Текст книги "Дела сердечные"
Автор книги: Тьерни Макклеллан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Обо всем этом я говорю, чтобы объяснить, почему сразу не послушалась Матиаса. Мало того – поднявшись наверх, я решила, что задала Ирвингу столько вопросов, что еще парочка не повредит. И, указав на дорогие фарфоровые краны в ванной, ненароком справилась:
– Мистер Рикль, а как вы относитесь к красным сердечкам?
Спутники мои так и остолбенели.
– К сердечкам?! – Голос Ирвинга дрогнул.
Я в упор уставилась на него, прикидывая, что означает эта дрожь.
– Ну да, мистер Рикль, к сердечкам. Как вы к ним относитесь?
М-да, то не был мой звездный час. Старина Ирвинг смотрел на меня как на умалишенную.
– Нормально отношусь, – проблеял он. И покосился на Матиаса. Тот ответил ему невыразительным взглядом. Ирвинг поспешно добавил: – И к бубнам, пикам и трефам тоже нормально. Не скажу, чтоб я предпочитал червы.
Ой, мамочки! Похоже, Ирвинг не имеет ни малейшего понятия, о чем я толкую.
– А п-почему вы спросили? – осмелел клиент.
Вот задал задачку! Недолго думая, я принялась "врать с листа", как выражаются мои сыновья.
– Да я всех теперь об этом спрашиваю. Только что прочитала в книжке, как много можно сказать о человеке по тому, какую карточную масть он предпочитает.
– Неужели?..
– Точно-точно. Там говорится, что любители червонной масти – мягкие и сердечные люди, а те, кто любит пики, э-э… дайте подумать… ага, злые и склочные, а те, кто бубны, – отличные музыканты, ну а любители трефов… они… э-э… общительные, активисты – короче, люди, которые нуждаются в людях…
Выпалив слово в слово название одной из песен Барбры Стрейзанд, я умолкла. Ирвинг взирал на меня с таким недоверием, будто я все это выдумала. Вот наглец!
– Вы обо всем этом прочли в книге? – спросил он. – И как же она называется?
– Знаете, с ходу и не скажу, – не моргнув глазом, ответила я и, склонив голову набок, сделала вид, будто роюсь в памяти. – Чертовски интересная книженция.
Ирвинг молча смотрел на меня. А мне вдруг вспомнился один паренек из параллельного класса. Не знаю, как его звали, только мы с ним все время ездили в школу на одном автобусе. Робкий, нескладный, с землистым лицом, бедняга был излюбленной мишенью для шуток. У него вечно то прятали пальто, то выбрасывали из окна тетрадки, то раскидывали учебники по всему автобусу. И каждый раз на лице паренька появлялось такое же выражение, как сейчас у Ирвинга. Бесконечной печали, недоумения и обиды.
У меня ком в горле застрял. О боже. Неужели Ирвинг решил, что я над ним смеюсь? Забавы ради? И, судя по его взгляду, это с ним случается не впервые.
Мне вдруг захотелось сказать Ирвингу правду. Вот только как бы это выглядело? "Послушайте, мистер Рикль, не хочу, чтобы вы думали, будто я считаю вас придурком. Нет-нет, я так вела себя потому, что считала вас убийцей".
О да! Ему бы сразу полегчало, это точно!
Немудрено, что Ирвинг вдруг заторопился и со спринтерской скоростью пролетел оставшиеся помещения. Насчет буфетной и кладовки я зря переживала – он туда и не заглянул. Не прошло и пяти минут, как все мы стояли у выхода.
– Н-не д-думаю, что это то, что я ищу, – буркнул Ирвинг себе под нос и, не оглядываясь, направился к своему автомобилю. И даже не попросил показать ему другие дома.
Стоя на крыльце рядом с Матиасом, я удрученно следила, как машина мистера Рикля исчезает в облаке выхлопных газов. Мы долго молчали. Когда Ирвинг скрылся из виду, Матиас весело произнес:
– Значит, трефы – это люди, которые нуждаются в людях?..
Я невольно улыбнулась:
– Просто пыталась…
Матиас жестом остановил меня:
– Знаю, родная.
– Кажется, я только что потеряла клиента.
Матиас промолчал, из чего я заключила, что он со мной согласен. Теперь я чувствовала себя не только дурой и хамкой, а еще и никудышным работником. Спугнула отличного клиента – и ради чего? На что я вообще рассчитывала? Даже будь Ирвинг в самом деле убийцей, неужели я всерьез надеялась, что в какой-то момент он объявит: "Знаете, я рад, что вы подняли эту тему. Сам все хотел сказать – это я вчера задушил Труди!"
Я вернулась в дом, забрала сумку, заперла входную дверь и вместе с Матиасом двинулась к машине.
Матиас обнял меня. Я с готовностью склонила голову на его широкое плечо. Что и говорить, чудесное мгновение.
К несчастью, чары рассеялись, как только Матиас распахнул дверцу и обронил:
– Скай, я понимаю, что все это не дает тебе покоя.
Я замерла. Не было нужды спрашивать, что он имел в виду под "всем этим". Зеленые глаза Матиаса потемнели от тревоги.
– Мне это тоже не дает покоя, – вздохнул он. – Черт побери, не представляю, что бы я делал, если бы с тобой что-нибудь случилось! – Голос его сорвался.
Я фыркнула, села в машину, деловито пристегнулась ремнем безопасности и заявила, не глядя на Матиаса:
– Ничего со мной не случится!
Хотела бы я сама себе поверить! Видимо, моему голосу не хватало убедительности, потому что Матиас явно тоже не поверил. Опершись на открытую дверцу, он пристально посмотрел на меня.
– Скай, нам надо поговорить.
О господи. По опыту знаю, что, когда мужчина молвит: "Нам надо поговорить", обычно это означает: "Я буду говорить, а ты – слушать".
Я с трудом подавила стон.
Глава 10
Если бы Матиас заговорил сразу же, не отходя от кассы, точнее, от дверцы моей машины, я бы, наверное, не насторожилась. Но нет, он обошел автомобиль, сел за руль, захлопнул дверцу и вставил ключ зажигания. И лишь после того обернулся ко мне, пригладил бородку и сделал глубокий вдох.
К тому времени я уже свыклась с мыслью, что услышу нечто, сравнимое по важности с беседой генералов Гранта и Ли у деревушки Аппоматтокс [6]6
Аппоматтокс– бывшая деревня в Центральной Виргинии, неподалеку от Линчбурга, где 9 апреля 1865 г. армия генерала Ли капитулировала перед генералом Грантом, ознаменовав окончание Гражданской войны Севера и Юга; в настоящее время – национальный памятник.
[Закрыть]. И во рту у меня, как водится, пересохло.
– Скай, – сказал Матиас, – я люблю тебя.
Начало не так чтобы очень противное.
– Я очень тебя люблю.
Хм, может, я ошиблась? Может, разговор не сулит ничего дурного?
– Я тоже тебя люблю. – Как я уже упоминала, мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом и признаться в этом Матиасу. Но, кажется, я добилась крупных успехов в данной области: теперь эти слова даются мне без труда. И без запинки.
Матиас слегка кивнул, показывая, что слышал, и продолжал:
– И именно потому, что я так тебя люблю, считаю, что нам с тобой стоит пойти дальше и сделать то, о чем я давно толкую, – поселиться вместе. Причем не откладывая.
Ой-ой-ой! До чего же нехороший оборот приняла беседа! Ведь как раз по этой самой причине я так долго собиралась с духом, чтобы сказать Матиасу, как я к нему отношусь. Ибо стоит обмолвиться любимому о любви, и он тут же начнет предлагать поселиться вместе и все такое прочее.
– Ты хочешь, чтобы мы съехались прямо сейчас?
Видимо, моему тону не хватало энтузиазма – во взгляде Матиаса появилось выражение побитого щенка. У меня защемило сердце. Он уже открыл рот, собираясь что-то сказать, но я нежно коснулась его руки и заговорила:
– Послушай, я вовсе не то имела в виду. В смысле, что прямо сейчас– это… – Я лихорадочно подбирала слова, а Матиас молчал, все с тем же затравленным выражением в глазах. – Н-ну, в общем… это несколько рановато.
– Рановато?Скайлер, мы встречаемся целый год. – Он не спорил, просто констатировал факт.
– Девять месяцев, – уточнила я. – Мы встречаемся только девять месяцев.
Я всего лишь хотела быть точной. И все. Но, кажется, Матиас не оценил моих усилий.
– За девять месяцев у людей дети заводятся, – со вздохом заметил он, в упор глядя на меня.
Это-то здесь при чем?
– Ну да, заводятся, – кивнула я, отвечая ему столь же пристальным взглядом.
Матиас прикрыл глаза. Не уверена, но, по-моему, он считал до десяти.
– Скай, – наконец произнес он. – Мне не хотелось бы тебя торопить…
Я не проронила ни звука. Однако подумала, что если он не хочет меня торопить, то лучше бы умолк.
– …но не кажется ли тебе, что сейчас самое время поселиться вместе?
Самое время поселиться вместе?Мать честная. У него это прозвучало как лозунг в избирательной кампании. Что же будет дальше? Облепит рекламными наклейками бока моей машины?
Тем не менее обижать его не хотелось. Посему я промямлила:
– Ну, по-моему, не стоит спешить…
– Спешить? Скайлер, да я, наоборот, все время себя обуздываю! – Он кашлянул. – Я же понимаю, что в прошлом у тебя был горький опыт и ты боишься связывать себя новыми обязательствами.
Я заерзала на сиденье: Минуточку! Послушать его, так я эмоционально истощенная развалина.
– В противном случае я бы говорил не о совместном проживании, – продолжал Матиас, – а о свадьбе.
Мне стоило немалых трудов удержать на месте нижнюю челюсть. О свадьбе?!Кажется, беседа принимает еще худший оборот.
Ни для кого не секрет, что существует расхожее мнение, будто незамужние женщины моего возраста готовы на все, лишь бы отхватить себе мужа. Несколько лет назад были даже обнародованы результаты исследования, которые, по идее, должны ввергнуть нас в жестокую депрессию: дескать, у женщин старше сорока больше шансов пасть от пули террориста, чем снова выйти замуж. Я же, напротив, сочла сей прогноз необычайно радужным. Правда, на мой взгляд, результаты опроса были истолкованы превратно, – и все потому, что никто не удосужился спросить женщин, хотят ли они снова замуж. А если б спросили, то вышло бы, что женщины за сорок предпочтутпасть от пули террориста.
– Матиас, я… э-э…
Черт, да я заговорила, как Ирвинг Рикль. Но как же ему объяснить, что хотя я уверена в своих чувствах, но при этом очень сомневаюсь, что когда-нибудь захочу еще раз пойти под венец. Ни с Матиасом, ни с кем-либо другим.
Причины? Да сколько угодно. К примеру, нельзя сбрасывать со счетов фактор разочарования. Ведь сейчас Матиас видит меня при макияже, со свежевымытыми и уложенными волосами и в симпатичной одежке. Даже если от меня не требуется быть при полном параде, я облачаюсь не абы во что, а в свои любимые джинсы от Лиз Клэйборн, которые сидят так, будто специально на меня сшиты.
Короче говоря, Матиас, скорее всего, пребывал в убеждении, что я хороша собой. И мне чертовски не хотелось его разочаровывать.
К тому же на память невольно приходил наш недавний совместный ужин. Глядя на меня через стол, любимый нежно произнес: "Скайлер, ты просто раритет. Не часто встретишь такую естественную красоту, как у тебя". В тот момент моя естественная красота тускло мерцала в пламени свечи – при таких условиях и шимпанзе сойдет за писаную красавицу. Конечно, я улыбнулась Матиасу, тронутая до глубины души, но и призадумалась. Как же ты прав, родной мой! Естественная красота и правда редкое явление. Можно даже сказать, несуществующее.
О да, большой плюс наших нынешних отношений – то, что я вижусь с Матиасом не каждый день. Легко блюсти на уровне макияж, прическу и гардероб, когда нет нужды поддерживать иллюзию ежеминутно. В те дни, когда мы не встречаемся, я могу побыть сама собой – то есть сплошным разочарованием. Могу бродить по дому в бесформенном спортивном костюме и пушистых синих шлепанцах, чертовски удобных, но страшенных до безобразия. Могу густо смазывать "клерасилом" прыщи, которые то и дело вскакивают на лице, будто я все еще девочка-подросток. Могу ходить некрашеной и нечесаной, и прелесть всего этого в том, что рядом нет Матиаса, ибо, хорошенько разглядев меня, он бы с диким воплем унесся прочь.
Но не могла же я все это сказать!
И потом, помимо общих опасений по поводу брака вообще, у меня были некоторые опасения и по поводу самого Матиаса. Нет, не совсем так. Матиас – замечательный, сексуальный и классно готовит. Но, как говорится, мужчина – не остров. И обнаруживаешь это, стоит зажить с кем-то одной семьей. Так вот, став семьей для него, ты неизбежно становишься семьей и для всех остальных его родственников.
На данный момент семья Матиаса состоит из трех человек – дочери Эмили, проживающей в Бостоне с его бывшей женой; сестрицы Тиффани и матери, недавно овдовевшей миссис Харриет Шекельфорд-Кросс. Таким образом, я обзавелась бы дочкой-подростком Эмили, которую в глаза не видела, так что понятия не имею, что она собой представляет, и сестричкой-подростком Тиффани, которую, к несчастью, видела и которая совсем недавно была со мной очень мила, когда полагала, что я укокошила ее папочку. А еще моей новой родней станет вдова Кросс, дама, которая по сей день таит сомнения насчет моей невиновности в гибели ее мужа и давеча нежно именовала меня шлюхой и сукой.
Не хотелось бы сгущать краски, но моя новая семейка очень смахивала бы на "Семейку Адамс". Но не говорить же такое любимому?
– Н-не знаю, – выдавила я. – По-моему, я еще не готова…
Матиас отвернулся и запустил мотор. Глаз его я не видела, так что не знаю, было в них выражение побитого щенка или нет.
– Я обещал не торопить тебя, и не буду. – Он откашлялся. – Но почему бы нам хотя бы не поужинать? У тебя… Что скажешь насчет отбивных с грибами, а?
Насчет отбивных ничего плохого не скажешь, но гораздо больше меня порадовало, что мы меняем тему.
– Отлично!
Матиас кивнул:
– Ну вот, поужинаем, а между делом все обговорим и решим, как быть.
Ох, кажется, этот побитый щенок – бульдожьей породы.
– Кстати, я чертовски проголодался, а ты? – продолжал Матиас. – Давай не будем заезжать за моей машиной. Двинем сразу к тебе.
Что-то уж очень он весел, учитывая обстоятельства. Но моя трусливая натура решила, что незачем возобновлять дискуссию. Матиас тоже хранил молчание. Впрочем, не было нужды спрашивать, о чем он думает. Губы его сложились в жесткую линию, означавшую "Скайлер-выводит-меня-из-себя-но-я-не-стану-скандалить", что меня очень устраивало. Приятно для разнообразия побыть с человеком, который не хочет с тобой ругаться.
И это тем приятнее, если в прошлом у вас был такой муженек, как Эд, которого хлебом не корми, дай поскандалить. Эд, не жалея сил, заводил дебаты на судьбоносные темы вроде "Тебе действительно нужен этот лифчик, который ты купила на распродаже за три доллара?". Да-да, за три – раз, два, три! – несчастных бакса, но Эд мог часами разглагольствовать по этому поводу.
И делал это так часто, что в конце концов мое терпение лопнуло. Я слишком стара, сказала я мужу, чтобы тратить остаток жизни на споры о столь ничтожных суммах, и отныне он волен оспаривать траты не ниже десяти долларов. Правда, я настаивала на двадцати, но, как вы догадались, Эд затеял торговлю.
Он так любил собачиться, что после того, как мы установили минимум для денежных споров, попытался втравить меня в дискуссию о том, как зовут ведущую "Шоу Опры Уинфри". Оглядываясь на наш неудачный брак, я теперь понимаю, что последние годы жизни с Эдом напоминали участие в состязании эрудитов. Если я не знала ответ на вопрос – или, хуже того, знала, но он не совпадал с мнением Эда, – муженек принимался спорить. В интересах сохранения мира я даже как-то согласилась, что новый год по восточному календарю наступает в декабре.
И вот теперь, при виде гримасы на лице Матиаса, я испытала прилив нежности. Какой же он милый и добродушный человек! В знак признательности я легонько сжала его руку.
А вот это было ошибкой. Ибо Матиас тотчас воспринял это как сигнал к тому, что я готова продолжить обсуждение темы совместного проживания.
– Знаешь, Скайлер, мы ведь уже не дети.
Как вам это нравится? Если он хочет сказать мне, что я старая кляча, за которой нужно приглядывать, то ему стоит кардинально пересмотреть свой подход.
– В том смысле, – продолжал Матиас, – что в нашем возрасте нам не требуется много времени, чтобы разобраться в своих чувствах.
Ах вот оно что! Ну слава богу.
– Угу.
– И девять месяцев – это целая вечность.
– Угу.
– Когда люди любят друг друга, они, естественно, хотят быть вместе.
– Угу.
Ясное дело, я понимала, куда клонит Матиас. Это испытанная методика продаж: потенциального покупателя вынуждают соглашаться с одной простой истиной за другой, так что, когда вы всучите им штуковину, которую стремитесь продать, они и с этим тоже согласятся.
– Ну вот, – продолжал милый, не отрывая глаз от дороги, – не кажется ли тебе, что следующим логическим шагом в наших отношениях должно стать совместное проживание?
На сей раз угукать я не стала. Может, шаг и логический, но кто сказал, что я веду себя логично?
Матиас словно и не заметил, что я не ответила.
– Ну ладно, Скайлер, не хотел говорить, но ты и сама знаешь, что сейчас тебе небезопасно оставаться одной.
Любопытно! Я покосилась на него.
– Ей-богу, Скайлер, где-то рядом разгуливает убийца, и, возможно, он наметил тебя следующей жертвой.
А вот это уже нечестно – сыграть на моем страхе. С другой стороны, надо отдать должное Матиасу, – стимул отличный.
Черт возьми, разве не страх стал одной из причин, по которым женщины изначально съехались с мужчинами? Я имею в виду – в доисторические времена, когда задачей мужчины было отгонять диких зверей от входа в пещеру.
Однако лично я вместе с мужчиной жила давным-давно – когда была замужем за Эдом, и, будь у меня выбор, предпочла бы ему пару-тройку диких зверей. Уж наверное, клыкастая зверушка посимпатичнее, чем бабник, грубиян и ведущий шоу эрудитов в одном лице.
Матиас совсем не такой. Я снова посмотрела на него. На его сильные руки, широкие плечи, седые виски. И подумала: я очень люблю этого человека. Он нежный, добрый и творит чудеса на кухне. Он великолепен в постели, обладает отменным чувством юмора, и мне очень нравится его запах.
И при всем том я не уверена, что мечтаю жить с ним под одной крышей.
Ведь я наконец-то устроила свою жизнь так, как хотела. Добилась несомненных успехов в работе, накопила достаточно денег, чтобы не морщиться всякий раз, получая счет, и мне нравится уходить и приходить, ни перед кем не отчитываясь. Обстановка в моем доме – мешанина стилей и эпох, от современной мебели до антиквариата, купленного по случаю в комиссионных лавках. На стенах соседствуют дешевые акварели и оригинальные эстампы. На полу – разношерстные ковры, по большей части цвета колы – чтобы не бросались в глаза пятна от любимого напитка. И вся эта всячина – моя. Все это я с любовью подбирала в соответствии со своим вкусом. Более того, меня вполне устраивает такая жизнь. Мне хорошо. А как говорит моя мама, зачем чинить то, что не сломано? Иными словами, от добра добра не ищут.
Но Матиас, видимо, считал, что моя жизнь нуждается в починке.
– Скайлер, ты меня не слушаешь. На свободе разгуливает убийца, который, возможно, охотится за тобой. Если и этой причины недостаточно, тогда я не знаю…
Он был прав. И вдобавок иметь под боком теплого мужчину всю ночь – это чудесно. Должна признаться, этого плюса семейной жизни мне очень не хватало.
И кстати, о ночи…
– Ты прав, мне лучше не оставаться одной. Пока этот мерзавец на свободе.
Матиас бросил на меня подозрительный взгляд. Думаю, он считал, что я так быстро не сдамся.
– Пожалуй, исключительно в интересах безопасности, тебе стоит остаться на ночь, – продолжала я.
В уголках его губ рождалась робкая улыбка.
– Исключительно в интересах безопасности? – повторил он.
Я кивнула.
– Стало быть, мне следует провести ночь на диване в твоей гостиной? Чтобы, если кто-нибудь вломится в дом, поймать злодея, едва он переступит порог? Или, упаси боже, влезет в окно?
Улыбка Матиаса становилась все шире. Я тоже улыбнулась:
– На мой взгляд, это уж слишком.
Подъехав к дому, мы сидели и улыбались друг другу, как два идиота. Наконец Матиас вылез из машины, обошел вокруг, чтобы открыть для меня дверцу, а затем обнял за плечи, и мы поднялись на крыльцо.
Это так приятно – чувствовать на плече его руку.
Оказалось, не только приятно, но и полезно.
Я достала ключ, чтобы отпереть дверь, – и тут увидела это.И у меня подкосились ноги.
Прямо над замком кто-то вырезал небольшое сердечко.
Глава 11
Кто бы ни вырезал сердечко на моей двери, он позаботился, чтобы я непременно его заметила. Что я и сделала. После чего жалобно вскрикнула и покачнулась, словно из-под меня вынули ноги.
Матиас подхватил меня.
– Скайлер?
Тут и он заметил сердечко.
– Что за черт… – Он стал лихорадочно озираться по сторонам, будто и впрямь ожидал увидеть нашего резчика по дереву, оставшегося, дабы поглядеть, как мы восхищаемся его творчеством. К счастью, озираясь по сторонам, Матиас не выпустил меня из рук. Ноги мои по-прежнему отчаянно тряслись, и я сомневалась, что устою без поддержки.
– Это что, шутка?
Проглотив ком в горле, я посмотрела на зловещую эмблему:
– Что-то мне не смешно.
От потрясения мне отказали не только ноги, но и мозги. Я снова попыталась вставить ключ в замок, но Матиас схватил меня за руку:
– Нет!
Я подняла на него взгляд.
– Скай, думаю, нам не стоит ни до чего дотрагиваться… И вряд ли стоит заходить внутрь. По крайней мере до прибытия полиции.
– Неужели, по-твоему, тот, кто это сделал, где-то рядом?
В длинные узкие окна по обе стороны от входной двери сквозь полупрозрачные занавески мало что разглядишь. Я уже хотела подойти к окну поближе, но вовремя остановилась. Так, минутку. Что это я делаю? Я ведь вовсе не хочувидеть, как кто-то там ходит. И совсем не хочувидеть того, кто, возможно, стоит по другую сторону занавесок и смотрит в окно на меня.
Я отшатнулась, пытаясь унять дрожь. Ну и ну! Выходит, теперь я боюсь заходить не только в чужие дома, но и в свой собственный!
А еще я боялась отпускать туда Матиаса и настояла, чтобы мы вдвоем отправились звонить в полицию из телефона-автомата в супермаркете, что в трех кварталах от моего дома. Матиас предлагал воспользоваться телефоном кого-нибудь из соседей, но, слава богу, уступил мне.
Матиас не знаком с моими соседями. Почти все они в летах, почти все – милые люди, и почти у всех куда больше свободного времени, чем у меня. Пару недель назад я заскочила к даме, что живет напротив, чтобы отнести письмо, доставленное мне по ошибке, – и вернулась домой только к полуночи. Правда, уходя от старушки, я была в курсе всех событий, случившихся в здешних краях аж с 1952 года.
Но помимо болтливости соседей у меня была еще одна причина, чтобы воспользоваться услугами телефона подальше от дома. Если призрачный резчик все еще торчит в моем жилище, я хотела дать ему побольше времени, чтобы он убрался к чертям до нашего возвращения. Понимаю, что найдутся люди, которые назовут это трусостью. И у меня готов для них ответ. Вот он: о'кей, значит, я трусиха. Давайте говорить прямо – конечно, мне не терпелось выяснить личность загадочного резчика, но еще больше хотелось жить.
Итак, я вызвала полицию по телефону, установленному у входа в супермаркет, и Матиас отвез нас обратно. Он подъехал к дому, выключил зажигание, после чего мы остались сидеть в машине, усиленно делая вид, будто каждый день вызываем стражей порядка, дабы те проверили, нет ли у меня в доме убийц. Мы вдруг принялись обсуждать телешоу и прочитанные книги и завели дискуссию, так ли хорош последний "Крепкий орешек", как первый. Что угодно, лишь бы не думать о мерзком сердечке, вырезанном на двери.
Думаю, еще до приезда полицейских я уже знала, кто это будет. Ну разумеется, не прошло и десяти минут, как позади нас остановился "форд-мустанг" без опознавательных знаков. Из-за руля вылез Мюррей Рид, а с другой стороны – Тони Констелло. На ходу доставая одинаковые блокноты со спиральными корешками и ручки фирмы "Бик", Солонка с Перечницей зашагали к нам.
– Мэ-эм? – заговорил Рид, открывая для меня дверцу. – В чем проблема?
Он не сказал "на сей раз", но слова эти почти зримо повисли в воздухе.
Матиас выбрался из машины и поздоровался. Пожав ему руку, Рид прищурил бледно-голубые глазки и спросил:
– Мы, случайно, раньше не встречались?
Господи, неужели ему не надоело задавать этот вопрос?
Матиас, впрочем, не выказал недовольства и с готовностью освежил память Рида:
– Вы расследовали смерть моего отца почти год назад.
Реакция Рида была предсказуема. Он переглянулся с Констелло, покосился на меня, а затем снова повернулся к Матиасу.
Я вздохнула. Теперь-то я понимала, что испытывал Билл Мюррей, когда снимался в фильме "День сурка". Неужели мне суждено проигрывать одну и ту же сцену снова и снова?
Констелло занес над блокнотом ручку:
– А вы тоже здесь живете? – Он мотнул головой в сторону моего дома.
Надо же было с ходу наступить на больную мозоль! Прежде чем ответить, Матиас старательно прокашлялся.
– Нет-нет, я просто друг.
– Друг, значит, – повторил Констелло и снова переглянулся с Ридом.
– А причина, по которой мы вас вызвали, вон там. – Матиас направился к крыльцу, вынудив Рида и Констелло последовать за ним. Я поплелась в хвосте процессии, отнюдь не горя желанием смотреть туда, куда сейчас указывал Матиас: – Вот.
Сыщики подались вперед, чтобы получше разглядеть. Я же остановилась у ступенек. Никто не заметил. Более того, с этого момента Матиас взял на себя все переговоры. Давно забытое ощущение, когда рядом мужчина. Именно с ним предпочтут иметь дело другие мужчины, особенно если случилось что-то плохое.
Наблюдая, как Матиас обсуждает с полицейскими украшение на моей двери, я невольно вспомнила, как в стародавние времена, когда мы с Эдом были еще женаты, в нашу каминную трубу ударила молния. И со всеми официальными лицами: страховым агентом, монтером, установщиком громоотвода – разговаривал Эд. Само собой, он совсем не рвался иметь с ними дело, но все они определенно не желали иметь дело со мной. Дляних я была пустым местом, и обращались они исключительно к Эду.
Тогда, помнится, меня это взбесило, и, едва все указанные выше лица убрались восвояси, я возмущенно набросилась на Эда. Мне, дескать, совсем не улыбается роль невидимки. В конце концов, это и мойдом. И я, между прочим, женщина! Бушевала я тогда долго.
Теперь же, пожив несколько лет одна и неоднократно насладившись общением со страховщиками, монтерами и прочими представителями мужского племени, я, признаться, вижу все совсем в ином свете. Стоя в сторонке и наблюдая, как Матиас разбирается с полицией, я бы непременно улыбнулась – если б не боялась навлечь на себя новую порцию подозрений. Как поется в песне, для женщины главная честь – если есть с нею рядом мужчина…
Тут, кажется, стражи порядка вдоволь налюбовались на мое дверное украшение. Значение этой штуки от них не ускользнуло: они обменялись очередным выразительным взглядом.
– Что ж, – протянул Констелло, – пожалуй, вам лучше подождать здесь, пока мы быстренько осмотримся в доме.
Рид, должно быть, нашел, что слова напарника нуждаются в пояснениях.
– Стойте тут, пока мы вас не позовем, – велел он, покосившись сперва на меня, потом на Матиаса.
Лично я подчинилась инструкциям с превеликим удовольствием. Матиас как будто поначалу хотел составить им компанию, но потом передумал. И слава богу. Понимаю, что с моей стороны это нехорошо, но я предпочитала, чтобы с маньяком – если он там – повстречались Солонка и Перечница.
Впрочем, оказалось, ни с кем они не повстречались.
– Похоже, пусто, – с ленцой объявил Констелло, когда они с Ридом вновь вышли на крыльцо.
Рид счел необходимым конкретизировать:
– Мы не нашли ничего, что указывало бы на несанкционированное проникновение, мэ-эм. – После чего стрельнул в меня глазами: ждал, наверное, что я спрошу, что же такое несанкционированное проникновение. Не дождешься! Я уже в двенадцать лет знала, что это такое, – недаром перечитала горы детективов.
Впрочем, может, даже если бы не знала, не спросила бы. Не до того было – меня с головой накрыла волна облегчения. В дом никто не забирался!Я и не представляла, как терзало меня это опасение.
После того как мое жилище было объявлено свободным от убийц, все отправились в гостиную. Мы с Матиасом дали показания, а Солонка с Перечницей их записали. Не скажу, чтобы атмосфера была непринужденной, но лично мне определенно полегчала от мысли, что нет нужды коротать вечерок с убийцей.
За все время беседы был только один поганый момент – когда Констелло обмолвился, что в ближайшие дни потолкует с соседями, – может, кто-то из них видел чужака на моем крыльце.
Я опешила:
– Вы собираетесь рассказать всем соседям о том, что случилось с моей дверью?
Вот это будет класс! Мои сложности с призрачным резчиком, несомненно, станут на нашей улице притчей во языцех. Будто мало мне прошлогодних пересудов, когда Рид с Констелло шныряли вокруг дома, разыскивая орудие убийства, которым укокошили бедного отца Матиаса. А стоило слухам утихнуть, как меня угораздило наткнуться на новый труп! А теперь еще и это? Если так пойдет и дальше, то вскоре мое фото будет красоваться в газетах каждый божий день.
– Может, не обязательно вмешивать в это дело соседей? – несмело предложила я.
И тут же пожалела, что открыла рот. Констелло как-то странно посмотрел на меня, будто у меня были веские основания возражать против опроса соседей. Я выдержала его взгляд, ощутив вдруг неимоверную усталость. Ну неужели этот тип действительно думает, что я поработала ножиком над собственной дверью?
– Просто мне бы очень не хотелось их огорчать. Люди они пожилые, и, сами понимаете…
Рид не дал мне закончить:
– Мэ-эм, мы поговорим с соседями. Возможно, они сумеют описать человека, который это сделал, мэ-эм.
Констелло согласно закивал. И добавил:
– Видите ли, миссис Риджвей, вам нет нужды переживать из-за соседей. – У Констелло мягкий восточный выговор, но в глазах его мягкости не отыскать, сколько ни старайся. – Лучше подумайте о том, кто разукрасил вам дверь.
Мне стало неуютно. То ли Констелло намекает, что я сама разукрасила себе дверь, и тогда мне не худо бы подумать о собственном будущем. То ли он уверен, что здесь побывал убийца, и мне опять же хорошо бы поразмыслить о безопасности собственной персоны.
Через несколько минут, когда оба копа снова вышли на крыльцо, дабы напоследок взглянуть на сердечко, Рид выразился куда яснее напарника:
– Мэ-эм, мы пришлем кого-нибудь снять отпечатки, но вряд ли от этого будет толк. Похоже, дверь тщательно протерли. – Потоптавшись на месте, он устремил взгляд куда-то через мое плечо. – Но вы не беспокойтесь. Мы его поймаем.
Чертовски убедительно. Я бы, наверное, успокоилась, если бы Рид не добавил:
– Но, мэ-эм, пока мы его не поймали, хорошенько запирайте двери и окна.
Гениальный совет. Сама бы в жизни не додумалась.
– Непременно, детектив.
Перед отъездом Солонка с Перечницей трижды повторили, чтобы я тотчас оповестила их, если поблизости объявятся подозрительные субъекты, а также в случае странных звонков, странных людей, идущих за мной, и вообще незнакомцев.
– Да-да, конечно, – пообещала я. Другими словами, мне надо бросить работу. А еще лучше – уйти в монастырь.
При этой мысли я невольно покосилась на Матиаса. Насчет работы – может, когда-нибудь и брошу. Но вот насчет монастыря?.. Ни за что!
Чуть позже я еще больше укрепилась в этом мнении. Более того, вскоре после отъезда Солонки с Перечницей я сделала потрясающее открытие: страх является мощным возбуждающим средством.
