Текст книги "Скиталец (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Перевод – Anastassiya
Вычитка – Luna, Mariya, Офелия
Редактура – Olla, Душенька
Данная книга не несет в себе никакой материальной выгоды и предназначена только для предварительного ознакомления! Просьба удалить файл с жёсткого диска после прочтения. Спасибо.
Для моего лучшего друга, партнера и любовника; ты – моя цель.
Особая благодарность Колин Вандерлинден за то, что взялась за эту книгу в трудную минуту, Айсис Соуза за то, что всегда создавала такие красивые рисунки для наших обложек, и Элейн Робсон за то, что нашла время ответить на многие наши вопросы о медицинском обслуживании.
И покойной Лоре Гасуэй – спасибо вам. Мы не можем отрицать своего разочарования, когда вы порекомендовали нам отложить эту книгу в сторону, но ваш совет позволил нам вырасти как писателям и рассказать эту историю так, как она должна была быть рассказана. Хотя мы провели с вами недолгое время, ваше влияние на нашу литературу будет продолжаться на протяжении всей нашей жизни.
Глава Первая
Лара ухватилась за края большой доски и потянула, приподнимая ее. Камни, грязь и мусор посыпались вниз. Она оттолкнула доску назад. При приземлении деревяшка подняла густое облако пыли, которое быстро унес ветер. Присев на корточки над обнаженными обломками – кусочками расщепленного дерева, ржавого металла и битой керамики, она перебирала их пальцами.
– Ну, и что ты думала найти? – спросила она себя, устраиваясь поудобнее, и обвела взглядом близлежащие разрушенные здания. Ее окружали руины другого мира, покрытые толстым слоем грязи.
Капля пота скатилась между грудей. Хотя ткань, обернутая вокруг головы и тела, защищала ее кожу от солнца, она не могла уберечь от жары. Если бы не жалящие песчинки, частые гости ветра, она бы сорвала с себя влажную от пота ткань.
– Что, черт возьми, еще можно найти в этой мусорной куче?
Голос сестры отозвался из глубин ее памяти.
Всегда есть что найти, так что давай превратим это в игру. Тот, кто найдет лучшее сокровище, получит большую порцию.
Табита всегда умела отвлекать Лару по мелочам, предлагая игры и соревнования, чтобы скрыть правду об их ситуации. И, независимо от того, кто находил хорошую еду, она всегда отдавала Ларе большую долю. Нравилось это Ларе или нет, сбор мусора был единственным способом найти вещи, которые боты сочли бы ценными. В противном случае – ей вообще нечего было бы есть.
– Чертовы боты, – Лара разгребала мусор, отбрасывая в сторону камешки и пыль. При мысли о Табите в груди у нее защемило от беспокойства. Лара не видела сестру почти два месяца.
Она перебирала обломки, кидая каждый найденный кусочек металла в свою сумку. Осколки были маленькими и в плохом состоянии, но они, по крайней мере, чего-то стоили. И все же, после нескольких часов, проведенных под безжалостным солнцем, она надеялась на что-то более существенное.
Тихий звон камня о керамический осколок заставил ее остановиться. Она подняла один из осколков и перевернула его. Хотя синий узор на нем и поблек от времени и износа, он все еще был виден – это была часть цветка. Она осторожно смахнула рыхлый слой грязи с земли, обнажив еще несколько предметов того же цвета.
Когда-то каждый предмет был частью большего целого. Миски, тарелки и кубки, каждая из которых была прекрасна сама по себе. Какой от них теперь прок? Они не стоили пыли, в которой лежали.
Лара уже собиралась отбросить большой осколок обратно, но узор снова привлек ее внимание. Она видела цветы только на картинках, и даже их было трудно найти. Она спрятала осколок в складку ткани, обернутую вокруг талии, подальше от всего, что могло бы повредить его еще больше.
Дальнейшие раскопки принесли еще несколько предметов; к обломкам в ее сумке присоединились две ржавые вилки и три ложки. Отодвинув доску из сгнившего дерева поменьше, она нашла твердый кусок стекла. Она потянула за него. Сопротивление подсказало ей, что он был намного больше, чем она думала.
Используя плоский камень, она осторожно покопалась в стекле, ее волнение росло по мере того, как открывалось все больше. Наконец, она вытащила его. Она с изумлением держала тяжелый кувшин в руках; стекло было запотевшим и поцарапанным, но целым, за исключением небольшого скола у основания. У него была гладкая изогнутая ручка, а выступы снаружи представляли собой рельефные изображения листьев и цветов в плавных формах.
Это было прекрасно.
Зажав в руке кончик рукава, она стерла немного грязи, чтобы стекло отразило солнце. Он переливался всеми цветами радуги, оттенки менялись, когда она поворачивала его туда-сюда.
Встав, она сняла с пояса кусок ткани и обернула им кувшин, прежде чем положить сверток в сумку. Она подняла его и прижала к груди. Одна маленькая оплошность, и все могло разбиться вдребезги. Без сомнения, это была лучшая вещь, которую она когда-либо находила, и ее так и подмывало оставить ее себе. Но пустой желудок не позволил бы этого сделать.
Она пробралась через обломки обратно к широкому участку грязи и невысокой травы, служившей дорогой. Кувшин будет чего-то стоить для Кейт и Гэри. Им и их пятилетней дочери Мэгги, всегда требовалось иметь под рукой запас воды.
Только их щедрость спасла Лару от голодной смерти. Поскольку они были семьей, их запасы продуктов были выше, и у них обычно оставалось немного для Лары, когда у нее появлялись товары, достойные обмена. Ее не волновала жалость в их глазах, когда они разговаривали с ней, голод перевешивал гордость. Тем не менее, они были добры с тех пор, как исчезла Табита, и она знала, что Гэри обошелся с ней справедливо. То, что он получал за ее вещи на Рынке больше, чем отдавал ей, было понятно.
Потеря была приемлемой, если это означало, что ей больше никогда не придется иметь дело с ботом.
Лара поспешила вниз по дороге, время от времени поглядывая на руины по обе стороны. Несколько стен все еще стояли вертикально, бросая вызов времени и природе, иногда раскачиваясь на ветру. Здания здесь строились ненадолго; дерево и крошащаяся штукатурка не могли сравниться с кирпичными и бетонными конструкциями, представленными на Рынке.
На перекрестке с трехсторонним движением она взглянула на указатель. Табита показала ей его, когда они были детьми. Лара не могла прочесть висевшую на нем потрепанную вывеску, но узнала буквы. Однажды она спросила сестру, что означают эти буквы.
Дорога домой.
Она пошла по северной дороге обратно к скоплению лачуг, в которых жили люди Шайенна.
Обратный путь был недолгим, но жара и голод замедлили шаг Лары. Разрушенные руины оставили ее беззащитной перед ветром и колючей пылью, которую он нес. Она опустила голову и поправила ткань на лице – ей проходилось целыми днями выковыривать песок из самых неудобных мест.
Пейзаж изменился, когда она добралась до окраины города; грязь, невысокая трава и щебень медленно уступили место маленьким, покосившимся зданиям, которые скрипели на ветру. Некоторые строения простояли дольше, чем кто-либо мог вспомнить, и с годами их отремонтировали из подручных материалов. Не было ничего необычного в том, что несколько лачуг разваливались всякий раз, когда налетала одна из частых пыльных бурь, но жители просто собирали обломки и восстанавливали заново.
По мере того, как она шла, лачуги, разбросанные по краям поселения, становились все плотнее. С увеличением количества зданий появилась вонь мусора и человеческих экскрементов, настолько сильная, что она подумывала повернуть назад и отправиться в пустоши каждый раз, когда снова чувствовала этот запах. Она свернула на одну из ведущих на север дорог – не более чем узкий участок потрескавшейся грязи с твердым покрытием. Через несколько минут после первого дождя она превратится в грязь.
На западе солнце приближалось к горизонту. Люди, мимо которых она проходила, заканчивали свои повседневные дела. Лучше быть дома до наступления темноты. Холод – это одно, но никто не хотел быть застигнутым снаружи скучающим, бродячим железноголовым ботом.
Она увидела несколько знаков, нарисованных на лачугах, мимо которых проходила, – круглую шестерню, сделанную в виде черепа. символ Военачальника. У ботов это означало, что они были у него на службе; в доме человека это означало, что они нарушили правила. Первый раз обычно не приводил к смерти, но лачуги с его меткой часто были темными и тихими.
Гэри и Кейт жили недалеко от дома Лары. Она поспешила к их лачуге, прижимая к груди свою сумку, как будто это была самая драгоценная вещь в мире. Оглядев улицу, она постучала в их дверь.
– Кто там? – приглушенный голос принадлежал Гэри.
– Это Лара, – ответила она, откидывая ткань с лица.
Дверь слегка отъехала в сторону. В проеме стоял Гэри, высокий худощавый мужчина, чья голова почти касалась верхнего края дверного проема. Он не был старым – ему, вероятно, было около тридцати лет, – но годы лишений и работы на отходах в условиях неумолимой погоды Шайенна – состарили его. Несмотря на резкие черты его лица и густую бороду, у него были добрые глаза.
– Все в порядке? – спросил он.
– Ты не поверишь, что я нашла, – Лара открыла сумку и достала кувшин.
– Лара, подожди…
– Это было бы идеально для тебя, Кейт и маленькой Мэгги.
– Лара, нам нужно поговорить…
– Разве это не прекрасно? – Лара сняла ткань и протянула ему кувшин. – Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
Она прикусила губу, когда Гэри уставился на нее, ее руки заныли с течением секунд. Конечно, это стоило больше, чем полоска вяленого мяса или один овощ.
Наконец, Гэри поднял глаза, чтобы встретиться с ней, вина и жалость ясно читались в его нахмуренных бровях. У Лары сжался желудок.
– В этом можно хранить дневной запас воды, – объяснила она, поворачивая кувшин, чтобы показать внутренности. – Или… или еду. Ты мог бы хранить…
– Лара, мы больше не можем торговаться.
Она опустила руки, уставившись на него, замолчав из-за своего неверия. Он что-то не так сказал, или она ослышалась? Они без колебаний помогали ей в отсутствие Табиты. Это было немного, но это помогало ей двигаться вперед. Удерживало ее подальше от Рынка.
– Что ты сказал? – спросила она, прижимая кувшин к груди.
– Мне жаль, Лара. Мы сожалеем. Но с ростом Мэгги становится все труднее оставлять лишнее.
– Гэри, пожалуйста. Просто… просто подумай об этом, – она наклонила тяжелый кувшин и посмотрела мимо него. – Могу я поговорить с Кейт?
– Нет, Лара. Мэгги сейчас спит. Пожалуйста, не усложняй ситуацию. Мы хотим помочь тебе, действительно хотим, но мы должны думать о детях…
Лара толкнула его. Он отшатнулся в сторону, заикаясь, когда Лара вошла в небольшое жилое помещение.
– Кейт, пожалуйста, не надо…
Лара замерла. Кейт, широко раскрыв глаза, прижала руки к своему округлившемуся животу, как будто могла это скрыть.
– Кейт, – выдохнула Лара. Все они знали правило – один ребенок на человеческую пару.
Гэри выругался, поставил дверь на место и встал перед Ларой. Он схватил ее за руки сильными, грубыми пальцами и наклонился так, чтобы их глаза были на уровне глаз.
– Никто не должен знать, Лара. Никто! – прохрипел он.
– Я бы никогда никому не сказала. Но… как вы собираетесь сохранить это в секрете?
– Мы не знаем, – Кейт остановилась рядом с Гэри, положив руку ему на плечо.
Гэри сглотнул, в горле запершило, и он отпустил Лару.
– Сейчас становится все труднее скрываться, и мы зарабатываем не так много, поскольку мне приходится скрываться. Мэгги даже не знает, но она задавала вопросы, – она схватила Гэри за руку. – Мы не можем позволить железноголовым узнать об этом, но нам больше некуда идти.
– Мы не могли никому рассказать, даже тебе, – сказал Гэри, нахмурившись, отчего морщины на его лице стали еще резче. – Кейт и ребенку нужно все, что они могут получить. Мы больше не можем экономить, даже в обмен.
Лара внимательно посмотрела на Кейт и поняла, что он прав; у нее были темные круги под глазами – разительный контраст с ее бледной кожей и впалые щеки.
– Нам жаль, Лара. Мы бы хотели, но…
– Я знаю, – сказала Лара, кивая. – Я понимаю.
Она оцепенела, когда Гэри отпустил руку Кейт и открыл дверь. Втрой раз за столько месяцев мир Лары рушился. Проходя через дверной проем, она остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на Гэри и Кейт. Они помогли Ларе в трудную минуту, самоотверженно и, вероятно, дорогой ценой для их маленькой семьи. Это было больше, чем сделал бы кто-либо другой. Больше, чем они должны были сделать.
– Вот, – Лара протянула кувшин Гэри.
Его брови приподнялись.
– Нет. Мы не можем принять это.
Позади него Кейт прикрыла рот рукой.
– Пожалуйста, просто возьми, – она крепче сжала ручку. На улице было по меньшей мере с десяток других людей, которые, вероятно, обменяли бы на это еду, но кому это было нужно больше, чем этим двоим? – В знак благодарности. За все, что вы оба для меня сделали.
Глаза Кейт наполнились слезами, когда Гэри нерешительно принял подношение. Лара проигнорировала укол сожаления, когда отпустила его, занятая тем, что снова закрывает рот и нос салфеткой. – Будьте осторожны.
– И ты, – сказала Кейт хриплым голосом.
Лара ушла, чувствуя странную тяжесть, несмотря на пустые руки.
Ее дом стоял на северной окраине человеческих трущоб. Только широкая дорога – грунтовая и гравийная, с торчащими из нее в разных местах длинными ржавыми рельсами, – и Стена отделяли ее от района Ботов, где уже загорались огни. Если бы у них были средства, она бы давно убедила Табиту переехать как можно дальше от стены.
Лачуга Лары, как и все остальные, была сделана из различных материалов. Основание было кирпичным, собранным из соседнего здания, которое рухнуло, когда Лара была маленькой. Деревянные доски, из которых были сложены стены, были взяты из того же места. Сверху он был покрыт куском листового металла. Ей всегда нравилось слушать, как дождь и песок барабанят по крыше во время грозы.
Колокольчики, висевшие у входа, зазвенели на ветру. Она использовала тонкие, но прочные лески – леску для рыбалки, как сказала Табита, хотя Лара не знала, что поблизости есть рыба, – чтобы подвесить разномастную коллекцию ложек, вилок, ножей и ключей к металлическому кольцу. Музыка, которую они создавали, была случайной, но в поселении больше ничего подобного не было. Она была удивлена, что их не украли на металлолом; вероятно, потому, что никто не хотел долго находиться в тени стены.
Она отодвинула дверь в сторону и вошла, бросив сумку на свой поддон. Прикрывая дверь, она оставила щель; немного больше воздуха помогло бы избавиться от дневной жары.
Сняв с головы повязку, она бросила ее в стопку запасной ткани и застонала от ощущения прохладного воздуха на своей коже. Она вытащила заколку из волос и распустила косу. Распустив волосы, она провела по ним пальцами, закрыв глаза и массируя кожу головы. Несмотря на то, что она была прикрыта, грязь проникла внутрь. Если бы вода не была такой драгоценной, она бы ополоснула волосы.
Глубоко вздохнув, она открыла глаза и опустила руки.
Она пересекла маленькую комнату, развязала пояс на талии и достала фарфоровый осколок и свою потрепанную металлическую зажигалку. Последняя была одной из ее самых ценных вещей, которую она не хотела обменивать. Топливо было достать нелегко, но легкий доступ к огню не раз спасал Лару и Табиту в суровые зимы.
Хотя тени в доме сгущались, и она легко нашла свой фонарь; он всегда был на одном и том же месте. После нескольких попыток зажигалка вспыхнула, и она подожгла фитиль, наполнив хижину мягким оранжевым свечением. Простой фонарь – всего лишь стеклянная емкость с небольшим количеством масла и фитилем через крышку – был одной из ее единственных предметов роскоши. Вероятно, она пользовалась им слишком часто, но он горел медленно и гарантировал, что ей не придется оставаться одной в темноте.
Вернув зажигалку на место, она снова изучила фарфор, повертев его в руке. Она провела по рисунку кончиком пальца, восхищаясь тем, как извилистые линии соединялись, создавая нечто такое красивое. Какой цели это служило? Никакой. Оно просто… было. Как и многие найденные ею остатки старого мира, это украшение не имело ценности и не выполняла свою изначальную роль.
По какой-то причине такие предметы говорили с ней. Она знала, что они были пустышками. Собирать их – пустая трата времени и сил. Но Лара не могла устоять.
Она положила осколок на самую верхнюю полку своего маленького чемоданчика, среди других бессмысленных безделушек, которые она собирала годами, – всех предметов, которые не стоили ничьего времени, чтобы их украсть. Они радовали глаз Лары, и этого было достаточно.
Когда она отвернулась от своих сокровищ, чтобы посмотреть на остальную часть своего дома, то вспомнила, как мало она сегодня сделала. Там был жалкий поддон, на котором она спала, и деревянный ящик рядом с ним с ее немногочисленной одеждой. Голод вернулся, терзая ее внутренности. Здесь не было еды.
Даже пустоты в животе было недостаточно, чтобы отвлечь Лару от истинной пустоты внутри нее. Она была одна. Табита была ее единственным другом, ее единственной семьей. Ее старшая сестра, мать, лучшая подруга. Табита направляла Лару, учила ее, утешала. И теперь… Теперь у нее никого не было.
У нее ничего не было.
С вскриком разочарования она села на прочный ящик и стянула поношенные ботинки. Встав, она подняла ящик, засунула под него свои ботинки и с грохотом поставила его обратно. Долгое время она сидела сгорбившись, тяжело дыша и ковыряя пальцами деревянные доски. Ее тело сотрясалось от усилий сдержать слезы. Слезы ничему не могли помочь. И уж точно не принесли бы ей еды.
Снаружи послышался мягкий звук колокольчика, перекрывший постоянный гул ветра. Мышцы Лары расслабились, когда музыка прогнала ее печаль и разочарование. Гнев помог бы не больше, чем слезы.
Она закрыла глаза и прислушалась к музыке, вызывая в уме мелодию. Ее тело раскачивалось в такт нотам. Она не могла утолить свой голод, но могла ненадолго освободить разум.
Лара напевала, звук наполнял ее грудь и поднимал сердце. Встав, она подняла руки и запустила пальцы в волосы. Она покачивала бедрами в такт ритму в голове, позволяя музыке увлечь ее. Позволяя забыть.
Она слепо шагнула вперед, в глубине души точно зная, где что находится внутри лачуги. Поношенная ткань юбки касалась ее ног, перекручиваясь и раздуваясь от ее движения. Ночной воздух ворвался в дверной проем, лаская ее раскрасневшиеся щеки быстрым, мимолетным поцелуем.
Лара танцевала, ни разу не открыв глаза в страхе, что ее оторвут от грез и утащат обратно в мир голода, разврата и пыли.
Глава Вторая
Ронин присел, прижимаясь спиной к перевернутому автобусу. Грязь, скопившаяся вокруг и внутри него, остановила бы пули, выпущенные двумя опустошителями, но это был только вопрос времени, когда они обойдут его с флангов и сведут на нет его прикрытие.
– Твое спасение, скиталец по Пыли! – крикнул один из них, его голос был наполнен цифровым потрескиванием. – Это наше, независимо от того, прикончим мы тебя или нет!
Значит, по крайней мере, один синт. Даже если они оба были ботами, их первые выстрелы пролетели мимо, что означало, их работу не на пике возможностей. Ронин тоже был не в лучшей форме, после стольких лет, проведенных в Пыли, но его оптика все еще была полностью исправна.
У опустошителей было только три основных пути нападения, если бы они решили атаковать – по обе стороны автобуса или через верх. Процессоры Ронина запустили имитацию для всех трех вариантов. Несмотря на ограниченные пути, существовало бесчисленное множество возможных вариаций, и ни одна из них не могла привести к минимальному личному ущербу.
Ветер пронесся над пустошью, шелестя пучками коричневой травы, беспорядочно растущей на дюнах, и забрызгивая Ронина песком. Настроив свои аудиорецепторы, он уловил тихий хруст грязи под сапогами опустошителей, когда они приближались. Он определил их местоположение по звуку.
Оттолкнувшись, он запрыгнул на борт автобуса. Старый ржавый металл прогнулся и заскрипел под ним, но выдержал его вес, когда он метнулся к своей первой цели. Опустошитель находился всего в двадцати трех и одной восьмой футах от него; вполне в пределах досягаемости бронебойных пуль, чтобы сделать свое дело. Первая очередь Ронина попала опустошителю прямо в грудь и пробила кожух под его синтетической кожей. Он упал, не успев выстрелить в ответ, конечности его свело судорогой.
За те полсекунды, что длилась атака Ронина, второй опустошитель успел среагировать и выстрелить из своей винтовки. Первые пули попали в Ронина, когда он поворачивался. Он покачнулся от удара, но не опустил руки и нажал на спусковой крючок.
Пушка опустошителя дико дернулась, поднимаясь из-за неконтролируемой отдачи, когда выстрелы Ронина пронзили корпус бота и попали в его силовой элемент. На долю мгновения из отверстий вырвались языки синего огня. Из них повалил дым, руки и туловище опустошителя обмякли, ноги зафиксировали его в вертикальном положении.
Ронин держал свое оружие наготове и приблизился к другому боту. Тот задергался на земле, поднимая небольшие облачка пыли. Двигательные функции нарушены. Вероятно, у него был поврежден центральный процессор. Стоя над ним, он сделал еще два выстрела в его спину. Его силовой элемент вспыхнул от перегрузки, и он перестал биться.
Он осмотрел местность оптическими глазами, не обнаружив никакого движения, кроме того, что было вызвано ветром. Если у опустошителей и были другие товарищи, они решили, что бой был слишком рискованным. Он посмотрел вниз, чтобы оценить полученные повреждения. Его корпус отразил три пули, но еще три прошли навылет. Диагностическая проверка не выявила существенных повреждений ни в одной из его систем.
Ронин перекинул винтовку через плечо и проверил упавших ботов на предмет чего-нибудь ценного. Их винтовки были собраны из древних деталей – как и все остальное в наши дни, – но содержались в таком плохом состоянии, что он был удивлен, что они вообще стреляли. Он сомневался, что они останутся целыми на коротком пути обратно в город.
Боеприпасы выглядели достаточно надежными. Он положил четырнадцать патронов в карман куртки. Его винтовка не была рассчитана на их калибр, но в Шайенне они бы пригодились. Кроме этого, у ботов не было ничего ценного. Неповрежденные детали в их корпусах можно было бы продать за хорошие кредиты в Шайенне или любом другом городе, но Ронин оставил их в покое. Было нелогично так думать, но что-то в том, чтобы растащить деактивированного бота на кусочки, казалось неправильным.
Он проследил, как скелетные, в основном похороненные останки автомобилей возвращаются к дороге. Потрескавшийся асфальт все еще был виден сквозь грязь, которая постоянно перемещалась благодаря постоянному ветру. Сквозь просветы пробивалась все более жухлая трава. Вскоре он оставил позади старую четырехполосную автостраду и ее заглохшие машины, свернув на боковую дорогу, ведущую прямо в Шайенн. Местные жители называли ее Кэмп-Роуд, хотя когда-то ее название было длиннее и менее уместно.
Здесь, на краю Пыли, любой путь к укрытию стоил того, чтобы его пройти.
За восемь месяцев, которые он провел в Шайенне, Ронин никогда не сталкивался с опустошителями так близко к городу.
Остановившись, он повернулся, чтобы посмотреть на массивное здание на севере. Его стены были побиты по меньшей мере двумя сотнями лет суровой погоды, краска обветрилась, а металл под ней поцарапался. Искореженные стальные балки торчали из частично обрушившейся крыши, как ребра разлагающегося вилорога1. По всему периметру сооружения стояли десятки трейлеров – их было ровно двести четырнадцать. Тридцать семь из них, все еще были прицеплены к древним машинам, которые когда-то перетаскивали их из одного уголка страны в другой.
Десятилетия бурь нанесли кучу осадочных пород вокруг здания и трейлеров. Здесь мало что можно было спасти. Ронин обыскал каждый трейлер по меньшей мере дважды и четыре раза обошел доступные части здания. От конца до конца было ровно полторы тысячи футов.
Несмотря на свою скрупулезность, он иногда находил небольшие предметы, которые представляли определенную ценность.
Он перевел свой взгляд на запад, подождав мгновение, пока оптика настроится на яркий свет. В пяти милях отсюда район Ботов Шайенна стоял практически нетронутым разрушительным действием времени, тишина в мерцающем от жары воздухе. Даже в легком темпе он мог вернуться в течение часа, окруженный надежной крышей и четырьмя прочными стенами вместо сотен миль пустоты.
Шайенн никуда не денется. Он стоял там еще до «Отключения», до того, как его схемы были выведены из строя и мир был уничтожен. С Ронином или без него, боты и люди, называющие это место домом, продолжат свою жизнь. И небо, хотя и оставалось вечно серым и затянутым дымкой, не предвещало грозы.
Было достаточно времени для еще одного короткого поиска.
Он направился к разрушенному зданию, грязь хрустела под его ботинками. Остановившись у одной из обшарпанных дверей, он взялся за защелку голой металлической рукой – синтетическая кожа давно была покрыта Пылью – и потянул. Дверь распахнулась без особого сопротивления, застонав на петлях.
Внутри здания было темно и тихо. Большинство оставшихся материалов были слишком большими или не практичными для вывоза – связки длинных, точно обрезанных деревянных досок, посеревших от времени, листы крошащейся сухой стены, мили и мили труб и проволоки и тяжелые мешки с пылью, которая затвердевала при намокании. Цемент, подсказала его память, хотя надпись на пакетах уже давно выцвела и не поддавалась прочтению.
Иногда на земле снаружи оставались следы тяжелых протекторов. Ронин предположил, что у Военачальника, лидера Шайенна, был какой-то тяжеловоз, чтобы тащить большие материалы обратно в город, когда они требовались для ремонта. Достаточно просто, при наличии нужных инструментов и относительной близости. Но большинство ботов в Шайенне были спрятаны, не имея ни малейшего представления о том, как копаться в мусоре, как извлекать сокровища из Пыли.
Ронин поправил свой рюкзак и взял в руки винтовку. Его большой палец коснулся гладкого места на рукоятке, потертого за те пятьдесят семь лет, четыре месяца и двенадцать дней, что оружие находилось у него. Он медленно шагнул вперед, чтобы его лом не лязгал, настраивая оптику, чтобы компенсировать ограниченный свет.
Далекая, поврежденная память подсказала ему, что это была приемная, но он не мог вспомнить, каково было ее истинное назначение.
Лучи света точечно пробивались сквозь потолок, освещая летающие молекулы пыли. Она была повсюду, во всем. Это была веская причина, чтобы вернуться в Шайенн; ему требовался ремонт, прежде чем его внутренности наполнятся песком. Со временем пули завершат начатую работу.
После быстрого осмотра – почти все было в том же состоянии, что и в прошлый раз, когда он был здесь, вплоть до нетронутой грязи на полу – он обошел широкий сломанный стол прямо перед входом и вошел в дверь с надписью «Только для сотрудников».
Пока он шел по длинному коридору, стены здания стонали от ветра. В остальном все было тихо. Ронин продвигался медленно, проводя оптикой из стороны в сторону, бесшумно ступая ботинками по бетонному полу. Маленькие комнаты вдоль коридора были в основном разграблены, столы, стулья и полки внутри были разбиты, как и почти все остальное в этом мире. Одна из дверей, снятая с петель, лежала в коридоре. Это было совсем другое дело.
Он помедлил, прежде чем пересечь открытый дверной проем, прислонившись к стене. Слой пыли не был потревожен, за исключением тех мест, где его подняло при падении двери, но это не означало, что помещение было пустым. Многие, как боты, так и люди, предпочли бы подобное место огням Шайенна.
Номера и стены не всегда означали безопасность.
Слегка наклонившись вперед, он заглянул за косяк. Его процессоры быстро сравнили комнату с последним упоминанием в его памяти. Ничего не изменилось, за исключением упавшей двери. Удовлетворенный, Ронин продолжил путь по коридору.
Дойдя до конца, он вошел в большую комнату, которая когда-то служила местом, где люди собирались и ели. Длинные столы и стулья были опрокинуты, ножки отломаны, а солнечный свет струился сквозь разбитые окна. Подняв оружие, он осмотрел окрестности.
Хотя пыль здесь постоянно поднималась ветром, повсюду были отчетливо видны отпечатки ботинок. Они прошли между столами в темную кухню и вдоль стены справа, остановившись у туалета. Походка была неровной, местами ступня была нечеткой из-за того, что он волочил левую ногу. Либо человек, либо поврежденный бот, хотя Ронин подозревал, что даже у поврежденного бота походка была бы более размеренной.
Он отошел в сторону к столешнице, настраивая прибор ночного видения, чтобы осмотреть кухню. Кто-то недавно прошел здесь и разнес все на куски, как будто там действительно могла остаться еда после стольких лет; по человеческим подсчетам, «Отключение» произошло по меньшей мере за пятнадцать лет до того, как Ронин был разбужен Пророком, и сейчас Ронину шел сто восемьдесят пятый год с момента реактивации. В наши дни у людей были проблемы с сохранением урожая в течение нескольких месяцев.
Ронин пересек кафетерий, следуя по дорожкам к туалетам. Он остановился у двери с выцветшим изображением круга на верхней точке треугольника. Это был женский туалет, хотя он не понимал, почему эти данные пережили «Отключение», когда было потеряно так много всего остального. Крепко прижимая приклад винтовки к плечу, он медленно толкнул дверь левой рукой. Ржавые петли протестующе заскрипели.
Внутри не было света; он переключил свою оптику на инфракрасную и осмотрел комнату. Все кабинки были открыты, все пусты, и единственным теплом, которое он почувствовал, было его собственное отражение в разбитом зеркале – ярче всего оно просачивалось сквозь пулевые отверстия в его корпусе.
Он направился прямо в мужской туалет. Там было так же холодно; кто бы ни был здесь, он ушел. Вернувшись к своей обычной оптике, Ронин достал фонарик из внутреннего кармана пальто и включил его.
Остатки небольшого костра лежали под открытым потолочным вентиляционным отверстием, древесина почернела и крошилась. Рядом валялось несколько крошечных лоскутков ткани, высохшие кости маленького животного – скорее всего, луговой собачки – и смятая консервная банка. Пыль в этой комнате была не такой густой, но потревоженное пятно на полу указывало на то, что кто-то лежал возле огня.
Ронин осторожно обошел остатки и подошел к раковине. Фарфор пожелтел и был покрыт мелкими трещинами, но, на удивление, остался цел. Внутри лежало несколько самокруток, в тазу были собраны стружки какого-то растения, из которого их делали. На плоской части раковины, ближе всего к зеркалу, стояла фляга, завернутая в рваный холст.
