Текст книги "Лабиринт розы"

Автор книги: Титания Харди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Пораженная Люси вытаращила глаза на дам – одну, темноволосую, невозмутимо-изысканную, с безукоризненным маникюром, и другую, белокурую и жизнерадостно-веселую.

– Вы, как я вижу, удивлены, Люси? Какой бы я ни был замечательный, на такое продолжительное время мне не сосредоточиться – ваш случай занял около восьми часов, – поэтому я в строго определенные моменты поручаю своим «альтер эго» те нюансы, которые удаются им лучше, чем мне. Анжелика, например, безупречно накладывает микроскопические швы.

Анжелика, старшая из двух, белокурая версия Скарлетт О'Хары, подала Люси руку. Она заметила, что та любуется ее шикарным туалетом, и пояснила:

– Вам нравится мое платье? Все дело в том, что я просто обожаю ту эпоху. Меня сразу начинает одолевать ностальгия по дому.

– По дому?

– Ну да, Марди-Гра и все такое… Я сама родом из Нью-Орлеана.

Люси была очарована ее медовым голосом, сливавшим название города в один протяжный звук.

– Я здесь недавно и всего на год – по обмену, ради возможности поработать с мистером Аззизом. Он – один из величайших мастеров в нашей области и привносит нечто большее в свою деятельность, нечто «инакое». Поэтому я решила приехать и посмотреть собственными глазами. Как вы считаете, мистер Стаффорд? Ой, простите! Я хотела сказать, доктор Стаффорд!

В соседней группе их разговору с любопытством внимал старший администратор – сущее масло в руках Анжелики, – который тут же галантно поспешил ей на выручку:

– Ничего страшного, Анжелика! Только в Королевском хирургическом колледже могут прояснить загадку противостояния «мистеров» и «докторов». Я сам до сих пор ошибаюсь.

Алекс рассмеялся и кивнул в ответ на его слова: он и друзьям-то, до сих пор норовившим называть его «мистер», не мог растолковать их заблуждение, а не только озадаченной американской коллеге.

– Просто Алекс, Анжелика. А на ваш вопрос я, разумеется, отвечу «да»; я искренне уверен, что Аллах доволен, когда Амаль надевает халат и отправляется в операционную на очередное хирургическое сражение.

Люси не вполне уловила тон его высказывания, но Амаль широко улыбнулся:

– Не смейся над стариком, Стаффорд. Как бы то ни было, ты принадлежишь к христианскому миру, хотя сегодня кое-кто и пренебрегает библейским заветом почитать ближнего своего. Кстати, я пока не определился окончательно, верить ли в твое безбожие, поэтому останусь на прежних позициях и буду и впредь оказывать тебе уважение, как я охотно делал до сегодняшнего дня. В любом случае ты это заслужил. Во всех смыслах.

Затем Амаль снова обрушил все свое внимание на спутницу Алекса:

– Дорогая моя Люси, как все же чудесно, что мы видим вас сегодня здесь, среди нас, такую цветущую… Позвольте вашу шаль, она вам пока не понадобится: от обогревателей жара, как в летний вечер. А позже видно будет.

– Благодарю.

Интуитивно Люси поняла, что Амаль хочет помочь ей преодолеть преграду между доктором и пациенткой, но не смогла до конца побороть застенчивость. Она сняла палантин и отдала хирургу, а тот повесил его на спинку стула.

Алекс и высокая Зарина тем временем начали обсуждать что-то заумное, словно вернувшись к не оконченной прежде теме. Люси было приятно, что Алекс пытается исподволь втянуть ее в беседу; некоторое время она изображала заинтересованность и улыбалась, отвечая на заданные ей вопросы, но ощущала в себе неожиданную робость и обособленность от остальных. Перед ее глазами разыгрывалась интермедия неуловимых людских взаимоотношений, и, наблюдая за ней, Люси чувствовала, что земля буквально уходит из-под ног.

Ей подумалось, что вся их жизнь выражена в этой изысканной болтовне – химерическом покрове любых человеческих поступков. Не так отлично от телевизионного мира, но с другими участниками. Вернется ли она когда-нибудь к работе? Эта мысль упорно не покидала Люси даже сейчас, вдали от берега, в новой оживленной компании. Ладно, по крайней мере, благодаря этим людям она по-прежнему живет на свете.

– Люси, – услышала она чей-то голос, – вы хорошо знаете реку?

К ней обращался Кортни Денем со своим мелодичным тринидадским акцентом. Он стоял тут же вместе с женой, прислушиваясь к разговору, и сразу заметил, что Люси стало неуютно. Он потрясающе смотрелся в костюме Отелло.

– Здравствуйте. – Люси обрадовалась проявленному им вниманию и с облегчением отошла от Алекса в сторонку. – Нет, не слишком хорошо. – Она не знала, как обращаться к Денему вне больницы, поскольку по-прежнему приходила к нему на прием каждую неделю. – Хотя следовало бы. Я живу здесь уже довольно давно. Вроде бы в этом самом месте проходят состязания гребцов Оксфорда и Кембриджа?

– Совсем неплохо для колонистки. Верно: от моста в Хаммерсмите, под которым мы недавно проплывали, мимо Эйота в Чизвике вверх по течению.

Он неожиданно прервался, чтобы представить Люси свою Дездемону – женщину с полноватыми и соблазнительными формами, одного роста с супругом:

– Кэтрин, моя жена.

Она широко улыбнулась и заметила:

– Кортни говорил мне о вас, Люси.

– Мы живем вон за теми деревьями, в окрестностях Кастелнау в Барнсе, – показывал доктор. – А совсем скоро уже будет Мортлейк.

Все трое болтали без всяких церемоний. Если Люси и озаботилась на мгновение тем, что, возможно, нарушила формальные границы в общении с супругами, то тут же решила, что в этом нет ничего зазорного. Она внимательно следила за указующим перстом Кортни, обращавшего ее внимание на красоты пейзажа, и вдруг комментарий доктора прервался из-за неожиданного крена судна. Все еле удержались на ногах, а ведерко с шампанским и бокалы слетели со столиков на палубу. Яхта резко развернулась по направлению к берегу, нырнув носом оттого, что двигатели тут же дали задний ход. Клаксон три раза предупредительно прогудел, заставив Люси подскочить от неожиданности, и все собравшиеся на палубе с любопытством повернулись, чтобы взглянуть на причину беспорядка.

От зрелища, открывшегося отдыхающим с верхней палубы, все затихли. Из-под носа яхты появилась барка. Люси даже трудно было представить, что лодка может быть такой красивой – безупречная до последней детали, элегантная, ало-золотая. При виде ее три грации не могли сдержать восхищенных вздохов и восклицаний.

Даже в янтарных проблесках сумерек Люси с необыкновенной ясностью разглядела пассажиров лодки. Вдоль лееров по обоим бортам выстроились горнисты; гребцы изо всех сил налегали на весла, чтобы их судно не находилось в кильватере возвышавшейся над ними прогулочной яхты. Под балдахином, шитым золотом, теснилась группка людей в нарядах вельмож. Один, выделявшийся из небольшой компании, поражал особым великолепием костюма; рядом с ним стоял человек в темной мантии и с массивным крестом на цепи.

Кино снимают, подсказало Люси профессиональное чутье, но декорация была воистину изумительной. Смета проекта, должно быть, превышала даже дорогостоящие голливудские постановки. Но почему эта барка здесь, на Темзе, да еще в Хеллоуин? Неужели итальянский посол решил устроить для себя личный венецианский карнавал? Или это развлекаются какие-нибудь юные знаменитости? Но Люси никого не узнавала среди костюмированного сборища. А лодка плыла себе дальше по реке под взглядами почти двух сотен пар глаз, и люди в ней оставались в блаженном неведении относительно переполоха, вызванного их бесцеремонным пересечением с курсом другого судна.

«Можете быть уверены, большинство наших медицинских собратьев скоро так наклюкаются, что с трудом вспомнят, какой сегодня день недели. Похмелье – это же уважительная причина!» Люси услышала, как острит где-то неподалеку по этому поводу Алекс, и сама хихикнула, а потом неожиданно вздрогнула. Что же все-таки она видела?

Двери танцевального салона внизу распахнулись, и кое-кто из его обитателей ринулся на верхнюю палубу, чтобы разузнать, в чем дело. Шум возрос стократно – по крайней мере, в восприятии Люси. Но, перекрывая все прочие звуки, по реке разнесся пронзительный трубный клич – это герольды дунули в горны на незначительном расстоянии от Люси.

– У этих тоже хеллоуин-вечеринка, – произнес рядом с ней манерный мужской голос с южноафриканским акцентом.

– Вряд ли, слишком уж прилизанно. По-киношному, – ответил его спутник.

– Это опера, милый. Сесила Б. [41]41
  «Безумный Сесил Б.» – комедия Джона Уотерса (2000). Главный герой, режиссер Сесил Б., гений авангардного искусства, бросает вызов всем канонам коммерческого кинематографа.


[Закрыть]там не наблюдается. Хотелось бы и мне к ним. Какие божественные костюмы! Ты только приглядись к этому пышному красавцу с плащом через плечо. Рисковый, как лорд Байрон. Спорим, что такой не скучает без внимания!

– Да уж, они нас перещеголяли, – откликнулся тот.

– Пойдем съедим по бутербродику. О-о, душечка, у тебя потрясающее платье, – проходя мимо, склонился к Люси первый, и парочка устремилась прочь.

Люси не обратила никакого внимания на их реплики и так же не заметила, что сзади нее прошел Алекс; все ее внимание было сосредоточено на людях в барке. Они, в свою очередь, тоже смотрели в ее сторону – ей почудилось, что прямо на нее: лица и взгляды их всех были обращены к Люси на яхте. Темноволосый человек в бархатном облачении не отрывал от нее магнетических глаз, словно давний пропавший друг. Целую вечность, длившуюся секунды, они не могли разъединиться, освободиться от наваждения.

Великолепная барка меж тем подошла почти вплотную к планширу яхты, и человек что-то произнес с сильным акцентом. До Люси донеслась экзотическая мешанина запахов: роза и лайм, разбавленные кошачьими, канализационными и кухонными ароматами. Непонятно… Слова незнакомца отдались в ней мощным ударом колокола: «Sator Arepo Tenet Opera Rotas». Они прозвучали в ее сознании так отчетливо, словно сам он стоял рядом с ней.

«Сцилла» разминулась с баркой, покачиваясь на крупной ряби, быстро вынесшей ее на простор Темзы. Сначала между их бортами возникло турбулентное завихрение, а затем волны прилива окончательно разлучили оба судна. Барка обрела устойчивость и направилась, как показалось Люси, к ступеням, поднимавшимся от реки к садику. По соседству с ним располагалось несколько домов; едва различимая в сгущающихся сумерках улочка уводила от берега к церковке.

Сердце Люси, что называется, упало: мир вокруг будто лишился звуков, как бывает, когда с головой уходишь под воду и эхо страха заполняет все пространство. Гости на яхте теперь казались ей ненастоящими, хотя Люси ощущала тепло от близкого присутствия Алекса.

Ей было ясно видно то, что происходило на берегу. Через сад к реке спешил высокий бородач в чем-то вроде университетской мантии, за ним – еще люди. Пассажиры барки тем временем стали высаживаться на ступени причала. Снова раздался трубный клич, но теперь не чистый и звонкий, а резкий, словно от надтреснутого колокола. Что за удивительная свита, и забавное же сборище! Все его участники были облачены в превосходные костюмы под старину, трубачи щеголяли алыми одеждами, а «профессор» в мантии низко поклонился царственному предводителю процессии, прибывшей по воде. Иностранец – возможно, монах, хотя и в несообразно пышном одеянии, – с которым Люси встретилась взглядом, вышел из лодки; за ним последовали несколько нарядно одетых вельмож и прочие менее значительные сопровождающие. Все они на миг повернулись к яхте, послав Люси сдержанное приветствие, и затем двинулись прочь по садовой лужайке в ускользающем вечернем свете.

Всеобщее молчание на яхте понемногу нарушили отдельные реплики, высказанные вслед необычайному зрелищу.

– Кто-то устроил шикарный маскарад, – предположил один.

– Просто сногсшибательно! Представляю, как этот кто-то набегался, чтобы такое организовать, – откликнулся другой.

Еще один произнес нервно:

– А по мне, так в этом есть что-то зловещее. Подглядывали за нами, будто шпионы какие.

Шум усилился и снова утих, как только танцующие вернулись в салон, сначала открыв, а затем притворив за собой двери. Яхта достигла конечного пункта своего путешествия, там развернулась и устремилась теперь вниз по течению. Люси была молчалива, и Кэтрин Денем тоже о чем-то задумалась, склонив голову набок. Они дружелюбно переглянулись, но ни одна не произнесла ни слова.

– Такое впечатление, будто они явились сюда прямо из дворца Хэмптон-Корт, [42]42
  Хэмптон-Корт – дворцовый комплекс на берегу Темзы, в шестнадцати километрах к юго-востоку от Лондона, бывшая резиденция британских королей.


[Закрыть] – прервала Анжелика глубокие размышления Зарины. Она радовалась, как ребенок, допущенный к некой торжественной церемонии. – Через брешь во времени, соединившую мир мертвых и мир живых.

– Киностудия «Туикнем», больше некому, – безапелляционно возразила ее коллега.

– Но они точно из Оксфорда, – произнесла Люси, ни к кому не обращаясь.

Алекс и Амаль только что отделались от своей группы и теперь стояли по бокам Люси, а она, подавшись вперед, все не могла оторваться от леера и вглядывалась через потемневшую водную гладь в береговую линию, отыскивая там следы ало-золотой барки и каменного схода, на который высадилась странная компания.

Алекс тоже осматривал всех и вся, повторяя про себя странные слова, прочитанные им вместе с Саймоном две недели назад: «Sator Arepo…» От его мягкой ладони, которой он коснулся спины Люси, исходило тепло, но, почувствовав, что девушка дрожит, он проворно подхватил шаль и укутал ею плечи Люси.

– «Строку к строке перо кладет», [43]43
  Стихи Омара Хайяма в переводе Д. Чурсинова:
«Строку к строке перо кладет,И вспять его не повернетНи ум, ни вера. И слезаТвоя ни слова не сотрет».

[Закрыть] – тихо заметил Алекс, а погруженный в созерцание реки Амаль только кивнул.

Все замолчали. Яхта уже миновала плес Мортлейк, а они по-прежнему предавались каждый собственным думам. Показался шпиль церкви Святой Марии и сам Мортлейк за чередой прибрежных хибарок, но под густым покровом темноты уже невозможно было различить еще недавно отчетливо видимые строения. С яхты просматривались пакгаузы, паб, нарядный георгианский особняк, но великолепную барку, ступени и людей на них поглотила ночь.

15 июня 1583 года, Мортлейк

Парадная королевская барка преодолевает прибывающую воду прилива на Темзе и направляется к береговому сходу на плесе Мортлейк. На миг она сильно кренится от ряби, вызванной встреченным незнакомым кораблем, и ее пассажиры недовольно восклицают и вскрикивают. Им чудится, что в июньский день ворвались осенние ветра. На Темзе всегда очень оживленно, но простые смертные обязаны уступать дорогу судам ее величества.

Синьор Бруно успокаивает попутчиков: «Она не из смертных. Она проникла сюда из царства мертвых. Богиня. Ангел света. Лунина, [44]44
  Луцина – прозвище Юноны, богини света и рождения.


[Закрыть]светоносная». Он говорит по-английски с сильным итальянским акцентом, что придает его речи преувеличенную четкость. Кто-то уже торопится навстречу барке, и синьор Бруно делает ему знак рукой.

На берегу появляется высокий человек, стройный и красивый. У него открытое лицо с заостренной бородкой, он облачен в светлую накидку со свободно свисающими рукавами, какую обыкновенно носят живописцы. За ним сбегаются его жена, слуги и целый выводок детишек; видно, как они несутся по саду, среди домов и надворных построек, торопясь к причальному сходу. Человек, очевидно, надеется, что барка сделает здесь остановку, совершая обратный путь из Оксфорда в Лондон. Королевские герольды, дуя в рожки, возвещают прибытие его королевского высочества лорда Альберта Ласки, паладина Шираза, вместе с его харизматичным другом и учеником, царедворцем сэром Филипом Сидни, и прочими их товарищами. Надежды человека на берегу оправдались.

В последние дни Джон Ди нетерпеливо следит за развернувшимися в Оксфорде обширными дебатами. Кажется, будто сама река несет слухи о них вниз по течению. Доктору Ди чрезвычайно любопытно встретиться с печально известным итальянским монахом Джордано Бруно, повергшим университет в подлинное смятение. Итальянец выставил на всеобщее обсуждение ряд своих научных и философских идей, которые, по мнению Ди, находятся за пределами понимания – а значит, и одобрения – консервативных университетских старейшин, за что Бруно обозвал их всех педантами. Они, в свою очередь, нарекли гостя шарлатаном, но одновременно против него были выдвинуты и более суровые обвинения – в ереси и богохульстве. Он поделился своими воззрениями на бессмертие души и на учение о ее реинкарнации, а еще рассказывал о других солнечных системах и солнцах, коих множество и кои есть самостоятельные источники света, тогда как планеты суть только его отражение. Теория Коперника гелиоцентрична: Солнце есть средоточие мира; Бруно же говорит о теоцентрической вселенной, средоточие которой – Бог.

Ди очень увлекли эти идеи – потребность находить Бога в окружающей природе, в свете солнца, в красоте пробивающихся из-под земли растений. «Мы сами, – недавно говорил он друзьям, – и все, что мы называем нашей собственностью, приходит, затем исчезает и вновь возвращается». Впечатляющее предположение, спорное и, пожалуй, немного необычное. Но как бы там ни было, Ди пришел к заключению, что научная деятельность Бруно пролегает в ближайшем соседстве с его собственными изысканиями, которые он хотел бы углублять и впредь.

– Сиятельный принц, ваше посещение делает мне честь, за которую я должен славить Господа. – Ди приветствует облаченного в бархат человека глубоким изящным поклоном. – Лорды и джентльмены, я приглашаю вас посетить мое жилище и библиотеку.

Последние слова более всего обращены к молодому придворному, который учтиво кланяется в ответ, а затем пожимает хозяину, своему давнему наставнику, обе руки в знак сердечной дружбы. Они отворачиваются к реке и некоторое время смотрят на водную гладь.

Доктор Ди исподволь изучает невысокого смуглого неаполитанца. Безразличный к требованиям этикета, тот, не отрывая взгляда от реки, простодушно спрашивает у Ди:

– Вы видели ее? Ту темноволосую красавицу?

Старец неторопливо, задумчиво кивает, обозревая ширь реки, где вдали постепенно пропадает из виду ярко освещенное судно, предупредившее своим появлением прибытие его друзей. Корабль-призрак, решает Ди. Он снова оборачивается к гостю и схватывает его за руку.

– Синьор Бруно, это необыкновенное видение. Но иногда бесы могут соблазнять нас в образе светлых духов.

Синьор Бруно остается неколебим:

– Она хоть и темна с виду, но суть у нее наисветлейшая. Кетер на каббалистическом древе указывает нам, что светлое начало управляет нашими помыслами и деяниями. Разве вы не слышали ее? Она – бриз, колеблющий струны Аполлоновой лютни. Когда любовь заговорит в полный голос, она примирит всех богов, а уж они попросят небо благословить их согласие. Sator Arepo Tenet Opera Rotas.

– Бог держит в своих руках все мироздание, – по-английски завершает его мысль Ди. – И как необычен, сложен и чудесен этот мир!

Они поворачиваются и вместе догоняют остальных, которые через лужайку уже направляются к дому.

– И все же она божественна, – шепчет Бруно, еще раз оглянувшись на исчезающее вдали видение.

12

Вернувшись на пирс, Алекс заботливо приобнял Люси за плечи – она уже успела накинуть свой жакет-рококо с золотой каймой – и сразу повел к машине. Он не мог простить себе то, что подверг ее риску, не выждав достаточно времени после операции. Выписавшись из больницы, Люси не обнаруживала никаких болезненных отклонений и вообще была образцовой пациенткой, выздоравливающей точно по расписанию. Но сегодня вечером она вдруг странно притихла: что-то совершенно вымотало ее во время прогулки. Больше всего Алекс боялся, как бы Люси не простудилась: кожа у нее была прохладная; если ею тотчас же не заняться, последствия могли оказаться катастрофическими. Поэтому врач немедленно потеснил в нем мужчину, и доктор Стаффорд повез пациентку прямо в больницу Бромптона. Отняв руку от руля, он быстро стиснул, затем потер ее холодные пальцы, что могло обозначать и заботу, и осмотр, и привязанность. Люси решила, что жест Алекса можно было бы счесть почти романтичным, если бы не откровенное выражение испуга на его лице.

Они вошли в больницу через боковые двери, и Люси утешилась хотя бы тем, что он просто повел ее в лифт, не усадив для начала в кресло-каталку. Отыскав свободную палату, Алекс подключил Люси к кардиографу и только тогда обрел свойственную ему непоколебимость. Он спокойно раздавал инструкции, а пара врачей-практикантов с изумлением наблюдала, как доктор Стаффорд вдруг оставил свою привычную роль иммунолога и решил тряхнуть стариной в образе всезнающего ординатора. Но Алекс никому и ни за что не доверил бы Люси.

– Неужели я и вправду на пороге смерти? – спросила Люси, ошеломленная тем, какой переполох поднялся из-за нее, и попыталась сгладить драматичность ситуации: – Мне казалось, что сегодня вечером она препоручила меня вам – там, на пирсе.

Стараясь говорить игриво, она и в самом деле волновалась куда меньше, чем сам Алекс, но интуитивно почувствовала, что ее надежды на возможное сближение с ним исчезают точно так же, как с его лица исчезло шутливое выражение, едва он удостоверился, что ее знобит.

– Я, конечно же, слишком раздуваю трагические эпизоды нашей комедии, – попытался сострить Алекс. – Но я по натуре человек осторожный и прошу за это на меня не обижаться.

– Наверное, слышать такое очень лестно, – попыталась поддразнить его Люси, но Алекс не мог сейчас думать ни о чем, кроме текущей задачи, и остался глух к ироническим ноткам в ее голосе, которые любой другой расценил бы как заигрывание.

Амаль, которому надоели обращенные к нему смешки вездесущих «скелетов», вскоре тоже явился в больницу, несмотря на увещевания Алекса не портить себе остаток вечера.

– Неужели нам удастся отвлечь тебя от твоей любимой иммунологии и залучить обратно? – Он с улыбкой наблюдал, как Алекс сам измеряет Люси давление и полностью распоряжается ситуацией. – Мне кажется, ты перестраховываешься, но я нарочно пришел, чтобы убедиться, что мое компетентное мнение и интуиция в ладу между собой. Ужин у меня уже заказан, но вполне может подождать полчасика.

Вид у Люси был виноватый: этого бы ей совсем не хотелось. Тем временем датчик щелкнул и вывел на монитор показатели. Амаль одобрительно захмыкал, хотя и согласился с Алексом, что его пациентка выглядит слегка изнуренной, а температура ее тела ниже нормы.

– Однако повода для волнений нет и взяться им неоткуда. Об ангиограмме даже речи не идет. Сердце сильное, бьется отменно. Нервные окончания, разумеется, пока не прижились, но сам орган здоров. Тем не менее, Люси, вы что-то бледны, а по вашим глазам я вижу, что сегодня вечером вы словно чего-то испугались. Поэтому я вынужден согласиться с моим коллегой. – Он с хитроватой улыбкой посмотрел через плечо на Алекса и добавил, успокоительно улыбнувшись ей: – Наверное, придется оставить вас здесь хотя бы до завтра, а там посмотрим. Доктор Стаффорд, под мою ответственность.

Алекс был благодарен Амалю за то, что тот взял ситуацию под личный контроль. Когда он отошел на минутку, чтобы позвонить Грейс и предупредить, что ее соседка остается ночевать в больнице, Люси выразила хирургу свое разочарование с видом ребенка, чьи надежды рухнули прямо на именинах.

– Таким способом он хочет показать, что вы ему небезразличны. – Аззиз искренне пытался утешить Люси, лучше ее самой разбираясь в развитии ее чувств. – Думаю, он заблуждается относительно предосторожностей – вы, скорее всего, просто немного переохладились на яхте. Наверное, можно было бы обойтись горячей ванной и после нее сразу лечь в постель, но никогда не помешает выполнять то, что предписано. Ведь прошло всего чуть больше полутора месяцев после операции.

Люси покорно кивнула:

– Да, такой неуклюжий уход с вечеринки как раз в моем стиле. Можно даже сказать, что это привычка, которую я выпестовала за целую жизнь.

И она подавленно взглянула на хирурга. Амаль склонился к ней и посмотрел на нее поверх очков:

– Вам незачем торопиться. Надо просто свыкнуться с мыслью, что время теперь на вашей стороне. И сторона эта – со знаком «плюс». Ваш пульс и артериальное давление в норме, вы даже слишком здоровы, чтобы оставаться здесь. Я очень доволен ходом вашего выздоровления. Совсем скоро вам сделают плановые биопсию и «эхо», а ближе к Рождеству соберем мини-МОТ, [45]45
  MOT (mobile observation team) – врачебный консилиум.


[Закрыть]а это очень обнадеживающий знак. Нынешний маленький инцидент, по моему мнению, не имеет ничего общего с отторжением – и Алексу это известно лучше, чем кому бы то ни было. У него на такие вещи особенное чутье.

Когда обладатель особенного чутья вернулся, Амаль счел уместным напомнить им обоим, что у него для ужина зарезервирован столик, за которым его дожидается приятная компания из двух человек.

– Я вполне доволен ЭКГ, Алекс, «эхо» делать не стоит. Обойдемся антибиотиком, а завтра утром отпустим ее. К этому времени она успеет проголодаться. – Он плутовато улыбнулся: – Своеобразная была вечеринка, не правда ли?

Уже в дверях Аззиз обернулся и обронил Алексу:

– «И вспять его не повернет». [46]46
  См. прим. 43.


[Закрыть]

Алекс и без предупреждения понял, что не следует больше упоминать о странном происшествии на реке, хотя услышанная фраза до сих пор стояла у него в ушах. Она сразу напомнила ему про необычный антивирус, поставленный Уиллом на свой ноутбук. Отныне все происходившее вокруг Алекса, казалось, содержало в себе отголоски и напоминания о загадочном квадрате «Sator», и он снова вспомнил о письме брата – о беспрерывной реке мыслей – в свете сегодняшней прогулки по вечерней Темзе. Алекс понимал, что ни Амаль, ни Люси не согласятся признать существование сугубо рационального объяснения происшедшему. Он проводил уходящего Аззиза задумчивым взглядом, затем снова повернулся к Люси.

Неземная богиня уступила место хрупкому созданию в больничном халате, и Алексу пришлось временно взять на себя обязанности кастелянши и повесить изумительное произведение швейного искусства на подбитые ватой «плечики», которые он захватил с собой на обратном пути нарочно для этой цели. Люси казалась измученной, но ее прояснившееся лицо сияло. «По мудрости она сравнится с самой Афиной, – подумал он, – но так же ранима, как Флоренс Домби или Кэтрин Морланд: [47]47
  Флоренс Домби – героиня романа Ч. Диккенса «Домби и сын», Кэтрин Морланд – героиня романа Д. Остин «Нортенгерское аббатство».


[Закрыть]тоже брошена в большой свет без родительской опеки. Момент явно не подходящий, чтобы оставлять ее здесь одну».

– Мне нужно закончить кое-какие записи по осмотрам. Вас не потревожит, если я присяду вот здесь и займусь ими? – Он указал на стул возле ее кровати. – Мне хотелось бы самому немного понаблюдать за вами.

Люси отважилась выразить улыбкой свое недоумение.

– Не то чтобы я не доверял стажерам, – пояснил Алекс, – хотя некоторые из них уже больше тридцати часов на ногах. Но так меня не будет мучить чувство, что я где-то что-то упустил.

Впервые за этот час Люси внешне успокоилась и кивнула, не полагаясь на тон своего голоса. Алекс вгляделся в ее лицо и, увидев в нем то, что искал, улыбнулся в ответ.

– И все же вы должны попытаться уснуть, Люси, – не позволяйте мне мешать вам в этом.

Она, как послушная девочка, немедленно закрыла глаза и погрузилась в сон, который в мгновение ока опустился на нее – сначала населенный нарядными вельможами из той великолепной барки, а затем плавно перешедший в пронизанное холодом видение. Бедно одетый человек стоял на коленях перед креслом, на котором восседал некий богач в роскошной тяжелой красной мантии с парчовой отделкой. Человек, стоящий на коленях, на первый взгляд не внушал доверия; Люси разглядела, что он тщедушен и угрюм, а вся его одежда состоит из грубой шерстяной рубахи, вероятно раньше служившей монашеской рясой. Она понимала, что богач сейчас произнесет ему свой приговор, но коленопреклоненного человека это почему-то совершенно не заботило, и он не обращал на своего судию никакого внимания. Жмурясь на блеклый зимний дневной свет, он искоса поглядывал на мост, видный в узкие прорези окон помещения, в котором они оба находились, и вдруг она услышала его голос, обращенный к ней: «Это Понте Сант-Анджело, Луцина». Человек проник взглядом в самую ее душу, так же как ранее этим вечером. Она попыталась улыбкой приободрить его – это был тот самый человек с барки, монах. «На этом мосту, – бесстрастно пояснил он, – Беатриче Ченчи, двадцати пяти лет от роду, была обезглавлена за убийство собственного отца, совершенное ею после того, как он неоднократно ее изнасиловал. Ее старшему брату также выпустили кишки и четвертовали здесь же за год до ее казни. Его святейшество пожелал на их примере дать урок всем нечестивым семействам».

Люси совершенно растерялась, не зная, что ответить на его слова, но затем увидела, что человек уже отвернулся от нее и от окна, снова обратив взор на богача в красном. Он заговорил голосом таким же звучным, что и этим вечером на реке: «Церковь осквернена, ваша светлость. Она утратила связь с истинным учением апостолов. Они убеждали людей проповедями и собственным благочестивым примером. А ныне те, кто не желает быть католиком, вынуждены претерпевать страдания. Теперь не любовь, а сила призвана приводить сомневающихся к "истине"».

Он неспешно отвернулся от человека, от которого зависела его бренная участь, и снова воззрился на светлое видение Люси. Именно к ней он обращался, словно одержимый, беседующий с ангелами: «Верь, Лунина, человеческая душа – единственное сущее божество. Но как же нам чествовать ее?»

Собеседник – Люси решила, что это, вероятно, кардинал, – что-то неразборчиво внушал коленопреклоненному человеку, будто уверяя его, что тот – сам себе злая участь, узилище, от которого он добровольно выкинул ключи. Затем голос человека в красном возвысился настолько, что Люси ясно услышала, как тот обратился к надзирателям: «Передайте его городским властям, и пусть они совершат над ним, что надлежит; но проследите, чтобы его казнили по возможности милосердно – без пролития крови».

Люси увидела, что монах все это время стоял на коленях не по своей воле; теперь он поднялся и выпрямился во весь свой скромный рост. «Вы гораздо больше боитесь произнести этот приговор, чем я – его услышать», – вымолвил он совершенно ровным голосом, лишенным всякого страха или гнева. Все примолкли, услышав его слова.

Бестелесная, лишенная всяких физических сил, Люси наблюдала за развернувшейся перед ней драмой. Словно зачарованная, слушала она стук башмаков по каменному полу, смотрела на морозное дыхание участников мистерии, сама ощущала холод, хотя ее расслабленная земная оболочка в этот момент находилась очень далеко. Люси едва пошевелилась в постели и сквозь дрему ощутила прикрепленные к ее груди датчики, увидела призрак ангела, сидящего подле с поникшей головой, а затем сомкнула тяжелые веки и окончательно погрузилась в сон.

* * *

Когда она проснулась, стояло солнечное утро. Люси чувствовала себя легче перышка, и ее сердце отстукивало музыкальный ритм, вторя ее новым впечатлениям. На стуле у постели никто не сидел, зато там лежала ее дорожная сумка – вероятно, Грейс удружила. На тумбочке Люси обнаружила миниатюрный букетик крошечных пунцовых розочек и записку, написанную перьевой ручкой: