Текст книги "Уилт незнамо где"

Автор книги: Том Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 29

Тетя Джоан никаких причин радоваться не видела. Уолли по-прежнему в реанимации, хоть врачи и уверяют, что скоро ему станет лучше. Это, как говорится, хорошая новость. Но вот визит двух господ с северным акцентом – новость, безусловно, плохая. Господа настаивали, чтобы она взглянула на бассейн за домом.

– Да кто вы такие? – гневно воскликнула тетя Джоан, и у нее под носом немедленно оказались два удостоверения работников федерального агентства по борьбе с наркотиками. Тетя Джоан осведомилась, что они забыли в «Старфайтера».

– Обойдите вокруг дома и сами все увидите.

Тетя Джоан неохотно подчинилась – и просто остолбенела, увидев пустой бассейн и в нем дохлую собаку. Двое мужчин в защитных костюмах и респираторах собирали кусочки того, что некоторое время назад было желатиновой капсулой. Хотя, конечно, опознать в этих ошметках капсулу не представлялось возможным.

– Не хотите сказать, что там было спрятано? – спросил человек по фамилии Паловски.

Тетя Джоан дико на него посмотрела:

– О чем вы, не понимаю?

– Ну как же: собачка попила водички и тут же приказала долго жить. Разве не чудеса?

– А я-то при чем? У меня муж в реанимации, а вы про каких-то… Господи боже! – Она развернулась и быстро зашагала к дому, ощущая настоятельную потребность выпить чего-нибудь крепкого и три – как минимум – таблетки прозака. Плюс, для верности, снотворного – пару-тройку пилюль. Зазвонил телефон. А ну его к черту! Телефон трезвонил и трезвонил. Тетя Джоан выпила половину винного бокала бренди и отправила в рот четыре снотворных. Телефон зазвонил снова. Тетя Джоан из последних сил добралась до него, промычала в трубку: «Пошли в жопу», села на пол и отрубилась.

В офисе «Иммельман Энтерпрайзис» с самого утра творилось нечто несусветное. Исполнительный директор страшно жалел, что не взял отгул. Телефон не умолкал – со всех концов страны звонили разъяренные адресаты четверняшек.

– Как он вас назвал? – переспросил исполнительный Директор у одного из крупнейших клиентов фирмы, который позвонил первым. – Нет, это недоразумение. С какой стати ему так поступать? Он болен, лежит в больнице после коронарного шунтирования.

– Ничего, выйдет из больницы, узнает, какое бывает шунтирование! Я его так зашунтирую, ввек не забудет! Хотели от меня заказик на миллиончик? А хрен вам! Я с вами дел больше не имею! Я этого так не оставлю, я на него в суд подам! За диффамацию! Я, значит, мудозвон? Ну, так вы передайте…

Разговор вышел крайне неприятный. И следующие пятнадцать – ничуть не лучше. Заказы отменялись один за другим, причем каждый факс сопровождался угрозами физической расправы. На адрес электронной почты сыпались гневные письма, сплошь из непристойных выражений.

Исполнительный директор велел секретарше снять телефонную трубку с аппарата.

– Кстати, не теряйте времени, ищите другую работу. Я сам точно увольняюсь. Иммельман совсем сбрендил, распугал всех заказчиков, – кричал он, убегая на стоянку, к машине.

Гарри Столлард, у себя в кабинете, отказывался верить словам Бакстера.

– Что? Молодая ищейка сдохла, попив из бассейна? И они слили воду? Это с какой же радости? Пес, наверно, случайно упал и утонул.

Но Бакстер настаивал:

– Там на дне что-то есть, и они хотят узнать, что это.

– А просто так, что это собака, непонятно?

– Я только знаю, что они в специальных костюмах и масках. И у них специальный контейнер, чтобы отправить то, что они найдут, в Вашингтон, в Центр военно-химических исследований, на анализ, – продолжал Бакстер. – Это вещество такое токсичное, они даже подозревают «Аль-Кайду».

– В Уилме? В Уилме?! Что за бред! В нашем захолустье – отравляющие вещества? На кой? Кому это надо?

Бакстер, хорошенько подумав, ответил:

– Кому-кому. Саддаму Хусейну. Надо же ему где-то проводить испытания.

– А почему в Уилме? Ему что, курдов мало? Вот скажи ты мне на милость.

– Тогда это тот, второй. Усама… ну, который раздолбал Башни-Близнецы.

– Бин Ладен, – подсказал шериф. – Понятно. Долго искал подходящий бассейн, чтобы умертвить собачку. Очень умно.

– Черт, да я откуда знаю! А что умно? Дерьмо качать через фургон?

Шериф Столлард сдвинул фуражку на затылок и вытер пот со лба.

– Никак не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Такого просто не может быть! Только не в Уилме! Немыслимо. Уолли Иммельман и террористы. Нет, нет и еще раз нет! Понимаешь, Билли? Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Бакстер пожал плечами.

– А вопли на всю округу в тыщу миллионов децибел? Это мыслимо? А мы их своими ушами слышали. Или вы забыли?

Естественно, нет. Разве такое забудешь? Шериф сидел и очень напряженно думал. Во всяком случае, пытался. И в конечном итоге даже добился некоторых результатов: происходящее стало казаться не таким нереальным, а собственное положение – не настолько шатким. Люди, бывает, сходят с ума.

– Найди Мэйбелл, – приказал он. – И приведи ко мне. Она – тот человек, который должен знать все.

Ева, между тем, была человеком, который не знает ничего. Ей разрешили выйти из комнаты для посетителей, но сказали, что пациент Уилт по-прежнему находится без сознания и пройти к нему она может только при одном условии: без Мэвис Моттрэм. Мэвис, которая и так ухлопала на свою унылую подругу целых три часа, больше не желала тратить на нее ни времени, ни сочувствия. Она незаметно слиняла из больницы, чувствуя себя совершенно разбитой и проклиная тот день и час, когда судьба свела ее с этой тупой и плаксивой курицей. Ева тоже изменила свое мнение о Мэйвис. Напор, наглость и пустая бравада, а на деле никакого толку.

Дверь палаты приоткрылась, и Ева мельком увидела инспектора Флинта. Тот сидел у постели, будто бы читая газету, которой на самом деле просто отгораживался: рядом врачи проделывали что-то очень-очень страшное с мужчиной, который, похоже, недавно пережил трепанацию – либо чрезвычайно неосторожно обращался с циркулярной пилой. Так или иначе, а смотреть на это Флинт не хотел, несмотря на то, что с детства не отличался чувствительностью, а долгие годы работы с расчлененкой окончательно укрепили его дух. Он не боялся ничего – за исключением ужасов современной хирургии. А вид мозгов, которые пульсируют под черепом взрослого человека (младенцы – другое дело), совершенно лишал инспектора равновесия.

– Что вам, ширму трудно поставить? Вытворяете с несчастным мужиком черт знает что! – воскликнул Флинт, но в ответ услышал, что раз он такой нюня, то может выйти из палаты, и вообще, это не мужик, а женщина, У нас унисекс.

– Вот уж никогда бы не догадался, – возмущенно бросил Флинт. – Хотя, если вдуматься, унисекс – очень подходящее название. Ни за что не поймешь, кто тут у вас кто.

Благодаря этому замечанию он заслужил сильнейшую нелюбовь трех дам с ближних коек, которые тешили себя иллюзией, что они еще очень даже ничего себе. Флинт не обратил на это внимания. Он честно пытался увлечься чтением заметки об известном регбисте. Оказывается, тот зашел в массажный салон в Суонси, случайно обнаружил, что там работает его жена, и устроил хозяину страшный скандал с рукоприкладством – «будто его кто за яйца дернул», сказал хозяин, выступая свидетелем в суде. Неожиданно инспектор встретился взглядом с Уилтом.

Флинт опустил газету. Улыбнулся.

– Здравствуйте, Генри. Как самочувствие? Лучше?

Уилт, не поднимая головы от подушки, присмотрелся к улыбке инспектора. Она была какая-то непонятная, и уверенности не внушала. Больно уж редко торчали искусственные зубы. И слишком уж часто Уилт – в прошлом – видел на этом лице улыбку язвительную, злобную, чтобы сейчас поверить в ее искренность. И вообще, ничего ему не лучше.

– Лучше чем что? – спросил он.

Улыбка исчезла с лица Флинта – а вместе с ней испарилось и сочувствие. Видно, удар по башке никак не повлиял на умственные способности Уилта.

– Ну… Чем до этого.

– Этого чего? – уточнил Уилт, стараясь выиграть время и хоть что-то понять. Пока ясно одно: он в больнице и голова у него забинтована. А больше ничего не ясно.

Флинт замялся, и Уилт сразу усомнился в своей невиновности.

– До происшествия, – сказал наконец инспектор.

Мысли Уилта забегали. Какого еще происшествия?

– Мне не кажется, что это так, – изрек он. Это казалось вполне разумным ответом на не очень понятный вопрос.

Инспектору казалось иначе. Он уже начал терять нить разговора и, как всегда с Уилтом, чувствовал, что увязает в болоте полнейшей бессмыслицы. Хоть бы раз проклятый идиот выразился четко и ясно.

– Вам не кажется, что это так? Что это значит? – строго спросил Флинт и весьма неубедительно улыбнулся. Что совсем не помогло делу.

Уилт, проявляя сверхосторожность, ответил:

– То самое.

– «То самое» что?

– Что я и сказал. То самое, – повторил Уилт.

И вновь улыбка сошла с лица Флинта. Он наклонился поближе:

– Слушайте, Генри, я только хочу знать…

Больше ничего сказать не удалось – Уилт решил применить новую оборонительную тактику и вдруг воскликнул:

– Кто такой Генри?

На лице Флинта выразилось сомнение. Он так и застыл с полусогнутой спиной.

– Кто такой Генри? Вам хочется знать, кто такой Генри?

– Да. Сам я никаких Генри не знаю. Кроме королей и принцев, конечно, но их я точно не знаю, правильно? Мы же не знакомы, да и откуда бы?… Вы вот знакомы с королями? А с принцами?

На секунду сомнение на лице инспектора сменилось уверенностью, которая, в свою очередь, снова обернулась сомнением. С Уилтом ничего нельзя знать наверняка – впрочем, и это утверждение в данных обстоятельствах выглядит сомнительным.

– Нет, не знаком. Ни с королями, ни с принцами. И знакомиться не собираюсь. Я только хочу знать…

– Вы это уже второй раз говорите, – резонно заметил Уилт. – А я только хочу знать, кто я такой.

Тут в палату протиснулась Ева. Она прождала достаточно долго и не собиралась ждать еще два часа, тем более в их поганой комнатенке для посетителей. Нет! Ее место – возле мужа.

– О, дорогой! Тебе очень больно? Да, мое солнышко?

Уилт, чертыхнувшись про себя, открыл глаза.

– Ваше какое дело? Кто вам тут «дорогой»?

– Но… Господи! Милый, я твоя жена, твоя Ева!

– Жена? Какая жена? У меня нет никакой жены, – простонал Уилт. – Я… я… я вообще не понимаю, кто я и что за человек.

Инспектор Флинт, который успел отойти в сторонку, всем сердцем согласился с последним замечанием. Он тоже не понимает, что за человек Уилт. И никогда не поймет. За годы знакомства удалось выяснить только одно: Уилт – самый отъявленный прохвост, какие только ему встречались, и это при том, что он столько лет в полиции. С Евой вот, которая сейчас заливается слезами, всегда понятно, на чем стоишь, а точнее, лежишь – в яме, в самом низу. В этом смысле Уилт тогда говорил правду. Ну и семейка! Прежде всего, сверху, проклятущие четверняшки. Дальше Ева, со всеми своими материальными благами – как сказал про нее в свое время адвокат Уилта, «это все равно что жить с посудомоечным стиральным пылесосом, который думает, что способен думать». И вечно носится с какой-нибудь завиральной, так называемой «философской», идеей. Даже для «Гринписа» ее активность оказалась чересчур воинствующей. Смотритель станции выбраковки тюленей в Уортком-Бэй, давая в суде показания против Евы, кричал со своей каталки: да таких «гринпизд» еще поискать! И вообще так матерился, что его едва не привлекли за неуважение к суду, правда, потом пожалели из-за плачевного состояния. Ну а подо всеми, последним – мистер Генри Уилт собственной персоной, законный супруг Евы Уилт, злополучный кретин. Не удивительно, что он не хочет признавать жену.

Рядом творилось такое, что инспектор отвлекся от размышлений. Ева в последний раз взмолилась, чтобы дорогой Генри признал в ней свою преданную жену и мать их очаровательных малышек, а Уилт категорически отказался пойти на подобное безрассудство и жалобно сказал, что очень болен и не желает подвергаться домогательствам незнакомых женщин. После этого заявления плачущую Еву вывели из палаты, и ее хлюпанье еще долго доносилось из коридора, где она бродила в поисках доктора.

Инспектор Флинт воспользовался случаем, подошел к кровати и склонился над Уилтом.

– Хитрый вы малый, Генри, – зашептал он. – Хитрый как черт. Но меня вам не провести. Я-то видел, как вы посмотрели вслед вашей миссис. Глазки так и сверкнули! Слишком давно я вас знаю, чтобы поддаться на ваши трюки. Не забывайте об этом.

На миг ему показалось, что Уилт собирается улыбнуться, но на лице больного повисло безнадежно-бессмысленное выражение, и он закрыл глаза. Все, я умываю руки, подумал Флинт. Ничего стоящего выудить не удастся. В таких-то условиях. Условия, кстати, ухудшались с каждой секундой. У женщины с пульсирующим черепом начался припадок, а один из бритых наголо мультисексов вдруг стал отчаянно скандалить с медсестрой, уверяя, что он, она или оно вовсе не нуждается в повторной сорокапятиминутной масляной клизме. В общем, ужас и кошмар.

Шериф Столлард, в Уилме, думал примерно то же самое, но по совершенно иному поводу. И не потому, что Мэйбелл отказалась давать показания о событиях в «Старфайтере». Напротив, она рассказала столько, что о многом ему сразу же захотелось забыть.

– Что?! – неверяще выдохнул шериф, узнав, что четверняшки спрашивали, сколько раз в неделю Уолли Иммельман трахает Мэйбелл и сколько еще в Уилме геев. – Вот дерьмушки! Так и сказали: «трахает»? «В анальное отверстие»?

Мэйбелл кивнула.

– Да, сэр, так и сказали.

– Но зачем им это? Бред какой-то! Немыслимо!

– Вроде бы у них в школе такое задание. Про эксплуатацию цветного населения на Юге. Им надо было заполнить анкету, – объяснила Мэйбелл.

– Господи боже! Что же вы ответили?

– Я лучше помолчу, шериф. Но ничего, кроме правды.

Шериф содрогнулся. Если правда – это то, что с громкостью в тысячу децибел транслировалось над озером Сэссеквесси, Уолли Иммельману лучше убираться из Уилмы подобру-поздорову. Если, конечно, ему не повезет и он не сдохнет в больнице.

Глава 30

Двумя днями позже Уилт, сидя на стуле, расписывал психиатру, каково это – не знать, кто ты такой. В отличие от Уилта, доктор, похоже, считал симптомы обыкновенными и малоинтересными.

– Так вы действительно не знаете, кто вы такой? Совсем? – в пятый раз спросил он. – Совсем-совсем?

Уилт напрягся. Его озадачил не сам вопрос, но тон, каким он был задан. В нем слышалось что-то очень-очень знакомое. Уилт, который в силу своей профессии вот уже много лет общался с отъявленными и весьма убедительными лгунами, и сам часто разговаривал таким тоном, сразу понял, что это значит. И поспешил сменить тактику.

– А вы сами знаете, кто вы такой? – ответил он вопросом на вопрос.

– Так уж вышло, что знаю. Я – доктор Педж.

– Я не об этом, – отмахнулся Уилт. – Это по документам. Но известно ли вам, что вы за человек?

Доктор Педж поглядел на пациента с новым интересом. Люди, которые проводят различие между паспортными данными и личностными характеристиками, – совсем иная категория больных, нежели его обычный контингент. Однако в карте было написано: «после осмотра психиатром подлежит полицейскому допросу», и врач подозревал Уилта в симуляции. Но все же решил принять вызов.

– Что конкретно вы имеете в виду, говоря «что вы за человек»? «Что» безусловно подразумевает паспортные данные, не так ли?

– Нет, – возразил Уилт. – Вот, например, мне доподлинно известно, что я – Генри Уилт, проживающий по адресу Оукхерст-авеню, дом 45. Это по документам. Но мне все равно не понятно, кто такой этот Генри Уилт.

– Не понятно, кто такой Генри Уилт?

– Нет! Для меня это такая же загадка, как и то, почему я очутился в больнице.

– В карте записано, что у вас черепно-мозговая травма…

– Это и так ясно, – перебил Уилт. – По бинтам. Это, конечно, не стопроцентное доказательство, но, думаю, даже самый неопытный интерн не стал бы лечить голову, если повреждена, скажем, нога. По крайней мере, мне так кажется. Разумеется, в наше время всякое бывает… Но все-таки… все-таки… Кто я – вот загадка. Признайтесь, доктор Пейджер, вы правда знаете, кто вы такой?

Психиатр профессионально улыбнулся:

– Так уж вышло, что моя фамилия Педж, а не Пейджер.

– Ну а моя – Уилт, а кто я такой – неизвестно.

Доктор Педж решил вернуться на более безопасную – медицинскую – почву.

– Вы помните, чем занимались непосредственно до момента наступления ретроградной амнезии? – спросил он.

– Навскидку – нет, – замявшись на мгновение, ответил Уилт. – А что это еще за ретроградная амнезия?

– То, что произошло, когда вас ударили по голове.

– При чем же тут ретроградная, когда мне чуть башку не проломили? Впрочем, если вам так нравится…

– Это профессиональный термин, который используется для описания вашего состояния, мистер Уилт. Итак, скажите, помните ли вы, чем занимались непосредственно до инцидента?

Уилт картинно задумался. Хотя думать было не о чем – он решительно ничего не помнил.

– Нет, – ответил он наконец.

– Нет? Совсем-совсем ничего?

Уилт осторожно помотал головой.

– Помню, что я смотрел новости и думал: неправильно отменять «Еду на колесах» для стариков в Бёрлинге только ради того, чтобы сэкономить на налогах на недвижимость. Потом вошла Ева – это моя жена – и сказала: «Ужин готов». А после – провал. Ах да, еще я мыл машину – когда, не могу точно сказать, – и вроде бы возил кота к ветеринару. А потом все.

Психиатр, ободряюще кивая, застрочил в карте.

– Любая, самая незначительная подробность, Генри, может нам помочь, – сказал он. – Подумайте не торопясь.

Уилт задумался. Главное – понять, до какой степени страдает память при ретроградной амнезии. Он чуть не попался, когда сделал вид, будто не помнит собственного имени. Совершенно очевидно, что это не вписывается в картину заболевания. Зато неспособность понять, кто ты такой, кажется, может сослужить хорошую службу. И Уилт предпринял пробную вылазку:

– Я еще помню… нет, это, наверно, неинтересно.

– Предоставьте это решать мне, Генри. Просто расскажите, что вы помните.

– Не могу, доктор… в смысле… ну., не могу и все, – заныл Уилт тем жалостным тоном, который ему часто доводилось слышать на семинарах по интимной жизни одиноких инвалидов – приходилось посещать такие в рамках программы мисс Фрисекс «Пойми и прими свой пол». Кто бы мог подумать, что этот вороватый скулеж так ему пригодится.

Доктор Педж оттаивал на глазах. Нытье пациента – признак подчиненности и зависимости – сразу наполнило его уверенностью в себе.

– Мне крайне интересно все, что вы скажете, – заверил он.

Ага, как же. Интересно тебе совсем другое – уличить меня во вранье, подумал Уилт.

– Я вот про что хотел… Вот сижу я тут, в этой комнате, и меня вдруг охватывает такое чувство… ну, как будто бы непонятно, зачем я здесь, кто я такой. Как-то так все бессмысленно… Глупо, да?

– Нет, совсем нет. Это случается, причем не так уж редко. А долго ли длится подобное ощущение?

– Не знаю, доктор. Не помню. Знаю только, что такое бывает и это как-то очень непонятно.

– А жене вы об этом рассказывали? – спросил доктор Педж.

– Нет… Не то чтобы, – стесняясь, признался Уилт. – Ей и без моих заскоков забот хватает. Сами понимаете, четверняшки и прочее…

– Как? У вас четверняшки? – поразился психиатр.

Уилт робко улыбнулся.

– Да, доктор, и все девочки. У нас даже кот кастрированный. И без хвоста. Так что сижу я среди них и не понимаю, кто я…

К тому времени, когда Уилт вернулся в палату, доктор Педж уже не сомневался, что имеет дело с человеком, страдающим серьезным психическим расстройством. Он сказал доктору Солтандеру, что в данном конкретном случае вызванная травмой ретроградная амнезия лишь усиливает и без того депрессивное состояние больного. И что для Уилта появилась койка в отдельной палате, поскольку юноша, которого лечили от наркозависимости, как раз повесился. Доктор Солтандер выслушал это с радостью. Он был сыт по горло и самим Уилтом, и тем более его супругой, которая назойливо осаждала отделение и не давала больным спокойно умереть.

– Там ему и место. И проклятым полицейским тоже.

– Ах, он в психиатрии? Лично меня это не удивляет, – сказал инспектор Флинт на следующий день, не обнаружив Уилта в третьей гериатрической. – Если хотите знать, ему следовало выдать справку, еще когда он затолкал в яму надувную куклу. Но, при всем при том, он только косит под больного. Зуб даю. По-моему, он что-то скрывает. Не нравится мне его поведение.

– Почему, сэр? – спросил сержант Йэтс.

– Притворяется, что не знает, кто он. И меня будто бы в жизни не видел. Но это ерунда, Йэтс. Первостатейная собачья чушь. А уж чтобы он забыл, кто такая Ева… Так мы и поверили. Да он бы ее и половиной мозга вспомнил! В коме с отъехавшей крышей не забыл бы. Нет, наш друг Генри крутит своей бабе мозги. И мне заодно. Но вот зачем, Иэтс? Скажи ты мне, зачем?

Ответа на этот вопрос сержант не знал. Он думал о другом: а можно ли быть в коме с неотъехавшей крышей? Как-то не вяжется. Впрочем, в последнее время Флинт частенько изрекает такое, что ну просто ни в какие ворота. Стареет инспектор, стареет.

– А с Новым районом что? Нашли новых подозреваемых?

Сержант отрицательно покачал головой.

– Да там сплошь бандюги и бомжи. Одних пустых домов сколько. Поди, обыщи их все! Недели не хватит. Да и потом, они давно уж слиняли.

– Это точно, – вздохнул Флинт. – Небось докурились тогда до одури, а сейчас ни черта не помнят. Но что меня убивает, так это почему он был без штанов?

– Видать, искал приключений на свою… – начал Йэтс.

Но инспектор не дал ему договорить.

– Если ты намекаешь, что Уилт голубой, брось. Конечно, при этакой супруге, я бы не удивился. Что за кайф развлекаться со слоном? Но только мы порасспросили всех кого можно в Техноколледже, и, если верить их словам, Уилт вообще чуть ли не гомофоб. Так что про голубизну забудь. Но все равно, есть в этом деле нечто странное. Конечно, после звонка из Остона стало хоть как-то понятно, чем он мог заниматься. При этом у меня четкое ощущение, что здесь речь не просто об избиении бедного Уилтика. К тому же тамошний суперинтендант упомянул «людей из Скотланд-Ярда» – а значит, они ловят рыбку покрупнее. Рыбину, можно сказать.

– Как будто поджог особняка – это мало. Правда, хоть с головой у него и плохо, я все равно не представляю, чтобы он был на это способен.

– А он и не способен. Исключено. Он не то что дом, костра бы не разжег. Это без вопросов. А уж шмотки… Даже у Генри хватило бы мозгов не бросать их на месте преступления. Но зато теперь мы хоть примерно представляем, где его носило.

В соседней комнате снова зазвонил телефон.

– Это вас, – сказал Йэтс инспектору.

Флинт пошел, взял трубку и через десять минут вернулся в кабинет, радостно сияя.

– Кажется, нас отстраняют от следствия. Лондон посылает сюда двоих ребят из уголовного розыска, побеседовать с Уилтом. Ну-ну. Флаг в руки и желаю удачи. Без нее им из нашего придурка ни черта не выудить.