Текст книги "Уилт незнамо где"

Автор книги: Том Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Том Шарп. Уилт незнамо где

Глава 1

– Боже, ну и денек, – вздохнул Уилт. Они с Питером Брейнтри пили пиво в садике перед «Уткой и драконом» и глядели на реку, на одинокого гребца, ритмично работающего веслами. Дело было летом, и заходящее солнце красиво золотило воду. – Сначала это идиотское заседание, после которого пришлось сообщать Джонсону и мисс Пудроу, что их урезали вместе с бюджетом. Потом – расписание на следующий год. После того, как мне сказали, что им займется компьютерный отдел, а я могу расслабиться, вдруг приходит послание от проректора: программа заглючила, составляй сам.

– Казалось бы, кому этим и заниматься, как не компьютеру – бери список занятий да распихивай по кабинетам. Чистая логика, – сказал Брейнтри, завкафедрой английского.

– Как же, логика. Какой от нее прок, когда миссис Роббинс отказывается от 156-го кабинета, потому что в 155-м Лоренс Сифорс с драмкружком, который бедняжке Роббинс не перекричать? Сифорса тоже не вытуришь: во-первых, он в 155-м уже целых десять лет, а во-вторых, там акустика – ори не хочу. «Быть иль не быть!»… Или, скажем, речь Генриха V при Азенкуре. Поди объясни все это компьютеру.

– Что ж ты хочешь – люди! Вот у меня Джексон и Йэн Уэсли. То же самое. Даю на проверку одну и ту же работу: Джексон ставит «отлично», а Уэсли ругает на чем свет стоит. Человеческий фактор, никуда не денешься.

– В моем случае – нечеловеческий, – возразил Уилт. – Меня тут заставили взять семинар мисс Фрисекс по женскому самоутверждению – она уже месяц как болеет, а кафедра социологии отказалась. Ну и представь: пятнадцать взрослых теток, все полны решимости самоутвердиться и, к слову сказать, прекрасно знают, как это делается. Всю кровь из меня повыпили. На прошлой неделе ляпнул, не подумавши, мол, у женщин лучше получается создавать всякие комитеты, потому что они любят поговорить. Такое началось!.. Настоящее осиное гнездо. А домой придешь – там Ева добавит. И чего они все такие агрессивные?.. Смотри-ка.

Выскочивший из-за поворота реки катер залил лодку одинокого гребца. Тот причалил к берегу и стал вычерпывать воду.

– Вот сволочь, на реке ведь ограничение по скорости! Он превысил! – возмутился Брейнтри.

– А у меня дома ограничение по времени, и я его тоже превысил, – сказал Уилт. – К тому же сегодня гости… Ладно, раз все равно опаздываю, накачу еще. Для храбрости.

Он встал и пошел в паб.

– А кто к вам придет? – полюбопытствовал Брейнтри, когда Уилт возвратился с двумя пинтами пива.

– Да как обычно – Мэвис и Патрик Мотгрэмы да Эльза Рэмсден с очередным прихвостнем. Наверняка какой-нибудь мастер стихосложения и мелодекламации. Только на меня пусть не рассчитывают. Я этого добра за день выше крыши наедаюсь.

Брейнтри кивнул.

– На днях на меня в учительской напали Ля Фрисекс и Ронни Ланн – дескать, надо повышать образовательный уровень учащихся в сфере взаимоотношения полов. Я говорю: у моих ребят в сфере взаимоотношения полов уровень повыше моего, и вообще, одиннадцатилетним на этом вопросе особо заостряться незачем. А еще Фрисекс хочет организовать курс по оральному сексу и стимуляции клитора для воспитательниц детских садов. Я сказал, на фиг, на фиг.

– Не знаю, как такое пройдет с миссис Раутледж. Она же лопнет от возмущения.

– Уже лопнула. И не где-нибудь, а на глазах у ректора, на заседании по набору, – сообщил Брейнтри. – Грозилась настучать в соответствующие инстанции. Говорит, посмотрим, как им это понравится.

– А директор что? – заинтересовался Уилт.

– Сказал, надо учитывать реалии современной жизни и неукомплектованность классов. Цифры – вот что важно в наши дни. Но тут вмешался наш старикашка, майор Миллфилд, и заявил, что, видите ли, содомский грех есть содомский грех, и раз Ветхий Завет его запрещает, то ему непонятно, как это можно называть «реалиями современной жизни». Такая вот была драчка.

Уилт, цедя пиво, помотал головой.

– Убей не понимаю – неужто они считают, что такой мурой можно привлечь нормальных студентов? Вот подожди, я расскажу Еве. Она бы с ума сошла, если б кто-то вздумал обучать наших чертеняшек оральному сексу и стимуляции клитора. Потому она их и отдала в монастырскую школу.

– А мне казалось, по религиозным убеждениям, – сказал Брейнтри. – Ведь у нее, кажется, в прошлом году было какое-то религиозное переживание?

– Было. С одной падлой, которая называла себя неопятидесятницей. Только я предпочитаю не знать, в чем именно это ее переживание заключалось. Но обращения точно не случилось.

– Пятидесятница? Это которые говорят на языках?

– Наша своим языком не только говорила, но и кое-что другое делала. Причем в ванной. Знаю-знаю, тебе интересно, как их угораздило оказаться там вместе. Вкратце: эта больная коровьим бешенством баба – звали ее Эрин Мур – сказала, что для крещения Святым духом, чтобы в тело мог проникнуть дар языков, необходимо полное погружение. А дальше они, по-моему, не сошлись в толкованиях: куда дух, а куда – язык. Меня, слава тебе господи, дома не было, а Ева потом ничего не рассказывала. Говорит, это слишком отвратительно. В общем, Еве сразу стало не до пятидесятничества, и языкатой бешеной корове тоже, потому что Ева ее чуть не укокошила. Видел бы ты потом нашу ванную – не поверишь, какой погром! Они оторвали штангу для занавески и душевую головку – Ева ее использовала вместо боевого топора. Шкафчик упал, банки-склянки побились… Шланг от душа скакал по полу, как разъяренная змея – Еве так не терпелось пришибить мерзавку, что она даже не подумала выключить воду. Короче, она долго гоняла злополучную дуру по всему дому, а потом вытолкала на улицу, ясное дело, нагишом, и всю в крови. Ванную к тому времени затопило, вода скопилась над потолком кухни, и тот, естественно, обрушился. Полтонны воды – на холодильник. Там сверху тепло, а Тибби, если чего не любит, так это воды. У него настоящая фобия – девицы учили несчастное животное плавать в пруду и едва не утопили, поэтому при виде водопада бедняга буквально забегал по стенам. А у Евы на шкафу была коллекция расписных тарелочек, она еще ужасно ими гордилась. Только, когда кот очухался, гордиться стало нечем. Электрический чайник, понятно, вдребезги, кофеварка тоже. В довершение бед, сдохли все лампочки. Ну, то есть, электричество полностью накрылось. Словом, от дома осталось мокрое место – и от моего кошелька после ремонта тоже. А для полноты счастья нам отказались платить страховку, потому что Ева не пожелала посвящать агента в подробности происшествия. Сказала, несчастный случай и все. Агент, конечно, не поверил: душевые головки просто так не срывает. Ну а страховые компании просто так не расстаются с деньгами. Одна радость – о Боге Ева забыла начисто.

– А языкатая баба?

– Вернулась в дурдом, откуда пришла. Точнее, откуда ее выпустили в момент просветления. Оказалось, она шизофреничка со справкой, и у нее религиозная мания. Про синяки и царапины она, к нашему счастью, сказала, что они получены в сражении не то с ангелом, не то с дьяволом, правда, так и не объяснила врачам, почему на ней шапочка для душа.

– Да, но все-таки я не понимаю: если Ева уже не верующая, зачем отправлять детей в монастырскую школу? Ведь там весь кайф в религиозности и католичестве?

– Просто ты не знаешь, как устроена Ева. Ее вечно бросает из крайности в крайность. Государственная школа ей не нравилась, потому что в Ньюхолле, где девочки ходили в начальные классы, учительница однажды заставила детей – шестилеток! – все утро просидеть в картонных коробках. Предполагалось, что так они «поймут»… Знаю-знаю, что ты думаешь по поводу такого «понимания», это все равно что «повышение образовательного уровня», но только дети должны были прочувствовать, каково спать на улице в картонных коробках. Это Еву и добило. Она заявила директрисе, что растит дочерей не для того, чтобы они спали на улице, и привела в школу учиться читать, писать и считать, а не сидеть по коробкам. То же самое Ева сказала на родительском собрании, да еще и поинтересовалась, не собирается ли администрация школы снабдить малюток кожаными мини-юбками и высокими сапожками, чтобы те «поняли», каково быть малолетними проститутками. Ну и… сам знаешь, какая публика в Ньюхолле.

– Мне ли не знать! Там живет мать Бетти. У нее вечно полон дом социалистов с шестизначным доходом и в костюмах от Гуччи, которые до сих пор искренне убеждены, что Ленин вообще-то хотел хорошего.

– Так или иначе, после коробок и языкатой бабы Еву занесло в другую крайность. Монастырь, конечно, обходится в небольшое состояние, но там хотя бы нормально учат и уважают авторитеты. Кстати об авторитетах – пора домой. Ева последнее время жутко злится, потому что я не хочу пятый год кряду мотаться по горам в Озерном краю, а ей подавай отпуск всей семьей и все тут.

Уилт допил пиво, сел на велосипед и покатил на Оукхерст-авеню, где Ева встретила его на удивление приветливо.

– Ах, Генри, ну разве не замечательно! Мы едем в Америку, – восторженно воскликнула она. – Дядя Уолли оплатил дорогу. Тетя Джоан так рада! Она звонила узнать, доставили нам билеты или еще нет, а их как раз утром принесли. Ну разве не…

– Замечательно, – сказал Уилт и скрылся в туалете – во-первых, отлить, а во-вторых, избавиться от необходимости ликовать.

Глава 2

У Евы день прошел преотлично. С той самой секунды, как принесли билеты, она без устали вычисляла, сколько в точности стоит дядя Уолли, прикидывала, какие наряды произведут наилучшее впечатление в Уилме, штат Теннесси, и гадала, как сделать так, чтобы дочки не выражались. Последнее было особенно важно: набожный дядя Уолли не одобрял сквернословия. Он – один из отцов-основателей уилмской церкви Вечноживого Господа Нашего, и не годится, чтобы Саманта в его присутствии говорила «блин» или еще что похлеще. Никак не годится. Да и тете Джоан это не понравится. Между тем, в отношении четверняшек Ева вынашивала вполне определенные планы: Господь не благословил потомством брак мистера и миссис Уолтер Дж. Иммельман, а тетя Джоан как-то сказала Еве, что Уолли подумывает оставить состояние ее девочкам. Словом, жизненно важно, чтобы Саманта вела себя подобающе. Пенелопа, Джозефина и Эммелина, естественно, тоже. Да, собственно, все, кроме, разве что, Генри, которого дядя Уолли не одобряет в целом.

– Мужик твой, детка, конечно, типичный англичанин, и у него, конечно, есть свои положительные стороны, но, скажу прямо, у вас четверо детей и их нужно кормить. Добытчик нужен. Настоящий, я имею в виду. А Генри… что Генри? Ни амбиций, ни предприимчивости. И к жизни относится вроде как не всерьез. Ты должна его как-то растормошить, понимаешь, детка, о чем я? Этак вот раззадорить и отправить воевать за счастливую семейную жизнь. Чтоб вернулся с добычей, поняла? А он у тебя что-то не чухается.

Про себя Ева согласилась: действительно, Генри начисто лишен честолюбия. Уж она ли ему не твердила, чтобы он нашел место получше, бросил Техноколледж, устроился в промышленную либо страховую компанию, где хоть зарабатывают по-человечески. Без толку! Генри такой сидень. Так что теперь все надежды на приличное будущее для девочек и обеспеченную старость для себя связаны с дядей Уолли и тетей Джоан. Они познакомились в пятидесятые, в Лейкенхите. Уолли служил пилотом ВВС США, а Джоан – продавщицей в военном магазине. Ева была в восторге от своей тети, и особенно от того, что ей удалось выйти замуж за Уолли Иммельмана, владельца «Иммельман Энтерпрайзис» в Уилме, штат Теннесси, и заполучить новый особняк довоенной постройки и дом у озера в лесу неподалеку от городка, название которого Ева никак не могла запомнить. И пока она носилась по дому с пылесосом и занималась кучей других дел, которые надо было переделать прежде чем отправиться в общественный центр ухаживать за стариками – сегодня четверг, ланч для Третьего Возраста и чай с танцами, – ее душа полнилась радужными надеждами. Не то чтобы она открыто мечтала, что дядя Уолли умрет от инфаркта или, еще лучше, разобьется на своем двухмоторном самолете, а тетя Джоан очень кстати окажется вместе с ним. Нет. Такие порочные мысли добродетельное сознание Евы отвергало. Тем не менее, дядя с тетей далеко не молоды и… Нет, этого думать нельзя. Но заботиться о будущем девочек – оно ведь еще не скоро – она просто обязана. Да и в любом случае, поездка в Штаты – это очень увлекательно и расширяет кругозор. И потом, чертеняшки своими глазами увидят, каких высот можно достичь в Америке. Даже Уолли Иммельман, до вступления в ВВС США – простой деревенский парень, взял и стал мультимиллионером. А все благодаря честолюбию. Да, дядя Уолли – прекрасный пример для девочек. Куда лучше, чем отец. И перед Евой снова во весь рост встала «проблема Генри». Известно, что он будет делать в Уилме. Напиваться в дешевых барах, отказываться ходить в церковь и пререкаться по любому поводу с дядей Уолли. Как в тот кошмарный вечер, когда Иммельманы приехали за ними и повезли ужинать в Лондон, в свой невероятно шикарный, дорогущий отель. Как же он назывался? «Таверна у парка». Генри напился как свинья. Дядя Уолли еще сказал: бриташки даже с выпивкой управиться не в состоянии. Ева затолкала неприятное воспоминание подальше и переключилась на старика Экройда – тот пожаловался, что у него отошел мочеприемник. Не могла бы Ева прикрепить его обратно? Всего-то и делов, что… Нет, извините, не могла бы. Однажды он уже провел ее таким образом, и Еве пришлось стоять перед каталкой на коленях, держа негодника за пенис, под гнусное хихиканье других похотливых маразматиков. Нет, пакостному старикашке больше ее не обдурить.

– Я позову сестру Анбал, – сказала Ева. – Она закрепит так, чтобы больше не выпадало. – И, невзирая на протесты бедного мистера Экройда, пошла и привела грозную Анбал. Сразу после этого понадобилось разбираться с миссис Лимли – старушка во что бы то ни стало желала знать, когда отходит автобус на Кроуборо.

– Совсем скоро, дорогая, – заверила Ева. – Осталось недолго. Вчера, правда, я простояла больше получаса.

Через полчаса миссис Лимли, бог даст, забудет и про Кроуборо, и про то, что общественный центр – не автобусная станция, и вновь станет довольна и счастлива. Затем Ева сюда и ходит – делать людям добро. Итак, первая половина дня ушла на обласкивание представителей Третьего Возраста, а по дороге домой Ева думала об Америке и о том, как обзавидуется Мэвис Моттрэм, когда узнает. Потом она готовила сэндвичи с копченым лососем и соус для сегодняшнего собрания «Группы защиты окружающей среды». Потом ей показалось, что лосося маловато, и она пошла в магазин деликатесов и купила рольмопсов – вдруг народу будет больше обычного. Затем поставила в холодильник «винья верде». При этом ее мысли постоянно возвращались к тому, как одеть дочерей в поездку. Хочется, чтобы они выглядели достойно, но важно не переборщить, иначе тетя Джоан может подумать… ну, что Ева балует детей и слишком много на них тратит… или, того хуже, что у нее водятся лишние деньги! В голове Евы промелькнула целая серия промежуточных соображений. Во-первых, тетя Джоан сама англичанка, служила подавальщицей в баре, а если верить Евиной матери, еще кое-чем подрабатывала – что, скорее всего, и объясняет ее теперешнюю щедрость. С другой стороны, мамаша тети Джоан была та еще скряга, не лучше, чем ей самой следовало быть, ну, то есть, не тогда, когда она была девочкой. Правда, это, опять же, если верить тому, что говорит мама, когда у нее плохое настроение… Ева сама однажды слышала, как миссис Дентон страшно ругала Джоан, что та отдается янки за гроши. «Десять фунтов на заднем сиденье и двадцать пять, если по полной программе. А меньше – это себя не уважать». Еве было восемь, она успела вовремя раствориться в пространстве, и ее не заметили. Впрочем, это неважно, сейчас главное – действовать правильно, осторожно, не перегнуть палку. Может, надо самой одеться победнее, чтобы тетя Джоан ее пожалела? За то, что у нее все уходит на детей? В общем-то, Ева совершенно не осуждала тетю Джоан. Мало ли что бывает в юности. Зато теперь она богата и уважаема, и замужем за мультимиллионером. Ах, лишь бы девчонки вели себя прилично, а Генри не напивался и не говорил гадостей про Америку, будто там нет государственного здравоохранения.

Между тем, Генри в туалете думал именно гадости. Да он скорее лопнет, чем поедет в Штаты к дяде Уолли и тете Джоан! Скажите пожалуйста, благодетели! Тетя Джоан как-то прислала ему в подарок шорты – бермуды в шотландскую клетку – так он не стал их надевать даже ради фотографии, которую Ева хотела приложить к благодарственному письму. М-да. Придется придумать какую-то отмазку.

– Что ты там делаешь? – требовательно спросила Ева из-за двери минут десять спустя.

– Ну что по-твоему? Догадайся.

– Тогда потом не забудь открыть окно. Гости же.

Уилт открыл окно и вышел из уборной. Он уже принял решение.

– Штаты – это, конечно, заманчиво, – сказал он, споласкивая руки на кухне и вытирая их о тряпочку, специально разложенную для сушки латука. Ева подозрительно посмотрела на мужа. Когда Генри называет предложение заманчивым, обычно это означает, что он не намерен его принимать. Но придется – уж об этом она позаботится.

– Жаль только, что я не смогу поехать, – продолжил Уилт, заглядывая в холодильник.

Ева, которая только что завернула латук в чистую тряпочку, застыла на месте.

– Что значит «не смогу»?

– У меня же канадский курс. Ну, знаешь, по британским традициям и культуре, как в прошлом году.

– Ты ведь говорил, что не хочешь его брать. После всего геморроя, который был в тот раз.

– Говорил, – признал Уилт и сунул в рот кусочек «Ривиты» с гуммусом. – Но у Свинбурна жена в больнице, и ему не на кого оставить детей. Пришлось его заменить. Я не мог отказаться.

– Мог, если бы захотел. – Ева высунулась за порог кухни и, давая выход гневу, яростно затрясла салатом. – Это все отговорки. Просто ты боишься летать. Вспомни, что с тобой было, когда мы ездили в Марбеллу.

– Ничего я не боюсь! Я тогда занервничал из-за футбольных фанатов, когда они стали драться. Страх здесь ни при чем. Я согласился поработать за Свинбурна, вот и все. Между прочим, деньги нам отнюдь не помешают, вы же наверняка все потратите.

– Ты никогда ничего не слушаешь! Дядя Уолли оплачивает поездку и все расходы и…

Но по-настоящему разругаться не удалось, потому что раздался звонок, и на пороге появилась Сара Бэвис с рулоном плакатов. За ней стоял молодой человек с картонной коробкой. Уилт выскочил в заднюю дверь. Он поужинает в индийском ресторане.

Глава 3

Наутро Уилт встал рано и на велосипеде поехал в Техноколледж. Нужно было поскорее найти Свинбурна и уговорить его поменяться занятиями.

– Канадский курс отменили. Я думал, ты знаешь, – сказал Свинбурн, когда Уилт в обеденный перерыв наконец отыскал его в столовой. – По мне, так и черт с ним. Хотя денежки, конечно, не помешали бы.

– Отменили? С чего вдруг?

– Из-за секса. Потому что в прошлом году Роджер Мэннерс трахался с бабой из Ванкувера.

– А от него ждали чего-то другого? Это ж его единственное занятие. Несчастный осел помешан на сексе.

– В этот раз с бабой не повезло, – пояснил Свинбурн. – Залетела, и на редкость некстати – ее муж давным-давно сделал себе вазектомию. Так что беременность супруги оказалась для него весьма неприятным сюрпризом. Настолько неприятным, что он не поленился прилететь из Ванкувера и выследить Роджера-нехороджера. А потом пришел к нашему ректору с преприятнейшим известием.

– Каким?

– Что он подает на развод в суд, а Роджер – ответчик. И во-вторых, что в Канаде ему принадлежат телевизионная станция и несколько газет и он приложит все усилия, дабы ославить наш дорогой Техноколледж и в особенности курс по британской культуре и традициям, в которые, оказывается, входит адюльтер. Курсу, естественно, настал каюк. Странно, что ты не знал.

Уилт побежал к Питеру Брейнтри.

– Я должен срочно что-то придумать! Разрази меня гром, если я поеду в Уилму.

– А по мне, это очень заманчиво. На халяву-то. И вообще, американцы очень гостеприимны. По крайней мере, так мне всегда казалось.

Уилт содрогнулся.

– Одно дело гостеприимство, а совсем другое – дядя Уолли с тетей Джоан. Последний раз, когда они приезжали, нам пришлось с ними ужинать, в Лондоне, у них в отеле. Понятное дело, большущем, модерновом и охренительно дорогом. Ужин подавали в номер – разумеется, люкс. Это был сущий ад. Сначала мы пили, по словам Уолли, «настоящий» сухой мартини – черт знает, что за дрянь, но по-моему, жидкий динамит. Так что уже к лобстерам я порядком назюзился. Потом принесли нечеловечески огромные стейки. Вина не дали. Дядя Уолли считает, что вино – для пидарасов, поэтому мы глушили солодовый виски с колой. Вдумайся: солодовый виски с колой! Застрелиться и не жить! К тому же тетушка Джоан весь вечер разорялась насчет того, как прекрасно, что у нас четверняшки, и как будет мило, если мы все приедем к ним в Уилму. Мило? Скорее убийственно! И я не поеду.

– Ева этому не обрадуется, – сказал Брейнтри.

– Очень может быть. Но надо исхитриться повернуть все так, чтобы то, что я не еду, выглядело настоящим счастьем. Итак. Посмотрим на дело с психологической точки зрения. Вопрос: почему Ева вне себя от радости? Ответ: совсем не потому, что ей предстоит впервые ступить на Землю Свободы. Отнюдь. Ева вынашивает коварный план: подлизаться к дяде, черт бы его побрал совсем, Уолли и тете Джоан. Чтобы те, бездетные, а следовательно, не имеющие наследников, после того, как надумают соскочить с женьшеневой диеты и переехать в «библейский пояс» на небесах, оставили свое необъятное состояние нашим дорогим дочечкам.

– Ты и правда думаешь… – начал Брейнтри, но Уилт поднял руку:

– Ш-ш-ш! Пытаюсь. Если намерения Евы действительно таковы, то что же может помешать их осуществлению? Я хоть и любящий отец, но, если честно, считаю, что два месяца в обществе наших малышек – непростое испытание. К концу срока даже тетя Джоан, которая полна сантиментов и вечно пускает слюни насчет того, как все вокруг мило, будет умирать от желания от них избавиться. А уж Уолли по поводу их отъезда устроит такой грандиозный праздник, какого в Уилме не видали со дня основания. Единственная неприятность – что мне придется участвовать в этом кошмаре. И что в отвратительном поведении девиц тоже, естественно, буду виноват я. Нет, надо нанести упреждающий удар… Все, пошел медитировать.

Он медитировал целый час, пока вел курс по гендерному самоутверждению для дам элегантного возраста, которые прекрасно умели утверждаться и без постороннего вмешательства. Чем и занимались, причем так успешно, что Уилту оставалось только кивать да помалкивать. Он запустил процесс, а потом сидел сзади и соглашался со всем, что бы ни говорили ученицы. Этой хитрости он научился, общаясь с Евой. Та очень любила объяснять, насколько он несостоятелен как муж, отец и сексуальный партнер. Уилт давно не оспаривал данные постулаты, а лишь молча слушал и терпеливо ждал, пока схлынет цунами недовольства. Трюк срабатывал и с дамами элегантного возраста, но их сначала нужно было как-то завести. На сей раз катализатором послужило замечание, что понятие «мужская менопауза» абсурдно, поскольку у мужчин не бывает менструаций. Слушательниц охватило страшное возмущение; на то, чтобы его выплеснуть, ушло все занятие. А Уилт сидел и размышлял, почему люди так называемых твердых убеждений столь легко поддаются на провокации и почему, войдя в раж, утрачивают способность что-либо воспринимать. Помнится, с газопроводчиками и типографскими работниками было то же самое. Стоило, например, сказать, что ты против смертной казни или что гомосексуализм – свойство, вероятнее всего, врожденное, как разражалась настоящая буря. Хорошо, а каковы предубеждения Уолли Иммельмана? Уилт подумал и вспомнил: социализм! Особенно люто Уолли ненавидел профсоюзы – в его сознании они олицетворяли коммунизм, поклонение дьяволу и Ось Зла. А уж узнав, что Уилт – член профсоюза и голосовал за лейбористов, дядя Уолли вообще чуть коньки не отбросил. Тут Уилт осознал: решение найдено.

Как только занятие кончилось и дамы элегантного возраста отправились самоутверждаться по другим местам, Уилт пошел в библиотеку и взял целых шесть книг. Вернувшись домой, он положил их на кухонный стол.

– Что это ты приволок? – недовольно спросила Ева, покосившись на названия.

– В следующем семестре я должен буду читать курс по марксистской идеологии и теории революции в странах Третьего мира. Не спрашивай зачем, но должен. А поскольку я ни черта в этом не смыслю и ничего не знаю даже про страны Второго мира, не говоря уже о Третьем, то придется немного подучиться. Эти книжки я возьму с собой в Уилму.

Ева воззрилась на толстый фолиант «Борьба Фиделя Кастро с американским империализмом».

– Это? В Уилму? Ты спятил? – в ужасе выдохнула она. – Уолли тебя убьет. Ты же знаешь, как он относится к Кастро.

– Мягко говоря, не уважает…

– Генри Уилт, тебе прекрасно известно… известно… что он участвовал в этой… как ее… ну, попытке вторжения на Кубу… как она там называлась?

– Залив Свиней, – подсказал Уилт и хотел прибавить, что, учитывая внешний вид дяди Уолли, название на редкость удачное, но Ева уже читала дальше:

– «Каддафи, освободитель Ливии». Глазам не верю!

– Я, в общем, тоже, – согласился Уилт. – Но ты же знаешь нашего Мэйфилда. Вечно изобретает что-то немыслимое, а нам приходится…

– Плевать мне, что вам приходится, – гневно зашипела Ева. – В Уилму ты с этой пакостью не поедешь.

– Думаешь, мне самому хочется? – несколько двусмысленно отозвался Уилт и взял в руки следующее произведение: – Это про атомную бомбу, которую президент Кеннеди хотел сбросить на Кубу. Вообще-то, довольно интересно. – В принципе, этого было достаточно, но Уилт все же продолжил: – Конечно, если ты не боишься, что я потеряю работу, я могу оставить их дома. В этом году уже уволили пятерых старших преподавателей, а я на очереди, я знаю. Но учти: пособия, которое мне дадут, на монастырь не хватит. А мы должны думать об образовании девочек, об их будущем, и я не понимаю, почему из-за того, что дядя Уолли не любит марксизм, я должен рисковать своей карьерой.

– В таком случае, ты не поедешь, – объявила полностью побежденная Ева. – Я скажу, что тебе приходится преподавать во время каникул, чтобы мы могли платить за школу. – Она осеклась, неожиданно что-то вспомнив. – А как же курс для канадцев? Вчера ты говорил, что не поедешь, потому что должен заменить Свинбурна.

– По счастью, канадцев отменили, – поспешил объяснить Уилт. – Из-за недобора.