Текст книги "Школьные годы Тома Брауна"
Автор книги: Томас Хьюз
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава V Драка
Surgebat Macnevisius
Et mox jactabat ultro,
Pugnabo tua gratia
Feroci hoc Mactwoltro.
Итонец
Порой попадаются ребята – и те, кто хорошо знает мальчишек, отлично умеют их распознавать, – о которых уже спустя месяц после их появления в школе можно почти с полной уверенностью сказать, что им предстоит драка, и почти с такой же уверенностью – что драка эта будет единственной. Том Браун был как раз из таких; и, поскольку мы собираемся дать полный и правдивый отчёт о его единственной драке с соучеником в стиле нашего старого друга «Беллз Лайф»,[130]Note130
«Беллз Лайф» – спортивная газета “bell’s life in london and sporting chronicle” («Жизнь в Лондоне и спортивная хроника Белла»), издавалась c 1822 по 1886 год.
[Закрыть] то просим юных особ со слабыми желудками, которые считают выяснение отношений с помощью оружия, данного Господом Богом всем нам, нецивилизованным и недостойным христианина и джентльмена занятием, сразу же пропустить эту главу, потому что она придётся им не по вкусу.
В те времена драки между двумя мальчиками из Школьного корпуса были явлением нетипичным. Конечно, бывали и исключения; иногда попадались упрямые и несговорчивые ребята, которые жить не могли без того, чтобы не ссориться со своими ближайшими соседями, или случались конфликты между классами, к примеру, между фагами и пятым, требующие обязательного кровопускания. В этом случае с каждой стороны выбиралось по представителю, которые и улаживали вопрос путём хорошей рукопашной. Но, как правило, постоянное использование боксёрских перчаток, этих лучших из миротворцев, предотвращало драки в Школьном корпусе. Их доставали два – три раза в неделю по вечерам, в холле или в комнате пятого класса; и любой мальчик с хотя бы минимальной склонностью выяснять отношения с помощью кулаков отлично знал возможности всех своих соседей по корпусу и свои шансы в поединке с любым из них. Но подобного опыта в отношении ребят из других корпусов, конечно же, не было; и, поскольку практически все остальные корпуса в большей или меньшей степени завидовали Школьному корпусу, то столкновения бывали неизбежны.
Да и то сказать, на что была бы похожа наша жизнь без драки? С колыбели и до могилы драка, если правильно её понимать, и есть самое настоящее, высочайшее и благороднейшее призвание сынов человеческих.
Каждый стoящий человек имеет своих врагов, с которыми он должен сражаться, будь то собственные скверные мысли и привычки, или моральное разложение верхов, или русские,[131]Note131
Книга написана вскоре после Крымской войны 1853-56 гг., в которой Россия воевала против коалиции в составе Англии, Франции, Турции и Сардинии.
[Закрыть] или бандитские шайки в приграничной полосе, или его собственные ближние, не желающие давать ему жить спокойно до тех пор, пока он не задаст им трёпку.
Попытки выступать с осуждением драк, предпринимаемые квакерами[132]Note132
Квакеры – религиозное направление, которое возникло в русле протестантской конфессии христианства в XVII веке в Англии и существует по сей день. Квакеры выступают против насилия в любой форме и по этой причине отказываются от военной службы.
[Закрыть] или кем-либо ещё, обречены на неудачу. Такова уж человеческая природа, и даже сами они не следуют собственным наставлениям. Каждый из них, так или иначе, где-нибудь с чем-нибудь да борется. Насколько я могу судить, мир стал бы лучше, если бы в нём не было драк, но это был бы уже не наш мир; и поэтому я категорически против того, чтобы идти на мировую, когда нет ни настоящего мира, ни мирных намерений. Мне не меньше, чем другим, больно видеть, как люди сражаются не с тем, с чем нужно, но это всё же лучше, чем полное отсутствие у них боевого духа. Я уже рассказал и собираюсь рассказать ещё о том, как мой герой боролся с самыми разными своими врагами, и теперь хочу дать отчёт о единственном столкновении подобного рода, которое произошло между ним и одним из его соучеников.
Первое полугодие Артура в школе подходило к концу. Стояли длинные майские вечера. Ворота не закрывали до восьми часов, и все уже начали говорить о том, чтo они будут делать на каникулах. Младший пятый класс, в котором учатся сейчас все наши действующие лица, проходил последнюю книгу «Илиады» Гомера и как раз дошёл до речей женщин над телом Гектора. Сегодня полный учебный день, и несколько мальчиков из Школьного корпуса, среди которых Артур, Том и Ист, вместе готовятся к третьему уроку. Они уже закончили положенные сорок строк, и большинство из них здорово устало, несмотря на изысканный пафос плача Елены. Тут как раз попалось несколько длинных четырёхсложных слов подряд, и тот, который искал слова в словаре, забастовал.
– Не буду больше ничего искать, – сказал он. – Мы и так уже сделали положенное количество. Десять к одному, что дальше этого мы сегодня не доберёмся. Пошли лучше во двор!
– Пошли, ребята! – закричал Ист, который всегда был рад оставить зубрёжку. – Вы же знаете, наш старик слёг, так что нам дадут кого-нибудь из новых учителей, а он сильно гонять нас не будет.
Решение в пользу двора было принято единогласно, поскольку Артур не решился возразить; но, так как ему было очень интересно то, о чём они читали, то он остался читать дальше ради собственного удовольствия.
Как и говорил Ист, учитель их класса был нездоров, и урок должен был выслушивать один из новых учителей, совсем молодой человек, только что окончивший университет. Если бы им не удалось протянуть время, медленно рассаживаясь по местам, пускаясь в долгие объяснения того, как обычно проходит урок, а также с помощью других школьных уловок, и если бы учитель успел пройти с ними больше сорока строк, им пришлось бы туго. Собственно говоря, по поводу этого количества между учителем и классом шла постоянная борьба; класс путём пассивного сопротивления настаивал на том, что сорок строк – это количество Гомера, положенное для младшего пятого; в то время как учитель утверждал, что не существует никакого фиксированного количества, и что они должны быть готовы переводить и пятьдесят, и шестьдесят строк, если на уроке остаётся время. Однако, несмотря на все их усилия, новый учитель продвигался вперёд ужасающе быстро; похоже, у него был настолько дурной вкус, что он искренне интересовался тем, что изучалось на уроке, и к тому же пытался заставить их понять и оценить поэзию Гомера, передавая её хорошим живым английским языком вместо того убожества, в которое она превращалась в их переводе. Для этого он сам переводил каждый отрывок после каждого отвечавшего, чтобы показать им, как это нужно делать.
Часы пробили три четверти; оставалась всего четверть часа, но сорок строк уже были исчерпаны. Поэтому мальчики, которых вызывают одного за другим, переводят всё хуже и хуже. Бедный молодой учитель совершенно выбился из сил и готов уже биться головой об стенку, а может быть, дать по голове кому-нибудь другому. Он уже не спрашивает тех, кто сидит в конце или посередине, а в отчаянии смотрит на скамейку лучших учеников, в надежде, что хоть там найдётся кто-нибудь, достаточно рыцарственный, чтобы не испоганить самые прекрасные высказывания самой прекрасной женщины древнего мира. Его взгляд останавливается на Артуре, и он вызывает его заканчивать перевод речи Елены. Тут все остальные с облегчением переводят дыхание, начинают глазеть по сторонам и вообще чувствовать себя непринуждённо. Теперь они в безопасности; Артур – первый ученик в классе, он наверняка справится, и это как раз займёт время, оставшееся до конца урока.
Артур начинает читать отрывок по-гречески, как это обычно делалось перед тем, как переводить. Том не особенно обращает внимание на происходящее, но вдруг замечает, что, когда он доходит до строк
,
голос его дрожит.
Он поднимает голову и смотрит на Артура. «Что это с малым? – думает он. – Не может же быть, чтобы он не знал перевода! Он наверняка выучил всё до конца». Но Артур начинает переводить как ни в чём не бывало. Том успокаивается и начинает рисовать у себя в тетради головы собак, потому что учитель, явно наслаждаясь произошедшей переменой, поворачивается лицом к Артуру и спиной к скамейке средних учеников и начинает отбивать рукой и ногой нечто вроде такта, и приговаривать «да, да», «очень хорошо», по мере того как Артур продолжает переводить.
Но, когда он снова приближается к тому же месту, Том опять замечает дрожь в его голосе и поднимает голову. Он видит, что что-то не так – Артур едва может говорить. Что же происходит?
Вдруг голос Артура прерывается окончательно, он заливается слезами и вытирает глаза рукавом куртки, краснея до корней волос и явно желая провалиться сквозь землю. Весь класс опешил: большинство просто тупо смотрит на него, а те, кто наделён присутствием духа, быстро находят нужное место в книжке и смотрят в неё, не отрываясь, чтобы не привлечь внимание учителя и не быть вызванными вместо Артура.
Учитель сначала смотрит на него в недоумении, а потом, увидев, что мальчик действительно тронут до слёз самым трогательным местом у Гомера, а, возможно, и во всей языческой поэзии, подходит к нему, ласково кладёт руку на плечо и говорит:
– Ничего, мой мальчик, ты отлично переводил. Передохни, спешить некуда.
Как назло, в тот день рядом с Томом на скамейке средних учеников сидел здоровенный парень по фамилии Вильямс, который считался самым сильным в младшем пятом классе, а, следовательно, и во всей школе, кроме пятого и шестого. Младшие мальчики, которые всегда с удовольствием обсуждают удаль старших, очень любили поговорить об огромной силе Вильямса и порассуждать о том, смог бы он отлупить Иста или Брауна или нет. За предположительно огромную силу удара его звали Слоггер[133]Note133
Слоггер – прозвище, образованное от английского глагола to slog – сильно ударять.
[Закрыть] Вильямс. В целом, это был грубоватый, но довольно добродушный парень, только очень чувствительный к своему достоинству. Себя он считал королём класса и поддерживал своё положение железной рукой, в частности, следил за тем, чтобы остальные не переводили больше положенных сорока строчек. Он и так уже ворчал про себя, когда Артур стал читать дальше, а теперь, когда он остановился как раз посреди длинных слов, Слоггер просто вышел из себя.
– Ах ты подхалим вонючий, – пробормотал он, что было несколько опрометчиво, – разнюнился как раз на самом трудном месте; ну подожди, после четвёртого урока ты у меня получишь.
– Кто получит? – спросил Том, к которому, по всей видимости, было обращено это замечание.
– Да подхалим этот, Артур, кто же ещё, – ответил Вильямс.
– Ты не тронешь его, Вильямс, – сказал Том.
– Ого! – сказал Вильямс и на мгновение с изумлением уставился на Тома, а потом неожиданно двинул ему локтем по рёбрам, отчего книги Тома полетели на пол. Как раз в этот момент к ним повернулся учитель и, заметив, что произошло, сказал:
– Вильямс, пересядь на три места назад и продолжай.
Вильямс очень медленно поднялся на ноги и с величайшим неудовольствием пересел на три места, так что Том и ещё двое мальчиков оказались впереди него, а потом, повернувшись к учителю, сказал:
– Я дальше не учил, сэр. Наш урок только сорок строчек.
– Это правда? – спросил учитель, обращаясь, главным образом, к скамейке лучших учеников.
Молчание.
– Кто первый ученик в классе? – спросил он, начиная злиться.
– Артур, сэр, – ответили трое или четверо, показывая на нашего друга.
– Так тебя, значит, зовут Артур. И сколько же обычно вам задают?
Артур мгновение колебался, а потом сказал:
– Мы считаем, что только сорок строчек, сэр.
– Как это – вы считаете?
– Видите ли, сэр, мистер Грэхэм говорит, что мы не должны останавливаться на сорока строчках, если ещё остаётся время.
– Понимаю, – сказал учитель. – Вильямс, пересядь ещё на три места назад и напиши мне весь урок по-гречески и по-английски. А теперь, Артур, заканчивай перевод.
– Ох, не хотел бы я быть на месте Артура после четвёртого урока, – говорили друг другу те ребята, что поменьше. Но Артур закончил перевод речи Елены без дальнейших приключений, а потом пробило четыре, что знаменовало окончание третьего урока.
В течение следующего часа готовили и отвечали четвёртый урок, и всё это время Вильямс накапливал злость; а когда пробило пять, и уроки закончились, решил немедленно отомстить невинной причине своего несчастья.
Том задержался в школе и вышел на несколько минут позже остальных. Первое, что он увидел во внутреннем дворе, был небольшой кружок мальчишек, с одобрением наблюдавших за Вильямсом, державшим Артура за воротник.
– Ну, подхалим несчастный, – говорил он, давая ему свободной рукой подзатыльник, – зачем ты сказал, что…
– Эй! – сказал Том, протискиваясь сквозь толпу, – оставь его, Вильямс. Не смей его трогать.
– А кто мне помешает? – спросил Вильямс, снова замахиваясь.
– Я, – ответил Том и сопроводил слово действием, ударив по руке, державшей Артура, с такой силой, что Вильямс выпустил его и обратил весь свой гнев на Тома.
– Будешь драться?
– Конечно!
– Ура, драка между Слоггером Вильямсом и Томом Брауном!
Новость распространилась с быстротой лесного пожара, и множество ребят, которые шли пить чай в свои корпуса, повернули обратно и направились за часовню, где обычно происходили драки.
– Беги и скажи Исту, пусть будет моим секундантом, – сказал Том маленькому мальчику из Школьного корпуса, который помчался, как ракета, к Салли Хэрроуэлл, и остановился всего на мгновение, чтобы просунуть голову в холл Школьного корпуса, где младшие мальчики уже пили чай, и крикнуть:
– Драка! Том Браун со Слоггером Вильямсом!
Половина сидящих сразу же вскочила и побежала, бросив хлеб, яйца, масло, шпроты и всё остальное на произвол судьбы. Большая часть оставшихся последовала за ними через минуту, наскоро проглотив чай и унося провизию в руках, чтобы есть на ходу. Трое или четверо остальных стащили масло у наиболее импульсивных и устроили себе масляный пир.
Ещё через минуту Ист и Мартин промчались через внутренний двор с губкой в руках и прибыли к месту действия, как раз когда противники начали раздеваться.
Сняв с себя куртку, жилет и подтяжки, Том обнаружил, что больше ему самому делать ничего не придётся. Ист подпоясал его шейным платком и закатал рукава.
– Не нужно ничего делать, старина, и говорить ничего не нужно, мы сами всё сделаем, а ты береги дыхание и силы для Слоггера.
Тем временем Мартин сложил его одежду и положил у ограды; и вот Том выходит на площадку, готовый ко всему. А вот и Слоггер, он тоже разделся и жаждет драки.
На первый взгляд, силы неравны: Вильямс примерно на два дюйма выше и, пожалуй, на добрый год старше своего оппонента, к тому же у него очень сильные плечи и руки; на это сразу обращают внимание любители – пятиклассники, которые стоят небольшой кучкой за пределами круга, образованного мелюзгой; они с благосклонным интересом наблюдают за происходящим, но ни во что не вмешиваются. А вот ниже он далеко не так хорош: поясница слабовата, а колени и того хуже. Том, напротив, не может похвастаться и вполовину такими сильными руками, как у Вильямса, но зато он в отличной форме весь, с головы до ног, и ноги, пожалуй, его наиболее сильное место. О том, что он в хорошей форме, можно также судить по чистым и ярким белкам глаз и здоровому цвету кожи, в то время как у Вильямса вид довольно обрюзглый, как будто он мало двигается и ест слишком много сладкого. Рефери уже выбран, зрители образовали широкий круг, и противники стоят друг напротив друга, давая нам возможность сделать эти наблюдения.
– Если только Том снизойдёт до того, чтобы использовать ноги и голову, – тихонько говорит Ист Мартину, – то мы выиграем.
Но он, похоже, снисходить до этого не собирается и делает ставку на руки. Бой завязывается жаркий; оба держатся молодцом; удары в быстрой последовательности следуют один за другим; каждый дерётся так, как будто хочет поскорей покончить с этим делом.
– Долго так продолжаться не может, – говорят знатоки, в то время как сторонники обоих дерущихся громкими криками выражают своё одобрение или порицание.
– Спокойней, спокойней, держись от него подальше, пусть он за тобой побегает, – умоляет Ист, вытирая Тому лицо мокрой губкой после первого раунда, пока он сидит на колене у Мартина. Длинные руки Чокнутого, которыми он поддерживает Тома, слегка дрожат от возбуждения.
– Время вышло, – объявляет рефери.
– Опять он за своё, чёрт побери! – ворчит Ист, видя, что его боец упорно продолжает придерживаться всё той же тактики. Этот раунд оказывается очень тяжёлым, причём Тому достаётся всё сильнее и сильнее. Наконец, Слоггер сбивает его с ног ударом правой, и он падает на траву.
Ребята из корпуса Слоггера разражаются радостными криками, в то время как Школьный корпус угрюмо молчит и готов затеять ссору по малейшему поводу.
– Ставлю два к одному в полукронах на большого, – говорит Рэттл, один из любителей, высокий парень с несколько надутым, хотя и добродушным выражением лица.
– Согласен! – говорит Грув, ещё один любитель, с виду более тихий, и вытаскивает записную книжку, чтобы записать пари – потому что наш друг Рэттл часто забывает подобные мелочи.
Тем временем Ист вытирает Тому лицо перед следующим раундом и приспособил ещё двоих растирать ему руки.
– Том, старина, – шепчет он, – может, для тебя это и весело, но для меня это просто смерть. Он вышибет из тебя дух в следующие пять минут, а я тогда пойду и утоплюсь в канаве. Уворачивайся, используй ноги, пусть он за тобой побегает! Он сразу же начнёт задыхаться, тут ты его и достанешь. И бей по корпусу, а о его вывеске мы потом позаботимся.
Том почувствовал мудрость этого совета, он уже увидел, что не сможет справиться со Слоггером просто грубой силой, поэтому в третьем раунде полностью изменил свою тактику. Теперь он дерётся осторожно, уходит от ударов или отражает их, а не пытается отвечать встречными, и заставляет своего противника гоняться за собой по всему рингу.
– Он трусит, давай, Вильямс!
– Жми!
– Кончай его! – визжат младшие из корпуса Слоггера.
– Как раз то, что нам нужно, – думает Ист, посмеиваясь про себя. Он видит, как возбуждённый этими криками Вильямс, думая, что победа у него уже в кармане, тяжело дышит, изо всех сил стараясь подойти на ближнюю дистанцию, в то время как уворачивающийся от него Том ничуть не запыхался.
Они двигаются по всему рингу, и Том всё время находится в обороне.
Наконец, полностью запыхавшийся Слоггер на мгновение останавливается.
– Давай, Том! – кричит Ист, приплясывая от восторга. Том мгновенно подскакивает и наносит два сильных удара, и прежде, чем Слоггер успевает отдышаться, отходит опять; отдышавшись, он со слепой яростью бросается на Тома, который искусно уклоняется и отражает его удары. Тут Слоггер теряет равновесие и растягивается на земле под восторженные крики Школьного корпуса.
– Хочешь удвоить ставку? – спрашивает Грув у Рэттла, держа в руке записную книжку.
– Погоди немного, – говорит этот герой, с беспокойством глядя на Вильямса, который тяжело отдувается, сидя на колене у своего секунданта, хотя в целом выглядит неплохо.
После ещё одного раунда Слоггер, кажется, тоже увидел, что победить будет не так-то просто, и что он встретил равного себе соперника. Поэтому он тоже начинает работать головой и пытается заставить Тома потерять терпение и напасть раньше времени. Драка продолжается с переменным успехом, то один, то другой получает небольшой перевес.
Лицо Тома начинает выглядеть асимметрично: лоб в причудливых шишках, губа кровоточит. Но Ист так искусно орудует своей влажной губкой, что вид у него по-прежнему свежий и бодрый. Лицо Вильямса почти не пострадало, но по нервным движениям локтей заметно, что удары Тома по корпусу бесследно не прошли. Сейчас сила удара Слоггера нейтрализуется наполовину, потому что он не решается делать выпады из боязни открыть свои бока. Дело становится настолько интересным, что крики прекращаются, и воцаряется тишина.
– Всё в порядке, Томми, – шепчет Ист. – Продолжай в том же духе, и мы выиграем. Главное, не теряй голову, старина.
А где же всё это время был Артур? Его горе невозможно описать словами. Он не мог набраться храбрости, чтобы подойти к месту драки, и бродил взад-вперёд от часовни до двора для игры в мяч, и то собирался броситься между дерущимися и попытаться разнять их, то решал, что лучше побежать и всё рассказать своему верному другу – Мэри, которая, как он знал, тут же доложит об этом Доктору. Ему с ужасающей ясностью вспоминались все слышанные им истории о людях, убитых во время боксёрских поединков.
Только один раз, когда крики «Молодец, Браун!», «Ура Школьному корпусу!» зазвучали особенно громко, он решился подойти к кругу зрителей, думая, что победа уже одержана. Но, увидев, в каком состоянии лицо Тома, сразу же забыл о возможных последствиях и помчался прямиком в комнату заведующей хозяйством, умоляя её прекратить драку, а то он умрёт.
Теперь нам пора снова вернуться во двор. Что это за смятение и неразбериха? Круг зрителей распался, между ними вспыхнула перебранка.
– Всё честно!
– Нет, нечестно!
– Без захватов!
Поединок остановлен. Однако пока их сторонники с жаром пререкаются посередине, сами дерущиеся спокойно сидят на коленях своих секундантов. Ист не выдерживает и начинает выкрикивать вызовы на поединок не то двоим, не то троим с противоположной стороны, но при этом не оставляет Тома ни на мгновение и продолжает орудовать губкой.
А дело в том, что в конце последнего раунда Том, улучив момент, сблизился с противником и после короткой борьбы повалил его броском, которому его научил когда-то его деревенский соперник дома, в Долине Белой Лошади. В борцовском поединке с Томом у Вильямса не было никаких шансов, и его сторонники сразу же поняли, что, если такое допустить, их ждёт поражение. В школе существовало сильное предубеждение против бросков и захватов, хотя в определённых пределах они допускались; поэтому круг распался, и поединок был остановлен.
Школьному корпусу не удалось одержать верх – драка продолжается, но уже без бросков, и Ист в ярости угрожает отозвать своего спортсмена после следующего раунда (чего, впрочем, делать не собирается), как вдруг из калитки возле часовни появляется младший Брук. Школьный корпус бросается к нему:
– Ура, теперь всё будет по-честному!
– Брук, иди, пожалуйста, сюда, они не разрешают Тому Брауну бросать его!
– Бросать кого? – говорит Брук, подходя поближе. – А, вижу, Вильямса. Чепуха. Конечно, он может его бросать, если захватит по всем правилам за талию.
Эй, младший Брук, ты ведь в шестом и должен прекращать любые драки… Он внимательно смотрит на обоих участников.
– Как он? – спрашивает он у Иста, кивая на Тома.
– Всё в порядке.
– Совсем не пострадал?
– Да нет, что ты! Как огурчик! Правда, Том?
Том смотрит на Брука и ухмыляется.
– А этот как? – спрашивает Брук, кивая на Вильямса.
– Так себе. После последнего падения он мало на что способен. Не выстоит больше двух раундов.
– Время вышло!
Участники опять встают и направляются друг к другу. У Брука не хватает духу прекратить драку вот так сразу, и раунд идёт своим чередом. Слоггер выжидает и бережёт силы, чтобы нанести решающий удар, если Том попробует применить ещё какой-нибудь борцовский приём, потому что чувствует, что иначе ему не останется ничего, кроме как признать себя побеждённым.
Тем временем на поле боя появляется ещё одно новое лицо, а именно, помощник швейцара, с метлой и большим деревянным совком для мусора под мышкой. Он убирал в здании школы.
– Вы бы лучше перестали, джентльмены, – говорит он. – Доктор знает, что Браун дерётся, он будет здесь через минуту.
– Иди в баню, Билл, – вот и всё, что слышит этот достойный служитель в ответ на свой совет и, будучи убеждённым сторонником Школьного корпуса, не может отказать себе в удовольствии остановиться на минутку и посмотреть раунд в исполнении признанного мастера – Тома Брауна.
Приближается решающий момент. Оба противника чувствуют это и призывают на помощь мне свои силы, всю наблюдательность и сообразительность. Малейшее везение или невезение с любой стороны – оступившаяся нога, удачно проведённый удар или ещё одно падение – могут решить теперь дело. Том медленно кружит по рингу, поджидая благоприятную возможность; его ноги работают на него, и он может позволить себе выбирать момент. Слоггер ждёт атаки и надеется, что ему удастся завершить её тяжёлым ударом правой. Пока они медленно перемещаются по рингу, вечернее солнце выходит из-за тучи и бьёт Вильямсу прямо в глаза. Том бросается вперёд; Вильямс встречает его тяжёлым ударом правой, который лишь слегка задевает его голову. Следует быстрый обмен ударами на ближней дистанции, противники соприкасаются, и в следующее мгновение Слоггер, брошенный Томом, тяжело падает в третий раз.
– Ставлю три к двум в полукронах на маленького, – говорит Грув Рэттлу.
– Нет уж, спасибо, – отвечает тот, закладывая руки поглубже под фалды фрака.
Как раз в этот момент дверь башенки, которая ведёт в библиотеку Доктора, вдруг открывается, из неё выходит Доктор и направляется прямо к кругу, образованному зрителями, в котором Браун и Вильямс в последний раз сидят на коленях своих секундантов.
– Доктор! Доктор! – кричит, заметив его, кто-то из младших. Круг зрителей тает в течение нескольких секунд; младшие ребята бегут со всех ног; Том подхватывает свою куртку и жилет и вместе со своими сторонниками проскальзывает в калитку у часовни, а потом за угол, к Салли Хэрроуэлл; Вильямс со своими сторонниками удаляется через школьный двор с меньшей поспешностью; Грув, Рэттл и остальные старшие пытаются сочетать достоинство с благоразумием, поэтому стараются покинуть место действия достаточно быстро, чтобы не быть узнанными, но при этом не так поспешно, чтобы это было похоже на бегство, что выглядит несколько комично.
К тому моменту, как подходит Доктор, на месте остаётся один младший Брук, который притрагивается к шляпе не без некоторого внутреннего содрогания.
– А-а, Брук! Не ожидал вас здесь увидеть. Разве вам неизвестно, что я ожидаю от шестого класса прекращения любых драк?
Брук смутился гораздо больше, чем сам ожидал, но Доктору всегда нравилась открытость и искренность его речи, поэтому он выпалил, идя рядом с Доктором, который уже повернул обратно:
– В общем, да, сэр, но мне казалось, вы также хотели, чтобы мы проявляли осмотрительность и не вмешивались слишком рано.
– Но ведь они дрались больше получаса, – заметил Доктор.
– Да, сэр, но ни один не пострадал. Кроме того, теперь они будут друзьями, а этого не случилось бы, если бы их остановили слишком рано – до того, как стало ясно, что силы равны.
– Кто дрался с Брауном? – спросил Доктор.
– Вильямс, сэр, из корпуса Томпсона. Он больше Брауна и поначалу выигрывал, но не тогда, когда вы подошли, сэр. Между нашим корпусом и корпусом Томпсона существует соперничество, и могли бы быть ещё драки, если эту прекратили бы, или если бы кому-то из них сильно досталось.
– Но, Брук, – сказал Доктор, – разве это не выглядит так, как будто ваша осмотрительность заключается в том, чтобы остановить драку, только когда дело оборачивается не в пользу Школьного корпуса?
Брук, нужно признать, пришёл в замешательство.
– Запомните, – добавил Доктор, подходя к двери, – у этой драки не должно быть продолжения. И я ожидаю от вас прекращения всех драк в дальнейшем.
– Хорошо, сэр, – говорит младший Брук, притрагиваясь к шляпе, и вздыхает с облегчением, когда за Доктором закрывается дверь.
Тем временем Том со своими ближайшими сторонниками добрался до Салли Хэрроуэлл, которая поспешно готовит им чай, а Стампса уже послали к мяснику Тью за сырой отбивной, которую нужно немедленно приложить к глазу Тома, чтобы наутро он не заплыл окончательно. Он чувствует себя неплохо, хотя обзор у него теперь несколько ограничен, в ушах гудит, а большой палец вывихнут. Палец он держит в холодном компрессе, поглощая огромное количество чая и слушая нестройный хор голосов, которые не говорят ни о чём, кроме драки, – про то, что Вильямс сдался бы после ещё одного падения (во что Том совершенно не верит), и про то, как Доктор умудрился узнать об этом – вот невезуха! Про себя он думает, что рад, что не выиграл; пусть лучше будет так, как есть, и его чувства по отношению к Слоггеру самые дружеские. А потом к нему прокрадывается бедняга Артур и смотрит на него и сырую отбивную с таким горестным выражением, что Том не выдерживает и начинает хохотать.
– Не делай такие глаза, малый, – говорит он. – Ничего не случилось.
– Том, тебе очень больно? Это же всё из-за меня!
– Ничего подобного, ты себе льстишь. Мы всё равно рано или поздно подрались бы.
– Но ты же не будешь драться дальше? Обещай мне, что не будешь!
– Не могу этого сказать. Всё зависит от корпусов. Мы в руках наших сограждан, знаешь ли. Буду драться за честь Школьного корпуса, если придётся.
Однако любители доводить подобные дела до конца на этот раз были разочарованы. Сразу же после закрытия один из дежурных фагов постучал в дверь кабинета Тома.
– Браун, младший Брук хочет видеть тебя в комнате шестого класса.
Том отправился на зов и застал магнатов сидящими за ужином.
– Ну, Браун, – сказал младший Брук, – как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, отлично, только вот палец вывихнул.
– В драке это запросто. Ну, насколько я видел, твоему противнику здорово досталось. Где ты научился этому броску?
– Дома, в деревне, когда был ещё мальчишкой.
– Ого! А сейчас ты кто? Ну, это неважно. Ты храбрый парень. Садись и поужинай.
Том охотно повиновался. Сидящий рядом пятиклассник налил ему пива, и он ел и пил, прислушиваясь к разговорам и мечтая о том времени, когда сам перейдёт в пятый и станет членом этого привилегированного общества.
Когда он поднялся, чтобы уходить, Брук сказал:
– Завтра после первого урока вы с Вильямсом пожмёте друг другу руки. Я приду и прослежу за этим.
Так он и сделал. И Том с Вильямсом пожали друг другу руки с чувством полного удовлетворения и взаимного уважения. И года два потом, как только речь заходила о драках, младшие мальчики, присутствовавшие на поединке Тома с Вильямсом, с мудрым видом качали головами и говорили: «Ах, если бы вы видели драку между Слоггером Вильямсом и Томом Брауном!»
А теперь, мальчики, ещё два слова перед тем, как мы закроем эту тему. Я поместил здесь главу о драке не без умысла; отчасти потому, что хотел показать вам не прилизанную образцово-показательную картину школьной жизни, а такую, какой она в действительности была в моё время; а отчасти из-за всей той лицемерной болтовни, которая ведётся сейчас по поводу бокса и кулачных драк. Даже Теккерей опустился до неё; и всего несколько недель назад в статье, посвящённой спорту, по тому же поводу неистовствовала «Таймс».
Мальчишки ссорились и будут ссориться, а при ссорах они иногда будут драться. Кулачная драка – это естественный для английских мальчиков способ улаживания ссор. Да и какая может быть этому замена? Существовала ли когда-либо вообще какая-либо замена этому, среди любой нации под солнцем? Что, по-вашему, должно занять место драки?
А раз так, учитесь боксировать точно так же, как вы учитесь играть в футбол и крикет. Если вы научитесь хорошо боксировать, хуже от этого никому из вас не станет, только лучше. Даже если вам никогда не придётся применить своё умение на деле, нет ничего лучше для закалки характера и укрепления мышц ног и спины.