Текст книги "Бенефис и другие юмористические рассказы"

Автор книги: У. У. Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Конечно нет, – сказал встревоженный м. Буртон. – Ты не знаешь, как она строга и щепетильна.

М. Стайль вздохнул и сказал, что постарается сделать все возможное и без этого. Он провел большую часть дня с трубкой на берегу моря, а когда настал вечер, выбрился очень тщательно и усиленно вычистил свой саржевый костюм, приготовляясь к визиту.

М. Буртон совершил церемонию представления довольно неловко. М. Стайль принял величественный вид, имевший в себе немало достоинства; м-сс Доттон, в черном шелковом платье и брошке-камее, принадлежавшей еще ее матери, выглядела также не менее важно, и м. Буртон ощутил странное чувство неравенства по отношению к ним.

– Эта комната слишком мала, чтобы принимать вас в ней, адмирал Петерс, – сказала вдова, предлагая ему стул.

– Но она удобна, сударыня, – сказал м. Стайль, бросая одобрительный взгляд вокруг себя. – Вот посмотрели бы вы на некоторые дворцы, в которых я бывал за границей! Все напоказ, и никакого удобства. Ни одного покойного кресла во всей зале. А что касается до антимакассаров…

– Вы долго здесь пробудете, адмирал Петерс? – осведомилась сильно польщенная хозяйка.

– Сам еще не знаю, – был ответ. – Я намеревался сначала только заехать к моему честному, старому приятелю, Буртону – лучший человек в моем экипаже, – но он так гостеприимен, упрашивает меня прогостить у него несколько недель.

– Но адмирал говорит, что должен ехать завтра утром, – твердо вмешался м. Буртон.

– Если не получу за завтраком письма, Буртон, – безмятежно возразил м. Стайль.

М. Буртон покосился на него с таким видом, который имел в себе несомненные мятежнические задатки.

– О, надеюсь, что вы его получите, – проговорила вдова.

– Думаю, что получу, – сказал м. Станль, обмениваясь взглядами с приятелем. – Одно, что может помешать, это мои родственники; они непременно хотят, чтобы я ехал с ними к лорду Туфтону, в его имение.

М-сс Доттон просто дрожала от радости, что находится в обществе человека, имеющего таких знакомых. – Какая должна быть для вас разница, – прошептала она. – Роскошная жизнь на берегу, после всех опасностей на море!

– А, – сказал м. Стайль, – правда, правда!

– Страшные сражения! – проговорила м-сс Доттон, закрывая глаза и содрогаясь.

– К ним легко привыкаешь, – просто отвечал герой. – Кажется, что самое жаркое дело, в котором я участвовал, было при бомбардировке Александрии. Я стоял один. Все люди, которые не были еще убиты, разбежались, и бомбы лопались вокруг меня словно… словно фейерверк.

Вдова всплеснула руками и опять содрогнулась.

– Я стоял как раз за ним, ожидая его приказаний, – сказал м. Буртон.

– Вы? – резко проговорил м. Стайль. – Вы? Я что-то не помню этого, Буртон.

– Как? – сказал м. Буртон, слабо усмехаясь. – Я стоял прямо позади вас, сэр. Если вы припомните, сэр, я еще сказал вам, что дело порядочно жаркое?

М. Стайль сделал вид, что соображает.

– Нет, Буртон, – сказал он сурово. – Нет, насколько память мне не изменяет, я был там один.

– Осколком ядра с меня даже сорвало шляпу, сэр, – упорствовал м. Буртон, делая похвальные усилия, чтобы сдержать свою злость.

– Довольно, старик, – сказал м. Стайль резко. – Ни слова более, вы забываетесь!

Он обратился к вдове и начал опять болтать о своих "родственниках", чтобы отвлечь ее внимание от м. Буртона, которого, казалось, вот, вот хватит апоплексический удар, или же он лопнет от ярости, что было бы одинаково неприятно.

– Мои родственники слыхали про Буртона, – сказал он, бросая украдкой взгляд на этого обиженного джентльмена, чтобы видеть, начинает ли он приходить в себя. – Действительно, – он часто разделял со мной опасность. Мы с ним бывали не раз в довольно тесных переделках. Помните те две ночи, которые мы с вами провели, спрятавшись в трубе дворца Занзибарского Султана, Буртон?

– Еще бы не помнить! – скал м. Буртон, немного оправившись.

– Залезли в такую тесноту, что едва могли дышать, – продолжал м. Стайл.

– Пока я жив, никогда этого не забуду, – сказал м. Буртон, который думал, что приятель хочет загладить перед ним свою недавнюю вину.

– О, расскажите мне это, адмирал Петерс! – вскричала м-сс Доттон.

– Наверно Буртон вам уже рассказывал? – сказал м. Стайль.

– Никогда не промолвил ни слова, – отвечала вдова, глядя с упреком на сбитого с толку Буртона.

– Так расскажите же теперь, Буртон, – сказал м. Стайль.

– Вы рассказываете лучше меня, сэр, – отвечал тот.

– Нет, нет, – сказал м. Стайль, изобретательность которого подчас изменяла ему. – Рассказывайте вы. Это ваш рассказ.

Вдова смотрела то на того, то на другого.

– Скорее ваш, сэр, – сказал м. Буртон.

– Нет, я не расскажу, – сказал м. Стайль. – Это было бы несправедливо по отношению к вам, Буртон. Я совсем упустил это из виду, когда начал. Конечно, вы были тогда еще молоды…

– Я не сделал ничего такого, чего бы следовало стыдиться, сэр, – проговорил м. Буртон, трясясь от ярости.

– А для меня будет очень жестоко, если я ничего не услышу, – сказала м-сс Доттон с самым своим обворожительным видом.

М. Стайль бросил на нее выразительный взгляд и, поджав губы, кивнул по направлению к м. Буртону.

– Во всяком случае, вы также были со мной в трубе, сэр, – сказал этот злополучный господин.

– Да, – возразил тот строго, – но для чего я там был, старик?

М. Буртон не в силах был отвечать; он мог только вытаращив на него глаза, вне себя от бешенства.

– Для чего же вы там были, адмирал Петерс? – осведомилась вдова.

– Я был там, сударыня, – внушительно отвечал невозможный м. Стайль, – я был там, чтобы спасти жизнь Буртону. Я никогда не покидал своих людей в опасности, никогда. В какие бы переделки они ни попадали, я всегда употреблял все усилия, чтобы вытащить их оттуда. До меня дошел слух, что Буртон задыхается в трубе дворца любимой жены султана, и я…

– Любимой… жены… султана? – проговорила, м-сс Доттон, едва переводя дыхание и вытаращив глаза на м. Буртона, который как то бессильно съежился на своем стуле и глядел разинув рот, в немом изумлении, на изобретательного м. Стайля. – Бог мой! Я… я никогда не слыхивала ничего подобного. Ну, должна сказать, что я удивлена!..

– И я также, – прохрипел м. Буртон. – Я… я…

– Как же вы спаслись, адмирал Петерс? – спросила вдова, отворачиваясь с негодованием от легкомысленного Буртона.

М. Стайль покачал головой.

– Рассказать вам это, значило бы замешать в дело французского консула, – сказал он мягко. – Мне не следовало вовсе упоминать об этом приключении. Буртон был, оказывается, благоразумнее меня.

Вдова пробормотала что-то в знак согласия и снова окинула прозаическую фигуру своего прежнего поклонника взглядом, полным презрительного любопытства. С некоторой нерешительностью она пригласила адмирала поужинать у нее, и была, видимо, в восторге, когда он согласился.

М. Стайль вполне наслаждался своей ролью адмирала, сожалея единственно только о том, что не было тут какого-нибудь опытного театрального режиссера, чтобы видеть, как он ее проводит. По мере того, как вечер приближался к концу, важность его все увеличивалась; от добродушного протежирования злосчастного Буртона он перешел мало помалу к строгости, и начал уже даже прикрикивать на него. А раз, когда он спросил у него, имеет ли он намерение ему противоречить, выражение его лица было так страшно, что хозяйка побледнела и вся затряслась от волнения.

У м. Буртона, в свою очередь, было такое же выражение лица, когда они сошли с крыльца м-сс Доттон, и он в откровенных, выразительных словах спросил у м. Стайля, что означает его поведение?

– Трудная была роль, – Джордж, – возразил тот. – Нам следовало бы сначала немного прорепетировать ее. Я сделал все, что мог.

– Все, что мог? – яростно закричал м. Буртон. – Врал на меня неизвестно что, и командовал, словно мальчишкой!

– Мне пришлось исполнять роль без всякой подготовки, Джордж, – повторил м. Стайль твердо. – Ты сам прежде всего вовлек себя в затруднение, назвав меня адмиралом. В следующий раз я постараюсь сделать лучше.

М. Буртон с злобной гримасой отрезал, что никакого следующего раза не будет, но м. Стайль на это только улыбнулся, как человек, несравненно лучше осведомленный. Не слушая равно ни намеков, ни даже просьб отправиться поискать себе потехи куда-нибудь в другом месте, он продолжал жить у товарища, и тому вскоре пришлось испытать все неудобства и невзгоды, обыкновенно обильно усеивающие путь лжеца.

Когда они опять посетили вдову, возникло новое осложнение: всякому даже самому поверхностному наблюдателю, стало бы очевидно, что она и м. Стайль пришлись сильно по вкусу друг другу. Они тут же начали обмениваться нежными взглядами, а в третье посещение м. Буртону пришлось быть изумленным и скандализованным свидетелем сильнейшего и самого определенного флирта. Отчаянная попытка с его стороны перевести разговор на более безопасную и, по его мнению, более подходящую тему, только подчеркнула его поражение. Ни тот, ни другая не обратили на него никакого внимания, и, минуту спустя, м. Стайль назвал вдову "дерзкой плутовкой" и сказал, что она напоминает ему герцогиню Марфорд.

– Было время, когда я считал ее самой прелестной женщиной в Англии, – сказал он выразительно.

М-сс Доттон наивно улыбалась и опускала глазки. М. Стайль придвинул свой стул поближе к ней и взглянул на приятеля.

– Буртон, – сказал он.

– Сэр? – огрызнулся тот.

– Сбегайте домой и принесите мне мою трубку, – сказал м. Стайль. – Я забыл ее на камине.

М. Буртон колебался, и так как вдова случайно смотрела в другую сторону, он погрозил кулаком своему высшему начальству.

– Ну, скорее, – произнес м. Стайль повелительно.

– Очень сожалею, сэр, – сказал м. Буртон, несчастное положение которого сделало его находчивым, – но я разбил ее.

– Разбил? – повторил тот.

– Да, сэр, – сказал м. Буртон. – Я уронил ее на пол и нечаянно наступил на нее; раздробил на мелкие кусочки.

М. Стайль выбранил его как следует за его небрежность и спросил, знает ли он, что эта трубка – подарок итальянского посланника?

– Буртон всегда был неловок, – сказал он, обращаясь к вдове. – Когда он был со мной на "Разрушителе", его так и звали "Буртон-Увалень"; это было его постоянное прозвище.

И во весь остальной вечер он то говорил комплименты вдове, то рассказывал анекдоты про Буртона, которые все имели целью выставить в нелестном свете его ум и поведение. И несчастная жертва, после двух или трех бесплодных попыток к противоречию, могла только молча и бессильно злиться, видя пристрастное ослепление хозяйки дома. Едва только они успели выйти на улицу, как его долго сдерживаемое раздражение вылилось в целом потоке ругательств по адресу бессовестного товарища.

– Не могу же я изменить того, что я красив, – возразил тот, самодовольно ухмыляясь.

– Твоя красота не повредила бы никому, – сказал м. Буртон, скрипящим голосом. – Все дело в этом адмиральстве. Оно вскружило ей голову.

М. Станль улыбнулся.

– Она, конечно, скажет "да", как только я этого захочу, – заметил он. – И помни, Джордж, что твой прибор всегда будет накрыт у нас, когда бы тебе ни вздумалось зайти.

– О, в самом деле! – возразил м. Буртон с злобной усмешкой. – Но представь себе, что я не далее как завтра утром расскажу ей всю правду насчет тебя. Если уж она не может достаться мне, то пусть же и тебе не достается!

– Да, это повредит и твоим шансам, – сказал м. Стайль. – Она никогда не простит тебе, что ты ее так одурачил. А пожалуй и жаль будет, что мы не получим ее, ни тот, ни другой.

– Ты змея! – дико закричал м. Буртон. – Змея, которую я отогрел на своей груди!

– Ну, к чему говорить такие неделикатные вещи, Джордж, – с упреком сказал м. Стайнь, останавливаясь у двери их дома. – Сядем-ка лучше, да обсудим все потихоньку.

М. Буртон вошел вслед за ним в комнату и расположился на первом попавшемся стуле, в ожидании.

– Она очевидно увлечена мной, – медленно начал м. Стайль. – Очевидно также, что если ты скажешь ей правду, это может испортить мои шансы. Не говорю, чтобы испортило их наверно, но может испортить. А раз как дело обстоит так, я согласен уехать отсюда не повидавшись с ней, завтра же утром с 6 часовым поездом, если только мне дадут настоящую цену.

– Настоящую цену? – повторил м. Буртон.

– Конечно, – невозмутимо отвечал ничем не смущающийся м. Стайль. – Она еще женщина ничего себе – для ее лет – да и лавчонка тоже недурненькая.

М. Буртон, скрывая свою злость, сделал вид, что размышляет. – Если пол-соверена… – сказал он наконец.

– Пол-дурака! – нетерпеливо прервал м. Стайль. – Мне нужно десять фунтов. Ты только что получил свою пенсию, а кроме того, ты всегда был бережлив и, наверно, откладывал.

– Десять фунтов! – проговорил м. Буртон задыхаясь. – Или ты думаешь, что у меня в саду золотые рудники? М. Стайль откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.

– Я не уступлю ни копейки, – сказал он твердо. – Десять фунтов и билет на обратный проезд. Если же ты будешь ругаться, то я назначу двенадцать.

– Что же я объясню м-сс Доттон? – спросил м. Буртон, после четверти часа напрасных пререканий.

– Все, что хочешь, – отвечал его великодушный приятель. – Скажи ей, что я помолвлен с своей двоюродной сестрой, и что наша свадьба откладывается только вследствие моего эксцентричного поведения. И еще можешь сказать, что произошла эта эксцентричность от осколка бомбы, ранившей меня в голову. Наговори сколько хочешь вранья; я никогда уже сюда не вернусь, и обличать тебя не буду. А если она будет стараться разузнать что-нибудь про адмирала, то напомни ей, что она обещала сохранить его приезд в тайне.

Более часа м. Буртон просидел неподвижно на месте, обсуждая выгоды и невыгоды предложенной ему сделки, и наконец – так как м. Стайль решительно ни на что другое не соглашался – ударил с ним по рукам и отправился спать в состоянии духа, граничащем с помешательством и готовностью убить человека.

Он поднялся на следующее утро очень рано, и, отвечая как можно резче и короче на все замечания м. Стайля, который был в прекрасном настроении, отправился с ним на вокзал, чтобы увериться в его отъезде.

Утро было прелестное, ясное и прохладное, и несмотря на все постигшие его невзгоды, расположение духа м. Буртона начало проясняться при мысли о близком освобождении. Омрачилось оно снова только при входе в кассу вокзала, когда бессовестный м. Стайль решительно потребовал билет 1 класса.

– Где же видано, чтоб адмирал ехал в третьем! – заметил он с негодованием.

– Но ведь никто не знает, что ты адмирал! – убеждал м. Буртон, стараясь подделаться ему в тон.

– Нет, но я чувствую себя адмиралом, – сказал м. Стайль, ударяя себя но карману. – Мне всегда любопытно было узнать, как чувствуют себя люди, едущие в 1 классе. Да и кроме того, ты можешь это сказать м-сс Доттон.

– Я мог бы ей сказать и так, – заметил м. Буртон.

М. Стайль сделал вид, будто сильно возмущен этими словами, и так как времени оставалось уже немного, то м. Буртон, пыхтя и отдуваясь так, что почти не мог выговорить ни слова, купил билет 1 класса и проводил путешественника до вагона.

М. Стайль уселся подле окна и, удобно откинувшись на спинку дивана, протянул ноги на противоположное сиденье. Прозвучал звонок, и дверцы вагонов захлопнулись.

– Ну, прощай, Джордж, – сказал путешественник, высунув голову в окно. – Очень приятно провел у тебя время.

– Счастливо отделался! – бешено пробормотал м. Буртон.

М. Стайль покачал головой.

– Я уступаю тебе дешево, – проговорил он медленно. – Если б только не одно маленькое обстоятельство, непременно сам бы заполучил вдову.

– Какое такое маленькое обстоятельство? – спросил м. Буртон, когда поезд уже тронулся.

– Жена моя! – отвечал м. Стайль, и широкая улыбка расплылась по его лицу. – Я женат! Ну, прощай, Джордж. Не забудь поклониться от меня, когда зайдешь.

ПАССАЖИР

Способ, каким капитан «Бесстрашного» пробирался по пристани, несомненно напоминал скорее приемы охотника за оленями, чем мирного, прозаичного хозяина судна, возвращающегося на свой корабль. Он прокрался сначала вокруг пирамиды пустых ящиков, спрятался за пустую бочку, юркнул оттуда к фонарному столбу и, наконец, из глубоких недр парового подъемного крана, окинул украдкой мелодраматическим взглядом палубу своего судна.

Обыкновенный наблюдатель не нашел бы нигде ни малейшего повода к таким тревожным предосторожностям. Палуба была, правда, несколько скользкая, но опасная разве только для неопытного новичка; люки были закрыты, и в освещенной кухне можно было издали разглядеть повара, двигавшегося вокруг своей плиты с спокойной неторопливостью, обличавшей в нем сознание полной безопасности и ничем невозмущенную совесть.

Бросив последний робкий взгляд назад шкипер спустился с крана и легко ступил на палубу.

– Шт! – сказал повар, спокойно выходя из кухни, – я все караулил, когда вы вернетесь.

– Чертовски хорошее у тебя понятие о карауле, – с раздражением проговорил шкипер. – Ну, что такое?

Повар ткнул пальцем по направлению к каюте. – Он там, внизу, – прошептал он хриплым шепотом. – Помощник сказал, чтобы вы подошли к лестнице, когда вернетесь, и просвистали: "Good sow the king"[4]4
  «Good sow the king» – иск. «God Save the King» (Боже храни короля), гимн Великобритании.


[Закрыть], и тогда он выйдет к вам и вы решите, что надо делать.

– Просвистать! – проговорил шкипер, тщетно стараясь увлажнить языком свои пересохшие губы. – Да я не мог бы теперь свистнуть даже для спасения своей жизни!

– Помощник не знает, что делать, а это был бы ваш сигнал, – продолжал повар. – Он там с ним, внизу, поит его и забавляет.

– Ну так ступай ты и просвисти, – сказал шкипер.

Повар обтер рот задней стороной руки. – А как это будет? – спросил он тревожно. – Никогда не могу запомнить все эти напевы.

– Ах, ну так пошел и вели Билю просвистать, – с нетерпением произнес шкипер.

Позванный потихоньку поваром, Биль вылез с бака и, узнав, что от него требовалось, выпятил губы и издал такой резкий, пронзительный свист, что чуть не оглушил перепуганного шкипера. Свист этот произвел на помощника как бы волшебное действие. Он взлетел стрелой по лестнице и закрыл рот Билю не слишком-то нежно, рукой, дрожавшей от волнения. Затем затворил дверь на лестницу, как можно тише и осторожнее, и запер ее на задвижку.

– Ну, теперь все благополучно, – сказал он запыхавшись шкиперу. – Он наш пленник! Он выпил четыре стакана водки, и, кажется, его клонит ко сну.

– Но кто же впустил его в каюту? – сердито спросил шкипер. – Хорош порядок, что я не могу отлучиться с корабля на час или на два без того, чтобы не найти при возвращении свою каюту занятой чорт знает кем!

– Он сам себя впустил, – сказал повар, которому вдруг пришло в голову воспользоваться этим удобным случаем, чтобы незаметно упомянуть о блюде, разбитом им накануне. – Он сам себя впустил, и я даже так удивился, чтобы не сказать испугался, что уронил большое блюдо и разбил его.

– Что же он сказал? – спросил шкипер.

– Синее блюдо, – продолжал повар, желавший раз навсегда выяснить этот вопрос на чистоту, – то, у которого на одном конце желобок, чтобы подливка могла стекать.

– Что он сказал? – проревел шкипер.

– Сказал: – "Ага, старик", – говорит, – "отличился ты однако!" – отвечал правдивый повар.

Шкипер с яростью обратился к помощнику.

– Когда повар пришел и доложил мне о нем, – сказал тот в ответ, – я сейчас же понял в чем дело; я сошел и заговорил с ним как можно хитрее и политичнее.

– Интересно бы знать, что вы сказали, – пробормотал шкипер.

– Ну что же, если вы полагаете, что сделаете лучше моего, то идите вниз и сами с ним объясняйтесь, – горячо возразил помощник. – В сущности ведь он к вам пришел; он ваш гость.

– Ну, не обижайтесь, Боб, – сказал шкипер. – Я ровно ничего не хотел сказать такого.

– Я знать ничего не знаю о бегах, – продолжал помощник с видом оскорбленного достоинства. – И никогда в жизни не имел ни долгов, ни каких бы то ни было денежных затруднений, потому что меня дома воспитали хорошо и предупредили о том, что может случиться; но не могу я не узнать судебного пристава, когда вижу его.

– Что же мне делать? – простонал шкипер, слишком удрученный, чтобы рассердиться даже на такую непочтительность подчиненного. – Он принес мне повестку об аресте. Я погиб, если он меня поймает!

– Ну, но моему крайнему разумению, единственным для вас спасением будет пропустить это плавание, – сказал помощник не глядя на него. – Я могу довести корабль до места, вполне как следует.

– Ни за что! – яростно прервал шкипер.

– Ну и попадетесь, – сказал помощник.

– Вам давно уже не терпится управлять этим судном, – сердито продолжал шкипер. – Вы могли бы отделаться от него, если бы хотели. Ему совершенно незачем было лезть вниз, в мою каюту.

– Я уже все перепробовал, что только мог придумать, – спокойно сказал помощник.

– Ну, хорошо же! – свирепо проговорил шкипер. – Он пришел ко мне на корабль без спросу, и, чорт побери, может и оставаться на нем. Отчаливать.

– Но, – заикнулся было помощник, – что если…

– Отчаливать! – повторил шкипер. – Он пришел на мой корабль, так я же прокачу его даром!

– А где же вы с помощником будете спать? – осведомился повар, который придерживался пессимистического взгляда на жизнь и часто страдал предчувствиями.

– На твоей койке, – грубо отвечал шкипер. – Отчаливайте же, слышите вы там!

Люди повиновались, усмехаясь, и вскоре шхуна уже плыла в темноте вниз по реке, между тем как шкипер прислушивался с тревогой, не услышит ли первых признаков пробуждения своего пленника.

Он напрасно прислушивался всю ночь, потому что узник не подавал ни малейшего признака жизни, но в шесть часов утра, когда "Бесстрашный" был уже в виду Пора и запрыгал как пробка по волнам, помощник сообщил, что из каюты доносятся глухие стоны.

– Пусть его стонет, – коротко отрезал шкипер. – И чем больше, тем лучше.

– Я пойду посмотрю, что с ним, – сказал помощник.

– Оставайтесь на месте, – резко проговорил шкипер.

– Но как же, не думаете же вы уморить несчастного голодом?

– Это до меня не касается, – кровожадно возразил шкипер. – Если человек вздумал вломиться в мою каюту и оставаться в ней, это его дело. Я не обязан знать, что он там, и если я предпочитаю запереть свою каюту и ночевать на баке, где больше всякой нечисти, чем в десяти других баках, взятых вместе, и где воняет вдвое хуже, чем в десяти других баках, соединенных в один, это уж мое дело.

– Да, но ведь и мне не особенно приятно ночевать на нижней палубе, – проворчал помощник. – Я могу сойти и лечь к себе на койку. Меня он не тронет.

– Вы сделали так, как я хочу, приятель, – сказал шкипер.

– Я помощник, – мрачно проговорил тот.

– А я хозяин этого корабля, – возразил шкипер. – И уж если хозяин может оставаться на нижней палубе, то грошовый помощник и подавно!

– Команде это не нравится, – продолжал возражать помощник.

– Чорт бы побрал команду! – вежливо пожелал шкипер. – А что касается до голодной смерти, то у меня там в каюте есть бутылка с водой, не говоря уже о кувшине, и мешок с сухарями под столом.

Помощник отошел посвистывая, а шкипер, который в душе далеко не был так спокоен, как хотел показать, начал соображать и придумывать всевозможные способы выпутаться из того затруднения, которое, как он предвидел, неминуемо ожидало его по прибытии в порт.

– Каков он из себя? – осведомился он у повара.

– Высокий, видно, что сильный малый, – был ответ.

– Так что, пожалуй, подымет скандал, если я пошлю тебя и Биля связать его и заткнуть ему глотку, когда мы войдем в гавань? – продолжал шкипер.

Повар ответил, что судя по наружности, "скандал" далеко еще не подходящее слово для того, что несомненно произойдет.

– Понять не могу, почему он сидит так смирно, – сказал шкипер. – Вот что меня смущает.

– Верно выжидает время, – утешительно подсказал повар. – По всему видно, что это человек бывалый, опытный; а кроме того, наверно, у него морская болезнь.

День прошел медленно, и с наступлением ночи смутное чувство чего-то таинственного и неладного овладело всеми на корабле. Рулевой оробел и польстил Билю просьбой рассказать ему сказку, для того только, чтобы он остался с ним на палубе. Он имел полное основание предполагать, что знает уже наизусть все сказки своего товарища, но в конце концов оказалось, что была одна, про узника, который превратился в кошку, выскочил через пушечный люк на палубу и по ночам взбирается на спины людей, стоящих на руле; этой сказки он никогда раньше не слыхивал. И он заявил Билю, насколько мог внушительнее, что и не желает больше никогда ее слышать.

Ночь прошла, и наступил второй день, а таинственный пассажир все не шевелился. Команда стала беспрестанно прислушиваться у двери на лестницу и заглядывать в люк; но дверь в спальную каюту была затворена, а в кают-кампании все было тихо и молчаливо, как в могиле. Шкипер ходил по палубе с озабоченным лицом, и после обеда, не будучи в состоянии переносить далее эту неизвестность, вежливо попросил помощника сходить вниз и разузнать, в чем дело.

– Не хотелось бы мне, признаюсь, – сказал тот, пожимая плечами.

– Пусть бы уж он лучше вручил мне повестку, только бы отделаться от него, – сказал шкипер. – Мне Бог весть какие страшные мысли лезут в голову.

– Ну, так почему же вы не идете вниз сами? – сказал помощник. – Он не замедлил бы вручить ее вам, ничуть не сомневаюсь.

– Ну, он пожалуй только хитрит и притворяется, а я вовсе не хочу потворствовать ему, если у него все ладно, – сказал шкипер. – Я прошу вас об этом, как о личном одолжении, Боб.

– Я пойду, если повар тоже пойдет, – отвечал помощник после некоторого молчания.

Повар видимо колебался.

– Ступай сейчас, повар, – резко проговорил шкипер. – Не заставляй ждать помощника. Но только ни в каком случае, ни за что не выпускайте его на палубу.

Помощник подошел к лестнице и, спокойно отворив запертую дверь, начал спускаться вниз, в сопровождении повара. Последовала минута страшного ожидания, затем внизу раздался дикий крик, и оба, как сумасшедшие, выскочили обратно на палубу.

– Что такое? – воскликнул побледневший шкипер.

Помощник, опираясь на рулевое колесо, чтобы не упасть, раскрыл рот, но не мог произнести ни слова; повар, с безжизненно висящими вдоль туловища руками, с остановившимися, как бы стеклянными глазами, представлял собою такое зрелище, от которого экипаж испуганно отшатнулся.

– Что… случилось?.. – повторил шкипер, заикаясь.

Тогда заговорил помощник с усилием овладев собою.

– Можете не трудиться опять запирать лестницу, – медленно проговорил он.

Лицо шкипера из бледного сделалось серым.

– Почему же? – спросил он дрожащим голосом.

– Он умер! – был торжественный ответ.

– Глупости, быть не может… – едва произнес шкипер трясущимися губами. – Он притворяется… или может быть ему дурно сделалось… Попробовали вы привести его в себя?

– Нет, – отвечал помощник. – Не стану вас обманывать. Я не остался там приводить его в чувство, да не думаю, чтобы и вы захотели остаться.

– Ступай вниз и погляди, нельзя ли разбудить его, повар, – приказал шкипер.

– Ну, только уж не я, – проговорил повар, содрогаясь.

Двое из людей пошли и заглянули украдкой в люк. Пустая кают компания выглядела как-то особенно уныло и мрачно; дверь в спальню была полуотворена. Не было решительно ничего такого, что могло бы удовлетворить их любопытство, но вернувшись оттуда они имели такой вид, будто только что видели привидение.

– Что же теперь делать? – беспомощно проговорил шкипер.

– Ничего нельзя сделать, – сказал помощник. – Он вне пределов нашей помощи.

– Я не о нем теперь думаю, – прошептал шкипер.

– Ну, а для вас самое лучшее будет удрать, как только мы достигнем Плимута, – сказал помощник. – Мы будем скрывать это дело как можно дольше, чтобы дать вам время скрыться. Ведь тут виселицей пахнет!

Несчастный хозяин "Бесстрашного" вытер лоб, облитый холодным потом.

– Верить не могу, чтоб он умер! – проговорил он медленно. – Кто пойдет со мной вниз взглянуть?

– Лучше оставьте это дело в покое, – с участием сказал помощник. – Зрелище далеко не из приятных, и по крайней мере теперь все мы можем принести присягу в том, что вы не тронули его ни единым пальцем, и даже не подходили к нему близко.

– Кто пойдет со мной? – повторил шкипер. – Я уверен, что это все штуки, и что он вдруг вскочит и вручит мне повестку, но чувствую, что должен удостовериться.

Он встретил взгляд Биля, и этот достойный моряк, после короткой борьбы с своими нервами, поплелся за ним. Шкипер, оттолкнув в сторону помощника, который хотел было задержать его, спустился первым и, войдя в каюту, остановился в нерешительности; Биль стоял как раз за его спиной.

– Отвори дверь, Биль, – проговорил он медленно.

– После вас, сэр, – отвечал благовоспитанный Биль.

Шкипер подошел осторожно к двери и вдруг, сразу, отворил ее. Затем он отступил с резким криком и нервно оглянулся вокруг себя. Постель была пуста.

– Куда же он исчез? – прошептал дрожащий Биль.

Шкипер не отвечал, но как-то слабо и беспомощно, точно слепой, начал ощупывать руками по всей каюте. Помещение было маленькое, и обыскать его заняло не много времени; оба мужчины уселись один против другого и глядели друг на друга в немом изумлении.

– Да где же он? – проговорил, наконец, Биль. Шкипер беспомощно покачал головой, и готов уже был приписать эту тайну какому-нибудь сверхъестественному влиянию, как вдруг истина промелькнула перед ним во всей своей ничем не прикрашенной простоте, и он сразу понял в чем дело.

– Это помощник, – медленно проговорил он, – помощник и повар… Теперь я все понимаю… Здесь вовсе и не было никого. Это была такая штучка со стороны помощника, чтобы завладеть кораблем! Ну, Биль, если хочешь послушать, как я угощу сейчас обоих негодяев, идем на палубу!

И Биль последовал за ним, улыбаясь и заранее предвкушая приятное зрелище.