Текст книги "Детка, это не я (ЛП)"
Автор книги: Тилли Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Стикс, Стикс, Стикс, Стикс...! – простонала я, распахнув глаза, чтобы взглянуть на него, а он тоже смотрел на меня, как и всегда. Его рука легко скользнула между моих ног, и пальцем, он начал массировать меня там, в том самом месте, в той самой точке. В точке, которая заставила меня потерять контроль над своими чувствами.
Наслаждение стало почти невыносимым и жгучее пламя желания опалило все мое тело, вспыхнув чистым октаном в моих венах. Мои бедра двигались все быстрее навстречу бедрам Стикса, подгоняемые его ответными движениями, эротическими вздохами и стонами. Движения пальца Стикса ускорились, казалось, его член во мне расширился до уже невыносимых размеров.
В груди бешено колотилось сердце, когда Стикс поджал губы, не сводя с меня глаз. Затем, словно молния, невероятное чувство охватило всё мое тело, и я закричала в экстазе. Губы Стикса приоткрылись, его бедра жестко толкнулись один раз, другой, а затем замерли. Его большие карие глаза расширились, лицо дрогнуло, как от мимолетной боли, и горячая струя семени затопила мои внутренности, наполняя матку. Я чувствовала, будто я парю во всё еще горячем воздухе летнего дня, в теплой воде, окружающей нас обоих. Я упала ему на грудь, истощенная, но… ох… прекрасно удовлетворенная.
Слушая биение сердца Стикса, лежа на его груди, я улыбнулась. Его сильные руки гладили мои длинные намокшие волосы, прилипшие к спине, пока мы осторожно выходили из нашего общего транса.
Так вот что значит заниматься любовью...
Я только что занималась любовью со Стиксом.
Всё это время я была права.
Нам всегда было суждено быть вместе. Он для меня всё. Он весь мой мир...
...Стикс – мое спасение.
Глава 18
Стикс
Господи. Боже. Мой.
Мэй.
Вся Мэй.
Вся моя.
Я в ее тугой киске, заполняю ее своей спермой.
Гребаное совершенство.
Ее легкое, ровное дыхание обдувало мою влажную грудь, она заснула.
– Мэй, – тихо позвал я, пробуждая ее ото сна. Я проскользнул двумя пальцами между крепкими половинками ее задницы и просунул их во влажную шелковистость хорошо оттраханной киски.
Мэй инстинктивно качнула бедрами, и стон сорвался с ее губ. Внезапно ее голубые глаза широко распахнулись, а потом подернулись поволокой, пока она извивалась на моей руке.
– Стикс... – простонала она, осипшим ото сна голосом. Она вытянула руки и ухватилась за бортики ванны, а я должен был зажать свое кольцо в губе, просто, чтобы сохранить спокойствие; она выглядела так чертовски прекрасно, объезжая мою руку.
Ее розовые, крупные соски отвердели, тяжелые груди налились, губы раскрылись, вздохи вырывались из них с каждым толчком. Неспособный больше игнорировать свой член, я вынул пальцы и погрузил его прямо в нее.
Бл*дь!
Потрясенным взглядом, Мэй уставилась прямо на меня, и я ухмыльнулся. На этот раз, я всё контролирую – швы идут ко всем чертям. Захватив ее бедра, я развернул нас в воде, уложив Мэй на спину. Она взвизгнула, когда я поднялся над ней, обвивая свои руки вокруг ее спины, и почувствовал, что ее ноги обернулись вокруг моей задницы. Она застенчиво мне улыбнулась, пока я неустанно долбил ее киску, вырывая стоны из ее горла, а ее ногти впивались в мою кожу, с каждым движением наши груди терлись друг об друга.
Очень скоро она кончила. Я последовал сразу за ней.
Мы оба тяжело дышали, когда Мэй убрала волосы с моего лица, пригладив их.
– Это был лучший способ проснуться, – хрипло сказала она.
Усмехнувшись в ответ на это, я сказал:
– Начиная с с-сегодня так б-будет каждый гребаный д-день.
– Ты обещаешь?
Я кивнул медленно и многозначительно.
Маленькие ручки двинулись вниз по моей груди, осторожно прослеживая мои швы.
– Как ты себя чувствуешь?
Мне больно, я обозлен на нацистских ублюдков, но так чертовски хорошо.
– Х-хорошо.
Вытащив по-прежнему твердый член из своей женщины, я встал на колени и распрямил свою затекшую спину, морщась от возникшего жжения в крепких швах перекрывающих множество шрамов на моем теле… в том числе ублюдочную свастику на груди, которую уже не стереть.
– В-выбираемся. Вода х-холодная.
Когда я посмотрел на Mэй, то буквально перестал дышать. Сейчас она моя. Никто не отберет ее у меня.
Когда я протянул ей руку, обычно мягкое выражение ее лица, сменилось на хмурый вид. Я вопросительно приподнял бровь.
Игнорируя меня, Мэй встала и вышла из ванны без моей помощи. Мои челюсти сжались. Я не какой-то там слабак, но, потом она шагнула ближе и сжала мою руку, настаивая:
– Позволь мне позаботиться о тебе. Это моя работа... как твоей старухи.
Я закрыл глаза, наслаждаясь тем, что она только что сказала… «моя старуха». Мой старик был чертовски прав; мне в жизни достаточно три вещи: мой Харли, моя Фендер... и любовь моей старухи Мэй; только Мэй.
Улыбаясь, Мэй, обернула меня полотенцем, а затем себя, и мы пошли – бл*дь, тупо медленно потащились – к кровати.
Мы остановились у стула, и она усадила меня на него.
– Я должна сменить постельное белье. Это испачкано кровью. – Она обхватила мои щеки, поглаживая свежие порезы. – Потом мы поспим. Ты должен отдохнуть.
– Рядом с т-тобой, д-да?
Широко улыбнувшись, Мэй ответила:
– Да, рядом со мной.
Мэй нежно поцеловала меня в лоб, и я откинулся на спинку стула, чтобы смотреть на нее, пока она застилала свежевыстиранные черные простыни.
Взяв свою Фендер, я приложил его к талии и начал бренчать, ловя счастливую улыбку, возникшую на губах Мэй, которая немного замерла, как только услышала вибрацию струн. В тот момент, когда начал петь «Gospel» группы The National, я поблагодарил Аида за то, что вернулся сегодня, в мой клуб, к моим братьям… к моей старухе.
Когда я собирался выйти к ним, в этом не было никакой уверенности. Я разнес семь нацистских черепов с помощью Узи, прежде чем оставшиеся два повалили меня на пол. Привязанный к стулу, изрезанный, избитый, истекающий кровью – но: ублюдки забыли про мое лезвие. Какая ирония, мой любимый немецкий нож, лезвие, которое я всегда прятал в своем жилете. Перерезав горло одному скинхеду, я погрузил пять дюймов стали в сердце другого, но только после того как получил и свою порцию веселья. Я проделал свой обратный путь, потому что пара голубых волчьих глаз звала меня домой.
– Darlin’, can you tie my string? Killers are callin’ on me…[41]41
Строка из вышеупомянутой песни. Песня красивая, но ее перевод доставил немало хлопот, из-за сленга и излишней метафоричности, которая фактически граничит с бессмысленностью. Я остановилась на следующем варианте: «Милая, можешь ли ты обуздать мою склонность к греху? Соблазны взывают ко мне…». Но в целом травку автор курит отличную.
[Закрыть] – когда я закончил последний аккорд, то поднял глаза и увидел, что Мэй сидела передо мной на коленях и слушала, как я играю.
– В кровать? – спросила она, ее глаза блестели, я осторожно убрала Фендер в сторону. Она взяла меня за руку, чтобы помочь мне лечь на матрас. Нервничая, Мэй легла рядом со мной, и я снял свое полотенце, указав ей кивком подбородка сделать то же самое.
Мы оказались лицом к лицу на наших подушках, и я потянулся, чтобы взять ее за руку.
– П-почему ты с-сбежала из с-секты?
Каждый мускул в ее теле, казалось, напрягся, и слезы мгновенно наполнили глаза.
Я не говорил, просто ждал, когда она откроется мне.
Спустя несколько минут, она прошептала:
– Они убили мою сестру. Я не могла остаться. Она сказала мне бежать, я сделала, как она просила.
Моя губа гневно искривилась, и живот скрутило от отвращения. Мэй попыталась закрыть свое нагое тело рукой, словно замерзла. Подняв одеяло, я укрыл ее. Она благодарно улыбнулась и придвинулась ближе.
Ее голова лежала рядом с моей на подушке, а затем ее чертов носик сморщился. Она успокоила свои нервы, но ей было необходимо выговориться.
– Мы ... – Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я прижал ее крепче. – Мы были родными сестрами. Такое нечасто случается в коммуне. Пары рожают детей, но потом тебя воспитывают всей общиной. Я никогда не знала своих родителей. Моя мать умерла от болезни, а отец ушел, его отправили выполнять задание пророка Давида, и он не вернулся. У меня есть еще одна сестра, Магдалина, но у нее была другая мать. Она молчалива, не похожа в этом на Беллу и меня. Мэдди по-настоящему запугана мужчинами. Белла была моим лучшим другом. Мы всегда были очень близки.
Когда она подняла глаза, то улыбнулась.
– Она была красивая, Стикс. Ты бы видел ее. Сногсшибательная. Такая совершенная. Такая невероятно добрая. Но это было проклятием Беллы, ее привлекательность и утонченность; именно это разрушило ее жизнь. – Я удерживал ее взгляд, когда пытался представить кого-то более потрясающего, чем Мэй. Я не мог, но она была твердо уверена, что это правда.
– С красивыми женщинами братья обращались намного хуже, чем с остальными. Пророк Давид и его главный помощник, Гавриил, говорили, что дьявол приложил свою руку к их облику. Что они были разработаны, нет, созданы, чтобы соблазнять мужчин. К ним должно относиться иначе, чем к простым женщинам – присматривать… обуздать как лошадей. Они отмечены как «Окаянные».
Мэй поерзала, и слеза скатилась по ее щеке, я наклонился и поцеловал её. Она немного задержала дыхание, прежде чем медленно выдохнула сквозь губы.
– Мы с Беллой были определены как такие «Окаянные» женщины; господи, мы были причислены к «Окаянным». Моя подруга Лила и моя сестра Мэдди тоже оказались с нами, мы были вчетвером в наших собственных частных помещениях коммуны. Нас держали отдельно для личного пользования высшего братства – их специальных занятий. Брат Гавриил брал Беллу. Брат Иаков брал меня. Брат Ной брал Лилу. Самый сексуально жестокий брат, Моисей, брал Мэдди – Магдалину. Моисей говорил, что она таила демонов, потому что говорила совсем немного, не выходила из своей комнаты. Но она была просто очень тихой, сдержанной, едва разговаривала и не показывала мне свои истинные чувства. – Ее глаза наполнились болью. – То, что он заставлял её делать... – Мэй затихла, в её горле застряли рыдания.
– Шшш, детка. – Я пытался успокоить ее. Но бл*дь, что я мог ответить на этот гребаный рассказ?
– Одержимость Гавриила Беллой усилилась, когда она созрела, даже после того как он женился на другой сестре, потом еще одной. Он соединялся с Беллой каждую ночь, спал рядом с ней каждую ночь. Она ела с ним, он заставлял ее купаться с ним. Он обезумел от желания обладать ею. Но она ненавидела его, Стикс. Она ненавидела его всеми фибрами своей души.
Мэй сделала глубокий вдох и продолжила.
– Когда мне было тринадцать лет, пророк Давид объявил, что мне предназначено быть седьмой женой. Женой, которая станет знамением пришествия Христа, Конца Света. Когда мне исполнилось двадцать три, я должна была выйти замуж за пророка. Я понятия не имела, почему была избрана. Я никогда даже не говорила с пророком. Он всегда держался в стороне от своего народа. Мы видели его только на церемониях, ритуалах соединения и молитвах. Но он хотел получать от старейшин видео молодых сестер из общины... чтобы увидеть, с кем из них он хотел бы... соединиться. Возможно, он увидел меня на одном из этих... – Она поцеловала меня в грудь, как будто это придавало ей сил. Я захватил рукой ее волосы, и до боли стиснул зубы. На видео? Дерьмо! О, и я чертовски уверен, почему она была избрана, чтобы быть его женой. Черт, это было очевидно для любого, у кого были глаза.
– День, когда я сбежала, должен был стать днем моей свадьбы. День, когда ты нашел меня, – пояснила она.
Сейчас все обрело смысл.
– Б-белое п-платье, – выдавил я слова, не в состоянии закончить фразу. Я терял контроль над своей речью, внутри меня бушевал гнев.
Она кивнула.
– За неделю до моей свадьбы, Белла просто исчезла. Никто не сказал нам – Окаянным, куда она делась, но после того дня Гавриил никогда больше не появлялся в наших помещениях. Он, очевидно, был с ней. Потом... – Она проглотила свою печаль. – Потом в день моей свадьбы, Лила нашла ее. Белла была в темной грязной камере; избитая, голодная... она умирала. Я осталась с ней, пока она не умерла. И я побежала. – Внезапно, рыдания начали сотрясать ее тело и, обнимая за шею, я прижал ее к своей груди. – Я бросила их, Стикс! Я бросила Мэдди и Лилу.
– Ч-черт, Мэй, – сказал я, пытаясь расслабить горло.
Внезапно отодвинувшись назад – ее лицо опухло и покраснело, – она сказала:
– Они будут искать меня. Они никогда не остановятся. Они считают, что я ковчег, который спасет их смертные души.
Взглянув на татуировку на ее запястье, я провел пальцем по письменам, потом еще раз посмотрел на Мэй.
– Конец света настигает нас. Мой брак есть акт, который должен произойти для переселения моих людей – Ордена – в рай.
И снова это механически заученное дерьмо полилось из ее рта. Глаза остекленели и все такое.
– Т-т-ты… – Я остановился, глубоко вдохнул, успокоился, и попытался снова. – Т-ты н-никогда не покинешь м-меня. Они п-придут за т-тобой, но д-должны будут п-пройти через м-меня… через П-палачей.
Ее напряженное лицо расслабилось.
– Стикс... Я никогда не захочу оставить тебя, но…
– Я с-смогу защитить т-тебя, – прервав, заверил я её.
– Знаю, что сможешь, – заявила она и прижалась к моему боку.
Гребаная тяжесть сформировалась в моем животе. Я всегда чувствовал, когда что-то не в порядке. Это чувство возникло с тех пор, как появилась Мэй; и сейчас оно только усилилось.
– А что у тебя? – прошептала Мэй, поглаживая пальцами мой напряженный бицепс.
– Ч-что?
– Твоя мать? Что с ней случилось? Кто она была?
Я издал короткий смешок.
– Клубная шлюха. О-оставила моего с-старика из-за п-подонка Диабло.
– Диабло? – в замешательстве произнесла она.
– М-мексиканский мотоклуб. Соперники. С тех пор в-воюем. Мой старик у-убил мою мать, к-когда мне было десять. Санчес, их П-През, убил моего старика в п-прошлом году. Через два д-дня я убил Санчеса.
Она оперлась на мое плечо своей рукой, лицо Мэй было грустным.
– У тебя была такая беспокойная жизнь. Ты был окружен множеством смертей. Я всегда удивлялась, почему в качестве эмблемы у вас Аид, дьявол. Я видела фреску, когда оказалась здесь. Это так странно, поклоняться ему.
– Не в-в этой ж-жизни.
Она подняла свои черные брови, и мои губы дрогнули. Отодвинув ее, я развернулся на кровати и спустил ноги на пол.
– Куда ты идешь? Тебе надо отдохнуть. Ты все еще ранен, помни об этом! – запротестовала она.
Я махнул рукой, выражая несогласие. Я потянулся к ее черному платью и бросил его ей:
– Надень.
Она с любопытством смотрела, когда я влез в свои джинсы. Я встал, протянул руку, и повел ее вниз по пожарной лестнице во двор.
Я вывел ее из дверей в ночной летний ветерок, слышалось пение сверчков и больше почти никаких звуков. Она выпучила глаза от беспокойства, когда мы вышли из клубного дома. Слишком много дерьма произошло за последнее время, чтобы Мэй чувствовала себя здесь в безопасности. Высокий забор окружал нас, колючая проволока щетинилась по верху, а на каждом углу установлены камеры слежения. Стоянка байков в углу двора, Харли и Чопперы братьев выстроились в линию.
Я тихонько тронул Мэй за руку.
– Т-туда.
Она заправила локон за ухо и позволила мне привести ее к западной стороне двора. Я чувствовал дрожь в ее ногах, когда она снова увидела фреску.
Прижав ее к своей груди, я положил руки ей на плечи и наклонился к ее уху.
– Хочу, чтобы т-ты встретила А-Аида и П-Персефону, его ж-жену.
Небольшой вздох сорвался с ее губ, и она переступила босыми ногами, шея выгнулась назад, пока она смотрела на роспись в благоговейном трепете – нет, смотрела на богиню в благоговейном трепете. Я отступил назад, давая ей пространство, и сложил руки на груди не в состоянии перестать смотреть на нее.
Мэй подняла руку и провела пальцами по бледному лицу Персефоны.
– В общине нам не разрешали фотографии или картины. Они считались ложными идолами, но я никогда не видела ничего прекраснее, чем этот портрет. Персефона красивая.
Мэй посмотрела на меня и широко улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы. Она повернулась, чтобы проследить очертания длинных черных волос богини.
Бл*дь. Я был покорен этой женщиной.
Мэй снова повернулась, взглянув на меня из-под ресниц. На ее лице отражалась смущение.
– Богиня похожа на меня. У нее глаза такого же цвета.
Я шагнул вперед, чтобы встать рядом с Мэй.
– В тот день, к-когда я увидел тебя, ты н-напомнила мне ее. З-застряла со мной на в-все эти годы.
Молчание Мэй говорило о многом. Я переступил с ноги на ногу, внезапно занервничав.
– Т-ты знаешь, к-кто есть о-остальные л-люди на этой к-картине?
Она указала на центральную фигуру, с бездушными глазами и в темных одеждах, ее голос слегка дрожал:
– Аид. Я знаю, он и есть Сатана. – Она поджала губы, и ее очаровательная угрюмость вернулась. – Он выглядит так же, как дьявол в Писании.
Я указал в направлении коричневой скамейки через двор.
– Присядь.
Мэй последовала моему указанию, и мы направились на мое любимое место напротив фрески, где я любил сидеть, курить и думать. Конечно, именно здесь я предпочитал думать о ней. Хотя не скажу ей об этом, или о том, как чертовски странно то, что она сейчас сидит рядом со мной.
Мэй устало села, проверяя, аккуратно ли лежит платье, чопорно подогнула ноги, ее руки легли на колени, перед тем как она прислонилась ко мне.
– Ты с-слышала про г-греков?
– Да, немного. Сейчас представляю, что это совсем мало. За последнее время я поняла, что то немногое, чему нас учили в общине о жизни за ее пределами, было ложью.
Усмехнувшись, я ответил:
– Д-древние греки не в-верили в единого б-бога. Они в-верили во множество б-богов.
Она ахнула и приложила руку к сердцу.
– Это богохульство! Есть только один истинный Бог.
Я пожал плечами, вытащил курево из заднего кармана джинсов и закурил. Религия не играет никакой роли в моей жизни, и мне плевать, если этим я задел чьи-то чувства. Байкеры не были столь любезны, чтобы соответствовать пожеланиям общества. На самом деле, у них была чертовски полярная позиция.
Мэй закашлялась.
– Почему ты вдыхаешь это?
– Это... это... – Я сделал паузу и прочистил горло. – Успокаивает меня, – сдержанно ответил я.
Видя ее сморщившийся носик, я не смог удержаться от улыбки.
– Но это воняет, – воскликнула Мэй.
Я засмеялся.
– Ты так д-думаешь, д-детка?
Она уверенно кивнула, ее красивое лицо стало забавным. Я бросил окурок на землю, повернулся и нажал на кончик ее носа:
– И именно поэтому ты н-никогда не начнешь курить это дерьмо. Т-так?
Я был таким милым... игривым. Дерьмо! Кай за это сделает во мне новую дырку.
– Правильно. – Мэй согласилась и смотрела на меня несколько секунд, прежде чем подвинуться на скамейке, смещаясь ближе к моей вытянутой руке.
– Ты говорил о греках, Стикс.
Снова сделав глубокий вдох, я начал.
– С-согласно учению древних г-греков, было т-трое братьев богов: Зевс, П-Посейдон и А-Аид. Они свергли их о-отца, правящего б-бога К-Кроноса, в бою. Они т-тянули жребий, чтобы решить, какими областями к-каждый из них будет повелевать, т-теперь, когда К-Кронос с-сослан.
Мэй расположилась ближе.
– Что случилось дальше?
– З-Зевс получил в-власть над небом, П-Посейдон над водой, и А-Аид над подземным миром – не ту р-работу, которую каждый из них х-хотел на самом д-деле. Я показал на картину подземного мира: темные реки, равнины, охваченные пламенем, отвратительно ужасные фигуры демонов.
– Таким образом, подземный мир – это ад? Аиду был дан Ад? Как жаль.
Я издал тихий смешок на то, как она говорила, словно героиня древней дерьмовенькой повести с небольшим старым добрым протяжным техасским акцентом
– Да и н-нет.
– В чем отличие?
– Подземный м-мир – это вход во в-всё, во все м-места, куда душа может попасть после с-смерти. Когда л-люди умирают, они отправляются в п-преисподнюю, где их с-судят по делам земным, и одних о-отправляют в Э-элизий, который как н-небеса, я полагаю. Река з-забвения, Лета, из которой души п-пьют, чтобы забыть свою ж-жизнь, чтобы иметь возможность снова в-возродиться. Или, если души в-вели н-неправедную жизнь, их отправляли в T-Тартар, который, как т-ты думаешь, и есть Ад – с-самое худшее место из в-возможных. Аид п-правил всем этим, у-убеждаясь в том, что к-каждый получает по з-заслугам.
Мэй притихла. Я подумал, что это слишком много для нее, чтобы принять сразу, когда она сказала:
– Это река на картинке называется Стикс, да? Это твое клубное имя.
– Верно.
Она приподнялась, изучая большую реку, потом ее волчьи глаза уставились на меня.
– Если Лета является рекой забвения, то, что символизирует река Стикс?
Я выдохнул сдерживаемое дыхание.
– Ненависть.[42]42
Не совсем так. Стикс – не ненависть, а «ненавистная». Стикс – божество реки, вода которой обеспечивает крепость клятвы. Даже бог не может ее нарушить, вернее, может, но десять лет ему понадобится, чтобы искупить эту вину. Клятва на водах Стикс – самая страшная. Поэтому и ненавистная, высший уровень обязательств.
[Закрыть]
Мэй провела пальцем по моей израненной щеке, на ее лице застыло сожаление.
– Они представляют собой такие печальные вещи.
Я положил руки поверх ее ладоней, размещая их на своих щеках.
– Да, д-детка, так и есть. Жизнь т-тяжела. С-смерть еще сложнее. Нет с-смысла посыпать д-дерьмо сахаром.
– Почему твой клуб пожелал быть названным в честь скорбной части истории, неудачной – почему не назваться в честь бога неба или бога воды?
На ее лице отразилось волнение, потом надежда. Она думала, что нашла нам лучший путь, нашла нам искупление – это было самым странным из того, что я слышал в течение длительного гребаного времени. Даже если в этом нет смысла.
– Г-головное отделение – п-первый к-клуб – Палачей Аида б-было создано з-здесь, в Остине. Мой дед был о-одним из основателей. Он в-воевал во В-Вьетнаме. Гребаная в-война вытрахала ему м-мозги. Не смог с-справиться с жизнью, к-когда в-вернулся обратно. Единственное, ч-что он знал, это как убивать и е-ездить на Харли. Не удалось задержаться н-на гребаной р-работе. О-он и многие ветераны к-как он, создали этот мотоклуб. Они в-всегда были м-моей семьей. Н-не знаю ничего д-другого.
Я мог видеть на ее лице, она до сих пор не поняла это.
– Д-детка, ветераны видели такое д-дерьмо, что н-не могли спать по н-ночам. О-они делали вещи, которые внушили и-им страх с-смерти. Не было никакого бога неба, бога в-воды или любого другого бога, способного в-вытащить их из жизни в а-аду. Когда они вернулись в США, то в-воспринимались как палачи, н-насильники, убийцы д-детей. Когда л-люди у-услышали, что война заставляла их д-делать, они были изгнаны из общества, о-отвергнуты. Так же, как был изгнан А-Аид. Если ты ж-живешь в аду достаточно долго, д-детка, ты и сам с-становишься грешником. Зачем пытаться б-быть хорошим, когда л-люди уже решили, что ты слишком и-испорчен, чтобы с-спастись?
Она вздохнула и положила руку на мою голую грудь.
– Ты не такое уж зло, как думаешь, Стикс. Ты хороший человек.
Я хотел в это поверить, согласиться, но она заслужила правду.
– Да, д-детка, я зло. На мне г-грехов больше, чем ты сможешь п-представить. – Я провел руками по лицу. – Пришло в-время и-истины. Я плохой… о-отравлен в моей гребаной проклятой д-душе.
Выражение лица Мэй стало озадаченным, и она отстранилась от моей руки. Внезапно, она встала, и я подумал, что она собирается бежать. Мои челюсти сжались, приготовившись к неизбежному, но вместо этого она всматривалась в картину, стоя ко мне спиной, ее черные длинные волосы разлетались по ветру.
Чертовски красиво.
Обернувшись, Мэй встала между моими ногами и посмотрела вниз – на меня. Я видел, как дрожат ее пальцы, как она прикусила полную нижнюю губу, потом она подняла руку и нежно провела пальцами по моим волосам.
Я прижался к ее рукам. Мне двадцать шесть лет, и вот от одного прикосновения я готов был кончить себе в штаны.
– Д-детка.
– Тебя не должны были называть ненавистью, Стикс.
– Я-я делал разное д-долбаное дерьмо. Честно говоря, я н-не собираюсь меняться. Я п-проклят. Я с-смирился с этим.
Мэй просто смотрела на меня и продолжала зарываться маленькими ручками в мои волосы.
– Ты не сделал мне ничего, кроме добра.
Сглотнув, я прохрипел:
– Только тебе.
– Почему только мне? – спросила она, нахмурившись.
Я пожал плечами, взял ее за руку, и переплел ее пальцы со своими. Когда я посмотрел на ее сморщившийся носик, то поцеловал ее в центр ладошки.
– Н-не спрашивай о т-таком д-дерьме.
– Почему нет? – прошептала она, глядя, как я ласкаю ее руку.
– П-потому что у меня нет г-гребаного о-ответа. Никогда, я н-не был т-таким ни с кем… кроме т-тебя.
Со вздохом, я уткнулся головой в ее плоский живот. Отпустив руку, я схватил ее за талию. И держался очень крепко. Это чувство сбивало меня с ног, я получил гребаный нокаут уже в первом раунде. Я чувствовал, как она расслабилась в моих объятиях, коснулась пальцами моей головы.
– Я о-объясню т-тебе, Мэй. Я у-убиваю людей. М-мне даже нравится это, и-и… – здесь нужно нанести решающий смертельный удар, – я б-буду делать это с-снова и снова. Такова м-моя жизнь.
Ее дыхание участилось, и она схватила меня за запястье так чертовски сильно. Мэй неуверенно встала, и я убрал свои руки от ее лица. Она снова подошла к фреске, оставив меня на скамейке, и провела рукой по лицу Персефоны.
– Я уже знаю достаточно много о тебе, Стикс. Я не слепая и не глухая по отношению к происходящему здесь. Но ты не можешь отправить меня прочь.
Она подошла снова и оседлала мои бедра, прижимаясь своим лбом к моему, когда я схватил ее за задницу.
– Персефона, богиня, жила с Аидом, разве нет? Она поддерживала его, даже когда другие думали, что она поступает неправильно?
Я медленно кивнул.
Ее длинные ресницы опустились, а затем взлетели вверх.
– Она влюбилась в темного господина, хотя это кажется неправильным, так?
Я снова кивнул. К чему она, черт возьми, ведет?
Она счастливо вздохнула и покраснела.
– Так же, как и я.
Я замер и, положив руку на ее лицо, чуть отвел его назад, замечая, как румянец проступает на ее бледных щеках. Она сказала, что любит меня? Бл*дь. Она сказала, что, нахрен, любит меня. Я прижал свои губы к ее губам и усадил ее на свой твердый член.
Вырвавшись со стоном, Мэй спросила дрожащим голосом:
– Любил ли Аид Персефону в ответ? Несмотря на недовольство других, хотел ли он, чтобы она оставалась на его стороне?
Выдохнув с трудом, я ответил:
– Да... да, он х-хотел... ч-чертовски сильно. – В ответ она широко улыбнулась и это улыбка выбила весь проклятый воздух из моих легких, и на этот раз ее губы прижались к моим, потом мгновенно оторвались и она начала полизывать мою кожу по линии подбородка, переходя за ухо, нашептывая:
– Я хочу тебя снова…
Держа ее за крепкую задницу и наплевав на то, что швы могут разойтись, я встал с ней, обхватившей мою талию ногами. Вдохновленный ее удивленным вскриком, я направился к пожарной лестнице в свою квартиру, маленькие ручки Мэй уже расстегивали молнию и сжимали мой член.
Я замер.
Я не собирался ждать, пока мы войдем в комнату.
Уложив ее на спину на деревянной лестнице, я поднял платье, приложил член к ее входу... Затем дверь на лестницу распахнулась.
– Черт! Стикс! Я…
Кай.
Мэй завизжала от смущения, обхватив руками мою спину, голые сиськи прижимались к моей груди, когда я заслонил её своим телом. Я смотрел на своего заместителя, и в моем взгляде читалась чертова смертельная угроза.
– П-пошел на хрен о-отсюда! – приказал я.
Кай прикрыл дверь, но оставил щелку, чтобы прокричать:
– През, у нас тут есть дела.
– Позже! Я-я б-бл*дь з-занят!
– През! Мы должны действовать быстро. – Я слышал твердость в его голосе. Серьезность его тона подсказала мне, что что-то произошло.
В отчаянии я застонал, мой член пульсировал от боли. Я был еще наполовину в теплой киске Мэй, когда моя голова упала ей на грудь.
– Мэй, иди в к-кровать. У меня к-клубные д-дела, – пробормотал я в ее большие сиськи, напоследок вобрав в рот ее сосок.
Застонав, она подняла лицо, разочарование мелькнуло в ее глазах, и она запечатлела долгий поцелуй на моих губах. Затем пошла наверх. Я застегнул ширинку на джинсах и взлетел вверх по лестнице, хлопнул дверью у долбаной рожи Кая.
Он отшатнулся, держась за нос.
– Черт, Стикс! Какого фига?
– П-прервешь меня и м-мою ж-женщину снова, и я сниму т-твой скальп своим Б-Боуи!
Вытирая брызги крови со своего подбородка, Кай снова принял серьезный вид. Я слишком хорошо знал этот взгляд.
– Тогда готовься к большей крови, През, – предупредил меня Кай сквозь стиснутые зубы. – Потому что мы только что поймали крысу.