Текст книги "Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Можно замереть, расслабиться, выдохнуть, продышаться. Вспомнить, что собирались распить бутылочку шампанского. Послушать сетования Маши о том, что цветов не хватит, чтобы сфотографироваться так, чтобы лица и руки были закрыты.

– И как я буду розыгрыш билетов на февральский концерт проводить? Там народ жаждет, а я обещала. Хотя… Так. Все берите цветы. Лева, ты закрывай лицо пакетиком, в другой руке – машинка. Разыграем билеты по самой смешной подписи!

Юный монстр пиара была как всегда на высоте.

– Ты не ребенок, а тиран, – улыбнулся ей Артур. Вот почему с собственной дочерью у него не получается нормально общаться?

– Учусь у лучших.

– Слушай, – восхитился даже Томбасов. – Может, тебя ко мне в пиар-службу переманить?

И он кинул на музыкантов довольный взгляд. Дочь Олеси посмотрела на него укоризненно. Потом улыбнулась, подошла. Что-то тихо сказала. И… суровый, каменный бизнесмено-человек просто расцвел.

– Ребята. – К ним забежала сияющая Олеся. – Лева! Смотрите, кого я к вам привела.

Ира, Саша. Антонина Георгиевна. И… Лева увидел маму. Смущенную и счастливую. Мгновение – он всех обнял. Разом. Благо, что руки длинные.

Поймал взгляд Ирины – смущенный, счастливый. И не выдержал. Притянул ее к себе. И замер.

– Да целуйтесь, – проворчал Саша, точь-в-точь как старый дед. – Вам можно.

Ира и Лев смущенно переглянулись и едва-едва коснулись друг друга. А что? Увлечешься еще – потом будет неловко.

– Традиционное шампанское! – торжественно объявил Иван. – И по домам. Ну, ребята. Давайте шевелиться, а!

И Артур вдруг понял, что ему хочется остаться одному. В пустоте. Хотя б на мгновение. Он вышел из праздничного шума к галерее, что опоясывала концертный зал, прислонился раскаленной щекой к обжигающе-холодному стеклу. И стал смотреть на снег, что заносил Москву.

Достал телефон, набрал номер, который много-много раз клялся себе не набирать.

– Почему дочь на концерт не отпустила? Мы же договаривались, – тихо проговорил он. Но мирных интонаций в голос добавить все равно не получилось.

– Может, потому что она и сама не очень-то и хотела, – ответил ему недобро женский голос.

– Я могу ее увидеть?

– Слушай, мы уже уехали Новый год праздновать. Прости, не до тебя.

И длинные гудки.

– Привет, – раздался совсем рядом чарующий женский голос. Очень старательно интонирующий, чтобы эти самые чары изобразить. Артур развернулся – и привычно засиял улыбкой.

– Привет.

Девица была хороша. Эдакое совершенство, мнящее себя хищницей. Они стояли и пристально друг друга рассматривали.

– Автограф? – ослепительно улыбнулась она, ловко достала из глубокого выреза маркер, подошла и протянула музыканту.

– Отчего бы и нет.

Их отражения в стекле смотрелись вполне гармонично. Просто рекламный постер из серии «Они успешны по жизни».

Он с шутовским поклоном принял маркер и сделал вид, что задумался, где писать. Девица вскинула взгляд. Артур рассмеялся. С норовом.

Написать на упругой груди свой номер телефона. Рассмеяться в ответ на недовольный взгляд Левы, который вышел зачем-то вслед за товарищем по музыке.

– И кто это? – недовольно посмотрел руководитель вслед упорхнувшей девице. – И как она сюда пробралась?

– Да какая разница, – Артур похлопал счастливца по плечу. – Давайте-ка по домам, вас ждут.

– Слушай, – скривился Лева. – Как-то она на Дану похожа.

– Да пошел ты, – беззлобно ответил тенор. – Перековался на ходу. Семьянин, а.

– Слушайте, – выскочила Маша. – А там зрители не совсем расходятся. Говорят, вы им автограф-сессию обещала. Погнали, а то Иван стонет.

– И я стону, – сообщил Лева, тем не менее, не отводя недовольного взгляда от тенора.

 «Ну, погоди, – мелькнула у Левы мысль. – Осчастливит тебя жизнь – не отобьешься».

ЭПИЛОГ

Жаль, что нельзя обнять музыку –

Она такая родная и любимая

(С) Вк

Олесю в это утро встретил в квартире Левы проникновенный, мощный, злобный бас Сергея:

– Я убью тебя, как только я убью тебя… Я убью тебя, как только расседлаю коня…

И так у него органично, с остервенением выходила песня «Агаты Кристи», хоть прямо сейчас в репертуар включай. Музыкант пел вроде бы и негромко, но стекла как-то ощутимо подрагивали. Нервно. Как раз в настроение.

– Что тут у вас? – забежала в квартиру Олеся, которая получив «SOS» от баса, и понеслась.

– Привет! – закричал откуда-то Лева. – Что-то случилось?

И он выскочил, одна щека в пене, в левой руке – бритва, в правой – телефон. Глаза безумные совсем.

– У жениха – истерика? – спросила Олеся у баса.

– Да к черту вашего жениха. Спроси у него, – проворчал Сергей, перестав петь. – Кому вообще это интересно? А вот у меня – да. Истерика.

– Что случилось? – вздохнула Олеся, потому что понимала – если уже и самого (пожалуй, единственного) флегматичного члена коллектива довели…

– Лева решил жениться, – стал перечислять Сергей.

Хозяин квартиры, махнув на них телефоном, исчез. Послышался шум воды.

– Решил жениться срочно, как будто что пригорало, – продолжил бас. – Хотя у всех были планы на январь просто поехать в отпуск. И еще несколько дней назад ничего не предвещало.

– Так пока Ира согласилась, – снова вынырнул Лева, – размахивая бритвой как шпагой.

– Спасибо хоть не первого января вы понеслись, – ответил Сергей.

– Первого января она и согласилась. Мы бы не успели все совместить.

– Спасибо, что не тридцатого декабря она согласилась, – вспомнил концерт Сергей и улыбнулся.

– Да я просто спросить не догадался, – с сожалением проговорил баритон.

– Лева, – строго посмотрела на него Олеся. – Собирайся.

Музыкант снова исчез в глубине квартиры.

– Олеся, вот почему я? За что?

– Потому что ты не женат. Следовательно – ты свидетель, – снова появился Лева. Олеся и Сергей мысленно отправили его куда подальше. И он даже пошел. Собираться.

– Олеся, – начал было Сергей, но Лева появился снова.

– Ты кольцо не потерял? Когда будешь передавать мне, не уронишь? Примета плохая. А цветы? Цветы доставили?

Сергей молча, обвиняюще ткнул в баритона пальцем и закатил глаза.

– Что? – обиделся Лева.

– И эта фигня со вчерашнего вечера, – пожаловался бас. – И гадство, вопросы одни и те же. И он даже ответов не слышит. Погоди. Сейчас будет еще один, козырный.

Он взмахнул рукой, словно дирижируя.

– А Ира не передумала? – тревожно проговорил музыкант, который похоже слов друга попросту не слышал.

– Вот! Почему не Артур?! – взвыл бас.

– Потому что Артур разведен. И не может быть свидетелем. Примета плохая, – снова исчез Лева.

– И если бы тут был Артур, – Олеся одобряюще похлопала баса по мощному плечу, – крыша у дома уже бы улетела в дальние края. Потому тут бы уже крик стоял. Ты просто представь их вдвоем в такой ситуации. Это же Армагедон.

– Я убью тебя за то, что я убью тебя, – снова с чувством запел Сергей. Потом прервался и снова обратился к Олесе: – И похоже начальнику службы безопасности твоего мужа мы деньги будем отдавать еще года два. Как и всей охране. Потому что все караулят Ирину.

– Ну, – широко улыбнулась Олеся, – тут можешь не дергаться. Томбасов вспомнил свои переживания перед своей свадьбой – он, как ты помнишь, тоже боялся, что я убегу. И решил сделать Леве свадебный подарок.  Так что служба безопасности работает сейчас на него. И за его деньги, что не маловажно.

– Ирина не сбежала? – появился Лева.

Олеся посмотрела на него повнимательнее. Покачала головой:

– Пену с левой стороны смой хорошенько.

Лева кивнул. Вопрос – услышал ли?

– Я и на твоей свадьбе свидетелем отметился, – вздохнул Сергей. – Только насколько я помню, твой супруг психовал меньше.

Олеся рассмеялась:

– Он просто держал себя в руках. Значительно лучше.

– Мама, – донесся до них голос Левы. – Ты все проверила? Во Дворце бракосочетаний все в порядке с музыкой будет? А то там такой звук…

– О. Мой. Бог! – вздохнул Сергей. И закрыл ладонью лицо. – Снова.

– Мама, почему нельзя поставить в дворец бракосочетаний нормальный инструмент? Нельзя? А как тогда? Мама, но играть же будет не та… дама, которую я видел? Ты сама? А ты сможешь сыграть нормально…

– Все ему, – подытожил Сергей. И торжествуще рассмеялся.

Олеся раздумывала – а не пойти ли не отнять у Левы телефон. И не заставить ли его умыться нормально. Хотя врываться в ванную. Наверное, не стоит.

– Он не хочет Мендельсона. Он его не любит, – наябедничал Сергей.

– Так, – Лева снова вынырнул. В наполовину застегнутой рубашке: – Сергей, а что с кольцами? Ты не забудешь?

…

Первого января она определенно сошла с ума. Лева, как только решил, что выспался – заявившись в семь утра, поднялся он уже в двенадцать. И каким-то охрипшим, совершенно не своим голосом, явно нервничая, проговорил:

– Выходи за меня замуж.

И она, толком не проснувшись, ответила:

– Да.

Вот честное слово, если бы она догадалась, что последует за этим, она бы… не то, чтобы подумала. Не то, чтобы отказала. Но. Составила бы документ – ясный и четкий, прописывающий все моменты, что будет на свадьбе, а чего нет. Дала бы подписать Леве. А потом и только потом соглашалась.

Свадьбу назначили через три дня.

Нет, три дня подготовки – это было после торгов, уговоров, угроз. Ну, чтобы не брачеваться тут же, первого января. Три дня на подготовку появились после того, как она обратилась за помощью к Олесе. И даже тот факт, что четвертого января ничего не работало, Леву совершенно не смутил.

– Вот и хорошо, – ослепительно улыбнулся он. – Народу не будет.

Тот факт, что квартету, да и ему самому не мешало бы просто выспаться, совершенно его не трогал. Как и запланированные отпуска всей четверки.

– Ребята, давайте чуть позже отдыхать, – распорядился он.

Ирина думала, что ему сейчас даже не ответят. Просто кинут чем-то тяжелым. Потому что это было опять же первое января. Хорошо, что ближе к вечеру. Лева собрал всех на совет. И объявил потрясающую новость.

Иру вообще удивляло, что все – и Олеся, и Маша, и остальные музыканты пришли. Конечно же, появились и бабушка, и Левина мама.

Артур посмотрел на Ивана. С тревогой. Тот проворчал: «Что-то такое мы с женой и предполагали. Поэтому дату вылета взяли открытую». Сергей высказался о лесах, которые его ждут. И о том, что свидетелем он не будет. У него нервы не казенные.

Но тут на него умилительно посмотрели теноры. А Олеся – так просто умоляюще.

Лева с недоумением:

– Ты мой друг. И ты – не женат.

Как будто это все объясняло. Бас, словно заколдованный умоляющими взглядами, нехотя кивнул.

Маша захлопала в ладоши:

– Ураааа!

И тут все улыбнулись. Свадьба все-таки. А Левина мама с тревогой сказала:

– А платье?

– В белом – не хочу! – объявила Ирина, здраво рассудив, что имея одного ребенка, ожидая второго, просто нелепо надевать на себя как фату, так и белое платье невесты.

На нее посмотрели… странно в общем. Опять же стоило бы насторожиться. Но она была настолько счастлива, что ее не тошнит по утрам, что пропустила этот момент.

А зря.

 Счастливый жених поселил ее в доме у своей мамы. Ирина даже бровь не успела поднять, как Лева ее обрадовал: «Жениху видеться с невестой до свадьбы – примета плохая». Сашу она, правда, она забрала с собой. Вот тут Лева расстроился, но дамы, объединившись, встали плечом к плечу. Примета – так примета. Нельзя – так нельзя. Второго января ни свет ни  заря к ним заявился странный тип. Обозначил себя как Слава. И сообщил, что принес платье.

Оно оказалось белым. Не просто белым. А безоговорочно, возмутительно снежно белым.

– Я вас так вижу, – невозмутимо сообщил господин, обшивающий «Крещендо» и, как сообщила по секрету прилетевшая Олеся, не любящий сооружать дамские платья.

– До сих пор исключение было сделано только лишь для меня.

– Может, я красное хотела, – возмутилась Ирина. Скорее для порядка, потому что прямое в пол платье, обманчиво простое, было прекрасным.

– Красное? – возмутился маэстро. – Вы – восхитительный, неприступный лед. Снежная королева. Не надо огня. Вы совершенны в холоде.

Хотя бы насчет фаты они договорились. Точнее, единогласно было решено, что ее не будет.

За день до бракосочетания приехал Левин отец. И Аделина Станиславовна в его присутствии превратилась в безукоризненную, совершенную мраморную статую. Судя по взглядам, которые мужчина бросал на свою жену, ему все хотелось вернуть. А Ирина просто жаждала, чтобы они были счастливы. Кстати, Саша тоже. Эти двое начинали говорить нормально, как живые люди, только в присутствии внука. И кстати, живо организовали ему в Москве и бассейн, и шахматы.

Ира с утра как-то нервничала. Хотелось лечь и не шевелиться. А потом просто уехать втроем по Скандинавии, как они и планировали, без всего этого буйства. Но платье было на ней, диадема закреплена в волосах, все нарядились, ждут жениха. Олеся уже вернулась, сообщила:

– Все в порядке. Психует.

Аделаида Станиславовна только кивнула. Ее вопль:

– Это я должна постараться хорошо сыграть? – слышали все. И не факт, что только две-три прилегающие улицы.

– Маша, может не надо? – Ирина смотрела на дочь Олеси с ужасом. Как  и на Сашу. Дети с чего-то решили, что разнообразные глупости на лестнице – хорошая идея. Дескать -

– Ну ничего с ним не будет, – смеялась Олеся. – Порисуют немного, выдадут конфеты, поговорят комплиментов. Сам хотел, чтобы приметы не нарушались – пусть и пострадает. Томбасова без жалости мучали.

Ирина подслушивала под дверью. Все веселились. Только у Левы голос был какой-то напряженный. Он что, всерьез решил, что если конфет будет недостаточно, ему невесту не отдадут?

– И последнее задание, – раздался голос Маши.

– Какое? – прорычал Сергей. Его бас разносился хорошо. И, кстати, комплименты он подсказывал замечательно.

– Спойте.

– Что?

Музыканты так удивились, словно у них потребовали, чтобы они выкрали Мону Лизу из Лувра.

– Только я записывать сама буду. Потом везде повыкладываю.

Несколько секунд тишины. Потом Лева мурлыкнул ноту. И… Ирина узнала мелодию, почувствовала ее за секунду до того, как она зазвучала.

– Такого снегопада, такого снегопада, давно не знали здешние места…

Все. Она не выдержала. Тихо растворила дверь – и вышла к любимому. Он, увидев ее, замер. У него дыхание перехватило. Петь он не мог. Хорошо, что остальные не растерялись, подхватили музыку. Не дали песне оборваться.

А Лева и Ирина качнулись друг к другу, обнялись.

– Танец, – тихонько подсказал кто-то. И они закружились на лестничной площадке, как две совершенно счастливые снежинки, в окружении тех, кто любил их и кого любили они.

И чуть-чуть об Артуре)))

Каждый портит свою жизнь так, как считает нужным.

И чего мешать?

(ВК)

– Ты почему зеленая?

Я увидела дочь, пришедшую со школы – и просто остолбенела.

– Я не зеленая, – оскорбленной пароходной сереной взвыла Катя. – Я – мятная!

Я посмотрела повнимательнее на эту… мятную зелень. И чуть не взвыла. Где моя девочка? Неясно. А вот тринадцать ее лет – вот они…Как по часам. Откуда взялось это чудовище с упрямо поджатыми губами, зло сверкающими темными глазами в обрамлении длиннющих ресниц. Где…

– Волосы, – простонала я. – Где? Коса… Мы же с тобой… Отращивали. С самого детства.

Я понимаю, умом, наверное, понимаю, что раз все живы, почти здоровы, то ничего не произошло. Наверное. Ну, зеленая, как жаба. Ну, коса, с детства рощеная.

– Это все глупости, мама.

Катя посмотрела на меня хмуро. Отвернулась. Хотела было проскочить мимо меня в комнату. Но тут… Сверкнуло на крыле выразительного папиного носа что-то…

– Это. Что?

– Пирсинг, – с негодованием глянула на меня юная… – И, мама, я в этой отстойной школе учиться больше не буду.

Баааааам.

Что-то лопнуло во мне. Разлетелось осколками.

– Школа. – Теперь заголосила и я. Стены, услышав мою постановку голоса, чуть дрогнули, но устояли. – Вот так просто – там учиться не буду? В школе при консерватории?

– Да кому все это надо, – не осталась в долгу дочь, продемонстрировав свои прекрасные вокальные данные. – Весь этот бред с вашими скрипочками? С тирлим-тирлимами. Все эти Бахи и Брамсы ваши бесконечные. Вы устарели еще лет сто назад. Вами с вашей классикой только детей пытать.

– И это ты у нас запытанная? Бедная? – схватилась я за голову.

– Что тебя это все дало? Твоя школа при консерватории и классическое музыкальное образование? Сильву заглавной партией раз в год? И каждый раз трястись – может, кого другого поставят! А отцу? Его песенки дурацкие в квартете дебильном и рояль, на котором он почти не играет, потому что у них Лева есть?

– Катя. Что ты несешь?

Честно говоря, я понятия не имела, что сказать. Такого просто быть не могло. Не со мной. Не в нашей семье. Не с моей девочкой-скрипачкой.

– Правду, – ничуть не смутившись отвечала дочь. – Я все высказала в школе – можете, кстати, забирать документы. Все сказала тебе. И обязательно выскажу все отцу.

– Ах, отцу, – протянула я. Схватила телефон, выбрала номер: – Давай прямо сейчас.

– А давай, – ребенок закусил удила. Меня тоже трясло, пусть уж и бывший муж насладится. А то все время – папа хороший, а я так. Мегера. Уроки заставляю делать и на дополнительные занятия по музыке загоняю.

Трубку ожидаемо никто не брал. Ну, кто у нас самый занятой человек? Кто б сомневался.

– Как обычно, – отчего-то нахмурилась Катя.

Мне б помолчать, но я уже не могла:

– Ну, на последние его выступления ты сама не захотела идти. Хотя почему-то сделала крайней меня.

– Что я там не видела? Его новых вешалок?

– Катя.

– Что Катя. У него вешалки – одна другой противнее. И девочка теперь рядом есть. Одной из них. Ма-ша. Пусть с ней и общается. Пусть она к нему на концерты и ходит. Весь этот отстой старперский слушать.

– Довольно, – прервала я поток обличений. Меня уже ощутимо подтрясывало. – Я не желаю все это проходить в одиночку. Собираемся.

– Куда.

– К отцу.

– Зачем.

– Масленницу справлять будем. Вся Москва гуляет – чем мы хуже.

– Мама, он же что-то там поет.

– Ничего. Отвлечется.

Приглашаю всех в книгу про Артура))))

Скоро-скоро-скоро.

Конец