Текст книги "Я буду тебе вместо папы. История одного обмана"

Автор книги: Тони Магуайр

Соавторы: Марианна Марш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестая

Второй снимок заставил меня улыбнуться.

Его тоже сделали, когда мне было шесть лет, но на этот раз фотографу удалось поймать выражение радостного удивления на моем лице. Я ясно помню тот день.

Я знала, что папина семья не испытывает особой любви к моей матери, да и ко мне тоже. Изредка они заглядывали к нам в гости и неизменно морщили нос, оглядывая убогую обстановку. С не меньшим презрением они смотрели и на меня.

– Девочка вся в тебя пошла, – каждый раз говорила бабушка моей маме, и я понимала, что это отнюдь не комплимент.

Поступок отца всех удивил. Он был старшим из четырех детей и женился на женщине, которая совсем не нравилась его родителям.

Несмотря на это он оставался любимцем своей матери. Ее муж, то есть мой дедушка, умер за несколько лет до того, как я пошла в школу, поэтому, когда папина сестра собралась замуж, она попросила его быть посаженным отцом.

В свою очередь он тоже попросил ее о двух вещах. Во-первых, маму должны пригласить на свадьбу. Во-вторых, я буду подружкой невесты.

Когда он сообщил о своих требованиях, ни меня, ни мамы рядом не было. Я знаю лишь, что тетя согласилась, и потом меня привезли к бабушке, чтобы снять мерки для платья.

Я была неухоженным, бледным ребенком, вечно одетым в неподходящие по размеру обноски, купленные в благотворительных магазинах. Тети снимали с меня мерки с таким выражением лица, что у меня не осталось никакого сомнения насчет их чувств ко мне.

– Боюсь, чтобы ее подготовить, потребуется время, – покачала головой старшая, окинув меня неприязненным взглядом.

– Да, привези ее вечером перед свадьбой, чтобы мы могли привести ее в порядок. Будет спать в моей постели – она такая маленькая, что мне не помешает, – недовольно бросила моему отцу вторая тетя.

Итак, вечером перед свадьбой меня передали в руки папиных сестер. На кровати одной из них лежало розовое шелковое платье – такого красивого у меня никогда не было, – завтра мне предстояло его надеть.

– Теперь в ванную! – скомандовала тетя после того, как я поужинала. – Дорогая! – позвала она свою сестру. – Ты не могла бы мне помочь? Мне еще столько всего надо подготовить к свадьбе.

Меня взяли за руку, и спустя несколько минут моя одежда висела на спинке стула, а сама я стояла перед большой белой ванной, наполненной пузырьками.

– Забирайся внутрь, – приказала младшая тетя, и в ее голосе неожиданно послышалась забота обо мне.

На секунду мне стало страшно. Ванна такая большая, а что, если я утону? Но тетя подхватила меня на руки и аккуратно посадила в воду. Бережно поддерживая меня, она намылила мне шею, спину, руки и ноги, потом полила мне голову шампунем и, предупредив, чтобы я закрыла глаза, окунула меня в воду. Мыльная вода попала мне в рот, я начала брыкаться, и тети (вторая тоже подошла), несмотря на то что я обрызгала их, весело рассмеялись. Они вытащили меня из воды, подождали, пока я откашляюсь, и строго сказали:

– Теперь закрой не только глаза, но и рот!

Одна из них принялась смывать пену с моей головы.

– Ты только посмотри! Да наша племянница – настоящий чумазый чертенок! – со смехом сказала младшая тетя (глаза у меня все еще были закрыты, но я узнала ее по голосу). – Интересно, когда ее в последний раз мыли?

– По-моему, с нее грязь нужно ногтями отковыривать, – ответила старшая. – О чем только ее мать думает?

– Слава богу, что у нее вшей нет, а то бы я ни за что не стала заниматься ее волосами.

Они говорили обо мне. А мне было так стыдно, что радость, переполнявшая меня весь день, куда-то испарилась.

Внезапно руки, поддерживавшие меня, начали больно сдавливать. Дружеский смех превратился в издевательский хохот, а комментарии – в обидные замечания. Я попыталась вывернуться в знак протеста.

– Ну, ну, милая, не вредничай! – сказала старшая тетя, увидев мою недовольную мордочку. – Это же так, между нами, девочками, правда?

– Конечно! – подтвердили обе тети хором, а потом младшая вытащила меня из воды, замотала в пушистое белое полотенце, посадила к себе на колени, обняла и прижала к себе.

Мне дали конфету, быстренько причесали, стараясь как можно аккуратнее распутывать колтуны, и, пока мои светло-каштановые волосы были еще мокрыми, туго накрутили пряди на бигуди.

– Постарайся не трогать их, Марианна, а то все испортится, – попросила старшая тетя. – Сейчас, может, немножко неудобно, зато завтра ты будешь такой красавицей с уложенными волосами!

– Только спать придется, подложив под шею подушку, – ласково улыбнулась младшая. – Мы же не хотим, чтобы все бигуди сбились!

Я была в таком восторге от происходящего, что не испытывала никаких неудобств от того, что спать пришлось практически неподвижно. Последняя мысль, пришедшая мне в голову перед тем, как провалиться в сон, была: «Завтра надену красивое новое платье и буду особенной девочкой».

На следующее утро, пока взрослые подружки невесты вертелись перед зеркалом, стараясь рассмотреть себя со всех сторон, младшая тетя вытащила бигуди из моих волос, аккуратно провела по локонам расческой, а потом заколола их шпильками в мягкий узел. Из шкафа было извлечено новое розовое белье, я впервые в жизни надела на ноги белые носочки и блестящие черные туфельки. А уж когда на мне стали застегивать прекрасный шелковый наряд, я с трудом могла устоять на месте от возбуждения.

– Закрой глаза, Марианна!

Я крепко зажмурилась, чувствуя, как кто-то приводит в порядок мои волосы. А потом меня взяли за плечи и осторожно повернули к большому зеркалу.

– Смотри, какая ты красавица, Марианна!

Из зеркала на меня смотрела девочка, в которой я с трудом узнавала себя. Когда наши взгляды встретились (той девочки в зеркале и мой собственный), на ее лице отразилось удивление, смешанное с восхищением. Разделяя ее радость, я почувствовала, как губы сами собой растягиваются в широкой ответной улыбке. Именно в этот момент меня сфотографировали.

Свадьба – важный день в жизни молодой девушки, невесты, но мне казалось, что и для меня это самый важный день. Я останавливалась перед каждым зеркалом, чтобы полюбоваться на свое отражение. А вечером я вернулась домой в новом розовом платье.

– Ты можешь оставить все себе, – сказала младшая тетя, когда я решила, что придется вернуть и туфельки, и носочки, и шелковый наряд.

Сначала я не поверила ей, но, убедившись, что это не шутка, благодарно улыбнулась. Тетя наклонилась и поцеловала меня; я вдохнула нежный запах мыла и духов и поняла, что именно об этом всегда мечтала. Словно на двадцать четыре часа занавес, разделявший два мира, был отведен в сторону, и мне позволили войти в другую жизнь. Как же мне хотелось быть частью этого мира – мира, где комнаты наполняет счастливый смех, где дети носят красивую одежду, а маленьким девочкам говорят, что они красавицы. Я снова хотела чувствовать себя особенной. Но это случилось только через год – когда я встретила человека, который стал называть меня своей маленькой леди.

Глава седьмая

Отцу потребовалось пять с половиной лет, чтобы прийти к следующей мысли: один мужчина в семье – это непорядок, надо исправить. Лишь став взрослой, я узнала, что свадьба мамы и папы была стремительным, незапланированным событием – я родилась всего через пять месяцев после церемонии. Когда отец смотрел на меня, то каждый раз вспоминал, что именно я – причина всех возложенных на него обязательств, которые не очень-то и хотелось выполнять. Он сразу начинал хмуриться, и уже в раннем возрасте я старалась держаться от него подальше.

Рождение моего первого брата доставило отцу огромную радость. Он брал маленький сверток на руки, улыбался сморщенному красному личику и даже иногда разговаривал с малышом. Некоторое время моя мама была счастлива и довольна – но только до тех пор, пока мой братик не начал ползать, а она не выяснила, что ждет еще одного ребенка.

Возможно, искать новую работу отца заставило скорое появление еще одного голодного рта, но скорее хозяину надоели его грубые манеры и частые вспышки гнева. В любом случае, отец перешел на другую ферму, где зарплата была больше, а дом, предоставляемый для проживания, – просторнее.

– Нашел новое место, – объявил отец за ужином и назвал ферму. – Кстати, мы переезжаем, так что можешь паковать вещи, – бросил он маме.

Она в ответ лишь спросила, где именно находится наш новый дом.

Раньше, до моего рождения, мама, конечно, задала бы ему кучу вопросов, но семь лет замужества наложили на нее свой отпечаток. Она очень мало интересовалась собой – и еще меньше тем, что происходило вокруг.

Пьянство мужа, регулярные побои, беспросветная нищета быстро стерли с ее лица красоту, а из души – чувство собственного достоинства. Деньги в семью приносил отец – мама была полностью зависима от него.

Признаться, я была удивлена, когда увидела, что в дни перед переездом мама едва ли не светится от счастья. Она больше времени проводила у плиты, стараясь хоть как-то разнообразить ужины, и чаще обычного улыбалась отцу. Она сходила посмотреть на новый дом и выяснила, что он гораздо красивее, чем она ожидала, а еще она познакомилась с нашими будущими соседями.

Было ясно, что последний факт радовал ее больше всего.

– Мне показалось, они очень милые люди, – заметила мама, ставя перед отцом тарелку с ужином – традиционное рагу с картошкой, в котором мяса было чуть больше обычного. В ответ он взял вилку и начал есть. – Да, действительно милые, очень приветливые, – продолжала мама. Но ее слова наталкивались на равнодушное молчание, изредка прерываемое чавканьем.

Наверное, именно в тот момент я поняла, как страдает от одиночества моя мать. Она часами сидела дома, и ее единственным собеседником был маленький радиоприемник, так что она всем сердцем мечтала о ком-то, с кем можно было поговорить. В тот вечер в ее голосе звучала надежда – что она сможет наконец завести новых друзей, что ей будет с кем перекинуться словом, кроме угрюмого мужа, себя самой и своих детей.

Две недели спустя, когда мы переехали в новый дом, мечта моей матери осуществилась.

Глава восьмая

За неделю до того, как мы съехали из коттеджа, который так не нравился моей матери, я помогала ей упаковывать наши немногочисленные пожитки. Кухонную утварь складывали в картонные коробки, постельное белье запихивали в старые наволочки, а вся одежда уместилась в двух потертых чемоданах.

Положить в коробку свою коллекцию тряпичных кукол и особенно любимицу с золотыми волосами по имени Белинда – ее мне подарила тетя – я решительно отказалась. Вместо этого я завернула каждую куклу в кусок ткани и аккуратно поместила в коричневую хозяйственную сумку, с которой не собиралась расставаться.

Ранним утром в день нашего переезда к дому подъехали две машины – темно-малиновая легковушка, явно знававшая лучшие времена, и такой же потрепанный белый фургон. За рулем сидели папины друзья. Мама усадила меня (я не выпускала из рук сумку с куклами) и братика в первую машину, туда же села сама, а папа погрузил наши вещи в фургон и устроился рядом с водителем.

Я пыталась представить, каким будет наш новый дом. Мама сказала, что у молодой пары, живущей по соседству, двое детей. Мальчик и девочка, уточнила она, но, к моему огромному сожалению, они были слишком маленькими, чтобы с ними можно было подружиться.

Отец семейства работал механиком. Он обслуживал всю сельскохозяйственную технику в округе, и поэтому один из фермеров позволял ему снимать коттедж на его земле. Самого мужчину мама видела только мельком, зато его жена показалась ей очень приветливой.

Пока мама оживленно рассказывала о наших соседях – никогда прежде она не была такой взволнованной, – я с любопытством смотрела в окно. Сначала мы ехали мимо ферм, окруженных пышными садами, потом их сменили дома, где проживали рабочие, – их можно было узнать по неухоженным огородам и сломанным деревянным заборам. Затем машина съехала на сельскую дорогу, по краям которой росли живые изгороди, то тут, то там оживляемые россыпью ярких цветов. На лугах паслись коровы, флегматично жевавшие траву. Когда я стала выворачивать шею, чтобы увидеть больше, автомобиль внезапно замедлил ход – мы приехали.

Моему взору предстали сад, больше походивший на луг с редкими деревьями, два коттеджа из красного кирпича со свежевыкрашенными дверями и окнами и посыпанная гравием площадка – на ней как раз хватило места для двух машин.

Один из домов сразу привлек мое внимание. На крыльце стояли горшки с геранью, в окнах виднелись светлые занавески, из трубы выплывали клубы дыма, но больше всего меня заинтересовали качели, стоявшие во дворе.

Когда отец распахнул дверь нашего коттеджа, навстречу пахнуло свежестью и уютом. В дальнем конце гостиной с каменным полом находился большой черный камин. Стены были обклеены обоями с цветочным узором, а когда мы прошли на кухню, нас встретила сияющая белизной раковина.

Отец и его друзья принялись разгружать фургон – это отняло у них минут десять, не больше. Кровати отнесли на второй этаж, остальные вещи свалили в кучу посреди гостиной, в довершение всего из кузова был извлечен отцовский велосипед и поставлен возле стены снаружи дома.

Братик, уставший от всей этой суеты, принялся хныкать, но его положили в коляску, где он довольно быстро закрыл глаза и уснул.

– Может, чайку? – весело предложила мама папиным друзьям.

– Спасибо, милая, в другой раз. Мы, наверное, поедем, – отказались они, явно не собираясь задерживаться у нас и как-то еще помогать.

Мы втроем стояли на пороге, провожая взглядом уезжавшие машины.

– Ну, все, что нужно, сделали, – довольно сказал отец. – А теперь я должен пойти в паб, купить этим двоим пару бутылок пива за то, что помогли с переездом. Они хотят познакомить меня кое с кем, раз уж мы собираемся тут жить. Да в любом случае, раскладывать вещи – не мужское это занятие.

Прежде чем мама успела возразить, он сел на велосипед и покатил в том же направлении, куда уехали его друзья.

Я бережно поставила на пол сумку с куклами и взглянула на маму, которая стояла и грустно смотрела на удаляющуюся папину спину.

Плечи ее бессильно опустились при мысли о том, сколько еще нужно сделать, а помощник один – семилетняя девочка. Все воодушевление, все счастливые ожидания внезапно испарились, мама снова выглядела побежденной.

– Ну ладно, – сказала она, повернувшись ко мне, – с чего начнем?

Я не знала, что ей ответить, растерянно оглядывая пустую комнату и кучу вещей на полу.

– Мам, я тебе помогу! – Изо всех сил я старалась подбодрить ее, хотя слабо представляла, чем смогу помочь.

Едва я сказала это, на площадке перед домом зашуршал гравий, и на мамином лице появилась улыбка. С улицы кто-то крикнул: «Привет, соседи!» Выглянув за дверь, я увидела высокую светловолосую женщину; мне показались несколько странными ее необычная прическа и модные туфли на высоком каблуке – ведь мы были в такой глуши.

Незнакомка наклонилась, посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

– Привет, – сказала она. – Меня зовут Дора. Я живу в соседнем доме, – добавила она, хотя это было и так понятно – наши дома были единственными в ближайшей округе. – А ты, наверное, Марианна? – предположила женщина, и я, улыбнувшись в ответ, кивнула. – О, представляю, как вы устали! Переезд – дело нелегкое, особенно с детьми, – обратилась она к моей матери. Похоже, наша соседка оставила без внимания тот факт, что муж оставил маму одну устраиваться на новом месте. – Думаю, не случится ничего страшного, если вы немножко передохнете, перед тем как начать разбираться с вещами. – Потом она ободряюще похлопала маму по плечу и продолжила: – Пойдемте к нам, у меня и камин горит, и к чаю что-нибудь найдется.

Мама тоскливо посмотрела на груду коробок и… с благодарностью приняла приглашение.

Я покатила коляску, в которой сладко посапывал младший брат, по короткой дорожке к двери соседнего дома. Как и в нашем коттедже, дверь вела прямо в гостиную. Почти две трети свободного пространства занимал просторный деревянный манеж, внутри которого сидели два малыша и играли с яркими деталями от конструктора. На полу вокруг валялись другие игрушки – очевидно, пока мамы не было, дети устроили соревнование по метанию плюшевых зверьков.

– Самая полезная мебель в доме! – со смехом указала на манеж Дора. – Иди-ка сюда, малыш, – наклонилась она к моему братику, который успел проснуться и всем своим видом показывал, что сейчас начнет реветь.

Дора легко вытащила его из коляски – он даже пискнуть не успел – и подбросила в воздух; брат заливисто рассмеялся. Затем она посадила его в манеж к своим малышам. Ему тут же предложили деревянную машинку, и как только маленькие пухлые пальчики вцепились в новую игрушку, слезы в уголках его глаз мгновенно просохли. Прежде чем машинка поглотила все его внимание, он успел вознаградить нас широкой беззубой улыбкой.

– Ну вот, теперь будет занят, – подытожила Дора и предложила маме сесть в кресло.

На столе передо мной, откуда ни возьмись, появилось блюдо с глазированными пирожными.

– Угощайся, – сказала Дора, с удивлением заметив, что я не могу отвести от них взгляд.

Я протянула руку и схватила пирожное с розовой глазурью, украшенное крошечными серебристыми шариками. Малышам дали печенье и сок, а нам с мамой налили по чашке горячего сладкого чая.

Впервые в своей жизни я видела маму такой расслабленной и беззаботной. Они с Дорой разговорились и не заметили, как пролетел целый час. Малыши, наевшись печенья, весело играли в манеже, а я развлекалась тем, что таскала пирожные и разглядывала картинки в женском журнале. В нашем доме редко удавалось так хорошо провести время.

– Оставь ребенка у меня, – предложила Дора, когда мы с явной неохотой стали собираться. – Ты замучаешься вещи разбирать, если он все время будет крутиться под ногами.

И мама с радостью приняла ее предложение.

В тот вечер между женщинами началась дружба, которой суждено было продлиться много лет.

Глава девятая

Через неделю после того, как мы обосновались на новом месте, мама пригласила Дору на чай.

– О чем вы, женщины, можете часами болтать? – угрюмо сказал отец. – Вы же и так видите друг друга каждый день! Я после работы в паб пойду. Буду дома к ужину.

С этими словами он ушел, и я заметила, что мама вздохнула с облегчением.

С самого утра она занималась домашними делами, радостно напевая что-то себе под нос. Наверное, она думала о том, что отныне ее жизнь не будет ограничена четырьмя стенами нашего дома. Я представляла, как мама мечтает, что они с Дорой будут вместе ходить по магазинам, иногда в кино, а может, даже пить кофе по утрам. (В тот день мама просто не позволяла суровой реальности, заключавшейся в том, что у нас почти нет денег, разрушить ее мечты.)

На дворе светило теплое весеннее солнце, и я вышла поиграть. Младший брат сидел в импровизированном манежике из коробок и каминной решетки, так что за ним не надо было присматривать, к тому же мама ясно дала мне понять, что вертеться у нее под ногами не следует.

Отпуская меня гулять, мама попросила, чтобы я умылась и переоделась в чистое платье, которое она на той неделе купила в секонд-хенде.

– К нам придут гости, – зачем-то сказала она, хотя я и так все знала. – Поэтому никуда не уходи со двора и постарайся не испачкаться.

Я кивнула, прислушиваясь к аромату имбирного печенья, доносящемуся из разогретой духовки; у меня слюнки текли от сладкого пряного запаха, но я знала, что, если ослушаюсь маму, мне ничего не достанется.

У черного входа дремала на солнце старая пастушья собака, прибегавшая к нам с фермы. Вокруг ее головы роились мухи, одна даже уселась ей на нос, но та лишь дернула лапой и не проснулась. Несколько кур, ежедневно обеспечивающих нас яйцами, с кудахтаньем ковырялись в гравии, глазами-бусинками высматривая что-нибудь съедобное.

Я тихо сидела на крыльце, наслаждаясь весенним теплом и наблюдая за тем, как птенцы учатся летать. Гнездо рядом с домом я обнаружила на следующий день после переезда: услышала писк, забралась в глубь живой изгороди, осторожно раздвинула листья, которые мешали мне рассмотреть все получше, и увидела птенцов, сидевших в птичьем домике из переплетенных веточек. Мама-птица кормила своих малышей, принося им еду в клюве. С тех пор я каждый день наблюдала за пернатым семейством, надеясь, что мне удастся увидеть, как птенцы учатся летать.

И я дождалась. Крохотные птички хлопали крылышками в теплом воздухе, а я старалась сидеть как можно тише, чтобы ни в коем случае не спугнуть их. Завороженная зрелищем, я не двигалась и почти не дышала, поэтому и не заметила опасности. Между тем к гнезду медленно подкрадывалась беда. На жертве-птичке сосредоточилась пара блестящих желтых глаз, маленький красный язычок в предвкушении обеда уже облизал губы, нижняя губа хищника дрожала от возбуждения.

Злодей подкрадывался все ближе и ближе, а я по-прежнему ничего не слышала и не видела. Что происходит, я поняла только тогда, когда кот наконец прыгнул, и я кожей ощутила движение воздуха.

Воздух огласил пронзительный крик – и оборвался. Распахнутыми от ужаса глазами я смотрела на летящие в разные стороны перья. Я тоже закричала, и фермерский кот, чья пасть была перемазана кровью и пухом, бросил в мою сторону недовольный взгляд. Шерсть у него стояла дыбом, спина выгнулась. В эту минуту он мало походил на домашнего питомца, на ленивое мурлыкающее существо, которое я так любила гладить…

Кот еще раз посмотрел на меня, отвернулся и без тени раскаяния скрылся в кустах, унося в зубах мертвого птенчика. Мама-птица лежала на земле кучкой окровавленных перьев, один ее глаз, как мне показалось, укоризненно смотрел на меня. Я не выдержала, отвернулась и заплакала.

На мой крик выбежала мама; слезы бежали у меня по щекам, из носа текло. Трясущейся рукой я указала на жалкие останки птички.

– Посмотри, мама, посмотри, что сделал кот! – заходилась я в плаче.

– Пойдем, Марианна, хватит реветь, иди в дом, – сказала мама и взяла меня за руку. Я сердито вырвалась. В этот момент на наш общий двор въехала незнакомая машина. Сквозь слезы я увидела, как из нее вылез худой темноволосый мужчина. Он подошел к нам.

– Ну, ну… – Такими были его первые слова, сказанные мне. – Почему такая красивая девочка плачет?

Не привыкшая к подобному обращению, я заглянула в теплые карие глаза, смотревшие на меня с сочувствием и пониманием. Он словно знал, почему я плачу.

Незнакомец улыбнулся моей матери, а потом протянул мне руку.

– Пойдем, – сказал он. – У меня есть кое-что, что поднимет тебе настроение. – И я, ни секунды не колеблясь, вложила свою маленькую руку в его ладонь. Он помог мне встать и повел к своей большой черной машине.

Открыв дверцу, мужчина вытащил из бардачка пакет с яркими леденцами-куколками и высыпал несколько штук мне в руку.

– Мне почему-то кажется, что это твои любимые, – сказал он. И я посмотрела на него так доверчиво, как может смотреть только ребенок. «Откуда он знает? – подумала я. – Откуда он знает про конфеты, если никогда раньше не видел меня?» Образ погибших птичек постепенно стирался из моей памяти, и, взяв незнакомца за руку, я повела его на нашу кухню.

Он сел на диван, а я, не желая расставаться с ним, устроилась рядом, на валике.

– Все кошки так ведут себя, Марианна, – ласково сказал он и чистым белым платком осторожно стер последние слезы с моих щек. – Ищут слабых и убивают. Но такова их природа, и мы ничего не можем изменить…

Я была слишком мала, чтобы понять, о чем он говорит, поэтому просто кивала.

Он ласково обнял меня за плечи, притянул к себе и тихо прошептал:

– Не плачь, моя маленькая леди.