Текст книги "Приключения Родрика Рэндома"

Автор книги: Тобайас Джордж Смоллет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

Глава LIV

На рассвете я имею удовольствие лицезреть мисс Снэппер, которой до сей поры еще не видел. – Воин острит на мой счет. – Он оскорблен. – Разглагольствует о своей доблести. – Чопорная леди делает ему выговор. – Мы встревожены появлением разбойников. – Я выхожу из кареты и занимаю оборонительную позицию. – Они удаляются, не пытаясь напасть на нас. – Я преследую их. – Один из них выброшен из седла и захвачен нами. – Я возвращаюсь к карете. – Меня хвалит мисс Снэппер. – Поведение капитана. – Чопорная особа, не обращаясь ко мне, попрекает меня. – Я распекаю ее, прибегая к тому же способу. – Обижен обхождением со мной миссис Снэппер за завтраком. – Законник подшучивает над офицером, который прибегает к угрозе

Тем временем рассвело, каждый из нас разглядел лица своих спутников, и я имел счастье обнаружить, что моя дама не так безобразна и не такая уж калека, какой мне ее изобразили. Правда, ее голова имела некоторое сходство с топориком, острием коего служила ее физиономия, но у нее был довольно нежный цвет лица и очень живые глаза, большие и черные, и хотя выпяченная грудь – если рассматривать ее отдельно – казалось, и влекла ее к земле, но можно было без труда заметить соответствующую выпуклость на спине, удерживавшую ее тело в равновесии. В общем я нашел, что у меня есть основания поздравить себя, если мне суждено стать обладателем двадцати тысяч фунтов с такой женой в придачу.

Поэтому я начал измышлять самый надежный способ одержать победу и был так поглощен этими мыслями, что почти не замечал пассажиров кареты и молча обдумывал свой план. А тем временем разговор по-прежнему поддерживали предмет моих упований, сын Марса и адвокат, который успел оправиться и снова изъяснялся на языке юриспруденции.

Наконец завязался спор, закончившийся предложением биться об заклад и переданный мне на суд, но я был так глубоко погружен в размышления, что не слыхал ни этого обращения, ни вопросов, какие задавали мне все по очереди. Оскорбленный моим кажущимся презрением, воин зычным голосом изрек, что я либо глух, либо нем, а может быть, глухонемой, и вид у меня такой, словно я и гусю не сумею сказать «пш-ш-ш!» Пробужденный этим замечанием, я посмотрел на него и очень выразительно произнес: «пш-ш-ш!» Тут он грозно заломил набекрень шляпу и воскликнул:

– Чорт побери, сэр, что вы хотите этим сказать?

Ежели бы я собирался ему ответить – впрочем, такого намерения у меня не было, – меня опередила мисс, которая пояснила, что я только доказываю свою способность сказать гусю «пш-ш-ш!», и от души посмеялась моему лаконическому ответу. Ее объяснение и смех отнюдь не утишили гнева воина, и он разразился воинственными возгласами вроде: «Мне непонятна такая дерзость, будь я проклят! Будь проклята моя кровь! Я джентльмен и имею чин! Тысяча чертей! Есть люди, которые своею наглостью заслужили того, чтобы их дернули за нос!» Я полагал, стоит мне нахмуриться, и я положу конец сей ругани, ибо он столько говорил о своей доблести, что я давно уже причислил его к разряду ослов в львиной шкуре; но этот прием не оправдал моих ожиданий: он оскорбился, увидав мои сдвинутые брови, поклялся, что ему никакого дела нет до моего мрачного вида, и заявил, что не боится никого на свете. Мисс Снэппер выразила удовольствие по поводу того, что находится в обществе такого храбреца, который – в чем она не сомневается – защитил бы нас в пути от нападения разбойников.

– Будьте совершенно спокойны, мадам, – ответствовал офицер, – у меня есть пара пистолетов (вот они), я отнял их у кавалерийского офицера в битве при Деттингене, в них двойной заряд… Если какой бы то ни было разбойник в Англии вздумает ограбить вас – хотя бы отобрать одну булавку – то, пока я имею честь находиться вместе с вами… будь проклято мое сердце!

Покуда он выражал таким образом свои чувства, чопорная леди, до сей поры хранившая молчанье, раскрыла рот и сказала, что ее удивляет, как может мужчина проявлять такую грубость и доставать в присутствии леди подобное оружие.

– Проклятье, мадам! – вскричал вояка. – Если вас пугает один вид пистолета, то как же выдержите вы стрельбу, буде она начнется?

Если бы ей пришла в голову мысль, отвечала она ему, что он может оказаться таким неблаговоспитанным и прибегнуть в ее присутствии к огнестрельному оружию, то она немедленно вышла бы из кареты и отправилась пешком в ближайшую деревню, где позаботилась бы отыскать какое-нибудь средство передвижения. Не успел он ей ответить, как вмешалась моя дульцинея, заявившая, что отнюдь не была бы оскорблена, если бы джентльмен прибег для защиты к оружию, наоборот, она почитала бы себя счастливой, находясь в обществе мужчины, чья доблесть могла бы спасти ее от ограбления. Чопорная особа бросила презрительный взгляд на мисс и сказала, что люди, которым почти нечего терять, иной раз весьма заботятся о сохранении ничтожной суммы денег. Пожилая леди была обижена этим намеком и заметила, что человек должен быть хорошо осведомлен, прежде чем говорить пренебрежительно о благосостоянии других людей, иначе он обнаружит свою зависть и сделает себя посмешищем. Дочь заявила, что, раз речь идет о богатстве, то она ни с кем не намерена соперничать, и если леди, настаивающая на несопротивлении, обещает возместить нам все убытки, она первая будет убеждать капитана покориться в том случае, если на нас нападут. На это предложение, сколь ни было оно разумно, необщительная леди ответила только презрительным взглядом и мотнула головой.

Мне очень понравился смелый дух моей дамы, и я даже пожелал, чтобы представился случай доказать на ее глазах свою храбрость, полагая, что не премину расположить ее в свою пользу, как вдруг к дверце кареты подъехал Стрэп и в страхе сообщил нам, что какие-то два всадника пересекают поросшую вереском степь (к тому времени мы миновали Хаунслоу) и направляются прямо в нашу сторону.

Как только мы услышали эту весть, миссис Снэппер завизжала, ее дочь побледнела, другая леди вытащила свой кошелек, чтобы держать его наготове, а законник, у которого зуб на зуб не попадал, проговорил:

– Не беда… мы воз… будим дело про… тив графства и добьем… ся возмеще… ния убытков..

Капитан обнаружил явные признаки замешательства, а я, приказав кучеру остановиться, открыл дверцу, выскочил из кареты и предложил воину следовать за мной. Но, видя, что он медлит и растерялся, я взял его пистолеты, передал их Стрэпу, уже спешившемуся и дрожавшему всем телом, вскочил на его лошадь и, достав из кобур мои собственные пистолеты, на которые мог больше полагаться, взвел курки и повернулся лицом к разбойникам, успевшим за это время приблизиться к нам. Увидав меня в седле, готовым оказать сопротивление, и стоящего подле меня другого человека с оружием в руках, они приостановились для рекогносцировки, а затем, дважды объехав вокруг нас, – я поворачивался к ним лицом – ускакали галопом в ту сторону, откуда появились.

В это время к нам подошел с лошадью слуга какого-то джентльмена, и я предложил ему крону, если он вместе со мной примет участие в погоне. Как только он согласился, я вооружил его пистолетами офицера, и мы поскакали вслед за разбойниками; полагаясь на быстроту своих коней, они подождали, пока мы не оказались на расстоянии выстрела, пальнули в нас, и помчались во весь опор. Мы последовали за ними, поспевая, насколько хватало сил у наших лошадей, но так как они у нас были хуже, чем у них, наши усилия не привели бы ни к чему, если бы лошадь одного из разбойников не споткнулась и не выбросила его из седла; он перелетел через ее голову и, когда мы к нему подъехали, лежал без сознания и был захвачен нами, не оказав никакого сопротивления, тогда как его товарищ, помышляя о собственной безопасности, обратился в бегство, покинув друга в беде.

Мы едва успели завладеть его оружием и связать ему руки, как он очнулся и, увидав, в каком положении находится, прикинулся удивленным, пожелал узнать, по какому праву мы позволили себе такое обхождение с джентльменом, и имел наглость пригрозить нам судом за грабеж. В это время мы заметили Стрэпа, приближавшегося с толпой народа, вооруженного всевозможными видами оружия; в толпе находился фермер, который, увидав связанного нами грабителя, закричал вне себя от волнения:

– Вот он, этот разбойник, отобравший у меня час назад двадцать фунтов в парусиновом мешочке!

Его немедленно обыскали и в самом деле нашли упомянутый мешок с деньгами. Тогда мы сдали грабителя под охрану фермера, который повел его в город Хаунслоу, жителей которого он уже поднял на ноги. Наградив лакея, как было обещано, за труды, я вернулся со Стрэпом к карете, где капитан и законник с флаконами нюхательной соли и возбуждающих лекарств суетились около чопорной леди, которая, заслышав стрельбу, упала в обморок.

Когда я занял свое место, мисс Снэппер, следившая из окна кареты за всем происходящим, поздравила меня и выразила удовольствие, видя меня невредимым; ее мать также принесла благодарность за мои решительные действия, а юрист сказал, что парламентский акт дает мне право получить сорок фунтов вознаграждения за поимку разбойника. Воин, чья физиономия выражала некоторую растерянность, вызванную борьбой между наглостью и стыдом, заметил, что если бы я так чертовски не поторопился выскочить из кареты, он преспокойно задержал бы негодяев, не теряя времени зря и не поднимая такой суматохи, ибо у него был план, осуществлению которого помешали моя горячность и стремительность.

– Что до меня, – продолжал он, – то я в таких случаях всегда бываю совершенно хладнокровен.

– Это видно по тому, как вы дрожали, – сказала молодая леди.

– Смерть и проклятье! – вскричал он. – Мадам, защитой вам служит ваш пол! Если бы какой-нибудь мужчина осмелился сказать мне такие слова, я отправил бы его в преисподнюю, будь проклято мое сердце! Отправил бы сию же минуту!

При этом он устремил взгляд на меня и спросил, видел ли я, что он дрожал. Я, не колеблясь, ответил: – Да.

– Проклятье, сэр! – воскликнул он. – Вы сомневаетесь в моей храбрости?

Я отвечал:

– Весьма сомневаюсь.

Такое заявление привело его в полное замешательство. Он смущенно посмотрел на меня и, заикаясь, проговорил:

– О, прекрасно!.. Будь проклята моя кровь!.. Я выберу время…

Я подпер щеку языком, выражая ему свое презрение, и он почувствовал себя столь посрамленным, что до конца пути, кажется, не изрыгнул ни одного проклятья.

Чопорная леди, оправившись с помощью какого-то крепкого напитка, начала, ни к кому не обращаясь, монолог, в коем выражала свое недоумение, как это может человек, притязающий именоваться джентльменом, ставить в затруднительное положение почтенных особ и из-за каких-то жалких денег подвергать опасности их жизнь. Она удивлялась, как женщины не стыдятся восхвалять такую грубость, и поклялась, что отныне ноги ее не будет в почтовой карете, если есть возможность за любую цену нанять отдельную карету.

Уязвленный ее замечаниями, я прибег к тому же способу излагать свои мысли и в свою очередь выразил недоумение, как может здравомыслящая женщина быть столь неразумной и ждать, что люди, с ней не знакомые и ничем не связанные, покорно согласятся подвергнуться ограблению и оскорблениям только из желания потакать ее капризному нраву. Затем я подивился дерзости и неблагодарности, с какими она обвиняет в грубости человека, заслужившего ее одобрение и признательность, и поклялся, что, если ей когда-нибудь снова будет угрожать нападение, я оставлю ее на милость грабителя, чтобы она узнала цену моему заступничеству.

Эта почтенная особа не нашла нужным продолжать пререкания и вместе с оробевшим капитаном, казалось, переваривала нанесенную ей обиду, тогда как я вступил в разговор с моей прелестной дамой, которой угодил своими речами еще и потому, что она, судя по прежней моей молчаливости, составила себе совсем другое мнение о моем уме. У меня было бы не меньше оснований восхищаться живостью ее ума, будь она способна подчинять свое воображение рассудку, но она страдала такой словоохотливостью, что я устрашился ее непокорного языка и предчувствовал все ужасы неумолкаемой болтовни. Однако, подумав о радостях, сопутствующих обладанию двадцатью тысячами фунтов, я забыл о ее несовершенствах, не мешкая воспользовался благоприятным случаем и постарался завоевать ее расположение.

Заботливая мать строго надзирала за нею, и хотя не могла обойтись со мной неучтиво, однако то и дело ставила препоны нашей беседе, выговаривая дочери за то, что она так бойка с незнакомыми людьми, и советуя ей поменьше говорить и побольше думать. Лишенные возможности дать волю языку, мы изъяснялись взглядами; я убедился, что юная леди весьма красноречиво ведет такой разговор. Коротко говоря, у меня были основания полагать, что ей надоели поучения старой леди и мне без особого труда удастся лишить ее мать власти и утвердить свою.

Когда мы прибыли к придорожной таверне, где собирались завтракать, я вышел и помог выйти из кареты моей даме, а также ее матери, которая потребовала отдельную комнату, куда они удалились, чтобы откушать вдвоем. Когда они удалялись, я заметил, что мисс искривлена от природы сильней, чем я подозревал ранее, ибо она была изогнута на манер буквы S и ее походка весьма напоминала передвижение краба. Чопорная леди избрала своим сотрапезником капитана и также приказала подать завтрак на двоих в отдельную комнату, а законник и я, покинутые остальными спутниками, поневоле должны были довольствоваться обществом друг друга.

Я был очень опечален величавой холодностью миссис Снэппер, которая, по моему разумению, не отнеслась ко мне с благоволением, мною заслуженным, а мой сотрапезник заявил, что разъезжает вот уже двадцать лет и никогда еще не видел такого нарушения правил, установленных пассажирами почтовых карет. Что касается до почтенной леди, то мне оставалось непонятно ее внимание к капитану, и я осведомился у законника, знает ли он, какие качества воина вызвали ее восхищение. Юрист шутливо ответил:

– Должно быть, он известен этой леди как способный нотариус, составляющий передаточные записи, и она хочет, чтобы он определил бы для нее субституцию^{85}.

Я невольно посмеялся лукавому ответу законника, который развлекал меня за завтраком многочисленными шуточками такого же рода насчет наших дорожных спутников и между прочим выразил сожаление, что имущество молодой леди обременено такими закладными.

Покончив с едой и уплатив по счету, мы влезли в карету, заняли свои места и подкупили кучера, дав ему шесть пенсов, чтобы он отомстил за нас остальным пассажирам и заставил их поторопиться и прервать завтрак. Это поручение он выполнил к полному нашему удовлетворению, помешав их приятной трапезе своими назойливыми криками. Мать и дочь повиновались призыву первые и, подойдя к карете, должны были прибегнуть к помощи кучера, чтобы влезть в нее, ибо законник и я сговорились своим пренебрежительным отношением выразить наше неудовольствие.

Не успели они усесться, как прибежал капитан столь разгоряченный, словно его на протяжении десятка миль преследовал неприятель, а немедленно вслед за ним появилась и леди в несколько растрепанном виде. Он помог ей сесть в карету, после чего влез сам, бормоча проклятья, обращенные к кучеру, имевшему дерзость помешать им, а юрист в утешение ему сказал, что если он понес ущерб вследствие упрямства ответчицы, то на следующей остановке может представиться случай приступить к тяжбе. Это выражение оскорбило благородную леди, которая заявила, что, будь она мужчиной, она заставила бы его раскаяться в подобном бесстыдстве, и возблагодарила бога, что доселе ей еще не доводилось бывать в такой компании. При сих словах капитан счел необходимым оказать поддержку леди и пригрозил отрезать законнику уши, если он и впредь будет позволять себе такие вольности. Бедняга принес извинения, и воцарилось всеобщее молчание.

Глава LV

Я решаю снискать расположение матери, и случай мне благоприятствует – Чопорная леди находит своего супруга и покидает карету – Капитан обманут в своих надеждах на обед – Мы приезжаем в Бат – Я сопровождаю мисс Снэппер в Большой зал, где над ней пытается подшутить щеголь Нэш, но его насмешки обращаются против него – Я изъясняюсь ей в любви и встречаю отпор. – Провожаю ее на ассамблею, где имею счастье лицезреть мою дорогую Нарциссу, и прихожу в такое смятение, что мисс Снэппер, заметив мою растерянность, старательно доискивается причины ее – Она чувствует себя задетой и на обратном пути делает саркастические замечания – Меня встречает мисс Уильямс, ставшая горничной и наперсницей Нарциссы – Она сообщает о благоволении ко мне ее госпожи в ту пору, когда я находился на положении слуги, и описывает радость Нарциссы, увидевшей меня на ассамблее в обличье джентльмена – Я изумлен известием о замужестве ее тетки, уговариваюсь встретиться с мисс Уильямс на следующий день

Покуда это молчание длилось, гордыня моя и корысть вели жестокий спор из-за мисс Снэппер, причем первая изображала ее недостойной внимания, а вторая предлагала сосредоточить на ней все помыслы. Мое воображение противопоставляло все выгоды, сопутствующие такому браку, всем его невыгодам, и в конце концов я вынес решение в пользу первых и вознамерился со всею ловкостью, на какую был способен, привести мой план в исполнение. Мне показалось, что лицо ее выражает беспокойство, вызванное моим молчанием, которое она, несомненно, приписала моей досаде, возбужденной поведением ее матери; полагая, что старуха не преминет дать такое же объяснение моей немоте, я порешил держать себя с ней по-прежнему угрюмо и избрать какой-нибудь иной способ для выражения моих почтительных чувств к дочери.

Мне нетрудно было передать их взглядами, которые говорили о покорности и нежности, а она отвечала на них со всем сочувствием и одобрением, каких я только мог пожелать. Но затем я рассудил, что если не представится больше благоприятных случаев, содействующих моему успеху, все, до сей поры мною достигнутое, немногого стоит, а благоприятными случаями нельзя воспользоваться без разрешения матери. Посему я счел необходимым победить холодность и подозрительность старой леди своею почтительностью и услугами в пути, а тогда она, по всей вероятности, пригласит меня посетить ее в Бате, где, в чем я не сомневался, мне удастся поддерживать знакомство с нею в той мере, в какой это было необходимо для достижения моей цели. И счастливый случай помог мне услужить ей, так что она уже не могла, не нарушая правил вежливости, мешать моим замыслам.

Когда мы прибыли в гостиницу, где нам предстояло обедать, оказалось, что все имевшиеся там съестные припасы уже закуплены и предназначены для обеда некоего нобльмена, опередившего нас, и, вероятно, моей даме с ее матерью пришлось бы отобедать с герцогом Хамфри[84]84
  То есть голодать.^{108}


[Закрыть], если бы я не похлопотал ради них и не угостил хозяина гостиницы стаканом вина, дабы урезать пиршество его лордства на две курицы и кусок копченой грудинки, которые я и послал с приветом обеим леди. Они приняли мое угощение с величайшей признательностью, попросив, чтобы я удостоил их чести отобедать вместе с ними, и я столь успешно увеселял старую леди, соблюдая учтивость и сохраняя независимый и непринужденный вид, что она пожелала ближе познакомиться со мной и выразила надежду видеть меня в Бате, ежели я буду так любезен и навещу ее.

Пока я таким манером развлекался, чопорной леди посчастливилось встретиться с ее супругом, который оказался не кем иным, как джентльменом, или, иначе говоря, камердинером при том самом нобльмене, чья карета стояла у двери. Гордясь своим положением в знатном доме, она пожелала похвастать своим влиянием и представила мужу капитана как человека, весьма любезно обходившегося с ней в дороге, после чего тот был приглашен разделить с ними обед, а бедный законник, видя себя всеми покинутым, воззвал ко мне и, благодаря моему ходатайству, был допущен в нашу компанию. Когда мы утолили голод и посмеялись над благородной леди, учтивым капитаном и угодливым супругом, я доставил себе удовольствие уплатить незаметно по счету, после чего мои гости рассыпались в извинениях и выражениях благодарности, и мы по первому зову снова уселись в карету. Воину пришлось в конце концов удовлетвориться хлебом, сыром и пинтой бренди, чем он и подкрепился в карете, проклиная отсутствие аппетита у его лордства, приказавшего перенести обед на целый час позже.

Ничего примечательного не произошло до конца нашего путешествия, завершившегося на следующий день, после чего я проводил обеих леди в дом их родственницы, где они намеревались поселиться, а сам переночевал в гостинице и поутру снял для себя помещение.

Первую половину дня я провел, осматривая все достопримечательности Бата в обществе джентльмена, к которому Бентер дал мне рекомендательное письмо, а позднее навестил обеих леди и узнал, что мисс Снэппер слегка захворала после утомительного путешествия. Они предвидели, что им нужен будет знакомый мужчина, который эскортировал бы их во все общественные места, а потому я был принят весьма сердечно, и мать дала мне поручение проводить их на следующий день в Большой зал.

Едва мы вошли туда, как взоры всех присутствующих устремились в нашу сторону, и пока мы, чувствуя обращенные на нас взгляды, претерпевали пытку, началось перешептывание, сопровождавшееся, к величайшему моему стыду и смущению, презрительными улыбками и хихиканьем. Я не столько вел мою даму, сколько следовал за ней к тому месту, где она усадила свою мать и уселась сама, сохраняя изумительное спокойствие, несмотря на неприличное поведение всего общества, вызванное, казалось, желанием привести ее в замешательство.

Знаменитый Нэш^{86}, который обычно находится здесь в качестве церемониймейстера, подметил расположение духа собравшихся и почел своим долгом потворствовать их недоброжелательству и сделать мою даму мишенью своих острот. С этой целью, кланяясь со всяческими ужимками, он приблизился к нам, приветствовал мисс Снэппер в Бате и спросил ее во всеуслышание, не может ли она сказать ему, как звали собаку Товия^{87}. Я был столь взбешен его дерзостью, что, конечно, угостил бы его без всяких церемоний пинком, но молодая леди предупредила взрыв моего негодования, ответив с большою живостью:

– Ее кличка Нэш, и это был наглый пес.

Сия реплика, столь неожиданная и уместная, вызвала всеобщий хохот, и зачинщику нехватило всей присущей ему самоуверенности, чтобы устоять против насмешек: стараясь сохранить присутствие духа, он взял понюшку табаку, попробовал улыбнуться и, очутившись в самом нелепом положении, был принужден потихоньку удалиться. Между тем мою дульцинею превозносили до небес за острый ее ум, и самые блестящие представители обоего пола тотчас же начали добиваться знакомства с нею.

Это событие, чрезвычайно обрадовавшее меня сначала, не преминуло пробудить во мне тревогу, когда я, подумав, рассудил, что чем больше будут ее ласкать знатные особы, тем больше она возомнит о себе, а стало быть, препятствия на пути к моему успеху умножатся и возрастут.

Опасения мои оказались справедливыми. В тот же вечер я заметил, что она слегка опьянена воскуряемым ей фимиамом; хотя она по-прежнему оказывала мне особое внимание, я предвидел, что, как только станет известно о ее приданом, она будет окружена роем поклонников, и кто-нибудь из них, располагающий большими средствами, чем я, или более изощренный в искусстве лести и сплетен, может занять мое место, завоевав ее уважение, и найдет способ привлечь на свою сторону мать.

Поэтому я решил не терять времени и, получив приглашение провести с ними вечер, улучил минуту, невзирая на бдительность старой леди, чтобы объяснить мисс значение моих взглядов, обращенных на нее в карете, воздать должное ее уму и открыться ей в любви. Она зарделась, выслушав мое признание, и с благосклонной миной попрекнула меня за вольность, какую я себе позволил, напомнила, что мы не знаем друг друга, и выразила желание, чтобы наше знакомство не оборвалось вследствие моих несвоевременных галантных выходок. Пыл мой был значительно охлажден этим выговором, сделанным, однако, столь ласково, что я не видел причины обижаться, а появление матери вывело меня из затруднительного положения, которое становилось уже весьма тягостным. Не мог я также сохранять тот непринужденный вид, с каким пришел сюда. Моя дама вела себя сдержанно, разговор то и дело обрывался, и старая леди, познакомив со мной свою родственницу, хозяйку дома, предложила партию в вист.

Пока мы развлекались этой игрой, я узнал от старой леди, что завтра вечером состоится ассамблея, и попросил мисс удостоить меня чести танцовать с ней. Мисс Снэппер поблагодарила меня за любезное приглашение, сказала, что никогда не танцует, но выразила желание посмотреть общество, после чего я предложил свои услуги и получил согласие, очень довольный тем, что избавлен от необходимости с ней танцовать, ибо, вопреки моей просьбе, это было бы мне отнюдь не приятно.

После ужина мы продолжали игру, пока зевки матери, следовавшие один за другим, не предупредили меня, что пора удалиться; я распрощался, вернулся домой и очень порадовал Стрэпа рассказом о моих успехах.

На следующий день я нарядился в лучшее свое платье и, как было условлено, пошел пить чай к миссис Снэппер, где, к несказанному моему удовольствию, узнал, что зубная боль заставила ее улечься в постель, а мисс будет поручена моим заботам. Вечером мы отправились пораньше в бальный зал, где заняли удобные места, и не прошло четверти часа, как вошел джентльмен в зеленом кафтане, ведущий молодую леди, в которой я тотчас же признал очаровательную Нарциссу!

Силы небесные! Какой трепет охватил в это мгновение мою душу! Неизъяснимое волненье помрачило мой рассудок. Сердце колотилось с невероятной силой. Дымка заволокла мне глаза. В уши мои ворвался оглушительный шум. Задыхаясь, я замер и, короче говоря, в течение нескольких секунд пребывал в столбняке.

Когда улеглось первое смятенье, на меня хлынул рой сладких мечтаний. На память мне пришло все, что было нежного, чувствительного, привлекательного в натуре этого милого создания, а все мои достоинства представились мне в самом преувеличенном виде, чему способствовало мое самомнение, разжигая мои надежды.

Но этот порыв восторга длился недолго! Меня охватил страх, что судьба ее уже сложилась по-иному, и прельстительные мои мечты затуманились. Под влиянием грозных предчувствий я уже видел ее в объятиях какого-нибудь счастливого соперника и, следовательно, утраченной мною навеки. Я был уязвлен такой мыслью, и, полагая, что кавалер, который вел эту прелестную юную леди, был ее мужем, я воспылал к нему гневом и встал, уже намечая его жертвой моего мщения, но тут, к невыразимой моей радости, узнал в ее спутнике брата ее, охотника на лисиц. Благодетельно выведенный из заблуждения, я в упоении созерцал неотразимые прелести его сестры, которая увидела меня в толпе, и ее явное смущение послужило счастливым предзнаменованием для моей страстной любви.

Узнав меня, она вздрогнула, румянец мгновенно сбежал с ее атласных щек, а через секунду запылал еще ярче, заливая ее восхитительную шейку, в то время как прекрасная ее грудь вздымалась от волнения. Я ликовал, видя эти благоприятные признаки, ловил ее взоры и взглядом засвидетельствовал ей свое почтенье. Судя по благосклонному выражению лица, она отнеслась одобрительно к моему приветствию, а я был в таком восторге, что не раз готов был подойти и открыть ей трепет моего сердца, если бы глубочайшее уважение, какое я всегда испытывал в ее присутствии, не сдержало моего несвоевременного порыва.

Я весь был поглощен ею, а потому можно легко себе представить, как плохо развлекал мисс Снэппер, на которую не мог теперь смотреть, не делая сравнений, отнюдь для нее нелестных. И не в моей власти было хотя бы давать вразумительные ответы на вопросы, которые она мне время от времени задавала, так что она не могла не заметить моей рассеянности и, отличаясь наблюдательностью, проследила за моими взглядами и, увидав божественное создание, обнаружила причину моего смятения. Желая, однако, убедиться в правильности своих предположений, она начала расспрашивать меня о Нарциссе и, несмотря на все мои усилия скрыть свои чувства, угадала их по моему смущению. Тогда она приняла величественный вид и до самого конца бала хранила молчание. Во всякое другое время ее подозрения встревожили бы меня, но теперь любовь вознесла меня над всеми прочими соображениями.

Когда владычица моей души удалилась со своим братом, я проявил такое замешательство, что мисс Снэппер выразила желание вернуться домой; когда же я проводил ее до портшеза, она заявила, что питает ко мне слишком большое уважение, чтобы длить мою пытку. Я притворился, будто не понял намека, и, благополучно доставив ее до дому, откланялся, отправился восвояси в полном восторге и поведал обо всем происшедшем моему наперснику и верному слуге Стрэпу, который, однако, обрадовался гораздо меньше, чем я ожидал, и заметил, что птица в руках стоит двух в кустах.

– Но, впрочем, – добавил он, – вам лучше знать… вам лучше знать.

На следующий день, когда я направлялся в Галлерею минеральных вод в надежде увидеть мою прелестную поработительницу или услышать весть о ней, мне повстречалась какая-то леди, которая, пристально посмотрев на меня, вскричала:

– О боже! Мистер Рэндом!

Удивленный ее восклицанием, я вгляделся в лицо этой особы и тотчас же узнал бывшую мою возлюбленную и товарища по несчастью, мисс Уильямс.

Я был очень доволен, встретив эту бедную женщину в таком пристойном наряде, выразил радость, что вижу ее благоденствующей, и пожелал узнать, где я могу иметь удовольствие побеседовать с ней. Она так же искренно порадовалась явной перемене моей фортуны и поведала мне, что покуда еще не имеет жилища, которое могла бы по праву назвать своим, но готова ждать меня в любом месте, какое я пожелаю назначить. Узнав, что сейчас у нее есть свободное время, я проводил ее в свои комнаты, где после нежных приветствий она поведала мне о том, как ей посчастливилось поступить в услужение к молодой леди, которой ее порекомендовала бывшая ее хозяйка, ныне умершая, в чью семью она сама себя порекомендовала, прибегнув к простительному обману, задуманному ею в ту пору, когда она жила со мной на чердаке в Лондоне. Затем она выразила горячее желание ознакомиться с превратностями моей жизни и объяснила свое любопытство заботой о моей судьбе.

Я немедленно удовлетворил ее просьбу и, описывая мое положение в Сассексе, заметил, с какою жадностью она внимает моим словам. Она прервала меня, когда я покончил с этим периодом моей жизни, и воскликнула: «Боже милостивый! Может ли это быть!» – а потом стала умолять, чтобы я продолжал рассказ. По возможности я сократил мое повествование, ибо мне не терпелось узнать причину ее изумления, относительно которой у меня уже мелькнули любопытные догадки. Когда я закончил рассказ о своих приключениях, она казалась весьма растроганной перипетиями моей судьбы, с улыбкой высказала уверенность в том, что всем моим бедам пришел конец, и сообщила, что леди, у коей она находится в услужении, не кто иная, как прелестная Нарцисса, которая удостоила ее своего доверия и вследствие этого часто рассказывала с восторгом и уважением историю Джона Брауна, любила описывать его достоинства и не постеснялась признаться в нежном отклике на его пылкую страсть.