Текст книги "Каракалпак - Намэ"
Автор книги: Тулепберген Каипбергенов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
– Учитель, я пришел за обещанной наградой.
– Ну и зря, – говорит ему Бердах. – Ты вчера хотел доставить мне удовольствие, обрадовать меня приятной ложью. Я ответил тебе тем же и тоже решил обрадовать тебя приятной ложью. Мы с тобой в расчете. Можешь уходить, никакой награды не будет.
Что я пережил в тот миг – описывать не стану. До сих пор стыдно вспоминать. А вот выводами, которые для себя сделал, поделиться могу.
Во-первых, я понял, что одическая поэзия – не мой жанр.
А во-вторых, понял, что хорошие люди почему-то не любят, если их громко хвалят. Даже так можно сказать: если человек нетерпим к комплиментам, значит, он человек стоящий, если же падок на лесть, то присмотрись к нему повнимательнее, каким бы прекрасным он тебе ни казался.
Разумеется, эти понятия я сформулировал гораздо позже, а тогда я это не столько понял, сколько почувствовал. Но почувствовал еще и обиду. «Все-таки, – сетовал я, – Муса-ага мог бы и поблагодарить меня, ведь столько добрых слов я о нем сказал».
Из советов моего дедушки. Кому же понравится, если шапка больше головы, будь эта шапка даже из каракуля. Ведь если шапка велика, то, встретившись с тобой, половина людей спросит: «Эй, зачем тебе такая большая шапка?» А другая половина спросит: «Эй, почему у тебя такая маленькая голова?»
Человека можно обидеть не только бранью, но и хвалой. Если подойти к обычному, не глупому и не злому, человеку и сказать ему: «Мудрец ты наш наиумнейший!» или «Добрейший из добрейших!»– то он обязательно обидится.
Из рассказов аксакалов. Однажды поэт Бердах возвращался из Хивы, и в пути его настигла ночь, поэтому вынужден он был свернуть с дороги, чтобы в ближайшем ауле попроситься на ночлег.
Приблизившись к аулу, настиг он незнакомого путника. Незнакомец был одет богато, а наряд Бердаха, как все знают, никогда не блистал золотом.
Бердах поздоровался с богатым незнакомцем, тот ответил на его приветствие, и скоро выяснилось, что он тоже ищет пристанища.
– Значит, судьба у нас общая, – сказал Бердах, – будем искать вместе. Вместе приятнее входить в чужой дом, все хоть один знакомый, да есть.
В ауле они нашли дом, который показался им просторнее и опрятнее других. Постучались.
– Кто такие?
– Мы божьи гости.
Как только отворилась дверь, так сразу же стало понятно, что в доме той. А если той, принимают любого. Вот и их встретили приветливо и сразу провели в комнату. Посадили порознь, воздавая каждому из гостей честь по его одежде. Бердаху отвели место у самой двери, а спутнику его – почетное место во главе да стар хан а.
По обычаям того времени, каждый новый гость должен был поведать собравшимся о том, что видел он в пути-дороге, что заприметил на божьем свете, какие новости мирские коснулись его ушей.
Первым стал говорить богато одетый попутчик Бердаха. Как только раскрыл он рот, так сразу же всем стало ясно, что рассказ его – сплошная чепуха и небылицы. Когда же заговорил Бердах, все поняли, что рядом с ними умный и приметливый человек, который и видел много, и слышал много, и многое может сообщить людям.
После этого хозяин поменял местами новых своих гостей. Бердаху предложил сесть во главе дастархана, а его богато одетому спутнику указал место у самой двери.
«Когда знают человека – кланяются ему, когда не знают – его халату», – гласит народная мудрость.
«На чужом тое лучше держи язык за зубами, тогда еще есть надежда, что кусочек угощения попадет тебе на зуб», – говорят аксакалы.
Между тем после того, как обнародовал я свое второе произведение, слава поэта уже прочно закрепилась за мной. Пусть оба сочинения были неудачными, пусть оба они подверглись критике столь уважаемого всеми человека, как учитель Муса-ага Джуманиязов, пусть взрослые не знали ни строки из моего творчества, все равно в ауле начали говорить уже без тени иронии: «А старший-то внук у деда Хакима, оказывается, поэт». Слова эти тешили не столько меня, сколько дедушку. Когда кто-нибудь величал меня «поэтом», он аж светился от радости и вдвое толще становился от распиравшей его гордости.
– Если бедняк надевает сапоги, – говорил дедушка, – то уж не знает, куда и ступить в них. Когда из такой бедной семьи, как наша, выходит поэт, тогда и не знаешь, как быть… А не сходить ли нам к самому коше-бию? Я отведу тебя к нему. Он давно о тебе спрашивал.
Раз уж дедушка задумал – значит, все.
Наш аульный коше-бий повернул ко мне свое плоское лицо и, глянув па меня в упор, сказал:
– У тебя, мальчик, голова большого размера, если внутреннее содержание заполнено, то из тебя может что-нибудь выйти.
– Вот, – сказал дедушка извинительным тоном, – хочет стать поэтом.
Я подумал, что сейчас коше-бий заставит меня читать стихи, и от этого нервничал, боялся, что он, как и учитель, раскритикует мои творения. Но оказалось, что коше-бию было достаточно и созерцания моей голо вы, стихи его совершенно не интересовали. Не дав мне и рта раскрыть, он сразу, не теряя времени, начал меня поучать:
– Художественное слово всегда должно иметь значение намека на будущее предвидение. Вот скажи-ка, маленький поэт… Предположим такое допущение, что душа твоя жаждет снятия нашего колхозного председатели с не соответствующего ему поста. Так? Так! А ты, предположим, должен прийти к этому председателю с нанесением визита делового характера. Что ты ему скажешь?
– Скажу, здравствуйте, председатель-ага, у меня к вам дело.
– Вот сразу и видна твоя слабая художественная неподготовленность.
Тут я вспомнил слова дедушки о том, что обидеть человека можно не только злыми, но и излишне хвалебными словами.
– Я скажу ему: председатель-ага, мудрец вы наш, добрейший из добрейших.
– Зачем ты будешь давать ему такой хвалебный отзыв?! – возмутился коше-бий. – Разве этот руководящий кадр достоин приличной оценки своей никудышной деятельности?! Нет, мальчик. Ты должен сказать так: «Здравствуй, бывший председатель-ага». Понял? Главное – назвать его «бывшим председателем». Тогда ты его под корень зарежешь без ножа. Вот так-то…
И он самодовольно захохотал.
И еще. Когда-то наш аул уже стал местом появления на свет поэта, который от нас, с одной стороны, вышел, а если рассматривать с другой стороны вопроса, то вошел в литературу.
Он выражал мнение, что уходит от нас по причине непонимания и неуважения к творчеству. Но мы-то знали, что уходит он вследствие того, что не выдержал состязания с бараном. Да-да, с бараном.
Вот слушайте, как происходило положение вещей на самом деле. Поначалу мы хотели его заставить добровольно вступить в колхоз. Однако он наотрез возразил. Мол, говорит, я представитель свободной профессии, а не ручного труда. Моя работа – это вам праздник. Сказал он не в том смысле слов, что слушать его стихи – это для всех радость, а в том значении понимания, что на свою работу он выходит по нашим праздникам. Во всех случаях семейных и общественных тоев он лично присутствовал и обращался со стихами.
Но по прошествии определенного промежутка времени в ауле нашем появился хозяин бойцового барана, который крепколобостью превосходил всех прочих. В периоды тоев стали все увлекаться организацией бараньих боев, а внимать слушанию стихотворца уже никто не хотел.
В дополнение к вышеизложенному надо продолжить, что по условиям обычаев победитель в бараньем бое получал наличным всего побежденного барана. А тот человек, который являлся хозяином бойцового барана, никогда не проявлял характерных черт скупердяйства. Он проигравшего барана варил в котле в пользу всех присутствующих. Поэтому люди из признательности к нему конечно же хотели покушать баранины, а не послушать поэта.
Поэт же окончательно пришел в состояние обиды и уехал в город. А в городе напечатали большую его поэму о баранах. Те, которые эту поэму печатали, думали, что он ведет сатирическую борьбу с людьми глупого ума. Но мы-то понимали, что наш поэт никакой сатирической борьбы не ведет, а выступает просто-напросто против барана.
Ну, мальчик. Какие надлежащие выводы ты должен сделать из моего поучительного сообщения?
А вот какие. Первый вывод заключается в том, что тебе еще мало лет, и подумай, что для тебя лучше: учить себя мастерству поэзии или же выучить своего барана мастерству бараньего боя?
Второй же вывод такой: если в соответствии с упрямством или недостаточным знанием жизни ты все же предпочтешь стать поэтом, то пиши таким образом, чтобы твои стихи были непонятными для подавляющего числа населения, тогда все будут думать, что в них есть значение смысла, а иначе все поймут, что ты просто сводишь счеты с каким-нибудь бараном.
И захохотал.
И еще. В свободное время досуга я люблю отдыхать при помощи ловли рыбы на удочку. Придя на берег пруда, я распутал удочки и произвел насаживание червяка на крючок. При этом произнес такие слова: «Дай мне, Аллах, за маленького червяка большую рыбу». Аллах внял моей рекомендации, вследствие чего я совершил поимку рыбы довольно приличных габаритов. Но совершить ее вытаскивание на берег не сумел, поскольку внезапно объявившаяся чайка схватила мою рыбу и выразила при этом нескрываемое намерение удалиться с ней. Однако намерениям ее был положен предел, потому что сама чайка, в свою очередь, подверглась нападению ястреба, который с небес камнем рухнул на нее. Ястреб закогтил чайку и спрятался с нею на предмет ее поедания. Он оказался настолько поглощен процессом поедания чайки, что в результате допущенного ослабления бдительности не заметил шакала, который до определенного срока таился в зарослях тростника. Шакал в два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от добычи, и ястреб оказался в полости рта вышепоименованного шакала. Шакал же предпринял попытку скрыться в зарослях, но прогремел залп выстрела, и с земли поднялся охотник. Охотник тут же предпринял освежевание туши и отделение от нее шкуры. Шкуру он положил просушиться на солнечной стороне данного участка территории и, довольный своими успехами, лег в тенечке с целью отдохнуть. Как только он прилег, так тут же воздух огласился звуками душе-раздираемого крика. Я бросился к охотнику и увидел, что он, бедняга, уже находится в состоянии смертельного исхода, а на шее у него располагается огромная черная змея. В завершение всего вышеизложенного змею эту я убил.
Ну, а теперь скажи мне, мальчик, кто из поэтов сочинил такое?
Я тебе отвечу: никто.
Эту правду сочинил я. Потому что все наличествующие существа живут за счет поедания друг друга. А поэты призывают к взаимной мягкотелости и добру. Разве это жизненные призывы? Так вот, мальчик, если хочешь стать поэтом, то не изучай ту жизнь, которая имеется в наличии, а изучай ту жизнь, которая находится в отсутствии.
Бабушка размышляла:«Если бог чем и наградил дурней, так это упрямством. Что ни случись, они талдычат свое. А жизнь-то крутится. Глядишь, и повернется таким боком, что и дурень раз в жизни окажется прав».
Дедушка возражал:«А единственная глупость умных – это желание вразумлять дураков. Это просто жуть, сколько в мире ума уходит на оспаривание глупости».
Из рассказов аксакалов:
– Жил в нашем ауле один бай. До революции дело происходило. Отар у того бая было больше, чем пальцев на руках и ногах. А овец у бая больше, чем волос на голове и в бороде. И зерна он имел столько, сколько мы всем аулом не имели. Однако жил он бедно. Одевался как все, даже хуже. Ел мало, все чаще джугару да просо, а мясо лишь по праздникам. И дом у него был маленький и кособокий.
Спрашивали люди бая: «Почему так бедно живешь?»
А он отвечает: «Не хочу выделяться».
В долг тоже никому не давал ни зерна, ни скота.
Когда спрашивали: «Почему в долг не даешь?»– он отвечал: «Не хочу никого выделять».
Не понимаю я таких людей…
– А я не понимаю других людей.
Как-то на окраине аула в камышовой лачуге заброшенной поселился один попрошайка. Что подадут – тем и сыт. Какую тряпицу выкинут – в ту и завернется. Но страсть как любил гостей принимать. И всякому гостю почет оказывал – единственный халат под ноги стелил, последний кусок на дастархан клал. А потом опять по аулу бродит и подаяние клянчит…
– Это точно. Лишнее зерно хранить – только мышей разводить. А от лишнего ума – только голова пухнет. Но и такие тоже бывают, кто сам чужим умом живет, но любит другим советы давать…
– Советы нужно знать кому давать. Вот послушайте. Жили-были муж с женой. И была у них единственная дочка. Уж и холили они ее, уж и лелеяли! Ела сладко, спала мягко, грязной работы совсем не знала, все родители за нее делали, и ни в чем ей не было отказа.
Но вот выдали дочку замуж, а в приданое дали все необходимое. Проходит год, и получают они весточку от дочери. А в той весточке сказано:
«Отцовский ковер под землю ушел,
Закрылся совсем материнский котел».
Удивились они, не в силах понять, что делается. Страшно переполошились и решили навестить родную дочь. Приезжают, значит, и видят, что ковер год не чищен, весь грязью покрыт. И котел год не чищен, доверху зарос.
– Что делать будем? – спрашивает отец. – Новую дочь родим, эту заново перевоспитаем или купим новый котел и ковер?
Порешили купить новый котел и новый ковер. Так и сделали и восвояси воротились. Через год получают такую же весточку.
Тогда отец и говорит матери:
– Если каждый год будем ей новое приданое справлять, так скоро сами по миру пойдем. Поезжай-ка ты к ней и научи ее уму-разуму.
Приехала мать и укоряет дочь свою:
– Неужели трудно раз в день ковер подмести и котел поскрести? Вот и платье твое совсем порвалось. Неужели трудно раз в день прихватить его ниткой?
Дочь говорит:
– Спасибо, мама, за совет. Я так и сделаю. Проходит еще год. И дочь снова шлет весточку: «Ковер весь вытерся давно,
У котла пробито дно,
А платье в ногах путается».
Опять поехали родители к дочери. И видят, что ковер она до дыр протерла, котел до дыр проскребла, а из платья столько ниток торчит, что стало оно напоминать плакучую иву.
Потому-то и говорят люди, что любой совет дураку во вред.
Из советовматери:«Путник с хорошими намерениями надеется на восход. Путник с плохими намерениями надеется на закат. Это хорошо, Сере, что с восходом своей жизни ты хочешь успеть многое сделать и понять».
2
Весной 1941 года я окончил четвертый класс. Назначили день собрания, на котором нам вручат табели, и учитель велел прийти с родителями. Это только так говорится – «с родителями», но в пору посевной родителям некогда расхаживать по собраниям, поэтому явились мы кто со старшим братом, кто с дядей или тетей, а я – с дедушкой.
Когда учитель объявил годовые отметки, дедушка расцвел от удовольствия. Он выкатил грудь, как петух, и по-петушиному же посматривал по сторонам: все ли понимают, что речь идет о его внуке? Понимали конечно же все. Ведь аул не велик, и каждому ясно, что коли говорят о Тулепбергене Каипбергенове, значит, говорят о внуке старика Хакимнияза. Однако, услышав, что мне дают еще и бесплатную путевку в пионерский лагерь, расположенный около райцентра, дедушка не сдержался и громко крикнул:
– Молодец, внучек, я доволен тобой, Тулек!
Никто, кроме дедушки, не переиначивал так мое имя. Почему он это делал, я могу лишь гадать. Может, оно и впрямь труднопроизносимое? Но ведь он же сам и назвал меня Тулепбергеном, и надо думать, что имя это должно было ему нравиться. Может, оно длинновато? Впрочем, я этого не нахожу. Имя – не кличка. Это лошадь нужно называть покороче, чтобы удобнее было на нее прикрикнуть. А чтобы величать человека, не стоит жалеть времени и воздуха в легких.
Но как бы там пи было, а дедушка звал меня кратко – Тулек. Само собой, что не хотел он ни обидеть меня, ни унизить. Скорее всего, ему показалось, что так мое имя звучит нежнее. Но, повторяю, это лишь догадки.
Моего сокращенного, а точнее сказать, искаженного имени в ауле никто не знал, поэтому все вроде бы и удивились: о ком это говорит старый Хакимнияз? Только учитель Муса-ага сразу все понял и тут же сочинил стихотворение:
Раздался общий смех.
Я расплылся в улыбке. Еще бы – меня опять сравнили с Бердахом, и не кто-нибудь, а сам учитель. «Когда стану известным поэтом, – подумал я, – тогда возьму себе псевдоним – Тулек».
А дедушка помрачнел и насупился. Он не любил, когда смеялись над его словами, особенно если сам он ничего веселого в них не находил. Учитель заметил и это. Он догадался, что невольно задел старика, и, чтобы сгладить неловкость, радушно улыбнувшись, обратился к дедушке:
Уважаемый Хакимнияз-ата, могу ли я задать вам два вопроса?
– Хоть сто, – буркнул он.
– Вот мой первый вопрос, – все так же приветливо и не обращая внимания на дедушкину сердитость произнес Муса-ага. – Какие дни своей жизни, уважаемый Хакимнияз-ата, вы считаете наиболее счастливыми?
На лице у дедушки сердитость сменилась серьезностью. Видимо, сперва он хотел ответить что-то резкое, но вопрос показался ему значительным, из тех, с какими и подобает обращаться к пожилым почтенным людям, а потому он и призадумался, подыскивая столь же значительный ответ.
– Я считаю счастливыми все дни, когда руки мои заняты делами, а голова – заботами.
– А какие дни кажутся вам самыми грустными? Тут уже дедушка отвечал не задумываясь, потому
что, давая ответ на первый вопрос, уже ожидал, что следующий будет именно таким.
– Мои печальные дни, – сказал он солидно, – это те, когда я ничем не занят.
– А почему? – спросил кто-то из «родителей», вернее сказать, из тетей и старших братьев.
Дедушка ждал и этого и, разумеется, уже заготовил ответ:
– Потому что, когда человек ничем не занят, в голову ему лезет всякая чепуха. Думаешь-думаешь и наконец даже у родных и близких находишь тьму всяких недостатков. Так и знайте: если человек всех бранит и корит – значит, он бездельник.
– Ребята, – сказал учитель, обращаясь к нам. – Подумайте над словами уважаемого аксакала, потому что на лето всем вам я даю задание. – напишите сочинение на тему: «Самый счастливый и самый печальный день каникул». С таким сочинением каждый из вас должен прийти первого сентября, и за него каждому из вас я поставлю первую отметку.
Если бы знал Муса-ага, что первого сентября школа не откроется, что никто из учеников не выполнит его задания, что самым печальным для всех нас окажется один и тот же день наступившего лета, что сам он больше не встретится со своими учениками, – если бы знал это наш учитель, то сказал бы, конечно, другие слова. Если бы знал…
Мы с дедушкой, довольные, возвращались домой. И, по обыкновению, он начал философствовать, потому что любил порассуждать, находясь в хорошем настроении.
Рассуждения моего дедушки:
– А все-таки очень умный человек этот твой учитель Муса Джуманиязов. Ученого сразу видно. Знания дают человеку дополнительный глаз. Вон, смотри, это край земли. Каким зорким ни будь, а дальше ничего не разглядишь. Но если знаешь, что там находится, то можно сказать, что видишь ты дальше края земли. Или вот ты, например. Так на тебя глянуть, то видно рубашку, шапку видно. Но если я знаю, что у тебя в сердце и в голове, то могу сказать, что вижу тебя насквозь.
Знания, скажу я тебе, даже лучше, чем здоровье, потому что здоровье с годами изнашивается, а знания лишь накапливаются.
И уж конечно знания лучше всякого богатства. Когда умирает умный, ученый человек, все горюют, печалятся, потому что понимают, что стали беднее умом. А когда умирает богатый, то радуются даже его дети, потому что станут богаче.
* * *
Внезапно нам повстречался коше-бий.
– Хакимнияз-ата, – сказал он, – а внук-то ваш, оказывается, отличник!
Откуда коше-бий узнал то, что говорилось на родительском собрании? Ведь мы еще не успели дойти от школы до аула, и надо полагать, что другие ребята тоже еще не дошли до своих домов. Но, видимо, вести и впрямь идут впереди людей. А коше-бий па то и коше-бий, чтобы первым узнавать любые сведения, касающиеся каждого аульчанина.
– В соответствии со своим званием я должен дать вашему внуку ряд поучительных советов на его будущую жизнь, – продолжал коше-бий.
Поучения коше-бия:
В штатном расписании городского училища числится учителем один сотрудник, которого все зовут «эта», хотя по возрасту лет он еще не стар, а просто рано состарился. Старение его организма произошло по той причине, что он во имя научного познания отрекся от всех земных благ и даже позволил произвести в отношении себя операцию кастрирования.
Я должен со всей определенностью засвидетельствовать перед вами, что в результате данной операции ума у него не прибавилось, зато многое убавилось и голос стал тоньше.
Хочу посоветовать вашему внуку, чтобы он не повторял подобных жизненных ошибок и не все приносил в жертву науке.
Дедушка укоризненно поглядывал на коше-бия: мол, не следует такие вещи рассказывать безусому юнцу, но коше-бий, не смутившись нисколько, продолжал: – Личный подсобный участок, находящийся в пользовании моего соседа, огражден колючим забором. Однажды по двору соседа прогуливались его индивидуальные куры, и вдруг одна из них подверглась внезапному нападению со стороны ястреба и была похищена им и унесена в когтях.
Свидетелем данного происшествия оказался мой бойцовый петух. Такое поведение ястреба он воспринял как личное оскорбление и пришел в страшное негодование, которое выразил при помощи истошного крика и царапанья земли когтями лапы. Затем петух устремился в погоню за похитителем, но не смог преодолеть высоту забора и застрял в колючках. Я с трудом извлек его из колючек в изувеченном состоянии. Вечером того же дня указанный петух стал продуктом для супа.
Из всего вышеизложенного следует, что ваш внук, уважаемый Хакимнияз, не должен брать пример с петуха, а должен тщательно рассчитывать свои научные силы.
* * *
Из рассказов аксакалов.…Некогда в нашем ауле жил один поэт. Стихи он сочинял плохо, рифмы подбирал с большим трудом. А главное – слагал он стихи о том, что никого не интересовало. И решил поэт изучать жизнь. Для этого поначалу стал он проситься к людям на ночлег. В одном доме поночует. Потом в другом. В третьем. Во всех домах аула переспал, а стихи его от этого лучше не стали. Тогда надумал он пойти в соседние аулы, чтобы пошире изучить жизнь. Пошел. И в конце концов превратился в обыкновенного бродягу, а поэтом настоящим так и не сделался…
…Уметь слагать стихи – это такой дар, который Аллах сам посылает человеку. Сколько ни изучай жизнь, а все одно не станешь поэтом, если сама жизнь тебя этому не научит…
Мой дедушка говорил:«Приходит как-то ко мне молодой джигит и говорит, мол, нужен ему совет. Женился он недавно, а жизнь семейная у него не ладится, и не знает он, как ему быть.
– А ты, – советую я, – учись у людей, погляди, как другие люди живут, как ладят меж собой.
– Э, – отвечает он, – людей много, за всеми не углядишь.
– Да, много, – отвечаю, – но более того – тебе надо бы знать не только о том, как живут здравствующие поныне, но и о том, как жили люди раньше, как жили покойные ныне предки наши. Да и этого тоже мало. Учиться следует не у одних лишь людей, но и у зверей тоже. Вот говорят, что слоны загодя чувствуют час смерти и, почуяв, что час этот близок, возвращаются в родные края. Так вот, доброму человеку стоит поучиться и у мудрого слона…»
Из советов моей бабушки:«Всегда уступай дорогу старшим, особенно близким. И не ищи в том обиды для себя, а помни, что бабушка и дедушка, когда срок придет, попросят у бога для себя первыми дорогу к тому свету. Нет ничего хуже, как пережить своих детей и внуков».
