Текст книги "Ночной охотник"

Автор книги: Томас Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Телепатические способности Хрипуна, развитию которых столько сил в свое время уделил почтенный наставник, Аббат Лелио, за годы странствий не только не ослабели, а даже многократно умножились и возросли. Телепатические способности усиливались постоянной, ежедневной тренировкой, суровыми испытаниями и мощным направленным действием ментального рефлектора, давным–давно, еще во времена учебы, полученного Кийтом в дар в школе Аббатства от его мудрого наставника.

Небольшой зеркальный диск, постоянно висевший на груди Кийта, обладал возможностью с невероятной силой координировать воедино разнонаправленные векторы самых разнообразных человеческих способностей.

Кийт мог управлять действием медальона. Достаточно было только поворачивать диск и направлять отражающую сторону к груди, чтобы уменьшать или увеличивать активность действия. В мгновения телепатической концентрации он вполне мог проникать в те процессы, что происходили в умах окружавших его людей, животных, птиц и даже насекомых.

Ментальные каналы его порой так открывались, параспособности настолько обострялись, что он, уже помимо своей воли, явственно ощущал внутренний ритм окружающей природы, что было мало кому доступно даже из числа лучших учеников Аббатства. Обращая мысленный взор на дерево или кустарник, Кийту ничего не стоило отчетливо увидеть все скрытые процессы, протекающие в растении, он видел направленность энергии, распространявшейся от самого тонкого, бледного корневого отростка, внедрившегося глубоко в сырую землю, до листьев кроны, сжигаемых прямыми солнечными лучами.

Медальон нужен был Кийту прежде всего потому, что он сводил в едином энергетическом потоке самые изощренные и пестрые мыслительные колебания, излучаемые человеческим сознанием. Он сплетал в своеобразную паутину рациональные секторы разума с периферийной нервной системой, с упругими мускулами и всеми органами чувств.

Рефлектор чутко улавливал сердечную пульсацию, совмещенную с артериальным давлением и колебанием нервного напряжения солнечного сплетения. Все это смешивалось с эмоциональной и ментальной информацией, поступающей из окружающего мира.

Ничто не проникало извне в сознание Кийта свободно. Он не мог себе позволить роскошь расслабиться ни на мгновение.

Именно он отвечал за весь отряд сёрчеров. В его сознании всегда бодрствовала инстинктивная осторожность по отношению к приходящей с разных сторон мысленной информации, в которой он пытался предугадать будущее.

В обязательном порядке ментальный медальон словно «стерилизовал», очищал от ненужных примесей самые разные информационные потоки, поступающие по интеллектуальным и телепатическим каналам. Потом с помощью рефлектора все словно сжималось в единую нейросубстанцию, и полученный продукт сливался по ментальным «желобам» в безбрежные запасники его памяти.

Так формировался жизненный опыт, необходимый для выживания в этом суровом мире.

Странник, бродяга, искатель удачи, Хрипун со времени своего исчезновения из Аббатства никогда не думал о прошлом и будущем, а жил только настоящим. Все его интересы были связаны только с сегодняшним днем, и все силы он прикладывал к тому, чтобы прожить его как можно полнее, перемещаясь от одного Забытого Города к другому.

Глава 4
НОЧНОЙ СМЕХ

Ночное небо, особенно в ясную, погожую погоду всегда вселяло в душу Хрипуна чувство надежды. Неподвижные звезды, мерцавшие на черном бархатном пологе, постоянством и неизменностью всегда олицетворяли для него вечную незыблемость, ту самую стабильность жизни, которой он сам себя лишил, выбрав дорогу сёрчера, вечного странника.

Беседа у костра, разведенного недалеко от входа в лесную пещеру под исполинским деревом, уже изрядно затянулась.

Медноволосый Хорр чувствовал, что ему невыносимо хочется спать. После того, как иннеец несколько раз глотнул медового вина, с непривычки его разморило, но он держался из последних сил.

Взгляд его затуманился, а перед глазами постоянно возникал образ Зеленоглазой Ратты, словно сотканный из искр и фонтанчиков пламени, вырывавшихся из огромного полена, горевшего в костре.

Он сопротивлялся мягкому напору сна, но сил уже не оставалось, и дождевой охотник первым удалился в пещеру. Стоило ему только опустить голову на покрывало, как неведомая сила точно поглотила его, и Хорр рухнул в забытье, как в омут, и не слышал больше ничего, что происходило вокруг.

Сёрчеры сначала немного попритихли, а потом снова приложились к вину и продолжали веселиться.

Сутер, сидевший по–прежнему в стороне, тихонько наигрывал заунывную мелодию на флейте, изготовленной из подводного тростника. Мутант обнаружил заросли этого растения на дне одного из лесных озер и довольно долго мастерил из тонкого ствола музыкальный инструмент. Прошло немало времени, прежде чем Сутер высушил и отполировал трубку, для того чтобы вырезать в ней изощренные отверстия, помогающие извлекать чарующие звуки.

С тех пор он часто играл во время остановок. Его простая, даже примитивная, но грустная и печальная музыка и сейчас витала над опушкой, накладываясь на возбужденные крики подвыпивших бродяг.

Кийт Хрипун по–прежнему сидел в полном молчании, разглядывая толстенное полено, потрескивавшее в самом центре костра.

Вернее, это было даже не полено, а целое бревно, ствол высокой пальмы, не так давно поваленной бурей. Чтобы дотащить эту огромную колоду из леса до костра, разведенного около пещеры, шестерым сёрчерам, к которым примкнул и Медноволосый Хорр, пришлось приложить немало усилий. А уж слабаками их никак нельзя было назвать.

Разрубить ствол с такой твердой древесиной им тоже ни за что не удалось бы, несмотря на все старания. Поэтому было решено волочить пальму по траве и целиком ухнуть бревно в обширный костер.

Глаза Хрипуна упирались в это полено, медленно горевшее в течение всего вечера. Бугристый, шишковатый ствол лежал на толстом слое угля и пепла, и взгляд предводителя сёрчеров скользил по его неровной, изрытой раскаленными впадинами поверхности. Изломы коры, трещины, узлы, наросты, наплывы еще явственнее проступали в огне. Все их изгибы и завитки завивались и корчились в трепещущих языках пламени.

Высоко взвивались огненные лепестки, снопы искр взметывались ввысь. Изменчивые блики танцевали в их узорах, и Кийт встрепенулся. Неожиданно он пережил тревожные, очень неприятные мгновения…

Внимательно рассматривая полыхающее зарево костра, он получил странное предостережение. Это было предупреждение! Не до конца осознанный, не до конца расшифрованный, но все–таки совершенно отчетливый сигнал!

В качающихся языках пламени ему внезапно почудилось нечто угрожающее. Странный изменчивый образ напоминал злобное, издевательски ухмыляющееся лицо.

В первое мгновение Кийт даже вздрогнул. Но сомневаться не приходилось, это не было мимолетным наваждением.

Видение нарождалось и надвигалось на него снова и снова, отчетливо проступая из раскаленного чрева очага.

Никто из сёрчеров не подозревал ни о чем. Парни продолжали заливать в себя хмельной напиток и громко смеяться, а Кийт точно выпал из реальной жизни.

Голова его наполнилась тупым однообразным шумом. Точно какое–то монотонное гудение проникло изнутри и завладело его слухом в тот момент, когда он устремил настороженный взгляд в огонь.

Невыразимо привлекательное и одновременно хищное лицо какой–то незнакомой женщины медленно соткалось в его глазах. Этот образ мгновенно проступил из красновато–черного зарева костра, как вспышка, но не исчез, а, наоборот, стал постепенно приобретать все более и более определенные, четкие очертания.

Ошеломленный Хрипун отпрянул. Через несколько секунд он смог даже разглядеть во всех подробностях этот призрачный образ, внезапное наваждение. Обрамленное буйными ниспадающими каскадами жестких густых волос, заплетенных в бесчисленные косички, лицо не просто смотрело на него, оно словно дразнило издевательской усмешкой!

Кийту даже казалось, что он отчетливо различает зеленые глаза, загадочно мерцающие на молодом лице. Однообразный гул, вибрировавший в его сознании, все нарастал и усиливался, превращаясь в невыносимую какофонию.

Чтобы отделаться от навязчивого наваждения, Хрипун запрокинул голову и сосредоточенно устремил взгляд вверх. Первое время зеленоглазый морок все еще не оставлял его воображения, потом мысленным усилием удалось от него освободиться.

Возбужденные хмелем сёрчеры кричали вокруг, хохотали и подшучивали друг над другом. Никто не замечал, что несколько минут Хрипун сидел, как каменное изваяние, подняв голову кверху.

На какое–то время небо затянулось. Потом подул верховой ветер, и полная луна вышла из–за облаков, озарив серебристыми лучами теплую компанию, устроившихся рядом с входом в лесную пещеру.

Успокоившись немного, Хрипун медленно опустил взгляд. Только спустя несколько секунд он позволил себе снова посмотреть на желтые, голубоватые и зеленоватые языки пламени, с яростным шипением вырывающиеся из многочисленных трещин в пальмовом полене.

Наваждение не проступало, хотя на душе у него было по–прежнему тревожно. Пляшущие в костре блики на какое–то мгновение становились ярче из–за всплесков и выбросов пламени.

Гигант Джиро поднялся со своего места, чтобы принести еще вина. Яркие языки пламени увеличили его и без того огромную тень, мечущуюся по густым зарослям ливидамбараса с широкими, похожими на звезды листьями.

Отблески костра то бледнели, то разгорались, то становились совсем черными. Они моментами превращались в совершенно невероятно розовые, оранжевые и пурпурные сполохи или застывали в воздухе бронзовыми кружевами.

Тень, мечущаяся по объемистым листьям ливидамбараса, то разделялась на несколько силуэтов, то сливалась вновь в единое целое. Непонятным образом она напоминала Кийту стройную женскую фигуру.

Колеблющаяся тень дрожала в глазах Хрипуна, как недоступный для осязания призрак. Ему казалось, что он снова и снова видит издевательскую усмешку на призрачных женских губах.

Предводитель обвел глазами своих приятелей, собравшихся вокруг костра. Кроме него, никто ничего не замечал.

Сутер по–прежнему извлекал из своей флейты меланхоличные мелодии. Рябой Рахт с невозмутимым лицом рассказывал какую–то охотничью иннейскую легенду. Клир и Лоник, не забывая прихлебывать хмельной мед, азартно играли в кости, выбрасывая металлические кубики на плоский срез старой пальмовой колоды.

Ночь приближалась к своей середине. Время стояло позднее, и Медноволосый Хорр уже давно удалился в пещеру, но никто из остальных сёрчеров, кроме клаймена Бакли, словно не собирался спать.

Лишь этот светловолосый дикарь захмелел настолько, что, приготовившись рассказать очередную небывалую любовную историю, произошедшую в его жизни, внезапно отключился. Он уже было прокашлялся и прочистил горло для следующей истории, как вдруг с бессмысленной улыбкой замер, назидательно подняв вверх указательный палец.

Из горла его вместо героического рассказа вырвался лишь какой–то жалкий писк. Правая рука, взметнувшаяся в энергичном жесте, внезапно обессилено упала вниз, взметнув пальцами хвойную подстилку. Что–то неразборчиво бормоча себе под нос, Бакли уронил лохматую голову на грудь, его выгоревшие светло–рыжие спутанные космы безжизненно повисли, и он громко захрапел.

Однако остальные словно не чувствовали усталости после утомительного перехода. Сёрчеры не только раскупорили и опустошили второй кожаный мех с медовым вином, но даже собрались вскрыть и третий, за которым Джиро уже поднялся и отправился в темноту, вглубь пещеры, где были сложены все походные припасы.

Только тогда Хрипун спохватился. На душе у него было очень неспокойно из–за смутных предчувствий.

Сообразив, что уже очень поздно, он решил пресечь буйство. Подумав немного, Кийт угрюмо произнес:

– Стоп!

Этого оказалось достаточно, чтобы сёрчеры сразу отреагировали. Как только раздался его тихий хриплый уверенный голос, немного напоминавший шелест, замолчала флейта Сутера.

Сразу стих возбужденный гул, раздававшийся вокруг костра.

Сёрчеры устремили удивленные и внимательные взгляды на своего предводителя. Сомнений не было, они не ослышались, но никто не осмелился ему возразить.

Тогда Хрипун, чтобы как–то сгладить впечатление, примирительно добавил с едва заметной дружеской улыбкой:

– Обжоры и пьяницы! Что–то вы слишком разошлись сегодня, не правда ли? Пора отправляться на ночлег!

Через мгновение громкое веселье прекратилось, словно по команде. Потухли оживленные улыбки, озарявшие весь вечер их задубевшие, обветренные лица. Подвыпившие сёрчеры стали стремительно трезветь, их блестящие от вина глаза стали приобретать обычную серьезность и озабоченность.

Внутренним зрением, не оборачиваясь к пещере, Кийт увидел сквозь темноту и заросли ливидамбараса своего давнего приятеля Джиро, уже шагнувшего внутрь исполинского дерева и зашедшего внутрь пещеры.

Не обращая даже взгляда в ту сторону, Хрипун мысленно приказал ему остановиться.

Излучающая вибрация мгновенно коснулась расслабленного сознания чернокожего гиганта. Хрипун уловил ответное удивление Джиро, и слабая улыбка тронула губы вожака.

Некоторое время стояла тишина. Было лишь слышно, как наверху, в ветвях гигантского дерева над головами бродяг шелестел ветерок. Со стороны лесного озера долетало приглушенное журчание источника.

Поскрипывая кожаной жилеткой, из которой выпирали мощные плечи, чернокожий Джиро вернулся из пещеры на прежнее место. Только, естественно, с пустыми руками.

Он даже представить себе не мог, что кто–то смог так стремительно вмешаться в его сознание. Поэтому обескураженный Джиро не совсем понимал, что, собственно, ему помешало притащить новый мех доброго вина, которого так хотелось всей веселой компании.

Верзила даже не осознавал до конца, что несколько мгновений назад подчинился чужой воле. Он бессознательно выполнил четкое мысленное распоряжение Кийта, но телепатическое вмешательство это оказалось настолько бережным, дружеским, тактичным, что не вызвало у него никакого отторжения.

– Давайте укладываться. Пора и в пещеру, на покой. Завтра у нас много дел. Не мешает хорошенько похрапеть. Пора спать, правда? Согласны? – миролюбиво сказал Кийт, поднимаясь со своего места и упираясь натруженными ладонями в свои крепкие колени.

Он кивнул на Бакли, мерно храпевшего у костра, и поинтересовался:

– Кто из вас потащит этого красавца к лежанке? Или пусть пока подышит свежим воздухом здесь? Пожалуй, это даже пойдет ему на пользу…

С добродушными улыбками сёрчеры переглянулись между собой. Потом толстый Лоник, ухмыльнувшись, предложил:

– И правда, пусть пока поспит тут, бедолага. Чего его тащить?

Махнув черной рукой и сверкнув в свете пламени блестящими металлическими заклепками, усеивавшими кожаные полуперчатки, он добавил:

– Сегодня моя очередь стоять на вахте вместе с Рахтом и Хекфи. Мы остаемся сторожить около костра, заодно и присмотрим за ним…

Джиро уже почти исчез в черной пасти лесной пещеры, но потом оглянулся и издевательски крикнул в сторону мирно посапывающего клаймена:

– Эй, приятель! Клянусь светлым ликом Троицы, сегодня ночью к тебе придет твоя любимая кошка! Ц'Веела уже сгорает от любви, она уже вся взмокла, думая о тебе, и бежит через лес, сгорая от страсти.

Услышав во сне его слова, почувствовав, что речь идет именно о нем, светловолосый Бакли вскинул голову. Дикарь обвел всех взглядом, бессмысленно тараща слипающиеся глаза, но было заметно, что он находится в глубоком забытьи.

Точно продолжая внезапно прервавшуюся беседу, клаймен громко завопил в темную пустоту, непонятно к кому обращаясь:

– Точно говорю тебе, я спал с этой кошкой! Эта девка лизала меня всю ночь! Ц'Веела не давала мне спать до утра и искусала все плечи! Она…

Светловолосый парень хотел добавить еще что–то, но силы его оказались на исходе. Неопределенно махнув расслабленной рукой, он снова уронил голову на грудь, взмахнув длинными спутанными прядями, напоминающими копну сухой перезревшей травы.

– Действительно, ему неплохо было бы поваляться на свежем воздухе, чтобы выветрить всю дурь из котелка, – едва заметно усмехнулся Хрипун. – Боюсь, завтра он не в силах будет поднять свою непутевую голову. Нам придется всем вместе помогать ему оторвать затылок от земли. Пусть храпит здесь, пьянчуга, а вы все ступайте в пещеру.

Бросив взгляд на небо, он добавил:

– Пора на покой. Укладывайтесь, а я скоро приду.

* * *

Углубившись немного в сторону и оказавшись в полной темноте, Кийт присел на ствол упавшего от старости палисандра, покрытого мягкой ворсистой бахромой светло–желтого мха. Несмотря на то, что ночной мрак окутывал его со всех сторон, метс все–таки плотно прикрыл глаза.

Отрешившись от всего, Хрипун сосредоточился только на одной цели. Он попытался сконцентрировать все свои телепатические способности для осторожного прощупывания, своеобразного обследовании всей округи.

Сёрчеры даже не догадывались о том, что подобную процедуру их вожак проделывал изо дня в день, каждую ночь и каждый вечер. Путешественники считали, что собственной безопасности обязаны только внимательности сторожевого поста, – ведь каждый из них по очереди оставался на ночь бдительно охранять спокойствие товарищей. Никто не думал, что покой их бережет и излучающая вибрация предводителя.

Пальцы Хрипуна распахнули походную тунику на груди и привычно нащупали тонкую витую цепочку, изготовленную из древнего сверхпрочного легкого сплава, выдерживающего огромные нагрузки. Мало кто знал, что у него под рубашкой, еще со времен учебы в школе Аббатстве, висит подарок наставника Лелио, – ментальный медальон, зеркальный серебристый круг величиной с древнюю десятицентовую монету.

В обычное время мысленный рефлектор смотрел тыльной стороной к телу и ничем не отличался от обыкновенного украшения, плотно прижимаясь к смуглой коже на груди. Но сейчас, как и во время всех обычных телепатических сеансов, Кийт плавно развернул его активной плоскостью наружу.

Приведенный в действие медальон мгновенно отреагировал на движение и ощутимо изменил энергетическое поле, окутывавшее до этого Хрипуна. Вектор психической энергии, до этого свернутый наподобие спиралевидной ленты, сразу распрямился. Этот процесс не прошел даром для его сознания и тут же отозвался множеством ослепительно–ярких вспышек, светящихся расползавшихся точек, пронзавших мозг подобием фосфоресцирующих зигзагов скрещивающихся молний.

Когда–то давно, в первые годы учебы в школе Аббатства, Кийту в такие мгновения приходилось нелегко. В прошлом он даже испытывал в подобные секунды неприятные, болезненные ощущения, но со временем постоянные ментальные тренировки и духовная закалка взяли свое.

Он научился достаточно спокойно переживать напор этого ослепительного матового света, озаряющего в подобные мгновения все уголки сознания. Невидимые острейшие иглы точно пронзили лоб насквозь, воткнувшись над бровям и упершись изнутри, во внутреннюю поверхность затылка.

Все равно, как бы он ни был готов к напору энергии, полностью совладать с собой не удалось. Даже тихий стон вырвался из изуродованного горла Хрипуна, когда острый ментальные лучи ворвались в сознание и начали лихорадочно, беспорядочно метаться внутри черепной коробки.

Бирюзовые иглы, сжимаясь и распрямляясь, оживляли своими стремительными прикосновениями каждый угол рассудка. Они проносились по всем секторам мозга и в заключение круговыми движениями очертили изнутри ободы глазниц, оставив на несколько секунд перед мысленным зрением бледнеющую картину двух мерцающих горизонтальных овалов.

За плотно закрытыми веками на мгновение ярко полыхнули изумрудно–серебристые языки пламени. К этому Кийт привык, такое с ним бывало почти каждый раз. Но внезапная картина заставила его встрепенуться – неожиданно перед мысленным взором из этих изменчивых, скрещивающихся бесформенных бликов стало проступать то же самое женское лицо, которое померещилось совсем недавно, когда Хрипун сидел перед костром.

Темнота, царившая вокруг него, рассеялась. На какое–то мгновение ему даже стало не по себе.

Почувствовав секундную мутную слабость, Кийт провел задрожавшими от напряжения пальцами по лбу и жадно, с сипением схватил вечерний воздух открытым ртом. Он почувствовал, что похолодевшее сердце стало разрастаться в груди и подступать к горлу комком липкой тошноты.

Подобное состояние иногда настигало его и раньше. Так что иллюзий он не строил.

По опыту уже было понятно, – неясное видение не случайно явилось ему из пламени костра. Будущее подавало предупредительные сигналы о возможных несчастьях. Наступавшее «завтра», без сомнения, опять готовило какие–то неприятности.

Он чувствовал это, и оставалось только попытаться оценить угрозу. Нужно было мысленно определить, с какой стороны вскоре ожидать удара.

Тревожным, беспокойным заревом словно осветились все секторы рассудка. Кийт не понимал, в чем дело. Пытливый мысленный поток, освободившийся от оков и сконцентрированный в тугой пучок, стал лихорадочно вращаться, поворачиваясь в разные стороны подобием фосфоресцирующего циркуля, пытаясь обнаружить источник таинственной опасности, скрытый пока в туманной неопределенности.

Пульсирующий поток сознания, превратившийся в пунктирную бирюзовую линию, описывал окружности, и центром было сознание Кийта. С каждым витком Хрипун точно расширял радиус охвата все дальше и дальше, ощупывая пространство чуткими кругами, «ощупывавшими» все пределы, доступные мысленной связи.

Внутренним зрением Хрипун явственно видел даже свои ментальные импульсы, раскидывавшиеся невидимыми бирюзовыми кольцами. Он пытался прощупать, пытался осознать гипотетическую опасность, которая в этот момент могла подбираться из темноты к лагерю сёрчеров.

Яркий, нестерпимый свет извергался отовсюду в его сознание, переливаясь вокруг глазных яблок овальными полыхающими ободами. Перед мысленным взором мелькали черные тени, внутреннее зрение улавливало неопределенное шевеление смутных контуров некоего бесформенного силуэта.

Но излучение этого ментального поля настолько подавляло его собственное, что Кийт даже затруднился бы сказать, на каком расстоянии находится этот источник.

Тревога его все возрастала. Беспокойство усиливалось еще и оттого, что, поймав слабые отголоски ментальных сигналов, Хрипун, к своему удивлению, сделал вывод, что, не считая нескольких ночных птиц, пролетавших высоко в небе, немногочисленных белок, пробегавших по ветвям, и мелких грызунов, зарывшихся глубоко в норы, вокруг не было никаких живых существ!

Все живое разбежалось вокруг, как перед приближением стихийного бедствия. Это было очень, очень странно…

Приемы дальновидения были знакомы ему, и иногда Кийт мысленным усилием мог пользоваться зрением какой–нибудь ночной птицы, вышедшей на охоту и зависшей над лесом. Нередко ему для этой цели служила сова, высматривающая свою добычу на ветви дерева; с ее помощью можно было с высоты обозреть близлежащие окрестности так, словно это происходило ясным днем.

Только сейчас все живые существа как будто испарились. Ночные птицы разлетелись, а разнообразные рептилии расползлись в разные стороны. Это озадачивало, настораживало Кийта с каждым мгновением все больше и больше.

Но готового ответа пока не было. Не было и четкого видения направления, откуда могла появиться опасность.

Бережно прикоснувшись пальцами к медальону, Хрипун снова развернул его тыльной стороной наружу. Яркий свет, полыхавший за опущенными веками, плавно начал тускнеть и меркнуть. Словно серые сумерки ватными потоками стали окутывать утомленное сознание, заполнив клубами темной фиолетовой мглы все уголки мозга.

Устало вздохнув, он неторопливо поднял веки, осмотрелся вокруг и тихо сказал самому себе:

– Что же теперь будем делать?

Несколько минут он сидел на стволе пальмы в полном молчании, пытаясь нащупать ответ. Потом решительно поднялся на ноги и ответил самому себе:

– Будем ждать. Нужно готовиться к чему–то очень неприятному…

* * *

Благодаря компьютерной географической карте Кийт свободно ориентировался в любой точке пространства.

Даже себе самому он не мог объяснить этого феномена. Но он четко ощущал, что древняя карта сама обладает особой, какой–то уникальной формой сознания. Ни покров облаков, ни глухая ночь, ни проливной дождь не мешали ему в любое мгновение точно знать местонахождение отряда сёрчеров. Он ясно представлял себе не только стороны света, но и ориентировался, в какой точке континента сейчас остановился.

Достаточно было только взглянуть на компьютерную карту, как едва заметное светящееся матовое пятно тотчас же указывало на его местонахождение. Стоило серверам передвинуться на несколько километров в сторону, как и пятно перемещалось, соответственным образом показывая изменение маршрута.

Сейчас, этой поздней ночью, несмотря на то, что лесная пещера, устроенная природой в стволе исполинского Мамонтова дерева, вызывала ощущение надежности, Хрипун ощущал близость страшного Пайлуда. Это достаточно сильно беспокоило его. Никто из его людей не знал, что огромное загадочное болото находится совсем недалеко.

Именно соседством с Пайлудом Хрипун пытался объяснить свои тяжелые предчувствия. Ни на мгновение из его памяти не исчезал образ Обитающего–в–Тумане, жуткого ментального вампира. Но Кийт знал, что кроме этого монстра, Пайлуд давал прибежище самым разным, невероятно агрессивным формам сознания, не всегда даже принадлежащим к живым существам.

Буйволицы, набив брюхо сочными листьями ливидамбараса, улеглись под деревом. Кау тоже сильно устали за предыдущие дни, поэтому сейчас мирно сопели, прижавшись друг к другу.

Сёрчеры тоже угомонились. Сноровисто разложив свои походные лежанки, они растянулись на мягких меховых ложах и сразу заснули.

Непосвященный человек, увидев лагерь спящих искателей, удивился бы. С первого взгляда сразу бросалось в глаза несоответствие между грубыми, бесформенными лежанками, изготовленными недавно в одном из городов Атвианского союза, и серебристыми покрывалами.

Легкие, почти невесомые, но очень теплые и прочные, покрывала были созданы человеческим разумом несколько тысячелетий назад, во Времена–до–Смерти. Но прошло столько времени, и сейчас они по–прежнему выглядели как новые.

Команда Хрипуна обнаружила эти вещи совсем недавно, когда отряд наткнулся на разрушенный древний космодром. Война уничтожила почти все на том плацдарме, мощные удары не оставили камня на камне, но совершенно случайно уцелел один из секторов подземных складов. Там Кийт и обнаружил разнообразный инвентарь, предназначенный для астронавтов двадцать второго века. Кроме специальной одежды, там встретились и эти уникальные покрывала.

Изготовленные из какого–то особого суперпрочного сплава, из вечного, не подверженного тлетворному дыханию времени материала, эти вещи не только защищали от самого пронизывающего холода и сырости. Они почти не имели веса и, кроме того, легко складывались. Повинуясь нажатию отливающей стальным блеском кнопки, расположенной в левом нижнем углу, в одно мгновение покрывала с едва слышным сипением послушно собирались, скукоживались и стягивались, превращаясь в удобный овальный футляр, отдаленно напоминавший кошелек, легко умещавшийся в ладони взрослого мужчины.

Для походных условий трудно было придумать нечто более удобное, поэтому Кийт решил оставить все эти находки для нужд своих людей. Большую часть найденного в древних арсеналах он обменял на четырех буйволиц кау, а вот эти покрывала оставил для отряда.

Они не только защищали от холода, но и обладали какими–то чудодейственными релаксирующими свойствами. Сёрчеры сразу заметили, что под этими серебристыми одеялами они быстрее могут восстанавливать силы и избавляются от усталости.

Поэтому в лесной пещере сразу воцарилась тишина. Серебристые силуэты лежали неподвижно, набираясь сил, и над отрядом витал дух спокойствия.

Только Хрипун никак не мог отделаться от тревожного чувства. Еще раз обеспокоено прислушавшись к происходившему вокруг, Кийт решил прилечь и устроился совсем недалеко от входа в пещеру. Обычно он всегда ложился вот так, с самого края, чтобы во мгновения опасности быть начеку.

Рядом с собой он положил прочный, укрепленный многочисленными металлическими заклепками кожаный походный мешок, с которым старался никогда надолго не расставаться. Кроме той самой заветной компьютерной карты, упакованной в металлический футляр цилиндрической формы, в котором портативный монитор–карта и хранился в библиотеке Аббатства, там лежало еще несколько предметов.

Эти вещи были настолько дороги для Хрипуна, что даже ночью он никогда не оставлял их далеко от себя.

* * *

Прежде всего, там лежал его заветный кинжал. Боевой клинок с молибденовым девятнадцатифутовым лезвием не раз выручал Хрипуна в самых тяжелых ситуациях. «Оружие выживания» было изготовлено давным–давно, еще в двадцать втором веке для какого–то рядового героя из элитной роты морских пехотинцев «U. S. Forces», отборной части армии Соединенных Штатов.

Не только лезвие могло угрожать неприятелю. Массивная тяжелая ручка кинжала тоже могла служить грозным орудием. Никому не удалось бы сосчитать, сколько вражеских голов с хрустом треснуло после мощных ударов этой рукояти. В рукоятке кинжала Хрипуна, как в футляре, хранилось довольно много разных мелких предметов, в разное время обнаруженных им в самых укромных уголках Забытых Городов. Древняя турбозажигалка, извергающая тонкий язык пламени, не гаснущий даже при шквалистом ветре. Моток тончайшей, но прочнейшей углеродистой арамидной нити, выдерживавшей немыслимые тяжести. Тонкие, но увесистые метательные иглы, изготовленные из титанового сплава, которыми он мог безошибочно поразить цель шагов с двадцати. Компас, вмонтированный в основание массивной рифленой рукоятки. Все эти предметы должны были помочь выжить в самых неблагоприятных условиях и постоянно находились при нем.

Кроме боевого клинка, кожаный мешок Кийта скрывал в себе еще и уникальный древний предмет, напоминавший по внешнему виду гигантскую маску. Голова любого человека, надевшего ее, становилась такой уродливой, что на первых порах даже бывалые сёрчеры покатывались со смеха.

Изуродованное шрамами лицо Хрипуна и так не блистало особой красотой, а в отливающей лиловым глянцем «маске» он сразу начинал походить на гигантского хищного жука, разглядывающего всех окружающих радужно отблескивающими, бессмысленно выпученными «глазами» странной, почти квадратной формы.

В двадцать втором веке таким прибором трудно было удивить даже какого–нибудь несмышленого пятилетнего мальчишку. Это был обыкновенный архаичный ноктовизор. Самый банальный фотонный умножитель, больше известный как прибор ночного видения, предназначался для обзора окрестностей в полной темноте.