Текст книги "Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Слушай, – Лева рассмеялся, вспоминая Питер. – Подымите, поставьте к микрофону, пусть работает.

– Он только матом в этом состоянии всех кроет. Не все же – как ты. Сначала отработал, потому упал.

– Я – талант, – скромно, со знанием дела сообщил Лева.

– Ты гений. Выручи, а. У вас ведь нет сегодня ничего.

– И откуда ты все знаешь?

– Работа такая. Лева. Прошу.

– Мы в Питер уезжаем.

– Слушай, а у нас что – в Питере за корпоративы платят больше? Нет, смотря кто, конечно. Но я б на столицу поставил.

– Мы не корпоратив работаем. Мы в университет.

– Учиться? Нет, Лев, вас же только портить.

– Перестань.

– Лева. Бесплатно что ли?

И такой ужас в голосе.

– Я опаздываю, прости.

– Твои дамы до добра тебя не доведут, Лева. И ты напрасно думаешь, что заценят твои самопожертвования. Во сколько у вас там начало?

– В три. Блин, я опаздываю!

– У нас – в полночь.

– У меня другие планы на эту полночь, – улыбнулся Лева. – Прости.

– А это правда, что ты ей в хрущевку концертный рояль припер. Сам с сотоварищами затаскивал и стену проломил?

– Да иди ты, – восхитился Лева. Какая у людей все-таки фантазия. Восторг же.

Выскочить из дома. Прыгнуть за руль. Забыть на сегодня, что по всей Москве камеры – и придут штрафы. Нет, они все равно придут – это такая народная примета под Новый год. Как и хрип вместо голоса первого января.

А вот если бы кто из знакомых увидел Леву в ювелирном магазине, то пришел бы к выводу, что ни на одной репетиции, ни на одном прогоне музыкант тираном не был. Ни разу в жизни вообще. Потому что он выбирал кольцо для Ирины. И хотя он объяснил накануне, что он хочет и ему обещали помочь. Но… ему все не нравилось. Слишком большой камень, не тот оттенок, не то впечатление. Слишком маленькое. Нет, не изящное.

Он хотел изумруд. Сам не понимал, почему. Не что-то холодное и строгое, типа бриллиантов или сапфира с топазами. Нет. Летний, яркий, травяного оттенка. И нужного размера. Который он узнал у Антонины Георгиевны, спасибо ей большое.

– Вот!

Строгое, лаконичное кольцо. Но такого оттенка изумруд. Оно. Он представил, как надевает его на пальчик Ирине, как склоняется над ее рукой, чтобы коснуться губами, как чувствует ее трепет, который передается ему. Как бешено бьется жилка на руке под его пальцами, как они оба вспыхивают и мгновенно сходят с ума…

Да!

В смысле, спокойнее. До встречи еще несколько часов и несколько сотен километров, которые дико его бесили.

А теперь – бежать. Странно, что ему еще никто не позвонил. Выскочил на улицу. И понял, что машины нет.

– Да что же такое! – он с укором посмотрел на белесое небо, обещавшее снег.

Разбираться с машиной времени не было, еще не хватало опоздать на поезд. Полез в карман за телефоном. Его там не было. Тоже не было. Что ж за день такой!

Зарычал в полный голос, испугав какую-то женщину с коляской.

– Простите. Ради бога, простите. – И всем своим видом изобразив раскаяние, Лева кинулся в магазин. Обратно.

Продавщица, которой он вынес весь мозг и которая проявила просто чудеса профессионализма, вздрогнула, увидев его снова. Но быстро сложила лицо в профессиональную приветливость.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Можете, – выдохнул Лев. – Мне нужен телефон. Пожалуйста. Быстрее. И вызовите мне такси.

Скорее, скорее, скорее!

Вот он, Питер. Вот он – пронизывающий ветер. Такого, похоже, нигде больше не бывает. По крайней мере, даже во Владивостоке он мерз меньше. Вот он – дождь стеной. Добро пожаловать в предновогодние реалии Северной столицы.

Пробки, снова пробки. Что же – город не понимает, насколько он торопится. Обнять, утешить. Найти в ней себя. И замереть, не дыша то счастья. И он не будет психовать. Он будет спокоен. Доедут же они когда-нибудь!

– Университет, – сообщил шофер, прижимаясь к обочине. – Прибыли.

Лева рванул вперед, не дожидаясь парней, которые молчали всю дорогу, стараясь не обращать на себя никакого внимания, особенно, когда Олег сообщил новость о том, что машину, похоже все-таки угнали. Осталось только понять, где ему поймать Ирину. С учетом того, что телефон остался дома.

– Где актовый зал? – Лева прямо на выходе из машины поймал какую-то студентку, буквально за рукав.

– Ой, а вы же из «Крещендо»! – засияли глаза девчонки. – Как круто! Вы сегодня у нас будете петь? Вы не представляете, какой бой за проходки в актовый зал. А никто не хотел сначала идти на это занудство. А как узнали. Оооо.

Руководитель квартета кивнул – конечно, круто. Конечно, будут. Конечно, петь. Только скорее! Пожалуйста, скорее.

Автограф, фотография, дежурная улыбка восторженной девчонке – не жалко. Только время, время, время-я-я-я. Почему ему сегодня целый день казалось, что он не успевает?

– Добрый вечер.

По белокаменной помпезной лестнице спускалась Ирина. Одетая в пальто. Под руку с каким-то мужчиной. Чужая, далекая. Не похожая на себя. С ничего не выражающим взглядом, как тогда, когда он имел глупость ее не узнать. Как не узнавал сейчас. Куда все исчезло в эти несколько дней? Что вообще произошло в эти несколько часов. И кто этот мужчина, так нежно поддерживающий ее под локоть.

– Ира? – он поднял на нее недоумевающий взгляд.

– Лева… – она было шагнула к нему, но мгновенно отпрянула назад, прикрыв глаза. Глубоко и тяжело вздохнула.

– Простите, мы спешим, – обратился к музыканту мужчина. Мужчина был спортивен, подтянут. Эдакий положительный герой-любовник в дорогом костюме, с чуть посеребренными висками.

Лева мгновенно узнал голос. Тот самый, который он слышал по телефону. С бархатными, нежными интонациями, обращенными к Ирине.

В сердце что-то заледенело. Словно игла вошла, не давая вдохнуть глубоко. Не давая даже закричать от боли.

– Послушайте, – обратился к нему мужчина разворачиваясь. И Лева понял, что его просто обогнули – как неодушевленный предмет, помешавший на пути. – Может быть, вы нас выручите. Ну, с этим конкурсом дурацким. Споете там что-нибудь.

– Что? – вырвалось. А в следующее мгновение Лев взял себя в руки. В конце концов, что они себе позволяют? Это кто им дал право делать их него персонажа какого-то дурацкого водевиля? Почему на него с усмешками сморят какие-то студенты, которых они трое, без сомнения, развлекли подобной сценой?

– Вы знаете, – обратился он к спинам мужчины и женщины, что уходили прочь. – Пожалуй, раз в наших услугах не нуждаются, отбудем-ка мы в Москву.

Любезный голос, немного с оттенком пренебрежения. А как еще можно относиться к окружающим его людям, которым он желал оказать любезность. Но раз не надо – стоит ли навязываться?

– То есть вы не знаете, что произошло? – снова обратился к нему счастливый соперник. Тоном, которым разговаривают со студентом-двоечником, приставшим к тебе после пятой лекционной пары с требованием принять зачет. Вроде бы и послать надо – коротко, четко и емко. А воспитание и статус не позволяют.

Ирина же не прекратила спускаться по лестнице. Не обернулась к нему.

– Вы считаете – мне до этого есть какое-то дело?

Он интонирует, пожалуй, лучше всех в стране. И сегодня сможет. Пусть дыхания нет совсем. Пусть что-то жжет в груди, но… Жалким он выглядеть не будет.

– Так вы не останетесь, чтобы спеть? – девчонка, что привела его на эту проклятую лестницу, выглядела совершенно расстроенной.

– Почему же? – ослепительно улыбнулся он ей. – Мы обещали отработать песню. Мы ее и отработаем. А потому поедем дальше.

Глава девятнадцатая

Красные глаза – признак тлеющих в

голове опилок

(С)

Какое счастье, что никто ничего у него не спрашивал. Ни по поводу Ирины, что прошла мимо остальной тройки музыкантов так, будто она их и не знала. Ни по поводу корпоратива, который образовался столь внезапно. И кстати. Олеся, что приехала на выступление с самым счастливым выражением лица, только и успела заснять конец выступления. Она украдкой вытирала слезы – видимо, успела поговорить с кем-то из парней. И так расстроилась из-за него, что музыканту стало неловко. Но к Леве не подошла, за что ей огромное спасибо.

Только музыка. Только песни.

Отработали Питер – и прочь. Прочь отсюда. Довольно.

О да! «Пять минут» им решительно удалось. Но разве могло быть по-другому? Они же профессионалы. И песенка хорошая. И настроение как раз под нее. Веселое. Жизнерадостное.

«Но бывает, что минута все меняет очень круто, все меняет – раз и навсегда»…

Промелькнула дорога обратно. Как и не было ее. Нежданный корпоратив. Полночь. Все остались довольными. Звонок от Олега, что машина нашлась. Вот что за люди, даже на штрафстоянку по-человечески оттащить не могут. Эвакуаторщик, который все попутал. И документы оказались заполнены с ошибкой. Вернуться домой под утро, обнаружить свой телефон. Вот лежит, родной. На полочке рядом с зеркалом. Сколько пропущенных, смсок и голосовых сообщений. О, даже мама отметилась. И Антонина Георгиевна. Что странно. Но бо́льшая часть – от Ирины. Ну, теперь хоть понятно, почему она удивилась, увидев его. И не сразу сообразила, что он не в курсе ее предпочтений и выбора.

Вытащил из кармана футляр с кольцом, отбросил его подальше, устало опустился на пол. И зачем-то методично стал стирать все голосовые сообщения, смски и звонки. Не просматривая, не читая, не боясь пропустить что-то важное. Самое важное, пожалуй, он уже сегодня узнал. А теперь чем он занимается, вместо того чтобы уронить звенящую голову на подушку. И кто б ему объяснил, на кой черт ему необходимо это времяпрепровождение.

Уничтожить первое голосовое сообщение – оно пришло как раз в то время, когда он был в магазине. Решительно. Безжалостно. С трудом протолкнуть воздух в легкие. А потом стало легче. Пришла какая-то отчаянная злость. Веселье даже. Еще одно. Еще. Вот так – с улыбкой. Над последним рука все-таки дрогнула. В этот момент он подъезжал к ее университету, преисполненный самых радужных надежд. Дурак. Жалкий дурак. Удалить! Но пальцы скользнули по экрану.

«Вот странно, – раздался ее голос, усталый и измученный. – У меня есть твой настоящий номер. Ничего вроде бы не перепутано. Я звоню тебе. Сто пятьсотый раз. А результат один и тот же. Абонент не берет трубку. Решительно. Как и пять лет назад. Достучаться до тебя я не могу. Снова…»

Он как завороженный слушал ее. Потом покачал головой и решительно нажал на удалить.

«Беременна. Снова…» – донеслось до него.

– Что? Стой-стой-стой!

«Вы действительно желаете удалить сообщение?»

– Нет. Нет…

Он осторожно, задрожавшими пальцами нажал на «отменить». И включил запись.

«На двадцать первый день, как по часам, дикий токсикоз. Ты знаешь, меня даже не тошнит. У меня все кружится и кружится. Глаза закрыть невозможно же. Я вот все время путаю: «Все красное и зеленое и кружится, и кружится, и кружится» – это откуда? Из Фрая или Хроник Амбера? Кто там со сфинксом разговаривал. И надо было загадку загадать, чтобы сфинкс ответа не знал. Так вот то было лягушка в кухонном комбайне. Вот я себя ей и ощущаю… Почему же ты не берешь трубку. И именно сегодня? Та же самая ситуация. Странно. И… Да почему?!»

На записи хлопнула дверь, Лева вздрогнул.

«Ирина Ильинична, – раздался голос, который музыкант ненавидел. – Как вы? Что ж вы сразу не сказали, что настолько плохо?»

«Думала, отработаю номер. Я же обещала, Станислав Витальевич. И… ко мне из Москвы приедут, помочь…»

Он расслышал в ее голосе нежность. Все равно. Несмотря на то, что ей было плохо и она явно на него злилась… Нежность.

А он…

«Поехали потихоньку, я договорился с врачами. Примут. Нас в больнице ждут уже», – снова голос ее начальника.

Зажмурился. И просто изошелся от ненависти к себе. Кольцо он носился, покупал. А просто подойти, спросить – что случилось. Что? Не вариант?

Идиот. Боже, правый, что он наделал?

Что он там успел ляпнуть в порыве припадка? Что ему нет никакого дела до того, что с ней происходит.

Обхватил голову.

Больница? Как больница, почему больница? Какая больница?

Он вскочил, уронил телефон на пол, заметался по прихожей. Где Ира? Что с ней?

Хотел было набрать ее номер, но в последний момент посмотрел на часы. Почти пять. Ей только его звонка, тревожного, ночного не хватает.

Сумка, телефон – теперь-то он точно его не забудет. Вызвать такси. И позвонить начальнику службы безопасности Томбасова.

– Лева, ты озверел? Почти пять часов утра!

Голос у Олега был раздражающе-бодрым, словно и не ложился еще.

– Ира. Ира в больнице, – практически беззвучно проговорил музыкант. Голос куда-то исчез совсем.

– Погоди. Вы же расстались. Тут Томбасов Олесю утешал. Такая романтика, – и это с такими интонациями, словно безопасник о приступе колик рассказывал.

– Мы не расстались. Надеюсь. Я идиот.

– Идиот – это понятно, – внезапно развеселился Олег. – Так что там случилось?

Выслушав сбивчивый рассказ Левы, безопасник глубокомысленно проговорил:

– Мда. Все у вас, гениев, не так, как у людей. Карма, что ли?

– Не знаю, Олег. Не знаю.

– Ладно, ты. Успокойся. Сейчас узнаем, где Ирина твоя, что с ней. Ты сейчас?

– В такси, еду на вокзал.

Снова «Сапсан». Третий раз за эти сутки. Снова четыре часа, летящих под колесами. Смска на телефоне с адресом больницы. Номер палаты. И приписка – «Угрозы выкидыша нет».

Девять утра. Букет ромашек. Тревожная пустота внутри черепной коробки. Закрытый еще гардероб. И бахилы, которые нужны, но которых нигде не продают.

– Молодой человек, вы куда?

Дорогу ему перегородили турникет и охранник. Оба решительные и бескомпромиссные.

– Посещение только с трех часов дня. По разрешению врача.

Лева устало потер глаза.

– Слушай, друг, – проговорил он тихо. – Я в три уже в поезде должен быть. А у меня женщину к вам привезли сюда. Я ничего не знаю, не понимаю. И с ума схожу. Пожалуйста. Пропусти.

И полез в карман за портмоне. Парень посмотрел на него с сочувствием:

– Называй фамилию пациентки. Могу лечащего врача вызвать. Если разрешит – то пожалуйста. Тогда и отблагодаришь. А пока, – он поморщился. – Работы лишаться не хочется.

– Зови.

Долгие-долгие полчаса.

– Доброе утро, – к нему вышла солидная строгая хмурая дама в кипенно-белом халате. – Что за срочность.

– Доброе, – Лева стремительно поднялся – и его повело. – Мне надо…

– Вы ели когда? – требовательно спросила доктор. – Про спали мы молчим.

– Ел? – удивленно вытаращился на нее музыкант. – А. Ел. Конечно.

– Пойдемте-ка со мной, – приказала женщина. – Вами только моих пациенток пугать. Глаза красные, вид озверевший. Что там у вас стряслось?

Через полчаса, после кофе и плотного завтрака в кафе при больнице, Лева почувствовал себя человеком, а не подзаборным псом, выкинутым за ненадобностью.

– Все с Ириной нормально, прокапали, стало легче. Еще пять капельниц – и отпустим домой. Точно так же, как и в прошлый раз. Сколько там у нее старшему?

Лева склонил голову. Было ему невыносимо стыдно.

– То есть вы еще и поругались вчера, – догадалась доктор.

– Практически.

– Пойдемте. Только договоримся: вы не спорите с беременной, не повышаете голос. Если она говорит: «Уйди» – тут же уходите. Найдите бахилы, пальто оставьте у охранника.

Он кивал. Бахилы нашел. Купил у того же охранника. За сто баксов. И был очень счастлив такой сделке. Потрясающе выгодной.

– Цветы, – раздалось ему в спину. – Цветы забыл.

– Спасибо.

Схватить букет. И вперед. Стараясь не топать. Все-таки дамы вокруг в положении. И беспокоить их нельзя.

– Ира.

Он отворил дверь и замер на пороге ее палаты.

– Лева.

Она посмотрела на него. И этот взгляд ему решительно не понравился. Он шагнул вовнутрь. Любимая женщина напряглась, скривилась и тяжело задышала:

– Цветы. Пахнут!

Музыкант тут же отступил в коридор, обвел глазами коридор, дошел до поста, протянул букет медсестричке:

– Возьмите, пожалуйста.

– Тошнит? – понимающе улыбнулась она.

Лева печально кивнул. И снова отправился в палату.

– Как ты? – снова открыл дверь в палату.

– Снова закружилось, – пожаловалась ему Ира. И как он вчера не разглядел ни зеленоватую бледность, ни круги под глазами. Идиот.

– Прости, – он в два шага преодолел маленькую палату, где она, по счастью, была одна, склонился над ней.

– Так, – сипло проговорила любимая. – Отойди. Быстро.

«Злится», – подумал Лева. И послушно отступил.

Ира поднялась, распахнула окно. И жадно задышала.

– Я еще вчера отметила, – проговорила наконец, – насколько у тебя пахучий одеколон. Кошмар просто.

– Раньше тебе он нравился.

– Раньше я так хорошо не нюхала, – с досадой проговорила она. – Лет пять уже как. И вообще, Лева. Вот что за… Подстава с тобой, а? Мы же во Владивостоке извели кучу презервативов. Все время были защищены. И сейчас, в Питере. Вот ни разу же не… Вот откуда?!

Что тут скажешь. Только руками развести. Такой он, получается неуемный.

– Прости.

Тень улыбки промелькнула на ее лице. Таком родном, таком измученном лице. Как же хотелось сделать эти два шага от двери, прижать ее к себе, поцеловать. Обнять. Почувствовать, что она с ним. Снова.

– Ир, я вчера телефон дома забыл, – начал он торопливо, боясь, что она перебьет и объясниться не удастся. – Ехал без него. И поэтому…

Что тут скажешь – только рукой махнуть.

– Простое объяснение – самое логичное? – грустно усмехнулась она.

– Не то слово, – проворчал он, приходя в себя. – Ты сильно злишься?

– Я даже не злюсь, Лев. Просто вчера было пусто. Совсем. И больно.

– Я когда увидел рядом с тобой другого мужчину – в голове помутилось, – покачал музыкант головой. – Ира, а давай поженимся.

– Чтобы у тебя в голове не мутилось?

– Переедете с Сашей в Москву. Если до Нового года получится – вообще замечательно. Слушай, надо что-то будет с домом решать – детям лучше в доме, чем в квартире. Да, решено – дом. Саше подберем нормальных преподавателей. Вокал ставить надо.

– Скажи еще, что отдадим в интернат при консерватории.

– Хороший вариант, надо подумать.

Странно, но издевательских ноток в ее голосе он не услышал вовсе.

– Лева.

– Ты уволишься, займешься домом и детьми.

– Мужем.

Лицо мужчины осветила такая яркая, счастливая, но немного сумасшедшая улыбка человека, который сорвал в лотерею джек-пот.

– Видишь, как все замечательно придумалось.

И он полез в карман за кольцом.

– А скажи мне, Лев, где во всем этом я.

– Что?

Он вздрогнул от ледяного тона, растерянно перевел взгляд на любимую. И коробочка выскользнула у него из пальцев.

Они оба, замерев, наблюдали, как от удара об пол футляр раскрылся, и кольцо покатилось по полу.

…

Она бы отдала и полцарства, и корону (если б она у нее была), и все, что только могла придумать за морковку по-корейски. И, вероятно, если бы Лева вчера притащился не с кольцом, а с божественным кушаньем, то его бредовые идеи о совместной жизни нашли бы больший отклик в ее сердце. Ну, вызвали бы гораздо меньший протест. Факт.

Или это потому, что ее сегодня не тошнило? И можно было выспаться, не отвлекаясь на мысли, что ты – космонавтка, тебя готовят ко всему и сразу. И поэтому крутят на центрифуге постоянно. Выспаться можно. Без выматывающей мути перед глазами. Что опять же внушает сдержанный оптимизм.

Нет, это совершенно не говорит о том, что она собирается принять более, чем щедрое предложение Левы. Но и убивать его уже не хочется. Слишком хорошо. Слишком лень. Как и думать о том, что ей со всем этим богатством делать.

Потом. Она подумает об этом не то, чтоб завтра. Завтра она попытается улизнуть и найти морковку. Может не решиться ее съесть. Так хоть понюхает. И мир просто засияет. А потом, очень сильно потом она примет какое-нибудь решение.

– Привет, воробушек.

Ну, кто бы сомневался. В палату заглянула бабушка.

– О, ты по второму кругу, – Ирина рассмеялась.

 – При Саше, думаю, не стоило расспрашивать тебя о планах на будущее. Он успокоился, увидел тебя. Убедился, что все в порядке. Вот я отвела его домой. И вернулась.

– Бабушка, – поморщилась Ирина. – Вот честно, я в таком изумлении, что понятия не имею о своих планах на будущее. Пока могу сказать – из грандиозных свершений…

Она взяла драматическую паузу. Улыбнулась бабушке, которая напряглась и как-то слишком серьезно на нее смотрела. Проговорила:

– Я собираюсь добиться того, чтобы токсикоз ушел. Пока все.

И добавила под облегченный выдох Антонины Георгиевны:

– А у тебя был Лев.

Прозвучало насмешливо.

– Был, – не стала спорить госпожа профессор. – Звонил, заезжал, привез игрушки – магазин скупил, не иначе. Спрашивал, чем помочь. Няню организовать для Саши. Денег дать, обеспечить продуктами. Нанять кинолога для Джесс.

– А Джесс кинолог зачем?

– Ну, с точки зрения неподготовленного человека, так называет тот, кто будет твою зверюгу выгуливать. И ты знаешь, на это барство дикое я согласилась. Как и на доставку продуктов – он мне приложение скачал. Очень удобно. А с няней я и сама разобралась. Вызвала прежнюю.

– Вот и умница.

– Вы до чего договорились? – с тревогой спросила Антонина Георгиевна, вспоминая музыканта, который пришел к ней совершенно растерзанный. И, как она поняла, чувством вины. И беседой с внучкой.

– Ну, Лева зашел с невообразимых козырей. Предложил мне очаровательный вариант домостроя: дом, дети и он. Я увольняюсь и переезжаю в Москву. Красота же. Нет, я всю жизнь готовилась к подобной просто головокружительной карьере домохозяйки.

Бабушка что-то проворчала. Ира напрягла слух. Цензурного в высказывании не было ничего. Но и прошлась госпожа профессор не только по Леве.

– Нет, а я-то при чем? – изумилась Ирина. – Я вела себя корректно. Хотя меня от него дико тошнило. Я его даже не послала. Нет, конечно, послала. Но не ругалась, не сквернословила, кстати. Просто сказала, что пока плохо себя чувствую, подобные вопросы решать не буду.

– Вот уже слава Богу.

– Но добавила, что и видеть его не хочу. Как мне станет лучше – приеду, будем договариваться. Потому как его предложение неприемлемо.

– Ирааааа.

– Что Ира? Мне и так плохо. Я ж как скажу что-нибудь. Потом, как в себя приду, будет неловко. И я себя ругать буду. А мне не нравится себя ругать. Я себя хвалить люблю.

Бабушка качала головой.

– Слушай. Вот только не говори, что перешла на сторону зла. Потому что у него оказались печеньки.

– Ира.

– Ну что – Ира.

– Я не всегда понимаю твои жаргонизмы.

– Ах, оставьте, госпожа профессор.

– Надо договариваться.

– Надо. И я вот как раз собираюсь выступить с встречным предложением, – улыбнулась внучка. Получилось кровожадно.

– Каким? – обречено спросила Антонина Георгиевна.

– Мне нравится идея гостевого брака. Он приезжает. Как красно солнышко. Нечасто. Как в этом месяце – вообще идеально. Главное, без загонов, как в Университете.

– И?

– Ну, гуляем, общаемся. Перецелует детей – и по домам. И каждый живет своей жизнью. Это главное.

– Ира, ты понимаешь, что ты говоришь?

– Дело я говорю. Какой из него, этого гениального, так и не повзрослевшего ребенка, муж? Какое из него верное плечо? Он забыл телефон дома. Ладно, бывает. Но это не повод вести себя на той лестнице, как козлищу. И это его восхитительный пассаж о том, что его не интересует, что со мной случилось.

– Ревность. Неуверенность в себе.

– Ревность. Неуверенность в себе. Но мне-то как с этим? И вообще – с ним же жить невозможно!

– Слушай, для женщины, которая готовится подарить ему второго ребенка, ты как-то удивительно вовремя задумалась обо всех сопутствующих издержках.

– Ну, предположим, второго ребенка я готовлюсь подарить себе. А уж потом все остальное.

– Я поняла. Вы с Левой просто созданы…

– Друг для друга?

– Нет. Для того, чтобы мотать нервы окружающим. С огоньком.

– Бабушка, не злись.

– Я злюсь. Потому что надо – по-человечески. Надо договариваться.

– Надо согласиться на все, что он предложил. Хлопать в ладошки, как на его концертах, смотреть в глаза как преданная собака и повторять: «Да, любимый. Конечно, любимый». И тебе, конечно, прекрасно известно, что для меня карьера домохозяйки, ну, просто предмет мечтаний.

– Нет. Еще вещи, на которые ты не пойдешь. Есть вещи, на которые не пойдет он. Но зачем доводить до разрыва?

– Не знаю. Я была так очарована, так влюблена. Просто дышала им. Но сейчас.

– Что сейчас.

– Не знаю, – и слезы брызнули из глаз. – Не знаю я.

Глава двадцатая

Жизнь у нас интересная, но нервная.

Поэтому мы веселые, но злые

(С) Вк

Звонок в дверь, упрямый и непрекращающийся, заставил разлепить глаза и отправиться к двери. Сердце даже не заколотилось в бешеной надежде, что к нему приехала Ирина. Он просто знал, что это не она. А больше ни с кем особо общаться не хотелось.

Хватит и того, что до Нового года осталось немного. Еще пара часов – надо стартовать на очередной корпоратив. И работать, работать, работать. У людей же праздник. А какой же праздник без музыки.

Да кто ж такой настырный?

– Олеся?

Вот ее он тоже не ожидал увидеть на пороге своей квартиры. Вообще никак.

– Привет, Лева, – она отчего-то хмуро посмотрела на музыканта. – Мне не понравился твой голос по телефону.

Музыкант воззрился на нее… даже не удивленно. Потрясенно и с опаской:

– Что не так с моим голосом? Вроде как рабочий.

И с трудом поборол желание запеть прямо здесь, на лестничной площадке, чтобы доказать, что с ним все в порядке.

– Да Леваааа, – у Олеси получилось крайне непростое выражение лица. – Какое отношение это все имеет к твоим выдающимся профессиональным возможностям?

– Что тогда.

– Тьфу.

На самом деле на сердце стало хоть чуть теплее: за него переживали. И почему он, знающий на самом деле, что он нужен: и Олесе, и парням – и не просто как профессионал, как человек, почему он каждый раз настолько изумляется и так по-детски радуется, найдя подтверждение этому снова и снова. Странно.

– Твой муж не явится меня убивать? – спохватился он, отступая от двери и пропуская ее в квартиру.

– Сам? – ехидно сверкнула глазами Олеся. – Ни за что. Если что – он отправит кого-нибудь. Не переживай.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

Она внимательно и пристально смотрела на него, пытаясь что-то прочитать в его глазах. Лева изумленно поднял брови.

– Я переживаю, – ответила Олеся. Недовольно. Всем своим видом показывая, что переживать за Леву – дело неприятное и хлопотное.

– Зря. Я в порядке.

Руководитель проекта издала издевательский хмык:

– Видео с последних выступлений говорят об ином.

– Снимает не Маша. Вот и качество не очень.

– Буду кофе и завтрак, – заявила Олеся. – Угощай.

– Что? – изумился Лева.

– У тебя в доме есть еда? И кофе?

– Есть, – обиженно проговорил музыкант. – Кажется.

Завтракали они через минут сорок. Потому как в доме закончился даже кофе. Из еды в холодильнике они обнаружили пожухлое яблоко. В морозилке – лед, замороженный в каких-то космических масштабах.

– Супер. Понятно, почему ты зомбиком выглядишь, – покачала головой Олеся. – Лева, ты хоть пельмени заведи в морозилке, как холостяку и положено.

– Я не ем пельмени, – обиделся музыкант. – Меня потом Ванька в зале замордует. И на зомби я не похож. Подожди утра первого января. Тогда и узнаешь, что это такое.

–  А ты как стахановец, – невесело усмехнулась Олеся. – С опережением графика.

– Да ем я. Обычно в ресторанчике в соседнем доме. Просто не дошел еще.

Олеся кивнула. Она уже щелкала по экрану, организовывая доставку. Кормить гения. И поить кофе, а то еще упадет где-нибудь. И как бы его заставить выспаться. Потому как судя по полопавшим капиллярам в глазах и крайне замордованному виду было понятно, что и с этим у него проблемы.

– Ты что будешь?

– На завтрак? Овсянку и творог.

Олеся рассмеялась. Завтрак. Времени – почти два часа дня. Ну, как говорится: кто когда встал, тогда у того и утро.

– Кофе ты где заказываешь? Какой? Ядовитый эспрессо. Без сахара?

– Не ядовитый, а двойной. И пару порций. Сразу, – он помотал головой, понимая, что надо просыпаться.

– Маниак ты, Лева.

– Я?

– «Ой, люблю я утро. Утро обалденно. Кофе мне залейте. Внутрь и внутривенно».

Лева рассмеялся. Тоска, что сводила его с ума с того самого момента, как Ирина выставила его из палаты, потихоньку развеивалась. По крайней мере, хоть какие-то краски стали появляться, кроме безнадежно-серой.

– Пока давай из ресторанчика, чтоб быстрее, – скомандовала Олеся.

– Тогда давай я заказ в ресторанчике сделаю. И на творог с кашей.

– Ну, кашу я тебе и сама сварить могу. Что не сделаешь ради хорошего человека. Даже овсянку ему.

– С ягодами?

– А они у тебя есть? Нет. Тогда заказывай. Я буду блинчики. И что-нибудь рыбное.

Лева улыбнулся. На мгновение зеленые глаза блеснули радостью. Но потом Олеся с огорчением увидела, что снова потухли.

– Лева, – тихо проговорила Олеся после того, как они позавтракали, ощущая себя Бабой-Ягой, докопавшейся до добра молодца.

– Да.

– Что с тобой происходит.

– Пусто. Мне пусто. И я ничего не понимаю.

Олеся вздохнула. Все-таки товарищи из «Крещендо», несмотря на успех, обеспеченность и большие деньги – ну, мальчишки-мальчишками. До чего же они договорились с Ириной, что его так штормит?

– Она меня прогнала.

– Ну…

Не то, чтобы Олеся одобряла этот поступок Ирины, пожалуй, даже и злилась на нее, но понять вполне могла. Чтобы жить рядом с Левой – это ж насколько беззаветную любовь к нему надо испытывать. И насколько принимать… Но ведь ей показалось, что все это есть. Во взглядах, которыми обменивались Ира с Левой на репетиции. В нежных прикосновениях, едва ощутимых, но от которых всех потряхивало, словно удалось разглядеть что-то совсем интимное. И ее мудрость, когда в сети всплыло видео. И ее приезд в Москву. Да они казались единым целым!

И, спрашивается, ЧТО?!!!

– Я ей кольцо привез. Обрадовался, что она стала со мной разговаривать после встречи на лестнице…

«Стала разговаривать. Значит, не Левин припадок ревности. И его просто бомбическое – «нет дела до того, что происходит», которое уже по всему ютубу растиражировано. А какой у него там взгляд. Хотя, может, все в совокупности. Или было что-то еще».

– Вот что я ей такого сказал?!

– Рояль. Часть вторая, – проворчала Олеся. В Левиных анти-дипломатических талантах она не сомневалась. Вот странно – человек умеет уболтать любого, если речь идет о продвижении группы, гастролях, оплате, корпоративах и прочих рабочих моментах. Нет, ну серьезно. Если бы мир во всем мире напрямую зависел от благополучия «Крещендо», то смело можно было бы отправлять Леву – люди забыли о войнах. А если с роялем в придачу, то вообще обо всем. Орфей, блин. Но вот как только подступала обычная, размеренная, человеческая жизнь. Слов не было. А Ирине, насколько Олеся могла представить себе ее состояние, много было не надо. Чуть-чуть Левиных дипломатических талантов – и ба-бааах. Все готово.

– Я предложил сделать как лучше. Дом, дети, не надо на работу мотаться, со студентами придурочными общаться. Уволься – и все.

Оооо. Вот о-о-о-о. Вот в чем дело. Боже. Вот почему нельзя было просто подарить цветы, вручить кольцо и промолчать!!! И если и открыть рот, то для того, чтобы спеть. Радостно, с огоньком. Да хоть «В лесу родилась елочка»!