Текст книги "Уилт незнамо где"

Автор книги: Том Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

В полицейском участке Ипфорда инспектор Флинт вполне разделял мнение шерифа Столларда о работниках агентства по борьбе с наркотиками. Флинт только что прочитал справку о миссис Уилт, составленную суперинтендантом Ходжем, и был в шоке.

– Посылать это в Америку нельзя! – воскликнул он. – У нас нет ни единого доказательства причастности Уилтов к ипфордской наркосети. Они чисты как младенцы.

– Только потому, что кто-то помог им отмыться, – сказал Ходж.

– То есть? – у Флинта подскочило давление. – В каком смысле?

– Им намекнули, что мы у них на хвосте, и они укрылись на военно-воздушной базе США и сбыли товар.

– Вы, надеюсь, не хотите сказать, что это я…

– Конечно, не вы, Флинт. Но давайте обратимся к фактам. Уилт работает в Лейкенхите, обучает янки. А наш приятель Иммельман в свое время служил там же. Стало быть, контакты с Америкой имеются изначально. Это раз. Теперь два: фенилциклидин – наркотик американский, к тому же синтетический. Далее. В Техноколледже от передозировки умирает дочь генерал-губернатора, студентка Уилта. Есть еще куча разных обстоятельств, но все стрелки указывают – куда бы вы думали? – на Уилтов. Этого, Флинт, вы отрицать не можете. И последнее. Где, кроме Техноколледжа, преподает Уилт? Здесь, в Ипфорде, на «галерах».

– Ходж, у нас в Англии нет «галер». Все у вас Америка на уме.

– Ну хорошо, в тюрьме. Короче, Уилт якшается со всем цветом здешней наркоторговли. Три мяча на базу этой сволочи. А четвертый…

– Ходж, простите, что перебиваю, но в бейсболе всего три удара. Трижды промазал – и в аут. Хотите изъясняться трансатлантически, разберитесь в предмете. А то янки вас и на свой стадион не пустят.

– Как смешно! Прямо животики надорвешь. Вы у нас записной остряк. Только сейчас требуется другое – придерживаться фактов. Тетка миссис Уилт замужем за известным штатовским наркодельцом. Хорошо, хорошо, формально ввоз наркоты легален. Далее, у нашего барона вилла на Карибах, моторная яхта, которая легко выжимает шестьдесят узлов, и ко всему прочему – самолеты. «Лирджеты» и «бичкрафты». Все, что нужно для создания мощной наркосети. А тут еще миссис Уилт с дочками вдруг вздумалось навестить родственничков. Ох уж эти дочки! Для отвода глаз – просто гениально. И в довершение ко всему, сам Уилт куда-то пропал, и где он – неизвестно. Все сходится, все, все сходится. Вы не можете этого не признать.

Флинт вместе со стулом подался вперед.

– Пропал? Неизвестно куда? Вы уверены? – отрывисто спросил он.

Ходж победно кивнул.

– Можете внести в список, – сказал он. – Стоило миссис Уилт улететь в Атланту, как ее муженек отправился в строительное общество и снял крупную сумму. Наличными! А куда же, спросите вы, подевались его кредитки и паспорт? Остались дома. На кухонном столе. Да-да, на кухонном столе, – повторил Ходж, ибо лицо Флинта выразило крайнее изумление. – При этом постель не заправлена, посуда не помыта, грязные тарелки оставлены на столе. Ящики комода в спальне выдвинуты. Машина в гараже. Все, кроме самого Генри Уилта, на месте. Абсолютно все! Даже его обувь. Уборщица проверила. Это вам о чем-то говорит?

– Это большая разница, – кисло согласился Флинт. Он терпеть не мог, когда кто-то – особенно болваны вроде Ходжа – утирали ему нос.

– Большая разница? Что вы хотите сказать? – требовательно спросил Ходж.

– А вот что. Когда я познакомился с нашим Уилтиком, пропала его жена. Якобы упала в яму под опору фундамента нового корпуса Техноколледжа. Но потом выяснилось, что Уилт сбросил туда надувную куклу в одежде своей дорогой Евы, черт бы ее побрал совсем, и на нее успели вылить тонн двадцать раствора. Сама же миссис Уилт тем временем прохлаждалась на Норфолкских озерах, на краденой яхте, вместе с парой долбанутых америкосов. А сейчас что? Где наша красавица… ну, или какая уж есть?… В Штатах. А пропал Генри. В этом и разница. Очень, очень большая разница.

– А почему вы не думаете, что он сделал ноги? – поинтересовался Ходж.

– Когда дело касается Уилта, я вообще уже не думаю. Поди догадайся, что у чокнутого на уме. Но одно знаю наверняка: все обязательно окажется не так, как вы полагали. А так, как и в самом безумном кошмаре не приснится. Поэтому не спрашивайте меня, что он делает и по какой причине. Представления не имею.

– А по-моему, он обеспечивает себе алиби, – сказал Ходж.

– При том, что кредитки и прочее валяются в кухне на столе? – возразил Флинт. – И вся одежда на месте? Непохоже на добровольный побег. Скорее, с несчастным недоумком что-то случилось. Вы больницы проверяли?

– Естественно! Первым делом. Все больницы во всей этой чертовой округе. Никого, подходящего под описание, к ним не поступало. Я и морги проверил, все без исключения, но там его тоже нет. Заставляет задуматься, не так ли?

– Нет, – отрезал Флинт, – не заставляет. Говорю же, когда речь идет о Генри Уилте, думать даже не собираюсь. Чтобы не мучиться.

Тем не менее после ухода суперинтенданта Флинт волей-неволей задумался над сложившейся ситуацией.

– Уилт и наркота. Ни за что не поверю, – сказал он сержанту Йэтсу. – А Ева? Вот ты можешь себе представить, чтобы она, как выражается шизик Ходж, «кидала мячи на базу»? Я – нет, хоть застрели. Уилты, может, чокнутые, но не преступники.

– Согласен, сэр, – кивнул Йэтс. – Но перед американцами Ходж их выставил в довольно-таки нехорошем свете. В смысле, вся история с Лейкенхитом выглядит, прямо скажем, не ахти.

– Ерунда, случайное совпадение. Настоящих доказательств нет ни грамма, – отмахнулся инспектор. – Будем надеяться, тамошние полицейские это поймут. Вот уж не хотелось бы, чтобы Уилты предстали перед американским правосудием. Особенно после дела Симпсона. Только подумай, телевизор в зале суда! И все юлят задницей перед камерой, как жалкие актеришки! При этом все прохвосты – нам ли не знать. – Флинт задумался. – Но куда, интересно, провалился наш Генри? Вот ведь загадка.

Глава 17

– Я жутко волнуюсь из-за Генри, – пожаловалась Ева тете Джоан. – Звоню, звоню – семь раз уже сегодня – а его дома нет.

– Может, он в колледже? Читает курс, о котором ты говорила. По традициям и культуре для канадцев.

– Но это час, от силы два в день. И не в шесть же утра, – возразила Ева. – Разница ведь пять часов, да?

– У вас на пять часов больше. Там сейчас около полуночи, – сказала тетя Джоан. Дядя Уолли, в кресле у телевизора, застонал. Весь день он изо всех сил гнал от себя мысли о докторе Коэне и своей будущей скандальной славе содомита. Увы, тщетно. А вдруг оставаться в Уилме станет невозможно? Сейчас, когда он подумывает о вхождении в фармацевтический бизнес… Ужасно неподходящее время для всякой шумихи! А тут еще на голову навязалась дура, которая не знает, что в Англии на пять часов больше, чем в Америке. А что солнце встает на востоке, она в курсе?

– Но тогда он должен быть дома! – воскликнула Ева. Беспокойство охватило ее с новой силой. – Я звоню каждый день примерно в это время, потому что к полудню он заканчивает в колледже и никогда долго не задерживается. Думаете, надо позвонить еще?

– Да, – твердо сказал Уолли. – Обязательно надо. Может, с ним что случилось. Вот в Алабаме прошлой осенью один мужик сверзился со стремянки, а жена тоже звонила-звонила, а он даже до телефона доползти не мог. А до холодильника тем более. Так и умер от голода. И жажды. Его долго никто не находил, а потом какой-то пацан залез в дом – а там уж одна кожа да кости.

Можно было не продолжать – Ева полетела к себе в комнату.

– Зачем ты такое говоришь? – укорила тетя Джоан. – Это жестоко.

– А я вот говорю и ничего не жестоко. Я сам здесь как в тюрьме, с ней и с твоими разлюбезными племяшками.

– Они и твои тоже, Уолли Иммельман, и твои тоже.

Уолли препротивно улыбнулся и помотал головой.

– Я женился на тебе, моя сладкая, а не на твоей поганой семейке. Мне они не кровная родня.

Но тут вернулась Ева: она звонила-звонила, а Генри так и не подошел. Очередное полномасштабное семейное сражение не состоялось.

«Видно, у парня есть дела поважнее», – подумал Уолли, однако озвучивать эту мысль не стал.

– А ты не можешь позвонить каким-нибудь знакомым и попросить их узнать, где Генри? – спросила тетя Джоан.

Ева ответила, что Моттрэмов Генри не любит, а с соседями не в ладах.

– У него лучший друг Питер Брейнтри. Попробую позвонить ему.

Она снова ушла к себе и через пять минут вернулась.

– Тоже никто не подходит, – вздохнула она. – Правда, они всегда уезжают на летние каникулы.

– Может, Генри решил поехать с ними? – предположила тетя Джоан.

Но Ева усомнилась:

– Если б у него были такие мысли, он бы сказал. А он четко и ясно заявил, что не едет со мной из-за канадского курса. Потому что нам нужны деньги девочкам на учебу.

– Судя по тому, что твои девочки говорили преподобному Куперу… – начал Уолли, но умолк под взглядом своей жены.

– Завтра поедем кататься на лодке и устроим пикник, – объявила та. – В это время года на озере просто изумительно.

Четверняшки, между тем, резвились в бассейне.

– Подумайте, до чего девочкам нравится плескаться, – сказала тетя Джоан. – Они прямо на седьмом небе.

– Это точно, – отозвался дядя Уолли. Он начинал понимать, отчего девчонки настолько странные. Да при такой дуре-мамаше спасибо, что разговаривать научились! Уолли, не без удивления для себя, впервые испытал к четверняшкам некоторую симпатию. Хотя бы отвлекли от тяжелых мыслей.

А Ева могла думать только о Генри. Как это на него не похоже – все время где-то шататься! Уехать он не мог… Если б и уехал, обязательно позвонил бы предупредить. Даже непонятно, куда обратиться. Конечно, если бы что-то случилось, например, Генри сбила бы машина или он заболел, ей бы непременно сообщили. Записка с ее именем и фамилией и адресом тети Джоан висит на самом видном месте, на пробковой доске в кухне – к тому же, на всякий пожарный, она дала свой американский адрес Мэвис Моттрэм. Конечно, Генри не любит Мэвис и Патрика, а уж они от него точно не в восторге – Ева подозревала, что чувства Мэвис переросли в настоящую ненависть после того, как она приставала к Генри, а он ее послал куда подальше, – но все равно, о несчастье Мэвис сообщила бы первая. Причем с наслаждением. Зато Еве совершенно не хотелось звонить ей узнавать про Генри. Только в самом крайнем случае. А пока она постарается утешиться тем, что девочки узнают столько всего нового и славно проводят время.

Ева даже не догадывалась, насколько верны оба этих утверждения. Джозефина с Самантой извлекли магнитофон из-под кровати и, под предлогом, что хотят спокойно послушать музыку у себя в комнате, попросили у дяди Уолли наушники. Чтобы не беспокоить его и тетечку Джоан.

Дядя Уолли воспринял идею с радостью.

– Конечно, конечно, пожалуйста, – сказал он с энтузиазмом и повел девочек в музыкальную студию. – Свою систему я собрал сам. Пусть это будет нескромно, но все-таки скажу: по нашу сторону от Нэшвилла лучше вы ничего не найдете. Черт, да такому мощному агрегату сам Элвис бы позавидовал! Я называю эту комнату «музыкальная операционная». На моей технике можно забабахать такую Тину Тернер, что за три мили отсюда лодки повзлетают над водой! А все гребаные… короче, все медведи в радиусе пяти сотен ярдов начисто оглохнут. Я вам так скажу, девчонки: децибелов много не бывает, а колонки, верьте на слово, у нас здесь где только не понатыканы, и на деревьях, и везде. Водонепроницаемые, им вообще никакая погода не страшна. А мощь! Если включить запись приземления «шаттла», звук будет посильнее, чем от настоящего. Это для вашей тети, раз уж она так боится медведей; я еще сделал запись пулеметной очереди и установил на таймер – когда нас нет, тут каждый час пальба. Причем время я могу менять как хочу. Иногда пленка заводится каждые четыре часа, а потом, через несколько минут, еще пара выстрелов. Есть крик банши, это от взломщиков. Если кто вздумает влезть через забор, датчики во дворе сразу его засекут, и такое начнется – врагу не пожелаешь! Я испытал эту штуку на одном парне, который пришел вручить мне предписание. Пропустил в ворота, чин-чином, а потом автоматически закрыл за ним и врубил на всю катушку! Не знаю, орал он или нет, пока я не выключил всю эту музыку, но видно было, что мужику хреново – носился по двору как наскипидаренный, лез на ворота. В конце концов бросился в озеро. Пришлось вылавливать – несчастный идиот не умел плавать. Еще и слышать перестал. В общем, предписание он мне так и не вручил. Небось, потерял вместе со слухом. Ну, не навсегда, на время. Хотел подать на меня в суд, да что толку? Свидетелей нет, медведи показания давать не умеют, да и влияние у меня в этих краях какое-никакое имеется. Когда Уолли Иммельман говорит, люди прислушиваются, без дураков. И на ус мотают.

Четверняшки сказали спасибо дяде Уолли, взяли наушники, отнесли к себе и прослушали запись ночного скандала. И безусловно, кое-что намотали на ус. Пользуясь тем, что дядя Уолли во дворе играет в механика и возится с башней «Шермана», а тетя Джоан с Евой на кухне пекут печенье под рассказы Евы об упрямстве Генри и о том, как ему нужна новая работа вместо старой, в этом его замшелом Техноколледже, девочки незаметно вернулись в музыкальную операционную и тихо занялись своим делом. Это было такое дело, которое не понравилось бы ни маме, ни тете Джоан, а уж тем более дяде Уолли. Четверняшки разыскали кассету и переписали прослушанную запись – при немалом содействии самого дяди Уолли, который уже начинал думать, что вся беда несчастных девочек в их безбожной школе, где верховодят монашки. Чего им не хватает, так это хорошего американского образования и кой-каких американских ноу-хау. Он вылез из башни и еще раз показал девочкам, что и как работает, как устанавливается таймер и переписывается пленка, и был просто потрясен, до чего быстро дети все усвоили.

– Девчонки твои обалденно способные, – сказал он Еве, когда они перед ужином пили кофе на кухне. – Ты должна отпустить их сюда, к нам. Пусть учатся. Походят в колледж в Уилме и, не успеешь оглянуться, станут настоящими американками.

Еве эта идея очень понравилась, в чем она охотно призналась. Жаль только, Генри ужасный сидень, он и слышать не захочет об эмиграции.

К вечеру дядя Уолли, по просьбе четверняшек, уже настроил музыкальный центр, установив таймер так, чтобы пленка включилась во время пикника, когда они будут на островке посреди озера. Там у дяди Уолли тоже была оборудована площадка для барбекю.

– Я бы вам показал, на что способна моя система в смысле децибелов, да только ваша тетя не любит громкой музыки, – сказал Уолли. – Ну, что мы с вами поставим? Давайте что-нибудь легкое. Вашей тете нравится «Абба». Для вас это, пожалуй, чересчур старомодно, но мелодии приятные, и мы их прекрасно услышим. – Он вставил кассету, запустил систему, и дом мгновенно наполнился грохотом. Тете Джоан, чтобы Ева ее расслышала, пришлось повысить голос до крика.

– Я от этой «Аббы» с ума сойду! – проорала она. – Сто раз твердила, что больше ее не люблю, а он ни черта не слушает! Ох уж эти мужики! Я говорю: «Ох уж эти мужики»!

Ева ответила, что Генри ее тоже совершенно не слушает. Тысячу раз говорила: нужно иметь больше честолюбия! Тетя Джоан покивала. Она не поняла ни слова.

В музыкальной операционной дядя Уолли выключил запись и улыбнулся со счастливым видом.

– Назад перематывается автоматически, – объяснил он. – Получается музыка нон-стоп. Как-то у меня тут Фрэнк Синатра месяц без передышки распевал «Мой путь». Я, понятно, при этом не присутствовал, но говорят, слышно было за пятнадцать миль, причем с подветренной стороны. Одному дяде из Лохвилля пришлось купить пулемет, а то бы ему медведи весь дом разнесли – так они отсюда улепетывали! Я уж сказал вашей тете: теперь достаточно просвистеть «Мой путь», медведей как ветром сдует! Близко не подойдут. К тому же здесь своя подстанция. Если кто к нам полезет и перережет главный кабель, толку от этого не будет. Тут автономное питание. Вот это я и называю «американское ноу-хау». В Англии, небось, такому не научат. А уж монашки из римской церкви вообще ни черта ни в чем не смыслят. Раз они никогда не…

Короче, вам, девчонки, от американского ноу-хау выйдет только польза.

Откровенно говоря, польза уже вышла. Как только дядя Уолли ушел смотреть кино и пить виски, девочки сняли наклейку с «Аббы», прилепили на свою кассету и вставили в музыкальный центр, как показал дядя Уолли. Затем стерли «Аббу», убрали пустую кассету в коробку и отправились вести вежливые беседы с тетей Джоан и есть печенье.

Назавтра шел дождь, и даже дядя Уолли признал, что о пикнике не может быть и речи.

– Пожалуй, лучше вернуться в Уилму. У меня завтра важная встреча, а такой дождь, он надолго.

Они сложили вещи в джип и по размокшей дороге покатили через лес. В музыкальной операционной зловеще тикал таймер, установленный на шесть вечера и на максимальную громкость. Которая, если верить дяде Уолли, равнялась тысяче децибел.

По дороге домой Ева сказала, что, хоть Генри и не ладит с соседями, она, пожалуй, все равно им позвонит.

– Он такой скрытный, – пожаловалась Ева. – Терпеть не может, когда суют нос в его дела.

– И правильно, – заявил дядя Уолли. – В свободной стране человек имеет право на личную жизнь. Это же первая поправка. О недоносительстве.

– Как это «о недоносительстве», дядя Уолли? – спросила Эммелина.

Дядя Уолли быстро и охотно обернулся. Он любил отвечать на вопросы, потому что знал все ответы.

– Недоносительство значит, что человек волен не говорить того, что может навредить его репутации или привести к судебному разбирательству. Это как будто три слова: «недо», «нос» и «сито». Так и надо запоминать длинные слова – разбивать их на маленькие кусочки.

Из съемного дома напротив Паловски и Мерфи смотрели, как к поместью «Старфайтер» подъезжает джип и как автоматически открываются ворота.

– Большая шишка прикатила, – передал Мерфи в наблюдательный фургон, стоящий в бывшем открытом кинотеатре за стенкой, увитой какими-то растениями.

– Они у нас на экране, – раздался ответ. – Порядок. Звук и изображение в норме.

Мерфи откинулся на стуле. Действительно, все системы работали нормально. Экранная тетя Джоан вышла из джипа и направилась к дому.

– Беда с этой миссис Иммельман. Не влезает целиком в экран, – сказал он Паловски. – Прямо борчиха сумо. Стероиды она, что ли, трескает?… А вот и вторая баржа заплывает. – В холл вошла Ева с дочерьми. – Ни за что не буду смотреть, как они раздеваются. Еще останешься на всю жизнь импотентом.

Но Паловски куда больше занимали девочки Уилт.

– Гениальная идея – задействовать таких детей. Четверняшек. Это же само по себе так необычно, что никому и в голову не придет, что из них могут сделать курьеров. Эта миссис Уилт прямо камень какой-то! Ведь лишат же родительских прав! Если бы я своими глазами не видел отчета, который прислали бриташки, ни за что бы не поверил, что она имеет отношение к этому делу. Подумай, сколько она может потерять!

– В плане веса – до фига, и еще мало будет. А если серьезно, то знаешь, некоторым все нипочем, а девчонки – великолепное прикрытие. При хорошем адвокате, да если как следует надавить на жалость, она, может, в тюрьму не сядет. Смотря, конечно, сколько они перевозят.

– Сол вроде бы говорил, это пробный образец. Она может сказать, что ничего не знала.

– Это уж будьте уверены. Но она меня не сильно волнует. Мне бы гадюку Иммельмана прижать. Кстати, а что у нас со вторым домом, тем, что на озере?

Мерфи переговорил с наблюдательным центром.

– Говорят, должны уже были войти. Думаешь, там удастся что-то обнаружить?

– А что, там своя посадочная полоса. Место для нарколаборатории идеальное.

Но Мерфи его не слышал – тетя Джоан пошла в туалет.

Глава 18

Когда Гарольд Ротткомб добрался до лодочной станции, выяснилось, что все его гениальные планы с треском провалились. После грозы – той самой, из-за которой напился Уилт, – река устрашающе вздулась, и ее бурные воды стремительно несли мимо древесные ветки, пустые пластиковые бутылки, куст целиком, со всеми корнями, чемодан, и, самое неприятное, труп овцы. Увидев ее – к счастью, овца проплыла очень быстро и не успела занять его мысли надолго, – Гарольд Ротткомб понял, что не имеет ни малейшего желания разделить участь злополучного жвачного. Утлая лодчонка, которую можно взять на станции, не удержится на плаву, ее закрутит и утянет на дно. Из его затеи ничего не выйдет. Придется все-таки тащиться в Слоуфорд пешком. Десять миль по реке. А он давно, ох как давно, не ходил на такие расстояния. Да и вообще пешком. Но что поделаешь, не возвращаться же обратно, к журналистской клике. Рут во всем виновата, пусть сама и выкручивается. Гарольд пошел вдоль берега. После ливня земля размокла, а его ботинки совершенно не годились Для хождения по сырой траве. Свернув вместе с рекой, Гарольд неожиданно уперся в заграждение из колючей проволоки, которое спускалось к самому берегу. Вода поднялась, и там, где заканчивался забор, глубина была фута два, не меньше. При виде колючей проволоки Гарольд пришел в уныние. Даже при спокойном течении он не рискнул бы ни огибать забор, ни тем более перелезать через него. Это же верная кастрация! Впрочем, в нескольких сотнях ярдов от него виднелась калитка. Гарольд добрел до нее, обнаружил, что она заперта, и был вынужден, с великими муками, перелезть через ограду. Дальше пришлось петлять, отыскивая лазейки и калитки в живых изгородях. Калитки неизменно оказывались на замке, а лазейки – слишком узки для человека его размеров. Затем Гарольд снова очутился перед колючей проволокой, причем ею оказались перевиты даже на первый взгляд безобидные (а в хороший летний день так и привлекательные) кусты. Гарольд Ротткомб, представлявший в парламенте сельских избирателей и всегда защищавший интересы фермеров, успел воспылать к последним жгучей ненавистью. Конечно, он и раньше недолюбливал прижимистую, грубую, неотесанную деревенщину, однако не подозревал, на какие изощренные уловки готовы пойти эти подлые твари, лишь бы помешать добрым людям ходить по своей земле! Если учесть, что поля частично затоплены, то, со всеми метаниями в поисках лазеек, десять миль, которые и без того кажутся непреодолимыми, грозят превратиться в тридцать!

Надо сразу сказать, что Гарольд Ротткомб так и не добрался до Слоуфорда.

Он шел и шел, спотыкаясь, пошатываясь и на чем свет стоит проклиная свою жену. Чертова идиотка, совсем свихнулась! Спускать собак на репортеров из «Воскресных новостей»! Неужели нельзя было повежливее? Гарольд стал придумывать, что он с ней сделает. На мысли, что мокруха – это, конечно, слишком, но Рут его порядком достала, он увидел, что пошел дождь, и заторопился. Он дошел до ручья, бегущего к реке, и побрел вдоль него, разыскивая подходящее место для переправы. Внезапно с него соскочил насквозь промокший ботинок. Гарольд, чертыхнувшись, сел на берегу и увидел дырку в носке. Хуже того, на пятке надулась кровавая мозоль. Гарольд снял носок, чтобы осмотреть ступню, и, не удержавшись на скользком склоне, ухнул вниз и больно ударился об острый камень. Через мгновение он уже лежал в воде лицом вниз и судорожно пытался подняться. Его неудержимо потащило течением и стукнуло головой о ветку, низко нависшую над ручьем. В реку он попал практически без сознания, не в силах бороться с потоком. Пару минут его голова прыгала над поверхностью, а потом окончательно Ушла под воду. Никем не замеченный, Гарольд проплыл под каменным мостом в Слоуфорде, и его поволокло дальше, к Северину и Бристольскому каналу. Но к этому времени он давно уже потерял много больше, чем просто политическую карьеру. Тело усопшего теневого министра социальных преобразований быстро понеслось к морю.