Текст книги "Наследница по кривой"

Автор книги: Тьерни Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

Очень хотелось бы думать, что из равновесия меня вывели лютики. Но если уж быть честной до конца, то следует признать: каким бы неожиданным ни было это открытие, клумбы с желтыми цветами явно недостаточно, чтобы заставить мое сердце биться так сильно.

Разумеется, после рассказа Тиффани о ссоре Матиаса с отцом лютики меня несколько встревожили. Но я тут же подумала, что клумба по соседству с домом Матиаса могла быть простой случайностью.

Не говоря уж о том, что доступ к желтым цветочкам определенного вида еще не является доказательством вины. Иначе злые копы уже арестовали бы всех цветочников в Луисвиле.

Нет, не по себе мне стало, когда я узнала «корвет» Барби Ландерган, стоявший – словно выставленный напоказ – прямо напротив дома Матиаса.

Вряд ли Барби нагрянула к Матиасу, чтобы объяснить, что куда лучше владеть недвижимостью, чем ее снимать.

Я шла быстрым шагом, Тиффани следовала за мной по пятам. Когда я резко остановилась у «корвета», Тиффани едва не налетела на меня.

– Эй!.. – Судя по тону, поездка не пошла девочке на пользу.

Я застыла как изваяние перед поворотом на гравийную дорожку, сглотнула несколько раз и обратилась к Тиффани:

– Видимо, у твоего брата гости. Пожалуй, нам не стоит сейчас к нему заходить.

Поскольку мой взгляд приклеился к номерным знакам Барби, Тиффани немедленно уставилась в том же направлении. Она прищурилась.

– Это ваш знакомый? – спросила она, кивком указывая на «корвет». Вздыбленная часть ее головы опасно накренилась.

– Знакомая. Мы вместе работаем, так что, наверное, сейчас не стоит…

– Симпатичная?

Трудно сказать. С тех пор как Барби страдает синдромом питбуля, она перестала казаться мне привлекательной.

– Ну, в общем, да…

Тиффани рванула по гравийной дорожке, не дав мне закончить.

– Идем, – позвала она. Ее глаза так и плясали от возбуждения. – Вы же сами предложили переговорить с Матиасом, и ничто нас не остановит!

Очевидно, девочка питала слабость к драме.

Впрочем, об этом я могла бы и раньше догадаться: достаточно взглянуть на украшения, которые она носит.

Тиффани направилась к дому с нетерпением человека, приглашенного участвовать в съемках любимой мыльной оперы. Ничего другого не оставалось, как последовать за этим тайфуном. Не могла же я позволить ей ворваться в квартиру Матиаса и обвинить нас в убийстве на глазах изумленной Барби.

Мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и свернули налево. По дороге я непрестанно твердила:

– Послушай, Тиффани, ты, кажется, говорила, что умеешь держать язык за зубами? Позволь мне сказать Матиасу, зачем мы пришли. Когда рядом не будет посторонних. Ладно?

Впрочем, зря я беспокоилась. Стоило Матиасу открыть дверь, как подозрения в убийстве, похоже, напрочь вылетели из головы Тиффани. Теперь ей не терпелось предъявить брату обвинения в ином грехе.

Матиас был одет так же, как и утром: в джинсы и застиранную синюю трикотажную рубашку. Тем не менее кое-какие новшества в его облике все же наблюдались.

Размазанная полоса губной помады предательски алела на губах и исчезала в бороде.

Едва взглянув на брата, Тиффани обернулась ко мне и просияла улыбкой:

– Обалдеть! Да уж, Скайлер, вы были правы, мы действительно приперлись не вовремя. Особенно вы! – добавила она с особым удовольствием.

Либо ей было плевать на мои чувства, либо девочка наслаждалась участием в представлении.

Еще бы. Это тебе не в ящик пялиться.

За спиной Матиаса возникла Барби. Судя по выражению лица, она была полностью согласна с Тиффани: мы выбрали неудачное время для визита.

Прежде чем отправиться к Матиасу в гости, Барби нарядилась с особой тщательностью. На ней были тесные синие джинсы, белые ковбойские сапожки и красная льняная блузка с оборками, спущенная на плечи. В таком прикиде моей коллеге самое место в телепередаче о преуспевающих фермерах. Видимо, задумка была такая: деревенская простушка Барби решила найти себе в лице Матиаса деревенского простака Кена.

Очень оригинально.

Но после того как я битый час убеждала Тиффани в том, что между мной и ее братом нет ничего романтического, я не могла обнаружить в присутствии девочки, как меня бесит чужая губная помада на физиономии Матиаса.

Хотя, думаю, вы уже догадались о моем состоянии.

Возможно, я излишне чувствительна, но разве не этот же самый парень совсем недавно заявлял, что поддается моему колдовству? Видимо, Матиас решил предоставить всем колдуньям равные условия. Пусть каждая испытает силу своих чар.

Я изобразила улыбку. Официанты в «Макдоналдсе», измученные потоком посетителей, улыбаются искреннее.

Но Матиаса моя гримаса не смутила.

– Скайлер! Тиффани! Неправда, вы как нельзя кстати. Заходите!

Должно быть, он привык видеть свою сестру с волосами дыбом и украшениями со свалки, поскольку лишь мельком глянул на нее, пропуская в комнату. Его взгляд был прикован ко мне.

– Мы с Барби Ландерган беседовали кое о чем.

Как вам это нравится? Ну и наглость!

Реакцию Барби на наше вторжение было легко предугадать. Она нахмурилась.

Реакция Тиффани на последнее заявление Матиаса тоже не удивила. Она взвыла. Возможно, даже громче, чем во время нашего с ней разговора.

– Просто беседовали, у-у? – прогудела Тиффани, усевшись в центре дивана. Видимо, привычка такая – плюхаться на диван без приглашения.

Квартира Матиаса была типичным жилищем холостяка: в ней царил полный хаос. Видавший виды журнальный столик завален журналами, среди которых примостилась тарелка с недоеденной пиццей, в углу валялись скомканные носки, в креслах громоздилась одежда. На полу, у дивана, стояла бутылка кока-колы.

Глядя на этот беспорядок, я легко догадалась, почему Матиас с такой невозмутимостью переступил через корзину с бельем в моей гостиной. Возможно, он решил, что мы воспользовались услугами одного и того же дизайнера по интерьерам.

Тиффани ухмылялась, глядя на старшего брата.

– Матиас, ты не трепыхайся, но ваша беседа размазана у тебя по губам.

Матиас быстро провел рукой по губам и посмотрел на ладонь. Я отвернулась и глянула на Барби. После слов Тиффани та слегка вздернула подбородок. Словно гордилась тем, что все заметили: меньше всего они с Матиасом беседовали.

Улыбнувшись мне скромной улыбкой победительницы, бывшая подруга схватила сумочку, чирикнула: "Ой, мне пора бежать!" – и двинулась к двери. По дороге она пропела: "Пока, Скайлер, пока", обогнула меня (я так и не тронулась с порога) и захихикала, словно сказала нечто ужасно остроумное.

Я ответила ей фирменной улыбкой "Макдоналдс".

Матиас, стоявший рядом со мной, вытянулся по стойке «смирно». Барби придвинулась к нему вплотную, едва на помяв оборки на блузке, и заглянула в глаза.

Те самые, зеленые.

– Позвони мне! – выдохнула она. Столь тяжелого приступа астмы у нее еще никогда не наблюдалось. – Буду ждать.

У Матиаса был такой вид, словно он только и мечтает, чтобы Барби наконец удалилась. Очевидно, ему не терпелось, извинившись, исчезнуть в ванной. Потому что именно так он и поступил, стоило моей бывшей подружке выйти за дверь.

Когда Матиас вновь появился в комнате, на его губах больше не было помады. Но теперь они алели от усердного растирания.

К чему бы это?

Что касается Тиффани, то она, похоже, подхватила теннисную болезнь: девочка быстро переводила взгляд с Матиаса на меня и обратно, будучи не в силах решить, за кем же интереснее наблюдать. И продолжала при этом ритмично жевать.

Ее чавканье действовало мне на нервы.

Как и вся семейка Кроссов.

Особенно один из членов этой семьи – тот, что с зелеными глазами, – который попытался выставить меня полной дурой.

И, что меня больше всего бесило, это ему почти удалось. Если б я не явилась сюда и не увидела Барби, – и, разумеется, сувенир, оставленный ею на физиономии Матиаса, – я бы до сих пор ломала голову над тем, как к нему отношусь.

Зато теперь знаю.

Никак.

Более того, я была бы счастлива больше никогда не видеть ни Матиаса, ни его прелестной семейки. Но, конечно, прежде мой зеленоглазый приятель должен позаботиться об одной маленький проблеме.

Матиас, что не удивительно, приложил все силы, чтобы уговорить сестру не принимать нас за воскресших из пепла Бонни и Клайда. Когда Тиффани передала ему записку, найденную в машине их отца, лицо Матиаса заметно побледнело. Он еще больше встревожился, когда сестренка пояснила на голубом глазу, к каким выводам она пришла.

– Тиффани, ради бога, – взорвался Матиас, – как ты могла додуматься до такой нелепости!

Тиффани по привычке выдула резиновый пузырь и бросила:

– Легко.

Впрочем, и Матиасу оказалось нетрудно убедить сестру в том, что она ошиблась. Вероятно, девочка уважала мнение брата намного больше, чем мое. Матиас говорил весьма убедительно. Одно лишь обстоятельство несколько умаляло искренность его слов: каждый раз, когда он уверял Тиффани, что между мной и ним никогда ничего не было, его глаза с беспокойством устремлялись в мою сторону. Как у виноватого парня, которого застукали с другой женщиной.

Я была очень хорошо знакома с этим выражением лица. Частенько видела его на физиономии Эда.

– Ладно, ладно! – фыркнула Тиффани после пятиминутной речи брата. – Выходит, я была не права. Напридумывала черт знает чего. Ну убейте меня!

Я же говорила, очаровательное дитя.

Похоже, ждать от Тиффани извинений за такой пустяк, как обвинение в тяжком преступлении, бесполезно.

Пока Матиас убеждал сестрицу, я начала сомневаться. А что, если Тиффани почти права? Но только это были не мы с Матиасом, а Матиас и Барби.

Барби могла притвориться, что в понедельник в агентстве она видела Матиаса впервые в жизни. Но вдруг она хорошо его знает? Настолько хорошо, что согласилась помочь в небольшом затруднении.

Если рассказ Тиффани о ссоре отца с сыном правдив, то у Матиаса был сильный мотив для убийства. А Барби – что греха таить – не остановится ни перед чем, лишь бы заарканить парня с деньгами. Барби могла соблазнить Эфраима Кросса и, втеревшись к нему в доверие, заманить в парк Чероки. Где собственный сын его и застрелил.

От этой мысли я похолодела.

И все же так могло быть. От дома Матиаса до парка Чероки рукой подать, ближе, чем от моего жилища. А если Барби знала наперед, что ее отношения с Эфраимом Кроссом закончатся убийством, она могла с самого начала назваться вымышленным именем. Ну, например, Скайлер Риджвей.

Неплохо звучит.

По словам Гласснера, «лютик», кем бы она ни была, познакомилась с Кроссом всего за три недели до его смерти. Столь непродолжительное время даже тупица Барби могла легко дурачить мужчину.

Идем дальше: у Барби был доступ к моему личному делу. Джарвис не запирает шкаф с папками. Барби ничего не стоило узнать номер моей социальной страховки и продиктовать его Кроссу. Она также могла выкрасть воспитательную фотографию из моего бумажника в прошлую пятницу, а потом солгать, что никогда ее не видела.

Я сжала рукой горло. Как ни крути, но заговорщики Матиас и Барби должны были с самого начала позаботиться, чтобы подозрение пало на меня.

Пока эта версия не пришла мне в голову, я понятия не имела, сколь мне дорог Матиас. Но, сидя в его захламленной комнате и слушая, как он увещевает Тиффани, я вдруг поняла, что обманываю себя. Напрасно я тратила время, прикидывая, влюблена в него или нет. Влюблена, да еще как. Потому что подозрения, павшие на Матиаса, вызвали у меня почти физическую боль. Мне едва не стало дурно.

Я не хотела верить в виновность Матиаса, но факт оставался фактом: у Барби не хватило бы мозгов самой выдумать такой план, ей непременно потребовалась бы помощь. Боже, возможно, он собственноручно написал ту записку, которую Тиффани ему отдала. Я услышала, как он говорит:

– Тиффани, я передам эту записку в полицию.

Это привлекло мое внимание. Я резко подняла голову и с испугом уставилась на Матиаса. Но тут же сообразила, что он лжет. Во время разговора с сестрой Матиас даже не потрудился держать записку за уголки. И теперь он заявляет, что передаст улику властям? С собственными отпечатками пальцев?

Как же.

Сложив записку, Матиас сунул ее в задний карман джинсов.

– Предоставь мне заняться этим делом, ладно? – обратился он к Тиффани. – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Матиас весьма убедительно смотрелся в роли заботливого старшего брата. И все же я сомневалась. А может, он заботится в первую очередь о себе?

Кроме того, если бы Матиас искренне тревожился за Тиффани, то первым делом отвез бы ее в приличный косметический магазин. И к более консервативному ювелиру.

В этой квартире я не задержалась ни одной лишней секунды, уверена, даже поставила мировой рекорд в беге на короткие дистанции. Жаль, что рядом не случилось никого с секундомером. Как только Матиас закончил отчитывать сестрицу, я сорвалась с места и пулей вылетела за дверь.

– Что ж, спасибо, именно за этим мы и приходили, – выдохнула с порога, и меня словно ветром сдуло.

На обратном пути Тиффани призналась:

– Хорошо, что мы навестили Матиаса. Потому что теперь я вам верю. Обоим. Честно. Матиас убедил меня.

Когда она произнесла эту фразу в десятый раз, я забеспокоилась. Тревога моя лишь возросла, когда Тиффани заявила:

– Правда, Скайлер, вам с Матиасом не о чем волноваться. Теперь я понимаю, что у меня просто крыша поехала.

Возможно, Матиас все-таки не достиг цели? Уж слишком легко Тиффани согласилась с его доводами. Я могла ошибаться – и надеялась, что ошибаюсь, – но мне почудилось, что пройдет очень немного времени и Тиффани все-таки захочет рассказать кому-нибудь о найденной ею записке. Кому? Любому, кто согласится слушать.

И тогда нас с Матиасом привлекут за сокрытие улик.

А может быть, и за что-нибудь похлеще.

Я стояла на крыльце и наблюдала, как Тиффани на своей «трансамерике» трогается с места. Зрелище было захватывающее. Девочка врубила сразу вторую скорость, оставив на асфальте две черные полосы. Визг шин привлек внимание миссис Петтигрю, соседки сбоку, и миссис Альты, соседки напротив. Обе дамы выскочили на крыльцо.

Я с облегчением подумала: как хорошо, что, когда мы направлялись к Матиасу, за рулем сидела я.

Ехать по узкому и извилистому проезду так, как ехала Тиффани, – невероятный идиотизм. По искаженным от ужаса лицам миссис Петтигрю и миссис Альты я поняла, что соседки со мной согласны.

Опасения за Тиффани, летевшую по Гарвардскому проезду, наверное, должны были заставить меня позабыть обо всем на свете. Но на самом деле, провожая взглядом быстро удалявшийся автомобиль, я говорила себе: "Слава богу, с семейкой Кроссов на сегодня покончено".

Как выяснилось, я проявила излишний оптимизм.

Стоило черной ракете ухнуть вниз по крутому спуску Гарвардского проезда – нашим местным американским горкам, – как у моего дома затормозил мышиный отель.

Миссис Петтигрю и миссис Альта глазели, не стесняясь. Из машины вылез Матиас и прямиком устремился ко мне.

Глава 20

Матиас начал говорить, еще не добравшись до моего крыльца.

– Послушай, Скайлер, я заехал сказать, что вовсе не намерен передавать записку в полицию. Просто надо было как-то выманить эту писульку у Тиффани. Мало ли кому она вздумает ее показать.

Миссис Петтигрю и миссис Альта не сводили с нас глаз. Похоже, моя жизнь становится интереснее шестичасовых новостей. Я поспешила отпереть входную дверь.

– Не стоило ради этого приезжать. Я и так знаю, что ты лжец.

Я не хотела, но так уж получилось: последнее слово прозвучало с особым нажимом.

Матиас вздрогнул как ужаленный, но решил не вдаваться в обсуждение этой темы. Запустив пятерню в лохматые волосы, он пробормотал:

– Хотел убедиться, что ты больше не думаешь, будто я подозреваю тебя в смерти моего отца.

Тон у Матиаса был виноватый. Я же невольно подумала: как искусно он владеет своим голосом. Столь же невольно бросила взгляд на соседнее крыльцо. Миссис Петтигрю всем телом подалась в мою сторону. Будь она собакой, сейчас ее уши стояли бы торчком.

Этой даме следует завести какое-нибудь хобби.

Открыв дверь, я повернулась лицом к Матиасу. Вряд ли стоило вообще что-либо обсуждать под пристальным наблюдением миссис Петтигрю и миссис Альты. Кроме того, откуда мне знать, что Матиас говорит правду? Он в самом деле больше не подозревает меня? Или это очередной сеанс гипноза?

– Ладно, – произнесла я, пытаясь подражать интонациям ледышки Банни и демонстрируя всем своим видом, что жду не дождусь, когда он отчалит, – учту.

Но, вероятно, демонстрация получилась не очень убедительной. По крайней мере для Матиаса, потому что он не двинулся с места.

– Я понял, что ты не могла бы сделать ничего подобного, – вдруг заявил он.

Ответить тут нечего. Хотела бы я сказать то же самое о нем.

Матиас набрал воздуха в легкие.

– А еще я хотел объяснить насчет Барби…

Тут уж я изо всех сил затрясла головой:

– О-о, нет. Ты не должен мне ничего объяснять. Это не мое дело.

Распахнув наконец дверь, я шагнула за порог. Миссис Петтигрю и миссис Альта с откровенным разочарованием наблюдали, как я исчезаю из виду.

Матиас тоже сделал шаг вперед и быстрым движением задержал мою руку, пытавшуюся захлопнуть дверь перед его носом. Некоторое время мы стояли по разные стороны порога: я норовила закрыть дверь, а Матиас норовил удержать ее в распахнутом состоянии.

Я кожей чувствовала жадное внимание соседок. С таким рейтингом, как у меня, я скоро не только оставлю позади новости, но и догоню «Санта-Барбару». Пришлось отпустить дверь и позволить Матиасу войти.

– Скайлер, перестань. Мы оба знаем, что я должен объясниться. – Он снова сделала глубокий вдох. – Послушай, я хочу, чтобы это стало твоим делом.

Ну что на такое ответить? Если вы так же сообразительны, как я, то застынете в прихожей, словно вдруг у вас язык отнялся, и вытаращите глаза.

– Барби вдруг заявилась ко мне, – торопливо продолжал Матиас, – без звонка и вообще без предупреждения. Сказала, что у нее есть информация, касающаяся смерти отца. – Он пожал плечами. – Выяснилось, что на самом деле она ничего не знает. С порога объявила, что просто хочет познакомиться со мной поближе.

Неужели? Какая неожиданность!

– Что ж, вот вы и познакомились… – начала я и осеклась. Господи, так могла бы говорить ревнивая жена. А ведь у нас с Матиасом даже толкового свидания еще не было!

Ситуация начинала казаться чересчур знакомой. Я не раз попадала в такую с Эдом. И дала себе слово, что никогда, никогда, НИКОГДА больше в нее не вляпаюсь.

– Минутку, Матиас. – Я подняла руку. – У тебя нет абсолютно никаких оснований посвящать меня в твои отношения с женщинами. Я даю вам с Барби свое благословение, договорились?

Матиас снова дернулся.

– Скайлер, мне нет дела до Барби. Никакого.

А до чего тебе было дело? До ее губной помады?

– Прекрасно, – ответила я. – Сейчас ты скажешь, что Барби неожиданно лишилась чувств и тебе пришлось делать ей искусственное дыхание.

Эд однажды поведал мне такую байку. И что самое ужасное, я ему поверила. Если я когда-нибудь напишу книгу о моем браке с Эдом, этот милый эпизод войдет в главу "Какой же я была дурой в двадцать лет".

А в главе под названием "Каким же дураком был человек по имени Эд Риджвей" будет описано, как мой бывший муж пытался морочить мне голову этой же байкой не один раз.

Матиас теперь был зол не меньше, чем я.

– Скайлер, Барби поцеловала меня, а не я ее. Мы сидели на диване, разговаривали, и вдруг она набросилась на меня. И в ту же секунду вы с Тиффани постучали в дверь!

Ну конечно, а Матиас отбивался от нее палкой. Или – если вспомнить, как была одета Барби, – пытался набросить на нее лассо.

Мне уже было все равно, говорит Матиас правду или врет. Я хотела только одного: чтобы он сгинул с глаз моих.

– Хорошо, я тебе верю, – солгала я. – Ты закончил? А то уже поздно…

Ничего глупее я не могла придумать. Времени было максимум пятнадцать минут седьмого, но послушать меня, так можно подумать, будто местная радиостанция вот-вот заиграет национальный гимн.

Матиас молча смотрел на меня. Обескураженно, как и положено смотреть на человека, который объявляет белый день глубокой ночью.

Я не смутилась и не отвела глаз.

– Так тебе есть что еще сказать?..

Вместо ответа Матиас поцеловал меня. Столь неожиданно, что я оказалась застигнутой врасплох, иначе наверняка увернулась бы.

По крайней мере, думаю, что увернулась бы.

Конечно, в это нелегко поверить, если учесть, как долго я позволила этому поцелую длиться. И как сильно – с точки зрения постороннего наблюдателя – им наслаждалась.

Целовать бородатого мужчину совсем не то, что целовать маленького Кинг-Конга. Или пушистого щенка. Разумеется, я не могу говорить за всех бородатых мужчин, но от поцелуя Матиаса у меня закружилась голова. И на душе стало так легко и приятно.

Да, признаюсь: меня чуточку повело. Но главное не в этом, а в том, что мне потребовалось совсем немного времени, чтобы прийти в себя.

Если бы я не отвлеклась, то кое-какие соображения пришли бы мне в голову гораздо раньше. Например, вот такое: хотя мои требования значительно изменились со школьных лет – я больше не мечтаю встретить мужчину, прекрасного, как Роберт Редфорд, и сильного, как Арнольд Шварценеггер, – однако до сих пор настаиваю на том, что мой избранник не должен быть убийцей.

Можете называть меня чересчур привередливой.

А ведь всего полчаса назад я в красках представляла, как Матиас и Барби, объединив усилия, убивают Эфраима Кросса. Но если это не просто мои фантазии, то не стремится ли Матиас убедить меня поцелуем в том, что с Барби он никоим образом не связан? А заодно показать себя с лучшей стороны.

Хорошо, положим, Матиас не виновен в убийстве. Но тогда этот поцелуй может быть очередным этапом Большого Плана: Матиас втирается ко мне в доверие, завоевывает мое изголодавшееся по любви и ласке сердце, а затем пытается заманить в ловушку и сдать полиции.

В сорок один год неприлично позволять мужчине дурачить тебя.

Даже если у него зеленые глаза. И он умеет целоваться.

А записка, найденная Тиффани? Матиас даже не заикнулся о том, чтобы отдать ее мне, как и мою воспитательную фотографию.

Я уперлась руками в грудь Матиаса и оттолкнула его.

– Уходи. – Я намеревалась произнести это слово с большей твердостью. Но голос мой был тих и к тому же дрожал.

Тем не менее желаемого эффекта я достигла.

У Матиаса был такой вид, словно я отвесила ему пощечину. Он развернулся и, не проронив ни звука, вышел.

А я, заперев дверь, разумеется, двинулась на кухню. Где достала самый большой стакан, бросила в него льда больше, чем обычно, и наполнила до краев колой.

Наверное, весь тот кофеин, который я употребила за день, и помешал мне уснуть ночью. В два часа я все еще лежала без сна, глядя в потолок.

Впрочем, и без кофеина было от чего не сомкнуть глаз. Проблем у меня накопилось предостаточно.

Давайте посчитаем.

Проблема № 1: если Тиффани ляпнет кому-нибудь про записку, я вполне могу рассчитывать на бесплатную поездку в лимузине с шофером и охраной в полицейский участок, да еще под оглушительный аккомпанемент сирены.

Тиффани не сможет долго помалкивать о своем открытии. Факт столь же непреложный, как и то, что солнце восходит на востоке.

Проблемы № 1 было вполне достаточно, чтобы прогнать сон. Следующие полчаса я ворочалась в постели, взбивала подушку и теребила одеяло. Возможно, мне следовало плюнуть на все и попросить Матиаса передать записку полиции? И будь что будет.

Хотя я догадывалась, что будет. Если разобраться, мои шансы уцелеть были невелики.

Проблема № 2 обладала не менее бодрящей силой, чем проблема № 1. И сводилась она, разумеется, к Матиасу. Господи, мог ли человек, который мне так нравится, убить своего отца? Неужто я настолько плохо разбираюсь в людях?

Правда, брак с попрыгунчиком Эдом, скакавшим из постели в постель, нельзя назвать доказательством моей проницательности.

Сотню раз прокрутив в голове проблемы № 1 и № 2, я перешла к номерам с 3-го по 5-й: Барби, лютики, подарки на день рождения. Могла ли Барби быть пособницей преступления? Ее ли Эфраим Кросс величал своим "лютиком"?

Я перевернулась и в миллионный раз взбила подушку. Так что дословно сказал Эфраим Кросс адвокату Гласснеру? Что наследство в 107 640 долларов предполагается истратить на подарки к дню рождения, когда его, то бишь Эфраима Кросса, уже не будет рядом? Барби наверняка оценила бы умение мистера Кросса выбирать подарки, это уж точно.

Я ворочалась и перекатывалась на постели почти всю ночь. Ближе к утру мне пришло в голову, что 107 640 долларов – очень странная сумма для наследства. Разве обычно не завещают нормальную, круглую сумму, например сто тысяч? Или сто десять тысяч? На худой конец, при особом желании можно даже оставить сто семь тысяч долларов. Но зачем же сто семь тысяч шестьсот сорок?

Очень странно. Непонятно, совсем непонятно.

И как только Кроссу взбрело в голову завещать такую чертовню? В конце концов я уснула, а вопросы продолжали вертеться в моей голове.

Пять часов спустя я обнаружила потрясающую вещь. Выяснилось, что утверждения журнала "Современная психология" о том, как ваше подсознание продолжает усердно трудиться, пока вы храпите, – чистая правда!

В полседьмого, когда зазвенел будильник, я протянула руку, треснула по кнопке, и… тут меня осенило.

Я рывком села в постели.

Господи, неужели? Неужто ответ на вопрос, над которым я безуспешно ломала голову, так прост? Если я права, то мне надо всего-навсего заглянуть в личные дела служащих "Кв. футов Андорфера".

Я ринулась вниз за живительным стаканом колы, а потом рванула наверх одеться. Следовало явиться в агентство до прихода остальных, дабы никто не заглядывал мне через плечо, когда буду изучать личные дела коллег.

Я торопливо натянула синюю блузку, синие брюки и красный шелковый жакет до колен. Верно, я спешила, но одежду выбирала очень тщательно. Возможно, мои рассуждения были наивны, но я не хотела рисковать. Вы заметили, что в детективах и триллерах жертвы непременно одеты в белое? Или во что-нибудь светлое? Думаю, они одеваются так для того, чтобы пятна крови на экране смотрелись более эффектно. Как бы то ни было, сегодня я не собиралась наряжаться жертвой. Особенно если учесть, что стрелок, паливший в нас с Матиасом, возможно, до сих пор кружит поблизости с пистолетом. Лучше всего было бы влезть в красный комбинезон, но такового у меня не оказалось.

Через десять минут после того, как я открыла входную дверь "Кв. футов Андорфера", я уже знала, что догадка моя верна. К тому времени мне удалось заглянуть лишь в две папки, но этого хватило. Вот оно, второе личное дело. Четко прописано черным по белому: дата рождения – октябрь, седьмое, тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. 10-7-64. Добавьте ноль, и вы получите сто семь тысяч шестьсот сорок долларов.

Это никак не могло быть совпадением.

Никоим образом.

И все же, глядя на имя в личном деле, я испытывала сомнения: неужели это она?

Неужели Шарлотта Аккерсен и есть "лютик"?

Я стояла с папкой в руках, вспоминая, что Эдисон Гласснер говорил об «аппетитах» этой дамы, и отказывалась вообразить Шарлотту необузданной валькирией в постели. Почему-то это казалось немыслимым.

Господи, ведь Шарлотта всегда одевалась, как выросшая Алиса в Стране Чудес. И по последним данным, роковые женщины не пищат, словно робкие серенькие мышки.

Еще более невероятным казалось следующее соображение: неужто застенчивая Алиса с тоненьким нежным голоском и впрямь убила Эфраима Кросса?

Несмотря на все мои сомнения, я, однако, побоялась сесть в машину и отправиться по адресу, указанному в личном деле Шарлотты, никого не предупредив, куда еду. Нет, я вовсе не думала, что подвергаю себя серьезной опасности (эта мысль представлялась столь же дикой, как и Шарлотта в роли сексуальной акробатки), но на всякий случай я решила позвонить сыновьям.

Просто затем, чтобы они знали, где меня искать, если им приспичит.

Посмеиваясь над собственной глупостью, я набрала номер.

И немедленно почувствовала себя законченной идиоткой, когда Натан снял трубку. Судя по голосу младшего сына, мой звонок вырвал его из глубокого сна. Тем не менее, едва поздоровавшись, он тут же завел хорошо знакомую песню:

– Мам, почему ты звонишь в такую рань? – Ответ Натана, по-видимому, не интересовал, поскольку он продолжил без паузы: – Впрочем, я рад, потому что сам собирался тебе звонить. Послушай, это правда, что сказал Даниэль? Ты обещала ему девяносто долларов на кроссовки?

Я была совершенно не в настроении обсуждать покупку кроссовок.

– Натан, – ответила я, – я звоню, чтобы сказать…

Для полусонного ребенка Натан ворочал языком довольно бойко.

– Это ведь несправедливо, мам! Если ты тратишь девяносто долларов на Даниэля, значит, должна потратить столько же и на меня.

Я не верила своим ушам. Сколько Натану лет? Двадцать? Я отлично помнила, что между нами состоялся точно такой же разговор, когда ему было пять. Только тогда речь шла об игрушечном аэропорте, который я подарила Даниэлю на день рождения. Купила ли я в конце концов подарок Натану в качестве компенсации? Не помню. Но судя по его настойчивости, видимо, купила.

Очевидно также, что в моей автобиографии, в главе "Какой же я была дурой", появится еще один характерный эпизод.

– Но ты не беспокойся и не бегай по магазинам. Кроссовки мне не нужны. Я возьму наличными.

Я скрипнула зубами. Замечательно! Я собираюсь на встречу с предполагаемым убийцей, и мало ли как все может обернуться! Тогда что прикажете вспоминать в последнюю минуту перед тем, как навеки закрыть глаза? Беседу с родным сыном, который нагло вытягивает из тебя деньги?

– Натан, – произнесла я, – поговорим об этом в другой раз, ладно? А сейчас я хочу…

– Но, мам, если Даниэль получит…

– Натан, заткнись и слушай. – Вот вам и весь прощальный разговор. Теперь Натан будет вспоминать, что среди моих последних слов, обращенных к нему, было "заткнись".

Набрав в легкие воздуха, я скороговоркой выложила Натану, куда еду, и продиктовала адрес.

Натан, похоже, трепетно внимал каждому моему слову.

– Конечно, мам, я понял, но…

Я собралась немедленно повесить трубку, но передумала: а вдруг невероятное все же случится?

– Я люблю тебя, Натан, – сказала я. – Поговорим позже, сынок.

Заключительная фраза Натана была не из тех, которые с умилением вспоминают в День матери.

– Знаешь, мам, если тебе неудобно возиться с наличными, то и чек сойдет…

Какая мать не прольет слезу, услышав такое от нежного и любящего сына!