Текст книги "Индульгенция 4. Без права на сомнения (СИ)"
Автор книги: Тимур Машуков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Ну, тогда для закрепления успеха предлагаю поспать, восстановиться и двигаться дальше. Нас ждет Сердце пустоши, и кто знает, какие сюрпризы еще оно приготовило.
– Согласна. Но спать будем раздельно. Я девушка приличная и не готова еще ложиться в постель с мужчиной.
– Посмотрим, – улыбнулся я. – Потому как я ни разу не рыцарь, и спальник у меня хоть и большой, но один. Так что выбор за тобой – спать на камнях, но одной, или в теплом и мягком спальнике, но в моей компании. Так что вы выберете, госпожа Вивиан? Что выберете?..
Глава 26
Глава 26
– Я надеюсь, ты благородный человек и не дашь волю рукам, – после недолгого раздумья Вивиан все же выбрала теплый спальник, а не холодный камень.
– Я в первую очередь не насильник и никогда не возьму девушку силой, -ответил я, устраиваясь поудобней.
По факту у меня этих спальников было в запасе штук десять, но ей об этом знать не обязательно. Да, вот такая я похотливая скотина! Но после стольких превозмоганий, уверен, что заслужил чуточку женского тепла.
– Тут тесно, – пожаловалась она, устраиваясь на боку и прижимаясь ко мне попкой.
– Зато уютно, – я чуть сдвинулся, чтобы не упираться своей радостью ей в зад.
Попутно окружил нас серой пеленой – она и спрячет, и от опасности убережет. А нам реально надо было отдохнуть – каналы горели, источник не восстановился, состояние наше было на грани критического.
Да, мы храбрились и делали вид, что все нормально. Но если даже я так себя хреново чувствовал, то что говорить о хрупкой девушке? Поэтому, ничуть не сомневаясь в своем праве, я приобнял ее – без всякой пошлости, – и спустя мгновенье вырубился.
Пришедший сон оказался даже не отдыхом. Это было падение в бездну. Мы спали, прижавшись друг к другу, делясь теплом души и тела. Я обнимал ее, она доверчиво прижималась ко мне. Да, мы боялись, но усталость была сильнее страха. Она свалила нас, как подкошенных, разом завладев и телами, и мыслями.
Проснулись мы одновременно – от ледяного прикосновения капель, падающей со свода на лицо. Боли не утихли. Лишь притупились, став фоновым гулом существования. Силы вернулись, но не много. Как вода в пересохший колодец после слабого дождя. Хватит, чтобы встать. Хватит, чтобы идти. Хватит, чтобы умереть достойно, если придется.
Мы молча собрали жалкие остатки снаряжения. Молча поели – слов не было. Усталость не прошла. Молча двинулись вниз. Туда, куда вел невидимый, но неумолимый тягот. Пульс Пустоши. Зов Сердца.
Лабиринт. Это слово слишком благозвучно для того ада камня и тьмы. Туннели не просто ветвились. Они искривлялись. Сжимались и разжимались, как легкие спящего дракона. Пол под ногами то становился скользким, как лед, то обжигающе горячим. Воздух гудел разными голосами: то шепотом безумия, то ревом невиданных зверей, то ледяным свистом ветра из ниоткуда. Время потеряло смысл. Сутки? Недели? Лишь бесконечная череда шагов, боев, ран, коротких передышек и снова – вниз.
Монстры здесь были иными. Не просто охотниками. Сторожами. Частями самого лабиринта. Стены оживали, выбрасывая щупальца из черного камня и льда. Из мрака под ногами выныривали тени-близнецы, копирующие наши движения с убийственной точностью. Воздух сгущался в ядовитые облака, что своими испарениями, казалось, выедали легкие. Каждый шаг мог стать последним.
И мы сражались как единый механизм. Я не оглядывался, зная, что Вивиан прикроет спину. Ее шепот: «Слева! Тень!» – и мой Ледяной Клинок уже резал воздух, встречая незримого врага. Ее холодная, смертоносная аура гасила пси-атаки, а моя Серая Пелена, тонкая, как паутинка, но невероятно прочная, принимала на себя удары физические.
Мы не говорили о доверии. Мы дышали им. Каждая спасенная жизнь другого оплачивалась новой раной, новым ожогом каналов магии. Мы делились своим теплом, перевязывали раны друг другу дрожащими руками, спали, сменяя друг друга на часах, в эти редкие минуты тишины.
В коротких передышках, задыхаясь у жалкого подобия костра из волшебного пламени (слишком опасного здесь, но необходимого для тепла и света), мы говорили. О жизни. Она рассказывала об Изабелле – ее смехе, ее нелепых стихах, ее страхе перед грозой. Я – о своих друзьях. О их упрямстве, силе духа. О Гиви, что никак не мог найти себе девушку, о Таньке, что с легкостью могла врезать даже самому сильному магу… Эти истории были нашими талисманами. Напоминанием, ради чего мы ползем в эту преисподнюю. Ради того, чтобы у них было будущее.
Битвы сливались в сплошной, кровавый калейдоскоп. Один монстр – огромный, многоногий скорпион из чистой тьмы, его жала излучали волны распада. Мы едва унесли ноги, оставив ему на память часть моей куртки и ожог на руке Вивиан. Другой – стая кристаллических ос, чьи жала проходили сквозь щиты. Мы отбивались спина к спине, пока не рухнули от истощения в боковом туннеле, едва живые. Невероятно – но вся пища и вода в моем кольце испортилась. Поэтому ели мы, что придется – странные, безвкусные лишайники со стен, которые Вивиан с риском для жизни проверяла на яд. Пили конденсат со свода. Выживали. Потому что отступать было некуда. Только вниз. К Сердцу.
И вот, после бесконечного спуска по узкой, почти вертикальной расселине, где воздух гудел, будто в трубе, а камень под ногами вибрировал в такт невидимому пульсу… мы вышли. Перед нами открылся Зал Сердца.
Он был огромен. Циклопических размеров. Своды терялись в темноте на невероятной высоте. Стены – гладкие, отполированные до зеркального блеска, словно вырезанные лучом из черного обсидиана. И в центре… в центре парил Рубин.
Колоссальный, многогранный самоцвет кроваво-красного цвета. Он висел в воздухе, медленно вращаясь, и от него во все стороны били лучи силы. Чистой, нефильтрованной, первозданной мощи Пустоши. Они освещали зал багровым сиянием, отбрасывая гигантские, искаженные тени. Воздух гудел, не выдерживая напряжения. Камень под ногами вибрировал, передавая в кости этот низкий, всепроникающий гул – пульс самого Сердца. Давление было таким, что уши закладывало, а в груди давило невыносимой тяжестью. Магия внутри меня взвыла от близости источника, одновременно влекущего и отталкивающего. Моя Серая Пелена, обычно слабо видимая, замерцала вокруг нас легким серебристым светом, шипя и искря при контакте с эманациями кристалла.
– Боги… – прошептала Вивиан, вжавшись в меня. Ее лицо было белым, глаза огромными от благоговейного ужаса. – Это… источник? Сердце?
– Не сердце, – пробормотал я, чувствуя, как мои собственные колени дрожат. – Рана. Рана в самой плоти реальности. Отсюда сочится гной мертвого мира. Отсюда она черпает силу.
Мы подошли ближе, преодолевая сопротивление, как будто воздух превратился в тягучий мед. Каждый шаг давался с усилием. Багровый свет кристалла заливал нас, выхватывая каждую морщину усталости, каждый след крови и копоти. Он был… живым. Чувствовалось его сознание. Древнее, холодное, бесконечно чуждое. Оно ощущало нас. Как букашек, заползших в святилище.
– Надо… разрушить его, – сказала Вивиан, но в ее голосе не было уверенности. Только страх. Она подняла руку, сгущая вокруг пальцев знакомую белесую ауру Некромантии – ауру Конца. – Клинок Тартара!
Темный, мертвящий луч ударил в ближайшую грань кристалла. И… рассыпался. Как дождь о стекло. Не оставив и царапины. Кристалл даже не дрогнул. Его вращение не замедлилось. Лишь багровый свет на мгновение стал ярче, словно насмехаясь.
Я не стал ждать. Собрал остатки силы, все, что мог. Не Ледяное Сердце. Не Эфирную Иглу. Удар Фундамента! Сгусток чистой воли к Порядку, к Бытию, к закрытию этой раны. Серый луч, тусклый, но невероятно плотный, метнулся к Сердцу Пустоши.
Удар!
Зал содрогнулся. Воздух затрещал. От точки удара по кристаллу разошлись волны багровой энергии, как круги по воде. Но когда свет утих… на идеально гладкой грани не было ничего! Ни царапины. Ни трещинки. Ничего. Мой луч просто… рассеялся. Поглощенный бесконечной мощью Сердца.
Отчаяние, черное и ледяное, сдавило горло. Мы обменялись взглядами. В глазах Вивиан я увидел то же, что чувствовал сам – беспомощность. Мы прошли ад. Мы добрались до самого Источника. Мы были сильны, вместе мы были больше, чем просто два мага. Но против этого… наши силы были пылью. Каплей против океана. Искоркой против солнца.
Рубин Пустоши продолжал вращаться. Медленно. Величаво. Его багровые лучи лизали стены, пол, наши изможденные фигуры. Гул нарастал. Снисходительно. Как урчание огромного кота, наблюдающего за муравьями у его лап.
Вивиан опустилась на колени, ее плечи содрогнулись от беззвучных рыданий. Я стоял, сжав кулаки до боли, глядя в кровавое сияние Сердца Пустоши, отчаянно понимая, что ни хрена ему сделать не могу.
Яркий багровый луч скользнул по лицу Вивиан, высвечивая следы слез на пыльных щеках. Она подняла голову, ее глаза, полные боли и гнева, встретились с моими. Не в словах был ответ. В этом взгляде. В нашей общей ярости. В нашей общей любви к тем, кого мы оставили позади. Нет.
Мы не сдадимся. Даже перед лицом невозможного. Мы прошли слишком много. Мы пожертвовали слишком многим. Если наши жизни – последняя цена, мы заплатим ее. Но мы найдем способ. Мы должны.
Я протянул ей руку. Она схватила ее, вставая. Ее пальцы были холодны, но хватка – железной. Мы стояли плечом к плечу перед величавым Сердцем Пустоши, двумя последними воинами жизни в самом сердце смерти. Наши силы были каплей. Но капля точит камень. Мы не знали как. Но знали – битва еще не окончена. Она только начинается. И ставка в ней – все миры. Мы посмотрели друг на друга, потом – на пульсирующий кристалл. Ответа не было. Была только титаническая задача и две израненные души, готовые бросить вызов самому Источнику Зла.
Мы смотрели. Два жалких островка плоти и воли посреди океана первозданной мощи. Рубин висел перед нами – холодный, совершенный, непостижимый. Его кроваво-красное сияние выжигало саму мысль о сопротивлении. Наши атаки были уколами булавки против горы. Отчаяние, густое и липкое, подползало к горлу, пытаясь парализовать последние остатки воли. Чем его разрушить? Но долго думать нам не дали.
Сердце вздрогнуло.
Это была не просто пульсация. Глубокий, осмысленный толчок, от которого затрещали зеркальные стены зала. Рубин внезапно закружился. Не медленно, величаво, как прежде. Стремительно, яростно, как разъяренный волчок. Его грани вспыхнули ослепительным, невыносимым багровым светом. И из каждой грани – из каждой! – хлынули лучи острей алмазной нити.
Они не резали. Они стирали. Все, чего касались. Камень зеркальных стен под их прикосновением не плавился – он исчезал. Просто переставал существовать, оставляя после себя зияющие черные провалы в небытие. Воздух завыл, разрываемый на молекулы. Пространство вокруг лучей искривлялось, пульсировало больными, невообразимыми цветами. Солнце Пустоши взошло в своем святилище, и его лучи несли абсолютный Конец.
– Что делаем, Видар? – взвизгнула Вивиан.
– Валим отсюда на хрен! В жопу это Сердце и его заморочки! Сюда надо приходить с воеводами, обвешанными сильнейшими артефактами!!! – заорал я, инстинктивно рванув Вивиан в сторону, под прикрытие массивного обломка черного камня. Благо, зал был усеян ими после нашей последней битвы с хранителями.
Серая Пелена вокруг нас взвыла, заискрилась, затягиваясь под ударами эманаций, как кольчуга под ударами меча. Каждый луч, проходящий даже в метре от нас, выжигал куски нашей защиты, высасывая силы. Мы прижались к камню, чувствуя, как адское сияние опаляет кожу сквозь одежду, как вибрация выбивает зубы.
И тут случилось второе кошмарное действо. С зеркально гладких стен зала, отовсюду, распахнулись проходы. Десятки. Сотни. Как черные пасти гигантского чудовища. И из них хлынула волна.
Живая река. Монстры всех видов и размеров, виденные нами ранее и невиданные вовсе – склизкие твари с щупальцами вместо лиц, скорпионы из черного льда, летучие тени с кристаллическими жалами, гигантские слизни, источающие кислотный туман. Они не шли – их выплевывала сама Пустошь. И все они в едином безумном порыве ринулись к нам. Их глаза горели яростью. Безумием. Слепой, фанатичной ненавистью, направленной Сердцем.
– Нам конец. Теперь мы точно умрем! – прошептала Вивиан, ее глаза были полны чистого ужаса.
Но лучи Рубина не делали различий. Они косили и подбегающих монстров, как острый серп летнюю траву. Твари влетали в багровые лучи – и растворялись. Бесследно. Без крика. Просто переставали быть. Их прах мгновенно поглощался всепожирающей энергией Сердца. Но это не останавливало безумцев. Они лезли вперед, толкаясь, топча друг друга, заполняя зал кишащим, ревущим месивом плоти, хитина и тьмы, которое методично испарялось под лучами. Это был не штурм. Это было жертвоприношение. Бесконечное, бессмысленное, ужасающее. Пустошь скармливала свои порождения своему же Сердцу, лишь бы добраться до нас – двух песчинок, посмевших нарушить его покой.
Наш камень, под которым мы нашли укрытие, дрожал под ударами тел и эманаций. Но по какой-то прихоти Сердца еще не был разрушен. Серая Пелена таяла на глазах. Вивиан, бледная как смерть, пыталась ставить барьеры праха, но они крошились, как будто были сделаны из песка. В воздухе стоял невообразимый гул – рев монстров, шипение аннигилируемой материи, грохот рушащихся участков стен и всепроникающий, победоносный гул самого Сердца.
– Видар! Мы не выдержим! – крикнула Вивиан, отстреливаясь сгустком некротической энергии в морду твари, прорвавшейся сквозь завесу огня. Тварь рассыпалась, но её место заняли три другие. – Лучи… они приближаются!
Она была права. Круги разрушения, расходящиеся от вращающегося Сердца, ширились. Наш камень уже был изъеден по краям, превращаясь в призрачный силуэт. Чёрные провалы небытия подползали к нашим ногам. Сквозь щиты прорывался невыносимый жар. Ещё минута – и нас либо сотрут лучи, либо растерзает безумная орда.
Выбора не было.
Я схватил Вивиан за руку. Глаза метнулись к ближайшим распахнутым проходам. Они тоже были под обстрелом лучей, и из них все еще лились монстры. Но один, чуть левее, казался… чуть менее активным. Менее освещенным.
– ТУДА! – заревел я, перекрывая грохот ада. – БЕЖИМ!
Мы рванули. Не думая. Не рассчитывая. Чистый инстинкт выживания. Серая Пелена, истекая последними силами, сжалась вокруг нас в тугой кокон, отражая щупальца, клыки, брызги кислоты. Мы петляли между рушащимися глыбами, прыгали через чернеющие провалы в небытие, чувствуя на затылке дыхание багровых лучей и воющую ярость орды.
Один луч чиркнул в сантиметре от моей спины – куртка вспыхнула и исчезла, кожа на спине запылала адской болью. Вивиан вскрикнула, отшвырнутая ударом хвоста какой-то твари – я успел поймать её на ходу, не останавливаясь. Монстры хватали за одежду, за ноги, но наши отчаянные удары (кинжал смерти Вивиан, сгусток чистой воли из моей ладони) срывали их хватку. Это был не бег. Падение в пропасть, где пропастью был сам ад.
Вот он – проход. Черная пасть в зеркальной стене. Из неё всё ещё вываливались монстры, но их поток ослабел. Мы нырнули в неё, как в последнее убежище, в последнюю секунду. Серая Пелена, содрогаясь, приняла на себя удар нескольких щупалец и клыков, прикрыв наш вход.
Я оглянулся на долю секунды. Зал Сердца был морем багрового света, кипящей тьмы и бесконечного уничтожения. Солнце Пустоши сияло в центре, пожирая своих детей, чтобы достать нас. Его гул провожал нас – торжествующий, неумолимый.
Потом темнота прохода поглотила нас. Мы бежали, спотыкаясь о неровный пол, задыхаясь от дыма, гари и собственного ужаса. Гул зала быстро стихал, сменяясь гулким эхом наших шагов в узком туннеле. Багровый свет исчез. Осталась только темнота, прерываемая слабым свечением моей почти погасшей Серой Пелены и дрожащим огоньком в ладони Вивиан.
Мы остановились, прислонившись к холодной, шершавой стене. Груди вздымались, выплёвывая прогорклый воздух. Спина горела. Руки дрожали. В ушах все еще стоял рев апокалипсиса.
– Мы… мы выжили… – прошептала Вивиан, ее голос был хриплым от напряжения.
– Пока… – выдавил я, ощупывая обожженную спину. Больно. Но жить можно. – Ничего… Мы ничего не смогли сделать… – горечь поражения, что ощущалась острее любой раны, заполнила рот.
Она молча кивнула в темноте. Ее огонек выхватил из мрака ее лицо – изможденное, покрытое копотью и кровью, но с тлеющей искоркой упрямства в глазах.
– Но мы живы, Видар. Мы убежали. У нас есть… время. Чтобы понять. Чтобы найти другой путь, – она выпрямилась, с трудом отталкиваясь от стены. – Куда… куда мы попали?
– Да черт его знает, – мое тело, получив передышку, просто завопило от боли, напрочь отключившей голову. Регенерация работала. Но очень слабо.
– Я… Кажется, я узнаю это место, – она огляделась, сделала пару шагов к неприметному камню, что торчал прямо из стены. – Мы в этом месте сделали первую ночевку. Мы у входа в Пустошь….Но с нашей, то есть, моей стороны. Не знаю, как это получилось, но в дне ходьбы отсюда выход в Нормандские земли!
– Значит, все-таки к тебе, – слабо улыбнулся я и, прежде чем вырубиться, я подумал, что Брандт с Мюллером нас могут и не дождаться…
Нароод. Я заранее извиняюсь. Но у нас глушат интернет – сами знаете почему. Поэтому выкладка глав может задержаться. Но она точно будет – постараюсь найти места, где он есть. Если что – последняя глава и новая глава следующей книги гарантированно выйдут в понедельник. Прошу понять и простить.
А пока в ожидании проды не забудьте поставит лайк Видару, если вам нравятся его приключения.
Глава 27
Глава 27
Я пришел в себя рывком – вот только стоял, а вот лежу на камнях. А, нет – голова удобно расположилась на чем-то мягком. Открыл глаза – на до мной склонилась Вивиан, а я на ее коленях. Лицо у девушки задумчивое – рассматривает меня так, будто видит в первый раз.
– Перенапрягся? – спросила она, чуть покраснев.
– Есть такое, – ответил я хриплым голосом. В горле явно пересохло. Черт! Это может стать проблемой – если без еды еще есть шанс продержаться подольше, то без воды нам очень быстро станет хреново.
Просканировал себя – ага, состояние явно улучшилось. По крайней мере, каналы уже не горят таким противным красным светом, да и источник наполовину восстановился.
– Идти сможешь? Без припасов мы долго не протянем. Тут не далеко.
– Могу, – с неохотой я встал с таких мягких и приятных коленок. Хотел еще пощупать незаметно, но не стал. Пока поиграем в куртуазность. К тому же для таких шалостей не время и не место.
Темнота туннеля, еще недавно давящая как саван, начала редеть. Шершавые стены, освещенные лишь дрожащим огоньком в ладони Вивиан, сменились знакомыми ей очертаниями – трещинами, выступами камня, глубокой царапиной в форме угловатой «Г» (Гамма), оставленной чем то острым.
– Здесь! – ее голос, хриплый от усталости, прозвучал с непривычной силой. Она указала на узкий лаз, почти скрытый натеком известняка. – «Горло Дракона». Через него проползем – и мы у выхода! Час хода, не больше!
Выход. Слово повисло в спертом воздухе, такое сладкое и пугающее одновременно. Радость Вивиан была заразительной – ее глаза сияли предвкушением, губы дрожали в намеке на улыбку.
Изабелла. Солнечная сестра. Дом. Нормандская Империя. Все это было так близко от нее, за тонкой перегородкой камня.
Но тень тревоги скользнула по ее лицу. Она бросила взгляд в черноту, оставшуюся за спиной, туда, где пылало Сердце и где под незримым Кругом Отражения спали Брандт и Мюллер.
– Они… – начала она, но я перебил, опережая мучительную мысль…
– Круг крепок. Он скроет их, пока мы не вернемся с силами и картой. Идти назад сейчас – умереть зря. Им это не поможет. – голос мой звучал гораздо увереннее, чем я чувствовал.
Мы оба понимали – найти их в изменившемся после гнева Сердца лабиринте будет почти невозможно. Время работало на них – пока спят. И против нас – в истощении. Сунуться обратно – верная смерть и для них, и для нас.
Вивиан кивнула, сжав губы. Решение было принято. Бесполезное самопожертвование не было выходом. Надо было жить. Чтобы вернуться сильными.
Ее радость вспыхнула вновь, ярче прежнего. Она почти впрыгнула в «Горло Дракона» – узкую, скользкую щель. Мы протискивались, царапаясь о камни, помогая друг другу, и с каждым метром воздух менялся. Тяжелый, металлический душок Пустоши вытеснялся сыростью пещеры, а потом… Потянуло живительным ветром. Свежим. Холодным. Несущим запах влажной земли и чего-то… кажется, хвойного.
Моя Серая Пелена, верная спутница, дрогнула и погасла окончательно. Я не стал ее восстанавливать, потому как угрозы пока не ощущалось. Монстры здесь были жалкими отголосками глубинного кошмара. Слепые крысообразные твари, шуршащие в щелях. Полупрозрачные слизни, медленно ползущие по стенам. Они не нападали. Они боялись. Или были слишком слабы.
Вивиан, не тратя драгоценной магии, прикончила пару «крыс» ударом приклада своего пистолета. Я просто отшвырнул назойливого слизня сапогом – он шлепнулся о стену и затих. После Сердца, его лучей аннигиляции и орд фанатиков эти твари казались досадными мошками.
И вот – свет! Сначала – серая полоска впереди. Потом – ярче. Шире. Мы выбрались из последнего поворота…
Вход. Не оплавленный разлом. Не циклопические Врата. Широкая, заросшая папоротниками и мхом расщелина в скале. И за ней…
Мир. Настоящий. Живой! Серое, дождливое небо. Высокие, стройные сосны, чьи темные силуэты уходили в облака. Влажный, хвойный воздух, ударивший в легкие, как хмельной эль. Дождь. Мелкий, настырный, ледяной дождь, освежающий лицо, смывая с него копоть, кровь и пепел пещеры. Он струился по коре деревьев, набирался в лужицы на каменистой почве, пел тихую песню на листьях папоротников.
Мы стояли на пороге, словно окаменев. Вивиан вскинула лицо к небу, закрыла глаза, подставив кожу холодным струям. Капли стекали по ее щекам, смешиваясь со слезами облегчения. Она засмеялась – коротко, срывающимся голосом, почти истерично, но это был смех освобожденной души.
– Воздух… – прошептала она, вдыхая полной грудью. – Он… не жжет. Он живой! Мы снаружи, Видар! Снаружи!
Я шагнул вперед, под сень сосен. Ледяные струи омыли лицо, притупив жгучую боль в спине. Вдохнул глубоко. Аромат хвои, прелой листвы, влажного камня. Настоящий. Не мираж. Не воспоминание. Дом. Земля. Жизнь.
И только тут, под этим знакомым мрачным небом (но таким другим, таким благословенным после лилового кошмара), меня накрыло. Я вернулся. Выжил. Прошел Пустошь насквозь. Узнал ее страшную тайну. Но…
– Три дня… – слова сорвались с губ сами, горькие, как полынь.
Образ отца встал перед глазами – гранитное лицо, холодные, разочарованные глаза. Слова Императора Бориса прозвучали в ушах громом: «Три дня. Не часом больше. И возвращайся. Живым. И… с ответами.»
Ответы у меня были. Блокнот с серебряными страницами, туго набитый записями и зарисовками, тяготел в сумке. Колбы с образцами серой жижи и странных кристаллов – вещественные доказательства. Но время… Оно истекло. Много дней назад. Что ждало меня? Гнев отца? Гнев Императора? Позор? Отлучение от Кристины? Шея непроизвольно втянулась в плечи.
Вивиан обернулась. Дождь струился по ее лицу, но улыбка не гасла. Она видела мою тревогу.
– Теперь – в Ведало? К своим? – спросила она, и в ее голосе звучала готовность идти со мной хоть куда.
Я покачал головой, глядя на мокрые, но такие прекрасные карельские ели. Потом посмотрел на Вивиан, на знакомый ей ландшафт за пределами пещеры.
– Нет, – сказал я твердо. – Теперь – к твоим. В Нормандию. Ведало… подождет. До него далеко – к тебе ближе. Сначала – твой выход. Твоя сестра. Твой доклад Императору. А Брандта и Мюллера… мы спасем вместе. С нормандскими войсками. – и добавил про себя – А потом… потом я встречусь со своими. И надеюсь, смогу пережить эту встречу.
Мы шли по краю, где хрупкая реальность Нормандии встречалась с вечно гниющей плотью Пустоши. Под ногами хрустел серый лишайник и кости мелких тварей.
– Слева! – голос Вивиан был спокоен, почти ленив.
Я даже не оглянулся. Резкий взмах руки – и сгусток Ледяного Сердца (теперь уже не пышущий яростью, а точный, экономный) выстрелил в тень, метнувшуюся из-под корней. Раздалось противное шипение, и «Туманный Хомяк» размером с собаку, с клыками-иглами, распался в клубок серой пыли, успев лишь лязгнуть челюстями впустую.
– Спасибо, – бросила Вивиан через плечо, не останавливаясь. В ее голосе слышалась улыбка. – Торопишься на свидание?
– К своей награде, – огрызнулся я, но без злости. Наоборот, какое-то странное, легкое чувство поднималось из груди. Возможно, просто эйфория от того, что мы живы и почти снаружи. – Думаешь, твой Император Отто выдаст мне медаль за спасение такой красивой тебя? «За выдающиеся заслуги в области вытаскивания симпатичных задниц из беды»?
Она рассмеялась – звонко, неожиданно легко. Звук был таким чуждым здесь, в этом вечно умирающем лесу, что я на мгновение ошалел.
– Медаль? – она обернулась, идя задом наперед, ее глаза блестели усталым озорством. – Лучше попроси политического убежища. У нас, знаешь ли, ценят сильных магов. Особенно тех, кто умеет плести реальность. Дядюшка Отто… он коллекционер редких «инструментов». – Она сделала многозначительную паузу.
– «Инструмент»? – я притворно возмутился, отстреливая из компактного арбалета летучую тварь, похожую на облезлую летучую мышь с кристаллическим жалом. Артефактный болт прошил ее навылет, и она камнем рухнула в серый папоротник. – Я предпочитаю термин «независимый специалист по аномальным зонам». С огромным гонораром. И желательно – подальше от императорских дворцов.
– Скромничаешь, – подразнила она, ловко переступая через скользкий, пульсирующий гриб-ловушку, который я ей вовремя подсветил ледяным шаром. – После того, как ты сплел саму ткань Пустоши? Дядюшка предложит тебе графство. Минимум. И дочь какую-нибудь в придачу. У него их много, незамужних и амбициозных.
– Дочери? – я фыркнул, но почему-то краем глаза заметил, как она наблюдает за моей реакцией. – Нет уж, спасибо. У меня уже есть пара невест, которые наверняка рвут и мечут. Добавлять к этому гнев нормандской принцессы – чистое самоубийство. И вообще – я князь, и графства мне маловато будет.
– Ах, да, твои невесты… – Вивиан кивнула, и в ее глазах мелькнуло что-то… понимающее? Легкая тень? Но тут же скрылась за новой улыбкой. – Ну что ж, значит, графство или княжество и золото. Изабелла будет в восторге от экзотичного русского соседа. Она обожает все необычное.
Мы шли, и Пустошь будто смирилась с нами. Твари попадались все реже и слабее. Искаженный олень с шипами вместо рогов, который попытался было напасть, получил от Вивиан Клинок Тартара в грудь и рухнул, не успев даже испугаться. Стая воронов-мутантов с горящими глазами, каркающая на ветках, разлетелась при моем резком свисте, усиленном крохой магии – звук резал их воспаленный разум.
Бой превратился в рутину. Почти в игру. Мы прикрывали друг другу спины по привычке, но уже без смертельного напряжения. Движения были отточены, экономны. Мы стали единым механизмом, идеально подогнанным за долгие дни ада. И это… было приятно. Не нужно слов. Достаточно взгляда, жеста, интонации.
– Смотри-ка, – Вивиан указала на странное растение – огромный, серый цветок, медленно поворачивающийся за нами, как подсолнух за солнцем. Из его центра сочилась липкая, пахучая слизь. – Красота, да? Почти как орхидея. Только смертельно ядовитая и, вероятно, разумная. Хочешь сорвать для твоей Таньки? Экзотический букет!
– Подумаю, – парировал я, поджигая цветок с безопасного расстояния точным Солнечным Ударом. Он зашипел, свернулся и почернел. – Может, лучше привезу ей нормандских конфет? Эти «Biscuits» твои… если пережить их вид, они даже съедобные.
– О, критик! – она засмеялась, толкнув меня легонько плечом. – Подожди, попробуешь наше шоколадное фондю в Руане. Это… божественно. После пайков Пустоши – как нектар богов.
Разговор о еде, о простых, земных вещах, был глотком свежего воздуха. Мы шутили. Подкалывали друг друга. Делились планами на «после». Ее – увидеть Изабеллу, упасть в мягкую кровать, съесть гору шоколада. Мои – доложить отцу и Императору, выдержать их гнев, а потом… Потом крепко обнять всех, надеясь, что поймут и будут бить не очень сильно. А вот насчет своих духов я так уверен не был. Мавка, может, и простит, а вот Навка… Даже думать об этом страшно.
Между нами витало что-то новое. Не страсть. Не влюбленность. Тепло. Глубокое уважение. Безграничная благодарность за спасенную спину в десятках битв. И легкий, почти неуловимый флирт – как игра, как способ не сойти с ума, как признание: «Ты мне нравишься. Ты сильный. Ты выжил со мной. И это круто».
– Чувствуешь? – Вивиан остановилась, задирая голову. Ее нос задорно вздернулся, ловя потоки воздуха.
Я вдохнул полной грудью. И почувствовал. Сквозь привычный запах тлена и сырости пробивался другой – чистый, резкий, холодный. Запах моря. И соленой воды.
– Ветер с моря! – она схватила меня за руку, ее пальцы сжались от волнения. – Мы близко! Очень близко! Вон там, за тем гребнем!
Мы почти побежали. Усталость отступила перед приливом предвкушения. Последний подъем по каменистому склону, поросшему чахлым серым кустарником. Из-за поворота вынырнули еще две тени-охотника. Мы с Вивиан синхронно махнули руками. Мой Ледяной Клинок и ее Вспышка Безмолвия слились в один удар. Твари не успели взвыть – просто рассыпались, как карточные домики. А мы даже не замедлили шаг.
И вот – гребень.
Мы взбежали на него и замерли.
Внизу расстилался берег. Суровый, каменистый, омываемый свинцовыми волнами холодного моря. Серое небо низко висело над водой. Ветер, настоящий, соленый, свободный ветер, рвал наши волосы и одежду, сбивая с ног, но это был ветер свободы. А слева, на высоком мысу, высился знакомый обелиск – каменный страж с кораблем и мечом. Нормандский знак. Нулевая точка.
Мы стояли на краю Пустоши Суоми, глядя на бушующее море Нормандской Империи. Дождь, косой и холодный, хлестал по лицам, но мы его не замечали. Вивиан повернулась ко мне. В ее глазах светились слезы, но это были слезы радости. Чистой, безудержной.
– Мы сделали это, Видар, – прошептала она, ее голос дрожал. – Мы вышли.
Я посмотрел на море, на серый горизонт, за которым лежал Руан, Изабелла… и неизвестность. Потом на Вивиан – изможденную, грязную, но невероятно живую. На ее улыбку, которая сейчас озаряла все вокруг сильнее любого солнца. Грусть о том, что не получилось, страх перед гневом отца – все это еще было со мной. Но сейчас, на этом ветреном мысу, главным было другое.
– Сделали, – я ответил, и моя собственная улыбка, первая за долгие дни, была ей под стать. Легкая, усталая, но искренняя. – Теперь, герцогиня де Лоррен… куда путь держим? На закат в вечность? Или сразу представляться к вашему дядюшке-императору? Только предупреди его, что я «инструмент» капризный. Требую хорошего обращения и… самых вкусных вкусняшек. Пару ящиков. На пробу.







