Текст книги "Мир Темной звезды. Том 1"

Автор книги: Трой Деннинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 46 страниц)

По залу пробежал одобрительный шепот. Лианиус поднял руку, призывая к тишине, и в громадном зале стало так же тихо, как было всю последнюю тысячу лет.

«В пятьдесят второй год царствования короля Ркарда Борис вернулся. Из всех наших рыцарей оставались только сам король, Са'рам и Джо'орш, с пятьюстами гномами каждый. Борис привел с собой из Эбе десятитысячное войско с осадными орудиями и гнусным колдовством.»

Кемалок был последним городом гномов, и вместе с ним должны были умереть последние из нашей гордой расы. Этого, поклялся король Ркард, не произойдет. Он приказал Са'раму и Джо'оршу бежать, взяв с собой половину жителей Кемалока. Остальные, во главе с королем, остались, дабы скрыть следы их бегства, и, погибнув, убедить Бориса, что он оборвал весь наш мужественный и древний род.

Вскоре после того, как рыцари покинули Кемалок, Борис своим гнусным колдовством в двенадцати местах проломил городскую стену. У последнего пролома Ркард и Борис сошлись в смертельной схватке. Но вскоре доблестный Ркард почувствовал, как грудь ему пронзил ужасный меч врага. Но и мерцающее лезвие топора нашего монарха оставило глубокий след в доспехах Бориса. Они упали, каждый со своей стороны стены. Борисовы слуги унесли своего мерзкого командира в лагерь. Мы же, верные последователи нашего короля, принесли доблестного Ркарда, в груди которого все еще покоился вражеский клинок, в Башню Бурин. Закрыв ворота, мы приготовились к последней битве.

Спустя немного времени король Ркард умер от полученных ран. С болью в душе мы ждали атаки Борисовых войск. Но на десятый день враги свернули лагерь. Мы поняли, что последний удар Ркарда не пропал впустую. Борис умер…"

– На самом деле все было не так! – прогремел гулкий голос с проходящей над залом галереи.

Подняв глаза, Рикус увидел невысокого, закованного в черные, украшенные золотом и серебром доспехи гнома. Усыпанная драгоценными камнями корона венчала его шлем, а из-под опущенного забрала сверкали ярко-желтые глаза.

– Ркард! – прошептал пораженный мул.

– Последний король заговорил! – воскликнул какой-то гном.

Зал взволнованно загудел.

– Это то, во что верил хранитель Книги, – загрохотал король, – но на самом деле произошло не это.

Стояла гробовая тишина. Все ждали продолжения, но мертвый король только молча глядел на собравшихся.

Наконец Ер'Стали спросил:

– Великий Ркард, ты поведаешь нам правду?

Древний король устремил свой немигающий взор на колдуна.

– Я не знаю, – ответил он, – почему в тот раз враги отошли от Кемалока. Может, раны Бориса оказались слишком серьезны. Может, армию Тринадцатого Героя срочно призвал к себе Раджаат. Может, причина в чем-то ином. Я знаю одно – Борис не умер. И знаю я это потому, что много лет спустя он вернулся, чтобы в одиночку, за какой-то час сделать то, что его десятитысячное войско не смогло совершить за десять дней. Он высосал жизнь из гномов Кемалока, оставив только кости на память о том, что наш город посетил Дракон.

– Дракон! – прошипел Рикус.

– Это хорошо, что вы вернулись домой, дети мои, – словно не замечая бури чувств, вызванной его словами, продолжал Ркард. – Но будьте бдительны! Борис не потерпит возрождения Кемалока.

Сделав шаг назад, король растворился в темноте. Гномы, потрясенные его словами, не могли тронуться с места.

Встревоженный мрачным предсказанием Ркарда, Рикус вскочил. У него и так не шли из головы слова Хаману о том, что случится, когда Тир не представит Дракону положенной пошлины рабами. Узнав, как Дракон расправился с Кемалоком, он теперь боялся, что и Тиру грозит смертельная опасность.

Сняв Пояс Ранга и Кару Ркарда, он шагнул к Лианиусу.

– Я собирался вернуть их позже. – Он протянул магические предметы старому гному, – но мне пора в Тир. Я прошу прощения, что оказался их недостоин.

Лианиус в упор посмотрел на мула, потом перевел взгляд на его грудь. Незаживавшая язва наконец-то затянулась, оставив после себя грубый шрам под сердцем.

– Каилум рассказал мне, что ты сделал, – объявил ухромус.

Усилием воли Рикус заставил себя смотреть в гному прямо в глаза.

– Я не могу исправить своих позорных поступков, – сказал он. – Я могу только вернуть то, что вы мне дали.

Лианиус кивнул, принимая из рук мула Пояс Ранга и ножны с Карой Ркарда.

– Мы берем обратно Пояс, – сказал гном. – Возможно, со временем и появится гном, способный носить его лучше, чем ты.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнул Рикус.

– А это, – заявил ухромус, возвращая волшебный меч, – я хотел бы оставить тебе. Судя по рассказам Каилума, на всем Ахасе нет воина, более достойного носить этот волшебный меч.

Мул с удивлением посмотрел на Каилума.

– Много резких слов сказали мы друг другу, – склонил голову жрец солнца. – Но ты действительно все время пытался спасти Нииву. С этим я спорить не могу.

– Кара Ркарда – царский подарок, – ответил мул. – Если учесть, что я, хоть и по принуждению, обманул ваше доверие.

Потрясенный благородством и щедростью гномов, Рикус едва мог говорить.

– Этого дара ты более чем достоин, – заверил гладиатора Лианиус, – можешь в этом не сомневаться. И мы не виним тебя. Ведь ты пытался сделать то, о чем другие боятся даже мечтать.

– Спасибо, – склонил голову мул.

Выждав почтительную паузу, Рикус повернулся к Нииве.

– Ты пойдешь со мной? – спросил он. – Я изо всех сил постараюсь дать тебе те три вещи, которые ты хотела от меня получить.

Изумрудные глаза Ниивы наполнились слезами.

– Я знаю, – сказала она, вставая рядом с Каилумом, – но я уже решила свою судьбу. Отныне моим домом станет Клед, а когда-нибудь и Кемалок.

Рикус понимающе кивнул.

– Желаю тебе счастья, – тяжело вздохнул он. – Потерять тебя для меня сродни потери всего легиона… Это цена моего поражения.

Мул повернулся, чтобы уйти, но Ниива поспешно схватила его за руку.

– Не вини себя слишком строго. Теперь у тебя на одну любовницу меньше, и ты больше не считаешь себя гениальным полководцем. Но все это только потому, что ты действительно нашел свою судьбу.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Рикус.

– Ты как-то сказал, что цель твоей жизни – защищать Тир от внешних врагов. Ты ее для себя выбрал. И потому ты не должен думать, что «потерял» меня или свой легион. Нет, ты принес нас в жертву ради безопасности Тира.

– Ниива говорит правду, – сказал Каилум. – Ты вел тысячи воинов, которые умерли за Тир. Но они пошли за тобой по своей воле, против всех преград, зная, что, скорее всего, не вернутся домой. Мало у кого хватило бы смелости вести их на смерть. – Гном склонился перед мулом в низком поклоне. – Под твоей защитой свобода навечно воцарится в вольном городе Тире.

Янтарная чародейка

Биллу, Энн, Мэтту и Джошу

ПРОЛОГ

Царь Титхиан I полз на четвереньках через вестибюль. Расставив конечности, он двигался рывками, в беспорядочном ритме, свойственном насекомому. Его нижняя челюсть находилась в постоянном движении, как будто он жевал жесткий стебель колючего растения. Взгляд выпученных глаз царя не отрывался от каменного пола. Без остановок он добрался до угла, затем, цепляясь когтями за стену, попытался подняться. Он не прекращал своих попыток до тех пор, пока ему не удалось встать более или менее прямо.

Некоторое время царь старался подтянуться еще выше, но потом внезапно упал на пол и продолжил свое путешествие на четвереньках, правда, теперь уже он двинулся в другом направлении.

Две отделенных от тела головы летели за царем, держась на расстоянии метра от пола. Одна была совершенно сморщенной, с мертвенно-бледной, пепельного цвета кожей, впалыми щеками, провалившимися глазами и потрескавшимися губами. Другая казалась раздувшейся, с грубыми чертами лица, одутловатыми щеками, опухшими глазами, превратившимися в темные щелочки, и ртом, полным сломанных зубов серого цвета. У обеих были жесткие волосы с многочисленными хохолками. Под подбородком у них темнели шрамы от швов. Кожа там была аккуратно собрана и зашита грубыми черными нитками.

"Разум насекомого взял верх над разумом Титхиана, – предположила вздувшаяся голова, мысленно обратившись к сморщенной. – Я говорил тебе, Виан, что он не был готов к таким опасностям и испытаниям".

"Лжец. Ты ничего подобного мне никогда не говорил, – ответил Виан. – Но это не имеет никакого значения, Сач. Если Титхиан не в состоянии подчинить себе разум панка, то нам от него в любом случае не будет никакого проку".

Догадываясь, что головы разговаривают между собой и, возможно, обсуждают его, Титхиан тем не менее не понимал ни слова из того, что они говорили. За десять дней до этого он использовал Незримый Путь для того, чтобы установить мысленный контакт с одним канком. Царь собирался проследить за тем из своих противников, кто вознамерится покинуть город, используя этого канка в качестве транспортного средства. Когда же Титхиан расширил рамки контакта, причудливые ощущения, обуревавшие канка, едва не свели с ума царя, позволив врожденным инстинктам гигантского насекомого взять верх над человеческим разумом. В данный момент наиболее примитивная, самая обширная часть интеллекта Титхиана считала его самого канком насекомым в два раза крупнее человека, имевшим твердый хитиновый панцирь черного цвета, шесть похожих на толстые палки ног и пару жестких усиков-антенн на голове.

Титхиан ощущал странные вибрации где-то в области подмышек, где у канков находились своего рода барабанные перепонки, заменявшие им уши.

Какие-то приглушенные звуки, отдаленно напоминавшие голоса, проходили сквозь верхнюю часть его тела. Титхиану показалось, что он узнал голос Садиры – одной из тех трех, за которыми царь намеревался шпионить. Что же касается Сача и Виана, то их речь представлялась ему просто бессмысленным набором звуков.

Крошечная часть его еще помнила, что некогда он был монархом, а вовсе не канком. Поэтому-то царь и пытался разобрать слова и понять смысл того, что говорилось. Именно этого он и добивался, возжелав обрести контроль над разумом канка. И теперь, даже несмотря на неудачи, он не собирался отступать.

Титхиан сконцентрировал все свои мысли на жизненном центре своего организма, то есть на том самом месте, где три потока жизненной энергии Пути – умственный, мысленный и физический – сливались воедино, высвобождая некую таинственную могучую силу. Бывший монарх мысленно представил себе, как нить золотистого цвета протягивается от жизненного центра его организма к его мозгу. Спустя мгновение он почувствовал странное покалывание во всем теле. Хотя царь знал, что это сильно ослабит его, он продолжал выкачивать из себя энергию до тех пор, пока кончики пальцев на его руках и ногах не стали излучать ее. Он хорошо понимал, что, если хочет одержать верх над инстинктами канка, ему потребуется вся энергия, которую он сумеет собрать…

Когда Титхиан почувствовал, что энергии набралось достаточно, он использовал часть ее для того, чтобы мысленно нарисовать собственный портрет. В его воображении предстал худощавый, костлявый мужчина с резкими чертами лица, крючковатым носом, длинными рыжеватыми волосами и золотой царской короной Тира на голове.

Насекомое немедленно отреагировало на его мысль, вызвав к жизни из глубин царского сознания образ канка. Тот сразу же устремился в атаку.

Щелкая жвалами, он кинулся вперед, чтобы схватить свою добычу. Хрупкий образ Титхиана метнулся в сторону, упал и покатился по земле. Когда он снова оказался на ногах, канк уже разворачивался для новой атаки.

Царь представил себе, что у него растут крылья. Он вновь ощутил покалывание во всем теле, когда новый поток энергии устремился из его жизненного центра. Затем он почувствовал, что у него появились крылья.

Канк сделал мощный бросок как раз в тот момент, когда Титхиан отчаянно захлопал ими. Монарху удалось оторваться от темной земли, с трудом избежав при этом челюстей насекомого.

Прежде чем туповатый канк понял, куда делась его добыча, царь опустился ему на спину и схватился руками за его усики-антенны. Канк взвился в воздух, пытаясь сбросить с себя нежелательного наездника. Но Титхиан крепко держался за жесткие усики. Борьба образов продолжалась.

Канк опустился на землю, визжа от боли и испуга. Его усики-антенны являлись как бы продолжением головных нервных окончаний, и любое повреждение этих жизненно важных отростков могло погубить его. Поэтому канк решил прибегнуть к еще одному способу избавиться от наездника. Он подобрал под себя все три ноги, расположенные с левой стороны, намереваясь опрокинуться на спину и раздавить врага.

Но Титхиан предвидел этот маневр противника. Он снова вызвал из недр своего организма поток жизненной энергии и вообразил, что местность там, где ему пришлось сражаться с канком, скрыта туманом. Царю показалось, что желудок его поднялся к горлу, но он продолжал крепко держаться за усики-антенны канка, пытаясь заставить непокорное существо признать его своим хозяином. Канк сопротивлялся еще некоторое время, затем покорился воле наездника.

Царю не пришлось долго ждать, чтобы понять, что ему все-таки удалось взять верх над инстинктами огромного насекомого. Не успел образ канка сдаться, как в ушах царя зазвучал знакомый голос. На этот раз, когда Титхиан прочно контролировал чувства и ощущения канка, он мог уже разобрать слова…

– Садира, что происходит с твоим канком? – послышался голос Рикуса, одного из спутников Садиры.

– Я не знаю, – ответила Садира. – Он словно взбесился, даже попытался сбросить меня. Я хорошо знаю нрав канков, но никогда не видела ничего подобного.

Будучи не в состоянии провести разницу между тем, что происходит в его голове и вне ее, канк на действия Титхиана реагировал чисто физически.

Надеясь успокоить Садиру, Титхиан слегка постучал по усикам-антеннам огромного насекомого – образа, запечатленного в его мозгу. И он, и настоящий канк, которым управляла Садира, устремились вперед.

– Видно, что-то вывело твоего скакуна из равновесия, а теперь он пришел в себя, – заметил второй спутник Садиры, тирийский аристократ Агис из семьи Астиклесов. – Пришпорь-ка канка. Клед должен быть уже где-то совсем рядом, и я просто сгораю от нетерпения встретиться с Эрсталом. Рикус говорил, что он такой же ученый человек, как и мудрецы Тира.

– В этом я вам не судья, – произнес Рикус. – Я знаю только то, что сегодня он – единственный из оставшихся в живых людей, кому посчастливилось прочесть "Книгу кемалокских Царей".

– А ты уверен, что он все еще находится в Кледе? – спросил Агис.

– Уверен, – заверил его Рикус. – То, что осталось в памяти Эрстала после прочтения книги, является для карликов единственным источником знаний о своей истории. Все в поселении согласятся скорее погибнуть, чем позволить ему уехать.

Хотя оба они находились всего лишь в нескольких метрах от скакуна Садиры, Титхиану они представлялись неясным пятном. Туповатый канк умел сосредоточивать свое внимание лишь на ближайших предметах. Обычно дело не шло дальше узкой полосы каменистой местности, по которой он передвигался.

Все остальное, лежащее за ее пределами, представлялось ему в виде плохо различимой завесы из нечетких силуэтов и неясных цветов, причем даже самое незаметное движение вызывало рябь, от которой болели глаза.

Так как наездник находился вне пределов видимости канка, то и Титхиан не мог видеть Садиру. Тем не менее он ощущал ее присутствие гораздо более явственно, чем присутствие Рикуса или Агиса. Слившись с разумом канка, царь ощущал вес тела наездницы на своей спине, равномерно распределявшийся по всей длине хитинового панциря. Он чувствовал запахи, исходящие от нее.

Жесткие усики-антенны насекомого явственно различали кислый аромат, исходящий от человеческого тела, тщательно замаскированный духами из цветов серебряного шиповника.

После того как трое тирян молча ехали в течение почти получаса, Садира решилась нарушить молчание:

– Рикус, ты уверен, что мы сможем найти в "Книге кемалокских Царей" нечто такое, что поможет нам?

– Я в этом вовсе не уверен, но это наш единственный шанс, – проворчал бывший гладиатор. Он пожал плечами, и Титхиану показалось, что вокруг его плеч замерцали желтые огоньки. – Нам никогда не удастся остановить Дракона, пока мы не найдем у него уязвимого места.

– Знания, которыми владеет Эрстал, – наша единственная надежда, вздохнул Агис. Он кивнул, словно соглашаясь с Рикусом, и вокруг его головы заиграли вспышки черного света. – Если он не сможет помочь нам, мы не сумеем помешать Титхиану заплатить Дракону ужасную дань.

– Никогда! – ответила Садира. – Я не позволю, чтобы тысяча рабов была предана такой мучительной смерти.

– Тогда как ты собираешься поступить, если Дракона будет невозможно остановить? – с вызовом спросил Рикус.

– Я призову к оружию весь Тир, – ответила Садира. – Мы все встанем, как один.

– И как один все умрем, – отрезал Рикус. – Зло многолико. Некоторые его виды не могут быть уничтожены с помощью силы.

– Ты собираешься сдаться? – с горечью произнесла Садира. – Воину, который тренировался в гладиаторских школах Титхиана и выступал на арене Тира, такая дикая мысль никогда бы не пришла в голову.

– Так как я сражался с людьми и животными, то рисковал только собственной жизнью, – возразил Рикус, голос которого эхом отдавался в теле канка и в ушах Титхиана. – Сейчас на нас лежит во много раз большая ответственность, и принять ее на себя не так-то легко.

– В этом ты прав, Рикус, – согласился Агис. – Но в то же время мы не имеем права пожертвовать тысячью жизней, не попытавшись их спасти. А это возможно лишь путем борьбы, путем применения силы. Если у нас есть хотя бы малейший шанс на успех, мы не можем пренебречь им. В данном случае любой риск оправдан.

С этими словами аристократ постучал прутиком между усиков-антенн канка.

Тот понял команду и сразу же перешел на рысь, устремившись по каменистой равнине в сторону Кледа.

Когда стало ясно, что разговор подошел к концу, Титхиан прервал мысленный контакт с канком и сосредоточился на том, что происходило во дворце.

– Клянусь Ралом! – громко выругался царь, и его гневный голос эхом отразился от каменных стен. – Они никогда не успокоятся. Мне давно следовало покончить с ними!

– А разве мы не говорили тебе об этом тысячу раз? – произнес Сач вздувшаяся голова. – Но у тебя имелось собственное мнение.

– Это было бы не так трудно организовать, тем более что ты уже созрел для этого, – добавил Виан, глаза которого заблестели в предвкушении чужой смерти и, следовательно, возможности напиться горячей крови. Обе отвратительные головы медленно перемещались в воздухе по кругу, чтобы постоянно находиться перед лицом Титхиана. Когда тот поднялся на ноги, они оказались на уровне его глаз.

– Что же такого сделали твои друзья, что ты наконец-то перестал витать в облаках и стал трезво смотреть на положение вещей? – полюбопытствовал Сач.

– Каким-то образом им стало известно о скором появлении Дракона, сообщил Титхиан.

– Что ж, это уже никого не удивляет, с тех пор как вокруг полно шпионов, – злобно произнес Виан.

– Лучше мириться с наличием соглядатаев, о которых ты знаешь, чем иметь около себя шпионов, о существовании которых ты и не подозреваешь, – резко ответил царь. – Кроме того, меня приводит в бешенство не то, что именно им удалось узнать, а то, как они собираются использовать полученные сведения.

– Например?

– Они хотят не дать Дракону получить причитающийся ему налог с Тира жизни тысячи рабов, – ответил царь.

– Пусть только попробуют! – произнес Виан, оскалив желтые зубы. – Они все погибнут, и никто не посмеет бросить в тебя камень, обвинив в их смерти.

– Ну уж нет, – проговорил Титхиан, качая головой. – У меня есть свои далеко идущие планы относительно Дракона, и я не собираюсь злить его.

Но тут обмен мнениями между царем и его ближайшими советниками был прерван появлением мажордома. Это была высокая статная блондинка с величественной осанкой. Прелести ее фигуры не могла скрыть даже железная кольчуга.

– Нижайше прошу простить за вторжение, ваше величество, – произнесла она, низко кланяясь.

– Разве тебя кто-нибудь приглашал сюда, женщина? – грозно спросил Сач.

– Оставь нас, или ты дорого заплатишь за свою наглость, – злобно проворчал Виан.

Блондинка удивленно подняла брови, услышав угрозу, затем холодно взглянула на говорящие головы. После небольшой паузы она снова обратилась к царю:

– Вождь лесного племени хафлингов по имени Нок просит оказать ему честь, приняв его.

Это имя было знакомо Титхиану, так как именно Нок отдал Рикусу и Садире то оружие, с помощью которого они убили царя-колдуна Калака, последнего тирийского монарха.

– Что он хочет? – спросил царь.

– Он отказался сообщить мне о цели своего визита, – ответила мажордом.

Титхиан несколько секунд раздумывал над этим явным нарушением правил придворного этикета, пытаясь понять, имело ли в данном случае место умышленное оскорбление его царского достоинства со стороны вождя хафлингов, или тот просто-напросто не имел представления о том, как следует вести себя при дворе. В конце концов царь заявил:

– Я никого не принимаю до завтрашнего вечера.

– Я предложу ему прийти завтра, – объявила мажордом, пятясь спиной к двери и низко кланяясь.

Титхиан отпустил ее легким взмахом руки. Он нисколько не сомневался, что Нок проделал столь долгий и опасный путь вовсе не ради того, чтобы нанести ему визит вежливости. Значит, у вождя должна быть на это какая-то очень важная причина. Но царь давным-давно взял себе за правило никогда не принимать посетителей, предварительно не выяснив, о чем они собираются с ним говорить. Он строго придерживался этого правила совсем не потому, что считал себя выше других, а из простой политической целесообразности. Тот, кто заранее продумывает ход будущего разговора, в гораздо меньшей степени подвергает себя опасности сказать что-то такое, о чем впоследствии будет сожалеть.

Выйдя в сводчатый проход, ведущий из залы, мажордом потянулась за мечом, висевшим у нее на поясе.

– Я ведь просила подождать в приемной, – громко проговорила она, обращаясь к кому-то, находившемуся за пределами залы.

Прежде чем она сумела сказать что-либо еще, с ее губ сорвался возглас боли и удивления. Покрытый кровью заостренный кусок дерева, напоминавший по форме острие копья, пробив кольчугу, как будто это была обычная ткань, высунулся из ее спины. Женщина пошатнулась и отступила назад, к центру залы, застонала от боли, попыталась ухватиться слабеющими руками за древко копья, пронзившего ее грудь.

Другой конец копья находился в руке хафлинга, разрисованного с ног до головы густой зеленой краской. На плечи его было наброшено некое подобие плаща из птичьих перьев. На косматой голове красовалось нечто вроде короны из зеленых листьев, в носу висело толстое золотое кольцо, а на груди на серебряной цепи болтался блестящий обсидиановый шар. За спиной у него толпилось более десятка его соплеменников в простых набедренных повязках, с маленькими луками и крошечными стрелами с черными наконечниками.

– Незваный гость и убийца! – прошипел Виан, пристально глядя на вождя хафлингов.

– Убей его! – закричал Сач, облизывая губы длинным красным языком.

Головы разлетелись в стороны, чтобы приблизиться к царю с разных сторон, но тот, не раздумывая, сделал им знак держаться от него подальше.

Даже если бы Титхиан сразу не догадался, кто такой этот Нок, оружие, которое хафлинг держал в руках, заставило бы царя насторожиться. Это было копье из особой древесины, то самое волшебное копье, которое Нок на время передал Рикусу и которым гладиатор тяжело ранил царя Калака. Титхиан хорошо знал его волшебные свойства. Оно пробивало любые доспехи, а древко защищало обладателя копья от различных чар. Это означало, что Сач и Виан ничем помочь царю не смогут.

Переключив внимание на вождя хафлингов, Титхиан резко спросил:

– Как тебе удалось пройти мимо моей охраны? Ей дан приказ никого ко мне не пропускать без моего разрешения.

– Точно так же, как я прошел мимо этой женщины-воина, – ответил вождь, вытаскивая копье из тела блондинки. Мажордом упала на пол и больше не шевелилась. – Неужели ты и в самом деле веришь в то, что твоя охрана достаточно надежна, чтобы помешать Ноку пройти туда, куда он хочет?

– Конечно нет. Но я все-таки ожидал, что ты проявишь должное уважение к моему сану и не станешь их убивать, – ответил Титхиан. Хотя царь был оскорблен до глубины души тем, что вождь лесных людей осмелился расправиться с его охраной, его больше беспокоила та легкость и скрытность, с которой лесные хафлинги сумели проникнуть к нему. Все это наводило его на серьезные размышления и должно было стать поводом для последующего разбирательства. По-видимому, легенды, ходившие в Тире об их охотничьих достоинствах, полностью соответствовали действительности.

Так как Нок никак не отреагировал на замечание Титхиана, тот, нахмурившись, объявил:

– Я хочу, чтобы ты все-таки рассказал мне, зачем тебе понадобилось нарушать мой покой и вторгаться в мои личные апартаменты без всякого предупреждения.

– Есть одна женщина по имени Садира, – ответил Нок, бросив сердитый взгляд на царя. – Ты должен отдать ее мне.

– И почему же я должен сделать это? – возмутился царь.

Нок развернул свое волшебное копье и приставил его заостренным концом к груди Титхиана. Кончик копья легонько кольнул царя, и тонкая струйка крови потекла по животу Титхиана.

– Потому что я требую этого! – прошипел взбешенный вождь.

Титхиан поднял руку и осторожно отвел копье в сторону.

– Тебе следует научиться искусству дипломатии, – спокойно произнес царь, глядя прямо в глаза Ноку, взгляд которого излучал гнев и злобу. – Но если говорить об упомянутой тобой Садире, то в настоящее время она отправилась на поиски приключений и находится за пределами Тира. Я позволю тебе расправиться с этой женщиной, но только при условии, что ты сам сумеешь схватить ее.

– Я бы не поверил тебе, пообещай ты мне поймать ее, – произнес Нок, с отращением глядя на Титхиана. – Так где она?

Царь снисходительно улыбнулся:

– В пустыне. Охотнику твоей репутации не составит никакого труда отыскать ее по следам, – явно не скрывая насмешки, ответил царь.