Текст книги "История Африки с древнейших времен"
Автор книги: Теа Бюттнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Процветание занзибарской торговли теснейшим образом связано с изменениями социальной и экономической структуры общества на острове и возросшим спросом на дешевые рабочие руки рабов. Феодальная аристократия и некоторые индийские купцы, выступавшие посредниками при вывозе рабов с континента, наживали крупные состояния. Все участники работорговли получали от нее прибыль в 400 процентов, но более всех наживался султан. На каждом доставленном на Занзибар рабе он зарабатывал 2 доллара в виде импортно-экспортной пошлины. По данным его современников-англичан, чистый доход султана от этой торговли достигал 15 тысяч фунтов стерлингов в год.
Не только доставка рабов на Занзибар, но и значительная часть общего товарооборота посреднической торговли находилась преимущественно в руках индийских купцов, пользовавшихся особым покровительством султана Сейида Саида. В первой половине XIX в. их число быстро увеличивалось. Индийские торговцы крупного и среднего масштаба монополизировали скупку и сбыт африканских и частично европейских товаров, причем не только на острове, но и в приморских городах. Здесь, правда, им приходилось делить свою монополию с арабскими и суахилийскими купцами. Многие индийцы подвизались в банковском деле и вели денежные операции. До 1887 г. султаны за соответствующее вознаграждение отдавали на откуп индийским коммерсантам взимание всех таможенных пошлин. Во второй половине XIX в. некоторые аристократы даже были должниками индийских торговых компаний. Но, несмотря на свое экономическое могущество, средние слои индийского населения имели очень незначительный вес в политической жизни. Этому способствовало стремление индийского купечества как можно скорее и с наибольшей выгодой переправлять нажитые на Занзибаре в посреднической торговле капиталы в другие страны, прежде всего в Индию.
Султан Занзибара, рано вовлеченный в мировую торговлю капиталистического характера, в силу своей классово обусловленной «податливости» очень скоро стал игрушкой в руках капиталистических держав, проявлявших все больший интерес к Восточной Африке. В период «свободной» конкуренции торгово-промышленные интересы усиливавшихся в XIX в. промышленных государств Европы и США сталкивались также в Восточной Африке и на Занзибаре. В первой половине XIX в., в правление Сейида Саида, султан Занзибара еще был важной фигурой среди торговых конкурентов. Хотя он давно был связан с интересами Англии, в то время он еще сохранял некоторую свободу действий. Это, несомненно, объясняется тем, что Занзибар был тогда сравнительно сильным феодальным государством, а его правящий класс извлекал на первых порах фантастические суммы из торговли гвоздикой и высоких экспортных пошлин (доходивших иногда до 30 процентов). Но постепенно эти прибыли перешли к чужеземным колонизаторам, а внешнюю торговлю Занзибара захватил иностранный капитал. Запрещение работорговли в 1873 г. капиталистические страны также использовали в своих корыстных торгово-политических интересах, в том числе для максимального развертывания торговли. Последующие султаны опустились до положения марионеток колониальных держав.
Английские, французские, а затем и германские торговые компании еще в начале 30-х годов оценили, какие огромные прибыли может принести систематическая торговля с Занзибаром. Но расширение операций требовало надежного обеспечения торговых и политических интересов, почему эти государства и заключили с султаном договоры о торговле и «дружбе». Так, с 1850 г. при дворе султана на положении гостей пребывали многочисленные немецкие купцы, в частности из Бремена и Гамбурга (среди них находились и представители фирмы «О'Свальд»), чтобы создать благоприятные условия для дальнейшей деятельности ганзейцев. Подписанный в 1858 г. договор о дружбе, торговле и судоходстве между сенатом ганзейских городов Гамбурга, Бремена и Любека, с одной стороны, и полномочным представителем султана – с другой, предоставлял ганзейцам такие же права и привилегии, как и всем остальным заинтересованным сторонам. После 1868 г. действие договора было распространено на государства Северо-Германского союза, а после 1871 г. – на Германскую империю.
В последние три десятилетия XIX в. обострилось колониальное соперничество капиталистических держав. Открытие Суэцкого канала в 1869 г. увеличило интерес европейских государств к Занзибару, ибо теперь могло быть установлено регулярное судоходное сообщение с островом. Конкуренция между европейскими участниками торговли резко возросла. В эти годы значительно увеличился объем торговли с Восточной Африкой. Все больше предпринималось путешествий и экспедиций с целью прощупывания «колониальных возможностей». Такие люди, как миссионеры Крапф и Ребман, как путешественник Ван дер Деккен, своими действиями объективно подготавливали колониальную экспансию. И в конце концов четко определилось главное направление колониальной политики Великобритании и некоторых колониалистских кругов Германии в Восточной Африке: захват сплошных территорий в качестве колоний. Эти планы прямой аннексии при сохранении косвенного влияния на правящую аристократию во главе с султаном распространялись и на Занзибар.
Проникновение Германии на Занзибар принимало все более ощутимые формы. На остров прибыл первый немецкий консул, Густав Нахтигаль, а в 1884 г. консульство было повышено до ранга генерального. Оно непрестанно сталкивалось с интересами Англии в Восточной Африке, и в обеих странах – Германии и Англии – пышным цветом расцвел колониальный шовинизм. Только Гельголандский договор от 1890 г. четко разграничил сферы английского и германского влияния, разделив ранее независимый султанат на две части, подчиненные одна английскому протекторату, вторая – германской колонии Восточная Африка.
В этот период еще ярче, чем прежде, проявились компрадорские склонности султана и большей части занзибарской знати: за исключением некоторых районов побережья Танганьики, они почти нигде не оказали сопротивления притязаниям капиталистических держав.
И когда в 1873 г. султан, уступая давлению определенных групп английского капитала, подписал договор о запрещении работорговли, а впоследствии и рабства, который грозил временно ущемить интересы феодальных магнатов, то выраженный ими протест страдал непоследовательностью и никоим образом не был направлен против колониальной и империалистической деятельности. Он всего лишь отображал недовольство многочисленных крупных землевладельцев политикой султана.
4.3. Маскатско-арабское господство на побережье и работорговля
Несколько иначе развивались в это время события на побережье Восточной Африки. Здесь власть султана еще во многом была формальной: его интересовали прежде всего экономический контроль и обеспечение своего монопольного положения в торговле. Недаром одному французскому путешественнику сам Сейид Сайд представился как купец. Многие из посаженных им правителей – ливали и акида [100]100
Л и в а л и ( суах.) – правитель округа; а к и д а – командир военного отряда, начальник гарнизона. – Примечания Л. Е. Куббеля.
[Закрыть]– и их военные дружины пытались достигнуть большей политической независимости и вести самостоятельную экономическую политику, и дело нередко доходило даже до небольших стычек с войсками султана. Налоги султану они вносили довольно нерегулярно.
Во многих местах, например в Линди, Суди, Микиндани, султан Сейид Сайд вначале оставил местных правителей, и только при Сейиде Баргаше арабские гарнизоны были подчинены командованию маскатско-арабского губернатора, но и здесь, и в других районах арабская аристократия, в процессе экономической деятельности быстро слившаяся со знатью и купечеством суахили, пользовалась только поверхностным влиянием на окружающие суахилийскис общины и вождества. Отдельные ливали, например наместник Пангани или даже Килвы, только номинально осуществляли некоторый контроль над примыкавшими к городу и входившими в федерацию джумбе и вождествами. В основном их власть ограничивалась пределами самих городов. В отличие от Занзибара, где маскатско-арабское влияние возобладало, на побережье во многих областях арабы восприняли нормы жизни суахили. Это происходило не только в культуре, но и в праве. Достаточно сказать, что на материке по-прежнему обязательную силу имело суахилийское обычное право, а не мусульманское, как на Занзибаре. Правда, проникновение маскатских арабов в жизнь побережья способствовало усилению авторитета мусульманского права, и оно стало применяться чаще.
И здесь наместники султана, сам султан и арабо-суахилийские верхние слои городского населения имели в окрестностях городов шамбы, на которых применялся труд «рабов». Но, поскольку природные условия не благоприятствовали разведению гвоздики, крупных плантаций было очень мало. Основой экономического, а следовательно, и политического превосходства арабской олигархии оставались поступления от чрезвычайно прибыльной посреднической торговли, которая начиная еще с периода раннего средневековья служила источником богатства и могущества городов восточ-ноафриканского побережья, являвшихся важными перевалочными пунктами. Их верхи извлекали огромные доходы из таможенных сборов и налогов.
С 1840 г. расположенное напротив Занзибара и Пембы побережье Мрима с городами Багамойо, Танга и Садани приобрело особое значение – отсюда снаряжались многочисленные торговые экспедиции арабских, индийских и суахилийских купцов и работорговцев. Число таких экспедиций, предпринимавшихся арабами в глубь страны, резко возросло в это время благодаря увеличившемуся спросу на слоновую кость и другие товары, которые султанат продавал в Индию и европейские страны, а главное – на рабов для плантаций Занзибара, Пембы, Маската-Омана и некоторых приморских городов. Жителям глубинных районов предлагали хлопчатобумажные ткани, железную и медную проволоку, ружья и порох – последние пользовались наибольшей популярностью. Африканцы в обмен доставляли на побережье слоновую кость, рога носорога, различные натуральные смолы и, конечно, невольников. Только незначительная часть товаров и рабов оставалась в приморье, в основном же их после выплаты соответствующих таможенных пошлин переправляли с помощью индийских и прочих посредников на Занзибар и за океан.
Арабские купцы использовали торговые пути, проложенные африканскими племенами внутренних районов еще сто лет назад. Постепенно сложилось три главных маршрута внутрь материка. Центральный, традиционный, соединял побережье Мрима, в частности город Багамойо, с Таборой. Отсюда пути расходились на север – в направлении озера Виктория и Буганды и на запад – к Уджиджи на озере Танганьика. С конца XVIII в. контакты по этим направлениям поддерживали главным образом купцы ньямвези, они же пользовались южными дорогами, которые соединяли область Уньямвези и Уньямьембе близ Таборы с Катангой и Замбией.
На торговых дорогах, ведших из Момбасы и Пангани во внутренние области, в том числе в окрестности Килиманджаро и к озеру Виктория, первоначально чаще всего появлялись африканские купцы из племен камба и джагга. Южный путь из Килвы (Танганьика) к озеру Ньяса и отсюда в государство лунда Казембе на озере Мверу открыл арабам торговый народ яо. Первоначально в региональной торговле в основном фигурировали железные топоры, соль и медь. Как показали новейшие исследования, в начале XIX в. в восточной и центральной частях Африканского материка уже образовалась широкая сеть торговли с дальними странами. Сильное смещение в сторону побережья торговых связей некоторых племен, например ньямвези и кимбу, и продвижение торговых экспедиций арабов в глубинные районы вызвали появление в обороте новых товаров, прежде всего слоновой кости и рабов.
С 1820 г. традиционные торговые связи начали переходить – и чем дальше, тем больше – в руки купцов побережья, особенно арабского происхождения. Они создали свою собственную систему торговли с прочными опорными пунктами и станциями. Резко увеличилось количество караванов с товарами, отправлявшихся в глубь материка. Были открыты и расширены новые пути, торговля на местах активизировалась. В Таборе, центре владений вождя ньямвези в Уньямьембе, и в Уджиджи, на озере Танганьика, выросли арабские селения. Английский путешественник Бёртон, в 1850 г. побывавший в районе Уньямьембе, писал о богатстве мусульманского арабского купечества в Таборе. Здесь же жили индийские и суахилийские купцы. Даже государство кабаки Буганды после 1844 г. оказалось вовлеченным в торговлю арабов с дальними странами.
На первых порах арабские караваны мирно пересекали страну, платили местным правителям и племенам, например того, довольно большие пошлины и обменивали оружие, порох и другие европейские изделия главным образом на слоновую кость. Путем соглашений с отдельными вождями арабские купцы и их доверенные лица установили своего рода разделение труда с местными торговцами и в обмен на свои товары получали от них рабов для переноски грузов к побережью. Участь этих носильщиков была ужасна, многие в пути гибли. Есть доказательства того, что «в благополучные годы только по пути в Багамойо гибло 40 тысяч носильщиков, и все они, за незначительным исключением, были рабами» [101]101
Цит. по H. Loth. Kolonialismus und «Humanitatsintervention». B., 1966, c. 21.
[Закрыть].
Но это ничто по сравнению с катастрофическими последствиями, которые имел рост спроса на рабов для продажи их как рабочей силы на рынках приморских городов и Занзибара или для последующей отправки в Маскат-Оман. И в этот период арабские работорговцы стремились вовлечь в свои коммерческие операции и охоту на рабов местных правителей, поставляя им огнестрельное оружие и порох и тем подстрекая к нападению на соседние племена и деревенские общины и к захвату военнопленных. Хотя во многих районах арабы долгое время в этом преуспевали, они и сами снаряжали военные экспедиции за рабами и совершали набеги на африканские деревни. В результате хорошо оснащенные отряды арабских работорговцев превратили обширные местности в безлюдные пустыни.
С середины XIX в. оживилась торговля оружием. Десятки тысяч ружей, полученных в обмен на рабов, попадали в руки арабов – охотников за рабами и местных правителей, а те вооружали ими свои дружины. В 1847 г. немецкий миссионер Иоганн Крапф видел караван, направлявшийся от побережья в страну масаев. Он вез около тысячи ружей, его сопровождали вооруженные до зубов солдаты. Правители ньямвези области Уньямьембе в 1883 г., по-видимому, располагали более чем 20 тысячами ружей, заряжавшихся с казенной части.
В этих условиях в 70-х и 80-х годах прошлого века многим арабам, промышлявшим охотой на рабов, удавалось сколотить из наемников многотысячные войска и с их помощью направлять в своих интересах политику племенных вождей, а в некоторых районах даже установить свою власть и выйти из подчинения султану. Такую попытку, в частности, предпринял в Уньямьембе Абдуллах бин Насибу, разбогатевший на многолетней торговле невольниками и добившийся превосходства над другими работорговцами. В Уджиджи купец Муиньи Хери, имея хорошо оснащенную дружину и поставив в зависимость от себя местных правителей – абами, создал плацдарм, с которого успешно совершал набеги на африканцев, в основном на марунгу, живших к юго-западу от озера Танганьика. Султан Занзибара, однако, неоднократно предпринимал шаги к тому, чтобы вернуть под свою опеку эти исключительно выгодные опорные пункты арабов. Так, Муиньи Хери в 1881 г. пришлось поднять на своей территории флаг султана, что, впрочем, никак не повлияло на его фактически независимое положение.
Беспримерной оставалась, однако, власть арабского торговца рабами и слоновой костью, военного предводителя Мухаммеда бин Хамида по прозвищу Типпу Тип. Этот араб, происходивший из Таборы, контролировал на территории Конго большую область близ водопадов Стэнли. Других арабских конкурентов он устранил. «Типпу Тип пользуется внутри страны безусловной властью, которую поддерживают 3 тысячи его людей, вооруженных ружьями» [102]102
H. Loth. Kolonialismus und «Humanitatsintervention». B., 1966, c. 23.
[Закрыть] – сообщал в 1886 г. своему правительству немецкий консул на Занзибаре.
Мусульманские торговцы первоначально почти не оказывали сопротивления европейским путешественникам, миссионерам, купцам, а также колониальным войскам, которые в это время заполонили Африку. Типпу Тип в 1887 г. заключил с Г. Стэнли договор, признававший последнего губернатором государства Конго и предусматривавший совместное ведение незаконной работорговли, теперь для принудительных работ на новых колонизаторов. Однако сотрудничество с европейцами подорвало его позиции. Когда сын Типпу Типа, Сефу, попытался было восстать против колониального владычества бельгийцев, его очень скоро заставили повиноваться. Так бесславно закончился этот период истории Восточной Африки, вызвавший очень многообразные, глубокие процессы и в социально-экономической и в политической жизни.
Работорговля, под влиянием внешних и внутренних факторов снова активизировавшаяся в XIX в. усилиями арабской аристократии, охота за рабами и связанные с ней войны между африканскими вождями, несомненно, угрожали самому существованию многих народов восточной части Африканского материка, несли им усиление эксплуатации, горе и регресс. Разрушительных последствий охоты за рабами избежали лишь те племена, которые благодаря достигнутому ими уровню общественного развития могли защищаться или сами участвовали в работорговле.
Однако следует учитывать, что европейские путешественники, миссионеры и купцы в своих отчетах, которые во множестве появились во второй половине XIX в., а также колониальные ведомства европейских держав в соответствующих документах сознательно преувеличивали масштабы торговли арабов, их жестокость, чинившиеся ими зверства. Движение за отмену рабства, отражавшее сначала экономические интересы фритредерства, прежде всего английского, на пороге эры колониализма приобрело новую окраску, оно должно было способствовать распространению легенды о «гуманной» миссии колониальных держав Европы, которые якобы освобождают народы Восточной и Центральной Африки от язвы арабской работорговли.
Маскатско-арабское господство, прямо или косвенно связанное с европейской торговлей и возродившее чрезвычайно тяжкие формы зависимости – рабство и работорговлю, почти с самого начала несло в себе реакционные черты. Тем не менее расширение торговых связей и увеличение числа опорных пунктов имели последствия, которые оказали положительное влияние на общественное развитие многих народов Африканского материка. Это проявилось прежде всего в оживлении местных рынков некоторых районов и во введении в африканское земледелие новых видов полезных растений. Кроме того, действия арабов, вызывавшие сопротивление африканских племен, кое-где служили косвенным стимулом к образованию ранних государственных объединений. В первую очередь это относится к ньямвези, жившим к югу от озера Виктория, на северо-западе современной Танзании.
4.4. Племенной союз ньямвези и другие племена восточной части Африканского материка
Ньямвези прослеживаются начиная с XVIII в. в центральной части Уньямьембе (впоследствии Табора). Их контакты с ранне-государственными объединениями, прежде всего с государством Буньоро в Межозерье, трактуются буржуазной литературой как «миграция институтов власти» (Р. Оливер). При этом забывают, что образование институтов союза племен или раннефеодального государства ньямвези и сукума сопровождалось важными социально-экономическими изменениями во внутренней жизни. К сожалению, сейчас еще нет бесспорных доказательств, что это объединение продолжало традиции существовавшего в XVII в. одновременно с Мономотапой государства Монёмуги, о котором сообщает голландский путешественник Датгпер.
Надежные данные указывают, однако, на то, что с начала XIX в. существовал непрочный союз владений различных племенных вождеств (нтеми), где, судя по многим признакам, первобытнообщинный строй достиг стадии разложения. Об этом говорят наличие военной дружины, отделение торговли от сельского хозяйства, образование особого слоя купечества, а также аристократии, укреплявшей свои экономические и политические позиции. К этому времени ньямвези контролировали многочисленные торговые пути к побережью и внутри страны, в частности ведшие на север, к озеру Виктория, и к озеру Мверу в Катанге. Ньямвези поставляли носильщиков для караванов, отправлявшихся из Центральной Африки и Буганды к побережью.
Доходы от контроля над торговлей и торговыми путями, т. е. налоги и плата за прохождение по территории, а впоследствии и от участия в торговле слоновой костью и невольниками способствовали упрочению позиций правящего слоя населения. Вожди вели торговлю на свой страх и риск и сами снаряжали караваны и экспедиции за слоновой костью и – под давлением и влиянием арабских работорговцев – для захвата военнопленных. В этих предприятиях они опирались на свои привилегии и раннегосударственный аппарат власти. Вождь, обладая правом использовать все возрастные классы, включавшие трудоспособных молодых мужчин, и возлагать на жителей трудовую повинность, существовавшую пока в зачаточных формах, всегда имел в своем распоряжении достаточное число носильщиков для караванов и сопровождавшей их охраны. Путешественники И. Крапф и Р. Бёртон наблюдали караваны ньямвези из 200, а то и 500 и даже из 1000 человек.
Изменения произошли и в области права, которое во все большей мере отражало интересы формирующейся центральной власти и купечества. На севере Уньямвези складывалась исключительно мирная обстановка, которая особенно благоприятствовала развитию торговли. Власть вождя и верховного вождя зависела, с одной стороны, по-прежнему от свободных людей племени, особенно воинов (они давали согласие на наследственное управление определенного семейства), с другой – от раннегосударственного аппарата власти, являвшегося выражением политического могущества и богатства аристократии. Особая прослойка военной знати была развита довольно слабо.
Между ньямвези и арабскими купцами, которые продвигались от побережья и в 1852 г. основали поселение в области Уньямьембе, сначала установились дружеские отношения, но очень скоро они уступили место серьезным конфликтам. Возраставшее экономическое влияние арабских и индийских купцов шло вразрез с интересами торговцев и вождей ньямвези. Необходимость защищаться от арабов, оказывать им отпор требовала создания раннегосударственного союза. Под воздействием этих внешних факторов и дальнейшего расслоения общества ньямвези на территории некоторых племен, например в Уньямьембе, в середине XIX в. происходило дальнейшее укрепление раннегосударственных институтов. При правителях областей Уньямьембе и Урамбо Фундикире (1830–1848) и Мирамбо (1870–1886) союз родственных племен ньямвези и сукума достиг своего расцвета.
Мирамбо укрепил свою власть над отдельными племенами, ввел регулярную систему налогов и податей, сосредоточил высшую юрисдикцию в руках центрального управления, т. е. главного вождя. Из молодых воинов, предоставлявшихся в его распоряжение некоторыми вождями племен, а также из беглых рабов, носильщиков, погонщиков слонов, наемников, принадлежавших к воинственным племенам нгони (их называли руга-руга), он создал сильное войско. С середины XIX в. оно было вооружено современными ружьями, купленными на побережье у арабов и индийцев. В 1876–1880 гг. Мирамбо контролировал главные торговые пути, ведшие на северо-запад, в Карагве и Буганду, и взимал пошлины с караванов, шедших этими путями в Уджиджи на озере Танганьика. Его столица Урамбо стала важнейшим центром торговли, иногда затмевавшим Уньямьембе (Табора), где господствовали арабы, а вожди ньямвези выступали в роли марионеток.
И все же Мирамбо так и не удалось полностью устранить экономическое и политическое влияние арабских купцов. Задуманная им административная реформа застопорилась в самом начале. Отрицательные последствия имели и установленные некоторыми вождями прямые или косвенные контакты с арабскими работорговцами. Эти вожди предпринимали набеги на соседние племена и деревни, чтобы захватить рабов и затем обменять на огнестрельное оружие, доставлявшееся из Занзибара. Мирамбо и сам переселял жителей побежденных племен и деревень в особые «рабские» поселки, которые превратились в новую экономическую опору верховной власти.
На такой же базе основывались небольшие государства, созданные одно вождем Сонгоро на южном берегу озера Виктория, другое – суахилийским торговцем слоновой костью из Килвы по имени Матимула на восточном берегу озера Танганьика. Даже Мсири из Казембе происходил из семьи вождей Уньямьембе, занимавшихся торговлей.
С 1870 г. Мирамбо вел открытую борьбу против господства арабов в Таборе, не раз побеждал их наемные войска и договором от 1876 г. обязал их платить ему пошлины и дань. Таким образом, организованный Мирамбо союз племен ньямвези энергично воспротивился продвижению арабов на континент.
Соперничество с арабами объясняет, почему Мирамбо так явно симпатизировал появившимся в это время европейским миссионерам и исследователям, бывшим предвестниками колониального покорения Африки империалистическими державами. Первоначально ньямвези поддерживали германский колониализм, но действительность вскоре лишила их иллюзий, особенно кровопролитные акции, в результате которых в 1892 г. ньямвези пришлось покориться. При этом немецкие колониальные войска использовали центробежные тенденции внутри раннегосударственного объединения ньямвези и с помощью отдельных второстепенных вождей, введя войска якобы для их защиты, принудили верховного вождя Сике с его дружиной признать свое поражение. Так погиб прогрессивный раннегосударственный союз племен на северо-западе современной Танзании.
Накануне колониального порабощения Восточной Африки европейцами ее народы находились на самых различных ступенях общественного развития. В известной мере это объясняется не только пагубными последствиями охоты арабских торговцев и правителей за рабами, но и военными походами нгуни, предпринимавшимися с территории зулу. С 1835 г. нгуни, к которым присоединялись многие вооруженные воины других племен, переходили на другой берег Замбези. Одни из них оседали там, где ныне находятся Малави и Замбия, другие с боями пробивались к озеру Виктория.
Однако не только внешние обстоятельства заставляли приходить в движение племена, жившие в восточной части Африканского материка. В XIX в. внутренние стимулы толкали многие народности к тому, чтобы, ломая первобытнообщинные устои, образовывать раннегосударственные объединения. Такие явления, правда в начальной стадии, происходили у кикуйю и камба в Центральной Кении и у кочевников-скотоводов масаев. Пастухи-масаи контролировали огромную область – от нынешних Кисуму и Найроби на севере до Аруши и далее до Кимали на юго-западе. Организация по территориальному принципу подрывала родовой строй. Систематические военные походы и захватнические набеги масаев имели своим следствием выделение частной собственности на скот, что привело к усилению имущественного неравенства. К захвату чужих земель и иноплеменной рабочей силы масаи в то время еще не стремились.
С начала XIX в. вожди джагга, живших в районе Кибошо и Моши у подножия Килиманджаро, прилагали усилия к расширению своего экономического и политического влияния. В 1860–1880 гг. около 30 самостоятельных вождеств хехе в Центральной Танзании признали верховенство правителя Муньигумбы.
Эти социальные факторы повлияли на сопротивление немецким колонизаторам, которые с 1884 г. устремились в глубь Африки.
5. Эфиопия в XIX в.
В начале XIX в. от центральной власти в Эфиопии оставалась лишь бледная тень. Уже давно в стране не было общепризнанного негуса негест. Между княжествами Тигре, Шоа, Амхара и Годжам непрестанно шла борьба за преобладание. Эфиопия являла собой картину феодального хаоса и военных неурядиц.
В этот период капиталистические державы Европы снова стали проявлять живой интерес к истокам Нила и к Эфиопии. После неудачного опыта португальцев ни одно европейское государство не пыталось вмешиваться в ее внутренние дела. В первой половине XIX в. положение резко изменилось. На землях Африки появились ученые, географы, путешественники, миссионеры из Франции, Великобритании, Германии, предвещая эру новых колониальных начинаний капитализма. После завоевания Адена в 1839 г. Великобритания прочно утвердилась у южного выхода из Красного моря и попыталась распространить свой косвенный контроль на Северную Эфиопию, заключая для этого договоры с отдельными князьями, например в 1841 г. с правителем Шоа.
Однако планы английских колонизаторов были перечеркнуты расом Каса (став впоследствии императором, ом принял имя Феодора II, 1855–1868), который снова подчинил княжества сильной центральной власти. Рас Каса был незначительным князем из провинции Гондэр. Опираясь на мелких феодалов, он добился того, что в Аксуме был коронован императором. Вскоре ему удалось произвести реорганизацию войска и подчинить своей верховной власти княжество Шоа на юге страны, Тигре и Амхара – на севере. Он нанес поражение воинственным кочевникам галла и приступил к осуществлению широкой программы военных, административных и правовых реформ, имевшей своей целью укрепление центральной власти. Феодалов император лишил права иметь собственные вооруженные силы. Провинции были разделены на округа и подчинены губернаторам, которых назначал и смещал сам Феодор II. Он боролся против засилья духовенства в экономике и политике и ограничил огромные земельные владения, принадлежавшие церкви. Вся налоговая система была централизована и упрощена. Феодор II перенес свою резиденцию из Гондэра в Дебра-Табор, а позднее в город Магдала на восточной окраине плоскогорья.
Объединение Эфиопии противоречило колониальным планам Англии, тем более что Феодор II сознательно проводил антиколониальную политику. Великобритания попыталась добиться своего, поощряя внутренних врагов императора. Значительная часть духовенства и феодалов восстала против «тирана» Феодора II. Император был вынужден постоянно воевать против феодалов и предпринимать походы для подавления их мятежей. Беспорядки в стране вели к ухудшению экономического положения крестьян и арендаторов, знать же умело направляла их недовольство против центральной власти. Арест английского консула Камерона и еще нескольких европейцев дал Великобритании долгожданный повод направить в Эфиопию военную экспедицию. В 1867 г. 15 тысяч солдат британской армии ожидали в порту Зейла сигнала, чтобы напасть на Эфиопию. Все попытки Феодора II уладить конфликт мирными средствами Англия отклонила. В 1868 г. английские войска осадили крепость и царскую резиденцию Магдала. Феодор II покончил с собой.
