Текст книги "Город заклинателей дождя"

Автор книги: Томас Тимайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

20

Поздним вечером Оскар, Шарлотта, Элиза и Гумбольдт сидели вокруг костра. Долину мало-помалу заполняла густая тьма. На небе, затянутом облаками, не было ни звезд, ни луны. В пустынных окрестностях стоянки экспедиции не было даже деревьев – только колючие мелколистные кустарники, прижимающиеся к земле. Густой туман, сползающий с горных склонов, словно вата, окутывал весь этот унылый ландшафт и поглощал любые звуки.

Наконец последние отблески заката померкли, и единственным источником света осталось пламя костра. Огонь, потрескивая, пожирал сухие кактусовые стебли и хворост, языки пламени то взмывали ввысь, то прижимались к самой земле.

Сидя в своем ящике-клетке, предназначенном для транспортировки, Вилма время от времени издавала недовольные звуки. Вероятно, эта местность казалась ей не слишком живописной и гостеприимной, и Оскар полностью ее в этом поддерживал. Ему тоже не нравилась эта долина.

Ночь дышала пронзительным холодом вечных снегов, и путешественники жались поближе к костру, стараясь получше согреться. У огня царило молчание – каждый был погружен в собственные мысли, вдобавок сказывалась усталость после дневного перехода.

– На ней действительно был алый плащ? – неожиданно проговорил Гумбольдт, чье лицо в отблесках пламени казалось высеченным из камня.

– Не алый, – откликнулась Элиза. – Скорее, цвета красного вина. И точно такого же оттенка были ее волосы.

– Хм, – ученый задумчиво поворошил подернувшиеся пеплом угли.

– Кто они, эти всадники, которых увидела Элиза? – спросил Оскар. – Мне показалось, что вы знаете эту женщину в красном.

– Еще бы! – ответил Гумбольдт. – Если Элиза была точна в описании своего видения, нас ждут серьезные неприятности.

Оскар с сомнением взглянул на ученого.

– Что же такого особенного в этой даме?

Гумбольдт пристально смотрел в жар костра.

– Однажды мне довелось быть свидетелем, как в течение нескольких минут она уложила десятерых вооруженных и хорошо обученных воинов. Эта особа в совершенстве владеет японскими и китайскими боевыми искусствами, имеющими тысячелетнюю традицию.

– Ты, дядя, говоришь об искусстве китайских монахов из монастыря Шаолинь? – удивилась Шарлотта. – Кажется, его называют кунг-фу.

Гумбольдт кивнул.

– Это нечто большее, чем искусство сражаться с оружием и без него. Кунг-фу – особая философия, цель которой – стремление к самосовершенствованию. Она охватывает все стороны жизни, в том числе искусство медитации, врачевание и, конечно, боевое искусство.

Он обвел взглядом всех сидящих у костра и снова уставился в огонь.

– Имя этой дамы – Уолкрис Стоун, она единственная особа женского пола, которой было дозволено войти в монастырь на священной горе Суншань.

– А почему именно для нее было сделано исключение? – полюбопытствовала Шарлотта.

– Слава о ее мастерстве открыла перед ней ворота Шаолиня, – ответил Гумбольдт. – Никто не мог сравниться с ней в быстроте и ловкости, и для мисс Стоун было сделано исключение, но с условием, что она должна принять мужской облик. Ей пришлось обрить голову, выщипать брови и ресницы и облачиться в одеяние буддийского монаха. Учитель предупредил ее: вполне возможно, что она избрала ложный путь, но она не вняла этому предостережению. Несколько лет мисс Стоун провела в монастыре, осваивая медитацию и боевое искусство, а заодно работая вместе с другими монахами до изнеможения. Она глубоко изучила буддийскую медицину и умение погружать свои тело и мозг в состояние полного покоя, овладела пятью видами боя и такими видами оружия, как палка, меч, сюрикены, копье, алебарда, дротики, иглы. Во всех этих областях она достигла высокого совершенства, но, поскольку мисс Стоун была женщиной, ей не было позволено держать экзамен на право называться мастером боевых искусств. Она осталась обычным мона-хом – великим мастером в одеянии ученика. В результате с течением времени ее преклонение перед кунг-фу и учителями Шаолиня переросло в разочарование, а затем в гнев и полное отрицание буддийской доктрины. Когда она покидала монастырь, ее буквально пожирала ненависть к тем, кто приобщил ее к высокому и древнему искусству. Покинув Китай, Уолкрис перебралась в Соединенные Штаты и стала наемным воином и телохранителем, работающим на тех, кто располагает большими средствами. Мне приходилось слышать, что ныне в этом деле она считается лучшей из лучших.

– Откуда ты столько знаешь об этой женщине? – в глазах Элизы светилось острое любопытство.

– Когда-то я провел некоторое время в том же монастыре, – усмехнулся Гумбольдт, потеребив свою косичку. – Я изучал технику ушу. Уолкрис Стоун было девятнадцать лет, когда я туда попал, но к тому времени она находилась там уже более трех лет. Как европеец, я единственный мог понять всю тяжесть ее положения и испытывал к ней глубокое сострадание. Мы испытывали взаимную симпатию, но были обязаны ее тщательно скрывать. Когда я покидал монастырь, она также решила уйти. Мы вышли из ворот Шаолиня в один и тот же день, но двинулись в путь разными дорогами, договорившись о встрече в определенный день и час в некой чайной в городе Шэньяне.

– И что случилось потом? – Оскар буквально пожирал Гумбольдта взглядом.

– Я не смог оказаться там вовремя. Кое-что произошло. В Шэньян я попал лишь спустя несколько недель, и выяснил, что Уолкрис уже покинула Китай. Больше мы с ней никогда не встречались.

Элиза с глубокой серьезностью взглянула на ученого.

– Я видела ее лицо. Оно пылало гневом. Ей известно, что мы здесь, и она сделает все, чтобы нас настичь.

– Но зачем ей нас преследовать? – спросила Шарлотта.

Гумбольдт пожал плечами.

– Я не исключаю, что она находится здесь по той же причине, что и мы. Не забывайте: фотографических пластин было несколько. Были слухи, что Уолкрис работает на Альфонса Т. Вандербилта, газетного магната из Нью-Йорка. Работодателя Гарри Босуэлла зовут точно так же. Поэтому не исключено, что Вандербилт поручил ей разыскать Босуэлла или его следы.

Искоса взглянув на дядю, Шарлотта негромко спросила:

– А может, она стремится отомстить тебе за то, что ты с ней так поступил? Может, она до сих пор убеждена, что ты ее предал?

– Не исключено. Тогда мы действительно в опасности. Уже в те времена в ней чувствовалась одержимость. И монастырь Уолкрис покинула по моему настоянию, иначе бы она там погибла.

– А теперь она гонится за нами, – мрачно проговорил Оскар. – Нет ли способа избежать встречи с этой грозной дамой?

Гумбольдт, немного помолчав, кивнул.

– Мы просто обязаны попробовать. Но вряд ли это окажется легким делом.

– Что, если укрыться в скалах и выждать некоторое время? – предложила Шарлотта.

– Уолкрис даже на голом камне читает следы, как открытую книгу, – усмехнулся Гумбольдт. – Любая сломанная травинка, любой камешек, лежащий не на своем месте, подскажут ей, где нас искать. Поэтому наш единственный шанс – оказаться быстрее нее. Мы должны первыми отыскать тайную тропу, скрытую от людских глаз. Только тогда мы окажемся в безопасности.

Он поднялся, расправляя широкие плечи.

– Советую всем отдохнуть – мы выступаем еще до восхода солнца.

– Не нравится мне это место, – неожиданно проговорил Оскар. – Что-то здесь не так. Вокруг нет ни птиц, ни насекомых, ни грызунов. Просто не по себе становится.

– Вилма тоже ведет себя необычно, – подхватила Шарлотта. – Вместо того чтобы, как обычно, бродить в окрестностях, она и не думает выбираться из своего ящика.

– Может, нам как-то укрепить лагерь? – предложил Оскар. – Нарежем колючих веток кустарника и соорудим что-то вроде оборонительного вала. Я читал, что так иногда поступали индейцы, чтобы защититься от врагов. Если ночью на них нападали, они просто поджигали кустарник, и колючий вал вмиг превращался в огненный.

Гумбольдт рассмеялся.

– Мой мальчик, романы Фенимора Купера здесь ни при чем. Вокруг на много километров нет ни людей, ни крупных хищников. Но чтобы ты чувствовал себя спокойнее, сегодня ночью мы с тобой будем поочередно дежурить – каждому достанутся две смены по два часа. Тебе заступать первым! – Он подмигнул парнишке и растянулся на попоне, укрывшись пестрым пончо. – А теперь – спать. Я устал как собака…

21

В начале третьего Оскар услышал странный звук – словно кто-то осторожно работал напильником по дереву. Этот глухой, временами взвизгивающий скрип сначала доносился издали, но постепенно начал приближаться. Вилма, до сих пор спокойно дремавшая на коленях у Оскара, подняла голову, повела клювом в сторону, откуда доносился шум, и издала вопросительное «э-эк?»

Он продолжал вслушиваться. Звуки исходили из разных мест – они словно кружили вокруг лагеря экспедиции, перемещались влево, вправо, а затем снова возвращались на прежнее место.

– Даю голову на отсечение, – пробормотал Оскар, – какая-то тварь следит за нами и подбирается все ближе… Ну что ж, я даже рад, потому что от этой глухой тишины можно просто рехнуться!

Собственный голос придал ему уверенности, а звуки в темноте внезапно утихли, словно неведомое существо затаилось.

Оскар выхватил из догорающего костра головню и поднял ее повыше. Порыв ветра раздул пламя, и он сделал шаг, другой, а затем осторожно обогнул палатку.

Прыгающий свет импровизированного факела выхватывал из мрака колючие заросли, причудливые тени змеились среди камней. Сердце Оскара колотилось так, что его удары громом отдавались в ушах. Огромное усилие потребовалось, чтобы приблизиться к кустам.

Что могло служить источником этих звуков? Он никогда не слышал ничего подобного. И не удивительно – он вырос в Берлине, и откуда ему было знать, какие звуки южноамериканской ночи таят в себе угрозу, а какие – нет. Может, это всего лишь какой-нибудь безобидный грызун, занятый своими ночными делами? Однако инстинкт подсказывал ему, что все обстоит намного серьезнее.

Сделав еще несколько шагов, подросток остановился. Здесь поверхность почвы была покрыта довольно толстым слоем пыли, и на ней явственно виднелись какие-то следы.

Оскар присел, чтобы рассмотреть их поближе. Следы были размером с ладонь взрослого мужчины и группировались необычным образом: две параллельные строчки когтистых двенадцатипалых отпечатков, а между ними непрерывная полоса, словно здесь протащили увесистое бревно или другой тяжелый предмет.

На что это похоже? Либо два довольно сильных, но не очень больших животных тащили здесь под покровом ночи свою добычу, либо это было крупное животное, передвигавшееся на широко расставленных лапах, волоча между ними собственное брюхо или хвост.

Он еще размышлял, стоит ли будить Гумбольдта, когда в нос ему ударил необычный запах: смрад прелого чеснока.

Краем глаза он заметил, как встрепенулась Вилма. Киви подпрыгнула на месте, испуганно пискнула и со всех ног устремилась в темноту. Оскар мгновенно выпрямился и поднял повыше догорающий факел, и вдруг ему почудилось, что в гуще темных зарослей мерцают багровые огни.

Ноги мгновенно стали ватными, и остатки мужества куда-то испарились. Однако он справился с собой и не поддался панике. Медленно и осторожно Оскар двинулся к этим огням, но уже через несколько шагов понял, что это никакие не огни, а целые созвездия чьих-то глаз, мерцающих отраженным светом его факела.

С отчаянным воплем он отпрянул назад, выронив головню, которая тут же погасла. Тьма обступила его со всех сторон. Оскар развернулся и опрометью бросился к лагерю, крича на ходу:

– Вставайте! Скорее! Нас атакуют!..

Уже в следующее мгновение Гумбольдт отбросил полог палатки и выбрался наружу, сжимая в руках взведенный арбалет.

– Что случилось, Оскар?

– Там… в кустах! Глаза…

Раздался звучный щелчок – ученый снял оружие с предохранителя. Однако по сравнению с тем, что померещилось подростку во мраке зарослей, арбалет, казавшийся в лаборатории мощным и смертоносным, выглядел бесполезной игрушкой.

Гумбольдт не успел поднять его, как раздался легкий жужжащий звук. Что-то просвистело совсем рядом и, чмокнув, вонзилось в кожу седла, лежавшего рядом с палаткой. Теперь проснулись и женщины.

– Что происходит? – взволнованно спросила Шарлотта, выглядывая из палатки, но времени на ответ у Оскара не осталось: снова раздалось знакомое жужжание, и еще один метательный снаряд рассек воздух в полуметре от лица Гумбольдта.

Похоже, что стрелок, кем бы он ни был, не отличался особой меткостью.

Но это уже не имело значения, потому что в следующее мгновение в круг, освещенный огнем костра, издавая пронзительный свист, вползло существо из тех, какие являются только в самых чудовищных снах.

Шарлотта вскрикнула, а Элиза испустила сдавленный стон.

Это, несомненно, было насекомое. Но насекомое, какого наверняка никто никогда не видел. Оно достигало двух метров в длину, а его продолговатое тело было полупрозрачным, и Оскар мог разглядеть внутренние органы – сердце, легкие, кишечник и прочее. Шесть длинных ног сочленялись шиповатыми суставами, а завершались они острыми и крючковатыми подобиями пальцев. При движении существо издавало тот самый скрежещущий звук, который привлек внимание подростка.

Но хуже всего выглядела голова: созвездия бесчисленных фасетчатых глаз словно нависали над пастью, из которой торчали острые, как ножи, трехгранные зубы. Спинной щиток был покрыт целым лесом беспрестанно шевелящихся колючек – именно эти хитиновые стрелы неслись в их сторону из темноты перед появлением жуткой твари. Челюсти насекомого окружали бесчисленные шипы и усики, которые энергично подергивались и извивались, словно чуя добычу.

Ужас парализовал Оскара и лишил его способности рассуждать и действовать.

– Вниз! – взревел Гумбольдт. – Всем лечь и не двигаться. Прижмитесь к земле как можно крепче!

Он нажал спуск, и тяжелая арбалетная стрела-болт, ударившись о хитиновый панцирь твари, срикошетировала и с визгом унеслась в темноту. Барабан арбалета со щелчком провернулся, и новая стрела мгновенно оказалась в стволе.

Гумбольдт готовился к следующему выстрелу, но насекомое было уже совсем рядом. Однако он, вместо того, чтобы отступить, ринулся вперед, а оказавшись чуть ли не у передних лап чудовища, резко пригнулся – в тот же миг жуткая бестия извергла целый фонтан колючек, которые только чудом не задели ученого.

Чудовище поднялось на задние конечности, чтобы схватить Гумбольдта, но новая стрела угодила точно в незащищенную часть его полупрозрачного брюха. С леденящим душу свистом и шипением насекомое отпрянуло, но вновь бросилось вперед, и его передние лапы всеми когтями вцепились в руки ученого, вырывая из них арбалет.

Гумбольдт оказался практически обезоруженным, а зубастая пасть уже нависала прямо над ним.

Оскар на мгновение прикрыл глаза, – и тотчас раздался звук разбиваемого стекла, ввысь взметнулся целый сноп искр. Пламя охватило левый бок насекомого. Пронзительно визжа и свистя, оно отпрянуло от Гумбольдта. Подросток с изумлением увидел, что Шарлотта удерживает чудовище на расстоянии, отгоняя его с помощью пылающей сухой ветки, а Элиза забрасывает его какими-то пузырьками из своей походной аптечки, которые, разбиваясь, вспыхивают ослепительным пламенем. Еще мгновение – и существо-призрак оказалось полностью охваченным пламенем. Издавая скрежет и вопли, оно покатилось по земле, а затем затихло. Вокруг распространился невыносимый смрад, и Оскару пришлось закрыть лицо и нос рукавом.

Спустя несколько минут четверо искателей приключений стояли над останками монстра, с отвращением разглядывая обугленные хитиновые пластины.

– Скажите, дядя, ради всего святого, что это такое? – наконец проговорила Шарлотта, прижимая к носу платок, пропитанный пахучей настойкой из запасов Элизы.

– Выглядит как представитель отряда привиденьевых, которых иначе называют палочниками, – удивленно покачивая головой, ответил Гумбольдт. – Большинство из них обитают на острове Новая Гвинея. Однако я не только не слышал, но даже представить не мог, что эти существа могут достигать таких размеров!

– Какие же они обычно? – спросил Оскар, который терпеть не мог даже тараканов и мокриц, с которыми ему приходилось сталкиваться в трущобах Берлина.

– От двадцати до тридцати сантиметров. Но этот местный вид… – ученый растерянно почесал затылок под косичкой. – Это нечто! Мне срочно требуется хотя бы один коготь этого существа для моей коллекции. Нет, вы только взгляните на эти конечности! Они словно специально созданы для того, чтобы насекомое могло беспрепятственно взбираться по самым отвесным скалам!

Гумбольдт обошел вокруг трупа чудовища, наклонился и с хрустом отломил одну из его лап. При этом Оскару стало так худо, что его едва не вырвало.

– Может быть, нам посчастливится изловить живьем хотя бы один экземпляр, – проговорил ученый, пряча свою добычу в свою сумку. – Вот была бы сенсация! Любой энтомолог за один только этот образец отдал бы все свое состояние и бессмертную душу впридачу!

– Ты считаешь, что здесь есть еще такие существа? – спросила Шарлотта, бледнея.

– Ну это же само собой разумеется! – Гумбольдт был в своей стихии, и то, что всего несколько минут назад он был на волосок от гибели, его совершенно не занимало. – Где одно, там и другие… Возвращайтесь-ка лучше в палатку, а я проведу остаток ночи здесь. Послежу за окрестностями и попытаюсь понять, нельзя ли сохранить еще хоть что-нибудь от этого великолепного животного. Какая жалость, что от него осталось совсем немного! Неужели вам непременно требовалось сжечь его целиком?

– Между прочим, мы спасли тебе жизнь, – заметила Элиза, тряхнув головой. – Я говорю это на тот случай, если ты сам ничего не заметил.

Однако Гумбольдт уже не слышал ее. Он кружил вокруг трупа андского «привиденьевого» с блокнотом в руке, набрасывая в смутном свете костра эскизы общего облика насекомого.

– Ну что ж, попробуем все-таки немного поспать, – вздохнула Элиза. – Даже если Карл прозевает еще какого-нибудь монстра, можно положиться на Вилму. Уж она-то обязательно предупредит нас о приближении посторонних. Верно, малышка?

Ответом на эти слова послужило довольное похрюкивание киви.

22

Спустя три дня

К пятому дню с момента начала экспедиции окрестные вершины поднимались уже на четыре тысячи метров и более.

Голые пики угрожающе вздымались в небо, над головами путников кружили грифы. Дорога превратилась в настолько узкую тропу, что по ней мог передвигаться только один мул. Окруженная густыми зарослями, тропа извивалась между скалами, все круче забираясь вверх.

Еще на рассвете экспедиция начала отдаляться от русла реки Камана и около девяти часов утра вступила в ущелье Колка, тянущееся между двумя горными грядами на десятки километров. Стены ущелья были так высоки, а само оно настолько узким, что временами не было видно неба. Перестук копыт мулов и звуки шагов подхватывало эхо, многократно отражая и искажая звуки до неузнаваемости.

С каждым поворотом маршрута ландшафт менялся. На тропе начали попадаться гигантские каменные глыбы, сильно затруднявшие продвижение вперед. Скрюченные деревца, росшие из расщелин скал, порой образовывали настоящие туннели, в которые почти не проникал свет. Воздух был прохладным и напитанным влагой.

Оскар почувствовал, что начинает мерзнуть. Сказывалось огромное физическое напряжение последних дней. Мышцы, скованные усталостью, мучительно ныли, сил хватало только на то, чтобы держаться в седле. Вдобавок, все время не хватало воздуха. Чем выше они поднимались, тем меньше кислорода в нем содержалось, а это могло привести к возникновению горной болезни, хорошо известной всем альпинистам.

Но Гумбольдт был неумолим: он сократил время на ночевки до минимума и, стремясь избежать встречи с Уолкрис Стоун, упорно вел свою маленькую экспедицию вперед. «Живее, пошевеливайтесь! – то и дело слышалось оттуда, где ехал ученый. – Не отставать! Оскар, что ты плетешься, как сонная муха?»

– Сущая пытка! – пробормотал Оскар, обводя своего мула по краю обрыва вокруг громадного валуна, преграждавшего тропу. Животное упрямилось и через каждые сто метров останавливалось и тянулось к чахлой траве. От необходимости постоянно тащить мула за поводья немели руки, а ноги гудели от напряжения. Неужели Гумбольдт не чувствует усталости? И сколько еще может продолжаться этот бесконечный переход?

Он спросил об этом Шарлотту, и девушка ответила:

– До тех пор, пока мы не наткнемся на ту самую тайную тропу.

Шарлотта чувствовала себя такой же измученной, как и Оскар, но держалась молодцом. Это было удивительно – ведь если его, воришку-карманника, что называется, «кормили ноги», девушка ни в чем ему не уступала, хотя в швейцарском пансионе ей вряд ли приходилось прыгать через заборы и удирать от преследователей по крышам. В ущелье она сменила легкую одежду на грубую шерстяную куртку, холщовые штаны и кожаные ботинки с рубчатыми подошвами, которые не скользили на мокрых камнях. И как же она сейчас отличалась от той Шарлотты, которую он впервые увидел в Берлине! Честно говоря, такой она нравилась ему гораздо больше.

– Не думаю, что та дама все еще продолжает гнаться за нами, – проговорил он. – Да и откуда ей знать, что мы свернули именно в это ущелье? Опасения твоего дяди кажутся мне малость преувеличенными.

– Не берусь судить, – пожала плечами Шарлотта. – Насколько я его знаю, он никогда не впадает в панику. Значит, все очень серьезно. Таким, как в последние три дня, я его еще не видела. Он все время взбирается на скалы и валуны и всматривается в тропу позади нас. По-видимому, Уолкрис Стоун гораздо опаснее, чем мы с тобой предполагаем.

Оскар хмыкнул:

– Меня больше беспокоит это чудовищное насекомое. Откуда оно явилось? Где живет? И самый главный вопрос: сколько их тут? Ведь если б я уснул в ту ночь, все мы были бы давным-давно мертвы. А в зарослях вдоль стен ущелья они могут прятаться повсюду, и заметить их можно только тогда, когда столкнешься с ними чуть ли не нос к носу. Не хотел бы я угодить на зуб такой твари!

– Невероятно интересный вид, а, возможно, и совершенно новый род насекомых, – отозвалась Шарлотта. – Он нигде не описан, и мы оказались первыми, кто его открыл. Поэтому имеем полное право дать ему научное название. Например, «диаферодес Оскари». Как тебе это нравится?

Она засмеялась.

– Премного благодарен! – Оскар опасливо огляделся: заросли здесь подступали почти вплотную к тропе. – Я, пожалуй, откажусь от такой чести.

– В твоих жилах ни капли крови настоящего исследователя! Будь ты потомком настоящего Гумбольдта, для тебя не было бы большей радости, чем увидеть свое имя увековеченным на страницах какой-нибудь энциклопедии.

– Что толку в открытии, о котором даже некому рассказать? Что касается меня, то я предпочитаю просто остаться в живых. Теперь вся надежда на Вилму, – Оскар проследил взглядом за киви, беспечно шнырявшей в кустарнике в стороне от тропы. – Вот кто непременно предупредит нас, если эта гнусная тварь устроит на нас засаду!

Около десяти утра путники остановились на первый привал. На земле были расстелены войлочные попоны, и Эльза в считанные минуты подала простой завтрак.

Оскар с беспокойством заметил, что припасов в чересседельных мешках становится все меньше, а пополнить их неоткуда. В ущелье не было ни намека на человеческое жилье, а в зарослях не попадались ни плоды, ни съедобные клубни. Зато воды было более чем достаточно. Единственное растение выглядело съедобным – крупные пестрые бобы в длинных стручках, но проверить на себе их свойства ни у кого не возникло особого желания.

– Сколько можно карабкаться вверх и вверх? – ворчал Оскар, пытаясь откромсать ножом кусок зачерствевшего, как камень, хлеба.

– Ровно столько, сколько понадобится, чтобы обнаружить Небесную тропу, – сердито обронил Гумбольдт. – Или у тебя уже пропало желание путешествовать?

– Нет, но дело в том…

Ученый, не слушая его, прихватил ломоть хлеба и кусок овечьего сыра и направился на ближайшую возвышенность. Там он уселся и стал всматриваться в оставшуюся позади теснину ущелья. Вилма тотчас последовала за хозяином.

– Не обращай внимания, – шепнула Элиза. – С тех пор, как выяснилось, что по пятам за нами следует Уолкрис Стоун, Карл Фридрих сам не свой. В действительности он очень скрытный и сдержанный, к тому же совершенно не умеет говорить о своих чувствах.

– А какой мужчина умеет об этом говорить? – засмеялась Шарлотта, бросив на Оскара такой взгляд, от которого он страшно смутился и порезал ножом палец. Ранка оказалась неглубокой, но обильно кровоточила.

– Чертовщина! – пробормотал Оскар, пытаясь остановить кровь.

– Постой, я сейчас помогу тебе.

Шарлотта достала платок, обернула им рану и затянула узлом.

– Вот и готово, – сказала она. – У тебя настоящий талант навлекать на себя неприятности. Дай-ка сюда нож, я справлюсь сама.

Отняв у него черствую буханку, она принялась ловко нарезать ее толстыми ломтями. И вдруг спросила:

– У тебя есть любимая книга?

– Любимая книга? – смутился Оскар. Здесь, в ущелье, среди скал и кустарников, такой вопрос звучал по меньшей мере странно. – Н-не знаю.

– Ну, должна же быть у человека хоть какая-то любимая книга? Я думаю, тебе должен нравиться «Oливер Твист». В этом романе главный герой – мальчишка, выросший в приюте.

– Да, Диккенс, в общем, неплохой писатель, – проговорил Оскар, все еще продолжая удивляться. Оказывается, Шарлотта читала не только сухие тома с заумными названиями. – Но мне больше по душе приключенческие романы. Ты слышала когда-нибудь о Генри Райдере Хаггарде?

Шарлотта отрицательно покачала головой.

– Это английский писатель, чье детство прошло в Южной Америке. Его роман «Копи царя Соломона» невероятно увлекательный. Обязательно дам тебе почитать, когда снова окажемся дома.

– Не откажусь. А сейчас взгляни, что я прихватила с собой. – Открыв седельную сумку, Шарлотта вынула из нее потрепанный томик, на переплете которого золотыми буквами было оттиснуто название «Карл Бедекер. Южная Америка».

Оскар взглянул на книгу с сомнением:

– Ну и что? Обычный путеводитель.

– Путеводитель? – укоризненно воскликнула девушка. – Ничего лучшего об этом континенте я не встречала. Прочитай-ка двенадцатую главу, в которой идет речь об империи инков, могучей цивилизации, существовавшей в этих краях несколько столетий назад!

Оскар без особого воодушевления взял книгу, полистал и разочарованно заметил:

– Какая-то чепуха. Здесь нет даже толковых картинок!

– Нет, – продолжала настаивать Шарлотта, – прошу тебя, открой страницу двести двенадцатую. Там говорится о конкистадорах Франсиско Писарро и падении инкской державы…

Оскар вздохнул. Хорошо, если в этом «бедекере» не просто перечисляются сухие факты. Гораздо больше его интересовали описания кровавых сражений и погони за сокровищами.

Он уже собрался взяться за чтение, когда его взгляд упал на Элизу, которая за все это время не произнесла ни слова.

– Элиза! – окликнул он.

Ответа не последовало.

Темнокожая женщина сидела на камне чуть поодаль, крепко зажмурившись и сжимая в руке какой-то предмет, отливающий металлическим блеском.

Оскар присмотрелся: в руке у Элизы была фотографическая пластина!