Текст книги "Наследница по кривой"

Автор книги: Тьерни Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

Когда мы вернулись в гостиную, часы показывали половину двенадцатого, но хозяева не предложили нам с Матиасом остаться на обед. Отчаянный карьерист Джарвис должен был бы ухватиться за возможность преломить хлеб со столь перспективным клиентом. Однако после нашей краткой, но насыщенной беседы у меня сложилось впечатление, что если бы мы остались, то испортили бы Джарвису и его жене аппетит.

Мало того, мне показалось, что ни Арлин, ни Джарвис не станут горевать, если мы их покинем. Причем немедленно. Возможно, я пришла к такому выводу потому, что Арлин так и не присела, когда мы вернулись в гостиную. А Джарвис, наоборот, вскочил при нашем появлении, и мне не удалось вновь занять свое место на диване.

– Рад, что оказался хоть чем-то вам полезен, – произнес Джарвис и протянул руку Матиасу. Наверное, если б Матиас по собственной воле не направился к входной двери, Джарвис принялся бы его подталкивать. – Жаль, что от меня было мало толку.

Сожаления в голосе Джарвиса не прозвучало. Напротив, он был явно доволен тем, что намек понят и гости покидают его дом.

Я задержалась в гостиной со стаканом в руке. Похоже, гостеприимные хозяева так и не позволят мне допить колу. Сделав большой глоток, я поставила стакан на журнальный столик – если Арлин безразличны пятна на моей юбке, то с какой стати беспокоиться о мокрых кругах на ее столике? – и последовала за Матиасом и Андорферами.

Мы прощались под дружные возгласы: "Если вам что-нибудь понадобится, только позвоните. Всегда готовы помочь. Как хорошо, что вы нас навестили…"

А я-то думала, что слова Матиаса, когда мы покидали фирму Гласснера, прозвучали неискренне. Джарвис и Арлин – вот у кого ему следовало поучиться.

Впрочем, даже к лучшему, что чета Андорферов не пригласила нас пообедать. Мне не терпелось поведать Матиасу то, что я узнала от Арлин. И как только Матиас сел за руль своего мышиного отеля, я выложила все без утайки.

Заметьте, я не нарушила обещания, данного Арлин. Я сказала ей – и, по-моему, достаточно ясно, – что Джарвис от меня ничего не узнает. Но о Матиасе не упомянула ни словом.

Матиас вставлял ключ зажигания, но стоило мне открыть рот, как он замер и обернулся ко мне.

– Но как вам удалось ее разговорить?

Я пожала плечами.

– Просто сказала, что кто-то видел ее с вашим отцом.

Матиас уставился на меня.

– Вы солгали?

Взгляд его зеленых глаз вдруг стал очень пристальным. Уф. Это что, вопрос на засыпку? Если я соглашусь, тогда Матиас может подумать, будто я врала и о многом другом… Например, о таких пустяках, как убийство его отца. Я разгладила несуществующую морщинку на черной льняной юбке и с неохотой призналась:

– Да. Наверное, можно и так сказать: я обманула Арлин. Фактически. Но я солгала, чтобы узнать правду. И это оправдывает ложь, не так ли?

Господи, я объяснялась прямо как Даниэль и Натан, когда их застукали на том, что денежки, выданные на пропитание, они спустили на рок-концерт. Тогда мои отпрыски, не моргнув глазом, заявили, что соврали, потому что тревожились о моем здоровье. Не хотели меня расстраивать, опасаясь, как бы у меня не открылась язва.

О да, у нас, Риджвеев, язык подвешен дай бог каждому.

Как ни странно, Матиас не проявил восторга по поводу моей находчивости. Он вообще не проявил никаких эмоций. Ни гнева, ни отвращения – ничего. Думаю, я видала манекены с более оживленными физиономиями.

– Итак, – осведомился Матиас небрежным тоном, но мне почудилось, что небрежность была немного нарочитой, – почему вы решили, что Арлин есть что скрывать?

Я молча глянула на него. Если б знала, что мне устроят допрос с пристрастием, ни за что не стала бы делиться информацией. Всего-то хотелось помочь. В следующий раз пусть Матиас сам задает вопросы, и тогда посмотрим, что у него получится. Арлин наверняка ухватится за возможность выложить сынку Эфраима Кросса, каким мерзавцем она считает его папашу.

Немного поерзав на продавленном сиденье доисторической развалюхи, в течение нескольких неприятных секунд я припоминала, что же именно насторожило меня в поведении Арлин. Ага.

– Ее туфли.

– Туфли?

Физиономия Матиаса больше не походила на маску манекена. Но вряд ли выражение его лица изменилось в лучшую сторону. Теперь он смотрел на меня так, словно представлял, как я буду выглядеть в рубахе с очень длинными рукавами, обернутыми несколько раз вокруг тела и завязанными на спине очень крепким узлом.

– Ее туфли! – с вызовом подтвердила я.

И это было чистой правдой: туфли Арлин сыграли роль подсказки. Последний раз я надевала шпильки полгода назад, но, к сожалению, помню тот вечер так хорошо, словно это было вчера. В черном гофрированном платье и дорогих кожаных туфлях на высоченных каблуках я отправилась на очень шикарную и очень людную вечеринку в дом по соседству. На этой очень шикарной и очень людной вечеринке все кресла были заняты, и вообще все было занято. Невозможно было шагу ступить, чтобы не наткнуться на человека или мебель. Или на то и другое сразу.

Подозреваю, что я так хорошо помню тот вечер именно из-за шпилек. Не имея возможности присесть, я уже через час принялась переминаться с ноги на ногу, словно мне не терпелось в туалет. Потом стала раскачиваться на каблуках, делая вид, будто коктейль ударил в голову. А под конец повела себя, как Элиза Дулиттл до обучения у профессора Хиггинса: уселась на краешек стола в прихожей. Кажется, мне пришлось даже спихнуть лампу на пол. Но я решилась и на это, настолько мне хотелось дать отдых ногам.

Однако я не стала живописать Матиасу эту вечеринку. Он уже был в курсе того, как я закаляю волю по фотографии и тщусь сбросить лишних три кило. Не хватало только, чтобы он узнал, как я провела время в веселой компании, ковыляя на спицах и проклиная все на свете. Поэтому Матиасу я поведала следующее:

– Туфли Арлин – все равно что ходули. Это очень неудобная обувь ("уж поверьте мне" – чуть было не сорвалось с моего языка, но, слава богу, не сорвалось), и тем не менее она не опустилась ни в одно удобное кресло, которых в гостиной было предостаточно. Арлин упорно стояла. Вот я и подумала: она чем-то сильно озабочена, настолько сильно, что забыла о своих ногах.

Секунду Матиас молчал, а затем его губы медленно раздвинулись в улыбке и в уголках глаз образовались морщинки. Впервые с тех пор, как мы познакомились, я видела, как Матиас искренне веселится.

– Я беседовал с Джарвисом, пока вы с Арлин были на кухне, и не вытянул из него ничего, кроме того, что уже знал, – поведал он. Улыбка стала еще шире. – Ну вы даете!

Я улыбнулась в ответ. Мне показалось, что его слова прозвучали как комплимент, хотя полной уверенности не было.

Матиас завел мышиный отель, и мы покатили прочь от дома Андорферов. Свернув на шоссе, он осведомился:

– Вы действительно допускаете, что у моего отца мог быть роман с миссис Андорфер?

Я задумалась. Представить Арлин в роли любовницы не так-то легко. Подозреваю, она избегает ситуаций, которые могут повредить макияж. Но, возможно, я просто плохо ее знаю, как и Джарвиса.

– Честное слово, понятия не имею, – призналась я.

Матиас провел рукой по спутанным волосам.

– Если Арлин Андорфер встречалась с отцом, то Джарвис Андорфер мог убить его из ревности. Или же они оба замешаны в убийстве?

Я поежилась. Слово «убийство» в сочетании с именем Джарвиса немного царапало слух. Речь все-таки шла о моем боссе. Противно подозревать людей в преступлении, но думать такое о собственном начальнике еще противнее. И дело даже не в лояльности. Уверена, если до Джарвиса дойдут слухи о том, что я подозревала его в таких делах, вряд ли после этого он подпишет мне хорошую характеристику.

Впрочем, если моего босса посадят за убийство, то я, скорее всего, не стану упоминать его имя в своем послужном списке.

Я вздохнула:

– Понятия не имею, Матиас. Я просто пересказала вам то, что услышала от Арлин…

Матиас перестал ерошить волосы и покачал головой.

– Думаете, это и впрямь возможно, а? Чтобы мой отец и Арлин Андорфер?..

Он произнес эту фразу тем же самым тоном, каким когда-то восклицали: "Фрэнк Синатра и Нэнси Рейган?"

Я молча смотрела на него. К чему он клонит?

Матиас нахмурился и уставился на дорогу.

– Она ведь очень худая, правда?

Я опять смолчала. Вопрос Матиаса мне не понравился. Уж не полагает ли он, что в любовницы берут женщин только определенной весовой категории?

И очевидно, я этой категории соответствую, в отличие от Арлин.

Может, я чересчур мнительна, но мне стало казаться, что наш разговор приобретает унизительный для меня оборот.

Матиас, должно быть, заметил, как твердеют мускулы на моей левой щеке, потому что вдруг торопливо пояснил:

– Я хотел сказать, что отец всегда был ценителем женщин, но это не значит, что ему нравились все подряд. Еще когда учился в колледже, я слыхал, что отец предпочитает женщин с формами и эффектной внешностью. Таких, как моя мать.

Я почувствовала, как мускулы на щеке расслабляются. Что же у нас получается? Все знали, что Эфраим Кросс встречается исключительно с фигуристыми красотками, и никто до сих пор не расхохотался во все горло, узнав, что в любовницы Кросса прочат меня?

Вот уж не думала, что подозрение в убийстве прольет столько бальзама на мою истерзанную душу.

Наверное, мои достижения – новая подозреваемая в деле и титул "дамы с эффектной внешностью", присвоенный мне молчаливым большинством, – ударили мне в голову. Либо наконец сказалось напряжение последних дней. Какова бы ни была причина, но, когда мы затормозили у моего дома, я вдруг ни с того ни с сего предложила угостить Матиаса обедом.

Это был приступ временного помешательства.

Или же его проклятые зеленые глаза так на меня подействовали.

Я никогда никого не приглашаю обедать. Хотя бы потому, что с моими кулинарными способностями званый обед превратился бы в изощренную и жестокую пытку. Как для гостей, так и для меня.

Я уже упоминала, как люблю готовить. Если мне когда-нибудь удастся построить дом по своему вкусу, я велю строителям заменить кухню стенным шкафом или другим полезным помещением. В доме моей мечты вся кухня уместится на трех полках в одном шкафу: для микроволновой печи, для походного холодильника и для купонов на обеды со скидкой в ресторанах, расположенных в радиусе десяти миль.

Поскольку мой длинный язык сделал свое черное дело, предложив Матиасу нечто немыслимое, ничего не оставалось, как направиться в помещение, которым я никогда не пользуюсь. По пути я едва не споткнулась о корзину из прачечной, она так и стояла у кресла в стиле королевы Анны, рядом с камином. Я намеревалась убрать белье после разговора со злыми копами. Но, очевидно, обвинения в убийстве не лучшим образом сказываются на памяти.

По крайней мере, Матиас (сразу видно воспитанного человека!) не стал бросать на меня неодобрительных взглядов, как это сделал белобрысый коп Рид. Он просто аккуратно переступил через корзину и последовал за мной на кухню. Где я приготовила нам обоим то, что у меня лучше всего получается.

Вы уже догадались: два стакана колы.

После первого же глотка моя голова начала потихоньку проясняться, и я сообразила, что единственное блюдо, которое умею готовить, не заглядывая поминутно в кулинарную книгу, это консервированный тунец. Либо сосиски, поджаренные в микроволновке. Ужасная пошлость – предлагать такое угощение человеку, который минуту назад чуть ли не открытым текстом сказал вам, что вы потрясающе красивы. С другой стороны, глупо листать сейчас кулинарные книги в поисках рецепта незамысловатого блюда, которое мы смогли бы переварить без риска для жизни.

То ли Матиас угадал, что означает мой ошалелый вид, то ли боги смилостивились надо мной, решив, что обвинения в убийстве с меня вполне достаточно, но гость, хлебнув колы, вдруг предложил:

– А что, если я приготовлю, а?

Надеюсь, я ничем не выдала огромного облегчения, когда недоверчиво спросила:

– Вы правда хотите постряпать?

Матиас кивнул:

– Мне доставляет удовольствие готовить.

Я так и уставилась на него: парень определенно ненормальный, но кто бы говорил! Мне вдруг захотелось рухнуть на колени и целовать ему ноги.

Матиас принадлежал к тому сорту поваров, которые приводят меня в совершенное изумление. Они открывают холодильник, шкафчики, достают одно, другое, третье, и через двадцать минут на плите уже что-то шипит, булькает и распространяет божественный аромат, а вы и ведать не ведали, что у вас есть все ингредиенты для приготовления столь вкусного обеда.

Матиас даже нашел приправы в глубине одного из ящиков. Более того, он их использовал.

Признаюсь, я была потрясена. Хотя представления не имела, какое блюдо Матиас задумал. Заметила лишь, что он взял сливки, остатки сыра чеддер, кусочки курицы, немного зеленого перца и после того, как это месиво недолго побулькало в кастрюльке, вылил все на сковородку.

Я также отметила про себя, что как ни удивительно, но мне почти понравилось помогать Матиасу на кухне: найти деревянную ложку (она лежала под кухонными полотенцами), сделать тосты (забыла: это еще одно блюдо, которое я могу приготовить без помощи сборника рецептов) и просто наблюдать, как гость ловко орудует ножами и сковородками (на нем были такие уютные джинсы "ливайс").

Только один момент омрачил мое удовольствие. Мы как раз уселись с тарелками в столовой, и я, попробовав таинственное блюдо, объявила его восхитительным. Матиас усмехнулся:

– Полагаю, вы знаете, кто научил меня готовить. – И тихо добавил в ответ на мой вопросительный взгляд: – Отец. Он был прирожденным поваром.

Матиас сидел напротив меня, и, хотя он немедленно уткнулся носом в тарелку, от меня не укрылась печаль, промелькнувшая в его глазах.

Наверное, я сочувствовала бы ему намного больше, если бы меня тут же не одолело беспокойство. Еще один вопрос на засыпку? Неужто Матиас и вправду думает, что я знаю, каким отличным поваром был его отец? Выходит, он до сих пор уверен, что я была в довольно близких отношениях с Эфраимом Кроссом?

Повторяю, это был единственный неприятный момент. В остальном мы походили на старых друзей, встретившихся после долгой разлуки, столь непринужденно мы болтали. Я выяснила, что Матиас уже восемь лет как разведен. У него есть дочь по имени Эмили, которой восемнадцать лет и которая закончила первый курс Бостонского университета.

– Моя дочь на два года старше моей сестры, Тиффани, – заметил Матиас. – Порою это даже меня немного смущает.

Я улыбнулась в ответ, но про себя подумала, что рождение Тиффани, возможно, было сюрпризом не только для Матиаса. Девочка родилась, когда Эфраиму Кроссу стукнуло сорок восемь. Не похоже на запланированную беременность.

По словам Матиаса, Эмили жила с его бывшей женой в Бостоне, но каждое лето приезжала на месяц к отцу.

– Я ожидал, что Тиффани и Эмили, почти ровесницы, подружатся, но они так и не нашли общего языка.

У меня возникло чувство, что не все так просто в отношениях двух девочек, но расспрашивать я не стала. Просто уминала неопознанное блюдо и слушала.

– Эмили и Барбара приезжали на поминальную службу, но на похороны отца не остались. У Барбары магазинчик в Бостоне, и без нее дела не идут. А у Эмили летние курсы.

Продолжая жевать, я опять улыбнулась Матиасу. Не могу не восхищаться людьми, у которых дети учатся в университете.

А также я не могла не восхищаться мужчиной, который не поносит свою первую жену последними словами. За то время, что я живу одна, душераздирающие рассказы о пакостях, на которые способны бывшие жены, успели мне надоесть до чертиков. Это все равно что постоянно слушать одну и ту же унылую песню, пропетую разными – но одинаково гневными – голосами. Единственный намек на то, что отношения Матиаса с Барбарой были, вероятно, далеки от блаженства, прозвучал, когда Матиас сказал, что Барбара вышла замуж за другого через два дня после развода.

Если только эта женщина не верила в любовь с первого взгляда, то, скорее всего, она погуливала от Матиаса.

Во что, сидя в столовой напротив Матиаса, было трудно поверить. Определенно, Барбаре следовало проверить зрение.

А когда я проглотила последний кусок блюда без названия и Матиас, отодвинув стул, принялся убирать со стола, я решила, что Барбаре не грех показаться заодно и психиатру.

Матиас собрал тарелки, отнес их на кухню и загрузил в посудомоечную машину. И все сам. Я его даже не просила. А затем открыл кран над раковиной – честное слово! – и принялся отмывать сковородку, на которой готовил. При этом мой гость держался так, словно он делает самую естественную вещь на свете. Он продолжал рассказывать о своей дочери, о работе, о том о сем – и ни слова о сковородке!

Я с трудом удержалась, чтобы не открыть рот. Эд, я уверена, по сию пору понятия не имеет, где в его доме находится посудомоечная машина.

Разумеется, я и прежде встречала мужчин, которые умели готовить. Один из них даже заявил: "Солнышко, лучшие повара – мужчины". Однако этот парень также полагал, что лучшие посудомойки всегда женщины. Он оставлял кастрюли и ножи разбросанными по всей кухне, предоставляя мне наводить чистоту.

Матиас оттирал плиту, продолжая рассказывать. Я старалась не пялиться на него в изумлении. А также пыталась сосредоточиться на том, что он говорит. Но, если честно, меня отвлекали собственные мысли, точнее, одна мысль, но очень настойчивая.

Барбара, Барбара, Барбара, у тебя, похоже, булыжники вместо мозгов.

И еще кое-что пришло мне в голову. Любопытно, каково это – целовать бородатого мужчину. До сих пор у меня не было случая проверить. Я всегда немного опасалась, что это все равно что целоваться с Кинг-Конгом. Но теперь, наблюдая за Матиасом, мывшим посуду, изменила мнение. Возможно, целовать бородатого мужчину так же приятно, как прижимать к себе симпатичного щенка. Знаете, такого пушистого и теплого.

Когда с посудой было покончено, кухня убрана, а мой обеденный стол протерт, я обнаружила, что рассказываю Матиасу о Даниэле, Натане и о том, как я стала агентом по продаже недвижимости. Я даже продемонстрировала похвальную сдержанность, вспоминая об Эде. Если Матиас не честит Барбару, то и я не стану откровенничать о бывшем муже.

По крайней мере, я так твердо решила про себя. И неплохо справлялась с поставленной задачей, покуда мы с Матиасом, налив себе колы, не устроились в гостиной. К тому времени я успела сообщить, что у нас с Эдом была "несовместимость характеров". Разумеется, при этом я имела в виду, что таким симпатичным людям, как я, никогда не ужиться с такими подонками, как Эд, но вслух об этом не сказала.

Усевшись на диван от Этана Аллена, Матиас допустил неосторожность, спросив меня напрямик:

– И в чем же выражалась ваша несовместимость?

Естественно, мне пришлось ему рассказать. Главным образом о клубе "Девочки на любой вкус", постоянным членом которого был Эд.

– Видимо, это можно назвать основной причиной нашей несовместимости: Эд хотел встречаться с другими женщинами, а я была против.

На мою улыбку Матиас не ответил. Мало того, он даже выглядел немного сердитым.

– Наверное, я не должен так говорить, – произнес он, – но, по-моему, ваш муж…

Уверена, концовка фразы пришлась бы мне по душе, но, увы, Матиасу не дали договорить. Входная дверь с треском распахнулась и ударилась о стену.

Такой звук противопоказан человеку, в которого стреляли не далее как накануне вечером.

Я вздрогнула, да так, что несколько кубиков льда выпрыгнули из моего стакана и рассыпались по полу. Следом за кубиками и я бы, наверное, рухнула на пол, прикрывая голову руками, если бы не одно обстоятельство. Мне хватило доли секунды, чтобы узнать даму, стоявшую на пороге.

Это была мать Матиаса.

И в руках она держала (я хорошо видела с моего места!) маленькую серую сумочку.

Не пистолет.

Какое облегчение!

Я уже говорила, что Харриет Шекельфорд Кросс очень красивая женщина. По крайней мере, когда ее глаза не вываливаются из орбит. И лицо не багровеет. И – стоит ли упоминать о таком пустяке? – артерии на шее не выпирают, словно толстые синие шнуры.

Но сейчас был именно тот случай.

Глава 17

Это был один из тех моментов в жизни, которые намертво запечатлеваются в памяти. Словно особенно эффектный кадр из фильма. Казалось, Харриет Кросс целую вечность стояла в моей прихожей, ее стройная фигура вписывалась в арку, как в раму картины, а серые глаза горели безумным огнем.

Как и в понедельник, Харриет выбрала серые тона. Льняная туника цвета маренго, брюки-стретч более светлого оттенка и простые, но очень элегантные темно-серые туфли. Несмотря на то, что Харриет была явно возбуждена, ни один волосок не выбился из серебристой прически.

Такими вещами нельзя не восхищаться.

Картину завершали мы с Матиасом, сидевшие на диване, почти соприкасаясь коленями, со стаканами в руках. Наши головы были повернуты к Харриет, а на лицах застыло одинаковое выражение изумления. Ах да, последний штрих. Под ногами у нас растекалась лужица от таявших кубиков льда.

Знаю, неприлично в столь эмоционально насыщенные минуты обращать внимание на мелочи. Но со своего места я углядела часы на руке Харриет, и мне показалось, что это "Ролекс".

Ладно, признаюсь, я мелочная. Стоило мне заметить часы, как я тут же сообразила, что, вероятно, наряд, в который было облачено изваяние в прихожей, стоит больше, чем вся мебель в моем доме. Включая диван от Этана Аллена, на котором я сидела. Даже если бы я его купила за полную цену.

Внезапно картина пришла в движение – это Матиас резко встал на ноги.

– Мама, вы?..

Я метнула взгляд на моего гостя. Вы? Сомнительно, чтобы своему отцу, жизнелюбивому кулинару, Матиас говорил «вы». Особенно когда они орали друг на друга. Впрочем, Харриет Кросс наверняка относилась к тем женщинам, которые требуют от детей официального обращения. В любых обстоятельствах.

– Каким ветром вас сюда занесло? – осведомился Матиас таким тоном, словно был рад нежданной встрече.

Но Харриет, похоже, не поверила сыновней радости. Стоило Матиасу заговорить, как она шумно втянула в себя воздух. Звук разнесся по всей комнате и достиг моих ушей. Я в это время ползала по полу, подбирая кубики льда и складывая их в синюю керамическую пепельницу, стоявшую на краю стола.

– Я могу задать тебе тот же вопрос, – произнесла Харриет. – Я… я глазам своим не верю! Что ты тут делаешь?!

– Успокойтесь, мама. Мы со Скайлер всего лишь…

– Всего лишь что?

Мне вдруг почудилось, что Харриет вознамерилась использовать свою серую сумочку в качестве метательного снаряда. Она прижала ее крепче к груди, словно накапливая силы перед броском. На всякий случай я втянула голову в плечи и изготовилась нырнуть за диван.

Матиас предпринял еще одну попытку:

– Мы просто…

Безнадежно.

– Я не потерплю этого, – перебила его Харриет. – Слышишь меня? Не потерплю!

Гостья выражалась не слишком ясно, но, думаю, не всегда стоит уточнять, что именно имеют в виду. Особенно если сумочку держат, словно спортивное ядро.

– Мама… – опять начал Матиас и медленно двинулся к Харриет. Так приближаются к разозленному и опасному животному.

Харриет сделала шаг назад. Теперь она прикрывалась сумкой, как щитом.

– Когда Эдисон позвонил мне, я не поверила, – произнесла она. – Действительно не поверила! Мне надо было прийти сюда, чтобы убедиться! – И она заметалась по прихожей. Разгуляться там особенно негде, но Харриет хватило места, чтобы уже через секунду у меня зарябило в глазах. – Все правда! – с ужасом выкрикнула она. – Каждое слово Эдисона – чистая правда!

Наблюдая, как Харриет снует по прихожей, я спросила себя, а что такого мог сказать ей Гласснер? Чуткая Харриет тотчас удовлетворила мое любопытство. Она на мгновение замерла, потом ловко обогнула Матиаса и рванулась ко мне.

– Вы задумали околдовать моего сына, как околдовали его отца! Вы… ПОТАСКУХА!

Ну наконец-то все прояснилось. Спасибо, миссис Кросс.

– Минуточку… – начала я, поднимаясь.

– Мама! Ради бога… – Матиас попытался утихомирить свою мамашу, но Харриет несло:

– Дрянь! Попрошайка! Шлюха! Дешевая проститутка!

Хотя я не могла не восхититься тем, сколько синонимов может вспомнить Харриет, не заглядывая в словарь, но решила, что с меня хватит.

– Видите ли, миссис Кросс…

Но Харриет не желала меня слушать, так же как и своего сына.

– Уже увидела! – заявила она, тряхнув серебристой головой. – Все, что мне было надо, я увидела!

Глаза Харриет превратились в узенькие щелки. Непонятно, как она вообще могла что-либо разглядеть.

Матиас положил руку на плечо матери, но та отреагировала так, словно он ее ударил: отшатнулась, сбросила руку сына и развернулась к нему. Едва не ткнув сумкой ему в нос, Харриет почти выплюнула:

– Ты набитый дурак, Матиас! Знаешь об этом? Набитый дурак!

– Мама, успокойтесь, – заговорил он примирительно. – Вы…

Однако спокойствие не значилось в сегодняшних планах Харриет.

– Не позволю! – Казалось, что она вот-вот расплачется. – Клянусь, я никогда с этим не смирюсь!

Я бы хотела, чтобы гостья осталась еще ненадолго и объяснила поподробнее, с чем именно она не намерена смиряться. Но Харриет уже направилась к выходу.

Она шагала по дорожке к серому «БМВ» последней модели, припаркованному у обочины. Оставив мою входную дверь распахнутой настежь.

Там, где дорожка кончалась, рос единственный кустик фиалок. Разумеется, цветы я не сажала, они сами вырастают каждый год. Прежде чем сесть в шикарный «БМВ», Харриет злобно пнула мои фиалки.

Это не пошло им на пользу.

Я стояла напротив окна, наблюдая, как Харриет отъезжает, и пребывала в полной растерянности: что сказать… или сделать? Разве что попробовать оштрафовать Харриет за нападение на фиалки?

Полагаю, даже Эмили Пост [3]3
  Эмили Пост– автор нескольких книг о правилах поведения в обществе.


[Закрыть]растерялась бы в подобной ситуации.

– Что ж, рада была снова повидать вашу матушку, – бодрым тоном сообщила я.

Матиас не улыбнулся.

– Послушайте, Скайлер, я ужасно сожалею о случившемся.

Что на это ответить? "О, все в порядке. Не волнуйтесь. Ваша мама может заглядывать ко мне в любое время и обзывать, как хочет".

Но вслух я участливо заметила:

– Знаю, ваша мать сильно расстроена и вряд ли понимает, что говорит.

Во что сама я ни капельки не верила. И не сомневалась, что Харриет отлично понимала, что говорит. В ее речах не было ничего заумного. Дайте-ка вспомнить… "дрянь, потаскуха, попрошайка, шлюха, проститутка". Все слова имеют вполне определенное значение и широко употребляются.

Матиас решил, что пора уходить, – а что еще ему оставалось! Возможно, он опасался, что Харриет кружит по кварталу и, словно Арнольд Шварценеггер в «Терминаторе», замышляет вернуться и довершить начатое.

Однако, прежде чем уйти, Матиас глубоко вздохнул и обернулся ко мне.

– Знаете, – тихо произнес он, – думаю, моя мать права. Я начинаю поддаваться вашему колдовству.

А затем повернулся и. зашагал прочь, оставив меня стоять посреди гостиной и слушать, как он заводит свой мышиный отель и выезжает на дорогу.

Наверное, я довольно долго стояла вот так, не шевелясь, и представляла, как шея покрывается красными пятнами. В голове крутились сотни вопросов, и все требовали неотложного внимания.

Один из них был самым настойчивым: боже, неужели Матиас говорил всерьез? Мы всего-навсего пообедали вместе, и вдруг он намекает, что заинтересовался мною – женщиной, которую каких-то три дня назад обвинил в убийстве своего отца. Ну как тут не покрыться пятнами! Но был еще один занимательный вопрос, грозивший превратить мою шею в плащ тореадора: неужто и я сама все больше привязываюсь к Матиасу?

Черт знает что. Выходит, стоит мужчине помыть посуду, и я уже растаяла?

Я тряхнула головой, отгоняя назойливые мысли, поплелась к входной двери, закрыла ее и заперла – на задвижку.

Затем, прихватив стакан, двинулась – куда б вы думали? – на кухню. Налила себе колы – с горой льда – и выпила почти одним махом. Господи, если жизнь в ближайшем будущем не наладится, стакан станет моим вечным спутником.

Вместе с отрыжкой.

Снова наполнив стакан, я направилась в гостиную. Там наконец подняла пресловутую корзину из прачечной, водрузила ее на бедро и потащилась наверх. В минуты расстройства я, как правило, прикладываюсь к бутылке – с кока-колой. И навожу порядок.

Возможно, я затеваю уборку, потому что не могу вынести беспорядок снаружи, когда у меня полный кавардак внутри. Или уборка дает выход накопившейся отрицательной энергии. По крайней мере, в течение полугода, которые потребовались на оформление развода с Эдом, любую комнату в моем доме можно было фотографировать для журнала "Ваш дом".

Наводя чистоту, я пытаюсь отвлечься от тревожных мыслей.

К сожалению, на сей раз этот трюк не сработал.

Переодевшись в белую рубашку с короткими рукавами и обрезанные джинсы, я, босая, – летом я всегда хожу дома босиком – с яростной мстительностью набросилась на шкафы. Но все то время, пока я укладывала белье, развешивала блузки и сортировала носки, моя голова работала с той же скоростью, что и руки.

Какая неразбериха!

И относилось это вовсе не к ящику с нижним бельем.

Во что же превратилась моя жизнь меньше чем за неделю, если какая-то странная незнакомка врывается в мой дом и обзывает последними словами?

"Странная" было подходящим определением для Харриет. Не хотелось бы критиковать мать Матиаса, но бешеный темперамент, который она продемонстрировала в моей гостиной, невольно наводил на мысль: а не способна ли эта дама на убийство?

Припомнив, как дико вращались ее глаза, я решила, что на убийцу Харриет вполне тянет.

А вдруг – несмотря на то, что Гласснер утверждал обратное, – Харриет Кросс знала об измене мужа и, придя в ярость, решила наказать его, да так, чтобы впредь неповадно было?

Боже, неужто родная мать Матиаса убила его отца?

Матиас… Не надо было вспоминать это имя. На меня опять навалился вопрос: что именно я испытываю к этому человеку?

Я принялась лихорадочно перекладывать майки, норовя сложить их в идеально ровную стопку, но это не помогло. Мне не удалось выбросить Матиаса из головы.

Конечно, совершенно ясно, что его зеленые глаза вызывают у меня бесспорное восхищение, а его умение стряпать – нечто близкое к обожествлению. И это все? К сожалению, сомнений не оставалось – далеко не все.

Давно, еще учась в школе, я твердо постановила: никогда не влюбляться в парня, от которого млеют другие девочки. Вероятно, это решение было во многом продиктовано уверенностью в том, что мальчик, выбранный "Парнем школы", даже не взглянет на такую, как я. Но, кроме того, я ни в коем случае не желала толкаться в толпе поклонниц.

И что же теперь? Я всерьез помышляю присоединить свой голос к хору женщин, находящих Матиаса весьма и весьма привлекательным. С кем я окажусь в одном ряду? С Барби Ландерган и Банни Листик. И даже с Арлин Андорфер. Пока Матиас не начал расспрашивать о других женщинах в агентстве – знали ли они его отца, – Арлин смотрела на него как зачарованная.