Текст книги "Метка Каина"
Автор книги: Том Нокс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)
27
– Bonjour!
Дэвид, выглянувший на крошечный балкончик гостиничного номера, нервно ответил на приветствие учтивого французского джентльмена средних лет, сидевшего с экземпляром «Фигаро» на соседнем балконе. Мартинес с трудом улыбнулся, потом решительно повернул голову в другую сторону. Он не желал разговаривать, он не хотел, чтобы хоть кто-то узнал его. Он хотел оставаться полностью и абсолютно анонимной персоной.
Поэтому Дэвид стал смотреть в другом направлении, в сторону морского горизонта Биаррица. Картина была впечатляющей: огромные золотые пляжи, обрамленные мерцающим кружевом набегающих на берег волн; архитектура, представлявшая собой смесь викторианских городских домов, бетонных казино и розовых оштукатуренных дворцов… Эта странная и нелепая путаница вполне соответствовала душевному состоянию Дэвида.
Они уже несколько дней прятались в этом отеле, пользуясь только телефонами-автоматами и время от времени выбираясь в интернет-кафе, чтобы получить электронную почту. Дэвид получил два сообщения от Саймона Куинна с кое-какими новыми сведениями. Очень полезными.
Но все равно его не оставляло чувство какого-то смещения. Из-за того, что он находился здесь. И его дезориентация подчеркивалась одним ошеломительным новым фактом: они с Эми начали спать вместе.
Это случилось на вторую ночь их пребывания в Биаррице. Они решили, что с них довольно сидеть в крошечных смежных комнатках их номера в отеле. И потому тихонько отправились к Скале девственницы, самой высокой точке на здешнем мысу, откуда открывался прекрасный вид. И когда они стояли там, робко глядя на фонари, и звезды, и луну над заливом, и на туристов, поглощающих омаров в ресторанчиках внизу, – Эми вдруг разрыдалась.
Ее слезы были совершенно понятны. Она не могла справиться с истерикой не менее получаса. Не зная, что делать, Дэвид проводил ее в свою комнату, и Эми, содрогаясь с головы до ног, зашла в его ванную комнату, чтобы принять душ. А он сидел у окна, прислушиваясь к тому, как льется вода по пластиковым занавескам душа. И начал уже беспокоиться – не случилось ли с ней чего?
А потом она вышла, завернувшись в белое гостиничное полотенце, с порозовевшим лицом и влажными волосами, и ее тело по-прежнему дрожало. Голубые глаза Эми были полны бесконечного горя; она окинула себя взглядом, потом посмотрела на Дэвида, открыто и невероятно печально. И сказала, что чувствует себя грязной, замаранной. Запятнанной.
Дэвид спросил почему. Девушка начала объяснять, потом умолкла; и, наконец, излила душу, и ее слова звучали прерывисто, но отчетливо. Она сказала, что все это потому, что она некогда любила Мигеля. А значит, во всем случившемся виновата она. Во всем. Из-за того, что она его когда-то любила, она отравляет все. Она стала нечистой.
На Эми не было ничего, кроме полотенца. Они находились в нескольких дюймах друг от друга. Дэвид ощущал тонкий запах французского мыла, исходивший от ее розовой кожи. Девушка снова содрогнулась, а потом повернулась к нему и прошептала:
– Мне не следовало любить Мигеля…
То, как она произнесла эти слова, как это прозвучало – необычно, низко, опьяняюще, сочно и уступчиво… И Дэвид ощутил приказ в ее голосе, и понял, что у него нет выбора: он наклонился вперед и коснулся губами ее влажного рта, и слово «Мигель» исчезло в поцелуе, яростном поцелуе, а потом его рука скользнула в ее мокрые светлые волосы, и между поцелуями Эми прошептала: «Очисти меня», и повторила еще раз: «Очисти меня», а потом прошептала: «Возьми меня…»
Это был один из самых прекрасных моментов в жизни Мартинеса – и один из самых запутанных.
Дэвид нервничал и продолжал нервничать, потому что их секс был таким напряженным, таким яростным, таким освежающе необычным… Дэвид никогда ничего подобного не испытывал. Они оба задыхались, покрылись потом, несмотря на то что дверь балкона была распахнута настежь и прохладный ночной воздух омывал их нагие тела. И все это продолжалось снова и снова, страстно и первобытно. Они трахались. Эми оставила на его спине такие глубокие царапины, что когда утром он принимал душ, их основательно пощипывало.
Дэвид время от времени пытался понять, почему их секс оказался таким по-настоящему дикарским… одновременно нежным и звериным. Из-за того, что они оба были невероятно одиноки? Из-за пережитых несчастий? Из-за того, что смерть подкралась к ним так близко? Эми иногда рассказывала кое-что о своей еврейской родне, о смерти отца, о родственниках, погибших во время холокоста… и Дэвид снова отмечал в ней глубоко укоренившееся чувство вины. Вины оставшейся в живых. А может быть, он и сам страдал тем же. Чувствовал себя виноватым в том, что выжил.
Может быть, именно это и рождало в них такую страсть. Они были одиноки – и сумели выжить. Они были подобны умирающим от голода людям, которым за много недель досталась первая крошка еды. Они словно пожирали друг друга, пировали, наслаждаясь друг другом, цеплялись друг за друга, и иногда Эми кусала плечи Дэвида чуть ли не до крови, а он иной раз слишком сильно дергал ее за волосы, а Эми нередко ругалась, когда он переворачивал ее, боролась с ним, потом уступала, потом снова сопротивлялась, и ее слегка загоревшие ноги колотили по простыням. Она кричала в подушку, цеплялась за кровать. Сильнее, просила она, сильнее…
И во всем этом присутствовал призрак Мигеля. Воспоминания о Мигеле, насиловавшем ее в пещере ведьм. Дэвид хотел отбросить все это, но не мог. Мигель постоянно был рядом. Он был рядом даже тогда, когда они занимались сексом. Может быть, даже в особенности в эти моменты он оказывался рядом…
Eusak Presoak! Eusak Herrira! Otsoko.
Но теперь, когда они провели здесь уже пять дней и Дэвид понял, что влюбился в Эми, он пытался понять, что же им делать дальше.
Молодой человек вернулся с балкона в номер. Он услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ; вернулась Эми. Он вопросительно посмотрел на нее, когда она вошла. Девушка ходила в интернет-кафе, она бывала там по нескольку раз в день… они вместе решили, что ее свободное знание французского и испанского языков сделает девушку более неприметной. И поэтому она ходила туда чаще, чем он.
По лицу Эми Дэвид без труда понял, что она принесла какие-то новости.
– Пришло письмо?
– Да, – она села на кровать и сбросила с ног сандалии.
Эми была одета в джинсы в обтяжку и серый кашемировый джемпер; осенью в Биаррице было хоть и солнечно, но прохладно. Глядя на ее голые лодыжки, Дэвид подавил всплеск желания; они уже занимались сексом утром, и это было бы уже слишком. Да и вообще все это было слишком. Но это было прекрасно. Дэвид ощущал голод. Ему хотелось съесть огромный завтрак, с бриошами и багетом, со сладким confit de cerise [53]53
Засахаренные вишни ( фр.).
[Закрыть]. Ему хотелось видеть Эми обнаженной, касаться ее израненной кожи, кожи волчицы, подстреленной охотниками, истекающей кровью на снегу… Все было слишком.
– Элоиза прислала письмо.
Она легла на кровать. Уставилась в потолок. Голубые глаза, смотревшие вверх, были как голубое небо, раскинувшееся под солнцем.
– Ты был прав. Она в Намибии. Сообщает, что с ней все в порядке. Мы не должны о ней беспокоиться… И пишет, что если мы хотим приехать, она может нам сообщить, куда лучше направиться. Она дала мне… инструкции.
– О чем ты?
– О Намибии. Она не написала в точности, где именно находится, но обещает, что там мы будем в безопасности. Мы должны кое с кем встретиться в отеле, когда туда доберемся. И он уже объяснит нам дальнейшее.
– Так она с тем парнем. С Ангусом Нэрном.
– Как ты и предполагал. Нэрн снабдил ее деньгами. Видимо… – Эми потянулась к Дэвиду, когда он подошел поближе, и взяла его за руку. – Видимо, это Нэрн убедил ее приехать на некоторое время в Африку.
– Вот как?
Эми крепче сжала руку Дэвида. И продолжила:
– Он хотел провести исследования ее крови, ее и ее родных.
– Потому что они каготы.
– Разумеется. Он несколько месяцев убеждал их согласиться, но ее отец и мать отказывались, хотя он предлагал им деньги.
Ее волосы все еще пахли цитрусовым шампунем. Дэвид поцеловал ее в шею. Эми мягко оттолкнула его.
– А потом, после тех убийств, она испугалась. И после, видимо, Ангус Нэрн снова предложил ей безопасное убежище – когда она была с нами в Кампани, и она сбежала, получив от него письмо по электронной почте. Он предложил ей увезти ее на самолете куда-то очень далеко. Туда, где никто не сможет до нее добраться. – Эми пожала плечами. – Могу ли я ее за это винить? Последняя из известных каготов в целом мире… Да еще в репродуктивном возрасте.
– Если не считать Мигеля.
Эми вздрогнула. Дэвид погладил ее по щеке.
– Может, и нам следует туда отправиться? – сказал он. – Пляжи Намибии. Там и вправду может быть безопаснее… Да наверняка там будет лучше!
Он погладил волосы Эми, прижал ладонь к ее щеке; ему искренне хотелось не влюбляться в нее; Мартинес знал, что это слишком опасно. Нырнув в эти глубины, он вполне мог сломать шею, потому что ему до сих пор ничего не было известно о том, что таится в темных водах. Он снова поцеловал Эми, хотя и не желал этого делать; он поцеловал ее, потому что должен былпоцеловать.
Но она снова отстранила его.
– И она сказала кое-что еще. Это мне напомнило…
– О чем?
– О том, что говорил тебе Хосе.
– Что ты имеешь в виду?
Лицо Эми напряглось, стало жестким.
– Вот что. Она сказала, что вся эта тайна, все дела Нэрна, вообще все, что с нами случилось, куда более значимо, чем мы можем себе вообразить, вообще грандиознее всего. Это имеет какое-то отношение к холокосту, к нацистам, к евреям… не знаю.
– Она так сказала?
Эми вздохнула.
– Ну, вроде того… – А потом вдруг, совершенно неожиданно улыбнулась. – Значит, мы едем туда. Или мы не едем туда. Иди ко мне…
Она уже потянулась к пуговицам его рубашки.
Но тут их прервал короткий стук в дверь номера.
– Мсье! Мадемуазель!
Дэвид мгновенно испуганно насторожился. В напряженной тишине он посмотрел на Эми, спрашивая взглядом: «Что нам делать?» Она в ответ пожала плечами – безнадежно, отчаянно.
Дэвид встал и, стараясь подавить страх, подошел к двери.
– Кто там?
– S'il vous plaît. La porte [54]54
Пожалуйста, откройте дверь ( фр.).
[Закрыть].
Их загнали в угол. Бежать было некуда. Они могли разве что прыгнуть с балкона. В дверь снова постучали, громче и настойчивее.
– Открывайте!
28
За дверью стоял полицейский. Он предъявил Дэвиду свою бляху и сообщил с акцентом, но, в общем, на отличном английском, что его зовут офицер Сарриа. На копе были щеголеватая фуражка и темный мундир, и рядом с ним стоял сослуживец. Второй полицейский был одет в черный однобортный костюм и ослепительно-белую рубашку. Он не улыбался. И на его лице красовались солнечные очки.
Сарриа втиснулся в комнату мимо Дэвида; полисмен посмотрел на Эми, сидевшую на краю кровати.
– Мисс Майерсон.
– Вы меня знаете?..
– Я гнался за вами обоими через всю Францию. Нам необходимо поговорить. Немедленно. Это мой коллега, – он жестом указал себе за спину. – Он тоже полицейский. Я намерен с вами побеседовать. Прямо сейчас.
Дэвид понял, что допроса не избежать. Он почувствовал себя в ловушке. Летящим под откос. Что-то ужасное должно было произойти, здесь, в стороне от чужих глаз. В уединении их комнаты, на верхнем этаже. Перед его глазами вспыхнула картина: кровь… пятна крови на стене ванной комнаты…
Он посмотрел на Эми; та едва заметно пожала плечами, как бы говоря: «А куда нам деваться?»
Он снова повернулся к полисмену.
– Ладно. Но… лучше внизу. На террасе. За гостиницей. Пожалуйста…
Сарриа нетерпеливо вздохнул.
– Да, ладно, внизу.
Они все вчетвером втиснулись в скрипучий гостиничный лифт и спустились на первый этаж. В вестибюле Дэвид заметил еще одного полицейского, стоявшего у входа в отель; его рация гудела. Отель охранялся.
Они пошли в другую сторону, на украшенную фресками террасу, к столику, стоявшему поодаль от других – почти у самого моря, пожалуй, даже ближе, чем бар. Столик скрывался за маленькими пихтами в горшках. Никто не увидел бы их там.
Эми взяла Дэвида за руку; ее ладонь вспотела. Полисмены уселись по обе стороны от пары. Дэвид чувствовал, что тоже покрывается потом. И даже подумал, не заболел ли он. Что, если они с Эми подхватили какую-то инфекцию? От тех трупов в подвале, превратившихся в жидкость? Зачем бы тела хранили так тщательно укрытыми от воздуха?
Слова «оспа» и «чума» разнесли вдребезги все его самообладание. Он пытался сосредоточиться на том, что происходило сейчас. Потому что полицейский уже говорил.
– Я родился как раз там, в Байонне, – между прочим сообщил Сарриа. Он посмотрел на Эми, потом на Дэвида. – Да, я баск. И как раз поэтому я знаю, что вы нуждаетесь в помощи.
– Да, но… в чем дело? – тусклым голосом спросила Эми. – Почему вы здесь, детектив?
– Мы искали мисс Бентайо. Она может быть очень важным свидетелем по делу об убийстве ее семьи. – Он мрачно кивнул. – Да-да. И мы знаем, что она сбежала в Биарриц, а из Биаррица – во Франкфурт.
– Так она теперь в Германии? – поспешил сказать Дэвид.
– А оттуда она улетела прямиком в Намибию, если верить записям аэрокомпании. – На лице полицейского отразилось раздражение. – И не вздумайте меня обманывать, месье Мартинес. Мы уже давно пытаемся раскрыть всю эту тайну. След хаоса и крови после тех убийств в Гюрсе ведет… ведет в тот самый дом в Кампани, где некто слышал два выстрела. А один старый священник из церкви Наваррена сообщил нам ваше имя. И после того нетрудно было выяснить дальнейшее. Та история с заметкой в газете и так далее… – Полицейский посмотрел на крошечную чашечку, принесенную официантом – изысканный café noir [55]55
Черный кофе ( фр.).
[Закрыть], – но не прикоснулся к напитку. – Возможно, вам приятно будет узнать, что с тем священником все в порядке. Думаю, он спас вам жизнь. Как раз вовремя захлопнул дверь.
Эми не выдержала и спросила:
– Но как вы нас отыскали? Здесь?!
– Я старший офицер жандармерии. И часть моей работы – знать как можно больше о баскских террористах.
Дэвид бросил на Эми быстрый взгляд; ее лицо было спокойным, светлые волосы слегка шевелил ветер. Но он ощутил бурю чувств, скрывавшихся под демонстративно бесстрастным выражением. Он хотел бы знать, думает ли она сейчас о Мигеле; он хотел бы знать, что именноона думает о Волке.
Сарриа покосился на своего коллегу и продолжил:
– У нас есть связи по всей Стране Басков. Полезные связи. Мы предположили, что вы можете отправиться в Биарриц, потому что именно сюда бежала Элоиза. Я попросил всех владельцев интернет-кафе наблюдать, не появится ли у них английская девушка. И дал ваше описание, мисс Майерсон. Ничего сложного.
Молчаливый полицейский рассматривал террасу и пляж за ней; он вел себя как телохранитель какого-нибудь президента, смотрящий то направо, то налево.
Сарриа решил добавить кое-какие подробности:
– Я также знал, конечно, что вас преследует Мигель Гаровильо. Один из самых опасных убийц ЭТА. Прославившийся своим садизмом. Мне бы хотелось лично арестовать его. Но он умен. Так же, как и жесток. – Сарриа перевел взгляд на Дэвида. – И у него есть очень, очень много весьма… значительных помощников. Важные люди стоят за ним.
– Что вы имеете в виду?
– Прежде чем я вам это скажу, вам нужно узнать еще кое-что. Из истории. Вы должны быть готовы.
Дэвид снова посмотрел на Эми; осеннее солнце ярко играло в ее волосах. Мартинес обернулся к загорелому французскому копу.
– Рассказывайте.
– Отлично, – полицейский сделал крошечный глоток café noirи спросил: – У вас ведь есть карта? Та карта, что упомянута в статье?
Дэвид ощутил дрожь тревоги.
– Да. Она здесь… Я всегда держу ее при себе. – Он ощупал карман пиджака, потом достал весьма потрепанную дорожную карту.
Офицер Сарриа взял ее и развернул; бумага выгорела от солнца, и синие звездочки выглядели слишком ярко. Полицейский кивнул и посмотрел на своего коллегу, потом снова сложил карту и опустил ее на стол.
– Я уже видел ее прежде.
– Что?
– Это карта вашего отца, мсье Мартинес. Я вернул ее вашему деду. После того убийства.
– Я знаю, что это карта отца, но я не понимаю…
Еще произнося это, Дэвид понял, что еще немного, и он сможет добраться до истины. И, запинаясь, спросил:
– Вы были… вы хотите сказать…
– Именно это я и хочу сказать, – офицер пристально смотрел на Дэвида. – Месье Мартинес, может быть, сейчас я и выгляжу стариком с седыми волосами, но когда-то я был молодым офицером. В Наваррене. В Гюрсе. Пятнадцать лет назад.
Реальность словно ударила Дэвида; боль потери стиснула его грудь.
– Как раз тогда, когда были убиты мои родители?
– Я с самого начала подозревал в их убийстве ЭТА. Там были все признаки, если можно так сказать, проведенной террористической акции. Испорченный автомобиль, отвратительный взрыв – все было таким же, как другие убийства, совершенные ЭТА, все, что мы расследовали в то время. И я подозревал, что в этом замешан молодой Мигель Гаровильо; у нас даже был свидетель.
– Так какого черта вы его не арестовали?
Сарриа нахмурился:
– Когда я находился в полицейском участке Наваррена, туда приехал один из старших офицеров всей той области.
– И кто это был?
– Неважно. А важно вот что: он приказал мне закрыть дело. Приказал прекратить расследование и пометить его как безнадежное. Хотя у нас были улики. Я очень разозлился тогда.
– Но зачем? Зачем им это делать?
Сарриа посмотрел на Эми.
– Первой моей мыслью было, что тут замешан ГАЛ.
Дэвид тоже посмотрел на Эми.
– Не понял… кто такой этот «галл»?
Эми пояснила:
– Это не человек, Дэвид. Это ГАЛ, – девушка побледнела от волнения. – Заглавная «Г», заглавная «А», заглавная «Л». ГАЛ. Это были отряды, созданные испанскими властями для того, чтобы похищать и казнить баскских радикалов. В восьмидесятых и девяностых годах. Их тайно поддерживали некоторые… элементы во французском правительстве.
– Совершенно верно, мисс Майерсон. – Сарриа коротко кивнул. – Это был очевидный ответ. И мой начальник сразу понял намек. Это сделал ГАЛ – и оставьте все это. Значит, в дело вовлечены власти, и нам дали понять, что ваши родители были баскскими террористами, мсье Мартинес. А следовательно, их смерть не была такой уж трагедией для французского государства.
Дэвид молча смотрел на полицейского, ожидая продолжения.
Сарриа вздохнул:
– Но мне это казалось бессмыслицей. Полной бессмыслицей. Насколько я мог понять, ваши родители никак не были связаны с террористами. Обычный американец и женщина-англичанка, путешествующие по здешним местам. И зачем бы известному баскскому радикалу, возможно самому жестокому из всех террористов ЭТА, Otsoko, Волку, сыну великого Хосе Гаровильо, – с какой бы стати ему вдруг начать работать на ГАЛ? Решил вдруг стать предателем ради именно этого случая?
Вопрос повис в воздухе, как соленый привкус моря, плескавшегося в сотне метров к западу от них.
– Ну, и… – тихо произнесла Эми, – и зачем бы?
– Вот в том-то и вопрос. Зачем были совершены три эти убийства?
Дэвид перебил его:
– Триубийства?
– Да. Конечно. – Сарриа вдруг помрачнел и нахмурился. – Вы… вы что же, не знали?
– Мне было тогда пятнадцать. Мне никто ничего не говорил. Я не знал чего?
– Результатов вскрытия. Ваша мать была на пятом месяце беременности, когда умерла. Она носила девочку…
За столом стало очень тихо. В душе Дэвида творилось нечто невообразимое. Всю свою жизнь он был единственным ребенком. Страстно мечтал иметь сестру или брата. А когда он осиротел, это одиночество, эта жажда иметь кого-то лишь усилилась. И теперь вот это. У него почти уже появилась сестренка…
Его болезненные воспоминания сами собой перешли от отчаяния к глубокой задумчивости. Возможно, именно поэтому мама и папа устроили себе эти странные каникулы во Франции? У них возникло желание исследовать свои корни? И возникло оно в результате так давно ожидаемой второй беременности?
Сарриа снова заговорил:
– Мне очень жаль, мсье Мартинес. Вы теперь понимаете: я здесь, чтобы помочь вам. Как только я увидел снимок в газете, сразу узнал вас. Вы очень похожи на своего отца. Я ведь видел его там, в машине… – Офицер на мгновение отвел взгляд, посмотрев на море, потом снова повернулся к Дэвиду. – Мне бы очень хотелось отправить Мигеля Гаровильо во французскую тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Но прежде чем я расскажу вам кое-что еще, мне нужно знать всю вашу историю.
Он передвинул свою крохотную кофейную чашку и оперся локтем на стол.
– Désolé [56]56
Простите ( фр.).
[Закрыть]. Вы можете не захотеть мне поверить. И я даже уверен, что вы мне не доверяете. Но я помню, как все это было, когда мы нашли ваших родителей. Уж поверьте, такие картины никогда не забываются. Поэтому мой вам совет: расскажите мне обо всем, прямо сейчас, и побыстрее… – Он немного помолчал, тяжело вздохнул. – К тому же, по правде говоря, разве у вас есть выбор?
Дэвид бросил на Эми долгий многозначительный взгляд, и их пальцы переплелись на столе. Эми сказала:
– Да, придется. Нам придется быть откровенными.
Конечно, она была права. Возможность выбора у них сжалась практически до нуля. Поэтому Дэвид кивнул, сделал глубокий вздох – и рассказал полицейскому всё, всю историю от начала и до конца. О связи местных событий с убийствами в Британии, Франции и Канаде. О журналисте из Англии. О дверях каготов. Об их с Эми сюрреалистическом путешествии по дороге, каждый дюйм которой был окрашен кровью.
К концу его монолога Сарриа снял фуражку и положил ее на белую бумажную скатерть. Но его взгляд ни разу не оторвался от Дэвида.
– Так, значит… Как я и думал. Les églises… La Societé… [57]57
Церкви… общество… ( фр.)
[Закрыть]– Он говорил как бы сам с собой, глядя поверх голов Дэвида и Эми, словно искал ответа в небе над Биаррицем.
Потом он, наконец, вынырнул из своих мыслей и объяснил кое-что:
– Все дело в тех церквях. Мигель выслеживал вас не просто с помощью мобильных телефонов, мсье Мартинес. Дело в тех церквях. В дело замешаны священники Наваррена.
Эми тут же спросила:
– Что вы имеете в виду?
– Когда меня отстранили от расследования убийства семьи Мартинесов, когда это дело было закрыто… я… в общем, я предпринял собственное, частное расследование. Я покопался в прошлом тех, кто связал мне руки. Проверил, не связаны ли они как-то с ГАЛ, «эскадронами смерти». Конечно, такой связи не обнаружилось. Mais… [58]58
Но… ( фр.)
[Закрыть]– Он опять немного помолчал, потом продолжил: – Но имелась связь с церквями. Точнее, с Обществом Пия X.
На лице Эми отразилось неприкрытое удивление.
– Я слышала о них. Да. И… и… Хосе был связан с этим Обществом. У него было распятие, благословленное Пием X. Да… – Она стиснула руку Дэвида. – Тот священник, в Наваррене!
Дэвид вспомнил.
– Да, он упоминал об этом Обществе. Говорил, что его просили сообщить им… или кому-нибудь… о нас. И в некоторых церквях висел портрет этого человека. – Дэвид был в растерянности, он пытался осмыслить подсказанную ему идею. – Но кто они такие?
Сарриа разъяснил:
– Это большая группа, отколовшаяся от католической церкви, она имеет сильную поддержку на юге Франции. И в Стране Басков. Поддерживает традиции. Основатель этого течения – архиепископ Лефевр. Они связаны с Национальным фронтом, самым правым политическим крылом. Некоторые из их епископов отрицают холокост. И у них есть единомышленники во всем государстве. Они… – Офицер нахмурился. – Они также действуют за границей. В Баварии и Квебеке, в Южной Америке. У них есть друзья-политики в Польше, это Союз польских семей. И крепкая рука в Австрии. Предполагается, что у них около восьмисот тысяч членов. Собственные священники, свои семинарии, свои церкви.
Эми спросила:
– Вы уверены, что все это касается нас напрямую?
– Совершенно уверен. Куда бы я ни посмотрел, мадемуазель, я нахожу связь с Обществом. Un réseau, une conspiration! [59]59
Сеть и заговор! ( фр.)
[Закрыть]Мой собственный начальник был их решительным сторонником. Самое правое крыло.
Дэвид во все глаза смотрел на офицера, по-прежнему совершенно озадаченный.
– Но зачем, почему они все это делают?
Офицер неуверенно покачал головой.
– Мне лично кажется, что католическая церковь хочет… скрыть некое знание, некие сведения, обнаруженные во время войны. Возможно, связанные с Гюрсом. Ваши родители случайно открыли… ту самую тайну. Может быть, просто нечаянно, по ошибке. Accidentellement [60]60
Случайно ( фр.).
[Закрыть].
– Вы говорите, во все это замешано Общество, и тут же утверждаете, что это дело рук всейкатолической церкви?
Офицер пожал плечами:
– Это лишь моя… догадка, это правильное слово? Моя догадка. Я стал заниматься Обществом со времени самых первых убийств в Гюрсе. Несколько лет назад Общество Пия X было… excommunié… [61]61
Отлучено от церкви ( фр.).
[Закрыть]Папой Иоанном-Павлом II за отрицание решений Ватикана по ряду вопросов. И за их экстремистские взгляды. Но недавно появились кое-какие признаки того, что Папа готов возродить Общество… Были замечены попытки начала мирных переговоров. – Сарриа чуть заметно улыбнулся. – Только я думаю, что церковь попросила Общество кое-что сделать в обмен на устранение раскола.
– Покончить с этой тайной? Тайной Гюрса, да? Раз и навсегда?
Офицер вздохнул:
– Да. Кто может сделать это лучше, чем Общество? Они ведь знают историю во всех ее деталях, потому что их собственная история уходит корнями в Виши и во времена оккупации. Тогда все это началось. Реакционные французские священники служили в Гюрсе капелланами. Они пытали каготов, иудеев…
Картина событий, или хотя бы их части, начала проясняться перед Дэвидом. Он смотрел мимо темных деревьев в кадках на голубой Бискайский залив. И тихо сказал, как бы самому себе:
– Куда бы мы ни приехали, мы… мы натыкались на церкви. Наваррен, Савин, Люц. Дом Элоизы стоял прямо напротив церкви. Она ходила в церковь в Кампани…
– Именно так. Общество, скорее всего, просило помочь ему найти вас… Священники и монахини, церковные чиновники – они, возможно, узнавали вас, когда вы перебирались с места на место. Надо сказать, что рядовые церковные служители, скорее всего, даже не знали, зачем их просили это делать. Но они выполняли приказ, потому что всегда подчиняются начальству. Преданность имеет большое значение в этой части мира.
Эми задала новые вопросы:
– А потом все сведения о нас передавались в Общество, так? И Мигелю?
– Et voilà. Но что еще нам известно? Мне незачем объяснять вам это, ведь так? Личные мотивы Мигеля.
Полисмен сделал еще один крошечный глоток кофе, бросил короткий взгляд на море и опять сосредоточился на своих собеседниках.
– Гаровильо вырос как баскский радикал. Он безумно гордился своим басконским наследием. А потом… он однажды узнает от своего отца, что он вообще не баск, а кагот, презренный кагот. Мигель Гаровильо должен был быть раздавлен, уничтожен. Но потом он, должно быть, нашел решение. – Сарриа нахмурился. – Решил, что он сделает все, лишь бы сохранить свою тайну, убьет каждого, кто будет угрожать раскрыть унизительную правду о его отце… и о самом Мигеле. И это счастливым для него образом совпало с пожеланиями Общества. Возможно, они привлекли его как раз благодаря его тайне, а возможно, оба Гаровильо уже были членами Общества. И все встало на свои места.
Дэвид наконец тоже заговорил:
– И ему помогал кто-то из высшего руководства ЭТА, верно? Ему ведь нужны были все эти бомбы и вообще оружие, снаряжение… Для убийств.
– Vraiment [62]62
В самом деле ( фр.).
[Закрыть]. И однажды Мигель узнал, что ваширодители приехали во Францию и расспрашивают о каготах, и остановились поблизости от Гюрса. Они беседовали с людьми в том самом пивном баре, куда заходили и вы. Это должно было напугать Мигеля, насторожить его, он почуял опасность. И тогда Волк начал действовать.
Ветер донес с берега далекий звук детского смеха. По лицу Сарриа проскользнуло выражение глубокого чувства, искренней печали. Он добавил:
– Но вашей семье, мсье Мартинес, все это уже, конечно, не поможет. Мне очень жаль, что я не смог сделать большего. Я пытался. Прошу, простите меня.
Дэвид мягко кивнул. Но он думал совсем о другом: он не хотел прощать, он не искал раскаяния; ему нужны были ответы. Как можно больше ответов. К нему вернулась решительность, он жаждал мести за своих родителей. За свою нерожденную сестру.Но чтобы отомстить, он должен был увидеть всю картину целиком. Прежде чем Мигель уничтожит все свидетельства.
Дэвид произнес:
– Но офицер Сарриа, как насчет связи с Гюрсом? Что произошло там?
Сарриа пожал плечами.
– Этого я вам сказать не могу – просто потому, что не знаю. И, похоже, никто не знает. Но что я могу… – Он наклонился к центру стола, заговорил тихо и озабоченно: – Пока что я могу только защитить вас. Вы в очень большой опасности. Очень серьезной. Общество и его высокие политические покровители все еще хотят вашей смерти. Им необходимо, чтобы вы умерли.
– Ну и какого черта нам делать? – спросила Эми. Она скрестила руки на груди. – Куда нам деваться? В Британии тоже слишком опасно. И в Испании. Куда же?
– Куда угодно. Вы даже не представляете, какая это угроза… – Офицер многозначительно посмотрел на молодых людей. – Может, вот это вам немного поможет. Если вам нужны какие-то факты…
Он сунул руку в свой портфель и достал большой коричневый конверт. Открыв его, вынул пачку фотографий.
– Это снимки с места убийства в Гюрсе. Мадам Бентайо, бабушка Элоизы.
Дэвид взял несколько глянцевых снимков. Не слишком уверенно. Он должен был сейчас увидеть то, что увидела через окно бунгало Элоиза. То, что она не хотела, не могла рассказать: невыразимо страшное убийство ее бабушки.
Дэвид собрался с силами, потом посмотрел на самый большой снимок.
– Ох, Боже…
На фотографии было все место убийства целиком.
Тело мадам Бентайо лежало на полу кухни, и весь этот пол был залит ее кровью. Опознать женщину можно было только по одежде – и клетчатым шотландским шлепанцам; но лица, которое подтверждало бы личность, не осталось. Потому что голова у мадам Бентайо отсутствовала. И она, похоже, была не отрублена и не отрезана, а оторвана. Неровные края чудовищной раны, лоскуты и ленты кожи, нити вырванных вен – все выглядело так, словно кто-то начал отрезать голову, а потом просто с силой повернул ее и дернул, – то ли от злобной ярости, то ли от нетерпения… или от жажды крови. Дэвид постарался заглушить воображение… он не хотел представлять себе, как безумный террорист тянет голову живого человека до тех пор, пока не рвутся позвонки, мышцы…
И это было еще не все. Некто – наверное, Мигель… конечно же, Мигель… отрезал еще и руки: запястья старой женщины превратились в окровавленные обрубки, из них тоже свисали белые нитки вен и волокна мышц. Лужи крови, вытекшей из них, лежали на полу, как плоские красные перчатки.
А потом кисти оборванных рук были приколочены к двери. Несколько других фотоснимков показывали эти проткнутые ладони. Две отделенных от тела руки. Прибитые гвоздями. К двери кухни.
Эми закрыла лицо ладонями.