Текст книги "Ночной охотник"

Автор книги: Томас Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Пару минут сёрчеры сидели молча. На их хмурых, угрюмых лицах читалось невероятное напряжение внутренних сил.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как шелестит трава. Слабый свежий ветерок с едва уловимым шуршанием шевелил ветвями кустарника.

– Насколько я помню, мы поужинали горячими личинками мускусного жука, – прервал молчание Хрипун. – С этим никто не будет спорить?

Разноголосый гул одобрения показал, что эта часть вчерашнего вечера доступна всем.

– Я сшил каждому тарелку из пальмовых листьев, – встрял повар Диал. – А Джиро еще кричал, что хочет догнать и зажарить грокона…

– Так что, пили мы вино? – полуутвердительно–полувопросительно обратился к приятелям Кийт.

– Конечно, пили! – воодушевленно зашевелились сёрчеры.

Воспоминания о таких простых и приземленных вещах словно помогали им нащупать твердую почву для укрепления разрушенного сознания. Из глубин расстроенной памяти сёрчеров всплывали, словно обломки кораблекрушения из морской пучины, различные образы, связанные со вчерашним вечером.

Постепенно, шаг за шагом они стали разматывать спутавшийся и порвавшийся клубок воспоминаний. То один, то другой извлекал из своей поврежденной памяти определенную деталь, обязательно находившую свое место в общей панораме.

Неожиданно взгляд Кийта обратился на буйволиц. Сначала он не понимал, что именно заставило его насторожиться, а потом пришло озарение.

Животные, судя по всему, тоже чувствовали себя неважно. Хотя они совершенно точно не употребляли накануне никаких спиртных напитков. Никто не предлагал буйволицам ни медового вина, ни крепкой кактусовой килы. Между тем, рогачки едва держались на ногах. Животных мутило, с их губ слетали клочья пены, и они бросали на своих хозяев вялые, беспомощные взгляды.

Перехватив его взгляд, Диал сказал:

– Сегодня у рогачек совсем нет молока. Ничего не понимаю, но первый раз за все время молоко пропало. Вымя совершенно пустое, и ни у одной я не смог надоить молока ни капли.

Сначала Хрипун не мог понять, что его тревожит, когда он смотрел на стоянку буйволиц. Он подошел ближе и с мучительной гримасой принялся осматривать все вокруг.

И мысленные усилия не пропали даром. Его внезапно осенило, и это стало своего рода ключом к разгадке тайны прошедшей ночи.

Возле того места, где были привязаны самки кау, земля была словно вспахана. Почва оказалась до черноты изрыта острыми раздвоенными копытами буйволиц.

Вглядываясь в это место, Кийт попытался сосредоточиться. Он старался понять, почему спокойные, мирные животные так оголтело взбили всю землю под ногами, чего раньше никогда не случалось.

И ответ пришел стремительно, как озарение. Стоило только собрать волю в пучок и с помощью ментального рефлектора постараться подключиться к каналам внеличностной энергии.

* * *

Не в первый раз зеркальный медальон помогал ему восстановить силы. Прикрыв веки и откинув голову назад, Хрипун словно оставил на время своих товарищей, угрюмо сидевших вокруг потухшего костра.

Наполнившее каждый угол рассудка глухое рокотание словно заставило его отсоединиться от своего земного организма. Собрав все силы, он постарался сконцентрироваться и как будто вылететь из самого себя, выпорхнуть из собственного тела, подобно пчеле, покидающей улей.

Сперва он увидел панораму зеленых дебрей Тайга, как будто находился на кроне самого высокого дерева. Потом словно оттолкнулся от твердой поверхности воображаемой ветви и начал плавно парить, то поднимаясь, то опускаясь на незримых потоках.

Безграничный лес уменьшался в размерах и исчезал за клубами туманных облаков, стелющихся над тихими безмолвными просторами, а сознание Кийта уверенно двигалось все дальше и дальше.

Раскаленный солнечный диск уже оказался вровень с ним на небесном просторе. Перед мысленным взглядом Хрипуна оказались клубы изумрудных сполохов. Сконцентрировавшись на вчерашних событиях, Кийт попытался повернуть время вспять и посмотреть на все происходившее ночью. Ему представилось, что глаза его превратились в огромные зеркала, нацеленные вниз из бездонного темного небосвода, усеянного цепочками сверкающих созвездий.

Из самого дальнего, недоступного угла сознания он попытался вытащить хоть слабую иллюзию воспоминаний. Через мгновение он ощутил эффект. Недра его памяти, блокированные до этого таинственной силой, точно поджидая удобного момента, с готовностью разверзлись. Всей своей мощью запасники обрушились на ячейки его мозга.

Черная космическая пустота, еще мгновение назад отражавшаяся в глазах–зеркалах алмазными цепями звезд, обернулась лазурно–серым туманом, иссеченным множеством зигзагообразных, фосфоресцирующих молний.

Из угла в угол туманную поверхность пересекли диагональные линии. Протяженные линии стали беспорядочно метаться перед его внутренним зрением, пока не сошлись остриями в одной точке, наглухо закрывшись наподобие листков цветочного бутона, плавно двигающегося в мутном колышущемся мареве.

Спустя какое–то время после напряженной концентрации в глубинах мрака памяти пробудилась крохотная лучистая точка, слабо различимый туманный огонек. Кийт почувствовал, что внутри сознания какой–то участок стал различать в немыслимых далях световую бесформенную массу, и сознание стало пробуждаться от своеобразного наркоза.

Перед его мысленным взором уже мелькали не разнообразные фосфоресцирующие абстрактные фигуры. Из плотного тумана проступали вполне реальные, конкретные события.

Вскоре внутренним зрением Хрипун увидел, как на своеобразном экране зрения, на воображаемой поверхности памяти появилось изображение сёрчеров, ложащихся спать под серебристыми космическими покрывалами…

В памяти Кийта неожиданно всплыла ночная картина, врезавшаяся ему в сознание. Он вспомнил, как тупые буйволицы не просто стояли ночью на своих местах около кустарников.

Буйволицы метались по поляне! Они словно находились в диком возбуждении и темпераментно перетаптывались, хотя было ясно заметно, что делали они это с закрытыми глазами!

Внутренним зрением метс увидел эту картину. Она отчетливо разрешилась в его сознании и потянула за собой другие.

Он отчетливо увидел спящих сёрчеров, поднимающихся с закрытыми глазами и послушно выбирающихся из пещеры. Следом за этим появилась картина, рисующая задыхавшихся от восторга сёрчеров, следовавших куда–то в ночную неизвестность…

– Все, я вспомнил! – решительно прохрипел Кийт. – Мы подверглись ночью мощной телепатической атаке! Даже буйволицы, хотя они и почти не обладают чувствительным ментальным разумом, все равно послушно вскочили, не говоря уже о нас…

Его сознание начало приобретать обычные построения. Следом за вожаком и все остальные сёрчеры стали восстанавливать в памяти вчерашнее.

– Помните, как Бакли рассказывал нам про свою подружку с кошачьим хвостом? – припомнил Лоник. – Он убеждал нас, что ее звали Ц'Веела, тело ее было покрыто шерстью, а язык…

– Да, а потом Бакли остался спать у костра, – хихикнул Хекфи, тряхнув светлыми волосами, зачесанными назад со лба. – Он еще так смешно причмокивал во сне, и я подумал, что он целует какую–то девицу. Он даже бормотал что–то вроде «Ц'Веела… Ц'Веела… ты зовешь меня…»

– Меня тоже звала какая–то девка, – признался Лоник. – Мне казалось, что она стоит у кустов.

– Меня тоже звала, – почесав бритый затылок, признался Джиро.

– И меня, – добавил Сутер и, мучительно сморщив затылок, припомнил. – Кажется, она говорила: «Иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»

Голоса сёрчеров тревожно загудели. Каждый их хотел вставить какую–то свою фразу. Никто из них не обращал внимания на Медноволосого Хорра.

Между тем оцепеневший от ужаса иннеец плотно прикрыл веки и беззвучно шевелил губами, истово обращаясь к своему божеству, к Духу Проливного Дождя.

Он единственный в эту ночь не слышал женского голоса. Только он один проснулся утром в пещере на том же самом месте, на котором накануне приклонил голову.

Рябой Рахт, один из иннейцев нууку, поднял руку в знак того, что хочет что–то сказать. Металлические браслеты, украшавшие его запястья, скользнули вниз и столкнулись с глухим звоном.

– Тихо! – приказал Хрипун. – Пусть Рахт скажет. Говори!

Перебросившись парой фраз с Зубастым Торой на наречии дождевых охотников, Рябой Рахт перешел на язык метсов и сумрачно сказал:

– Мы тоже помним, что Зеленоглазая Ратта звала нас.

– И это ты хотел нам сообщить? – иронично спросил Джиро. – Очень ценное сведение.

Не обращая внимание на этот выпад, Рахт промолвил:

– Мы помним, что она звала нас ночью, но это была не Зеленоглазая Ратта. Дух Проливного Дождя сказал нам, что это был Обитающий–в–Тумане…

– Ты что, можешь нам сказать, кто такая Зеленоглазая Ратта? – недоверчиво поинтересовался Хрипун. – Почему ты утверждаешь, что это была не она? Как ты можешь это знать?

– Мы с Рахтом помним ее, хотя видели давно! – пришел на помощь другу Тора.

Сверкнув белыми зубами, он сообщил:

– Мы ушли из племени, когда она была еще молоденькой девчонкой. Лучше нас ее знает Медноволосый Хорр.

Взгляды сёрчеров устремились на Хорра, и тот нарочито спокойно, размеренно сообщил:

– Она росла вместе со мной и была дочерью вождя. Ее отца звали Маар Шестипалый, и он погиб, когда иннейцы нууку зашли в Пайлуд.

– Где же сейчас эта Зеленоглазая Ратта? – спросил Кийт.

– Она пропала в ту же ночь, – угрюмо добавил Хорр. – Ее увел ее к себе Обитающий–в–Тумане.

– Что же, ты хочешь сказать, что вчера рядом с нами был Обитающий–в–Тумане? – хмуро спросил предводитель отряда. – Почему же тогда мы все слышали голос молодой девушки?

Хорр уставился вдаль и оставил этот вопрос без ответа.

Потом Лоник, смутно припоминая, нерешительно заметил:

– Кажется, вчера вечером Бакли кричал что–то об этой Ратте. Кажется, он куда–то шел и бормотал это имя, а потом…

Внезапно его бессвязную речь прервал беспокойный голос Джиро. Гигант громко рявкнул:

– Кстати, а где наш доблестный клаймен? Клянусь светлым ликом Троицы, что–то я не вижу этого болтуна!

На поляне воцарился панический беспорядок.

Сёрчеры опомнились и изумленно обводили глазами всю компанию. Они ощупывали все вокруг взглядами и вертели головами в разные стороны. Путешественники пытались отыскать светлокожего дикаря. Но его нигде не было видно. Ни у костра, ни в пещере, ни на опушке.

– Где Бакли? Куда он отошел? – тихо спросил Хрипун.

Никто не мог ответить ничего вразумительного. Каждый задавал себе вопрос, как случилось, что отсутствие Бакли обнаружилось только сейчас.

– Где ты, невыносимый враль? Где ты, беспробудный пьяница? Выходи скорей! – заревел во весь голос Джиро, поднявшись на ноги. – Клянусь светлым ликом Троицы, я не дам тебе больше вина за такие проделки!

Все вскочили со своих мест и замерли, прислушиваясь. Но вокруг по–прежнему стояла полная тишина.

Бакли не отзывался на громкие крики. Парня нигде не было видно.

– Его сегодня не было с утра! – нервно крикнул Хекфи, молодой дикарь из того же племени. – Точно помню – сегодня, когда мы проснулись, его не было на поляне!

– Как ты это мог определить? – стремительно спросил Хрипун.

– Как, как, – нервно передернул плечами парень. – Мы же друзья, вместе по скалам ползаем. Я только сейчас сообразил, что около костра его не было, хотя он оставался тут спать. Я оставался на посту вместе с Рахтом и Лоником…

– Точно, он храпел около огня и все время чмокал губами, точно целовал кого–то во сне, – подтвердил Лоник. – Мы играли в кости и все время смеялись…

– А потом? – напряженно спросил Джиро.

– Потом что случилось? Куда он пошел?

– Не знаю, – растерянно признался Лоник.

– Мы играли в кости сначала, не спали, а потом… Рахт! Что же ты молчишь? Ты был с нами!

Чернокожий толстяк лихорадочно протирал ладонью покрытый испариной лоб. Проделывал он это с такой старательностью, точно именно это движение помогало ему проникнуть вглубь памяти и вспомнить все.

– Он… он… сидел около костра, – откликнулся немногословный иннеец Рябой Рахт. – Громко храпел. А с тех пор я его не видел.

– Неужели вы не слышали ничего? – с болезненной гримасой спросил Хрипун. – Вы же оставались охранять нас!

Трое сёрчеров, остававшихся на посту, обменялись растерянными взглядами. Они пожали плечами, и Лоник выдавил из себя:

– Нет, клянемся… ничего не помним.

– Хороши бойцы, нечего сказать! – взвился Джиро. – Если бы наш лагерь ночью обнаружили враги, еще неизвестно, сидели бы дурные котелки до сих пор на наших плечах. Клянусь ресницами своей матери!..

– Перестань! – приказал ему Кийт. – Ты не имеешь права никого винить. Сам валялся утром в грязи.

Чернокожий гигант скрипнул зубами от досады и сплюнул в потухшее кострище. После этого он набрал воздуха в могучую грудь и громко закричал:

– Бакли! Отзовись, где ты? Бакли!.. Бакли!

Ответа не было. Его громовой голос, способный перекрыть шум сильнейшей грозы, только раздробился эхом, разлетевшись по лесу многочисленными повторениями.

– Дьявольщина! – раздался яростный вопль Джиро, напоминающий рев взбешенного медведя.

Чернокожий гигант ринулся в чащу.

Все сёрчеры поддались этому мощному эмоциональному порыву и одновременно кинулись за ним. Они побежали куда–то по извилистой тропинке, толкаясь и мешая друг другу.

– Он пропал! Где он? – орал Джиро из чащи, удаляясь вглубь зарослей. – Бакли исчез!

От ярости он с силой пнул кованым носком ствол кипариса. Дерево от удара его сапога зашаталось, и во все стороны брызнули куски плотной коры.

Медноволосый Хорр отчетливо вспомнил, как накануне вечером Джиро подтрунивал над подвыпившим Бакли. Тогда казалось, что между ними сквозит что–то вроде неприязни, но сейчас было видно, насколько трогательно относится чернокожий к своему приятелю. Было видно, что Джиро не на шутку взбешен.

Но Бакли нигде не было видно. Вчера вечером этот светловолосый сёрчер рассказывал свои небылицы, а потом напился, и все пошли спать, оставив его на поляне.

Сердце, как бешеное, забилось в гортани Кийта. Отчаянно не хватало воздуха, и он внезапно все вспомнил. События минувшей ночи восстановились перед его внутренним взором во всей яркости.

– Прах меня побери, – хрипло рычал вдали Джиро, с треском ломая ветви кустарника. – Если с Бакли что–то случилось, я не прощу себе этого!

Все, кроме предводителя, рассыпались по зарослям и постоянно обменивались криками, словно это как–то могло помочь в поисках. Несколько минут они носились по округе, но это не приносило ощутимых результатов.

Настороженный взгляд Кийта упал на землю. Он не сразу понял, что зацепило его внимание, но потом заметил, что следы Бакли, сидевшего на бревне накануне, по–прежнему различимы, и теперь он видел, что они тянутся куда–то вдоль опушки.

Через мгновение на его призыв подбежали иннейцы Рябой Рахт и Зубастый Тора. Дождевые охотники нууку традиционно считались лучшими следопытами отряда, и сейчас они со всем вниманием принялись изучать жуткое переплетение следов, черневших на лесной поляне.

Тем не менее, как бы ни было все вокруг затоптано, Рахту удалось распутать затейливую нить. Вскоре выяснилось, что следы, оставленные Бакли, ведут не туда, где несколько минут беспорядочно рыскали сёрчеры, а совсем в другую сторону.

Все ринулись вслед за иннейцами. Идти пришлось недолго…

* * *

Они увидели его издалека, потому что Бакли лежал на высоком пригорке. Клаймен удобно устроился, свесив ноги с холмика, поросшего сочной мягкой травой.

Издалека было видно, что длинные светлые волосы его были спутаны, как всегда. Одна густая прядь спускалась на висок, создавалось даже впечатление, что она колыхалась на ветру. А другая густая прядь, только чуть покороче, ниспадала на белый лоб.

В первое мгновение создавалось впечатление, что ему не просто хорошо, а даже очень хорошо. Блаженная улыбка играла на губах Бакли. Открытые синие глаза внимательно смотрели в небо.

– Эй, приятель, чего ты там разлегся? – крикнул Джиро издалека прерывающимся, неуверенным голосом. – Не протрезвел еще? Не слышишь, пьянчуга, что тебя уже зовут?

Светлокожий не отвечал. Он по–прежнему продолжал улыбаться.

Внезапно сёрчеры, растянувшиеся по тропинке, в одно мгновение разразились криками, потому что откуда–то из густой травы выскочило несколько дейторов, мерзких мутантов. Покрытые слизью хищные рыбы–насекомые вынырнули, как из–под земли, и один сразу взобрался на лицо Бакли.

– Тварь, уйди оттуда! – заорал подбегавший Джиро, но мелкое гнусное создание не обращало на него внимание.

Дейторы с мерзким тонким писком, напоминавшим металлическое скрежетание, рассыпались по бледному веснушчатому лицу парня.

Острые зубы одного из них тотчас вонзились в глазное яблоко Бакли.

Рыбьи челюсти лихорадочно работали, и через мгновение окровавленный нос дейтора уже стал полностью погружаться в глазницу. Кийту хорошо видна была панцирная спина, доставшаяся мутанту от насекомых, и покрытое чешуйками рыбье брюшко.

– Уйди, гнусь! – взревел взбешенный Джиро.

Но, ко всеобщему изумлению, дейторы не испугались даже тогда, когда чернокожий гигант подбежал вплотную. Мутанты только замерли и точно ждали чего–то, подняв слизистые головки и нагло глядя снизу на огромного человека.

– О, Спаситель… – внезапно простонал Джиро и от ужаса приложил к открытому рту огромную ладонь. – Святая Троица! Что же это такое…

В своей жизни Кийт видел многое.

Он пережил такое, что был вправе считать себя закаленным человеком. Но даже его душа наполнилась ледяной дрожью, когда он вслед за остальными сёрчерами подбежал к пологому пригорку и увидел своего лежащего товарища.

Клаймен лежал на спине, спокойно улыбаясь в небо, а грудь его была рассечена чем–то чрезвычайно острым, точно кто–то острым топором разрубил ему ребра и тщательно раздвинул их в стороны. Сквозь продолговатое отверстие было видно все тело, плоть и сухожилия, мышцы и волокна.

Только сердца у Бакли не было. Вместо этого органа зияла пустота…

На месте сердца зияла страшная лохматая рана. Кровь запеклась вокруг пораженного места лилово–черными ошметками.

Голова Кийта наполнилась тревожным звоном. Он внезапно вспомнил ночную телепатическую атаку.

Пока сёрчеры со сдавленными ругательствами отгоняли дейторов и поднимали тело погибшего Бакли, Хрипун припомнил, как давным–давно слышал, что только хозяин гигантского болота Пайлуд, Обитающий–в–Тумане, обычно рассекает ребра жертвы, чтобы вытащить для своей услады лихорадочно бьющееся, слабое, измученное страхом, но все еще теплое и пульсирующее человеческое сердце.

Именно Обитающий–в–Тумане и мог обладать такой ментальной силой, которая обрушилась на его отряд минувшей ночью…

* * *

Никогда Бакли не думал, что жизнь его окажется такой короткой. Он часто рисковал своей жизнью, но даже в самые опасные моменты не предполагал, что она прервется так скоро и закончится в не во время схватки или в экспедиции, а во после дружеской пьянки в глухом лесу.

Сёрчеры часто меняли места ночевок. Где–то они задерживались надолго, где–то не очень, в зависимости от того, как далеко находились от них Забытые Города.

Но никто старался не думать о своей последней стоянке. О том лагере, попав в который, человеку уже не суждено его покинуть… так образно говорили они о смерти.

…Вечером у костра парень даже не заметил, как перебрал медового вина, поэтому его оживление мгновенно перешло допустимые пределы, и он стал хвастать своими любовными приключениями, чего обычно не допускал.

Но хмель развязывал языки и не таким бойцам, как он. Бакли чувствовал, что все остальные сёрчеры подсмеиваются над ним, подтрунивают над его рассказом. Хотя, действительно, красотка по имени Ц'Веела целовала и ласкала его в своем шатре. Пусть за это и пришлось подарить ей пару серебряных слитков, из–за которых он совсем недавно рисковал собственной жизнью.

Слитки обычно приходили к нему ценой невероятного труда, медлительно, как сонные черепахи. Он к этому привык. Клаймен должен был подвергать свою жизнь опасности из–за этих кусков холодного металла, залезать по отвесным стенам на огромную высоту, каждую минуту рискуя сорваться вниз.

А вот ускользали драгоценные слитки из его рук быстро. Они уплывали прочь с легкостью маленьких морских рыбок.

И к этому Бакли тоже давным–давно приучила судьба.

Что с того? Значит, такой ему выпал рисунок жизни. Такую уж комбинацию точек выкинула на своих игральных костях судьба…

Красивая Ц'Веела дала ему не только ночь наслаждений, она навсегда подарила ему воспоминания. Слитки ушли бы от Бакли в любом случае, не оставив и следа в его памяти. А Ц'Веела жила в его воображении все время. Порой ему казалось, что та ночная встреча в ее шатре длилась не несколько часов, а гораздо, гораздо дольше.

Столько раз он вспоминал ту встречу, что страстная ночь сначала приобрела по длительности сначала размеры недели, потом нескольких недель. Дни воспоминаний прилеплялись к дням, ночи к ночам, недели к неделям.

Что значили против этого какие–то жалкие слитки?

Все равно, он уходил в новый поход вместе с командой Кийта Хрипуна. Он должен был обязательно вернуться с очередной богатой добычей.

В тот роковой вечер Бакли задремал у костра. Сквозь сон, как в тумане, до его слуха доносились возбужденные голоса подвыпивших приятелей. Потом сёрчеры отправились спать в пещеру, а он погрузился в самый глубокий, самый сладкий сон, в котором опять его, как и раньше, навестила гибкая, дышащая страстью красотка Ц'Веела.

Ее стройная обнаженная фигура извивалась перед внутренним взором Бакли. Ему снилось, что грациозная мутантка танцевала в двух шагах от него, и сердце переполнялось радостной дрожью.

Ему казалось, будто молодая девушка уже прикасается к нему, проводит мягкой ладонью по его длинным светлым волосам, ласкает кончиками пальцев щеки, губы, шею.

Потом ее рука начала скользить ниже и словно бы стала расстегивать ворот его туники. Бакли чувствовал, что пылает уже целиком, что волна жара от костра, опалявшего прежде его лицо, опускалась все ниже, на шею, на грудь, потом на живот, пока не охватила бедра раскаленной лихорадкой.

Ему было хорошо, очень хорошо.

Ладони ее сновали по всему телу, окутывали его теплым покрывалом любовных ласки, и в какой–то момент Бакли внезапно ощутил мучительное блаженство. Ему казалось, что он целует девушку, и с пересохших уст сорвался негромкий, но страстный стон.

Стройная Ц'Веела высовывала язычок и облизывала ему губы, она подходила совсем близко и терлась лобком о живот и без того возбужденного сёрчера. Она извивалась, как змея, и танцевала прямо перед ним.

Бакли был бы совершенно счастлив, он получил бы огромное удовольствие, если бы не одно досадное обстоятельство.

Внезапно, к его ужасу, он увидел, что Ц'Веела пятится назад, к гигантскому дереву, и хочет исчезнуть в лесной пещере, где укрылся отряд сёрчеров.

«Ц'Веела, любовь моя, вернись!» – едва шевеля губами, позвал он девушку.

Продолжая улыбаться все так же сладострастно, как и несколько мгновений назад, она все–таки упорно направлялась к пещере.

Неужели она хочет уйти к сёрчерам и спать с ними, подумал про себя Бакли? Неужели ей больше нравится Джиро, и она хочет предложить себя этому бритому наголо медведю?

Волна ревнивого разочарования захлестнула его душу. Такого гнусного предательство нельзя было стерпеть!

От разочарования он в первый момент как бы отрезвел, охладился. Но уже через несколько секунд опьянение волнами снова начало окутывать его с головы до ног.

Ц'Веела и не исчезала, и не приближалась к нему. Она словно парила, приподнявшись немного над землей, и продолжала чувственно извиваться всем телом.

Душа Бакли уже блаженствовала. От чувства восторга ему хотелось кричать и громко петь. Хмельная эйфория подчинила мозг, обвивая сознание невероятно сладостными ласковыми потоками.

Ц'Веела направилась в другую сторону и стала исчезать в зарослях зубчатого ливидамбараса. Бакли почувствовал, словно какая–то мощная сила поднимает его на ноги.

Через мгновение он вскочил со своего места, располагавшегося рядом с костром, и пошел за ней.

Его уши наполнились ласковым грудным голосом. Этот голос не принадлежал Ц'Вееле, но тембр его был необыкновенно приятен.

«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…» – звал этот голос.

Светловолосый парень поднял голову и увидел, что вместо Ц'Веелы у зарослей стоит другая девушка. Стройная девушка в длинном плаще с остроконечным капюшоном улыбнулась ему и позвала снова:

«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»

Бакли блаженно улыбнулся. Он не знал, кто такая Зеленоглазая Ратта, но ощущал, что вскоре все будет хорошо, очень хорошо. В блаженном состоянии он осознал, что ждал встречи с ней всю свою жизнь.

Почему–то он был уверен, что с Зеленоглазой Раттой ему будет даже лучше, чем с Ц'Веелой.

Он открыл глаза и, к своему изумлению увидел, что не только он стремится встретиться с Раттой. Оказывается, все сёрчеры уже оставили свои лежанки, вышли из пещеры и сейчас нетерпеливо подпрыгивали на опушке около потухшего костра.

Но его поразило, что все сёрчеры стояли с закрытыми глазами. Они сладостно улыбались, но все еще продолжали спать.

Значит, решил Бакли, никто, кроме него, не сможет отозваться на зов Зеленоглазой Ратты. От этого чувства ему хотелось кричать и визжать от экстаза.

«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…» – повторила Ратта.

Бакли сладостно вскрикнул и направился к ней. Эта незнакомка притягивала его, как водоворот, против которого не смог бы устоять никто. Непонятное жаркое чувство гнало к ней, влекло, и через мгновение Бакли приблизился к стройной зеленоглазой красавице…

* * *

В груди Кийта поселился неприятный холод, точно в его собственном сердце беспрерывно задул ледяной сквозняк. Он еще вчера вечером интуитивно предполагал, что может вскрыться какая–то ошеломляющая новость. Для этого были вполне определенные предпосылки – странное видение около костра и что–то необычное, царившее вокруг в природе.

Живая природа всегда обостренно ощущала грядущие, подступающие неприятности, а Хрипун с детства обладал способностью на ментальном уровне ощущать подобную тревожную пульсацию.

Уже с юности он был способен проникать в умы своих близких. Сколько он себя помнил, он спокойно улавливал мыслительные вибрации исходившие от отца, занимавшего высокий пост в Аббатстве, старшего брата–киллмена или маленьких сестренок. Причем Кийт всегда осознавал их мысли так же ясно, как и свои собственные. Он мог, не раскрывая рта, с помощью канала телепатической связи обмениваться с ними своими соображениями.

Не все в области ментальной подготовки открылось ему сразу, хотя природа и наделила сына священника Кандианской церкви недюжинными способностями. Кийт начал с самого малого, постепенно взращивая в себе телепатический дар, пытаясь проникать в сознание каждого попадающегося навстречу сверстника, а потом стал контактировать и со взрослыми, опытными людьми.

Для него не составляло никакого труда проникать мысленным взором во внутреннюю жизнь не только разнообразных насекомых и птиц, но даже деревьев и кустарников. Он порой мог четко улавливать предварительные предчувствия, разлитые в природе, и на их основе делать свои собственные выводы.

Нечто подобное случилось и накануне, когда он, к своему изумлению, не смог обнаружить вокруг ни одного живого существа. Поэтому он был внутренне готов к самому худшему, хотя тогда еще и не понимал, откуда следует ждать опасности.

Не зря разбежались все твари в округе. Они уже предчувствовали приближение Обитающего–в–Тумане и лихорадочно скрылись вдали.

Итак, с тем, что произошло накануне ночью, Кийт разобрался.

На основе самых разных данных он составил цельную панораму и понял, что молодой, увлекающийся и чувствительный Бакли раньше других членов отряда отозвался на призывный коварный шепот зеленоглазой искусительницы.

С этим было все относительно ясно. Только опытный предводитель отряда путешественников совершенно не представлял себе, что же теперь они должны делать завтра…

* * *

От нового дня сёрчеры не ждали ничего хорошего. После гибели Бакли все сёрчеры находились в шоке. Все готовились к самому худшему.

Это было понятно, когда Кийт отслужил заупокойную службу по погибшему Бакли. Хотя светлокожий дикарь, в отличие от своих далеких предков, не принадлежал к церкви Распятого Спасителя, недоучившийся священник Хрипун взял на себя смелость и посвятил траурный реквием памяти своего друга.

Кийт решил, что никакие догматы Кандианской Универсальной Церкви не могут помешать ему сделать это. Сёрчеры не только не возражали, но горячо поддержали его в этом решении.

Солнце уже начало опускаться к линии горизонта, когда отзвучали последние слова заупокойной молитвы и упала последняя горсть земли на свежевырытую могилу.

Бакли обрел свое последнее пристанище в лесу, в безымянном месте, как и положено каждому уважающему себя сёрчеру.

Его товарищи в угрюмом молчании вернулись к своей пещере. Хрипун велел откупорить флягу кактусовой килы, и путешественники почтили память друга, в тишине выпив за него по глотку этого крепкого, вязкого, обжигающего гортань напитка.

– Что же будем делать дальше? – тихо спросил Кийт, когда фляга совершила полный круг и вернулась в его руки.

Все сёрчеры переглянулись, точно пребывая в некоторой нерешительности. Но никто не решился ничего сказать.

– Давайте! Я внимательно слушаю! – попросил Кийт. – Мы мужчины, и должны вести себя решительно! Почему вы молчите? Решение нужно принимать всем вместе… Что мы будем делать дальше?

– Джиро, начинай! – промолвил иннеец Рябой Рахт, традиционно пользовавшийся в обществе сёрчеров непререкаемым авторитетом.

Чернокожий гигант только горько усмехнулся. Звучный плевок от досады сорвался с его мясистых губ, и из глубины крепкой груди послышалось глухое рычание.

– Плохие дела, – буркнул он и обвел взглядом своих друзей.

– Что же мы будем делать? – повторил Хрипун.

Предчувствие беды становилось все более и более явственным. Хотя Кийт и задавал свой вопрос, в глубине души он уже знал, какой получит на него ответ. Интуиция его не подвела, и слова Джиро, прозвучавшие через мгновение, ничего нового для него не содержали.

– В том то и дело, что делать мы ничего не можем! – угрюмо ответил чернокожий. – Скоро солнце скроется, и идти мы никуда не можем.

– Буйволицы едва держатся на ногах, – сокрушенно махнул рукой Диал. – Рогачки с утра ничего не жрали. Что с ними такое, ума не приложу…

– Все точно, – подтвердил Джиро. – Скажи, что будем делать? Сражаться?

– С кем? – вздохнул Кийт. – Ты представляешь, с кем собираешься сражаться?

– Что же, мы просто так уйдем и не отомстим за смерть Бакли? – возмущенно и яростно взвился Джиро.

– Не знаю, – отозвался предводитель, стиснув челюсти.