природе болезней. Я хочу, чтобы мои ученики научились вместе со мной наблюдать действие природы и болезни, чтобы затем прийти к познанию. Это наука, наука познания природы. То, что мы сумеем узнать таким способом, и будет истиной. Но постижение природы идет очень медленно, а больные не могут ждать. Проверять разные способы лечения, сравнивая их между собой, значит подвергать больного опасности. Поэтому врачи обычно выбирают самый легкий путь и руководствуются только догадками прошлого. Они уничтожают самую возможность открытия нового, говоря: «Это сделали боги, а это сделали злые духи». Этот путь – путь безделья. Следуя ему, не надо ни думать, ни искать.
– Разве ты не понимаешь, Дафна? – спросил Ктесий. – Гиппократ хочет идти с Арете по трудной дороге, по дороге сильных.
Дафна улыбнулась и кивнула, но Гиппократ посмотрел на мальчика с удивлением.
– Ты так хорошо запомнил историю, которую я рассказал тебе в книгохранилище?
Ктесий гордо кивнул.
– По этой дороге шел Геракл. На такой дороге нам обязательно понадобится факел.
– Да, конечно, – ответил Гиппократ.
Он умолк и невидящими глазами посмотрел на залив, не замечая игры солнечных лучей на Карийском берегу. Когда он вновь заговорил, Дафне показалось, что он обращается к другим врачам, отделенным от него бесконечным пространством, а может быть, и временем:
– Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Людские нужды заставляют нас решать и действовать. Но если мы будем требовательны к себе, то не только успех, но и ошибка станет источником знания. И так мало-помалу истина будет открыта, и те, кто занимается нашим искусством, обретут мудрость.
Древнегреческие исторические термины и мифологические имена
Агора – место народных собраний в городах древней Греции.
Акрополь – возвышенная укрепленная часть древнегреческого города.
Амфитеатр – расположенные полукругом уступы, на которых размещались зрители в древнегреческом театре.
Ареопаг – высший судебный орган в древних Афинах.
Арес – бог войны.
Архонты – высшие должностные лица в древнегреческом государстве,
Асклепиады – врачи в древней Греции, якобы ведшие свой род от бога врачевания Асклепия; асклепейон – храм Асклепия.
Геката – повелительница теней в подземном царстве, богиня призраков и ночных кошмаров.
Герма – четырехгранный столб, завершенный скульптурной головой или бюстом.
Гетера – в древней Греции незамужняя женщина, получившая разностороннее образование и ведущая свободный образ жизни.
Гидромель – напиток из разведенного водой меда.
Гимнасий – общественное здание, в котором юноши занимались атлетическими упражнениями, а также философией, литературой и т. п. Гимнасиарх – человек, заведующий гимнасием.
Гинекей – женская половина греческого дома.
Дионис – бог вина, веселья и виноделия.
Каламус – перо, изготовленное из остро заточенной тростинки.
Кентавр – мифическое существо, представлявшее собой полулошадь-получеловека.
Кратер – большая плоская чаша, в которой смешивали вино с водой.
Крон – один из древнейших греческих богов, отец Зевса, свергнутый им.
Оксимель – напиток из меда, разведенного уксусом.
Палестра – место для гимнастических и атлетических упражнений.
Панкратион – спортивное состязание, сочетавшее в себе элементы борьбы и кулачного боя. Участники его назывались панкратиастами.
Парасанг – персидская мера длины, около 5 километров.
Пеплос – верхняя женская одежда.
Перистиль – обнесенный колоннадой внутренний дворик греческого дома.
Пифия – жрица-прорицательница в храме бога Аполлона в Дельфах.
Приап – бог садов и полей; также бог чувственных наслаждений.
Софисты – древнегреческие просветители, придававшие особое значение искусству спора.
Стадий – греческая мера длины, равная примерно 180 метрам.
Таламус – главная спальня в древнегреческом доме.
Талант – самая крупная денежная единица в Греции, около 25 килограммов серебра.
Танатос – бог смерти.
Триера – древнегреческое гребное судно, чаще военное, с тремя рядами весел.
Хитон – широкая накидка.
Хламида – мужская и женская верхняя одежда.
Цикута – ядовитое растение. В древней Греции сок цикуты давали выпить приговоренным к смерти преступникам.
Экус – комната для приема гостей.
Элизиум – поля блаженных; место, куда, по древнегреческим преданиям, попадают после смерти души добродетельных людей.
Эпиталама – свадебная песня, исполнявшаяся на брачных торжествах.
Эфебы – греческие юноши от 18 до 20 лет, проходившие обязательное военное обучение.
Ятрейон – помещение для приема и лечения больных.
Послесловие
Великий Гиппократ, современник Софокла и Еврипида, Фидия и Поликлета, прославленный врач, лечивший Демокрита и Эмпедокла, справедливо считается основоположником современной медицины. Его высоко чтили Сократ и Платон, а знаменитый римский врач Гален считал его своим учителем. Но сохранившиеся биографические сведения о нем отрывочны и неточны.
Имя знаменитого грека окружено множеством легенд. Его родословную начинают с бога-исцелителя Асклепия (Эскулапа), сына Аполлона и нимфы Коронис. Гиппократу приписывают большое количество трудов, хотя его авторство в отношении многих из них не может быть надежно установлено: все труды сохранились лишь в копиях и переводах, и нет ни одной рукописи, подписанной Гиппократом. Однако сам факт, что еще в глубокой древности о Гиппократе сложилось представление как о враче-философе и одновременно враче-гражданине, ученом-медике, впервые провозгласившем естественное, а не божественное происхождение болезней и выдвинувшем новые, основанные на детальном обследовании общего состояния больных принципы лечения, позволяет видеть в его образе олицетворение новой эпохи в медицине, зародившейся в наиболее блестящий период развития эллинской культуры. Самое же замечательное, быть может, заключается в том, что лишь очень немногие из великих деятелей древней Эллады смогли сохранить в такой степени свой авторитет до нашего времени, как Гиппократ. Данное им клиническое описание многих болезней вот уже более двух тысяч лет считается образцовым, так же как и его понимание врачебного долга и отношение к больному.[23]23
Научный анализ трудов Гиппократа, его роли в развитии медицины, а также историко-биографические данные см. во вступительной статье В. П. Карпова к сборнику: Гиппократ, Избранные книги, Биомедгиз, М., 1936
[Закрыть]
О Гиппократе на протяжении почти двух с половиной тысячелетий, отделяющих период его деятельности от наших дней, написано немало. Его жизни и творчеству посвящены многочисленные исследования. Он в той или иной связи упоминается в философских трактатах, в различных других произведениях, как близких ему по времени жизни, так и принадлежащих последующим векам. Его труды, посвященные описанию различных болезней и методов их лечения, переведены на многие языки и переиздаются до сих пор. Исключительное внимание к человеку, глубокое понимание высокого призвания медицины и огромной ответственности врача, пронизывающие эти труды, придают им и их автору неумирающую притягательную силу.
Свидетельством этого является и роман Уилдера Пенфилда «Факел», вышедший в Торонто в 1961 году и ныне впервые публикуемый в переводе на русский язык в Советском Союзе.
«Факел» принадлежит перу не литератора, хотя это и не первый его роман. Выдающийся канадский врач и ученый Уилдер Пенфилд до сих пор был совсем не знаком советским читателям как автор художественных произведений, несмотря на то, что имя его давно и хорошо известно в нашей стране. Невролог и нейрохирург с мировой славой, он близок советским ученым своими научными интересами, так как область его исследований непосредственно смыкается с проблематикой, которую разрабатывают в нашей стране ученики и последователи великих русских физиологов И. М. Сеченова и И. П. Павлова, развивающие их идейное наследие по вопросам деятельности центральной нервной системы животных и человека.
Мировое признание Уилдер Пенфилд завоевал своими исследованиями функциональной организации мозга человека и непосредственно связанной с этим разработкой хирургических методов лечения эпилепсии и других заболеваний мозга. Достоянием науки стали его многочисленные фундаментальные труды, посвященные строению центральной нервной системы, ее функциям, заболеваниям и их лечению. Он основал и в течение почти трех десятилетий возглавлял крупнейший клинический и экспериментальный центр – Монреальский неврологический институт в Канаде. Уилдер Пенфилд – почетный член многих наиболее авторитетных научных ассоциаций различных стран, в том числе ряда национальных академий. В 1958 году советские ученые избрали его иностранным членом Академии наук СССР.
Уилдер Грейвс Пенфилд родился в 1891 году. Образование получил в университете Джонса Хопкинса в США, по окончании которого работал под руководством крупнейшего специалиста по физиологии центральной нервной системы Ч. Шеррингтона в Оксфорде, изучал строение головного мозга у классиков нейрогистологии Рамон-и-Кахала и Пио дель Рио-Хортега в Испании. Нейрохирургическую подготовку Пенфилд получил у таких выдающихся специалистов, как X. Кашинг в США и О. Ферстер в Германии. Столь разносторонняя подготовка и определила глубокие интересы ученого в области теоретической и клинической неврологии.
С большим вниманием Уилдер Пенфилд относился и относится к русской науке. Он говорил, что глубокое проникновение И. П. Павлова в физиологические механизмы живого организма до сих пор направляет мысли клиницистов. Имя И. П. Павлова начертано в ряду имен нескольких крупнейших неврологов мира на стене парадного вестибюля Монреальского неврологического института, ему посвящен русский перевод книги У. Пенфилда и Г. Джаспера «Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека».[24]24
У. Пенфилд и Г. Джаспер. Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека. Перевод с английского под редакцией и с предисловием Н. И. Гращенкова и Г. Д. Смирнова. Издательство иностранной литературы, М., 1958
[Закрыть] Искренняя дружба, зародившаяся в годы Великой Отечественной войны, когда Пенфилд в составе союзнической медицинской миссии посетил в 1943 году СССР, связывала его с основоположником советской нейрохирургии Н. Н. Бурденко.
Это был первый приезд У. Пенфилда в нашу страну. Вторично он побывал у нас в 1955 году. В течение двух недель канадский ученый знакомился с работой различных московских и ленинградских институтов и лабораторий Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, выступал с лекциями. Эти лекции вызвали большой интерес в среде советской научной общественности, и не только потому, что в них содержались исключительно ценные новые данные и выводы. Устремлениям советских ученых в полной мере отвечает выдвинутый Пенфилдом в этих лекциях тезис о том, что в деятельности, направленной на познание научной истины и облегчение человеческих страданий, не должно быть национальных границ и предвзятых мнений. Вспоминая в этот свой приезд о встречах с Н. Н. Бурденко, У. Пенфилд повторил его слова о необходимости дальнейшего укрепления дружбы между нашими учеными, нашими народами.
Встречи советских ученых с Уилдером Пенфилдом не ограничивались его приездами в нашу страну. В 1953 году руководимый им институт посетила группа советских делегатов XIX Международного физиологического конгресса, происходившего в Монреале. Советские физиологи, и в частности автор настоящих строк, бывали у него и позднее.
Сейчас, с выходом в свет на русском языке романа «Факел», Уилдер Пенфилд вступает в «общение» уже не только с деятелями советской науки, но и с самыми широкими кругами советских людей, которые, несомненно, с интересом встретят эту по-своему незаурядную книгу.
* * *
Для всех знакомых с огромной научной и практической деятельностью Уилдера Пенфилда явилось большой неожиданностью опубликование им в 1954 году первого романа, посвященного событиям в древнем халдейском городе Ур. Хотя автор, знакомясь с историческими источниками, обнаружил некоторые факты, интересные с точки зрения истории медицины, однако этот роман был все же случайным для него эпизодом, вызванным, как указывал он сам, стремлением выполнить обещание, данное матери.
Обращение Пенфилда к Гиппократу, которому посвящен второй его роман «Факел», более закономерно и понятно.
Для Пенфилда Гиппократ не только «отец медицины», но и основоположник учения об эпилепсии – заболевании, которое стало для канадского ученого объектом глубокого клинического анализа и хирургического вмешательства и одновременно путем проникновения в тайны функциональной организации мозга человека. Не случайно уже в самом начале романа мы сталкиваемся в рассуждениями об этой болезни, которую до Гиппократа называли «священной» и про которую он первый заявил, что она «ни божественнее, ни более священна, чем другие, но имеет такую же природу происхождения, какую и прочие болезни»,[25]25
Гиппократ. Избранные книги, Биомедгиэ, М., 1936, стр. 495
[Закрыть] и что причина ее, «как и прочих великих болезней, есть мозг».[26]26
Там же, стр. 500
[Закрыть]
Несомненно, не меньше привлекали Пенфилда в образе Гиппократа и легендарная слава о нем, как об «идеальном враче», и его знаменитая «Клятва» (она приведена в романе полностью), впервые установившая основные нормы врачебной этики, которые остаются почти неизменными и в наше время.
Этическая сторона деятельности Гиппократа, его преданность врачебному долгу и глубокая гуманность должны быть особенно близки Уилдеру Пенфилду, который по праву может рассматриваться нами, его современниками, как пример настоящего врача. Пишущий эти строки неоднократно присутствовал при осмотре больных в Монреальском неврологическом институте и при операциях У. Пенфилда. При чтении многих страниц этой книги, описывающих прием больных Гиппократом, мне живо вспоминался сам ее автор в своей повседневной работе нейрохирурга.
Роман Уилдера Пенфилда посвящен короткому периоду жизни Гиппократа, а именно возвращению его из Македонии (примерно в 432 г. до н. э.), где он прославился в качестве личного врача царя Пердикки, и основанию им ставшей впоследствии знаменитой Косской школы на его родном греческом острове в Эгейском море, недалека от Книдского полуострова Малой Азии.
Приступая к роману, Пенфилд провел огромную подготовительную работу. Прежде всего он глубоко изучил труды, автором которых с той или иной долей вероятности считается Гиппократ. Высказывания Гиппократа по медицинским вопросам, приводимые в книге, довольно точно соответствуют тем, которые сохранила история.
Пенфилд изучил так же подробно исторические источники и памятники в крупнейших музеях и библиотеках и, не удовольствовавшись этим, провел несколько месяцев на острове Косе и в городе Книде – в местах, где происходят описываемые в романе события. Он знакомился с археологическими раскопками, общим колоритом этих мест, с легендами, которые продолжают здесь бытовать и сейчас. Хотя сильное землетрясение разрушило в 554 году нашей эры остров Кос, однако там, где некогда находился асклепейон города Мерописа Косского, растет поддерживаемый бетонными подпорками гигантский платан, под которым, согласно преданиям, Гиппократ беседовал со своими учениками. Эти поездки (результаты их были изложены У. Пенфилдом в специальных статьях) помогли автору воссоздать в романе атмосферу, в которой проходила жизнь и деятельность великого врача Эллады.
Сюжетная линия романа не имеет никакой исторической – достоверной или легендарной – базы, за исключением отдельных фактов, таких, как, например, существование Книдской медицинской школы, возглавлявшейся в то время врачом Эврифоном и соперничавшей с школой Гиппократа, как ложное обвинение Гиппократа в поджоге (правда, не книдской) библиотеки и др. Однако Дафна, семья Тимона, даже старший брат Гиппократа Сосандр являются персонажами, созданными автором для того, чтобы как можно более живо и разносторонне показать самого Гиппократа. С этой же целью выбран и период в жизни Гиппократа, когда перед ним встала дилемма – идти ли по легкому и проторенному пути его предшественников и коллег асклепиадов или встать на трудный и неизведанный путь борца-реформатора.
Уилдер Пенфилд ставит задачей передать читателям тот образ Гиппократа, каким он представляет его себе на основании многолетних исторических изысканий и своего большого жизненного опыта. Не будет преувеличением сказать, что в книге нашло выражение врачебное кредо самого Пенфилда. Создавая образ Гиппократа, замечательный канадский ученый вложил в него свое личное отношение к медицине, к высокому и ответственному долгу врача. Кто знает, не выразились ли в этом, да и в самом замысле романа опасения его автора за судьбы медицины, которая столь часто в капиталистических странах превращается в одно из средств эксплуатации человеческих страданий во имя наживы, обогащения.
На эту мысль наводят и те места в романе, где Гиппократ оказывается вынужденным выбирать между самоотверженным служением медицине у себя на родине и обеспеченным положением при дворе царя Македонии. Он избирает первое. «Медицина, – говорит здесь Гиппократ посланцу македонского царя, – для меня дороже богатства».
Литературные критики найдут, вероятно, определенные недостатки в романе, но они ни в коей мере не умаляют его познавательного значения, его несомненной ценности как произведения, в котором в художественной форме воплощены передовые взгляды на задачи и обязанности врачей и ученых одного из крупнейших деятелей науки и медицины нашего времени. Как говорил Уилдер Пенфилд, когда не хватает точных фактов, то писатель-романист может, глубоко вникнув в соответствующие события и эпоху, подойти ближе к исторической правде, чем ученый-историк. Коллеги У. Пенфилда могут с полным основанием позавидовать его способности перевоплощаться из глубокого исследователя и практика-нейрохирурга в писателя-романиста, сохраняя и в той и в другой роли все характерные для него высокие человеческие качества.
Мы не знаем, был ли Гиппократ в точности таким, каким он изображен Уилдером Пенфилдом, но, прочитав роман, мы согласимся с тем, что в главном он должен был быть именно таким, чтобы зажечь факел подлинной медицины – науки, существующей и развивающейся во имя блага человека.
Доктор биологических наук
Г. Л. Смирнов
