Текст книги "Хороша была Танюша (СИ)"
Автор книги: Тина Ворожея
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава шестая. Ну, здравствуй Царьпетровск!
Ночь застала нас невдалеке от столичного города. Телега не автомобиль, фары ей к сожалению не придумали прицепить. Две сытые, холеные лошадки, которые выполняли роль мотора, с наступлением сумерек стали спотыкаться и притормаживать. «Мотор, явно стал барахлить»– подумалось мне и эта мысль заставила зябко вздрогнуть. Пустынная дорога, могучие сосны по бокам от нее и одинокая, открытая телега, которую понуро тащили уставшие лошади, мне почему то не прибавляли бодрости и оптимизма.
Дядька Михась, несколько раз хлестнул строптивых коней кнутом, видимо желая придать им ускорение. Тетка Домна, сердито, особо не стесняясь в крепких выражениях, резко отчитала своего мужа. Он сердито сопел сизым, похожим на переспелый баклажан носом, но перечить и возражать жене, которая была раза в два больше и шире его, не решился.
– Нечего свою животину понапрасну кнутом стегать! Это ты сам виноват, что мы из дому выехали не с утра, в свинячюю пору – в обед. Теперь нам надо остановиться возле большой, горелой сосны, там ручей бежит, да на ночлег расположиться. Разбойников уж давно на дорогах к столице не водится! – мощным колоколом гудел ее голос над притихшей, вечерней природой.
Щуплый дядька Михась, видимо давно попал под каблук своей голосистой, дородной жены. Он согласно затряс рыжей бороденкой и послушно остановил коней возле горелой, черной но даже в таком виде огромной сосны. Когда то молния спалила ее верхушку, и могучее дерево расщепилось на две половины. Но сосна продолжала жить, невзирая на почти гладкий ствол без коры, вопреки всем законам.
Напоенные лошади с удовольствием щипали сочную траву. Сверчки старательно исполняли свой извечный, древний концерт. Любопытные звезды подмигивали мне с чернильно-синего неба. Я укрывшись темно-серой, вязаной кофтой лежала под теплым как печка боком, похрапывающей тетки Домны. Размышлять и загадывать о том, что же будет завтра совсем не хотелось. Решила, что буду действовать по обстоятельствам. Все знать наперед невозможно, а посему и беспокоиться о том как и кем я устроюсь в столице было бы по меньшей мере глупо. Зевнув до хруста в челюстях, я еще ближе прильнула к теплому боку и уснула.
Проснулась от того, что супруги устроили утренний скандал. Дядька Михась ночью нашел тщательно запрятанную среди корзин с домашним салом, маслом и горшков со сметаной, бутылку самогона и от такого счастья почти всю ее опорожнил. Теперь громкоголосая Домна с проклятиями и отборной руганью гонялась за ним с большой палкой вокруг телеги.
Солнце поднималось все выше, а концерт двух солистов явно затягивался. Мне уже было не смешно наблюдать как лихо уворачивается от побоев худенький и юркий Михась, а репертуар Домны я выучила наизусть. Признаться, некоторые выражения меня искренне восхитили, я с удовольствием прибавила их к своей коллекции отборных ругательств. Но тетка Домна все чаще стала повторяться и меня захватила скука. Посмотрев на мирно пасущихся в сторонке лошадей, я решила проверить свой Дар.
– Вы не знаете ли уважаемая лошадь, скоро ваши хозяева закончат ругаться? – спросила я мысленно и потянулась к разуму коротконогой, крепкой лошадки, которая меланхолично вскидывала голову отгоняя надоедливых, липучих мух.
Спокойное до сей поры животное пронзительно заржало, заставляя смолкнуть голосистую и уже порядком уставшую тетку Домну. Женщина с испугом смотрела на поднявшуюся на дыбы лошадку.
Я тоже с интересом наблюдала за тем, как недоверчиво фыркая лошади "переговаривались" друг с другом.
– Ты тоже это слышала? – спрашивала успокоившаяся коротконожка свою напарницу. Она смотрела на меня влажным, лиловым глазом и фыркая отбрасывала назад жесткую, длинную челку.
– Да я слышала, а она Слышащая! – красивый, грудной голос зазвучал у меня в голове.
Лошади вдруг неловко подогнули передние ноги и опустились мослатыми коленками на зеленую траву, словно выступали в цирке, а не с детства трудились на крестьянском подворье. Тетка Домна подавилась очередным ругательством, а дядька Михась наверное протрезвел.
– Ой, да к чему такие почести! Вольно, вольно! – мысленно скомандовала я, словно лошади были новобранцами. В душе все пело и ликовало. Ух, ты! Совсем не плохой Дар мне достался!
Супруги решили, что скандалить они уже не будут, вон даже лошади взбесились. Поэтому я спешно обмывалась в ручейке и заплетала в косу новую голубую ленту, пока семейство завтракало домашними пирогами и салом. Сменила серую, замызганную юбку на новую, темно-синюю. Кофточку одела в тон, по ее синему полю разбежались мелкие, белые цветочки. Поблагодарила тетку Домну за огромную ватрушку и умостившись рядом с ней приготовилась подпрыгивать на многочисленных, дорожных кочках.
Солнце не успело высоко подняться, а мы уже въезжали в пригород огромного города. Аккуратные, маленькие домики с резными ставнями, палисадники с желтыми одуванчиками, церквушки на пригорках постепенно сменялись двухэтажными и трехэтажными домами под железными крышами. Редкие автомобили поднимая пыль и пугая лошадей бойко перегоняли нас. Возле первой остановки трамвая, тетка Домна велела мужу остановиться.
– Ну, вот Танюшка, если сядешь на это чудо, то в центре очутишься часа через два. А мы уже приехали, сейчас направо свернем и к сватам прямо попадем. Прощай, девочка. Удачи тебе! – крикнула она мне уже под грохот набирающей ход телеги.
– Удачи, удачи тебе Слышащая! – поймала я смутные отголоски чужих мыслей в своей голове.
– Вам тоже всего хорошего! – прошептала я вслед скрывшейся за ближайшим поворотом тетке Домне.
Удивлясь тому, что в этом мире где есть магия, существуют трамваи и автомобили, я дошла по блестящим рельсам до остановки. Судя по всему это была она. На вытоптанном клочке земли молчаливо стояла довольно большая толпа людей, я остановилась и стала за юркой, подвижной старушкой с большим, белым узлом в руках. Вихрастый мальчишка в стоптанных башмаках и молодая женщина с коромыслом на котором висели две увесистые корзины прикрытые чистой мешковиной, подошли позже и молча встали за мной. Я нащупала в кармане синей юбки медные монетки. Ездить в общественном транспорте мне доводилось только в ранней молодости, теперь я судорожно выуживала из памяти все, что знала об этом. Заметив интерес вихрастого мальчишки к своей котомке, я усмехнулась. Нравы не меняются! Мелких воришек никто не отменял! Котомка перекочевала с плеча в руки, я подмигнула растерянному мальчонке. Подошла поближе и сунула в грязную ладошку пару медяшек.
– Сегодня не твой день! – нагнувшись шепнула я в оттопыренное, малиновое ухо. – Вон видишь дядьку в белом картузе? Поверь этот тип из полиции, я таких за версту чуюю.
Мальчишка понятливо кивнул головой, крепко зажал в руке монетки и быстрым воробышком вспорхнул на тропинку под тяжелым, пристальным взглядом дядьки в белом картузе.
Громыхая, дребезжа и плавно покачиваясь красный вагон приближался к остановке. Толпа заволновалась и приготовилась к штурму. Я тоже напряглась, народу в вагоне было предостаточно. Молодая женцина перехватила коромысло побелевшими пальцами, юркая старушка ловко оттолкнула мужичка в начищенных до зеркального блеска сапогах. Толкаясь, отпихивая друг друга, ругаясь и ворча толпа переместилась в душное, пыльное нутро трамвая. Звякнул колокольчик.
– Поберегись! Поехали! – громко закричал усатый, толстый вагоновожатый.
Дернувшись, заставляя людей падать друг на друга трамвай тронулся в путь, в центр города. Я облегченно вздохнула. Изрядно поработав локтями мне удалось пристроиться возле самого окна. Теперь я наслаждалась прекрасным обзором незнакомого, большого и красивого города.
Царьпетровск, как я и предполагала оказался красивейшим, величественным городом. Широкие улицы, высокие дома, дворцы и соборы. Зеленые скверы и парки, памятники бывшим и здравствующим царям. А главная река одетая в гранит и мрамор очень напомнила мне великолепную Неву. Называлась она тоже созвучно – Рева и величественно, гордо несла свои воды. Ну, а сам город очень мне напомнил дореволюционные открытки и картинки которые я любила коллекционировать в прошлой жизни.
Нужно признать, что реклама была здесь развита на должном уровне. Пестрые вывески призывали прохожих посетить, купить, посмотреть,попробовать. Витрины магазинов похвалялись друг перед другом обилием товаров. Нарядные прохожие были хорошо одеты. Дамы щеголяли довольно короткими юбками, изящными шляпками и модными стрижками. Мужчины же были в элегантных костюмах и непременно в шляпах.
Я довольно долго гуляла по городу, приглядываясь к действительности в которой мне предстояло жить, проникаясь духом эпохи которая на мой взгляд представляла собой редкую смесь авантюризма, здоровой предприимчивости и показной благочестивости. Это мне нравилось, этот город явно давно ждал меня.
Через три, четыре часа прогулки, моя голова была полна впечатлений, а желудок напротив был пуст. К тому же правый ботинок натер мне ногу и я слегка прихрамывала. Решив для себя, что пора подумать и о будущем, я купила несколько газет у звонкоголосых, наглых мальчишек-газетчиков. Хотела купить еще что-нибудь покушать, но в одном уютном кафе меня просто выставили за дверь, видимо посчитав, что деревенский наряд и потрепанная котомка могли плохо отразиться на имидже их заведения. А цены на булочки во втором, были настолько высоки, что я сама поспешила уйти от туда.
Опустившись на лавочку в сквере я с удовольствием вытянула уставшие от долгой ходьбы ноги. Газетные листы пахли свежей типографской краской, я развернула одну из них приготовившись черпать информацию. Сначала что бы оценить обстановку просмотрела статьи о международном положении и сделала вывод, что войны на ближайшее время не ожидается. Кругом царит мир и благодать. Со спокойным сердцем перешла к светской хронике. Знатные господа женились, крестились. Иногда попадали в громкие скандалы. Балы, торжественные приемы, открытие нового собора и закрытие скандального, публичного дома. Набор студентов на учебу в различные университеты и курсы. Из всего потока информации меня заинтересовали авиационные соревнования которые будут через две недели и которые почтит своим присутствием некий, легендарный Клим Сокол. Он учредил специальный приз победителю и разрешил делать ставки. Так же я не оставила без внимания программу конных бегов на двух столичных ипподромах. Мечтательно прикрыла глаза, вспоминая, как еще сегодня утром меня приветствовали две лошади возле сгоревшей сосны. Перспективы с ипподромом открывались весьма заманчивые. Но это все в будущем, а сейчас мне нужно найти работу которая может дать ночлег и питание. Место горничной в хорошем доме меня вполне устроит. Вопрос где найти этот хороший дом?
Зашуршали газетные страницы. Нужные объявления нашлись в самом конце газеты, прямо под некрологами. Аккуратно оторвала всю колонку с надписями " Требуется горничная" и свернув положила бумагу в карман синей юбки. Хотела было отправить газету в ближайшую урну,но задумчиво задержала взгляд на некрологах.
Время обеда, а у меня кроме ватрушки в желудке ничего еще не было. Прогулка отобрала все силы и подкрепиться не помешало бы. Ведь не известно когда мне придется поесть в качестве новоиспеченной горничной.
Прочитав с десяток некрологов, я выбрала подходящий вариант. Некий купец третей гильдии, Мурашкин Демьян Демьянович, почил третьего дня, сего года. После похорон поминальный обед состоится в кухмистерской Модеста Петрова, по такому-то адресу. Название улицы было мне знакомо, еще совсем недавно я проходила по ней. Была у меня привычка запоминать названия улиц и ориентиры в незнакомых городах, она всегда меня выручала. Вот и сейчас по моим прикидкам, до этой кухмистерской добираться было не больше двадцати минут. Если сейчас поспешу, то вполне возможно могу рассчитывать на сытный, а главное бесплатный обед.
Порывшись в котомке я извлекла из нее платок. С одной строны он был темно-синий с черно-белым узором, а с изнанки платок был абсолютно черным. Перевернув его нужной стороной я покрыла голову. Эх успеть бы!
Скромно пристроившись в самом уголку на краю длинного стола, за которым разместились многочисленные родственники и коллеги купца третей гильдии Демьяна Демьяновича, я изредко вытирала сухие глаза белым платочком, не забывала всхлипывать и полностью игнорировать вопросительное переглядывание соседей за столом. С удовольствием ела горячий суп, селедку с картошкой и блины с маслом. Полагающийся мне поминальный пирожок, завернула в салфетку и отправила в стоящую под лавкой котомку.
Когда разгоряченные выпитым вином родственники почившего, стали ссориться между собой по поводу наследства купца, я тихонечко покинула душное и шумное помещение.
На улице тоже было душно. На еще голубом небе мелькали стайки ласточек, а от реки ползла огромная, чернильная туча. Надвигалась гроза, а крыши над головой у меня по прежнему не было. Достав из кармана юбки газетный обрывок, пробежалась глазами по списку вакансий. Решила, что сейчас следует выбрать самый ближний адрес. Далекие, глухие раскаты грома подтвердили мое решение.
Уже через полчаса я стояла возле кованных ворот за которыми горделиво возвышался большой особняк. В глубине двора молодая девушка, возможно няня, пыталась убедить рыжего мальчика лет семи-восьми зайти в дом. Мальчишка уворачивался, строил рожицы и громко смеялся, когда девушка испуганно приседала при очередном, громовом раскате. Пытаясь привлечь к себе внимание я громко застучала кованным кольцом по калитке. Мальчик и его няня тотчас же повернулись в мою сторону.
– Вы что-то хотели? – спросила меня девушка.
– Я по поводу объявления, вам ведь горничная требуется госпожа -барыня? – решила я играть простодушную, деревенскую дурочку.
Девушка окинула меня оценивающим взглядом.
– Нет, горничные нам не нужны! – брезгливо, с пренебрежением ответила она.
Тут налетел ветер, и крупные капли дождя упали на широкую дорожку из красных, мраморных плит. Парадная дверь дома открылась и черноволосая, красивая женщина громко позвала рыжего озорника.
– Левушка, домой пора! Анна Андреевна, голубушка, ну что же вы медлите! Мальчика дождь намочит, опять кашлять будет! А кто это там за воротами стоит?
Лицо Анны Анреевны скривилось, словно от кислого лимона, не успела она и рта раскрыть как шустрый Левушка восторженно объявил:
– Мамочка, это новая горничная на работу устраиваться пришла! У нее коса длинная, а сама она красивая!
– Так, что же она она там застыла? Пусть заходит! Гроза же!
Анне Анреевне не оставалось ничего иного, как открыть калитку и впустить меня. Темное небо внезапно озарилось яркой вспышкой молнии, тотчас же оглушительно загрохотал гром и сокрушительный шквал дождя обрушился на нас.
Чванливая Анна Андреевна и рыжий Левушка взвизгнув быстро помчались к спасительной, открытой двери дома. Я бежала за ними следом и с удовлетворением думала о том, что кажется теперь у меня есть крыша над головой.
Глава седьмая. Будни скромной горничной.
Кем только не доводилось мне быть в прошлой жизни, а вот горничной повезло быть впервые. Почему повезло? Да потому, что при хорошей, доброй хозяйке, да в богатом доме, работа эта для деревенской, работящей девушки просто клад! И будь я действительно той самой « деревенской и работящей», то прижилась бы, может со временем и замуж бы вышла за садовника Василия, очень уж парень хороший. Скромный, красивый, правильный... Беда только в том, что влюбился он в Танюшу, а я ведь не она... Грустно мне было смотреть на краснеющего при встрече парня, принимать подарки скромные отказывалась. Вздохнула свободно когда после откровенного разговора со мной, Василий взял расчет и уехал.
Хозяйка моя, Лилия Львовна, только головой покачала.
– Ну, вот Таня, из-за тебя хорошего садовника лишились. Боюсь розы без ухода совсем захиреют теперь, а кусты так подстричь больше никто не сможет! – говорила сурово, а сама улыбалась лукаво. Черные глаза смотрели укоризненно, брови хмурились, но я понимала, что она не сердится. Просто старается быть настоящей барыней, хлопотливой хозяйкой большого дома.
Хозяин, Федор Афанасьевич Грушевский, на такие речи улыбался в рыжие усы и хмурил брови цвета темной меди.
– Лиличка, я другого садовника нашел, кусты он может стричь мастерски, виртуозно, хоть в форме слона, хоть в форме медведя, – голос его гудел словно литой, тяжелый, могучий колокол. Зеленые глаза цвета спелого крыжовника смотрели на жену влюбленно, с нежной страстью.
Был он мужчиной видным, красивым. Его совсем не портило то, что он прихрамывал на правую ногу. Напротив, дорогая, резная трость придавала его облику некий шарм, загадочность, налет таинственности. Огромный, широкоплечий. Львиная, медно-рыжая грива волос всегда тщательно уложенна. Одежда безупречного кроя, запах дорогого парфюма.
Я вполне понимала няньку, или как она себя гордо называла – гувернантку, Анну Анреевну. Девица была влюблена в хозяина, как кошка. Но это не мешало ей зажиматься тайком, по углам с помощником-секретарем Грушевского. Смазливого, молодого человека звали Казимир Павлович, своими черными усиками и старательно прилизанными, черными кудрями он мне напоминал персонажа из фильма " За двумя зайцами". Суть и нутро мелкого приказчика, не могли скрыть даже круглые, аккуратные очки с золотыми дужками. Мне оставалось только удивляться слепоте моих нанимателей.
Обычно обедали все вместе. Грушевский, всегда приезжал домой из своего офиса, так я называла про себя управление, куда по утрам уезжал Федор Афанасьевич. За большим, овальным столом в малой гостиной за обедом всегда сидели хозяин с хозяйкой, нянька Анька с Левушкой и иногда прилизанный, щеголеватый, Казимир Павлович.
Грушевский, неизменно смотрел на свою жену влюбленными, ярко-зелеными глазами, а Лилия Львовна отвечала ему взаимностью. Мне с первого дня было понятно, что между этими двумя настоящая, крепкая, нежная любовь. Не ясно это было лишь Анне Андреевне. Девица изо всех сил кокетничала с хозяином. Охотно хихикала над его шутками, сверкая мелкими, острыми зубками. Ненароком, вроде бы случайно прижималась к нему, если доводилось оказаться Федору близко. Мне даже однажды показалось, что она трогала его ногой под столом... Я хоть и метелочкой из перьев пыль с мебели в дальнем углу смахивала, но от моего взляда не ускользнуло то, как хозяин замер с испуганным видом над тарелкой с салатом, покраснел мучительно, и поспешно отодвинулся от горе-гувернантки. Лилия Львовна в это время, Левушку о чем то спрашивала и странного поведения мужа не заметила. Впрочем наглая девка кокетничала и с его помощником.
Казимир Павлович, Анну демонстративно игнорировал, строго хмурил черные брови, подчеркнуто холодно приветствовал при встречах. Но однажды я негаданно наткнулась на обнимающуюся парочку под лестницей. Он сопел и все пытался задрать строгую, узкую юбку коричневого цвета повыше, а она шутливо отбивалась и тихо шептала:
– Казик, ну Казик! Перестань сейчас же! Увидеть же могут!
В который раз подивилась про себя, наглости гувернантки и абсолютной слепоте Лилии Львовны. На мой взгляд такую " няню" и близко нельзя было подпускать к Левушке. Пока я старалась держаться подальше от Аньки и наблюдать. Но девка, меня явно невзлюбила. Пренебрежительно фыркала когда меня видела, старалась нагрузить работой. Постоянно жаловалась Лилии Львовне то на плохо натертую воском мебель, то на якобы небрежно вытертую мною пыль, то на неубранную игровую комнату Левушки. Однажды она чуть не столкнула меня с лестницы, но я предпочла разбить дорогую вазу и крепко схватиться за деревянные перила. За вазу мне конечно досталось. Я стояла опустив глаза, перед разбушевавшейся не на шутку Лилией Львовной, теребила белый передничек с рюшами и даже сумела выжать из себя несколько слезинок. Кожей чувствовала, как торжествует Анна. Ее злобная радость, веселила меня. Гувернантка думала, что победила бедную, деревенскую девушку. Но я то знала, что война только, что началась.
Глава восьмая. Всегда любила изумруды.
Дни бежали вприпрыжку,торопясь и приплясывая. Я оглянуться не успела, а уже пошла третья неделя моего проживания в доме Грушевских. Иногда мне казалось, что моя жизнь состоит из бесконечной борьбы с пылью, натиранием паркета и мелких пакостей несносной девицы Анны. Ее козни были моей единственной отрадой. Но фантазия у девушки была довольно скудной. Злобы, подлости и гонора хватило бы на троих, а вот « утопить» она меня пыталась шаблонно, по давно известной схеме.
Однажды у хозяйки, пропало колье с изумрудами, еще вчера спокойно лежало себе в шкатулке, а сегодня к вечеру она с ног сбилась пытаясь его найти. Супруги в театр собрались, к темно-зеленому платью которое надела Лилия Львовна, изумруды конечно подходили идеально. Только вот незадача, украшение словно сквозь землю провалилось. Тогда Анька и заявила, что мол видела, как я в шкатулке рылась. И несмотря на сомнения Лилии Львовны, понеслась к моей комнате с проверкой. Хозяйке волей-неволей пришлось за ней последовать, за женой поспешил прихрамывая Федор Афанасьевич, на ходу пытаясь завязать узел у широкого, черного галстука. Слуги шли немного позади. Мелко семенила ногами моя напарница, горничная Фиса. На визгливые, обличающие крики Анютки, из кухни выглянула дородная, словно кадушка на тонких ножках повариха Груня. Рыжий Левушка испуганно выглядывал из детской, его черные глазенки горели интересом, но губы кривились, словно он приготовился плакать. Возле его ног мурлыкал и топорщил усы толстый, серый котяра Есаул, любимец хозяйки и поварихи Груни. Одна я осталась стоять неподвижно словно часовой на посту возле лестницы, пытаясь срочно найти выход из почти провальной ситуации.
Конечно же сразу поняла, что изумруды неистовая Аннушка сейчас в моей комнатушке найдет. Даже не сомневалась, что под подушкой или жиденьким тюфяком лежит уютно свернувшись колье с зелеными камешками, подброшенное коварной девицей. Мысли заметались, забегали. Вот ведь! Как же это я не учла, что простейший способ скомпрометировать горничную, это обвинить ее в воровстве!
Кот! Вот мое спасение! Медленно вдохнула и так же медленно выдохнула воздух из груди, сложила пальцы в замысловатую щепотку, как учил меня тибетский монах, который когда-то приблудился к моему двору и заунывно затянула "О-о-о-о-о-м-м-м" пытаясь успокоиться. Паника вроде бы меня отпустила. Тогда я потянулась мысленно к животине, представила ясно и желтые, наглые глаза и блестящую, пушистую шерсть и порванное в кошачьей дуэли правое ухо.
– Есаул, миленький спасай! Знаешь ведь, что не брала я эти чертовы изумруды! Дуй сейчас в мою комнатушку на чердаке, под подушкой или тюфяком найди их, хоть съешь, а не оставляй там побрякушку! – взмолилась я, надеясь на то, что все же сейчас у меня не приступ сумасшествия или временного помешательства случился.
Несколько секунд в голове была тишина, только в висках стучали пульсирующие, противные молоточки. Я уже решила, что проиграла. Бессильно опустилась на нижнюю ступеньку лестницы. Ноги меня не держали, даже слезы на глазах появились, а я ведь плакала в прошлой жизни только один раз, когда первого мужа хоронила. В своем нынешнем обличьи мне плакать и в голову не приходило, все события воспринимала как некую игру, как увлекательный квест который на старости лет мне довелось проходить.
– М-м-м-м, никак Слышащая объявилась?! – голосом Олега Табакова, мне не торопясь и не спеша, соизволил ответить кот Есаул. И я в который раз поняла, что все же наличие Дара, это не моя сумасшедшая выдумка и не шизоидные фантазии.
– Миленький, Есаульчик! Потом знакомиться будем, а сейчас прошу выполни поскорей мою просьбу, времени совсем не осталось! С меня бутылка валерьянки и исполнение любой твоей просьбы! – добавила я торопливо, понимая, что кот Есаул, бесплатно двигаться не привык.
– М-м-м-м, вот с этого надо было и начинать! – тягуче и немного гнусаво откликнулся пушистый, усатый прохиндей.
Прижав прохладные ладошки к раскрасневшимся щекам, я сидела на нижней ступеньке лестницы, чутко прислушиваясь к звукам которые доносились сверху. Был слышен нестройный гам, шум, затем истошный кошачий вопль смешался с визгливым, пронзительным голосом Аньки. Затем люди на верху заохали, а голос Аннушки, звучал теперь тише и виновато. Что-то сердито выговаривал бархатный бас Федора Афанасьевича, хозяйка вторила ему своим красивым, грудным голосом.
– Милая девушка, куда подевались все люди в этом доме? Неужели Грушевский, ругается с властной царицей, со своей безраздельной владычицей, с Лилей Львовной? Если это так, то мир летит в тартарары! – я подскочила от испуга когда рядом со мной раздался вкрадчивый, мужской голос.
Подскочила слишком резко, с ужасом почувствовала как моя голова врезалась во что-то твердое, услышала как клацнули зубы незнакомца. Подняла глаза пытаясь подхватить слетевшую с головы белую, кружевную наколку. Дурацкий, ненавистный мне атрибут всех горничых. И застыла встретившись взглядом с самыми синими глазами, которые когда либо доводилось мне видеть.
Незнакомец прижимал большую, совсем не аристократичную кисть руки к рассеченой губе, из под длинных, сильных пальцев бодро струилась алая струйка крови. Заметив мой интерес, он победно усмехнулся, тут же сильно, страдальчески сморщился и наигранно, притворно застонал.
– Вы сразили меня наповал! – сказал он, пристально глядя на меня своими яркими, синими глазами и вытирая кровь с губы белоснежным платком.
Высокий, плечистый, красивый. Черные, густые волосы с седыми, благородными висками, нос безупречной формы, такой помнится мне " римским" называют, скулы высокие, монгольские, губы и подбородок не рассмотреть, белый платочек мешает. Но сдается мне, что они тоже не подкачали, такие же породистые и красивые наверное. Незнакомец явно привык на женщин впечатление производить, вон как синими глазами меня вмиг всю ощупал, оценил и одобрил. Ну, да... Ну, да... красавица Танюшка ему по вкусу пришлась, вон как хищно прищурился, облизнулся бы наверное если бы губу я ему не покалечила. Хорошенькая, молоденькая горничная, добыча легкая для такого хищника как он. Только фиг ему с маком! Я усмехнулась и поспешно глаза опустила, боясь, что выдам себя холодным, ответно оценивающим взглядом. Не подобает так смотреть глупышкам деревенским, ох не подобает...
Мы так увлеклись разглядывая друг друга, что не сразу поняли, что процессия по лестнице вниз спускается. Первой летела Лилия Львовна, она сердито брови сдвинула и черными глазищами мрачно сверкала. В ее руках весело вспыхивали и играли зелеными искрами изумруды с бриллиантами. За женой спускался осторожно, Федор Афанасьевич, за перила крепко держался, ступеньки под ним жалобно пели и стонали. Все остальные так называемые понятые, шли робко вслед за хозяевами, последней горько плача и подвывая плелась Аннушка.
Я замерла, сразу позабыв о незнакомом красавце. Сердце гулко застучало, сглотнула нервно, хотя и так было понятно, что кот Есаул, весьма проворен оказался и судя по несчастному виду гувернантки Аньки, ситуация резко повернулась не в ее пользу.
– Я думаю, что свои вещи вы Анна Андреевна соберете быстро! Клеветать на другого человека, а себя прикрывать, это низко и недостойно! Вы голубушка моего сына воспитывать должны, а чему его может научить такая безнравственная особа?! В полицию мы с мужем заявлять не будем, расчет выдам, но ночевать в доме вас не оставлю! – голос Лилии Львовны звенел от негодования, прерывался негодующе.
Несчастная Аннушка, хлюпала красным, мокрым носом, молча вытирала глаза пышным, голубым бантом от шелковой, кокетливой блузки. Она понимала, что шансов остаться в доме у нее не осталось. Не знаю, как там Есаул умудрился подставить незадачливую злодейку. Мне сразу стало ясно,что пословицу гласившую " Не рой другому яму, сам в нее попадешь", девица запомнит надолго.
Незнакомец удивленно смотрел на плачущую Аннушку, на красивую даже во гневе Лилию Львовну, на красного от досады Грушевского.
– Друг мой, Федор, что случилось? – спросил он с трудом выталкивая слова из распухшей губы.
– Клим!? – почти синхронно вскрикнули супруги Грушевские.
Незнакомец распахнув объятия шагнул навстречу Федору Афанасьевичу. Мужчины обнялись, крепко хлопая друг друга по спине руками. Лилия Львовна забыв об Аннушке, поджала губы и с неудовольствием смотрела на эту дружескую, теплую встречу. Чувствовалось, что она не очень жалует мужчину.
Через некоторое время в большом доме воцарилась тишина. Грушевские с гостем уехали в театр. На белой точеной шейке Лилии Львовны вспыхивали и переливались изумруды, их красиво подчеркивали мелкие искорки бриллиантов. Собрав пожитки Анна ушла в ночь, напоследок успев больно ущипнуть меня за руку. Уложить спать Левушку было доверенно мне. Я справилась с этой задачей довольно быстро.
В открытое окошко моей комнатенки из сада доносились запахи расцветающей сирени. Они смешивались с приторным, специфическим запахом валериановой настойки. Кот Есаул уже изрядно захмелевший, в третий раз пересказывал мне свой подвиг.
– М-м-м-м, а я сразу понял, что не ус-с-с-пею штучку спрятать. Решил, что в кармане у Аньки ей самое место. Под ноги специально хозяину кинулся, для тебя Слышащая, считай на самогубство решился! – он блаженно щурился и толкал меня лобастой головой, требуя продолжать гладить серую, мягкую шерсть. Его речь становилась все медленнее, а паузы становились все длиннее.
– А, она в карман полезла и блестяшку вытащила! Ха-ха-ха! Видела бы ты ее личико! И пр-р-р-а-а-вильно, поделом Аньке, она меня вечно норовила с дивана согнать, блохастым называла! – Есаул зевнул показав белые, острые клыки и розовый язык. Затем свернулся уютным клубочком и засыпая бормотал:
– А, налей мне еще валерьянки....
Я накрыла краем одеяла кошачьего алкоголика, взбила тощую подушку и засыпая вдруг вспомнила неверояные, синие глаза. Они смотрели на меня внимательно, пристально.
– Изыди! – сонно пробормотала отмахиваясь от видения рукой словно от надоедливой мухи.
