Текст книги "Школьные годы Тома Брауна"
Автор книги: Томас Хьюз
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Предисловие переводчика
Роман Томаса Хьюза «Школьные годы Тома Брауна» – произведение, мало известное русскоязычным читателям, что само по себе удивительно, поскольку основная масса англоязычной классики давным-давно переведена на русский язык. Впрочем, нельзя сказать, что эта книга вообще никогда не переводилась. Существует перевод Ф.Резерена, второе издание которого вышло в 1899 году под заголовком «Школьные годы Тома Брауна, описанные престарелым питомцем Ругби». Сейчас это библиографическая редкость. С тех пор, судя по всему, эта книга не вызывала интереса у отечественных издателей и переводчиков, несмотря на то, что является одним из самых известных – если не самым известным – «школьным романом», когда-либо написанным на английском языке. Роман «Школьные годы Тома Брауна» вышел в свет в 1857 г. и был, возможно, самым первым образчиком «школьного романа» – жанра, очень популярного в викторианской Британии. За ним последовали бесчисленные подражания. «Школьные годы Тома Брауна» – один из немногих викторианских школьных романов, которые переиздаются до сих пор. Характерной особенностью этого жанра является то, что действие происходит в школе-интернате, а события излагаются с точки зрения ученика. Современным воплощением «школьного романа» можно считать серию книг Дж. Роулинг о Гарри Поттере с поправкой на то, что приключения Гарри разворачиваются не в реальном мире, а в волшебном мире фэнтези.
«Школьные годы Тома Брауна» – это автобиографическое произведение, основанное на собственном школьном опыте автора, хотя сам он заявлял, что у Тома Брауна было не меньше двадцати прототипов. Известно, что одним их них был Джордж Хьюз – старший и горячо любимый брат писателя. Имеют прототипов и некоторые другие персонажи. Так, директор школы – Доктор – это Томас Арнольд (Thomas Arnold), который действительно был директором школы Рагби в то время, когда там учился Хьюз. Прототипом Джорджа Артура, одного из друзей Тома Брауна, стал Артур Пенрин Стэнли (Arthur Penrhyn Stanley), впоследствии крупный церковный деятель викторианской эпохи. Следствием автобиографичности изложения является то, что на всём его протяжении в него вплетаются реальные, а не выдуманные, места, события и люди. В особенности первая глава изобилует упоминаниями об исторических событиях и лицах, памятниках и легендах, которые, возможно, хорошо известны английской аудитории, но мало что говорят большинству русскоязычных читателей. Выход тут может быть только один – примечания. В тексте их много, и это объективная необходимость, продиктованная спецификой данного литературного произведения. Примечания помещены не в конце текста, как это обычно принято, и где их никто не читает, а непосредственно под тем абзацем, в котором встречается поясняемое слово или выражение. Они выделены серым курсивом, так что у лиц, страдающих непереносимостью примечаний в каком бы то ни было виде, есть простой выход – пропускать весь серый курсив. Но делать это я не советую, там встречаются действительно очень интересные вещи. А чтобы придать нашему с Хьюзом изложению наглядность, я использовала иллюстрации – современные фотографии мест, о которых идет речь в тексте, а также гравюры соответствующего исторического периода. Кроме того, в примечаниях я оговариваю перевод некоторых слов и выражений, не имеющих точных эквивалентов в русском языке. Читатель имеет право знать, откуда что берётся.
В заключение необходимо сказать несколько слов о влиянии творчества Т. Хьюза на культуру англоязычных стран. Существует несколько экранизаций романа «Школьные годы Тома Брауна», снятых в Великобритании и США, последняя версия для ТВ – Великобритания, 2005 год. Кроме того, у одного из действующих лиц книги в ХХ веке неожиданно оказалось литературное продолжение. Это действующее лицо – Флэшмен, самый отрицательный персонаж, отъявленный мерзавец, любимым занятием которого было обижать маленьких. В конце концов, его исключили из школы за пьянство. Британский писатель Джордж Макдональд Фрэзер (George MacDonald Fraser) написал серию исторических романов, героем, вернее, антигероем которых, является Флэшмен, а темой – его дальнейшая жизнь и приключения после того, как его выгнали из школы. Романы написаны в форме мемуаров бригадного генерала сэра Гарри Пэджета Флэшмена (Harry Paget Flashman), которые он якобы написал в старости. Мистификация вполне удалась, потому что после выхода в 1969 году первого романа серии некоторые рецензенты решили, что это действительно мемуары реально существовавшего лица. В романах Фрэзера Флэшмен полностью сохраняет характеристики, данные ему Хьюзом, – это трус и подлец, что не мешает ему получать ордена, делать блестящую карьеру и обладать самыми красивыми женщинами. С переводом романа о Флэшмене можно ознакомиться здесь: http://csforester.narod.ru/flashman/contentflashman.htm
Томас Хьюз: краткий биографический очерк
Томас Хьюз,
1822–1896
Томас Хьюз (Thomas Hughes) родился в 1822 году в городе Аффингтон, графство Беркшир, Англия. В 1834 году он стал учеником школы Рагби, директором которой в то время был Томас Арнольд (Thomas Arnold), оказавший значительное влияние на британскую систему образования в XIX веке. Впечатления школьных лет легли в основу самой известной книги Т. Хьюза – романа «Школьные годы Тома Брауна». В дальнейшем он продолжил свое образование в Ориэл-колледже Оксфордского университета, где получил степень бакалавра, а с 1848 года занялся юридической практикой. Вершиной его юридической карьеры стало назначение в 1882 году судьей в г. Честер. Помимо этого, Т. Хьюз активно занимался политической деятельностью и дважды избирался в парламент. Он был сторонником «христианского социализма», религиозно-философского движения, основанного Фредериком Морисом (Frederick Maurice) и Чарльзом Кингсли (Charles Kingsley).
В рамках этого движения он принимал участие в организации вечерних школ для рабочих и стал одним из основателей колледжа для рабочих в 1854 г. В 1879 году он основал в штате Теннесси, США, новый город, который назвал Рагби. По его замыслу, эта новая колония должна была открыть новые возможности перед младшими сыновьями из семей британского высшего класса, которые практически не получали наследства и, вследствие экономического спада в Англии, часто не могли заработать себе на жизнь социально приемлемыми для людей своего положения профессиями, такими как право, медицина и богословие. По мнению Хьюза, для них было лучше работать руками в Америке, чем «голодать как джентльмены» в Британии. Однако затея с колонией успеха не имела, и постепенно она пришла в упадок.
Самое известное литературное произведение Томаса Хьюза, «Школьные годы Тома Брауна», вышло в свет в 1857 году, имело большой успех и несколько раз переиздавалось при жизни автора. Перу Хьюза принадлежат еще несколько книг, в том числе продолжение истории Тома Брауна – «Том Браун в Оксфорде» (1861), но ни одна из них не имела такого успеха, как его первый роман.
Томас Хьюз умер в 1896 году, в возрасте 73 лет, и похоронен в г. Брайтон на южном побережье Англии. В 1912 году в церкви г. Аффингтон была открыта мемориальная табличка в его честь.
В 1984 году в г. Аффингтон открылся «Школьный музей Тома Брауна» (Tom Brown's School Museum) в старом здании школы, описанном в третьей главе романа. В музее есть экспозиция, посвященная Томасу Хьюзу, в которой, среди прочего, имеется коллекция из 136 разных изданий романа «Школьные годы Тома Брауна».
Источники:
http://en.wikipedia.org/wiki/ThomasHughes
http://uffingtonmuseum.members.beeb.net/
http://www.historicrugby.org/hughes/hughes.htm
http://www.geocities.com/Paris/Rue/1896/hughes.html
ЧАСТЬ I
Глава I Семейство Браунов
Я – поэт Долины Белой Лошади, сэр,
С либеральными идеями под шапкой.
Из баллады
Эти последние, однако, вплоть до наших дней редко воспевались поэтами или попадали в хроники мудрецов. Им недоставало своего собственного “sacer vates”,[4]Note4
sacer vates (лат.) – священный поэт.
[Закрыть] поскольку они слишком тяжеловесны, чтобы подняться наверх самостоятельно, и недостаточно цепки, чтобы ухватиться за удачно подвернувшуюся возможность и держаться за неё, не отпуская, – способность, ставшая основой благосостояния многих благородных семейств. Но этот мир идёт своим чередом, колесо фортуны постепенно поворачивается, и несправедливости по отношению к Браунам, как и многие другие несправедливости, возможно, будут заглажены. Сам автор этой книги, будучи поклонником Браунов на протяжении многих лет и к тому же имея честь состоять в родстве с одной в высшей степени уважаемой ветвью этой великой семьи, намерен по мере сил внести свою лепту и подтолкнуть колесо.
Каким бы ты ни был, читатель, благосклонным или не очень, я не хочу, чтобы ты зря терял своё драгоценное время, и поэтому сразу же скажу тебе, с какого рода людьми тебе предстоит встретиться на этих страницах, если мы с тобой станем попутчиками. Сейчас ты услышишь, что за люди мои Брауны, и если такие тебе не по нутру – ну что ж, давай сразу же распрощаемся и разойдёмся, чтобы потом не жаловаться друг на друга.
Прежде всего, Брауны – бойцы. Можно оспаривать их мудрость, остроумие или красоту, но не может быть сомнений относительно их бойцовских качеств. Куда бы ни был направлен видимый или невидимый удар, ближайший из Браунов обязательно подставит под него свои ребра. Их телосложение по большей части полностью отвечает этой характерной особенности: у них квадратные головы, гибкие шеи, широкие плечи и грудь, а бока поджарые, без лишнего жира. Принадлежность к клану они ценят не меньше шотландцев; доверие, которое они питают друг к другу, поистине безгранично. В их представлении, ничто не может сравниться с Браунами до третьего и четвёртого колена включительно. Одна из любимых их пословиц – «кровь – не водица». Они не могут жить спокойно, не встречаясь то и дело друг с другом. Вряд ли где ещё найдутся другие такие любители семейных сборищ, которым, с точки зрения стороннего наблюдателя или просто чувствительной натуры, лучше бы вообще никогда не собираться вместе. Потому что всё время, пока они вместе, они с наслаждением делятся друг с другом своими мнениями по самым разнообразным вопросам, причём мнения их полностью противоположны и всегда имеют характер глубоких убеждений. Нужно пожить с ними какое-то время и понять их, чтобы уяснить себе, что на самом деле это не ссоры. Ничего подобного; после хорошего раунда семейных дебатов они начинают любить и уважать друг друга в десять раз больше, чем раньше. Потом они возвращаются, кто в свой приход, кто в полк, кто в палату суда, готовые и дальше делать своё дело и более чем когда-либо убеждённые в том, что Брауны – наилучшая компания.
Такая семейная выучка в сочетании с воинственными наклонностями делает их весьма склонными к донкихотству. Они не могут пройти мимо чего-либо, что кажется им несправедливым. Им обязательно нужно высказаться по этому поводу, что очень раздражает всех благонамеренных обывателей, и они тратят время и деньги в попытках это исправить, даже если затея эта явно безнадёжная. Браун никогда не бросит на улице больную собаку, какой бы скверной она не была. Большинство людей устаёт от подобной деятельности. Постаревшие Брауны, с красным лицами, седыми бакенбардами и лысыми головами, продолжают верить и бороться до самой старости. У них всегда есть какой-нибудь пунктик, и они остаются ему верны до тех самых пор, пока старуха с косой не приберёт этих беспокойных старых мальчишек.
Но самое досадное то, что никакие неудачи не сбивают их с ног, не приучают ни во что не вмешиваться и считать, что правы вы, или я, или другие здравомыслящие люди. Неудачи скатываются с них, как июльский дождик с перьев утки. Джон и вся его семья оказываются мошенниками и обманывают их сначала на этой неделе, а потом на следующей; тогда они начинают помогать Джеку; когда же он оказывается на каторге, а его жена и дети – в работном доме,[5]Note5
Работный дом – благотворительное учреждение для оказания помощи нуждающимся. Под помощью подразумевалось предоставление оплачиваемой работы на условиях проживания в таком доме и подчинения его внутреннему распорядку. Первые работные дома появились в Англии в XVI веке как мера борьбы с нищенством и имели принудительный характер. Подробней см. роман Ч, Диккенса «Оливер Твист».
[Закрыть] они с готовностью бросаются помогать Биллу.
Однако пришло время перейти от общего к частному; поэтому оставим в покое огромную армию Браунов, разбросанную по всей империи, над которой никогда не заходит солнце,[6]Note6
Империя, над которой никогда не заходит солнце – Британская империя. В XIX веке владения британской короны занимали огромную территорию в обоих полушариях, так что солнце над этой империей действительно никогда не заходило.
[Закрыть] и которую, по моему мнению, именно широкое распространение Браунов и поддерживает в стабильном состоянии. Давайте-ка сосредоточим наше внимание на том маленьком гнёздышке Браунов, в котором вылупился наш герой, а находится оно в графстве Беркшир, в той его части, которая зовётся Долиной Белой Лошади.
В моё время, когда мы отправлялись домой на старой почтовой карете, которая высаживала нас с нашими сундучками на перекрёстке дорог, и во всё горло распевали “Dulce Domum[13]Note13
«dulce domum» (лат.) – «Сладостно домой».
[Закрыть] ”, пока домашний кучер вез нас к дому, то там мы и оставались, как привязанные, до самого конца каникул. Мы сами искали себе развлечения, и не дальше от дома, чем на расстоянии пешего перехода или поездки верхом. И таким образом мы узнавали весь местный люд и знали на память его обычаи, предания и песни; мы снова и снова бродили по полям, лесам, холмам, и они становились нашими друзьями. Мы были беркширские, или глостерширские, или йоркширские мальчишки, а вы – юные космополиты, принадлежащие всем странам и ни одной из них. Наверное, так и нужно. Сейчас время широких взглядов и прекрасного гуманизма, и тому подобного; но мне всё же хотелось бы, чтобы бои на палках не вышли из моды в Долине Белой Лошади, и чтобы не снесли Холм Альфреда для постройки насыпи этой дурацкой Западной железной дороги.
Но давайте вернемся в Долину Белой Лошади, к месту действия начальных сцен этой правдивой и захватывающей истории. Как я уже говорил, Западная железная дорога сейчас проходит прямо через долину. Это земля обширных и богатых пастбищ, огороженных заборами от лис, с отличными живыми изгородями и славными маленькими рощицами тут и там, где и прозябает бедняга лис Чарли, которому на мили кругом и податься-то больше некуда, когда в одно прекрасное ноябрьское утро беркширский охотник выгонит его из норы. Те, кто видел это с высоты седла, знают, как несётся лисица, за которой по горячим следам гонится собачья свора – головы задраны вверх, хвосты опущены вниз. В долине мало пахотной земли, мало и лесов, да и для любителей спорта там мало интересного, разве что охота. Разбросанные тут и там старинные деревушки производят странное впечатление; дома в них строились без всякого плана, в каких-то дальних углах и закоулках, вдоль тенистых улочек, и при каждом – клочок земли, занятый садом. Построены они, главным образом, из крепкого серого камня и накрыты соломенными крышами; хотя в последние годы строится всё больше и больше коттеджей из красного кирпича, потому что в долине начато производство и кирпича, и черепицы. В каждой деревне полно пустующей земли вдоль дорог; часто это деревенские луга, где пасутся гуси и свиньи, а сами дороги по старинке плохие и грязные, почти непроходимые зимой. И всё-таки приятно проехаться по ним рысцой через огромные пастбища с островками колючего кустарника тут и там, на которых пасутся лоснящиеся коровы; где нет оград, а только ворота в конце каждого поля, так что вам то и дело приходится вылезать из своей двуколки (если она у вас имеется), что даёт вам прекрасную возможность оглядеться вокруг через каждые четверть мили.
Изображение Белой Лошади очень большое и довольно абстрактное, рассмотреть его полностью можно только издалека, а ещё лучше – с воздуха, потому что холм довольно пологий – уклон 30?. Поскольку Белая Лошадь вырезана в склоне мелового холма, её приходится время от времени очищать от растительности.
Прямо под Белой Лошадью находится любопытное место – широкая и глубокая балка, которую называют «Ясли».
Белая Лошадь. Схема
Они совсем не похожи на лестницу, и я нигде и никогда не видел ничего подобного, – такого дёрна, короткого и зелёного, таких нежных синих колокольчиков, таких пушинок чертополоха и паутинок, сияющих в солнечных лучах, и таких овечьих троп, которые идут вдоль склонов так ровно, словно проведённые под линейку. Противоположный склон «Яслей» образует ещё одна достопримечательность – Холм Дракона, маленький, круглый и самоуверенный, как будто заброшенный вперёд из цепи холмов, и совершенно непохожий на всё, что его окружает. Как мне рассказывали деревенские жители, на этом самом холме некий избавитель рода человеческого, Св. Георгий, убил дракона.
Действительно ли то был Св. Георгий, не могу сказать; но уж дракон-то точно был убит, потому что следы от его крови видны там до сих пор. И то, что кровь стекала по самому лёгкому подъёму на холм, является лишним тому доказательством.
Кузница Вейланда
Эшдаун-Парк
Пройдя по Риджвэю к востоку, мы скоро выйдем к обработанным землям. Это уже не беркширские холмы в обычном понимании этого слова; здесь поселились линкольнширские фермеры, и теперь на широких склонах уже не пасутся овцы, а растут репа и ячмень. Один из этих мелиораторов живёт поблизости на ферме «Семь курганов» – это ещё одна тайна этих возвышенностей. Курганы стоят до сих пор, торжественно и молчаливо, как корабли в спокойном море, – гробницы каких-то сынов человеческих. Но каких? От Холма Белой Лошади досюда три мили, убитые при Эшдауне не могли быть похоронены так далеко. Кто скажет, что за герои тут лежат? Но нам пора уже вниз, в долину, а там и назад в город по железной дороге; время не терпит, да и наборщик тоже; впереди ещё долгий и крутой спуск, а дорога дальше просто отвратительная. Зато внизу живут славные люди, и мы чувствуем настоятельную необходимость промочить горло, потому что холмы эти вызывают жажду. Поэтому мы подходим к старому дубу, который растёт у входа в дом.
– Как называется ваш холм, хозяин?
– «Гудящий камень», ясное дело.
– А ваш дом? А то я не разберу, что написано.
– «Гудящий камень», сэр, – говорит хозяин и наливает старый эль, мелодично позвякивая кувшином в форме сидящего старичка в треуголке, называемым обычно «Тоби Филпот», о высокий стакан.
Вот такие кувшинчики и назывались «Тоби Филпотами» (Toby Philpot) в честь героя баллады XVIII века. Теперь это оч-чень ценный антиквариат!
– Какие странные названия! – говорим мы, переводя дух, и протягиваем стакан, чтобы его наполнили ещё раз.
– А по мне, так ничего странного, сэр, – говорит хозяин, передавая нам наполненный стакан, – учитывая, что вот он самый Гудящий Камень и есть, – и кладёт руку на глыбу камня квадратной формы, примерно трёх с половиной футов в высоту, с двумя – тремя странными отверстиями, похожими на окаменевшие допотопные крысиные норы, который лежит рядышком под дубом, перед самым нашим носом.
Мы более чем заинтересованы и пьём свой второй стакан эля, недоумевая, что же последует дальше.
– Хотите послушать, сэр? – говорит хозяин, ставит кувшин на поднос и кладёт руки на камень.
«Гудящий Камень»,
Мы уже готовы ко всему, и он, не дожидаясь ответа, прикладывает рот к одной из «крысиных нор». Что-то явно должно произойти, если только он не лопнет от натуги. О Господи! Надеюсь, у него нет склонности к апоплексии. И вот, наконец, камень издаёт жуткий звук, нечто среднее между стоном и рёвом, который раскатывается по всей долине, и по склонам холмов, и по лесу, что за домом, – кошмарный голос привидения.
– Скажу вам, сэр, – говорит хозяин, выпрямляясь с багровым лицом, пока стон камня ещё слышится в воздухе, – так в нашей округе подавали сигнал в старые времена, когда приближались враги. Дули в камень, и было слышно на семь миль кругом; по крайней мере, так я слышал от законника Смита, а уж он всё знает про старые времена.
Мы едва ли можем проглотить семь миль законника Смита; но, в самом деле, мог ли звук Гудящего Камня быть призывом, своего рода «огненным крестом» для всей округи в старые времена? И в какие старые времена? Кто знает?
Мы с благодарностью платим за пиво.
– А как называется та деревня внизу, хозяин?
– Кингстон Лайл, сэр.
– Славные у вас там посадки.
– Да, сэр, Сквайр обожает деревья и всякое такое.
– Неудивительно. У него там есть что обожать. Всего доброго, хозяин.
– Всего доброго, сэр, и счастливого вам пути.
Рог Пьюси, в настоящее время находится в Музее Виктории и Альберта в Лондоне
А ещё есть прекрасная старинная церковь в Аффингтоне, который в старину назывался Уффингас, – вся округа полна саксонскими названиями и памятками той поры! Или вот ещё старинная усадьба в Комптоне, в которой могли бы жить штук двадцать Мариан,[27]Note27
Мариана – героиня стихотворения А. Теннисона “mariana”. В ожидании своего возлюбленного она жила в уединённой усадьбе, окружённой рвом с водяными лилиями.
[Закрыть] – окружённая рвом с цветущими водяными лилиями, она приютилась под склоном холма, с тисовой, так называемой «монастырской», аллеей и бесподобными садами на террасах.
Церковь в Аффингтоне
И всё это – в долине, да и много чего ещё найдётся там для тех, у кого есть глаза, и кто умеет ими смотреть. Подобные вещи каждый из вас может найти в сельской местности в любой части Англии. Вопрос в том, хотите ли вы замечать то, что находится у вас под самым носом, или не хотите. Ну ладно; я сделал все, что мог, чтобы пробудить ваш интерес, и если вы и теперь будете продолжать шататься по Европе каждые каникулы, это не моя вина. Я родился и вырос на западе страны, и благодарю Бога за это. Я житель славного саксонского королевства Уэссекс, истинный сакс, и душа моя навеки привязана к моей земле. Ничто не сравнится для меня со старыми местами, и нет лучше музыки, чем родной саксонский говор, тот, который можно услышать в Долине Белой Лошади.
Усадьба в Комптоне
Вот там-то, в одной из деревушек у подножия хребта Белой Лошади, и жил Сквайр Браун, мировой судья графства Беркшир. Там он вершил правосудие, карал и миловал, как умел, родил сыновей и дочерей, охотился на лис и ворчал по поводу плохих дорог и плохих времён. А жена его раздавала чулки, рубашки, халаты и рюмочку-другую старикам, страдающим ревматизмом, и добрые советы всем остальным, и занималась сбором пожертвований на покупку угля и одежды на зиму для бедных. Зимой, на святках, на кухне у Сквайра представляли пантомиму, участники которой, украшенные лентами, в цветных бумажных колпаках, нараспев декламировали на местном диалекте легенду о Св. Георгии и его битве с драконом, и о докторе, который вылечил Святого за десять фунтов – отголосок средневековых мистерий. Это было первое драматическое представление, увиденное маленьким Томом, которого нянька с этой целью носила вниз на руках в зрелом возрасте трёх лет. Том был старшим ребёнком своих родителей и с младенчества демонстрировал ярко выраженные семейные черты. С самого начала это был здоровый и сильный мальчишка, склонный драться с нянькой и удирать от неё, а также брататься со всеми деревенскими мальчишками, с которыми он отправлялся в экспедиции по округе. Там, в тихой старомодной деревушке, под сенью вечных холмов, и воспитывался Том Браун, и ни разу не покидал её, пока не отправился в первый раз в школу в возрасте лет восьми, – потому что в те времена смена обстановки два раза в год не считалась так уж абсолютно необходимой для здоровья подданных Её Величества.
Я знаю из надёжных источников, которым склонен верить, что всякие там советы директоров железнодорожных компаний, эти чудовищные сборища мошенников и взяточников, которые грызутся между собой по любому поводу, лет десять тому назад поладили в одном – в том, что нужно купить с потрохами высокоучёную профессию Медицину. Для этой цели они выделили несколько миллионов, которые благоразумно распределяют среди докторов, ставя условием только одно – чтобы они прописывали смену обстановки каждому пациенту, который в состоянии заплатить цену железнодорожного билета или взять соответствующую сумму взаймы, а потом следили бы за выполнением своего предписания. А если бы не так, то как объяснить, что ни один из нас не в состоянии прожить дома хотя бы год? Двадцать лет назад было иначе. Ничего похожего. Брауны не выезжали за пределы графства даже раз в пять лет. Поездка в Ридинг или Абингдон на выездную или квартальную сессию суда, которую Сквайр совершал верхом дважды в год, с двумя седельными сумками, которые вмещали его гардероб; поездка в гости на пару дней к кому-нибудь из соседей, или на окружной бал, или на смотр территориальной конницы, – вот и все передвижения Браунов на протяжении многих лет. Иногда заезжал какой-нибудь случайный Браун из отдалённого графства или оксфордский дон,[28]Note28
Оксфордский дон – донами называют преподавателей, членов совета колледжа, в Оксфорде и Кембридже.
[Закрыть] старый знакомый Сквайра; причём домочадцы и деревенские жители смотрели на них так, как сейчас мы смотрели бы на человека, который перевалил через Скалистые горы или пересёк на лодке озеро Виктория в Африке. Не забудьте, что в Долине Белой Лошади не было ни одной большой дороги; ничего, кроме сельских приходских дорог, да и те в плохом состоянии. Там проходил маршрут всего одной почтовой кареты – из Уэнтеджа в Лондон, а западная часть долины вообще оставалась без регулярных средств сообщения, и, по правде говоря, не испытывала в них ни малейшей надобности. Правда, был ещё канал, который снабжал окрестности углем, и по нему в обе стороны постоянно двигались длинные баржи. Большие чёрные угольщики вели по вьючной тропе вдоль берега лошадей, которые тащили баржи, а женщины в платках ярких расцветок стояли на корме и рулили. Я говорю «стояли», но на самом деле было неизвестно, стоят они или сидят, потому что видны были только их головы и плечи, а всё остальное скрывалось в маленьких уютных кабинках, которые занимали футов восемь кормы и казались Тому Брауну самым заманчивым жильём на свете. Нянька говорила ему, что эти славные на вид женщины имели привычку заманивать детей к себе на баржи, а потом продавать их в Лондоне. Том этому не верил, и рассказы эти только укрепляли его решимость как можно скорее воспользоваться приглашением прокатиться, с которым эти сирены частенько обращались к «молодому хозяину». Но он не мог ещё противиться няньке.
Впрочем, для чего я осуждаю склонность к бродяжничеству своих соотечественников? Сегодня мы – нация бродяг. К добру или к худу, но это так. Я сам бродяга; за прошедший год я уезжал из дому не меньше пяти раз. Мы все куда-то движемся, сверху донизу, и сама Королева подаёт нам пример. Маленький чумазый Джек, который живёт в подворотне и чистит мне ботинки за пенни, и тот ежегодно отправляется странствовать на месяц-другой. Почему бы и нет? Я рад, что это так. Я люблю бродяг, только предпочитаю богатым бедных. Что же касается путешествий с горничными и рассыльными, империалами и экипажами, то они внушают мне отвращение, я просто терпеть их не могу. А таким путешественникам, как чумазый Джек, которые путешествуют, как поется в замечательной французской песенке,
на своей собственной спине, я желаю удачи, и весёлых приключений в дороге, и горячего ужина у камина в придорожных гостиницах, и в швейцарских шале, и в готтентотских краалях, и везде, куда бы они ни отправились. Теперь, придя к противоречию с самим собой в первой же главе (что даёт мне серьёзную надежду на то, что вы станете читать дальше и будете считать меня не таким уж плохим парнем, несмотря на все мои причуды), я ненадолго прервусь и постараюсь разрешить это противоречие, и, возможно, тогда нам удастся докопаться до истины.
