Текст книги "Директор (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Видела ли она что-то более прекрасное, чем их соединенные с Эдвином тела? Она смотрела и была зачарована зрелищем: он двигался внутрь и наружу, его эрекция покрыта ее смазкой. Правой рукой он схватил ее за бедро, удерживая на месте во время резких толчков. Его левая рука блуждала по ее телу, сжимая груди, пощипывая соски. Она была готова кончить второй раз, когда его толчки стали все чаще и сильнее. Она никогда еще не была с таким выносливым мужчиной.
– Ты можешь кончить, когда захочешь, – сказала она между рваными вздохами. – Тебе не нужно дожидаться меня.
– Сначала леди, – ответил он, и Гвен рассмеялась.
Она взяла его левую руку и направила себе между ног. Она показала ему, где ее трогать, как ее трогать. Он прекрасно понял все инструкции. Он массировал тугой комочек ее плоти меж пальцев, пока крик Гвен не оповестил о втором оргазме. Она стояла обмякшая и истощенная в то время, как Эдвин держал ее за талию, вонзаясь в нее. Он кончил практически бесшумно, единственным звуком был негромкий хрип. Она задрожала, почувствовав его горячее дыхание на голой спине.
Гвен прижалась спиной к его груди, и он обернул руки вокруг нее. У него просто великолепные руки. Жилистые и мускулистые... и следы от ее ногтей, что она оставила, только добавили им привлекательности.
– Сегодня ночью я хочу спать в твоей кровати, – произнесла она. – Можно?
Эдвин развернул ее, чтобы встретиться взглядом, и она обняла его за шею. Очень хорошо, что она до сих пор не сняла туфли на двухдюймовых шпильках. Так легче его целовать.
– Вряд ли будет по-джентльменски, отправить тебя одну холодной темной ночью, – сказал он.
– Да, эти пятьдесят ярдов между нашими дверьми могут быть смертельно опасными.
– Никогда не знаешь, какие опасности тебя подстерегают, – сказал Эдвин, пропуская ее волосы сквозь пальцы. – Медведи. Змеи.
– Львы. Тигры.
– Пожары, – сказал он.
– Даже не знаю. Мне кажется, что весь огонь прямо... – она поцеловала его грудь. – Здесь.
Эдвин уложил ее на кровать и стянул покрывала. Будучи укрытой, она растянулась на нем, а ее голова покоилась на его груди.
– Теперь, когда мы любовники, ты собираешься мне рассказать все те личные вещи, о которых ты сказал, что не можешь говорить с леди?
– Нет, – ответил он.
– Нет? Ты сказал нет?
– А "нет" был неправильный ответ? – спросил он.
– Это был ответ противоположный правильному, – заявила она. – Ты сказал, что те личные вещи твоего прошлого недопустимо обсуждать с леди. Я спросила, а что, если эта леди – твоя любовница, и после мы оказались в кровати. Итак, мы теперь в постели. И мы теперь любовники.
– Что, если я не скажу тебе?
– Я полагаю, мы больше не будем любовниками.
– Что ж, – сказал он вздыхая. – Раз вопрос поставлен именно так...
Глава 10
– У меня не очень интересное прошлое, – начал он, устроившись в кровати. Такая роскошная и удобная кровать, она могла бы провести в ней всю оставшуюся жизнь. Гвен надеялась, что Эдвин такого же мнения и о ее теле.
– Прекрати увиливать, – сказала она приказным тоном. Эдвин тяжело вздохнул. Она засмеялась, как от этого вздоха под ее щекой двигалась его грудь. – Все, что касается тебя – интересно. Ты – англичанин с чрезмерно развитым чувством долга и благородством, руководишь школой для мальчиков у подножья гор Аппалачи. Я теряюсь в догадках, как такое могло произойти.
– Все очень просто. После войны...
– Войны? Ты был на войне?
– Да, но недолго. Война закончилась за год до моего увольнения.
– Ты был офицером?
– Низшего звена, – ответил он, махнув рукой.
Она приподнялась, чтобы взглянуть на него.
– Это английская привычка, да? Ничего не рассказывать о своей жизни людям?
– Безусловно.
– Я никогда не встречала настолько типичного британца, как ты, – произнесла она, и положила голову ему на грудь.
– Спасибо, – сказал он.
– Это не комплимент. Продолжай.
– После войны я пошел в университет. Мне нравилось то чувство власти, что я успел испытать в армии. Я подумал, что руководить классом детей будет таким же испытанием и наградой.
Гвен считала в уме. Она не была уверена насчет возраста Эдвина, но угадала, что ему было около сорока. Война в заливе закончилась в 1991, это означало, что Эдвину едва исполнилось двадцать, когда он был в армии. Всего лишь мальчик, не намного старше ребят из "Уильяма Маршала".
– Близкие друзья моих родителей были богатыми. Они очень помогли им, особенно, когда я служил. У них была дочь, на пару лет младше меня. Поженить нас было их заветной мечтой. Я обожал своих родителей и не мог их разочаровать.
– Ты женился из чувства долга? – спросила она, не веря своим ушам. – Даже мистер Дарси не сделал этого.
– Родители мистера Дарси были мертвы.
– Верно, – подтвердила она. – Хорошее замечание. Продолжай.
– Виктория была прелестной девушкой, умной и доброй, так что это с трудом можно было назвать жертвой. Мы не были влюблены, но уважали друг друга, и у нас была настоящая дружба. Несмотря на это, первые несколько недель нашего брака были... сложными.
– У тебя был кто-то до неё? – заинтересовалась она.
– Да.
Гвен барабанила пальцами по его груди. Ответа не последовало. Она постучала сильнее. Он все так же молчал.
– Гвендолин? Ты пытаешься забить меня до смерти? Если так, то могу предложить более эффективные способы убийства.
Она снова приподнялась и посмотрела на него сверху вниз.
– С кем ты был до своей жены? Лучше бы это была королева, иначе я не вижу причин для такой секретности.
– Боюсь, это была не королева. Это была овдовевшая мать одного из моих одноклассников. И прежде чем ты ужаснешься, мне было восемнадцать, а ей всего лишь тридцать шесть.
– Я вовсе не в ужасе. Что случилось между тобой и матерью твоего друга?
– Он был в отъезде и попросил меня проверить его мать, у которой не было больше детей. Я не скажу, что она соблазнила меня, но уверяю, что пошел к ней домой только проверить, могу ли я ей чем-то услужить.
– И ты услужил, – поддразнивала его Гвен.
– Я услужил ей трижды в нашу первую ночь, – произнес Эдвин и рассмеялся. – Наша весьма легкомысленная связь длилась все лето.
– Она научила тебя всяким сексуальным штучкам? Женские особенности и все такое?
– Да, она была опытной. Но не очень ласковой. Отношения между нами были... холодными.
– Холодными? Это самое несексуальное описание секса, которое я слышала, – возмутилась Гвен.
– Холодными, но основательными.
– Настолько основательными, что она делала тебе минет.
– Да, делала.
– Но ты сказал, что никогда прежде не пробовал себя на губах женщины.
– Это потому, что она никогда меня не целовала.
Гвен села и уставилась на Эдвина.
– Твоя первая любовница никогда тебя не целовала?
– Она сказала, что у нас отношения другого рода. Чувства усложнили бы все еще больше, – Эдвин произносил слова практически без эмоций, но за безразличным тоном она почувствовала призрак ущемленной гордости.
Гвен наклонилась, обняла лицо Эдвина руками и поцеловала его. Она целовала его так, как он того заслуживал, так, как его должны были целовать в ночь, когда он потерял девственность, и все последующие ночи. Она целовала его так долго и страстно, что почти забыла, почему это делала, потому, как это могла быть самая лучшая идея – целовать его. Он поцеловал ее в ответ, держа руки на ее обнаженных плечах и прижимаясь теплой грудью к ее груди.
– И за что это было? – спросил Эдвин, когда Гвен, наконец, отпрянула от него.
– Поцелуй – извинение за поведение всего женского пола.
– Извинения приняты.
– Теперь продолжай свой рассказ, – она оседлала его бедра и устроилась сверху.
– Моя первая любовница, как я и сказал, была абсолютно безразличной. Я был уверен, что смогу доставить удовольствие своей невесте, как только мы поженимся. Как оказалось, я горько ошибался.
– Первые разы для женщины могут быть очень болезненны. У меня все болело в течение двух недель, когда я начала заниматься сексом.
– Эта боль не была физической, – подметил Эдвин, поглаживая ей спину пальцами. – Я понял, что у нее уже был кто-то. Но меня это не волновало. У меня тоже. Она плакала, когда мы пытались, до и после. Я предложил остановиться и подождать пару недель. Шли месяцы. После года поддельного счастья на публике и неловкости наедине, я раскрыл причину нашей несовместимости. У Виктории был другой любовник.
– Боже, это, наверное, было ужасно, – Гвен поцеловала его грудь, выражая сочувствие.
– То, что это был шок – мало сказано. Я даже не подозревал. Но я случайно приехал из командировки домой раньше и обнаружил ее в постели с любовником. Она во всем созналась.
– Ты был зол?
– Нет, – ответил он, и Гвен ему поверила.
– Я бы рассвирепела. Я бы выбила всю дурь из того мужчины.
– Но понимаешь, – вздохнул Эдвин. – Это был не мужчина.
Гвен скатилась и посмотрела на Эдвина с широко открытыми от удивления глазами.
Твоя жена была гомосексуалкой?
– Гомосексуалкой?
– В смысле, лесбиянкой? Играла за другую команду? Она член общества Сапфо (прим.: др. греч. поэтесса, лирические героини многих её стихотворений говорят о страстной влюблённости или любви к различным женщинам)?
– Да. Она была тайно влюблена в свою подругу в течение многих лет. Замужество должно было скрыть их связь от любопытных глаз. Она сказала, что моя доброта к ней сделала все еще более невыносимым. Она ненавидела себя за то, что вовлекла меня в этот брак без любви. У нас не было другого выхода. Мы развелись по причине супружеской измены.
– Что ж, по крайней мере, она взяла на себя ответственность при разводе.
– Нет, Гвендолин. Если бы ее родители узнали правду, они бы отреклись от нее. Я позволил Виктории утверждать, что изменником был я.
Сердце Гвен сжалось, кровь забурлила в венах, а улыбка исчезла.
– Ты... – смогла сказать она. – У меня просто нет слов.
– Только так мог поступить джентльмен. Конечно же, моя семья была зла и пристыжена. Я опозорил их доброе имя своим разводом. Я собрал вещи и приехал в Америку. Я нашел работу здесь, в Академии Уильяма Маршала, и когда уволился директор, меня повысили в должности. Я говорил тебе, что моя история не такая уж и интересная.
– Тебя соблазнила мама друга, ты служил офицером на войне, был женат на лесбиянке и разведен, и все это в возрасте...?
– Двадцати четырех лет, – закончил он за нее.
– Если это неинтересная история, тогда я не знаю, что может быть интересно.
– Я уверен, история твоей жизни намного интереснее моей.
– Вовсе нет, – Гвен прижала подушку к груди. – Я родилась в Эшвилле. Выросла среди хиппи и хипстеров. Обычное детство. Любила читать. Немного зануда. Как я уже говорила, обоих моих родителей уже нет.
– Гвендолин... Мне очень жаль.
– Сирота в 18 лет. Полагаю, всё как у Диккенса, да? Но я никогда не была сорванцом.
– Как ты справилась, потеряв обоих родителей?
– Это было нелегко, – признала она. – Но меня спасли книги. Знаю, звучит глупо и пафосно. Но я растворилась в книгах. Читала постоянно. Я не могла насытиться вымышленными историями. Любой мир был лучше моего собственного. У Элизабет Бенетт была мать – дура, но лучше живая сумасшедшая мать, нежели мертвая. Но затем появился мистер Дарси и увидел ее добродетель, вызволил ее из безвестности и сделал своей женой. Идеально. Я хотела своего мистера Дарси. И Джен Эйр была, так же, как и я, сиротой. Но при этом, гораздо храбрее и сильнее, чем я надеялась когда-либо стать. Быть одной в Эшвилле совсем невесело, поэтому я переехала в Новый Орлеан, мысленно, по крайней мере, и жила какое-то время с вампирами, колдунами... серьезные вещи я начала читать в колледже. Фолкнер, Фланнери О'Коннор.
– Фолкнер? Современный вздор.
– О, перестань! Не каждая книга должна быть "Айвенго". Все равно, мои бабушка и дедушка обвинили меня в том, что я прячусь в своих книгах. Но я не пряталась, я лечилась. Те истории заставили меня поверить, что все происходит с какой-то целью, а хорошие вещи случатся с тобой, если будешь идти до самого конца. Надежде и упорству – вот чему я научилась, читая книги. Поэтому сейчас я преподаю литературу мальчикам – подросткам. И, может, они так же научатся надежде и упорству.
– И твои надежды и упорство были вознаграждены? – спросил Эдвин, его голос звучал мягко. Гвен улыбнулась.
– Я учитель в самой странной школе в мире, Академии Уильяма Маршала, – ответила она. – И я в твоей постели. Да, я была вознаграждена.
– Академия Уильяма Маршала не странная, – с поддельной суровостью произнес Эдвин.
– Твои студенты ставят спектакли по пьесам Шекспира. В школе примерно ноль компьютеров. Здания выглядят так, словно их перенесли из Франции пятнадцатого века. Школу окружает стена, словно, это крепость. О, а также, здесь есть сумасшедшая женщина, слоняющаяся вокруг по ночам. И ты говоришь, что Маршал – не странная академия? Нам с тобой необходимо обсудить значение слов "интересный" и "странный". Ты живешь в противоположном мире.
– Во-первых, невеста не является сумасшедшей женщиной.
– Я знаю.
– Ты знаешь?
– Она – одна из подружек мальчиков, ведь так?
– Я не могу ничего сказать.
– Я приму это за "да".
– Гвендолин.
– Что?
Эдвин поцеловал ее и потянул за собой в кровать. Вскоре, они занялись любовью в третий раз за ночь. Третий раз был последним. После этого он притянул ее ближе к груди, и она заснула в его объятиях.
Когда гвен проснулась утром, казалось, что прошло всего лишь несколько минут. Нет, не совсем утром. Скоро рассвет. Она осторожно высвободилась из рук Эдвина и накинула на себя его рубашку, ту самую, которую практически сорвала с него накануне вечером. Она отодвинула край занавески и выглянула в окно. Осенний туман покрыл всю школьную территорию. Трава, деревья, даже стены были окутаны белой пеленой. Ночь растворилась, но солнце еще не успело занять место луны на небе. Весь мир стал белым.
Скоро мальчики проснутся, и начнется суматоха. Ей нужно поскорее вернуться в свой коттедж прежде, чем кто-либо успеет заметить, как она покидает апартаменты директора. Они не смогут долго держать в секрете свою любовную историю, она и не очень переживала. Мальчики обожали директора, и даже сговорились подыскать ему подружку. Нет, не подружку. Жену.
Жену? Во что она ввязалась?
Гвен тихо и быстро оделась, и оставила для Эдвина записку на прикроватном столике.
Директор Йорк, вы – ужасный соня. Это еще один ваш недостаток. Если бы ты не спал, мог бы сделать меня своей еще раз прежде, чем я улизнула бы из твоей кровати навсегда. Под "навсегда" я имела в виду, когда мы увидимся сегодня позже. Я тебя обожаю. Искренне ваша мисс Эшби. P.S. Может, выпьем чаю позднее? И под чаем я подразумеваю... не чай.
Она нежно поцеловала его в губы. Ей разбивало сердце воспоминание о том, что его первая любовница ценила лишь его тело и даже не целовала во время их свиданий. И затем его жена раскрыла тайну о том, что ей не только он сексуально не интересен, но и мужчины вообще, и точка. Гвен была решительно настроена наверстать упущенное: возместить ущерб потерянного времени, отказа и причиненной боли. Она будет целовать его, трогать и доставлять ему удовольствие при каждом удобном случае. Даже если она боялась, что это будет её самой глупой идеей – она будет любить его, если он этого захочет.
Она удостоверилась, что выглядит собранной и профессиональной на случай, если кто-то вышел так же рано, как и она. Но она ничего и никого не увидела, когда покидала главное здание через черный ход и направлялась к своему коттеджу. Она была почти на месте в тот момент, когда заметила кое-что краем глаза.
Какое-то движение. Где-то. Она остановилась и огляделась. Ничего. Абсолютно. Но она явно не выдумала этот замеченный боковым зрением шелест белой ткани.
Гвен кралась вдоль стены дома. Она знала, что видела что-то. Она отказывалась отрицать очевидное.
Снова белый блик. Теперь она видела это. Что-то белое мелькнуло в окне одной из спален мальчиков. Несколько секунд спустя она ее увидела.
Невеста стояла на заднем крыльце Пемброкского общежития, обратившись лицом к небу и спиной к Гвен. Теперь их разделяло всего пятьдесят шагов. Она заметила, что у Невесты было элегантное кружевное платье и длинные черные волосы, завязанные белой косынкой. Стройная и высокая, у нее была осанка, как у молодой женщины, но, все же, Гвен не видела ее лица.
Гвен открыла рот, чтобы позвать девушку. Прежде, чем она смогла хоть что-то произнести, к Невесте кто-то подошел со стороны заднего крыльца. Со спины она не могла определить кто это, из-за бейсбольной кепки на голове. Но она увидела, как он тянулся к руке Невесты.
Так оно и есть. Теперь Гвен была уверена. Невеста вовсе и не была невестой. Просто девушка в платье, прокрадывающаяся в кампус повидаться со своим парнем. Гвен не могла понять, зачем та заморачивалась с этим маскарадным костюмом. Может, если она выглядела страшно и как привидение, это держало подальше от нее других мальчиков. Подростки были странными. Несомненно.
Успокоившись, Гвен оставила молодых влюбленных наедине. Она еще разузнает, кто эта девчонка, но сейчас она уже не так обеспокоена. Все же, не помешает узнать к кому из мальчиков она приходит тайком. Менее всего Гвен хотела, чтобы от одного из учеников Маршала забеременела городская девушка. В этой школе произошло достаточно событий за последнее время.
Юная любовь. Почти такая же сильная, как и зрелая.
Любовь? Она уже использует это слово? Ага. Именно. Как долго она здесь находится? Всего неделю? Она знала, что люди быстро влюбляются. У ее родителей так было. Её отец рассказывал, что знал о том, что женится на ее маме уже на их первом свидании. Все равно это казалось странным, как быстро она обрела в этом месте любовь, и чувствовала себя как дома. После аварии она ни разу не проверяла повреждения своей машины. Она сделает это позже. Сейчас ей хотелось свернуться в кровати, поспать – чего она не делала прошлой ночью, и увидеть сны об Эдвине.
Машина подождет.
Привидения подождут.
Весь мир может подождать.
Сон – нет.
И любовь. Любовь также не ждет.
Поэтому она прыгнула в кровать, как и в любовный омут, с головой, и проснулась там же через пару часов.
Глава 11
Следующая неделя пролетела как в тумане: учеба, чтение, Эдвин и счастье. Она работала с небольшими группами мальчиков в свободное время, надеясь, что они ей откроются. Она искала хоть какую-то зацепку, указывающую на мальчика, к которому в кампус тайно приходит подружка. У них у всех были бейсбольные кепки, поэтому эта единственная подсказка никак не помогала. На их шеях не обнаружилось никаких засосов или любовных укусов. Их улыбки не таили никаких секретов. Она могла только надеяться на то, что чья бы подружка это ни была, мальчик был осторожен.
Осторожен? Хороший вопрос. В этой школе преподавали сексуальное воспитание? Похоже, это вполне разумно. Она спросит об этом директора. И она будет настаивать на том, что именно он должен преподавать, а она должна присутствовать на уроке и смотреть, как Эдвин рассказывает о пенисах и вагинах тридцати подросткам 16-ти и 17-ти лет.
Как только уроки закончились, Гвен поднялась на четвертый этаж Хоуквуда и нашла Эдвина в своем кабинете.
Она закрыла за собой дверь, и Эдвин перевел взгляд на неё.
– Ты улыбаешься, – произнес он. – Прекращай.
– Я не могу. Это происходит, когда я нахожусь с тобой в одной комнате.
– Я надеюсь, ты здесь, чтобы обсудить работу. – У него был суровый взгляд, который должен был прогнать ее улыбку.
– Да.
– Хорошо.
– И секс.
– Это плохо.
– Мы преподаем в Маршале сексуальное воспитание?
– Сексуальное воспитание? Ты имеешь в виду уроки здоровья?
– Я думаю, ты можешь это так называть, если тебе необходим эвфемизм, – ответила она. – А конкретно – сексуальное воспитание. У нас на кампусе есть, по крайней мере, один мальчик с подружкой.
– Только не об этом снова.
– Снова и об этом, – парировала она, обходя его стол. Это был большой стол, огромный стол, впечатляющий мужской письменный стол. Поэтому, она посчитала оправданием сесть на него, перекинув ногу на ногу, прямо перед лицом Эдвина.
– Нам не нужно обучать сексу мальчиков.
– Я не говорю, что мы должны обучить их лучшей позиции сзади. Но они должны знать о средствах защиты и ЗПП (прим.: ЗПП– заболевания, передающиеся половым путем).
– ЗПП?
– Такие, как гонорея, сифилис, СПИД...
– Ты имеешь в виду венерические заболевания?
– Именно, – ответила она, забавляясь тому, как он упорно придерживался старомодной терминологии. Однажды он даже назвал как-то ванную уборной. Очаровательно.
– Вряд ли нам стоит об этом беспокоиться.
– Эдвин, это очень мило с твоей стороны думать, что все мальчики – девственники, которые будут ангелами, пока не женятся, но это реальный мир. Подростки занимаются сексом почти так же часто, как и взрослые. И давай посмотрим... мы занимались сексом... – она замолчала. – Три раза в пятницу, три раза в субботу, дважды в воскресенье. Один день отдыха, я понимаю. И затем в понедельник ночью, во вторник ночью, в среду...
Он поднял руку.
– Нет необходимости производить подсчет, – произнес он, сдерживая улыбку. – Я тоже там присутствовал.
– Правда? Если у нас двоих так много секса, то, как ты думаешь, сколько им могут заниматься мальчики – подростки с переизбытком гормонов?
– Я не утверждаю, что они все монахи, Гвендолин. Нет основания о них беспокоиться.
– Я не беспокоюсь. Я просто думаю, что они должны получить и другие знания, кроме латыни и геометрии. Кроме школы есть много чего еще, – сказала она, раздвинув ноги, и расположив их по сторонам его ног. – Ты не согласен?
– Гвендолин? – Эдвин смерил её холодным, суровым взглядом.
– Эдвин? – передразнила она, соблазнительно улыбаясь.
– Это крайне неуместно.
– Я заперла дверь, когда вошла.
Он не отпускал ее взгляд. И затем, не прилагая особых усилий, он встал, снял очки, обхватил ее бедра и потянул к краю стола.
– Эдвин! – воскликнула она, потрясенная его действиями, но он заставил ее замолчать поцелуем. Если мальчики хотели получить сексуальное воспитание, они могли получить его, наблюдая за Эдвином. Он удивлял ее своим мастерством, как любовник. Он никогда не отправлял ее спать неудовлетворенной. Конечно же, как только она просыпалась, она хотела его снова.
Снова. Всегда. И сейчас.
Особенно сейчас.
– Ты абсолютно точно уверена в том, что заперла дверь? – спросил шепотом Эдвин возле ее уха. Она не знала, что делало его шепот эротичным, как и его прикосновения, скорее всего, причиной тому был его акцент.
– Я уверяю тебя, что да.
– Хорошо, – произнеся это, он расстегнул ее блузку. Но он не только расстегнул ее. Он полностью ее снял. А после продолжил раздевать, полностью, за исключением бледно-розовых туфлей на маленьком каблучке. Большие и сильные руки Эдвина блуждали по всему ее телу. Он обхватил ее груди руками, снова целуя губы. Он пощипывал и перекатывал соски между пальцами до тех пор, пока она не стала часто и тяжело дышать.
Он негромко засмеялся и прошептал ей: – Ш-ш-ш!
Если они не в его спальне, им стоит приложить максимум усилий, чтобы быть как можно тише. Но было совсем нелегко оставаться беззвучной, когда Эдвин массировал так ее груди, когда его бедра расположились напротив ее, когда его губы ласкали ее шею именно в том месте, которое делает ее возбужденной, трепещущей и мокрой.
Эдвин нажал ладонью между ее бедер и толкнулся одним пальцем внутрь. Она подалась вперед, жаждая большего. Он ввел второй палец, и ее влагалище сжалось вокруг него.
– Боже, Гвен! – сказал он у ее кожи. Она любила эти моменты, когда он был настолько возбужден, что называл ее Гвен, вместо Гвендолин. Это была его версия потери контроля.
Она просунула руку между их телами и расстегнула брюки Эдвина. Обеими руками она ласкала его, пока он полностью не стал твердым. Он закрыл глаза и откинул голову назад. Это было прекрасно – видеть, как он теряется в ощущениях от удовольствия, которое она дарила ему.
Гвен позволила ему расслабиться достаточно долго, чтобы успеть смять его пиджак и стянуть тот с плеч. Она сдернула галстук и расстегнула наполовину рубашку. Её не волновало, что он не раздет полностью, все то время, пока у нее есть возможность целовать и дотрагиваться до его груди и плеч. Ей нужно чувствовать его кожа к коже, так же, как она нуждалась в том, чтобы почувствовать его внутри себя. Он, вероятно, чувствовал то же самое, поскольку схватил ее крепко за бедра, потянул к краю стола, и обеими руками развел ее ноги шире. Он наклонил голову и проник в нее языком. Ощущения были яркими, но это было и необязательно. Она уже была влажной и готовой для него.
Эдвин выпрямился и обхватил рукой её запястье, поддерживая ее, пока она ложилась на спину. Он закинул её ноги себе на плечи и вошел в нее одним толчком. Она придвинула бедра, принимая его всего. На секунду она задумалась, на каких важных документах она лежала и, возможно, их намочит. Но затем он вышел из нее и вошел снова одним толчком, жестко и глубоко, и она решила, что ей все равно, даже если они трахаются на самом оригинале "Великой Хартии", пока он продолжит... так... делать.
Гвен лежала с полузакрытыми глазами и растворялась в удовольствии от своего разгоряченного тела и от того, каким твердым он был внутри неё. Неожиданно, ее эротические грёзы рассеялись, когда Эдвин произнес ее имя.
– Гвендолин?
Она открыла глаза и посмотрела на него.
– Эдвин?
– Ты, ведь, останешься, не так ли? Несмотря ни на что? Ты останешься здесь, со мной?
Его голос был тихим, а тон – серьезным. Казалось, он имел в виду гораздо больше. Она приподнялась и обвила руками его шею, притягивая ближе. Он снова толкнулся в нее, когда она обняла ногами его спину, прижимаясь в порыве страсти.
– Я не должен просить тебя остаться. Ты даже не знаешь, от чего отказываешься, – говорил он, поглаживая ее волосы, целуя шею. – Но, пожалуйста...
– Я останусь, – ответила она, обещание далось ей легко, она даже не могла назвать это жертвой. Она останется ради Эдвина. Ради мальчиков. Ради любви к преподаванию и любви к учебе, и любви к жизни, что она обрела здесь, как подарок, о котором, она даже не успела помечтать. Это была мечта. Это был сон. Это было всем, чего она хотела и не смела просить. И вот оно сбылось, он в её руках. И она никогда его не отпустит.
Переплетенные, они двигались вместе и напротив друг друга, и друг к другу, пока она не задрожала в его руках, и он не кончил внутри неё. Но они все еще продолжали держать друг друга, взволнованные данным ею обещанием, осознавая его смысл, даже не произнося этих слов вслух.
Эдвин влюблен в неё.
И она никогда его не оставит.
Никогда.
