Текст книги "Американская разведка во время мировой войны"

Автор книги: Томас Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Американские шпионы и «фабрика по переработке трупов»

Помнит ли читатель о «знаменитой» фабрике, перерабатывавшей трупы, на которой немцы якобы извлекали из своих мертвецов различные вещества, начиная от глицерина и смазочного масла и кончая кормом для птицы и даже маргарином и суррогатом масла? Что бы ни думали об этом в Англии, где эта история возникла, американская секретная служба имеет по поводу этой фабрики точные сведения. Один из американских агентов сообщил, что «фабрика по переработке трупов» действительно существовала и извлекала жиры из трупов, но из трупов животных, а отнюдь не людей.

Эта история окончательно разъяснилась только в 1925 г., когда генерал Чертерис заявил в Клубе национального искусства в Нью-Йорке, что английская разведка распространила этот слух с целью антигерманской пропаганды, заменив одно слово в надписях под снимками, изображавшими процесс извлечения жиров из трупов. Существовало даже намерение, впоследствии оставленное, написать фальшивый протокол, который послужил бы доказательством подлинности этой мрачной фотографии, и положить его в таком месте, где его мог бы найти корреспондент газеты.

Так или иначе, существование подобной фабрики доказывало, до какой степени была истощена Германия. Наши шпионы об этом сообщили и предсказали падение Германской империи гораздо раньше, чем оно совершилось. Они сообщили нам об ослаблении духа населения Германии после нескольких лет скверного и недостаточного питания; настроение падало с каждым днем в связи с поражениями и вследствие боязни, что Германия не сможет одержать победы до прибытия из Америки свежих войск. Впрочем, вот донесения американского шпиона в Германии:

«15 июля на Карлсруэ и Оффенбург состоялось воздушное нападение; 7 убитых, 21 раненый. Материальный ущерб огромный».

«Германское население все более и более враждебно относится к австрийцам. Оно упрекает их за то, что ему приходится их кормить, а они слишком трусливы, чтобы сражаться».

«Дух населения и армии падает с каждым днем. Еще около месяца тому назад немцы надеялись, что недавний призыв будет последним и до окончания зимы каждый вернется домой и отпразднует рождество в семейном кругу. Теперь же они совершенно подавлены; их разочарование ужасно. Они начинают проникаться убеждением, что все они будут принесены в жертву».

«Каждый раз, когда среди германских офицеров заходит речь об американцах, они говорят следующее: это – хорошие войска, превосходные солдаты, к которым мы питаем величайшее уважение, но они слишком молоды; когда они приобретут двух – или трехлетний опыт, то с них этого будет довольно».

«В общем, считается, что число американцев во Франции равняется миллиону».

«Население не сделало еще запасов в связи с зимней кампанией. Но после недавних событий на фронте начата усиленная кампания в пользу солдат. Все снова спешно вяжут перчатки, носки, белье, приготовляют обувь. Всюду висят плакаты: «Подумайте о бедных солдатах на фронте суровой зимою» или: «Пусть все, у кого есть сердце, помогут солдатам, сражающимся, несмотря на холод и бури, ради святого блага родины».

По-видимому, шпионы оценили более правильно, чем некоторые генералы и государственные деятели, насколько близка была к катастрофе Германия.

Руководители союзных разведок не приняли в достаточной степени во внимание донесений, полученных от агентов о положении в Германии. В тот момент, когда разрабатывались условия перемирия, генерал Дуглас Хейг предостерегал от слишком суровых мероприятий по отношению к немцам. Он не разделял мнения генерала Петэна и генерала Першинга, что немцы согласятся на любые условия, которые навяжут им союзники. До самого последнего момента многие генералы не понимали, что Германия превратилась в пустую скорлупу, таящую голод и революцию. Донесения шпионов, составленные в таком духе, считались преувеличенными, хотя они и отражали действительное положение вещей. Вот кое-какие выдержки из этих донесений:

«9 июля 1918 г. Политические сообщения из Германии единодушны во мнении, что катастрофа неминуема и что не следует недооценивать ее значения».

«17 августа 1918 г. С некоторых пор население Германии стало ждать поражения армии, которая, по общему мнению, не сможет противодействовать огромному численному превосходству союзников. Никто не думает больше о победе. Средний класс полагает, что вмешательство Америки приведет к уничтожению германского народа. Однако рабочий класс говорит потихоньку об освобождении и надеется, что этой зимой милитаризм будет раздавлен».

«24 августа 1918 г. Агенты сообщают, что в пяти различных пунктах в Германии войска отказались идти на фронт».

«27 августа 1918 г. Германская цензура передала германской прессе следующую секретную инструкцию о том, в каких выражениях газеты должны говорить о недавно одержанных союзниками победах на Марне, Урке и Веле: «Надо признать, что наше положение стало до некоторой степени критическим. Не столь серьезен германский отход, как тот факт, что помощь американцев может оказаться достаточной, чтобы одержать верх над оборонительными силами центральных держав. Но, во всяком случае, не может быть и речи о 5 миллионах солдат, как изображают американцы. Это просто «блеф» американской прессы».

«Сентябрь 1918 г. Германские солдаты продают одежду со своих убитых товарищей. Они режут на куски седла и сбрую, чтобы чинить обувь. Раненые по дороге в госпиталь продают свои сапоги товарищам».

В октябре признаки окончательной катастрофы были очень многочисленны.

Союзные и американские разведки полностью предсказали развал Германии. Если в сентябре агенты говорили о стремлении населения к миру, то в октябре они на этом пункте усиленно настаивали. Всеми имевшимися в их распоряжении путями они посылали донесения об отчаянном положении Германии. Наконец, в Германии произошла революция.

Глава шестая
Наш тайный мир

Заговоры и контрзаговоры после перемирия

Даже после германской революции не наступил еще конец тайной войны. Условия мира вырабатывались не всегда открытым путем.

Возникал вопрос: что собирается делать новая Германия? Была ли революция настоящей или мнимой, как опасались многие французы? Не намерен ли вернуться кайзер? Будет ли республика выполнять условия перемирия и заключит ли она мир или превратится в большевистскую? Если мы попытаемся распоряжаться во всей Германии, то не присоединятся ли спартаковцы к большевикам и не начнут ли они новую войну? Это было бы довольно опасно, если принять во внимание недовольство, начавшее распространяться в английской и французской армиях, в связи с медленным темпом демобилизации. Если же останется у власти нынешнее правительство, то какова будет его политика на мирной конференции? Возобновит ли Германия опять войну, если условия мирного договора покажутся ей слишком тяжелыми? Сможет ли она выдержать новую войну? Действительно ли она голодала или такие слухи распространялись с целью пропаганды для ускорения событий?

На все эти вопросы надо было ответить, прежде чем выработать условия мира.

Вот тогда-то показала свою превосходную работу наша секретная служба, и президенту Вильсону, так же как полковнику Хаузу, приходилось считаться с донесениями наших агентов. Их обоих донесения американских агентов удовлетворяли гораздо больше, чем донесения англичан или французов о положении в Германии. Донесения французов и англичан символизировали противоположность целей союзников и президента Вильсона при заключении мира, – противоположность, впоследствии приведшую мирную конференцию почти к краху и повлиявшую на ход мировых событий вплоть до наших дней. Эти донесения свидетельствовали о том, что союзники смотрели на новую Германскую республику совсем иначе, чем президент Вильсон. Германская республика, в некотором смысле рожденная доктринами президента, подписала перемирие именно на основе этих доктрин.

Она была почти приемным детищем президента Вильсона, а между тем союзники начали оспаривать ее законность. Они подозревали предательство. Американцы прибегли к услугам разведывательного отдела, чтобы отразить эту дипломатическую бурю.

Теперь, когда кайзера не было и республика была провозглашена, зачем продолжать распрю? Hо злоба, ненависть и подозрения так легко не проходят, и никто не мог предвидеть судьбу, уготованную этой республике.

Какая-нибудь ошибка нового республиканского социалистического правительства могла вызвать в тот или иной момент контрреволюцию со стороны партии германского юнкерства. Эта опасность казалась настолько реальной, что немецкие реакционеры финансировали раздоры внутри радикальной партии, желая воспользоваться страхом, внушаемым союзникам развитием революционных событий. Весь свет кричал: «Мир! Мир!», но не мог получить мира. Чтобы достигнуть мира, недостаточно было споров и деклараций, исходивших из Парижа.

Надо было укрепить и поддержать новое германское правительство и побудить его к подписанию мира с союзниками.

И вот американская разведка приступила к делу ради достижения мира. Помимо обычного отдела «боевого расписания», при американском штабе в Кобленце был учрежден «политический отдел» разведки, под руководством одного из самых квалифицированных офицеров – полковника Ньюболда Морриса; задачей этого отдела было собирание сведений обо всех политических течениях в Германии. Вскоре после перемирия генерал-майор Джордж X. Хэррис отправился в Берлин с довольно большой группой американских офицеров для участия в работах межсоюзной комиссии, изучавшей вопрос о репатриации военнопленных в Германии. В действительности некоторые из этих офицеров не имели ничего общего с миссией генерала Хэрриса, хотя они и жили вместе с ним в отеле «Адлон».

Генерал Першинг, который хотел лично получать сведения о положении в Германии после перемирия, организовал передовой штаб в Трире. Этот штаб, начальником которого сначала был бригадный генерал Престон Броун, а затем полковник А. Л. Конджер, выполнил очень важную работу, до сих пор еще очень мало известную. Многие офицеры германской армии и представители германского правительства отправлялись туда, чтобы сообщить сведения американцам или узнать об их точке зрения. Впрочем, немцы были не единственными посетителями.

После продвижения до линии Рейна, начатого 1 декабря 1918 г., трудности, возникшие в связи с вопросом о возвращении союзных военнопленных, заставили генерала Першинга послать одного из офицеров своего штаба для обсуждения этого вопроса с генералом фон дер Марвицем, командовавшим тогда 5-й германской армией. После первого посещения американцев германский генеральный штаб решил вернуть долг вежливости, и таким образом было положено начало довольно частому обмену визитами.

Наша скрытая роль в Германии

Чтобы дать оценку той интересной, хотя и мало известной, роли, которую играла американская армия в этот период, необходимо вспомнить, что на германское правительство еще не смотрели тогда как на правительство, твердо стоявшее у власти. Массы требовали советского правительства и союза с Россией, тогда как другие элементы являлись открытыми сторонниками возвращения к монархии, бывшей, по их мнению, единственным якорем спасения для Германии. Даже в республиканском кабинете имелись «военная» и «мирная» партии, а вне кабинета составлялись многочисленные заговоры с целью установления диктатуры разного сорта и «возобновления войны». В Париже таких заговоров боялись почти так же, как в Берлине.

Союзники не были сторонниками оказания Германии помощи, но американская комиссия по вопросу о мире в Париже и американская армия на Рейне делали в этом отношении все, что было в их силах.

Вскоре после подписания мирного договора в Берлине часто говорили: «Присутствие двух лиц на мирной конференции было необъяснимо; этими лицами являлись президент Вильсон и американский полковник, Хауз, который так сильно вмешивается в наши дела». Конечно, мирный договор не удовлетворил многих, и когда финансовое здание Германии начало колебаться, одна большая берлинская газета писала на первой странице, что если бы во время перемирия германское правительство «стремилось к сближению с Францией, вместо того чтобы позволять руководить своей политикой американскому полковнику, то положение Германии теперь (1920 г.) было бы гораздо лучше».

В результате упорной и тайной работы молодой германской республике помогли удержаться. И к ней примкнули многие из ее первоначальных противников среди германских политических деятелей. Один из них, заявлявший, что Германия присоединится к Советской России, если союзники попытаются навязать ей слишком, тяжелые условия мира, вдруг умолк; другие открыто переменили мнение и даже высказались в пользу мирного договора. Кое-кто из американцев, знавших причину такой неожиданной перемены, молча улыбался, но продолжал свое дело мира.

Немало американских агентов сыграло значительную роль в разрешении этой наиболее сложной задачи, которую когда-либо приходилось решать американской разведке.

В Берлине один «способный на все» американец, работавший за некоторое время до перемирия в качестве торговца в разнос туалетными принадлежностями на какой-то крупной железнодорожной станции, стал шофером военного министра Носке, не подозревавшего, что его шофер был американским полицейским разведчиком, конечно, под внешностью доброго немца.

Никто не знает, как другой полицейский разведчик в форме и с документами германского солдата, взятого в плен американцами, проник в самый Берлин и вернулся с чрезвычайно интересными донесениями, среди которых были сообщения об усилиях Японии вербовать германских солдат и матросов, обладающих техническими знаниями.

Наиболее интересными случаями в истории американского шпионажа в Берлине после войны является работа агентов А-1 и А-2. Природа создала их для этой работы. Оба они были блондины крепкого сложения и превосходно говорили по-немецки. Они были немного знакомы с журналистикой и в качестве «американских журналистов» могли задавать людям вопросы, не возбуждая особых подозрений. Именно так рассуждал американский разведывательный отдел, посылая их с фальшивыми документами в Германию. А-1 должен был сойти за корреспондента газеты «Сан» («Sun»).

К счастью для нас, он ни разу не встретил настоящего корреспондента «Сан» при американской экспедиционной армии. Впрочем, это было довольно естественно, ибо пока американские солдаты находились в долине Мозеля, А-1 завоевывал доверие совета рабочих депутатов одного из городов Северной Германии, где он ловко объяснил свое присутствие. Затем он хотел, – говорил он, – поехать в Берлин, чтобы печатно сообщить всему миру правду о германской революции. Он доверил членам совета тайну, что он тоже «красный». Таким неожиданным случаем совет, конечно, должен был воспользоваться для пропаганды.

Но раньше А-1 пришлось подвергнуться суровому допросу.

– Но я вам говорю, – настаивал мнимый журналист, – что я телом и душой с вами. Я ваш брат. Когда я попаду в Берлин, я скажу правду трудящимся всего мира.

Тогда слово взял один из самых влиятельных членов совета, старый сапожник, ветеран классовой борьбы. Его слушали все. Он сказал:

– Я работал всю жизнь, чтобы увидеть этот день. Моя мечта сбылась. Тиранов нет. Правит немецкий народ. Но мир этого не понимает. Союзники нам не доверяют. Они не хотят поверить, что милитаристы и капиталисты обманывали всю Германию, что мы им верили и считали себя правыми во время войны. Теперь мы знаем, что все это ложь. Почему не позволить этому товарищу сказать правду трудящимся всего мира? Только правда может не допустить новой войны. Отпустим товарища в Берлин.

Агент А-1 едет в Берлин

Лишь тогда американскому агенту выдали удостоверение в том, что он является членом совета рабочих депутатов, и снабдили его рекомендательными письмами к Эберту и Шейдеману – руководителям нового правительства. Американский разведывательный отдел вручил ему еще и другие вещи, которые могли оказаться ему полезными, и он отправился в путь в Берлин, где на улицах еще трещали пулеметы.

Едва он очутился в поезде, как начались его мытарства. С большим трудом ему удалось получить место в вагоне, переполненном возвращавшимися домой солдатами и матросами. Вдруг он почувствовал сильную боль: кто-то наступил ему на ногу; он решил промолчать, но опять почувствовал, что ему наступили на ногу еще больнее прежнего. Взглянув на грубияна, досаждавшего ему, он едва удержался от возгласа удивления, узнав в своем бородатом соседе знакомого французского агента. Через несколько минут оба они курили в проходе, из предосторожности разговаривая на превосходном немецком языке:

– Вы тоже едете в Берлин? – спросил француз.

– Да, – отвечал американец, – теперь если нас поймают, то мы не рискуем быть расстрелянными, как во время войны. Нам угрожает только тюрьма.

– Вы так думаете? А знаете ли, зачем я еду в Берлин? Чтобы заменить убитого недавно Александра; вы его помните? Он был разоблачен вот в таком поезде, как этот, и толпа повесила его, воспользовавшись для петли поясом. Немцы теперь совсем обезумели. Все возможно.

Но довольно разговаривать.

К счастью для А-1, полицейские с красными повязками на рукаве, осмотревшие багаж, нашли его бумаги в полном порядке. Поезд дошел до какого-то большого города и, так как до следующего дня поездов больше не было, А-1 пришлось там заночевать. Он зашел в пивную; едва он успел доесть жилистый венский шницель с морковью, запивая его плохим желудевым пивом, как ему пришлось подвергнуться самому ужасному испытанию за всю его жизнь. К его столу направились два немецких полицейских агента в сопровождении какого-то мужчины с орлиным взором, которого А-1 с трепетом узнал: это был один из сотрудников немецкой контрразведки.

В голове А-1 промелькнула мысль о задушенном французском агенте. Но он выпрямился.

– Не хотите ли присесть, товарищи, и выпить со мною кружку пива? – предложил он.

Они сели, но не прикоснулись к пиву, сообщив, что им надо задать товарищу несколько вопросов. Судя по его бумагам, он был корреспондентом газеты «Сан», но они хотели бы в этом удостовериться.

– Пожалуйста, – ответил А-1, – я готов отвечать на любые вопросы.

Через минуту он уже пожалел о своих словах, ибо человек с орлиным взглядом знал о нью-йоркской газете «Сан» гораздо больше, чем он.

Вместо того чтобы начать расспрашивать о том, где находится контора газеты и как она расположена, что было нашему американцу известно, ибо он работал в синдикате «Сан», немецкий контрразведчик сказал:

– Если бы я был репортером «Сан» и должен был бы туда писать, в чьи руки попала бы написанная мною заметка, прежде чем очутиться в типографии, в чьи руки она попала бы до 6 часов вечера и в чьи руки после 6 часов?

Должно быть, этот человек очень хорошо знал штат редакции, ее утреннюю и вечернюю смены; между тем нашему агенту были известны только немногие лица.

Их имена проносились в его голове: Спид, Бишоп, Лорд, Снадпер. Но он помнил всех служащих прежнего синдиката, старой конторы Лаффан. Он немедленно решил отвечать так, как будто в руководстве газетой «Сан» произошли большие перемены, и всех старых служащих, которых он не знал, заменили служащими синдиката, которые были ему знакомы. Дело пошло очень хорошо. Человек с орлиным взглядом хорошо знал состав старых служащих, до последнего грума, но не знал служащих синдиката.

– Товарищи, – сказал американец, выпьем за революцию!

Однако, приехав в Берлин, он не рискнул иметь дело с полицией. Она была слишком хорошо осведомлена о газете «Сан». Он не решался переменить документы, ибо по собственному опыту охоты за шпионами он знал, что это верное средство возбудить подозрения. Поэтому он стал разыскивать место встреч красных, и после того как он показал письма «товарищей», говорил то, что следовало, и платил за желудевое пиво, он был принят как член совета из Северной Германии.

Он вполне ознакомился с политикой, которая проводилась в Берлине в начале зимы 1918/19 г. Он ходил на собрания спартаковцев, слушал, как, социалистическое правительство проклинает союзников и превозносит Россию. Американскому агенту очень хотелось узнать, не действуют ли спартаковцы сообща с большевиками; поэтому он бывал у некоторых русских, пил с ними самое лучшее вино, которое можно было достать в Берлине, и беседовал об их работе. Дважды А-1 слышал о плане свержения берлинского правительства. Когда солдаты Носке подавили мятеж на Александерплац, безжалостно расстреливая многочисленных красных, спрятавшихся в подвалах, то это оказалось возможным благодаря сведениям, которые дал Носке американский штаб, помещавшийся в отеле «Адлон».

Именно туда в качестве «газетного корреспондента» каждый вечер ходил американский агент с докладом. Но его доклады носили совсем иной характер. Он получал также инструкции и продовольствие, в котором нуждался, – конфеты, свиное сало, масло, шоколад. В Германии, терпевшей жестокие лишения, нельзя было найти плитки шоколада или нескольких граммов масла; посредством этих вещей можно было заставить людей заговорить.

У американцев имелись также мыло и зубная паста, бывшие в Германии по тем временам такой редкостью, что их употребление считалось неслыханной роскошью.

Все эти запасы сильно помогали американскому агенту, открывая ему многие двери. Кусок мыла был часто полезнее рекомендательных писем.

В Берлине существовал салон одной баронессы-еврейки, где собирались самые интересные люди, политические лидеры, кое-кто из спартаковцев, офицеры и журналисты. Может быть, это была ловушка для шпионов, но наш агент собрал там немало сведений. Он имел также свободный доступ в канцелярии рейхстага, если не в качестве журналиста, то как товарищ; однако однажды его постигла неприятная неожиданность. Швейцар, хорошо его знавший, дружески его предупредил:

– Вы знаете, кто-то выдает себя за вас. Я хорошо знаю, что вы корреспондент «Нью-Йорк Сан» и что вы регулярно приходите за известиями. А сегодня пришел какой-то незнакомец и представился как корреспондент вашей «Сан». Смотрите, вот его карточка.

Колени А-1 дрожали, когда он читал: «Карл X. фон Виганд». «Сан» послала в Германию настоящего корреспондента.

– Да, он является представителей синдиката «Сан», – объяснил А-1 швейцару.

Но в этот вечер А-1 поторопился в отель «Адлон», где его начальник встретил его следующими словами:

– Я сегодня спас вам жизнь. Фон Виганд хотел передать вас немецкой полиции как самозванца. Я это дело уладил, но будьте очень осторожны.

Начиная с этого момента, изобретательность А-1 направилась по другому направлению. В одной важной правительственной канцелярии он знал хорошенькую Fräulein (барышню), чувствительную к плиткам шоколада и кусочкам мыла. Он пригласил ее обедать.

Обеды повторялись часто, десерт всегда черпался из запасов, хранившихся в отеле «Адлон». Наконец, журналист признался чувствительной девушке, что ему страшно хочется сделать карьеру, послав в свою газету какое-нибудь сенсационное известие. Она, в свою очередь, призналась ему, что ее начальник, который был важным правительственным чиновником, предупредил ее, что если когда-нибудь «этот журналист» пригласит ее обедать, она должна принять его приглашение и ловко его расспросить.

– Он вас очень не любит, – прибавила она, – и даже мне сказал, чтобы я не оставляла на столе бумаг, когда вы приходите в канцелярию.

Журналист нашел средство ее успокоить. При следующей встрече пылкая Fräulein передала ему связку бумаг со словами:

– Спрячьте это и посмотрите только когда вы придете домой.