Текст книги "Город заклинателей дождя"

Автор книги: Томас Тимайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

53

Спустя три дня

Уолкрис была мертва.

Ее сердце остановилось в то мгновение, когда солнце опустилось за горы. Даже Элиза не могла предотвратить неизбежное. Больше часа она пыталась вдохнуть жизнь в остывающее тело женщины, но и ей в конце концов пришлось отступить.

Никогда больше великая воительница не взмахнет своим дайто. Она отдала себя, чтобы могли жить другие. Нисколько не стремясь к тому, она стала частью истории этого народа, и больше того – легендой.

Три дня на площади перед Храмом Солнца горел поминальный огонь. Три дня жители Кси’мала тянулись нескончаемой процессией, чтобы проститься с Уолкрис и проводить ее в последний путь. Ее меч занял почетное место в зале храма – рядом с когтем Королевы Нижнего мира, свидетельством того, в какой неравной борьбе была добыта победа.

На рассвете четвертого дня индейцы уложили ее тело в воздушный корабль и отправили его в свободный полет. Погребальное судно должно было доставить Солнечную Королеву в чертоги Инти, бога Солнца. Корабль, оторвавшийся от земли на главной площади, поднимался все выше и выше, где его подхватил ветер с вершин и унес в неведомые дали за хребтами Анд.

«Подземные» покинули долину и ее склоны – в точности, как говорилось в пророчестве. Потеряв свою повелительницу, они не остались на территории, которую приходилось отстаивать в жестокой борьбе с людьми. Путь их лежал на восток, в неисследованные районы Высоких Кордильер. Там они выберут себе новую королеву и создадут новое сообщество, быть может, еще более могущественное и опасное.

В течение этих трех дней Гумбольдт был сумрачен и молчалив. Постоянно погруженный в себя, он лишь изредка перебрасывался словами с Элизой и Юпаном, а в остальное время совершал многочасовые одинокие прогулки по окрестностям.

Босуэлл и Пеппер также редко попадались на глаза. Время от времени их можно было встретить в городе, который они дотошно осматривали, строя какие-то планы. Оба проводили немало времени с индейцами, ели и пили с ними, знакомились с повседневной жизнью Кси’мала.

Элиза, Оскар и Вилма окружили Шарлотту заботой и вниманием, и здоровье девушки крепло с каждым днем. Уже на третий день после жутких приключений в подземельях Королевы уку пача она могла совершать небольшие прогулки. Инкские целители совершили настоящее чудо, и даже Элиза была вынуждена признать их искусство и кое-чему поучиться. Яд покинул тело и кровь девушки, раны быстро заживали, а кошмарные воспоминания о времени, проведенном в коконе, так и не вернулись.

Неизвестно, помнила ли она и о поцелуе Оскара. Спросить Шарлотту об этом он не решался, а неопределенность его мучила. Между ними как бы действовала безмолвная договоренность – не касаться этой темы.

Время шло к вечеру, когда Оскар и Шарлотта, возвращаясь с короткой прогулки, остановились на платформе неподалеку от домов, где жили индейские целители. Отсюда открывался особенно грандиозный вид. Низкое солнце как раз спряталось в облаках, наполнив их янтарным и медовым светом, отчего облака стали похожи на небесные дворцы и храмы. В воздухе чувствовалась прохлада, и Оскар вдруг испытал приступ легкой тоски по родине.

– А ты не разочарована тем, что не ты оказалась той королевой, о которой древние сложили свою поэму? – неожиданно спросил он.

– Ты шутишь? – Шарлотта взглянула с удивлением. – В жизни я еще не чувствовала такого облегчения. Честно тебе признаюсь: это пророчество чуть было не лишило меня всякого удовольствия от участия в экспедиции. Бывали минуту, когда я проклинала себя за то, что ввязалась в эту историю.

– Однако ты и виду не подавала.

– Ну, кое-чему мне все-таки удалось научиться у своего дядюшки.

– Было бы ужасно жаль, если б ты осталась дома, – сказал Оскар.

– Я старалась ни к кому не приставать со своими переживаниями. У всех было так много забот, и нам нужно было сохранять спокойствие. Жалобы какой-то девчонки только раздражали бы всех. – Она усмехнулась. – На самом деле я никогда не считала себя какой-то особенной, не говоря уже о том, чтобы нацепить королевский венец.

– Наверное, я чувствовал бы себя точно так же, – признался Оскар. – И хотя мне очень жаль Уолкрис, я рад, что ты не на ее месте. Несмотря на то что ты не королева, ты все равно особенная. Во всяком случае, для меня… – В эту минуту он думал только о том, что вот-вот покраснеет, как мальчишка.

– Ты серьезно? – Шарлотта удивилась. – А я-то всегда считала, что у меня не очень стройные ноги и к тому же оттопыренные уши.

– Ты очень красивая.

Боже мой, что он несет? Его щеки просто пылали.

– Правда? – Она просияла. – Это лучший комплимент, который я когда-либо получала.

Оскар закашлялся.

– И еще я считаю тебя необыкновенно умной, – сказал он. – Иногда мне хочется знать столько же, сколько знаешь ты. Но порой я думаю – может, не стоит? Когда о каких-то вещах слишком много знают, исчезает их тайна. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Шарлотта взглянула на него с недоумением, словно не имела ни малейшего представления, о чем он толкует.

– Нет, – ответила она.

Оскар постарался не выдать разочарования. Неужели он ошибся? Выходит, она гораздо больше похожа на своего дядю, чем он предполагал.

Он обиженно пожал плечами, а Шарлотта захихикала.

– Попался, – сказала она. – Конечно, я знаю, что ты имеешь в виду. Именно здесь, в таком месте, как это, начинаешь понимать, что значит тайна.

Он, все еще хмурясь, покосился на нее.

– У тебя довольно необычное чувство юмора. Тебе кто-нибудь уже говорил об этом?

– Что это вы себе позволяете, молодой человек! – деланно возмутилась Шарлотта.

– Все, все, молчу, – теперь пришел его черед смеяться. – По крайней мере, оно у тебя имеется, и это главное. А вот над чем нам придется поработать, так это над цветом твоей кожи. Ты все еще бледная, и, думаю, не стоит тебе так много времени проводить за книжками. Свежий воздух пойдет тебе только на пользу. Поэтому предлагаю себя в качестве гида и охранника.

В ответ на эту тираду Шарлотта шутливо шлепнула его по руке.

– Вот если бы тебя накачали отравой и упрятали черт знает куда, причем с намерением тобою подзакусить! Готова спорить, что цвет лица у тебя был бы далеко не таким, как сейчас…

Она смотрела на него с удивительной улыбкой – нежной и слегка насмешливой.

Оскару почудилось, что он вырос на несколько сантиметров. Она сказала, что он хорошо выглядит?

Неожиданно вблизи платформы послышались голоса.

Оскар оглянулся: в сопровождении Юпана и нескольких индейских старейшин сюда шествовал Гумбольдт. В его свите находились также Макс Пеппер и Гарри Босуэлл, оба в индейских одеждах, за ними стайкой следовали молодые женщины. Все они беспрерывно перешептывались и хихикали.

Оскар с трудом сдержал смешок, глядя на эту процессию. Похоже, оба – и Пеппер, и Босуэлл, чувствуют себя среди обитателей города как рыба в воде.

В это время из ближней хижины показалась Элиза в сопровождении невысокой сутулой целительницы. Вытирая руки о льняной платок, она сразу же направилась к Гумбольдту.

– Ну, наконец-то! – проговорила Элиза. – Я уже начала тревожиться. Где ты пропадал?

– Масса дел, – ответил Гумбольдт, жестами подзывая Оскара и Шарлотту. – Идите все сюда, у меня важные новости.

Все столпились вокруг ученого. Гумбольдт без лишних предисловий перешел к делу:

– Боюсь, что нам придется спешно покинуть Кси’мал, – объявил он. – Причем, уже завтра утром. Времени на сборы в обрез.

– Завтра утром? – возмутилась Элиза. – Но Шарлотта еще не оправилась! В таком состоянии, как сейчас, она не выдержит многодневного пешего перехода. Ей необходимы еще хотя бы три дня покоя. Что за безумная спешка, Карл Фридрих?

– Юпан и его ученые говорят, что мы на пороге крайне неблагоприятного периода, – сказал Гумбольдт. – Приближается сильнейшая буря, которая продлится по меньшей мере два месяца.

– Я не понимаю… – вмешался Пеппер. – Сейчас конец апреля. Осень в Южном полушарии считается самым приятным временем года…

– Только не в этом году. Сейчас все иначе, – пояснил ученый. – Мы имеем дело с грозным природным феноменом, который испанцы называют Эль Ниньо. Это погодная ситуация, возникающая каждые семь-девять лет. Вчерашняя буря с ливнем – всего лишь прелюдия, и теперь с каждым днем погода будет становиться все хуже. Тропа, по которой мы поднялись сюда из долины, превратится в бурный горный поток. Если мы хотим попасть домой в ближайшие месяцы, нам стоит поторопиться.

Он оперся о поручни платформы и продолжал:

– Но есть и положительные моменты. Великий жрец Юпан в знак дружбы и признательности преподнес нам щедрый дар. Отныне «Пачакутек» принадлежит всем вам. Мне подробно разъяснили принципы управления этим воздушным судном и работы двигательной установки. Скажу прямо: корабль превосходно подходит для наших целей. Он прост в управлении, оснащен навигационными приборами, на борт можно взять солидный запас провианта, а энергии вполне достаточно, чтобы перелететь не только через Анды, но и через Атлантический океан. – Загадочная улыбка заиграла на его лице, Гумбольдт подбоченился. – Следовательно, друзья мои, мы рискнем совершить то, на что еще никто никогда не отваживался. Мы преодолеем океан и впишем новую страницу в историю путешествий и открытий.

– А что будет с нами? – Макс Пеппер растерянно развел руками. – Лично мне необходимо вернуться в Нью-Йорк. Меня там ждет семья и работа.

– Я тоже хотел бы вернуться в Америку, – поддержал его Босуэлл. – И прежде всего для того, чтобы погасить шумиху, вызванную моими фотографиями. Я считаю своим долгом убедить мистера Вандербилта, что все это просто нелепая ошибка. Этот народ имеет право жить так, как он жил до сих пор. И если ему удавалось существовать в тайне от всего остального мира на протяжении двух тысяч лет, я сделаю все возможное, чтобы все осталось по-прежнему. Эта маленькая цивилизация с неповторимой культурой просто рухнет, если в так называемых цивилизованных странах узнают о ней. Сюда хлынут полчища авантюристов и просто любопытных, которые принесут с собой все пороки и беды, от которых страдает современный мир.

– Я поддерживаю вас всем сердцем, – сказал Гумбольдт. – Кси’мал должен оставаться самим собой. И я счастлив, что обрел в вашем лице единомышленников! – Он с признательностью поклонился обоим американцам. – И, разумеется, мы доставим вас туда, куда вы пожелаете. Хотите – в Лиму, если вам будет угодно плыть морем до Сан-Франциско, не испугаетесь риска – через Анды вместе с нами с посадкой в Рио-де-Жанейро. Это сэкономит вам время, которое придется потратить на переезд через весь континент по железной дороге. Итак, что скажете?

Пеппер и Босуэлл переглянулись. Затем оба расхохотались, похлопали Гумбольдта по плечу и исполнили короткий танец, который мог бы кое-кому показаться странным, если бы не их индейские одеяния. На платформу высыпали жители соседних домов, зазвучала музыка, появилось вино, и в результате прощание с Кси’малом превратилось в праздник, продолжавшийся до поздней ночи.

«Пачакутек» стартовал ранним утром, задолго до восхода солнца.

Никто, кроме Юпана, Хуаскара и их немногочисленных приближенных не провожал путешественников.

На прощание каждый из семерых получил особый подарок. Элизе достался кувшин с семенами редких целебных растений, Шарлотте – серьги из окаменевших кораллов, Гумбольдту – астрономический инструмент для ориентирования по звездам, изготовленный местными мастерами, Босуэлл и Пеппер получили по охотничьему луку и кинжалу, а Вилме была преподнесена чудесная дорожная клетка-корзина искуснейшего плетения. Для Оскара Юпан приготовил нечто особенное: наряд искусных воров, своеобразной касты, пользовавшейся у индейцев особым почетом. Он состоял из кожаных штанов, длинного балахона с капюшоном и позволяющей передвигаться совершенно бесшумно обуви. Отличное облачение для того, чтобы куда угодно проскользнуть незамеченным.

Сопровождаемые наставлениями великого жреца, путешественники поднялись на борт «Пачакутека» и запустили моторы. Стоя на платформе, Юпан раскинул свои ритуальные крылья и воскликнул:

– Пусть сам Виракоча благоволит вам и дарует спокойную дорогу домой. Прощайте!

С этими словами он снял с себя лингафон и передал прибор Гумбольдту.

– Спасибо от всего сердца, Юпан и Хускар, – произнес ученый. – Пусть ваш народ живет вечно! И пусть не иссякает для вас дыхание ветра!

Судно величественно поднялось в серое, набухающее влагой небо. Оскар и Шарлотта стояли у поручней, махая друзьям. Город внизу стремительно уменьшался, пока окончательно не скрылся в тумане.

«Пачакутек» поднимался все выше, а, набрав высоту, развернулся и взял курс на восток. Путешественники молча смотрели на стену горных хребтов, возвышавшуюся впереди. Никто не находил в себе сил заговорить первым. Каждый знал, что прощается с заклинателями дождя навсегда.

Гумбольдт задумчиво обвел взглядом гряду величественных вулканов, чьи заснеженные склоны дремали в тени облаков.

Элиза осторожно взяла его за руку.

– Ну что? – спросила она. – Чем сейчас заняты твои мысли?

Гумбольдт указал на юг и проговорил, обращаясь ко всем спутникам:

– Видите вон ту вершину?

– Ты имеешь в виду ту, что похожа на двойную сахарную голову? – спросила Шарлотта.

– Именно. Это Чимборасо, гигантский потухший стратовулкан. Однажды мой отец пытался подняться на него, но потерпел поражение. Это была одна из немногих неудач в его блистательной карьере путешественника. Он никогда ни перед чем не отступал, но все-таки уступил обычной горе, пусть и очень большой.

– Я однажды читал его путевые заметки, – сказал Оскар. – Они похожи на приключенческий роман.

Гумбольдт кивнул.

– Когда перелистываешь его дневники, становится ясно, что он так и не забыл об этой неудаче. – Он встряхнул головой. – Еще бесплоднее завершилась его экспедиция в Перу. Он так и не увидел два главных чуда – плоскогорье Наска и город в небесах. Впрочем, в те годы никто понятия не имел об их существовании…

– Ему пришлось бы подняться в воздух, чтобы увидеть их во всей красе, – заметил Оскар.

– Что бы он чувствовал, если бы увидел нас сейчас здесь…

– Я уверена, он гордился бы нами. – Элиза положила руку на плечо Гумбольдта. – И прежде всего тобой – ведь ты достойно продолжил дело его жизни.

– Он всегда и во всем опережал меня на шаг или два, – с легкой горечью заметил ученый. – Что бы я ни делал, я всегда оставался в его тени. Я уже потерял надежду когда-либо освободиться от него.

– Теперь все это позади, – прошептала Элиза. – Тень прошлого осталась внизу, на земле. Начинается новое время.

Гумбольдт повернулся к ней и бережно поцеловал в щеку. Шарлотта и Оскар обменялись многозначительными взглядами.

В этот момент «Пачакутек» пробил пелену облаков и поднялся над ними. В вышине распахнулся лазурный купол высокого неба, пронизанный солнечными лучами…

54

Месяц спустя

Бeрлин утопал в клубах дыма. Предместье Ораниенбург не напрасно носило прозвище «Огненная Земля». Нигде не найти такого скопления чугунолитейных цехов и машиностроительных заводов, как здесь.

Оскар с удовольствием разглядывал здания и парки по обеим сторонам улицы Инвалиденштрассе. Кто-кто, а он великолепно знал этот район. Множество раз он пробегал здесь, спасаясь бегством, или прогуливался, глазея на юных дам, проезжавших в экипажах. Зато сегодня он сам ехал в карете, свысока посматривая на прохожих.

Шарлотта, Элиза и Гумбольдт сидели рядом, беседуя. Оскар не принимал участия в разговоре. Он только дивился, насколько иначе выглядит мир, если смотреть на него из экипажа, а не с тротуара. Или он не прав, и Берлин остался прежним, а он сам изменился?

Копыта лошадей защелкали по булыжной мостовой, когда карета свернула к больнице Шарите. Напротив клиники располагался Зоологический музей университета – современное трехэтажное здание, построенное на месте бывшего Королевского чугунолитейного завода. Он и был целью их поездки.

Сегодня Гумбольдт был снова одет во все черное. На нем были длинное кожаное пальто, темные брюки, высокие сапоги и твердый цилиндр – точь-в-точь как в день его знакомства с Оскаром. Изменилось и настроение ученого. Если в последние недели он был весел и дружелюбен, то сейчас он источал холод и выглядел неприступно.

– Мы на месте, – объявил Гумбольдт.

Он вышел, придержал дверцу, пока его спутники высаживались, и сунул монету подоспевшему служителю.

– За мной, – обронил он и зашагал к мраморным ступеням главного входа в музей. Его трость звонко пощелкивала, соприкасаясь с мостовой. Поднявшись наверх, он миновал объявление, которое гласило: «Эра современного воздухоплавания. Доклад Карла Фридриха Донхаузера», снял цилиндр и проследовал в вестибюль храма науки.

Спутники поспешили вслед за ученым.

Большой лекционный зал был битком набит, не оставалось ни единого свободного места. Любопытные, школьники, студенты, финансисты, люди науки – вся эта толпа теснилась в огромном, пропахшем восковой мастикой для паркета зале, чтобы взглянуть на странного потомка Александра фон Гумбольдта, о котором в последние дни так много писали в газетах.

Заголовки выглядели примерно так: «Мнимый ученый вернулся из Южной Америки», «Незаконнорожденный отпрыск Вильгельма Гумбольдта прочтет доклад в университете» и даже «Мюнхгаузен снова в Берлине». Пресса с воодушевлением эксплуатировала тему. Если в мире ничего не происходит, то под рукой всегда имелся чудаковатый профессор, над которым можно посмеяться. Оскар не раз задавался вопросом, зачем Гумбольдт вообще ввязался во все это и позволяет себя так унижать, однако у ученого, похоже, были на то особые причины.

Через венецианские окна в зал проникал солнечный свет, в лучах которого клубились мельчайшие частицы пыли. Посреди зала возвышался массивный скелет слона бивни которого росли не там, где положено, а торчали из нижней челюсти, напоминая плуг. Табличка извещала: «Дейнотерий. Нижний миоцен». Нелегко было поверить, что такой зверь когда-то обитал на нашей планете.

Тем временем шум в зале стал оглушительным. То тут, то там раздавались аплодисменты, слышались свистки и неодобрительные возгласы. Атмосфера накалялась.

Они протиснулись во второй ряд, где для них были оставлены три места.

– А что здесь понадобилось какой-то негритянке? – осведомился насмешливый голос сзади. – Прислуге сюда вход запрещен! – подхватил другой. Раздался взрыв смеха. Оскар свирепо обернулся, заставив зубоскалов умолкнуть.

– Идиоты, – прошипела Шарлотта. – Я бы с превеликим удовольствием отвесила им сейчас парочку хороших оплеух!

– Не стоит, – негромко заметила Элиза. – Я уже привыкла к таким вещам. Повсюду в Европе находятся молодцы, которых больше всего на свете интересует цвет кожи.

В это мгновение Гумбольдт поднялся на трибуну. В правой руке он держал свою верную трость, в левой – тезисы доклада. Разложив их, он повернулся к публике и трижды громко и отчетливо ударил концом трости по паркету.

Шум начал стихать.

В первом ряду Оскар заметил трех почтенных профессоров. Они восседали с таким важным видом, словно присутствовали не на публичной лекции, а в суде. При появлении Гумбольдта, один из них, старец лет восьмидесяти, поднял свою костлявую руку и проговорил во всеуслышание голосом, напоминающим скрип иссохшего дерева:

– Итак, господин Донхаузер, на что в этот раз вы намерены потратить время уважаемых и весьма занятых людей? Снова сенсационное открытие, для которого требуется финансирование? Еще одна бессмысленная экспедиция, на которую вы истратите наши деньги? Где вы были в этот раз, и каковы результаты?

Гумбольдт молчал, а старец принялся листать бумаги в толстой папке, лежавшей раскрытой перед ним на столе. Наконец он нашел нужные строки.

– Ага, вот оно! Слушайте: «Заявление на финансирование экспедиции в Конго. Цель: небольшое озеро на севере страны, вероятное место обитания последних динозавров на планете. – Он поднял взгляд. – И чем это закончилось?

Гумбольдт и глазом не моргнул.

– На Берегу Слоновой Кости меня похитили работорговцы, и случилось это еще до того, как я начал продвигаться вверх от устья Конго.

Желчная усмешка заиграла на бескровных губах старца.

– Да-да, само собой. А перед тем? Гималаи, да? Поиски загадочного снежного человека? И опять неудача. Какая досада! И вот еще – исследование затонувших континентов Му и Лемурия. Опять безрезультатно. И так до бесконечности!

Он захлопнул папку.

– Не в обиду вам, господин Донхаузер, будь сказано, но ваша биография – это сплошная цепь неудач. И несмотря на это, вы имеете смелость подниматься на трибуну и красть наше драгоценное время. По какому праву?

Профессор презрительно выставил вперед обтянутый пергаментной кожей подбородок, сразу сделавшись похожим на престарелую слоновую черепаху.

Выпады старца не произвели на Гумбольдта ни малейшего впечатления.

– Я думаю, здесь какое-то недоразумение, – проговорил он. – Я не посылал вам персонального приглашения на сегодняшнее заседание. Наоборот – вы сами настояли на том, чтобы присутствовать. А раз так, держите себя в руках и имейте вежливость выслушать то, что я намерен сообщить публике. Возможно, при этом вы узнаете и кое-что новенькое для себя.

– Это неслыханная наглость! – Старец вскочил, но Гумбольдт не позволил сбить себя с толку.

– Я все еще член совета этого факультета, – прогремел он с кафедры, – и имею полное право прочесть здесь свой доклад. Поэтому займите свое место и успокойтесь.

Старик презрительно фыркнул, опустился в кресло и скрестил на груди свои паучьи лапки. Было ясно, что он готов вступить в полемику с докладчиком по малейшему поводу.

В полной тишине ученый приступил к докладу. Начав с эскизов и исследований Леонардо да Винчи, он сообщил о находке уникальной фотопластины и затем перешел к экспедиции в Южную Америку. Он продемонстрировал подарки, полученные от индейцев, и украсил повествование множеством живописных деталей. Оскар, однако, заметил, что Гумбольдт ни разу не привел географических координат и названий ближайших к ущелью Колка населенных пунктов. Это было сделано преднамеренно, чтобы скрыть подлинный маршрут, по которому двигалась экспедиция.

Прошло около получаса, пока докладчик добрался до объявленной темы доклада: полетов с человеком на борту. Он детально описал различные летательные аппараты, с которыми ему довелось ознакомиться в ходе экспедиции, набрасывал мелом на доске чертежи и эскизы двигателей, узлов и агрегатов. То, что он сейчас демонстрировал, действительно широко использовалось в Кси’мале, однако ученый сознательно опустил несколько принципиально важных моментов, которые впоследствии намеревался запатентовать. Иными словами – Гумбольдт развернул широкую картину будущего, когда воздушное пространство повсюду наводнят летательные аппараты всевозможных размеров и форм, которые смогут в кратчайшее время доставлять людей в любую точку планеты.

Публика завороженно следила за его речью. Большинство присутствующих были искренне взволнованы смелостью проектов ученого. Даже трое членов ученого совета, восседавших в первом ряду, как нахохлившиеся стервятники, не остались равнодушными.

Когда Гумбольдт закончил, в храме науки повисла пронзительная тишина.

И в этой тишине раздались одинокие хлопки. Престарелый профессор поднялся с места и аплодировал стоя. Затем к нему присоединись оба его коллеги, хоть и несколько неуверенно. А затем, словно кто-то открыл затвор шлюза, грянули аплодисменты и раздались восторженные возгласы. Публика была в восхищении.

Овации продолжались несколько минут, но постепенно стихли. Когда вновь наступила тишина, слово взял ученый старец.

– Вы произвели сильное впечатление, господин Донхаузер. Любопытный доклад. Действительно, любопытный, потому что еще ни разу в жизни мне не приходилось сталкиваться с такой массой откровенного вранья и хвастовства. Вы очень ловко обошли все детали, не назвав ни одного конкретного географического пункта. А без этого все ваши утверждения – не более чем сотрясение воздуха. Где именно произошли события, которые вы так красочно расписывали перед нами? Где ваши карты, дневники, путевые заметки? Я требую конкретных цифр и фактов, чтобы любой исследователь мог проверить вашу добросовестность!

Гумбольдт скрестил руки на груди и выпрямился.

– Как я уже пояснил, я не вправе предоставить вам эту информацию. Я дал слово не раскрывать местонахождения города. А свое слово я имею обыкновение держать.

– Ну разумеется! – Старикашка злобно ухмыльнулся. – Ваша честность тронула меня до слез. Но все, что я здесь услышал, всего лишь голословная болтовня. У вас имеются какие-либо доказательства?

В зале вновь повисла вязкая тишина.

Оскар пристально смотрел на ученого.

Доказательства! Конечно, они у него были. Взять хоть «Пачакутек», который после их ночного приземления в окрестностях Шпандау был спрятан в стогу сена. Кроме нескольких доверенных лиц Гумбольдта, никто понятия не имел о его существовании. Неужели он выдаст воздушное судно только ради того, чтобы эти ученые сухари из академии и университета принимали его всерьез?

– Доказательства налицо, – проговорил Гумбольдт, шагнув вперед. – Не могли бы вы уделить несколько ваших бесценных минут этой фотопластине? Она отснята в декабре прошлого года в том регионе Анд, который мне довелось посетить, и однозначно подтверждает, что летательные аппараты, о которых я рассказывал, существуют на самом деле. И больше того: они летают с такой же легкостью и простотой, с какой я сейчас беседую с вами. Кроме того, в зале находятся мои спутники, которые могут подтвердить каждое мое слово.

Трое профессоров несколько заколебались, прежде чем взять в руки фотографическую пластину. Они поворачивали ее под разными углами, дышали на нее, протирали платками, исследовали детали при помощи увеличительных стекол. Наконец, когда напряжение в зале достигло апогея, они выпрямились и уставились друг на друга. Старшего из них, казалось, вот-вот хватит удар: он вытаращил глаза, побагровел и широко распахнул рот.

«Ну, наконец-то, – подумал Оскар. – Сейчас они принесут извинения, и Гумбольдт будет со всеми полагающимися почестями избран членом академии, что, на самом деле давно следовало бы сделать».

Вместо этого раздался блеющий смешок. Старец даже затряс головой, и двум другим ученым мужам пришлось поддержать его под руки, чтобы он не сполз с кресла на пол.

– Господин Донхаузер, – наконец вымолвил он, все еще задыхаясь, и протянул Гумбольдту его пластину. – Вы, я вижу, готовы действовать всеми правдами и неправдами… – старец вытер слезы, скопившиеся в уголках глаз. – Вашему упорству можно позавидовать. Но столь убогая подделка… нет, я не ожидал, что вы на такое способны. Такую работу в состоянии выполнить любой гравер по меди не только в Берлине, но и в отдаленном захолустье!

– Пластина аутентична, господа, и вы это знаете не хуже меня. Ее просто немыслимо подделать.

– Немыслима только ваша мошенническая изобретательность, господин Донхаузер. Я полагаю, вы действительно побыли в Южной Америке. Продемонстрированные нам костюмы и сувениры в самом деле похожи на те, что можно купить в любой туземной лавчонке в Перу или Чили. Но ваши домыслы о Небесном городе… Это не выдерживает никакой критики. Достаточно одного взгляда на ваших спутников и свидетелей – мальчишку, девочку и чернокожую прислугу. – Профессор шумно высморкался. – И знаете, что я вам скажу? Я думаю, вам с вашими способностями самое место на ярмарке. Такие люди пользуются большим спросом у содержателей тамошних балаганов.

Гумбольдт приблизился к старику, взял из его рук пластину, бережно обернул ее тканью и спрятал во внутренний карман сюртука.

– Из ваших слов я делаю вывод, что вы не поддержите мой проект введения в университете такой дисциплины, как воздухоплавательная техника?

Оскар был ошеломлен. Несмотря на все оскорбления, ученый казался совершенно невозмутимым.

– Как вы сказали? – Старик, казалось, успокоился.

– Я думаю, вы меня отлично поняли.

– Не поддержим ли мы?.. Нет, черт подери! Конечно, нет. Воздухоплавательная техника? Это забава для фантазеров и мошенников. Для ветреных людей, прошу прощения за невольный каламбур. – Лицо маститого старца вновь начало багроветь. – Я полагаю, вы просто забыли, где находитесь. Если каждому заезжему фокуснику мы начнем выделять деньги на его дешевые фокусы, это достойное учреждение в два счета обанкротится, господин Донхаузер. Вы находитесь в храме науки! А теперь убирайтесь отсюда вместе со своей дешевой фальшивкой и нелепыми идеями!

Старец поднялся на своих тонких ножках и махнул служителю, чтобы тот вывел докладчика из зала. Служитель направился к Гумбольду и энергично взял ученого за плечо.

– Не смейте прикасаться ко мне! – внезапно прогремел голос Гумбольдта, в одно мгновение ставший могучим и раскатистым, словно заговорил сам Господь.

Служитель испуганно отшатнулся – ни один человек на его памяти не говорил так громко и грозно.

На лицах членов ученого совета отразилась паника. Председательствующий старец стал цвета свечного воска. Он подался назад, его колени подкосились, и профессор мешком плюхнулся в кресло.

– Вы еще пожалеете об этом, – продолжал греметь ученый, бросая уничтожающие взгляды на перепуганных профессоров. – И запомните: в этот день начинается новая эра. Эра, в которой вам, робкие и убогие мозги, нет места!

Он развернулся, прихватил свои тезисы и покинул подиум.

Оскар растерялся. Зал неожиданно превратился в сущий ад. Публика вскакивала с мест, жестикулировала, металась в проходах. Крики, проклятия и хохот наполняли воздух. Ничего подобного это почтенное научное учреждение не знало со времен своего основания. Сбежались служители и принялись теснить публику по направлению к выходу. Толпа подхватила Оскара и увлекла за собой. Он едва успел схватить за руки Элизу и Шарлотту, иначе наверняка потерял бы обеих в толчее. Наконец людской поток выплеснул всех троих на широкие мраморные ступени перед главным входом в музей, и только тогда они смогли вздохнуть свободно.

Прошло несколько минут, прежде чем им удалось отыскать Гумбольдта. Он стоял возле площадки для экипажей, беседуя с тучным мужчиной с живыми темными глазами и усами, как у императора Вильгельма. Оба были всецело увлечены разговором.

Когда Элиза, Шарлотта и Оскар приблизились к ним, мужчина воскликнул, приподняв цилиндр:

– Вот и ваши спутники, господин Гумбольдт. Мое почтение!

Отвесив короткий поклон, он продолжал:

– А теперь прошу меня простить – важные дела. Однако не будем терять связь. В ближайшие дни я сделаю вам серьезное предложение.

Исследователь кивнул. Они обменялись рукопожатиями, мужчина сел в свою коляску и умчался. Гумбольдт уже собирался подозвать своего кучера, когда к ним бросился один из репортеров: