Текст книги "Американская разведка во время мировой войны"

Автор книги: Томас Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Орудия секретной службы

Тот бельгийский аристократ, который охотно принимал у себя американских полковников и генералов, был не единственным полицейским разведчиком, знавшим и сообщавшим, какие офицеры отличаются сдержанностью и заслуживают доверия и какие способны поддаться двум орудиям секретной службы: вину и женщинам. Если какой-нибудь американец слишком охотно пользовался гостеприимством иностранца, с которым он недавно познакомился и который значился в списке подозрительных, об этом немедленно уведомлялся разведывательный отдел.

Ирландский офицер, однажды вечером в вестибюле «Олимпии» сделавший вслух следующее замечание: «Союзники проиграли войну, а мы прибыли с опозданием ровно на двадцать минут», был на следующий же день вычеркнут из списков получающих производство. Разведывательный отдел работал совместно с военной полицией и с отделом уголовного розыска; он мешал словесным излияниям пьяниц и арестовывал дезертиров раньше, чем они успевали принести вред.

Разведывательные центры различных районов во Франции помещались в Блуа, Клермон-Ферале, Шатору, Тулузе, Лионе, Экс-ле-Бен, Дижоне и Ис-сюр-Тиле. В Англии они находились в Лондоне, Саутгемптоне, Глазго и Ливерпуле. Итальянская, испанская и особенно швейцарская границы бдительно охранялись специальными постами в Модане, Энде, Сербере, Понтарлье, Бельгарде и Эвиан-ле-Бен. Как только какой-нибудь транспорт или корабль с теми или иными видами снабжения бросал якорь в порту, будь то Кале, Гавр, Брест, Сен-Назер, Нант, Ла-Рошель, Бордо или Марсель, невидимые глаза брали под надзор войска, экипажи или грузы, находившиеся на корабле.

В каждом порту группе офицеров разведки помогала дюжина полицейских разведчиков и несколько вольнонаемных служащих, мужчин или женщин, занимавшихся борьбой со шпионажем.

В портах офицеры разведки работали в обстановке еще большей таинственности, чем где бы то ни было, занимая спокойную частную квартиру, которую полицейские разведчики посещали очень редко. Они имели два задания: обнаруживать немецких агентов и выявлять среди американских войск почву, которую могли бы использовать немецкие агенты. Они работали либо под видом офицеров какого-нибудь полка, либо под видом обыкновенных граждан, выдавая себя за журналистов или коммивояжеров.

Именно благодаря авторитету, который придавала им форма, двоим из них удалось в продолжение многих недель «осведомлять» «Эмиля» о числе американцев, умерших еще до прибытия во Францию. Эмиль был хозяином эльзасского отеля, одного из самых больших отелей в Гавре; он уже давно был разоблачен как немецкий шпион; все его методы были известны и все его донесения вскрывались и прочитывались, перед тем как пойти по назначению.

Начальники Эмиля приказали ему разузнать об опустошениях, причиненных гриппом среди американских солдат, которыми были набиты американские транспорты летом 1918 г., когда, чтобы остановить немецкое наступление, Америка посылала столько людей, сколько могла. Некоторые солдаты умерли в дороге, но число гробов, выгруженных на берег, было, конечно, преувеличено слухами; Эмиль, подобно многим шпионам, не дал себе труда проверить, сколько в этих слухах правды, и передал своим начальникам цифры, добавив от себя некоторые подробности. Их сообщили ему двое знакомых, которые, по их словам, хорошо знали обо всех событиях, происходящих в Гавре.

Они сообщили ему, что американцы мерли, как мухи на борту транспортов. Количество гробов, которые выгружали днем на виду у всех, было якобы гораздо меньше того количества, которое выгружалось ночью. Благоприобретенные знакомые Эмиля каждый раз прибавляли новые подробности этого мнимого бедствия. Эмиль в тишине своей комнаты под крышей отеля вытаскивал симпатические чернила, специальное перо и писал письма такого рода: «Не питайте никаких опасений по поводу войск, прибывающих из Америки и высаживающихся в Гавре. Еще до прибытия в порт половина солдат умирает, а остальные так больны, что едва держатся на ногах. Эпидемия опустошает американскую армию».

Сомневаюсь, чтобы Эмиль был когда-нибудь интернирован. Он был нам чрезвычайно полезен.

Так или иначе, полицейские разведчики активно занимались розысками всего, что могло бы нарушить транспорт войск. Переодетые в форму вновь прибывших частей, они смешивались с новобранцами и, пользуясь своим престижем старых солдат, очень быстро завоевывали доверие новичков. Они интересовались всем. Правда ли, что на борту много больных? Как их лечили? Довольны ли солдаты? Хорошо ли их кормят? Любят ли они своих офицеров? Тем временем другие полицейские разведчики в штатском (один из них любил выдавать себя за корреспондента «Christian Herald» – «Христианского вестника») встречались с офицерами тех же полков. Что за люди их солдаты? Какой у них генерал? Любит ли его дивизия? Если нет, то почему?

Через 24 часа после прибытия «Левиафана» подробный отчет о высадившихся войсках был уже в пути в главную квартиру. Большинство вопросов, которые тайно задавались солдатам, имели целью узнать, каково их настроение: «Хотите ли вы сражаться и умеете ли, а если не умеете, то чувствуете ли вы себя способными научиться?» Огромное большинство с воодушевлением отвечало «да». Однако бывали и отрицательные ответы. Солдаты некоторых частей, набранных в немецких районах Среднего Запада, признавались, что «на фронте и так достаточно людей, и без них можно было бы там обойтись» и что «война уже почти окончена, зачем же они нужны?» Это сообщение, немедленно посланное в главную квартиру, решило участь этих войск во Франции; впрочем, оно было получено также полковником Николаи, причем от агентов, лучших, чем Эмиль.

Некоторые войска, отправленные обратно на родину до перемирия, были тщательно обысканы, чтобы они не могли увезти с собой писем своих приятелей-солдат, невинно сообщавших важные военные сведения. Точно так же обстояло дело с возвращавшимися в Соединенные Штаты гражданскими лицами, из которых многие увозили письма и посылки. Вопреки их решительным протестам, полицейские разведчики обыскивали их гораздо тщательнее, чем это делали французы.

«Service»

Разведывательная полиция, которой был поручен надзор за всей сетью секретной службы во Франции, отличалась большой строгостью. Ее пароль «Service» открывал ей днем и ночью доступ повсюду. В некоторых спокойных районах французы охотно предоставляли молодым и ревностным американцам, превосходно говорившим по-французски, выполнение части своей работы. Например, в Дижоне два полицейских разведчика Никкел и Мартелл заменяли французов при контроле, установленном над приезжающими.

Каждый, кто приезжал в Дижон, как и в прочие города, должен был зарегистрироваться, указать свою профессию, цель своей поездки и срок пребывания. Сообщенные данные всегда проверялись; часто такой 'проверкой занимались станционные смотрители. За тем, кто дал ложные сведения, тотчас же устанавливалось наблюдение: Американцы заставили строго соблюдать это правило и, пользуясь своим паролем «Service», без колебаний вытаскивали подозрительных людей из постелей, чтобы просмотреть их бумаги и допросить их.

Особенно тщательно они следили за вестибюлями отелей, где усиленно передавали слухи, и не спускали глаз с путешественников, безразлично, были ли они шпионами или нет.

Один из агентов, которым в то время был поручен такой надзор, по всей вероятности, стал теперь превосходным сыщиком. Во всяком случае, он проявил к этой профессии большую склонность, когда ему еще не было 17 лет. Будучи весьма расторопным, он целые дни проводил, бегая на звонки и выполняя всевозможные поручения в лучшем отеле одного из французских городов, расположенного в тылу, но достаточно близко к фронту, чтобы население его было почти сплошь военное. Кроме того, американцы открыли в этом городе госпитали. Это был важный центр нашей службы снабжения.

Ни один подозрительный или даже просто сомнительный человек не останавливался в этом отеле без того, чтобы его багаж не был тщательно просмотрен и его переписка прочитана американским офицером, возглавлявшим контрразведку в этом районе. Офицер открывал на пару письма и, «е оставляя никаких следов, прочитывал их и опять заклеивал. Американцы не единственные пользовались таким методом, весьма распространенным в контрразведке и почти обязательным в тайной войне.

Однажды этот молодой человек из разведывательной полиции пришел к своему начальнику и сказал:

– Господин лейтенант, с некоторых пор у меня возникли подозрения. Вы знаете М. А., толстого брюнета, управляющего гостиницей. Так вот, этот управляющий не получает писем на адрес гостиницы. Ни одного письма.

– Но у него есть орден Почетного Легиона, – ответил американец, – я видел у него в петлице красную ленточку.

– Подумаешь, красная ленточка! Ее можно купить в любой лавочке. И затем приглядитесь к нему поближе. Он не француз. Он даже говорит с легким акцентом.

«Все это мелочи», подумал офицер, но тайная война состоит сплошь из мелочей. Он запросил Париж, числится ли брюнет во французских списках подозрительных. Ему ответили отрицательно. Но он числился в американских списках. Полковник Морено быстро прислал из Шомона утвердительный ответ. Этот человек был уже замешан в одном деле в Лионе, но надо было, чтобы его арестовали французы. Американцы тотчас же сообщили свои сведения французам. Вскоре два агента летучей бригады, типичные полицейские, вошли в гостиницу и, пройдя прямо в контору, обратились к толстому брюнету с орденом Почетного Легиона:

– Сударь, мы полицейские агенты, мы ищем управляющего гостиницей.

– Управляющего гостиницей? – повторил брюнет. – Я очень сожалею, господа, но он вернется только к 5 часам.

Полицейские агенты поклонились и ушли. К 5 часам они вернулись и опять спросили управляющего гостиницей.

– Да ведь вы с ним говорили, когда приходили в первый раз, – ответили им. – А теперь он уехал.

Кольцо контрразведки сомкнулось. Из города ушло всего несколько поездов, вокзалы находились под постоянным наблюдением. В списке подозрительных были указаны все приметы беглеца. Через несколько дней брюнет был арестован в Лионе и на этот раз интернирован до конца войны.

Тот же молодой человек, пришел опять к американскому офицеру и сказал:

– Подумайте только, господин лейтенант, кто остановился в отеле! Дама, принадлежащая к одной из самых влиятельных семей в Америке, по крайней мере, судя по ее имени; но она француженка. Тут кроется тайна.

В самом деле, в книге отеля было записано имя: Рут Астор. Это была высокая блондинка, хорошо сложенная и привлекательная, как и нужно было для той профессии, которой она, несомненно, занималась. Ее настоящее имя было Дьомон. Она родилась в деревне на севере Франции и, несмотря на войну, в течение последних лет путешествовала по всей Европе. Этого было достаточно, чтобы внушить подозрение; но французы имели о ней более точные сведения. Она была выслана из Марселя за то, что посылала в Швейцарию открытки со странными картинками. Против нее не было никаких улик, но много подозрений.

Зачем она приехала в крупный американский центр?

Американцы читали ее переписку, обыскивали ее вещи, следили за ней. Несмотря на все усилия своих американских приятелей, она очень мало пила, и вино нисколько не действовало ей на голову. Эти приятели сообщали ей различные ложные и верные сведения об армии, но не находили ни слова о них в ее письмах. Если судить по ее поведению, Рут Астор была не только хорошо воспитанной женщиной, но и французской патриоткой. Затем в один прекрасный день, не сказав никому ни слова, она покинула город, не попав в сети, расставленные американцами.

Так зачастую кончалась охота на шпионов.

Один полицейский разведчик – американец испанского происхождения, выдававший себя за испанца, был послан с каким-то заданием в город, расположенный поблизости от Вердена. Он жил в одном доме с бельгийцем, поступки которого возбудили подозрений окружающих. Но подозревавшийся человек в свою очередь стал подозревать вновь прибывшего и сказал хозяйке:

– У этого человека вид немецкого шпиона. Он не испанец, он поступает не так, как испанец.

Тогда полицейский разведчик стал искать ссоры с бельгийцем, и в бурном гневе выхватил нож и закричал о своей испанской крови. Затем бельгиец уехал в Шомон повидать «жену», которая после расследования оказалась совсем ему не женой. Тем временем наш испанец, осмотрел все его бумаги и заинтересовался повторением в письмах о помощи бельгийцам некоторых слов, имевших смысл только в том случае, если они составляли шифр. Владелец этих писем был, вероятно, предупрежден, ибо он уехал из Шомона и исчез. Вскоре было заключено перемирие.

Опасное поручение. Тяжелое испытание

Другому полицейскому разведчику, тоже американцу испанского происхождения, пришлось выдержать тяжелое испытание. Однажды он был приглашен в канцелярию контрразведки в Жиевре, где находился один из крупнейших центров службы снабжения, и где всегда опасались присутствия неприятельских шпионов.

– Хотите взять на себя опасное поручение? – спросил его начальник.

– Да, – ответил полицейский разведчик, и его лицо прояснилось.

– Говорите ли вы достаточно хорошо по-испански, чтобы сойти за испанца среди испанцев и не быть повешенным?

– Да, – отвечал полицейский разведчик. – Я в молодости прожил семь лет в Мадриде.

Впоследствии это спасло ему жизнь.

– Хорошо, – сказал начальник. – В маленьком городке Сель-сюр-Шер около Жиевра мы строим самые крупные холодильники американской экспедиционной армии, предназначенные для хранения продовольствия, отправляемого на фронт. На этом строительстве имеется много вольнонаемных рабочих: мальтийцев, бельгийцев, греков, швейцарцев и особенно испанцев. За ними внимательно следят, но там происходит что-то непонятное. Я не могу вам больше ничего сказать, вы отправитесь туда сами и постараетесь выяснить, что там делается. Но будьте осторожны, это головорезы, которые не остановятся ни перед чем.

Педро Падилла прибыл в грязных лохмотьях из Мадрида на строительство, где работали испанцы. Но его смышленое лицо и хорошие рекомендации помогли ему получить работу по 9 франков в день. Он очутился среди рабочих и тотчас же почувствовал тяжелую атмосферу опасности. На него были направлены подозрительные взгляды, и он слышал замечания, отпускаемые на его счет этой многоязычной толпой, главным образом состоявшей из испанцев, доверие которых он должен был завоевать. Указывая пальцами на его нерабочие руки, они спрашивали: «Кто такой этот рабочий?» «Плохое начало», подумал агент. И вот однажды вечером он стал громко расспрашивать, нет ли работы для маляра:

– Я не чернорабочий, – говорил он, – мне сказали, что тут есть малярная работа.

Не зная, убедил ли он своих товарищей, он уснул, и ему снились угрожающие лица с мрачно сверкавшими глазами. Вдруг он проснулся, разбуженный светом карманного фонаря, увидел две темные, фигуры и услышал приказание:

– Встань, не произноси ни слова и следуй за нами.

Они отвели его в темный угол, сами сели, а ему велели стоять и направили свои фонари на его лицо.

– Падилла, – начал один из испанцев, чье тонкое и бледное лицо выдавало сильную волю, – ты утверждаешь, будто ты испанец и приехал из Мадрида. Это может быть и так! Но ты не похож на рабочего. Нам известно, что американцы нас в чем-то подозревают, может быть, в воровстве или в шпионаже в пользу немцев или же в саботаже. Нам известно об их намерении послать сюда человека из разведки. Может быть, это как раз ты!

Глаза обоих испанцев были испытующе устремлены на несчастного полицейского разведчика, у которого от ужаса зашевелились на голове волосы.

– Если это ты, – голос испанца стал угрожающим, – мы изрежем тебя на мелкие куски. Если это не ты, то тебе нечего бояться. А теперь отвечай на наши вопросы.

После этого началось нечто вроде допроса «третьей степени», который вел человек с тонким лицом с помощью своего товарища, всю жизнь жившего в Мадриде.

– Где ты жил в Мадриде? Как с такого-то места можно дойти до такой-то школы, до такой-то церкви? По какой надо пройти улице? Как зовут священника такой-то церкви? В каком ты жил доме? Кто там жил еще? Кто жил рядом, кто напротив?

Падилла в душе дрожал, но он действительно жил в Мадриде, в Калле Зорилла и ответил на большинство вопросов. Заметив почти неуловимый знак, который один испанец подал другому, он почувствовал, что дело подвигается успешно. Несмотря на свой страх, на ужасную обстановку и на ослепивший его свет, секретный агент понимал, что он одерживает победу. Главный следователь был уже как будто убежден, когда его товарищ, подняв свои тяжелые веки, сказал:

– Дай-ка, попробую я.

Сердце бедного агента сжалось.

– Кто такой был Гарибальди? – спросил новый следователь.

– Гарибальди? – воскликнул Падилла, стараясь вспомнить. – Ведь, это, кажется, был итальянский патриот.

– Никто в Мадриде не ответил бы так, – презрением произнес испанец. – Кто такой был Гарибальди? Отвечай!

Точно молния, агента осенило воспоминание детства.

– Это было прозвище сумасшедшего старика, который расхаживал в форме, обвешанный медалями…

– Верно, – подтвердил испанец. – Еще один вопрос. Если ты жил в Калле Зорилла в 1898 году, то окажи, что там в тот год произошло? Об этом помнят все, кто там жил.

– Там случалось много вещей, – запротестовал несчастный полицейский разведчик, – скажи яснее!

Испанец колебался.

– Там была замешана свинья.

– Свинья? Свинья? – Вдруг агент вспомнил.

– Я знаю, – сказал он. – Это было в день объявления войны между Испанией и Соединенными Штатами. По Калле Зорилла проходила толпа, распевавшая «Jankee pig» («свинья янки») вокруг свиньи, украшенной американским флагом. Затем толпа повесила свинью перед домом генерала Вейлера.

Испанец поднялся и протянул руку:

– Подлый американец никогда бы этого не знал, – воскликнул он. – Ты в самом деле мадридец!

Секретный агент дрожал от волнения, на его лбу выступил холодный пот. Он выдержал испытание и был принят в масонское братство испанских рабочих. Во главе этого братства стоял человек с бледным лицом, наводивший ужас на всех своих товарищей, за исключением одного лишь мадридца. Последний полюбил Падиллу и предложил ему, что будет работать вместо него.

– Я в состоянии свалить трех таких, как ты, – сказал он ему, показывая свои мышцы, и могу работать за двоих. А ты тем временем будешь нести охрану, и когда появятся американские агенты, ты нас предупредишь.

Это как раз и было нужно полицейскому разведчику. Таким образом, он мог узнавать обо всем происходящем.

Ночью он имел возможность продолжать свои поиски. Напрягая слух и зрение, он обнаружил много интересного.

Во-первых, он заметил, что испанцы, будучи азартными игроками, играли в странную игру. Когда проходил поезд, они прекращали работу и провожали его глазами, а затем заключали пари. Сколько пройдет поездов? В каком направлении? Какие составы? Какой длины? Из скольких вагонов? Результаты тщательно записывались и передавались одному бельгийцу, который хранил все ставки, но никогда не возвращал записок. Одно слово, сказанное специальному комиссару Бауэру, и бельгиец исчез.

Затем полицейский разведчик заметил маленькие белые пилюли, разбросанные вокруг сложенного в большом количестве леса. Он взял несколько штук и отнес Бауэру.

Это оказались зажигательные таблетки, которыми пользовались немцы. После этого лес начали усиленно охранять.

В маленьком кабачке, который посещали рабочие, он увидел, как какой-то грек передал служанке сложенную вчетверо записку. Испанцы над ним смеялись.

– Вот ты как ухаживаешь! Ты не смеешь с нею заговорить? Испанцы ухаживают иначе.

Грек исчез; больше его в кабачке не видели. Французские агенты обнаружили, что служанка передавала свои «любовные записки» одному железнодорожному служащему, сопровождавшему поезда между Туром и Парижем; он в свою очередь передавал их третьему лицу. Этот путь для пересылки сведений был уничтожен. После Падиллы прибыл еще один испанец, который тоже был подвергнут испытанию и принят в испанское масонское братство. Он был хорошо знаком с артиллерией, так как работал у Крезо. Бауэр был очень рад знакомству с ним. Несмотря на все опасности, полицейский разведчик продолжал работать, не вызывая подозрений у своих товарищей. Когда он выполнил задание, его послали в другое место.

– Через какое самое тяжелое испытание пришлось вам пройти? – спросили его.

– Самое тяжелое? – повторил он сердито. – Я вам скажу. Однажды, американский капрал приказал нам вчетвером тащить его на тачке 6 километров и ругал нас за то, что мы шли недостаточно быстро. Это был капрал, а я, сержант, ничего не мог поделать!