Текст книги "Лабиринт розы"

Автор книги: Титания Харди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

14

За день в голове у Саймона родилась уйма всяких соображений, и он, поскорее отделавшись от другой парочки, нагнал Алекса и Люси у машины. Его эклектический ум обладал способностью выбирать факты из множества источников и прослеживать между ними связь – черта, роднившая его с Уиллом и отчасти объяснявшая их дружбу. Находясь под влиянием своих наблюдений, Саймон, с риском разозлить Купидона, жаждал поделиться ими с Алексом. Он предложил отыскать какой-нибудь уютный уголок и выпить кофе, но Алексу хотелось скорей доставить Люси домой, в тепло. В последние полчаса она выказывала признаки утомления, и ничто не должно было испортить ей впечатления от такого удачного дня. Именно чуткость – возможно, не слишком нужная или даже не вполне осознаваемая той, которой предназначалась, – побудила его предложить Саймону встретиться попозже в Челси, после того как он подбросит Люси до ее квартиры на другом берегу.

– Я все равно на вызовах в Бромптоне, поэтому лучше мне быть где-нибудь поблизости.

Люси, обычно нетребовательная из-за того, что в детстве никто и не думал считаться с ее пожеланиями, на этот раз проявила несвойственное ей упрямство. Хотя ее мнения действительно не спрашивали, она впервые начала открыто отстаивать его, споря с Алексом. Пусть они и познакомились благодаря состоянию ее здоровья, но это внезапно стало ей докучать.

– Алекс, сегодня такой приятный день, и я ничуть не устала. Мне бы очень хотелось посидеть вместе с вами за кофе.

Она так выразительно взглянула на него, что все его возражения сами собой растаяли.

– Только при условии, что я разожгу камин и усажу вас подле него.

Вот так она и оказалась у него дома, в залитой солнцем гостиной с высокими потолками и с видом на скверик. Удобно устроившись в кресле с чашкой чая в руках и кошкой Минти на коленях, Люси с интересом рассматривала затейливый старинный камин серого мрамора. Легкий беспорядок в комнате только способствовал расслаблению. Здесь она чувствовала себя очень комфортно. Алекс неспешно хлопотал в кухне, и Люси наконец обратилась к нему и Саймону, желая поделиться мыслями о сегодняшней экскурсии, занимавшими ее уже около часа.

– Странная там церковь, вам не кажется? Ничего памятного не осталось ни от самого Ди, ни даже от его могилы. Дом Ди тоже не сохранился – только часть садовой стены. Словно вся его земная жизнь была сном, а духовная сущность живет и поныне. В церкви с начала семнадцатого века произошли колоссальные изменения.

В ее голосе слышались сожаление и одновременно убежденность.

– «…Из вещества того же, что наши сны»? [54]54
  Слова Просперо из пьесы У. Шекспира «Буря»: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны» (перевод М. Донского).


[Закрыть]– засмеялся Алекс. – Зато в путеводителе мне понравилось прямо-таки мистическое свидетельство некоего очевидца, будто бы наблюдавшего спустя годы шторм, вызванный Ди ради сэра Эверарда Дигби! [55]55
  Участник Порохового заговора в Англии в 1605 г.


[Закрыть]Волшебство, вполне уместное для прототипа Просперо!

Саймон уже собрался сострить, дескать, в Викторианскую эпоху неумехи реставраторы немало напортачили в церквях по всей стране, но неожиданно передумал и заговорил совсем о другом. Все это время он с возрастающим вниманием всматривался в черты Люси. Когда Алекс пришел из кухни и поставил на стол кофейник, Саймона озарило:

– Знаете, Люси, а ведь вы правы: теперь-то я вас узнал! Лицо у вас примечательное…

Она с подозрением покосилась на него, но поняла, что это комплимент.

– Пока мы гуляли, я все ломал себе голову, но сейчас уже не сомневаюсь: это вас я видел в пабе на Фин-стрит около месяца назад. Кажется, я тогда проверил вас на благонадежность!

Он смущенно хохотнул. Люси задумчиво кивнула и тоже вспомнила мужчину, который подмигнул ей в тот ненастный день, когда она спешила обратно в больницу.

– Да-да! Не в самом пабе – я как раз шла мимо, возвращаясь в Бромптон. У вас хорошая память.

Она подумала, что Саймон тогда показался ей привлекательным, иначе его образ не отложился бы в ее подсознании.

– Удивительно, но в том пабе я тогда встречался с Шан. Надо было и вас к нам затащить – незнакомку с улицы! А если серьезно, то вы с ней хорошо поладили.

– Она сейчас словно заблудшая душа, – тактично заметил Алекс. – У нее редко получается общаться с женщинами. Но сегодня, как мне кажется, она осталась довольна собой – по большей части.

– Значит, ей пришлось страдать… – Люси поочередно поглядывала на Алекса и Саймона, не желая лишний раз выпытывать подробности. – Она была подружкой вашего брата?…

Это было не все, что ей хотелось знать, но за обедом Люси сама собрала воедино все невысказанные слова.

– Они провели вместе больше трех лет, а в мае расстались. Но была бы на то воля самой Шан, этого бы не случилось.

Меланхоличные слова Алекса выдавали его скрытую печаль.

– А теперь она начала все по новой – или пытается начать. – Саймон взглянул на Алекса и продолжил саркастическим тоном: – Ничто так не возводит человека до псевдобожественного уровня, как ранняя и трагическая гибель. То, что случилось с Уиллом, точь-в-точь в духе Джеймса Дина! [56]56
  Дин Джеймс – голливудский актер, погибший в автомобильной аварии в 1955 г.


[Закрыть]И теперь бедная девушка ни за что его не забудет!

– Но ведь сам он, наверное, хотел бы этого, – предположила Люси.

– Хотел бы, – грустно улыбнулся ей Алекс и сменил тему: – Саймон, что ты думаешь об этом ее новом друге?

– Мама всегда учила меня: если ты не можешь сказать что-нибудь приятное о ком-либо, не говори ничего! – Саймон запрокинул голову и захохотал. – Боюсь, эта заповедь обрекает меня на гробовое молчание.

– С ним что-то не так, – подхватила Люси. – Но не оттого ли, что он вам просто не нравится из-за Шан?

– Я ему не верю, и точка! – тут же возразил Саймон. – Ты видел, Алекс, какие у него были глаза, когда ты отдавал Люси ключ? Он сам был не прочь его заграбастать – ясно как день!

– Прямо «Остров сокровищ» какой-то. – Алекс был настроен скептически. – Меня всегда удивляло, до какой степени Уилл увлекался всем этим, но, мне кажется, это отчасти объясняется его отношениями с мамой, интересом к ее родословной и поиском своего места в ней. Ему казалось, что они с мамой очень похожи. Думаю, его любопытство было своеобразной попыткой самосознания. А Кэлвин, скорее всего, хочет завладеть ключом потому, что считает, будто бы им можно отпереть королевскую сокровищницу. Что очень маловероятно.

– Но сведения о Ди говорят сами за себя! – воскликнул Саймон и тут же пояснил, хотя Алекс не выказывал особых признаков заинтересованности: – Я ничего о нем не знаю, зато мне удалось отдать на анализ тот документ Уилла – подлинную рукопись, прилагавшуюся к ключу. Говорил он тебе?

Алекс покачал головой.

– Мой двоюродный брат из Оксфорда занимается радиоуглеродным анализом. Разумеется, существует и вероятность ошибки, но он указал период между тысяча пятьсот пятидесятым и тысяча шестьсот пятидесятым годами.

– Что достаточно тесно соотносит его с эпохой Ди…

Алекс встал, подошел к книжной полке и вернулся со шкатулкой для документов, вынул из нее туго скрученный лист старинного пергамента и расправил его на столе.

– Вот оригинал – Уилл оставил мне его на хранение, а в путешествие взял копию. Документ тоже принадлежал ему, и Кэлвин спрашивал меня о нем в церкви.

Люси, до сих пор не пропускавшая ни единого слова, вдруг заговорила с неожиданной горячностью:

– Алекс, это вовсе не мое дело, и, возможно, я не должна ничего говорить, но мне, как и Саймону, было неловко в компании с Кэлвином. Он не привык смотреть в лицо собеседнику, вернее, он всякий раз спешит отвести глаза, словно боится встретиться с ним взглядом. И я согласна с Саймоном: он тоже хотел получить этот ключ. Глупо признаваться, но я чуть было не поддалась его нажиму и едва сама не отдала его. У меня создалось впечатление, что ключик дает доступ к чему-то, что страшно интересует Кэлвина, и, возможно, он даже знает, к чему именно.

– «Это ценнейшая реликвия нашей семьи», – насмешливо напомнил Саймон.

Алекс рассмеялся:

– Любую драгоценность давно бы уже прибрали к рукам. Деревенский дом принадлежал материнской родне, там сохранились только старые книги да несколько изящных безделушек. Богачей в семье не было. Я уверен: все стоящее было бы уже разбазарено задолго до нас.

– Можно взглянуть?

Люси осторожно спустила кошку с колен и потянулась за пергаментом. Алекс бережно передал ей сверток. Оттуда выскользнула и упала на пол открытка, но Люси, нагнувшись за ней, даже не стала ее рассматривать, впившись глазами в старинный документ. Она сосредоточенно нахмурилась.

– Так это шестнадцатый век?

Ей пришло в голову, что, пожалуй, следовало бы предварительно надеть перчатки.

– Или начало семнадцатого. – Саймон тоже подошел и пристроился рядом с ней, чтобы получше изучить пергамент. – Не очень-то похоже на привычные карты кладов.

– Но это только одна ее часть, – заявила Люси убежденно, чем поразила обоих мужчин. – Есть и другая, что бы там ни открывал этот ключ.

Они вытаращились на нее.

– А откуда нашей Кассандре это известно? – с невольной холодностью спросил Алекс.

– Я точно не знаю. Просто мне так кажется.

Было очевидно, что Люси не пытается заморочить им голову и говорит не из пустого каприза – напротив, ее голос звучал очень уверенно.

– Эта страница – ключевая, если можно так выразиться. То есть если найдется еще одна, то она менее важна.

Алекс хоть и слушал, но никак не реагировал на ее слова.

– Уилл упоминал об этом в сообщениях из Рима. У него там родилось много разных идей. – Саймон уселся на пол, упер локти в колени и пристроил подбородок на ладонях. – Я начал разбирать их пару недель назад, когда мы забрались к нему в ноутбук. Большинство записей – сущая белиберда, какие-то путаные сведения об алхимиках и прочее. Это все я уже распечатывал и мы успели прочесть. Но особое внимание он уделяет инквизиции – в основном из-за радиоуглеродного анализа. И к тому же первые слова здесь – о площади Цветов и о пламени… Уилл выяснил, что Кампо де Фиори в интересующий нас период было, по всей видимости, местом религиозных казней. Он составил список казненных и собрал о них кое-какие данные. Сдается, что человек по имени Бруно стал наиболее примечательной жертвой – возможно, он тоже любил поболтать с ангелами, если уж на то пошло. – Саймон многозначительно посмотрел на собеседников и добавил: – Если пресловутый доктор Ди общался с ангелами, то инквизиция вполне могла заинтересоваться подробностями.

– Совсем как Кэлвин, – мрачно усмехнулся Алекс. – Будем считать, что он и есть современная инквизиция.

Пейджер Алекса подал голос, и он ушел на кухню, где стоял телефон, но слова Саймона догнали его и там:

– Это не смешно. Разве не было у него резона взламывать компьютер Уилла? – Саймон оборвал себя на полуслове, вдруг поняв, что все они сходятся на молчаливой нелюбви к Кэлвину. – Прошу прощения, наверное, я сказал лишнее, но эта штука – «Sator Arepo» – как раз в духе таких личностей.

– Какая штука? – перебила Люси. – «Sator Arepo»? Саймон, ты о словесном квадрате?

С вечера пятницы она так и эдак вертела в голове словесную головоломку.

– «Бог держит в своих руках все мироздание». Есть и другие варианты перевода, более точные, но речь именно о нем. Либо это «магическое око», отгоняющее злых духов, либо своего рода пароль у ранних христиан. Уилл хоть и думал, что у него паранойя, но тем не менее считал, что за ним следят. Об этом он писал мне из-за границы. А теперь мы находим пресловутый «Sator Arepo» в его компьютере – возможно, помещенный туда специально, чтобы перекрыть доступ к почте. Из сообщений Уилла я понял, что он все больше переживал по этому поводу. Меня же заботит другое: не слишком ли много выболтала Шан своему новому другу о прежнем любовнике?

Алекс, не сводя с Саймона встревоженного взгляда и все еще под впечатлением от его слов, снял телефонную трубку:

– Джилл, это Алекс Стаффорд. Меня Джейн вызывает в Хэрфилд или я нужен вам в Бромптоне? – Дожидаясь ответа, он взглянул на приятеля брата. – Ну да, мы теперь точно знаем, что кто-то пытался читать его сообщения… Ага, проблема у вас? Подъеду, как только смогу. – Он повесил трубку. – Наверное, стоит этим заняться вплотную, Саймон. Я не собираюсь все пускать на самотек, мне тоже интересно, почему Кэлвин любопытствует по поводу поступков Уилла. У меня такое ощущение, что он был не до конца с нами откровенен. Если Люси не ошибается насчет его повышенного интереса к ключу, который он хочет подвергнуть какой-то проверке, то с тем же успехом он может подобрать пароль и выведать реквизиты банковского счета, при условии что Шан предоставит ему в своей квартире полную свободу. Есть ли у тебя время, чтобы проверить сведения о Ди?

Люси очень внимательно слушала их разговор, но ее внимание все более привлекала открытка на кофейном столике, ранее выпавшая из пергаментного свитка. Девушка только сейчас заметила, что с открытки на нее смотрит чье-то лицо.

– У меня есть время, – откликнулась она. – Позвольте мне немного поработать головой, Алекс. Хоть я и на больничном, но тем не менее выздоравливаю, а не умственно деградирую. Исследования, между прочим, тоже моя работа.

Алекс, ощущая все возрастающее стремление узнать Люси получше, улыбнулся ей:

– Отлично. Но теперь, боюсь, мне придется отвезти вас домой. Простите, что прерываю наш разговор. Саймон, я позвоню тебе денька через два, а сейчас мне пора. К нам с Ормонд-стрит везут десятилетнего пациента.

– Давай я отвезу Люси домой, а ты поезжай по своим делам. Вы не против, Люси?

Она метнула беспокойный взгляд на открытку и лишь потом учтиво ответила:

– Разумеется, нет. Спасибо.

Алекс подошел к ней, нагнулся и нежно сжал ее руку.

– Вам я тоже позвоню завтра или послезавтра.

Он проследил за ее взглядом: Люси, как зачарованная, глядела на открытку, на которой было изображено прекрасное женское лицо. Уже направляясь к двери, Алекс пояснил:

– Гвидо Рени, [57]57
  Рени Гвидо (1575–1642) – итальянский живописец эпохи барокко.


[Закрыть]портрет Беатриче Ченчи. Это Уилл прислал из Рима. Он много перечитывал Шелли. [58]58
  Шелли Перси Биши (1792–1822) – английский поэт-романтик.


[Закрыть]

Названное Алексом имя всплыло из ее недавнего, такого яркого сна, и Люси с удвоенным вниманием воззрилась на открытку. Доктор Стаффорд, наказав гостям захлопнуть за собой дверь, распрощался и ушел.

* * *

Промолчав все двадцать минут, пока она вела машину, Шан выплеснула свой гнев, изо всех сил хлопнув парадной дверью.

– И угораздило тебя встрять с этим ключом! Я видеть его не могу! – в порыве раздражения накинулась она на Кэлвина. – Иногда мне и впрямь кажется, что это из-за него мы с Уиллом расстались.

– Да, наверное, из-за него.

Она изумленно взглянула на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

Кэлвин вдруг замялся:

– А ты что хочешь сказать?

– А то, что он так с ним носился, что иногда попросту меня не замечал. Этот ключ превратился у него в наваждение.

– Шан, я вовсе не шучу насчет… – Кэлвин на мгновение прикрыл глаза и едва слышно произнес: – Проклятия. Мама совершенно ясно дала мне понять, что ключ передается в нашей семье только по женской линии. Его никак нельзя было вручать Уиллу. Она считает, это не к добру.

– И ты всерьез в это веришь? Будто бы Уилл погиб из-за какого-то проклятия?

Шан так долго общалась с семейством, чуждым всяческих предрассудков, что ни на минуту не допускала подобной возможности.

– Верю, – стоял на своем Кэлвин. – Я серьезен, как никогда. И сама авария какая-то странная. Внезапный туман. Река. Ты сказала, он был заправским байкером, а умер от аневризмы сосудов головного мозга. В моем представлении все это похоже на старую рану: она неожиданно открывается, и человеку конец. Такое бывает, когда ты уже однажды перенес травму головы, а потом некая случайность растравляет ее – и бомба замедленного действия неожиданно взрывается. – Серовато-голубые глаза Кэлвина смотрели на Шан почти враждебно. – Такого вообще не должно было произойти. Поэтому я решительно беру на себя смелость утверждать, что возможная причина вашей размолвки – этот ключ.

Шан не находила слов для ответа. Ее снедали злость, разочарование и крайнее недоверие ко всему сказанному. Аргументы Кэлвина ничуть не поколебали ее мнения. Уилл был очень спортивным и крепким. За свою жизнь он больше десятка раз падал с мотоцикла и здорово ушибался. Насчет тромба она не сомневалась: не проклятие было ему причиной, но Шан больше встревожило то, что этот неожиданно ополчившийся на нее приятель искренне в него верит. Она вгляделась в лицо Кэлвина. Шан и раньше знала, что он верующий, но ей и в голову не могло прийти, что он способен пренебречь здравым смыслом. По ее мнению, именно строгие религиозные убеждения не позволяли ему поселиться у нее, хотя порой Кэлвин и оставался у Шан на ночь. А теперь он утверждает, будто ее развел с Уиллом злой рок, заключенный в бездушной побрякушке? Что за нелепость!

Кэлвин некоторое время изучал свои ногти, словно не решаясь продолжать, но потом все же сказал:

– Нельзя было отдавать его той девушке, Люси. Это опасно. И точно до добра не доведет. Ключом должны владеть люди, которые умеют с ним обращаться. Лучше бы я отвез его маме.

Он не стал больше ничего объяснять и ушел, хлопнув дверью.

15

Рождественское убранство палаты ничуть не поднимало Люси настроения. Последние несколько недель стали для нее настоящим адом, и она в страхе ждала биопсии. Сама по себе эта процедура не была такой уж болезненной, но ощущение неминуемого дискомфорта усугублялось тяжким унынием, овладевшим ею вследствие начавшихся головных болей и появившихся вместе с ними ночных кошмаров. С чувством, что для нее настает новая жизнь и можно хоть немного заглянуть в будущее, приходилось пока распроститься.

Но понять причину недомоганий было сложно. Первоначально посттрансплантационный период проходил гладко, налицо было быстрое улучшение. Помимо легкой дрожи в руках, резких приступов голода и странного ощущения, что иногда ее разум ей не принадлежит, медикаменты не оказывали никаких неприятных побочных эффектов. Физическое и психологическое здоровье Люси превышало все ожидания.

Затем, в начале ноября, она простудилась, из-за чего Алекс и Кортни Денем едва не сбились с ног. Люси понимала, насколько опасны инфекции, поэтому скрупулезно соблюдала гигиену, диету и режим. Она подхватила обычный насморк, но температура поднялась до нежелательных отметок, и, несмотря на уверения Амаля, что Алекс вовсе не проявил никакой беспечности, тот клял себя за речную прогулку и поездку в Мортлейк – даже за то, что Люси могла каким-либо образом контактировать с кошачьим корытцем в его квартире. Не в силах вообразить иных причин, так неожиданно прервавших триумфальное выздоровление Люси и пустивших ее здоровье под откос, Алекс теперь пестовал ее не хуже матери, дрожащей над своим первенцем. Он держал себя в высшей степени профессионально и ни разу не выказал ей своих опасений, но все его действия лишний раз убеждали Люси, что Алекс вновь превратился для нее в лечащего врача и их романтические поездки остались в прошлом. Длительные совещания с мистером Аззизом, мистером Денемом и недавно прикрепленным к Бромптону врачом-консультантом свидетельствовали о том, насколько сильно Алекс обеспокоен ее состоянием. Он подолгу пропадал в лаборатории, сам обрабатывал анализы, несколько раз пересматривал ее медикаментозный курс и постоянно раздражался.

Эти заботы вскоре осложнились новым обстоятельством: его сын упал на катке и сломал руку в двух местах. Мальчику требовалась операция, и Алекс в свободное время начал исчезать из больницы. Люси все понимала, но для нее это явилось ударом: рамки их нынешних отношений не позволяли ей свободно поговорить с Алексом и выяснить, как у него дела. Они практически больше не оставались наедине: в больнице днем хватало посторонних глаз, а конец рабочего дня теперь служил Алексу сигналом, что пора спешить к сыну. Возник нелепый парадокс: Алекс больше всех прочих тревожился за ее иммунную систему, опасаясь отторжения пересаженного сердца, но именно это обстоятельство вновь свело их отношения к сугубо формальным – как раз тогда, когда в них наметились личные нотки.

Люси опасалась, как бы возможность сближения не была утеряна навсегда. Юмор помогал ей смиряться с собственной участью, но стресс в конце концов обернулся против нее же, затронув нервную систему. И если до простуды Люси не позволяла себе слишком зацикливаться на ужасах, которые ей пришлось пережить, то теперь она полностью осознавала, что уже не раз за этот год вступала в единоборство со смертью и что человек, которого она почти привыкла воспринимать как возможный объект внимания, вдруг стал отдаляться от нее. Ее одолевали невыносимые головные боли, депрессия и дурные сны, населенные злобными персонажами. Она просыпалась от приступов паники, мучаясь ощущением невозможности укрыться от чьего-то подглядывающего ока. Наконец ей назначили новое обследование.

Понедельник двадцать второго декабря выдался хмурым, и, судя по всему, Люси предстояло коротать его в больнице. Но здесь было и преимущество: она вполне могла увидеться с Алексом. Весь конец ноября он со студентами-практикантами пропадал в другой больнице, а на прошлой неделе уезжал в Кембридж. Люси шутливо признавалась Грейс, что скоро забудет, как он выглядит, и беспокоилась о том, накормлена ли его кошка. Несмотря на все старания, беспечный тон ей не удавался – Люси скорее напоминала брошенного ребенка. Она вновь пыталась урезонивать себя: Алекс всегда был для нее хоть и очень добрым, но теперь вечно отсутствующим консультирующим доктором Стаффордом. Что касается мужчины и приятеля, то он пропадал неизвестно где, возможно, у бывшей жены вместе с их общим сыном. Однако у нее по-прежнему оставался его талисман – ключ, за который Люси цеплялась, как за соломинку.

– Ну, не все так уж плохо!

Саймон нарушил ее монотонное больничное существование, нагрянув в палату вместе с Грейс и целой стопкой литературы для изучения. Он немедленно отметил ее удрученное состояние. Люси печально улыбнулась: их визит был единственным радостным событием за несколько недель.

После кофе у Алекса Саймон, как и договаривались, доставил Люси до дверей ее квартиры, и между ним и ее соседкой мгновенно пробежала искра. Он прямо-таки ослепил Грейс: его дерзкие высказывания и очаровательная ленца произвели на нее сильное впечатление. Сама Грейс, унаследовавшая от матери-мулатки высокие скулы и соблазнительное тело, а от отца-еврея – непринужденно-шутливую манеру разговора, побудила его развернуть весь арсенал своих лучших качеств. Вскоре Саймон нашел предлог явиться к ней с книгами для Люси, из которых можно было почерпнуть сведения о докторе Ди, и Грейс не замедлила воспользоваться шансом. За несколько недель бурный роман захватил их обоих, словно смерч. Люси радовалась за подругу, которая за год пережила несколько любовных разочарований подряд, однако собственные терзания из-за отсутствия подвижек с Алексом казались ей еще невыносимее. Но сейчас ради гостей она постаралась взять себя в руки.

– Немного легкого чтива, – пошутила она при виде огромной кипы толстенных томов, которую Саймон с трудом удерживал в руках.

– Грейс велела мне чем-нибудь тебя занять. Говорит, иначе у тебя разовьется повышенная слезливость. Биография Ди вроде бы довольно занимательна, но математика и прочий алхимический бред – настоящие дебри. Возьмешься ли ты за это? Уилл наказывал на «Амазоне» книжек и отправил на адрес Алекса. Мы решили, что тебе они тоже пригодятся.

Саймон пытался любой ценой заинтересовать Люси, чтобы вывести ее из нынешнего патового состояния, но бледное и спокойное лицо девушки сейчас более всего ассоциировалось у него с напускной бесстрастностью молодой монахини, в которой ненатурально буквально все. Словно ненароком он добавил:

– Изначально считалось, что Ди скончался как раз двадцать второго декабря – сообщаю ради интереса, – однако позже ученые пришли к выводу, что, скорее всего, дата его кончины относится на конец марта. Разница получается в несколько месяцев. Тебе надо покопаться в его биографии и выяснить, какова причина такой перемены. И еще одна жутковатая подробность: легенда гласит, что его сердце погребено где-то под жертвенником мортлейкской церкви. Не сомневаюсь, что тебе придется по вкусу этот жареный фактик.

На лице Люси появились проблески эмоций – она оценила подбор сведений и загадочно улыбнулась, втайне довольная, что предстоит решать непростую задачку. Все это время острые головные боли, казавшиеся почти сверхъестественными, препятствовали чтению, но теперь, со сменой препаратов, они пошли на убыль. Понятно, что Люси не удалось сильно продвинуться в своих исследованиях, зато они позволяли ей чувствовать себя ближе к Алексу, к чему она, собственно, и стремилась.

– Смотри только не переусердствуй, Люс, – мягко посоветовала Грейс. – Главное для тебя – поправиться. Алекс особенно на это напирал. Знаешь, мои родители пока не потеряли надежды, что ты приедешь к нам в Шропшир на Рождество.

Люси видела, что подруга искренне переживает за нее, и прониклась к ней благодарностью, хотя в глубине души она ждала вовсе не праздничных торжеств.

– Спасибо, милая. Мое самочувствие улучшится сразу, как только я узнаю результаты биопсии.

– Вашим врачам стоит прийти к общему решению, мисс Кинг, и отпустить вас, пока вы окончательно не построили планы на отъезд.

Люси вспыхнула от радости, услышав этот голос: его обладатель незаметно для нее вошел в палату за спиной Саймона.

– Есть ли у меня надежда хоть немного повлиять на ваше мнение, доктор Стаффорд?

Перед друзьями ей флиртовать было проще.

– Сколько угодно! – За какую-то долю секунды он смог улучшить ей настроение. – А вы, двое, не слишком ли утомили мою пациентку? Боюсь, она накликала неприятности на свою шею.

Люси рассмеялась и жестами показала Грейс, как ей будут вводить иглу в упомянутое Алексом место. Подруга поцеловала ее в лоб и, желая оставить наедине с Алексом, подхватила Саймона под руку и заговорщически потащила его вон из палаты.

– Я позвоню попозже – узнать, как все прошло. Алекс, скажете мне, когда ее можно будет похитить.

– Для этого нужно оставить ее на меня, Грейс.

Он проводил посетителей иронической улыбкой, затем подошел к кровати и по-свойски присел на краешек. Люси очень воодушевила подобная непринужденность.

– Вам уже лучше? – спросил Алекс не совсем уверенно, словно не зная, что услышит в ответ.

– Да, намного лучше. Хорошо, что вы зашли… – Она тоже колебалась, понимая, что их могут в любой момент потревожить. – Как ваш сынишка? Мне бы очень хотелось, чтоб вы привели его сюда и мы бы с ним познакомились.

Алекс покачал головой:

– Здесь не совсем подходящее место. В данный момент он вовсе не в восторге от больниц! Но гипс снимут уже в сочельник, хотя для Макса это вовсе не помеха: он горит желанием покататься на лыжах. – Заметив на ее лице нерешительность, он спросил: – Вы теперь хорошо спите?

– Кажется, да… Старуха в черном капюшоне и с острой косой поутратила свое влияние. – Она вернулась к спасительной иронии. – Вот, Саймон принес мне домашнее задание. Эти книги – из тех, что когда-то заказывал Уилл. Если попадется что-нибудь любопытное, я вам расскажу.

Ей подумалось, что так она лучше всего раскроет перед ним свой склад ума.

– Нам некуда спешить, Люси. Скоро у нас появится время все это обсудить, а сейчас, я думаю, стоит направить усилия на то, чтобы вызволить вас отсюда и вернуть домой.

Другого, менее боязливого пациента слова доктора приободрили бы, но Люси успела утратить прежний оптимизм. Пришел санитар с каталкой, но Алекс игриво перехватил ее, жестом отослав медбрата.

– Пора. Трем паркам не терпится всадить в вас иглу.

Он склонился к самому ее уху и прошептал:

– И я посодействовал, чтобы они выбрали иголочку потоньше.

Лицо Люси озарила неуверенная улыбка, и Алекс бодро покатил ее по извилистым больничным коридорам туда, где уже ждали кардиолог, лаборант и рентгенолог. Она снова ощутила себя в безопасности.

* * *

Направляясь через гостиничный холл к обеденному залу, Кэлвин уловил аромат лилий – немного одуряющий, но сообщающий дорогому старинному отелю флер роскоши. Он вошел в ресторан прямо в своем светлом верблюжьем пальто, нервно покручивая на нем крупную пуговицу. Заметив в зеркале отражение профессорского профиля, Кэлвин сунул руку в карман, но тут же вынул ее.

– Мистер Петерсен, профессор Уолтере уже здесь. Позвольте ваше пальто, сэр.

Метрдотель «Клариджа» передал пальто Кэлвина подручному и указал на столик в углу обеденного зала, за которым сидел шикарного вида человек лет пятидесяти пяти. Он был одет в темно-синий шерстяной пиджак и рубашку в мелкую полоску. Кремовый шелковый шейный платок заменял ему галстук. Кэлвин издалека заметил, как играют на свету запонки у него на манжетах. Профессор Фицалан Уолтерс читал свежую «Нью-Йорк таймс», но, увидев идущего к его столику Кэлвина, отложил газету и поднялся ему навстречу. Он протянул гостю руку для приветствия, а другой рукой похлопал его по плечу. Пока официант отодвигал для Кэлвина стул, тот в очередной раз подивился, как солидно он выглядит, несмотря на тщедушное телосложение.

– Весьма приятно встретиться здесь с тобой, Кэлвин, пока я в Лондоне.

Голос у Фицалана был низкого тембра, с легким южноамериканским акцентом, свидетельствовавшим о давнем богатстве и привычке к подчинению.

– Вы возвращаетесь на Рождество?

– Послезавтра улетаю.

Профессор был значительной деловой персоной и входил в административную верхушку теологического факультета при их колледже. Это учебное заведение было основано в 1870 году в Канзасе, с филиалом в Индиане. За годы существования оно приобрело престиж и взрастило немало известных питомцев, среди которых были сенаторы, судьи и прочие знаменитости из разных общественных кругов. По сути, диплом колледжа служил своеобразным пропуском к выгодной должности на поприще юриспруденции, политики или госслужбы. В беседе с непосвященными Уолтерс с гордостью характеризовал его как неоконсервативное фундаменталистское учреждение.

Казалось, не существует никого и ничего, с чем или с кем не сталкивался бы профессор Фицалан Уолтерс. С десяток лет назад он написал оригинальный труд на тему второго пришествия Христа. Книга вполне отвечала нравственным установкам и широким воззрениям Кэлвина, что побудило его заняться преподаванием: чтением лекций он собирался зарабатывать себе на хлеб и одновременно готовиться к защите кандидатской, а затем, в не очень отдаленном будущем, и докторской. Когда он увидел объявление о вакансии в Канзасском колледже, то счел такую возможность вполне отвечающей его стремлениям и откликнулся.

Профессор Фицалан Уолтерс – или Эф-У, как он просил друзей называть себя, – при первой же встрече проявил к Кэлвину живейший интерес. Они долго беседовали о докторе Джоне Ди – Кэлвину было давно известно, что тот доводится ему предком. Казалось бы, ему, а не профессору следовало искать у собеседника расположения, но Кэлвину очень польстила любознательность Эф-У по поводу Джона Ди; не в пример некоторым, считавшим доктора сумасшедшим, Уолтерс выказывал к нему искреннее почтение. Наряду с многочисленными сторонниками он верил, что Ди не напрасно общался с ангелами – из бесед с ними доктор должен был почерпнуть подробности Апокалипсиса и второго пришествия. Профессор и Кэлвин вместе задались вопросом: какие сведения содержались в его рукописях и куда это все потом подевалось? Обоим было известно, что, пока Ди путешествовал в 1580-х годах по Богемии, его дом ограбили, а библиотеку похитили. Выяснилось, что Уолтерс гораздо более сведущ во многих подробностях жизни и занятий доктора, нежели даже сам Кэлвин.