Текст книги "Наследница по кривой"
Автор книги: Тьерни Макклеллан
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 14
После встречи с Гласснером наши дальнейшие действия представлялись совершено очевидными. Следовало выяснить, что заставило Джарвиса сделать ручкой двадцати одной тысяче долларов.
Как там выразился Гласснер? Произошла досадная оплошность? Можно подумать, у Джарвиса вдруг схватило живот. Впрочем, если он отказался от таких денег, значит, в тот момент действительно был серьезно болен, как физически, так и умственно.
Прежде чем мы с Матиасом покинули фирму Бентли, Стерна и Гласснера, я позвонила в "Кв. футы Андорфера", узнать, там ли Джарвис.
У меня было такое чувство, что, если бы Матиас не стоял рядом, когда я спрашивала позволения воспользоваться телефоном, Банни ни за что бы не разрешила. Мало того, с удовольствием мне отказала. Однако в присутствии Матиаса она восприняла мою просьбу чуть ли не с восторгом.
– О, конечно! – пропела она, не спуская глаз с Матиаса. – Звоните! Не стесняйтесь.
Я взяла трубку, а Банни еще ближе придвинулась к Матиасу и вновь начала обмахивать его ресницами, как веером.
Сегодня была очередь Шарлотты Аккерсен играть роль секретарши босса. Шарлотта сняла трубку на втором гудке и поведала голоском застенчивой мышки, что Джарвис с утра оформлял сделку, потом ненадолго заехал в агентство и направился домой.
– Он уехал десять минут назад, – уточнила Шарлотта. Затем протяжно вздохнула. – Скайлер, наверное, тебе нужно знать, почему Джарвис отправился домой так рано. Он, гм… ужасно расстроен. – Шарлотта говорила тем встревоженным полушепотом, каким я когда-то, учась в школе, предупреждала подругу о том, что директор, по слухам, страшно зол на нее.
– Вот как, Джарвис расстроен? – Дурацкий вопрос. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что выбило Джарвиса из колеи.
Шарлотта снова глубоко вздохнула.
– Очень расстроен, – пискнула она. – Из-за, гм… наружной двери. Думаю, ты видела сегодняшнюю газету.
Честно говоря, у меня не было времени заглядывать в утренний "Курьер".
– Об этом написали в газете?
Шарлотта ответила не сразу. Ей требовалось сделать над собой усилие, чтобы сообщить кому-то плохие новости.
– Заметка была совсем малюсенькой, – наконец произнесла она. – И на предпоследней странице, так что, возможно, не так уж много людей ее прочло. Но… гм… Джарвис отреагировал так…
Шарлотта умолкла, однако я могла с легкостью закончить за нее. Джарвис, несомненно, отреагировал так, словно поврежденная дверь нашего агентства освещалась в прессе с тем же шумом и треском, что и премьера "Годзиллы".
– Джарвис сказал, – добавила Шарлотта, – что подобные вещи вредят бизнесу. Он считает, что люди станут бояться приближаться к нашему агентству.
Наверное, я все-таки была права насчет Джарвиса. Если в его агента стреляют, то первым делом он подумает не о том, цел ли агент, а о потоке посетителей.
Редкий человеколюб.
Однако у Шарлотты – всех ей благ в жизни – был иной список приоритетов.
– Судя по заметке, это было довольно страшно, – сказала она. – Ты в порядке, Скайлер?
– Все хорошо, Шарлотта. Спасибо за заботу.
– Как ты думаешь, кто… гм… мог это сделать?
Хотя я была тронута сочувствием Шарлотты, но полагала, что сейчас не время обсуждать, кому вдруг захотелось изрешетить меня пулями. Особенно когда рядом стоит Банни. Мой ответ мог бы заставить ее кое о чем задуматься. Например, о том, как расправляться с соперницами, настоящими или мнимыми.
– Шарлотта, поговорим, когда я вернусь в агентство, ладно? – С этими словами я повесила трубку.
Матиас попрощался – похоже, всем было наплевать, сказала ли я "до свидания", – и по пути на автостоянку я предложила навестить Джарвиса.
Джарвис, если вы помните, живет в Олдхеме, не менее чем в тридцати пяти минутах езды от центра. Это преимущественно сельская местность.
Путешествие туда оказалось еще более увлекательным, чем поездка к адвокату. Теперь я не только беспокоилась о мышах-автостопщиках и об анонимных стрелках в проезжающих мимо машинах, но после нашей милой беседы с Эдисоном Гласснером у меня появилась свежая пища для размышлений. Главным образом меня занимал вопрос: человек, сидящий рядом со мной, – убежден ли он в том, что я убила его отца, или все же немного сомневается?
Подходящее настроение для загородной прогулки, нечего сказать.
Пока мы ехали по городу, Матиас молчал как рыба. Я украдкой поглядывала на него, пытаясь понять, что у него на уме: представляет ли он мысленно меня в наручниках или просто обдумывает информацию, полученную от Гласснера.
Признаюсь, кое-что из сказанного адвокатом разожгло и мое любопытство. При иных обстоятельствах я бы не стала допрашивать Матиаса, хотя бы из элементарной вежливости, но, когда мы проехали пять миль по шоссе, мне вдруг пришло в голову, что я ничем не рискую, если спрошу. Ежели Матиас считает меня убийцей, то его мнение обо мне вряд ли сильно ухудшится, когда он узнает, что я еще и нахалка, сующая нос в чужие дела.
– Интересно, что имел в виду Эдисон Гласснер, когда сказал, что ему есть в чем обвинить вас, если вы обвините его?
Вопрос, заданный после столь долгого молчания, наверное, прозвучал более значительно, чем я бы того хотела. Матиас искоса глянул на меня, а потом пожал плечами.
– Думаю, рано или поздно вы все равно от кого-нибудь узнаете. Мы с отцом не очень ладили.
Из того, что последовало дальше, выяснилось, что "не очень ладили" было мягко сказано. Похоже, Матиас ладил с отцом не больше, чем Россия с Гитлером. Он регулярно ссорился с Эфраимом с тех пор, как вошел в подростковый возраст. Скандалы начались с того момента, когда юный Матиас отказался заняться семейным бизнесом и решил стать художником.
– Отец был в ярости, – рассказывал Матиас. – Он заявил, что карьера художника – это глупые детские мечты и что если я рассчитываю на него, то я последний дурак, потому что он лишит меня наследства. А пока ограничится малым: не станет платить за мое обучение в университете. Если я, конечно, не послушаюсь его.
Матиас почесал бороду и снова пожал плечами.
– Вот мне и пришлось платить самому. Я учился пять лет вместо четырех и за эти годы сменил шесть мест работы, но в конце концов закончил университет. – Даже сейчас в его голосе слышался вызов.
Согласитесь, нельзя не восхищаться сыном богача, который получил образование, рассчитывая только на собственные силы. Особенно если у вас такие сыновья, как Даниэль и Натан, – очаровательные, умненькие и безответственные обормоты, помоги им господи.
– Я получил звание бакалавра искусств, – продолжал Матиас, – потом магистра и вот уже почти пятнадцать лет преподаю технику эстампа. И сегодня, дожив до солидного сорокалетнего возраста, чуть ли не до старости, могу сказать, что не взял у отца ни цента.
С большим трудом мне удалось скрыть изумление. Две вещи из рассказа Матиаса особенно поразили меня. Первая: выходит, Матиас Кросс вовсе не богач, как многие думают.
Теперь понятно, почему он разъезжает в мышином отеле.
Вторая, возможно, и не была столь важна, но тем не менее…
Меня ввели в заблуждение седые волоски в его бороде. Я-то думала, что Матиас старше меня. А теперь выяснилось, что он на целый год моложе!
И он еще говорит о солидном возрасте, даже старости? Этак мне недолго и в депрессию впасть.
С десяток вопросов промелькнуло в моей голове, но, как ни странно, озвучила я только один:
– Что такое эстамп?
Не знаю, почему я спросила об этом. Возможно, потому, что из всех вопросов, крутившихся на языке, этот был самым деликатным.
Похоже, даже Матиас предполагал, что я спрошу его о чем-нибудь более существенном. Он искоса взглянул на меня, прежде чем ответить.
– Эстамп – это оттиск. Я делаю литографии, гравюры, а также работаю в смешанной технике, называемой «инталия». Работаю в мастерской в школе искусств и дома, где держу печатный станок. Многие мои работы выставлялись на вернисажах. А в прошлом году была персональная выставка в Нью-Йорке, – не без гордости закончил он.
– И это не изменило мнения вашего отца? Вы же добились успеха.
Матиас снова потряс кудлатой головой:
– Шутите? Он лишь пуще разозлился. Отец воспринял мой успех как плевок в лицо. Больше всего его раздражали мои публичные выставки. – Матиас надолго умолк, глядя прямо перед собой на шоссе. Его лицо даже в профиль выглядело бесконечно печальным. – Откровенно говоря, я был удивлен тем, что отец вообще упомянул меня в завещании. Многие годы мы почти не разговаривали. – В его голосе звучало горькое сожаление. Он откашлялся, прежде чем продолжить: – Думаю, именно на это намекал Эдисон. Ему не понять, сколь виноватым я себя чувствую. Никогда не прощу себе, что не помирился с отцом… Теперь уже поздно.
Я промолчала. Да и как я могла его утешить? Отец Матиаса мертв. И все уже действительно было поздно.
К счастью, мне не пришлось ничего говорить, потому что Матиас поторопился закончить:
– Вот почему я так хочу, чтобы убийца моего отца предстал перед судом. – Я нервно сглотнула. Уж не меня ли он имеет в виду? – Мне кажется, это мой долг – докопаться до истины. Больше я ведь ничего для папы не могу сделать.
Я понимающе кивнула. Но по-прежнему испытывала неловкость. Казалось, Матиас был предельно откровенен со мной, но, не знаю уж почему, у меня возникло такое ощущение, что он мог бы поведать куда больше.
Наверное, потому, что Матиас ни разу не встретился со мной взглядом.
Очень скоро мы добрались до поворота, и у меня не осталось времени на дальнейшие расспросы. Наша беседа свелась к тому, что я давала Матиасу инструкции, как удобнее подъехать к дому Джарвиса.
Джарвис с Арлин обитают в городке под названием Бакснер, обязательно с ударением на первом слоге. Некогда маленький захолустный городишко, Бакснер сегодня превратился в процветающий и престижный поселок. Земля здесь безумно дорогая, а строительство еще дороже.
Дом Джарвиса, построенный три года назад, определенно стоил ему больших баксов.
Современное трехэтажное строение выглядело так, словно кто-то взял четыре кедровых ящика разного размера, обрезал их сверху по диагонали и соединил вместе. Нижняя часть трех ящиков была облицована речной галькой, в четвертый вставлена широкая дверь, ведущая в гараж на три машины.
Несомненно, дом Джарвиса производил впечатление.
Но, на мой взгляд, он смотрелся бы еще эффектнее, если бы не цвет, который Джарвис и его жена выбрали для входной двери и гаражных ворот, – бирюзовый. Похоже, это был любимый цвет Андорферов, потому как в доме рябило в глазах от бирюзовых оттенков – деревянные панели в столовой, стена в гостиной, столы на кухне. Если вы захотели сбежать от приевшейся бирюзы, оставьте надежду, входя в дом Джарвиса.
В этом отношении жилище Джарвиса чем-то сходно с Дантовыми вратами ада.
Дом располагался на 7,62 акра леса – мне известна точная цифра, потому что босс не раз хвастался ею в агентстве, – и летом соседние дома не видны за деревьями. Немного странно, что человек, который каждый день с упоением общается с людьми, выбрал столь уединенное место.
Однако я давно подозреваю, что Джарвис не такое уж общественное животное, каким кажется. К концу рабочего дня он, наверное, уже видеть никого не может. Даже немного удивительно, как еще терпит под боком Арлин.
Не успел Матиас взяться за огромный бронзовый молоток, как Джарвис распахнул бирюзовую дверь. Очевидно, он только что вернулся домой. На нем все еще был синий костюм и акварельный галстук, но не тот, что вчера. На нынешнем было больше бирюзовых пятен.
Я уставилась на галстук. Не начал ли Джарвис подбирать свой гардероб в тон дому?
– О, Матиас, рад снова видеть вас! – с энтузиазмом воскликнул Джарвис. Но его глаза говорили совсем другое. Что-то вроде "Какого черта ты тут делаешь?".
Затем Джарвис перевел взгляд на меня. И прищурился. По-видимому, он все еще дулся за пострадавшую дверь в агентстве.
Я поспешила улыбнуться.
Босс тоже улыбнулся, но только Матиасу.
Ну конечно, как мило, что я заехала к тебе, Джарвис!
Глава 15
Возможно, Джарвис и сказал, что рад снова видеть Матиаса, но было очевидно, что лишь одна Арлин прочувствовала эти слова всем сердцем. Она появилась за спиной мужа и во все глаза глядела на Матиаса, торопливо поправляя каштановые волосы, подстриженные «под пажа».
– При-и-вет! – пропела Арлин. – Чудесно, что вы к нам заглянули!
Взгляд ее был прикован к Матиасу. Ко мне приветствие, по-видимому, не относилось.
Стройная, ухоженная Арлин всегда выглядела так, словно только что встала из-за туалетного столика. Она была женщиной без возраста.
То есть двадцати ей бы, конечно, никто не дал, но ей могло быть и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят – при условии, если недавно сделала подтяжку лица. Правда, Арлин никогда бы в том не призналась. Точно так же от нее нельзя было добиться даже намека, сколько ей на самом деле лет. Более того, лучший способ избавиться от Арлин – это завести разговор о прожитых годах. Или о днях рождения. Или о том, где вы были, когда застрелили Джона Кеннеди. О чем угодно, что помогло бы установить ее возраст.
Арлин была сантиметров на пять выше мужа – что, конечно, большим достижением не назовешь, – однако всегда стремилась подчеркнуть свое превосходство в росте десятисантиметровыми шпильками. Любопытно, не надевает ли она шпильки специально, чтобы унизить Джарвиса?
Ей не терпелось представиться.
– Я – Арлин Андорфер. – Она протянула руку с малиновыми ноготками. – Зовите меня просто Арлин. Ка-ак приятно с вами познакомиться!
Мне вдруг показалось, что сейчас последует книксен.
Пока ее лицо расплывалось в широкой зубастой улыбке, Арлин, очевидно, вспомнила о недавней утрате в семье Кроссов и сообразила, что веселье, вероятно, не совсем уместно. Она попыталась загасить улыбку, в результате ее лицо исказила странная гримаса.
– Я… я та-ак сожалею о вашем отце, – поспешила добавить Арлин. – Та-ак сожалею.
Джарвис оторопело глянул на перекошенную физиономию супруги и, отбросив со лба невидимые волосы, прогудел:
– Что же мы стоим на пороге! Проходите, проходите, вот сюда! – И он пустил в ход свою фирменную суперсердечную интонацию «я-ваш-лучший-друг». Уверена, именно этот тон заставлял старушек улыбаться, детишек – проситься к нему на руки, а клиентов – ставить свою подпись в графе "Покупатель".
Нас провели по длинному холлу в парадную гостиную на втором этаже. У Андорферов была еще одна гостиная, на первом этаже, но та, куда мы попали, выглядела более импозантно. Комнату украшал огромный, от пола до потолка, камин, выложенный речной галькой. Его никогда не топили. Как уверяла Арлин, "огонь непременно закоптит это чудо".
С такой логикой не поспоришь.
– Хотите чего-нибудь выпить? Чай? Кофе? – вопросила Арлин, как только мы с Матиасом опустились на широченный бирюзовый диван. Смотрела она исключительно на Матиаса, но на этот раз я решила, что натерпелась достаточно.
– У вас есть кока-кола? Я бы выпила стаканчик.
Арлин с легким раздражением покосилась на меня, но, когда Матиас заявил, что и он тоже не откажется от колы, хозяйка внезапно подобрела.
– Конечно, у нас есть кола! Сейчас принесу! Буду только рада! – Она повернулась к двери но, прежде чем уйти, добавила, оглянувшись на Матиаса с лукавой улыбкой: – Не скучайте тут без меня! – И на всех парах рванула из комнаты, словно намеревалась поставить мировой рекорд в беге на короткие дистанции.
Как только Арлин исчезла, Матиас, снова не тратя времени на пустые разговоры, обратился к Джарвису:
– Мы только что были в конторе Эдисона Гласснера и…
Но тут вмешалась я, не позволив Матиасу продемонстрировать свое непревзойденное умение приводить людей в ярость. В конце концов, это был мой босс. Разумеется, мой заработок не зависит от Джарвиса, но я как-никак тружусь под крышей его агентства. И, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, собираюсь трудиться и впредь.
Возможно, "Кв. футы Андорфера" не идеальное место работы, однако лучше многих. Джарвис не заставляет таскаться по домам с предложениями купить-продать, не напяливает на меня идиотскую униформу и не обязывает распространять по городу цветочные горшки с названием фирмы. Все это, по моему убеждению, ставит Джарвиса выше многих других брокеров на рынке недвижимости.
Правда, лишь в том случае, если среди вышеупомянутых непредвиденных обстоятельств не окажется убийства.
Но виновность Джарвиса еще надо доказать, а пока я намеревалась провести щекотливую беседу так, чтобы не превратить босса в своего врага на веки вечные.
– Джарвис, – перебила я моего спутника, – Матиас попросил меня съездить с ним к Эдисону Гласснеру, чтобы просмотреть бумаги его отца по операциям с недвижимостью. Просто для того, чтобы разобраться в деталях…
До сих пор босс взирал на меня просто недружелюбно, – он еще долго не простит мне разбитого окошка! – но стоило упомянуть о недвижимости, как к враждебности Джарвиса добавилась еще и настороженность.
– И вот, – торопливо продолжила я, – когда я просматривала бумаги о продаже доходного дома Кросса… Помнишь, та сделка, которую ты вел?.. – Я сделала паузу и вопросительно взглянула на Джарвиса.
Глаза я старалась держать широко распахнутыми, а с лица стерла всякое выражение. Я всегда строю такую мину, когда меня останавливают за превышение скорости.
Невинные глазки.
И простодушная тупость.
Стыдно признаться, но я нередко использую этот трюк. И меня еще ни разу не оштрафовали.
Джарвис, как и полицейские до него, тоже попался на мою удочку. Похоже, он и впрямь поверил, будто я спрашиваю исключительно из любопытства. Никакого подвоха.
– Верно, я вел сделку, – подтвердил он, коротко кивнув.
– Знаешь, я заметила странную вещь. За сделку не взяли комиссионных. – Я покачала головой, делая вид, что в жизни не сталкивалась со столь неразрешимой загадкой. – И Матиасу захотелось выяснить почему. Но откуда мне знать? – Я пожала плечами и улыбнулась Джарвису. Надеюсь, обезоруживающе. – Вот мы и решили обратиться к тебе. Не сомневаюсь, ты с удовольствием все объяснишь.
Кажется, я немного пережала, разыгрывая любопытную дурочку. Матиас смотрел на меня с плохо скрываемым нетерпением, но чего ему вовсе не удалось скрыть, так это своего изумления.
Наверное, я изрядно преувеличила удовольствие, с которым Джарвис должен был "все объяснить". В глазах босса вновь мелькнул странный огонек, как тогда, во время нашей беседы в агентстве. Он часто-часто заморгал, потом смахнул невидимые волосы со лба, откашлялся и, наконец, одарил нас с Матиасом великодушной улыбкой.
Помню, Джарвис точно так же улыбался, когда втолковывал клиенту, отчего "тихие соседи", упомянутые в телефонном разговоре, в реальности обернулись кладбищенскими надгробиями.
– Знаете, я сам решил отказаться от комиссионных, – сообщил Джарвис. – Потому что, видите ли, произошло маленькое недоразумение.
Недоразумение, продолжал Джарвис, не переставая улыбаться Матиасу своей кладбищенской улыбкой, заключалось в том, что Эфраим Кросс пригрозил подать на него в суд, если Джарвис не откажется от гонорара.
Поправьте меня, если я ошибаюсь, но такого рода недоразумение трудно назвать маленьким.
– Видите ли, – Джарвис развел руками: жест, под стать улыбке, был также исполнен великодушия, – доходный дом вашего отца находился в старом Луисвиле, и я написал в объявлении, что возможны регистрация в Историческом фонде и низкий закладной процент, что – я в этом уверен и по сей день – мне лично подтвердил ваш отец… – Джарвис пожал плечами, кладбищенская улыбка стала еще шире. – Однако, когда объявление напечатали, Эфраим позвонил мне и сказал, что историческая ценность здания лишь предполагается, но не является фактом. И что я мог бы сам все проверить, прежде чем давать объявление.
Я уставилась на Джарвиса. Так речь идет о ложном объявлении, за которое обоих, и Эфраима Кросса и Джарвиса, могли привлечь к суду будущие покупатели?! Вот это да… Кроме того, мне было совершенно ясно, что опытный Джарвис – а он проработал в риэлторском бизнесе более двадцати пяти лет – никогда бы не напечатал ничего подобного, если бы клиент не утверждал, что превращение здания в исторический памятник – дело верное.
Выходит, моего босса просто-напросто подставили.
Скорее всего, Эфраим Кросс намеренно запудрил мозги Джарвису, чтобы сделать его позицию уязвимой. А затем у Джарвиса уже не было иного выхода, кроме как работать на Кросса бесплатно. Потому что мой босс ни в коем случае не мог допустить, чтобы известнейший и влиятельнейший Эфраим Кросс подал на него в суд. Если газетную заметку о поврежденной двери Джарвис счел вредной для бизнеса, то как же он должен был бояться шумихи, которую поднимет пресса, когда Кросс подаст иск?
Джарвис продолжал улыбаться, но улыбка его не достигала глаз. В них все еще мелькал тот странный огонек.
– Мы просто не поняли друг друга, – закончил мой босс.
Непонимание, которое обошлось ему в двадцать одну тысячу долларов.
Папка о продаже дома Кросса и должна быть пуста. Теперь я не сомневалась, что Джарвис лично выбросил итоговый договор. Чтобы избавиться от болезненных напоминаний.
А также чтобы никто ни о чем не узнал.
История о том, как самолюбию Джарвиса был нанесен чувствительный удар, когда Кросс обвел его вокруг пальца, словно младенца, должна быть похоронена.
Может ли оскорбленное самолюбие стать мотивом для убийства?
– Я был только рад отказаться от комиссионных. Добрые отношения и душевный покой дороже.
Так я ему и поверила. Нет уж, скорее Джарвис убедит меня купить железнодорожный мост в центре Луисвиля, чем в том, что он добровольно отказался от комиссионных!
Матиас, похоже, тоже не был заинтересован в покупке моста. Вернулась Арлин с двумя стаканами колы. Матиас взял свой стакан и осведомился – с учтивостью локомотива, несущегося на всех парах:
– Где вы оба были в среду вечером?
Хорошо, что Матиас уже взял свою колу. Арлин невольно вздрогнула, и напиток из стакана, который она протягивала мне, пролился точнехонько на мою юбку.
Я наблюдала, как мокрое пятно расплывается по черному льну. Слава богу, что юбка темная. Когда пятно высохнет, его не будет заметно. Почти.
Очевидно, Арлин пришла к такому же выводу, потому что даже не потрудилась извиниться. Или предложить почистить юбку. Она вообще ничего не сказала.
Правда, в этот момент она не сводила глаз с Матиаса.
Я сделала большой глоток, наблюдая за Андорферами.
Арлин и Джарвис вдруг стали удивительно похожи, почти как близнецы: оба вытаращили глаза, так что были видны белки по всей окружности, и раскрыли рты, словно собирались произнести: "О!" По-видимому, оба были чрезвычайно шокированы вопросом.
– В среду вечером мы были здесь, – обиженно ответил Джарвис. Если собеседнику удавалось устоять перед его кладбищенской улыбкой и задушевными интонациями, мой босс начинал дуться, как малый ребенок. – Мы были дома весь вечер с шести часов. Правда, зайка?
По-моему, я впервые услышала, как Джарвис называет жену ласковым словечком. И Арлин, по-видимому, тоже. Прежде чем ответить, она метнула взгляд на Джарвиса, словно проверяя, действительно ли он обращается к ней, и опять нервным жестом поправила прическу.
– Точно. Мы никуда не выходили, даже за продуктами. Никуда.
Больше говорить было не о чем. Арлин и Джарвис обеспечили друг другу алиби.
Не скажу, чтобы я им поверила на все сто.
Матиас, судя по его виду, тоже сомневался в их искренности, однако перешел к другой теме:
– Кто-нибудь из вас видел, чтобы мой отец беседовал с кем-нибудь в агентстве?
Джарвис с явным облегчением подался вперед и опять заговорил тоном лучшего друга, только еще сердечнее:
– Сказать по правде, Барби Ландерган поздоровалась с вашим отцом, когда он пришел подписывать бумаги. Она случайно оказалась рядом…
Что, разумеется, ничего не значило. Вот если бы Барби не сделала попытку познакомиться с человеком вроде Эфраима Кросса, это выглядело бы крайне подозрительно.
– А Шарлотта Аккерсен печатала итоговый договор. Но, – добавил Джарвис, – никто из этих дам не был официально представлен вашему отцу.
Наверняка. Джарвис ни за что не стал бы рисковать, познакомив столь важного клиента с коллегой, – вдруг уведут.
– Значит, вы никогда не видели моего отца с кем-нибудь из женщин, работающих в вашей фирме?
Джарвис затряс головой, а я случайно взглянула на Арлин. Она так и не присела, а ведь у нее на ногах были шпильки. Более того, когда ее муж утверждал, что никто из служащих "Кв. футов Андорфера" не был знаком с Эфраимом Кроссом, у Арлин был такой вид, словно ей очень хотелось развернуться на этих самых шпильках и выскочить из комнаты.
Я решила прийти ей на помощь.
– Арлин, – произнесла я, – моя кола немного выдохлась. Можно мне другой стакан?
На этот раз я не уловила даже признаков раздражения. Напротив, Арлин одарила меня нежной улыбкой, которую до сих пор приберегала лишь для Матиаса.
– Конечно. – Она ловко выхватила стакан из моей руки и едва не бегом ринулась на кухню.
Я двинулась следом: разливание кока-колы – дело серьезное, а вдруг Арлин понадобится лишняя пара рук.
Арлин не заметила, что я иду по пятам. Она выплеснула мою колу в раковину (и перевела зазря хороший продукт!) и открыла холодильник.
– Арлин? – произнесла я.
Она подпрыгнула.
– Что? – Ее голос немного дрожал.
– Хочу поболтать с тобой. Наедине. – Я действовала по наитию, но почему-то была почти уверена, что нахожусь на верном пути. – Мы с Матиасом слыхали, что тебя видели с его отцом.
Глаза Арлин расширились, и мне вдруг почудилось, что она вот-вот заплачет.
– Я… я всего один раз с ним обедала, – возразила она, поставив бутылку на стол. – Только один раз. – Арлин отвернулась, снова взяла бутылку и принялась наливать колу в мой стакан. Ее руки сильно дрожали. Похоже, ей и впрямь была необходима помощь. – На обед с Эфраимом я отправилась по одной-единственной причине: чтобы уговорить его не подавать на Джарвиса в суд.
Кола выплескивалась на стол. Наполнив наконец стакан, Арлин глубоко вздохнула и обернулась.
– Мне не удалось его уговорить, – призналась она, передавая напиток. – Он продолжал угрожать судом, если Джарвис не откажется от комиссионных.
Я взяла стакан, не отрывая глаз от Арлин. Что-то происходило с ее ртом. Он кривился, словно невидимая рука отжимала его, как тряпку.
– Эфраим иногда вел себя по-скотски, – сквозь зубы произнесла Арлин. – По-моему, ему даже нравилось унижать Джарвиса.
Видимо, Арлин поведала больше, чем хотела. Она прикрыла свой малиновый рот ухоженной рукой, вытаращила глаза и добавила шепотом:
– Скайлер, Джарвис ничего не знает о моей встрече с Эфраимом. Я… я ему не сказала. Он бы заявил, что я суюсь не в свое дело.
Я молча разглядывала ее. Арлин утверждает, что виделась с Кроссом лишь однажды и по делу, и тем не менее называет его по имени. Так насколько хорошо она в действительности знала его?
Но, возможно, я опять делаю поспешные выводы. Обычная фамильярность Андорферов. Они и президента страны начнут звать по имени через две минуты после знакомства.
С другой стороны, у Арлин вполне мог быть роман с Кроссом. С человеком, которого она теперь ласково называла «скотом». Могла Арлин убить Эфраима Кросса, а потом попытаться свалить вину на меня? Она была в агентстве в пятницу на прошлой неделе. И могла украсть мою воспитательную фотографию.
Картина преступления была бы совершенно ясна, если бы не одна досадная деталь: моя теория насчет Арлин – при условии, что Эдисон Гласснер не врет и завещание подлинное, – эта теория никак не объясняла, почему Эфраим Кросс оставил кучу денег мне, а не кому-нибудь другому.
– Ты ведь не расскажешь Джарвису? – спросила Арлин. – Я всего лишь хотела ему помочь.
Я не сразу сообразила, что она имеет в виду обед с Эфраимом. И ничего более.
– Арлин, от меня он ничего не узнает, – пообещала я и сделала большой глоток колы.
Но, возможно, узнает от полиции. Если вместо умозрительной теории, которая не объясняет самого главного, я обзаведусь весомыми доказательствами.