Текст книги "С холодильником по Ирландии: «Гиннеса» много не бывает"

Автор книги: Тони Хоукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10
Город серфинга

Это потрясающе, большое спасибо, сказал я Антуанетте по пути в Слайго.

– Не благодарите меня, скажите спасибо Каре, моему продюсеру. Она подумала, что будет замечательно, если люди смогут с вами связаться, поэтому позвонила приятелю в «Эйрселл», и они выдали аппарат. Телефон – ваш, при условии, что вы пару раз упомянете его номер по радио и проведете фотосессию с холодильником и телефоном, когда доберетесь до Дублина.

Это было уже что-то, – мобильный телефон. Дела пошли в гору.

– Мне его выдали на все время путешествия.

– Абсолютно на все.

– Почему?

– Потому что их впечатлил человек, путешествующий автостопом с холодильником.

Я поразмыслил. И сделал вывод: «Я люблю эту страну». Антуанетта стала моим новым Джеймсом. Она, вместо Гэри, взяла на себя обязанности личного водителя. Значительное улучшение в стиле вождения свело на нет ужасное состояние автомобиля. Правительство Ирландской республики не заставляло владельцев транспортных средств проходить техосмотр, и машина Антуанетты была явным свидетельством недальновидности этой политики. Назвать ее смертельной ловушкой означало бы отвесить комплимент. Обычно из ловушки нельзя выбраться, но в этой машине двери и окна угрожали распахнуться в любой миг и освободить взволнованного пассажира от потрепанных ремней на пассажирском сидении.

– Извините за машину, – сказала Антуанетта. – Это почти катастрофа. Единственное, что действительно работает, – обогреватель.

Какое облегчение!

Антуанетта была очаровательной, умной и к тому же хорошей матерью. Она не выглядела на возраст, в каком у женщин имеются четырнадцатилетние сыновья, но заверила меня, что сын присутствует. Слайго ее устраивал, потому что неподалеку жили ее друзья, у которых она могла остановиться после того, как высадит меня. Мы договорились, что это вполне подходящее место, куда я смогу добраться автостопом за день из Банбега, и доставка нас с холодильником в этот пункт была условием сделки, которую я заключил в обмен на телеинтервью. Мобильный телефон стал чем-то вроде бонуса.

Поездка в Слайго через Монаган, Ферманах и графство Лейтрим была приятной, и несмотря на то, что я уже начал привыкать, от пейзажа все еще захватывало дух; озеро Гленкар с одной стороны и высокие горы Дартри над нами – с другой. Мы были в «графстве Иейтса», которое называют так потому, что в Слайго когда-то жил Уильям Батлер Иейтс со своей знаменитой семьей. Они были довольно талантливыми ребятами, эти Йейтсы: брат Уильяма Джек и их отец Джон – оба считались художниками. Сам Уильям Батлер всегда открыто признавался в глубокой любви к своей маленькой родине и писал: «В каком-то смысле Слайго всегда был моим домом». В каком смысле? В том, что он предпочитал жить где угодно, только не там? Если честно, поэтам все сходит с рук только потому, что они умеют завернуть фразу. Ну, допустим, он захотел быть здесь похороненным, однако меня всегда это поражало. По-моему, чтобы выразить восхищение каким-то местом, лучше провести в нем время при жизни, а не после смерти. Как и Йейтсы, я бы тоже предпочел провести жизнь на Французской Ривьере, но различие между нами в том, что я не выбираю, где меня следует похоронить.

Антуанетта беспокоилась о том, где я собирался ночевать.

– Вы забронировали номер?

– Не-а.

У вас есть брошюра со списком гостиниц?

– He-а. Правильное место найдется само собой.

Тони, вы слишком беспечны, это может дурно кончиться.

– Я не беспечен, просто я верю.

– Во что?

Пауза.

Это единственное, о чем я не могу говорить с полной уверенностью.

Когда приехали в Слайго (крупнейший город на северо-западе, с населением 17 тысяч человек), мы припарковались на главной улице и пошли осмотреться. Я не нашел места, где бы мне хотелось остановиться, и сомневался, что хотел бы провести ночь с пятницы на субботу в центре города. Антуанетта завела меня в магазин кулинарии в надежде купить какие-то водоросли под названием «дилиск», но, к сожалению, они кончились. Не беда, в старике из магазина было что-то приятное, и он мне сразу понравился, а еще мое внимание привлекло огромное яйцо на прилавке.

– Что это? – спросил я.

– Утиное яйцо.

– Сколько стоит?

– Зачем вам утиное яйцо?

– Не знаю, просто нравится. Сколько стоит?

– Не валяйте дурака, вам не нужно утиное яйцо.

– Нужно, я хочу его купить.

– Да ладно вам, что вы собираетесь делать с утиным яйцом?

Куда подевалось агрессивное навязывание товара? Я не мог купить это несчастное утиное яйцо, не доказав, что оно действительно мне нужно. Этого я сделать не сумел, поэтому утиное яйцо осталось в магазине, чтобы ему нашли более подходящее применение.

Один отель, в который я зашел, был полон, но мне он не очень-то и понравился. Однако нам надо было освежиться после дороги, поэтому мы с Антуанеттой по-быстрому выпили в его неприглядном баре, где я заметил табличку:

ПЕТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО

Должно быть, недавно тут побывал Дейв, вчерашний пьяница. Никогда прежде я не видел подобных табличек, и это объявление показалось мне грубоватым. По-моему, с таким же успехом можно было пойти дальше и повесить объявление:

ВЕСЕЛИТЬСЯ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО

Необходимость этого знака отражала восхитительную черту ирландского характера, а именно: когда ирландцы напиваются, они поют. Я уже был этому свидетелем в «Гуди Бигз», и хотя это был не самый приятный опыт, но вышло вполне терпимо. Петь лучше, чем драться, возможно, поэтому аудиокассета с боем Али против Формана продается не так хорошо, как «Великие хиты Фрэнка Синатры». Несомненно, будет правильнее, если пьянчуги в английском пабе загонят тебя в угол и будут петь «В субботние ночи можно и подраться» Элтона Джона вместо того, чтобы счесть название песни инструкцией для дальнейших действий. Пение, даже неважного качества, всегда лучше хорошей драки. (Может, только за исключением Криса де Бурга.).

Антуанетта, конечно, не преминула отметить, что в Слайго мне не удастся выкрутиться.

– Итак, ваша «вера» однозначно не помогла найти ночлег.

– Пока нет.

– Может, она бы помогла, если бы вы знали, во что все-таки верите?

– Да кому нужно заморачиваться ненужными подробностями?

Антуанетта все еще была настроена скептически, но я никуда не спешил, а потому попробовал ее переубедить.

– Думаю, я знаю, во что верю. Я верю в холодильник. Это походило на навязчивый бред. Может, и так. Возможно, фантастические события последних нескольких дней сказались на моей психике.

– Вы тоже можете поверить в холодильник, – сказал я, с каждым словом все яснее ощущая близость Судного Дня.

Я не был матерым проповедником, а надо уметь проповедовать, если просишь кого-то поверить в холодильник. За время поездки я еще больше убедился в том, что, куда бы ты ни поехал, с тобой будет происходить только хорошее, при условии, что ты искренне веришь, что так и будет. Когда же мы сидели в этом третьесортном заведении, где было запрещено даже такое естественное выражение человеческой радости, как пение, применимость моей философии оказалась под вопросом. А потом мне в голову пришла идея.

– Мы спросим у дядюшки из магазина.

– Что?

– Давайте допивайте и пошли спросим того старикана в магазине кулинарии.

Я испытывал терпение этой женщины, но она возражала недостаточно громко, чтобы воспрепятствовать возвращению в магазин и расспросу пожилого владельца.

– Если бы вам потребовалось остановиться где-нибудь в районе Слайго, какое место вы бы выбрали?

Ни намека на удивление. Я подумал, что он ждал от меня еще одной попытки купить утиное яйцо.

– Дорого или недорого?

– Не важно.

– Вы на машине?

– Да.

Я самонадеянно полагал, что Антуанетта не утратит интереса к моим попыткам убедить ее и не бросит меня с холодильником на улице.

– Ну, «Стрэндхилл» – очень неплохое место.

– Вы бы остановились там, если бы был выбор?

Он на минуту задумался.

– Да, думаю, да. Можете еще заглянуть в «Оушен вью», и на берегу есть пара гостиниц.

Они оказались весьма приятными, с видом на широкую полосу песчаного пляжа, с панорамой вечернего солнца, садящегося над Атлантикой. Я решил, что это место для меня. Наличие славного с виду паба в двух шагах никак не повлияло на мое решение. В обеих гостиницах были свободные места, но я остановился на той, в номерах которой был душ, решив, что это стоит лишних двух фунтов, только бы избавить других постояльцев от вида полуголого пьяного парня, пытающегося отыскать туалет посреди ночи.

Энн-Мари, хозяйка гостиницы, приняла меня как гостя своих владений и была довольно обходительна, но едва я покатил свой холодильник по главной дорожке, как она поняла, кто я такой, ее поведение изменилось, и даму охватило восторженное помешательство.

– Боже мой, это вы! По северо-западному радио всех просили вас высматривать. Что ж, отлично, что вы добрались до Слайго!

– Вероятно, да.

– Входите и выпейте чая.

Я улыбнулся Антуанетте, которая посмотрела на меня со смирением.

– Ладно, я верю в холодильник, – сказала она вполне великодушно.

Мы все вместе пили чай в гостиной, а я выдавал мудрые ответы на поток вопросов, которым Энн-Мари меня забрасывала. Почему я это делаю? Когда началась поездка? Трудно ли поймать машину? Когда она ушла за добавкой печенья, Антуанетта, которая стала теперь фанатиком моей веры, впервые продемонстрировала свой энтузиазм.

– А вы возьмете холодильник с собой на вечеринку?

– Что?

– Сегодня вечер пятницы, вы не можете оставить его в одиночестве.

– Хотите, чтобы я взял его с собой в паб?

– Да. И если вы так и поступите, я хочу это видеть.

– Разве вам не надо ехать к друзьям?

– Они подождут. Не каждый день увидишь, как человек затаскивает холодильник в паб.

Я был не в том положении, чтобы спорить.

Друзьям Антуанетты пришлось подождать, потому что их отсутствующая гостья была жутко занята, а именно, заливалась смехом, глядя на человека, везущего на тележке своего «дружбана» в сторону паба «Стрэнд». В некоторых частях света незнакомец, заталкивающий на тележке холодильник в бар в пятницу вечером, возможно, дает повод для хорошей взбучки, но здесь, вероятнее всего, меня заставят слушать песни.

Антуанетта открыла двери, и я гордо шагнул внутрь. Головы посетителей паба одновременно повернулись в мою сторону, прямо как головы болельщиков, следящих за полетом теннисного мяча на Уимблдоне. Человек с бородой, который мирно выпивал со своей подругой, бросил взгляд на холодильник. Его лицо засияло, а глаза загорелись, как у ребенка на Рождество.

– О, неужели это тот парень с холодильником?

Мы обменялись рукопожатиями, и я сказал:

– Привет. Меня зовут Тони. Это Антуанетта.

Он кивнул и повернулся к своей подруге.

– Мэри, ты слышала об этом парне? Он таскает с собой по Ирландии холодильник!

– Господи, ну и придурок! Что он пьет?

Это и в самом деле было проще простого. Мои новые приятели, Уилли и Мэри, взяли нас под крылышко и представили всем, кого знали в этом пабе. С пугающей предсказуемостью я снова стал участником вечера с выпивкой, разговорами и радушием, бьющим через край. Среди собравшихся поклонников я приметил высокого парня с собранными в «конский хвост» светлыми волосами, который смотрел на меня с интересом. Он подождал, пока стих первоначальный галдеж, а потом подошел ко мне, гордо неся перед собой порцию лагера.

– Я слышал, чем ты тут занимаешься, и просто хотел тебя поздравить.

– О, спасибо, – я на секунду задумался, – а с чем?

– Посмотри вокруг. Все чертовски веселятся, благодаря тебе и твоему холодильнику. Может, ты не в курсе, но ты разносишь радость.

Его звали Питер, и свободная одежда красно-розовых цветов наводила на мысль, что он был каким-нибудь буддистом. Мы разговаривали, смеялись, покупали друг другу пиво, и вскоре выяснилось, что мы шли по жизни абсолютно в одном и том же направлении. Я знал о его вере столько же, сколько о своей собственной, однако он отлично понимал причины путешествия с холодильником и выражал свое уважение там, где, как я думал, ни о каком уважении и речи быть не могло. Приятно слышать, что ты «выходишь за пределы материального мира», от того, кто только что выпил полную кружку пива и приступает к следующей.

Подошла Антуанетта и присоединилась к нам. Она тоже отлично проводила время или просто пыталась отложить общение со своими «друзьями» на как можно более поздний срок.

Я отлично провожу время, – сказала она, подтверждая верность первого предположения. Я тут познакомилась с Бинго. Он управляющий этого бара, и ты не поверишь (мы уже были на «ты»), я делала с ним интервью в 1988 году после того, как здесь прошел ураган. Сейчас он подойдет. Настаивает, чтобы мы поели, и через минуту принесет меню.

Бинго. Отличное имя, и в данных обстоятельствах его, как мне казалось, надо произносить погромче. Мой купон, по всей видимости, выигрышный.

Питер очаровал Антуанетту.

– Скажи, он умный? – прошептал я ей на ушко, и он тут же проявил свою мудрость и пошел в туалет, чтобы освободить больше места для пива.

Вокруг него и вправду витает спокойствие, – сказала Антуанетта, – и я хочу задать ему несколько вопросов о его философии.

– А как же твои друзья?..

Слишком поздно, она пала жертвой тайного наступления Майкла, и теперь сразу начинала улыбаться и кивать, чего и требовала беседа. Майкл был Местным Выпивохой паба «Стрэнд», подходя по всем необходимым критериям, кроме того факта, что пока еще не принял горизонтальное положение. Шатаясь, он все же был способен свободно перемещаться по пабу и заманивать в свои сети ни в чем не повинных посетителей, вынуждая тех слушать запутанные, не слишком умные и весьма невежественные соображения абсолютно на любую тему. Взгляд Антуанетты остекленел, а я с похвальной осторожностью удалился, вероломно ухмыляясь.

Выждав достаточно, чтобы это не выглядело так, будто я копирую мудрость Питера, я отправился в туалет. До моего возвращения прошли добрые сорок минут, интерес к моему холодильному путешествию явно охватил всех посетителей паба, и я почувствовал себя обязанным уделить время каждому поклоннику. Было бы неблагодарностью этого не сделать, и я понял, что пользуюсь тем, чему научился у принца Чарльза, – применяю его методику, только с меньшим числом рукопожатий. Когда я вернулся к Антуанетте, Майкла вроде как вывели из игры, а вот Питер стал центром внимания.

– Видишь ли, жизнь – не больше, чем просто сон, мир – не физическая реальность, а трехмерная иллюзия. Наше подсознание знает это, а сознание принимает материалистическую сторону. Наше подсознание знает, что жизнь – сознательно выбранное приключение. Мы разумные существа, которые сами выбирают физическую сторону. Сознание не возникает из материи, это материя возникает из сознания.

На этом месте пафос его просветленных разглагольствований был снижен предложенной кем-то новой пинтой. Он поднял вверх большие пальцы и беззвучно произнес слово «Карлсберг». Кажется. И продолжил:

– Все взаимосвязано: энергия, сознание. Нет «отдельных» предметов или «обособленных» существ. Время, пространство и обособленность – иллюзия. На самом деле ничто не существует.

Вслед за этими словами подоспела кружка пива, которую, несмотря на то, что она тоже вроде бы не существовала, он был более чем рад увидеть.

– Мой холодильник существует, – демонстративно заявил я.

– А! Ну, С этим спорить я не буду.

Мы все посмотрели на холодильник, весело и непринужденно стоящий у двери. Он стал очень терпимо относиться к выходкам хозяина. Сегодня его терпение мы собирались проверить на прочность по максимуму.

– Ты уверен, что не позволишь нам заплатить, Бинго?

– Конечно, уверен. Надеюсь, вам понравилась еда.

– О да, было очень вкусно!

Бинго был приятным парнем, на вид чуть старше тридцати, казался ответственным и спокойным. Возможно он так выглядел потому, что работал там, где: почта> все был пьяны в стельку. Он поставил на стоику бара два бокала, наполненных черной жидкостью с очень тонкой пенкой.

– Это похоже на маленькие порции «Гиннесса», – заметил я.

– Мы называем это «Крошка Гиннесс», – ответил Бинго. – Это смесь «Тиа Марии» и «Бейлиса». Попробуйте.

Я сделал глоток.

– М-м-м. Вкуснятина!

– Пусть Тони выпьет и мой, – сказала Антуанетта, пододвигая свой бокал, – мне больше пить нельзя, если я собираюсь вести машину, и мне правда лучше ехать, мои друзья ждут меня уже несколько часов.

– Я начал сомневаться в том, что твои друзья вообще существуют, – сказал я.

– Если верить Питеру, они не существуют. Однако я все-таки поеду, на всякий случай. Увидимся завтра.

– Завтра?

– Да, Питер собирается провести со мной сеанс рефлексотерапии. Так что я позвоню в твою гостиницу и узнаю, как ты, около одиннадцати. Не пей слишком много.

Совет запоздал, и пока Антуанетта пробиралась к выходу через переполненный бар, откуда-то появился еще бокал, и теперь передо мной стояли три напитка. И Майкл.

– Знаешь, какое у меня средство от похмелья? – произнес он.

Видимо, мое рвение немедленно воспользоваться советом в вопросе выпивки и подвело его к этой мысли.

– Нет.

– Что ж, я тебе скажу.

О да. Именно этого я и ждал. Что же это за средство? Стакан воды перед сном? Две таблетки аспирина по возвращении домой? Конечно же, нет. Я был далек от истины.

– Один «Драмбуи» по пути к выходу.

– Что?

– «Драмбуи» до того, как отправиться домой.

Я с недоверием покачал головой. Для предотвращения плохого самочувствия после чрезмерного потребления алкоголя этот человек со всей серьезностью предлагал выпить еще.

– Это что-то новенькое.

– Никогда не подводило.

– Я учту.

Паб закрывался около часа ночи, но никаких попыток выгнать народ не наблюдалось. Я пережил процесс своеобразного случайного отбора и стал одним из посетителей, получивших эксклюзивное право на участие в «закрытой вечеринке». Невод был заброшен довольно широко, объединив около половины прежних посетителей, однако те из нас, кто остался, подобно игрокам в гольф, которые прошли отборочный тур, почувствовали необходимость отметить это дело. Среди прочих уцелевших был Майкл, что вполне естественно, и Питер, который оставил свои прежние метафизические теории и обсуждал с Бинго серфинг.

– Я ни разу не занимался серфингом, в Стрэндхилле с этим как? – спросил я.

– Здесь пляж просто создан для этого, – сказал Питер. – Бинго – чемпион по серфингу, и если ты хорошо его попросишь, он возьмет тебя завтра покататься.

Бинго не пришлось долго упрашивать.

– Ай, конечно же, Тони, мы добудем тебе гидрокостюм и поставим тебя на доску за час.

– Правда?

– Я гарантирую.

Майкл взирал на нас с некоторым интересом. Потом решил вмешаться.

– Ты должен взять холодильник.

Мы все посмотрели на него так, будто не поверили своим ушам. Но… О да, мы расслышали правильно, потому что он продолжил:

– Тони, ты не можешь заняться серфингом и лишить свой холодильник шанса прокатиться. Если ты катаешься, то и холодильник должен – иначе нечестно.

Последовала пауза, пока до нас доходил смысл. А потом Питер посмотрел на Бинго.

– Ты смог бы поставить холодильник на доску?

Тот на минуту задумался.

– Да, думаю, это возможно.

И внезапно все начали оживленно обсуждать возможность поставить холодильник на доску для серфинга. Способы крепления к доске и техника балансирования на волнах обсуждались с неуместной серьезностью. Я вдруг почувствовал себя немного странно. В моей голове медленно проплыло все, что я сейчас слышал, кружась и сплетаясь с прежними речами Питера о реальности. И я уже не вполне понимал, существую ли я вообще. Споры о возможности отправить холодильник кататься по волнам Атлантического океана привели меня к выводу, что, скорее всего, я не существую.

Появление еще одного «Крошки Гиннесса» стало тому доказательством. Мне не следовало его трогать, потому что я и так выпил слишком много, но я бездумно выпил. Отсутствие дум оставило все сомнения позади – я не существовал. «Я думаю, значит, я существую». «Я не думаю, значит, я не существую».

Я определенно не думал, что засну. Всех, кто существовал, это бы чрезвычайно смутило. Я был благодарен, что не попадаю в эту категорию. Я попадаю в категорию валяющихся на полу паба.

Утро принесло разочарование от осознания того, что я существую. О силе, с которой я существовал, говорила пульсирующая головная боль. Я сам виноват, если бы я вспомнил, что надо выпить «Драмбуи» перед уходом, я не был бы сейчас в столь плачевном состоянии. Я лежал в кровати, тщетно пытаясь вспомнить, как сюда попал. Вдруг меня пронзила тревога: «Боже, холодильник!», но затем я увидел, что он смотрит на меня из угла комнаты, смотрит с укором. Знаю, ученые скажут, что холодильник не может переживать или выражать эмоции, но что они знают? Этот холодильник меня осуждал и хотел, чтобы я об этом знал. У него не было никакого права меня упрекать, надо было поздравить, что я вообще доставил его до дома, учитывая, что к концу ночи я сам ходил с трудом, не говоря уже о перевозке бытовой техники на тележке.

Иногда вы лежите в кровати, осматривая комнату, а тусклый свет и угол зрения в горизонтальном положении превращают то, что вы видите, в абсолютно иную реальность. Ремень может напоминать змею, складки джемпера, брошенного на пол, могут походить на маленькую собачку, спящую, свернувшись клубком. Этим утром я видел, как маленький космический корабль пришельцев заправлялся прямо на лету. Чем дольше я на него смотрел, тем больше не мог понять, чем же он был на самом деле. Что это могло быть?

Я лежал, пытаясь вспомнить о чем-нибудь из своего багажа, что могло бы навести на этот образ, но безрезультатно. На ум пришли слова Питера: «Видите ли, жизнь не более чем просто сон, мир – не физическая реальность, а трехмерная иллюзия».

Я знал, что подняться и включить свет все равно что признать поражение, но мне требовалось срочное подтверждение того, что я не трехмерная иллюзия.

Поднявшись и включив лампу у кровати, я ясно разглядел, что смотрю на провод, тянущийся от розетки на стене к моему новому мобильному телефону, который был поставлен на ночь заряжаться. Ну конечно. Я совершенно о нем забыл – о моем личном космическом корабле с пришельцами для использования на время путешествия. Я подумал было позвонить Энн-Мари, спросить, не зайдет ли она и не поможет ли спуститься к завтраку, но это показалось мне безответственной эксплуатацией космической техники.

Рядом с мобильным телефоном лежала записка с моими собственными кривыми каракулями: «Встреча с Бинго в 11 ч.». Конечно же, серфинг. Накануне вечером не было ничего невозможного, а сейчас, спустя всего несколько часов, даже завтрак виделся непосильной задачей.

Когда Энн-Мари принесла в гостиную чай и тосты, она была довольно хмурой.

– Прошлой ночью вы пришли поздно.

– Да, думаю, было довольно поздно.

– Полчетвертого.

– Не думаю, скорее около двух.

– Нет, было полчетвертого, потому что мы с мужем посмотрели на часы.

– О боже, простите, я вас разбудил?

– Вы? Нет.

Я вздохнул с облегчением, но она добавила:

– А вот ваш холодильник – да.

– Что?

– Нас разбудил грохот вашего холодильника, падающего с тележки.

– О, простите!

Передо мной были поставлены чай и тосты. Энн-Мари не демонстрировала никаких признаков гнева, похоже, ей просто было нужно ввести меня в курс дела.

– Мы с мужем удивились, почему вы не оставили холодильник внизу – ну, знаете, в коридоре, где вы оставили его до того, как уйти.

О нет! Они подумали, что я взял его с собой в постель, как какой-то холодильный извращенец! Я должен был использовать все свое красноречие, чтобы избежать конфузного недоразумения.

– Э-э, ну… хороший вопрос, Энн-Мари, и я… ну… я и вправду не знаю, что ответить.

К сожалению, в моем распоряжении не было ни капли красноречия, была только головная боль.

Моим единственным собеседником за завтраком была местная коммерческая радиостанция «Норт-Уэст радио», и в десять часов я стал слушателем передачи под названием «Извещения о смерти». Диктор, изо всех сил стараясь говорить мрачно и благоговейно, зачитывал длинный список людей, которые недавно умерли. Очевидно, «Норт-Уэст радио» считало, что его слушатели проживут этот день гораздо веселее, если им предоставят полный список тех, кому не удалось пережить день вчерашний. Это были скорее не последние новости, а новости о тех, для кого этот день стал последним.

– Деклан О’Лири из Слайго умер в своем доме после продолжительной болезни вчера вечером, похороны состоятся в следующий вторник. Маргарет Мэри О’Даун из Айнишкроуна мирно отошла в мир иной во сне, вчера в половину седьмого утра. Похороны состоятся в соборе Святой Мередит в Баллине. И на этом мы завершаем извещения о смерти. Напомним, что наш следующий выпуск сегодня в пять часов вечера. «Норт-Уэст радио» присоединяется к соболезнованиям родственникам усопших. Пусть земля будет им пухом.

Траурные настроения грубо развеяла веселая рекламная музыка, и жизнерадостный голос объявил:

– Прямо сейчас с «Макдонахс» – пора привести свой новый дом в порядок с помощью широкого ассортимента товаров для дома…

Просто совпадение, или мы были свидетелями, как «Макдонахс» со скоростью света пытался занять тех, кто унаследовал имущество покойных?

Меня не оставили равнодушным извещения о смерти, вошедшие в программу передач на радио. Они так уж необходимы? Настолько ужасно находиться в блаженном неведении, что человек, который однажды продал тебе пару ботинок в Драмклиффе, ушел в мир иной? Естественно, всех интересуют смерти тех, с кем они были достаточно близки. Неужели в этой части света родственные отношения настолько переплетены, что радио доверено извещать о подобном? Привет, дорогой. Представляешь, прадедушка умер.

– Правда? Откуда ты знаешь?

– Слышала сегодня утром по «Норт-Уэст радио», в извещениях о смерти.

– О, понятно. И когда похороны?

– Я не знаю, ребята разговаривали на работе, и я пропустила эту часть.

– Ничего, послушаешь в пятичасовом выпуске.

Вот почему так важно, чтобы было два выпуска в день. Плюс, конечно же, слушатель сможет узнать дополнения к десятичасовому выпуску. Мне очень хотелось позвонить на «Норт-Уэст радио» и попросить их непременно внести меня в список следующего выпуска, пообещав, что я буду крайне щепетилен и перезвоню, если по какой-то причине не умру к пяти часам.

Энн-Мари принесла полное блюдо с настоящим ирландским завтраком, который выглядел слишком обильным для немощного желудка.

– Придется повременить с завтраком, потому что вам звонят. Очень странные люди. Я ответила на звонок, а они сказали: «У вас остановился Человек-с-Холодильником?». Это «Норт-Уэст радио».

– Как они узнали, что я здесь?

– Почем я знаю, может, кто-то упомянул.

Энн-Мари отвела меня в холл, где я взял трубку, и секретарь объяснила мне, что менеджер «Абракебабры» в Слайго позвонил на радиостанцию и сказал, что если сегодня я посещу их ресторан с холодильником, то меня бесплатно покормят.

– Это замечательно, – сказал я, едва ли не высокомерно. – Я вам вот что скажу, у меня есть мобильный телефон – позвольте оставить вам номер на случай, если поступят более интересные предложения.

«Абракебабра». Какое поистине отвратительное название для ресторана. Однако мысль о том, что нет ничего лучше, кроме бесплатного обеда, меня соблазнила.

– Хочешь кофе? – спросил Бинго со своего привычного места за барной стойкой.

– Спасибо, было бы замечательно.

– Я подобрал тебе гидрокостюм.

– Что?

– Ну, тебе понадобится гидрокостюм, а то будет холодновато.

– Ты хочешь сказать, Бинго, что мы и правда собираемся катать холодильник на доске?

– Конечно.

– Но я думал, это просто пьяные бредни.

– Пьян был ты, а я – нет. У нас все получится.

Конечно же, нет. Но я смотрел на Бинго и видел, что он не шутит. А потом я услышал за спиной женский голос.

– А, вот ты где!

Это была Антуанетта, живая и веселая, просто воплощение сдержанной свежести. Она хитро скосила на меня глаз.

– Тони Хоукс, надеюсь, ты покидал это заведение с тех пор, как я видела тебя в последний раз?

– О, пару часов я провел на другой стороне улицы.

– И что ты собираешься делать сегодня утром?

Я посмотрел на нее и увидел женщину, которая побывала в компанией друзей. Умных, здравомыслящих, уравновешенных.

– Думаю, тебе лучше присесть…

Господи, это была борьба. Вероятно, гидрокостюм последнее, что вам захочется надеть, когда у вас сильнейшее похмелье, особенно гидрокостюм, который мал. Вернувшись к Энн-Мари, мы вступили в схватку в моем номере, ругаясь и врезаясь в мебель, и в общем издавая звуки, сопоставимые с теорией о том, что я извращенец. Пятнадцать минут невероятных физических усилий увенчались попаданием обеих ног внутрь, однако меня тут же ждало разочарование, так как я понял, что надевать костюм я начал задом наперед. Я издал вой, который мог значить для тех, кто находился в пределах слышимости, что чем бы странным я тут ни занимался, это действо достигло успешной кульминации. Еще двадцать минут борьбы – и мне удалось влезть в гидрокостюм. Не самые приятные ощущения, по длине брюк было явно заметно, что этот костюм мне мал.

Я открыл дверь спальни и увидел Энн-Мари, которая стояла на другой стороне лестничной площадки. Не знаю почему, но чувствовал я себя как-то неловко, выйдя из спальни в гидрокостюме и толкая на тележке холодильник. Энн-Мари не была краснощекой, но и тот слабый румянец, который присутствовал на ее щеках, тут же сошел, сделав ее похожей на бледное привидение, которое необходимо реанимировать. У меня никогда, даже в самые одухотворенные мгновения жизни, не хватало того остроумия, которого требовала ситуация, так что я лишь глупо улыбнулся и осторожно спустил холодильник по лестнице.

Когда я закрыл за собой дверь, то отчетливо представил, как Энн-Мари бежит звонить в полицию. Однако об этом я не беспокоился, зная, что к тому времени, когда прибудет кавалерия, я уже буду заниматься серфингом с холодильником, и все обретет смысл.

Антуанетта и Бинго сидели на пляжной стене и хихикали, когда я к ним подошел. Громкие вибрации грохочущего холодильника на тележке только усиливали головную боль. Было субботнее утро, и те, кто решил провести его, наслаждаясь прогулкой по пляжу, были по очевидным причинам ошарашены непривычной для них картиной.

Серфинг – гламурный вид спорта. Упомяни большинству девчонок, которых я знаю, о серферах – и они издадут забавный хрюкающий звук, который, как я всегда думал, означает, что они представляют себе привлекательного, здорового и сексуального парня. И правильно. В большинстве телефильмов об этом спорте, которые я видел, всегда снимают привлекательных, здоровых и сексуальных парней. Но есть два простых способа лишить серфинг гламура. Первый – надеть гидрокостюм, который на размер меньше нужного, а второй – взять с собой холодильник. Справедливости ради надо сказать, что Бинго выглядел как надо, но он был не один. Никаких сомнений: он был с придурком, который не только выглядел глупо, но и тащил за собой холодильник, а быть действительно сексуальным трудно, если ты в такой компании. Когда девушки выбирают «сексуальность», они приобретают полный пакет, а, к несчастью для Бинго, он продавался по акции «два в одном», где половина определенно была некондиционной.