Текст книги "Дракон по имени Малыш"

Автор книги: Тая Ханами

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Часть II. Древний накопитель.

Глава 9.

Бывает и так, что не видишь человека месяцами, и нисколько не печалишься по этому поводу. А потом он уходит из твоей жизни насовсем, и тебе становится очень и очень тяжело на сердце.

Я не знала, каково сейчас было Таньке нестись сквозь пространство и время навстречу неведомому. Наверное, она была счастлива. Настолько, насколько она вообще могла испытывать это чувство в своем нынешнем состоянии. Может быть, она будет скучать. По своему брату и по мне. А, скорее всего, нет. Я, признаться, не рискнула копнуть ее птичье сознание. Зачем?

– Ей хорошо, – сказал мне волхв, когда все покинули избушку, а мы с ним остались вдвоем.

– Почему вы так думаете? – Хмуро посмотрела я на волшебника.

– Он ее принял.

– Кто?

– Ты плохо читала, – погрозило мне пальцем начальство, – если забыла, что Тесла вообще не принимал женщин. Не надо так скалиться, он и мужчин не принимал тоже. В том смысле, котором ты сейчас… мыслишь.

– А при чем тут Танька?

– Известно, что Тесла любил какую-то Голубку. И после ее смерти… Ну не плачь!

Меня, крепившуюся целый вечер, наконец, прорвало. Я ревела в тридцать три ручья – так, что разбудила домового, спавшего мертвецким сном. Он хотел было разразиться соответствующей тирадой в мой адрес, но посмотрел на меня, зареванную, и помчался мешать успокоительное.

Волхв потянулся за трубкой.

Я залпом выхлебала четверть литра чего-то вяжущего.

– Та-а-анька…

Домовой расширил глаза и помчался за новой порцией.

– Нет, Лиса. Ты зря ее жалеешь, – вынул трубку изо рта Борис Иванович.

– ? – всхлипнула я.

– Она обрела свое счастье, – сказал волшебник. – И я еще не знал никого, у кого бы оно было более полным.

Я перестала хлюпать носом – настолько меня поразило утверждение наставника. Глаза волхва были голубыми-голубыми – как полуденное летнее небо.

– Ты ведь читала о том, что он годами кормил голубей, – тихо и необыкновенно мечтательно произнес он.

– Читала…

Гоша опрокинул в пасть протянутое было мне успокоительное. Примостился на спинке чудо-кресла, запахнулся хвостом, и уснул.

– Он надеялся, что она появится вновь. Эта голубка была единственной, кого любил Тесла. Кроме матери и сестры, разумеется.

Я вздохнула. Перед глазами вставали строчки из самой первой книжки, прочитанной в Заповеднике. Перед глазами по ночным улицам Нью-Йорка шел высокий худой человек. Подзывал голубей на их языке, и они, разбуженные голосом этого странного человека, летели навстречу ему. Он их кормил… Но среди них опять не было той – белой голубки с серыми пятнышками на крыльях. И тогда он раскидывал остатки зерна, и уходил.

Так продолжалось каждую ночь, до тех пор, пока он не отошел в мир иной.

– Но… – подумала я о ненормальности того, что нарисовало мое воображение.

– Он был гением, – просто сказал волхв. – А им положено быть странными.

– А Танька?

– Твоя подруга всегда выбирала не тех, кого следует. Точнее, выбирала тех, кого уготовила ей ее обычная земная судьба. Поверь мне, она, использовав единственный шанс, обрела свое счастье. Не веришь?

Я скептически покачала головой. Неужели на Земле не существовало человека, с которым моя подруга могла бы жить полноценной жизнью в человеческом обличье?

– Не веришь – и не верь, а плакать не смей. Особенно по тому, что не плачевным не является. И, потом, нам предстоит еще много работы. Если Тесла нам поможет, мы выживем.

– А если нет? – Поразилась я подобной оценке ситуации. Даже про Таньку забыла.

На этот вопрос волхв не ответил. Лишь напомнил о том, что завтра, в полдевятого мне надо быть у него, да пожелал спокойной ночи

Оказавшись у себя дома, я еще какое-то время не могла заснуть. Друга сердца в избушке не было. Но, признаться, меня не долго огорчало это обстоятельство. Иногда человеку полезно побыть в одиночестве. А мне, вдобавок ко всему, еще хотелось погрустить, и я честно старалась преуспеть на этом поприще. Но мне было почти не грустно. После слов волхва мое сердце успокоилось: им, а не разумом, поверила я в то, что Таньке, наконец, хорошо. Осталось только не выдерживающее никакую критику чувство себя, несчастной, оставшейся без лучшей подруги. С ним я попыталась покончить, и поскорее: глядела в огонь, и понимала, что в жизни бывают вещи, которые нельзя изменить. Например то, что на планете 14856747 солнце восходит на востоке. А также то, что даже самые дорогие тебе люди имеют свойство уходить из твоей жизни. И, слава богам, не так уж и часто.

* * *

С утра случилась неожиданность.

В первый раз за все свое пребывание в Заповеднике я опоздала к назначенному волхвом сроку. Сидела теперь в одиноком сортире на Терском берегу, что на Кольском полуострове, меня снова зверски тошнило, а я понимала, что "со мной все же что-то не так". Только вот, что именно?

Но обо всем по порядку. Перед обязательной утренней пробежкой я обнаружила на табуретке возле кровати поднос с еще дымящимся чаем. И записку: "Извини, не смог остаться на ночь. Дел невпроворот. Целую. И.".

Я сонно поблагодарила отсутствующего металлиста за столь трогательную и неожиданную заботу, выпила бодрящий напиток, оделась, и побежала по направлению к лесу – все как всегда. Но добежать не успела: желудок взбунтовался. Да так, что давешнее изнаночное приключение теперь казалось мне раем. Я немедля телепортировалась в избушку, в соответствующую ее часть, но сгоряча промахнулась. И стояла теперь в коленопреклоненной позе в дощатой, щелястой, продуваемой всеми ветрами, будке на вершине скалы, и задумчиво изучала в "окошке" серые, не покрытые снегом, камни далеко-далеко внизу. И мне, надо сказать, еще повезло: мороза не было, смерти от переохлаждения можно было не опасаться.

А еще я размышляла – о том, кого это сподобило поставить сортир в столь романтичном месте. И о том, что, сейчас, вероятнее всего, отлив, но серые скалы скоро затопит – потому что местность под будкой была абсолютно чистой и не загаженной. Но, куда сильнее сортирной темы меня волновал другой вопрос: что это со мной такое творится?

Ответа на него не было. А было мне по-настоящему нехорошо.

Когда я, позеленевшая, все-таки замерзшая (не плюс двадцать пять, как-никак!) появилась в избушке начальства, там уже вовсю шло совещание, пока еще без волхва. Но Сан Саныч, технарь и металлист обсуждали детали нашего недавнего посещения изнанки. Меня, изрядно осунувшуюся, не заметили.

Я продефилировала по направлению к креслу у камина. Плюхнулась. Ноль внимания – ребята, как сидели за столом, так и продолжали сидеть. Это начинало пугать.

– А где начальство? – Нервно осведомилась я.

– Тебя ищет, – вздрогнул боевой друг и товарищ. – Ты где была?

Я перевела дух – у меня, признаться, появились подозрения, что я призрак.

– Я не расслышал, где ты пропадала? – Повысил тон Илья.

– Я… У меня были серьезные причины для опоздания.

– Не расскажешь? – Прищурился металлист.

– Нет, – зарделась я аки маков цвет.

– Вот как? – Удивился Сан Саныч. Принюхался. Подумал: "Не может быть. Померещилось. Она живая". Молвил: – Впрочем, твое дело. Присоединяйся к нам, мы тут обсуждаем…

Я не слушала командующего обороной Заповедника. Смотрела на Илью. Тот, услышав мой отказ, помрачнел – не то слово. Но, в самом деле, не давать же мне подробный доклад всем присутствующим о том, где и как именно я провела последний час? С поминутным описанием событий?

Вот, брал бы лучше друг сердешный пример с технаря – ишь, как горят глаза у человека, с каким вдохновением расписывает он Сан Санычу… Что-что расписывает?

Удивлялась не только я. У видавшего виды бывшего агента российских спецподразделений глаза грозились вылезти из орбит.

– Какая еще катушка индуктивности?

– Не совсем обычная, – чуть ли не размахивал руками технарь. – Я не знаю, как объяснить, но просто уверен в том, что денебец выполнял роль магнита, а люди, взявшиеся за руки – роль катушки.

При этих словах металлист наконец-то перестал мрачнеть по моему поводу. Удивился, впился глазами в технаря.

– Допустим, – наконец, молвил он. – Допустим. Поищем аналогии в электротехнике. Для того, чтобы от катушки и магнита был какой-то прок, этот самый магнит должен давать переменное магнитное поле.

– Вот именно! – Вскричал юный Тесла. – Вот именно!

И технарь, не выдержав накала не то страстей в своей душе, не то необычности собственных мыслей, вскочил, чуть ли не протаранив головой потолок. Это охладило его пыл, и он уселся на свое место с почти спокойным видом.

– Я уверен, что тот огненный сгусток и представлял собой переменное магнитное поле, – сказал он ровным голосом. – В некотором роде, конечно, – добавил он уже иронично, видя неумные выражения на лицах собеседников. – На свой лад. А вместе они генерировали некое ментальное поле.

– А вторая тюрьма? Она-то там с какого боку прилепилась?

– Она могла реагировать на изменения поля первой тюрьмы, – подкинул идею технарь.

– То есть, вместе они образовывали эдакий трансформатор? – В унисон протянули Сан Саныч с металлистом, и переглянулись. – Это все? – Продолжил допытываться бывший агент российских спецподразделений. – Или у тебя есть еще предположения?

– Все, как вы понимаете, зависит от длины излучаемой волны. Я еще не делал расчетов, но тюрьмы, могли работать и как приемник и передатчик э-э-э электромагнитных волн, говоря вашим языком. Это как раз понятно. И станет еще понятнее после того, как я произведу расчеты. Мне не понятно другое.

– Что еще? – Со страхом, как мне показалось, спросил бывший агент российских спецподразделений.

– Там что, устроили испытательный полигон? Вы не в курсе? Александр Александрович? Илья? Что с вами?

Его технически продвинутые собеседники сидели, и хлопали испуганными(!) глазами. Кажется, до них дошло то, что хотел им сказать технарь. Да и мне, плохо понимающей, но интуитивно догадывающейся, в чем дело, тоже было не по себе.

– Нам нужен Борис Иванович, – наконец, ожил Сан Саныч. – Это серьезно.

– Очень серьезно, – повторил материализовавшийся в комнате волхв. – Но прежде… Лиса. Мне не понравилось то, что с тобой приключилось. Очень не понравилось.

"Вы все знаете?" – В панике посмотрела я на волхва.

Представила, как тот находился со мной в одной будке, на одиноком утесе, что на берегу Белого моря.

Волхв отрицательно покачал головой:

"Я был рядом", – подумал он, снимая камень с моей души. – "После того, как закончится это совещание, задержись, пожалуйста".

Но что такого плохого в плохом самочувствии? Подумаешь! С кем не случается?

"Не скажи", – упулился на меня видавший виды маг багровыми глазами.

"Ай да я! Ай да феномен!", – И не подумала я адекватно отреагировать на тревогу начальства. – "Даже в этой, житейской ситуации, оказалась неординарна".

Волхв нетерпеливо повел плечами: детский сад! Повернулся к парням, с интересом наблюдавшим все это время за нами.

– А теперь, ребята, расскажите обо всем по порядку, – сказал он. – Все, о чем вы тут без меня говорили. Сначала.

И пришлось юному технарю рассказывать о своем предположении по новой. Но он ничуть не опечалился – наоборот, обрадовался возможности повторного проговаривания вслух своей догадки.

– Пожалуй, я с тобой, Никола, соглашусь, – сказал Сан Саныч по окончании доклада молодого мага. – Хотя бы потому, что я много лет прослужил верой и правдой в спецподразделении "ромашка", и видел много чудес. И потому, что мне как-то спас жизнь амулет работы мастера Ярослава. Но, признаться, все это как-то не укладывается у меня в голове. Что же это получается, денебец может заставить взявшихся за руки землян пустить сквозь себя ток?! А зачем?

Я смотрела на бывшего агента сверхсекретных российских спецподразделений, и не узнавала его: обычно он сохранял невиданное спокойствие, сейчас же походил на взъерошенного молодожена перед церемонией заключения брака по любви. Только вот, составляющей счастья в этой взъерошенности не присутствовало.

– Мне вот что хотелось бы узнать, – прервал словесный поток Сан Саныча металлист. – Как денебец допетрил до того, что людей надо посадить по спирали? Во время прошлого посещения Огненной у меня сложилось впечатление о том, что ее мужское население не блещет остроумием.

– Ты опять забываешь, – пустил струю густого дыма внимательно наблюдающий за происходящим волхв, – что денебцы не люди. И что о них нельзя судить по себе. Возможно, он, так сказать, интуитивно, расположил зеков единственно верным образом.

– Верным для чего? – Взъерепенился еще больше и без того взъерепененный Сан Саныч.

– Для обмена опытом, – пожал плечами Борис Иванович. – Он же сам сказал. Скорее всего, этот денебец и не думал о тех последствиях, которые могут поиметь люди после общения с ним.

Внешне волхв выглядел спокойным и усталым, но внутри у него все клокотало. И не прорывалось на поверхность, не меняло синий цвет глаз. Это, насколько я успела понять, означало одно – волхв не знал, с чем встретился. А потому не принял никакого решения по этому поводу. Слушал сейчас свой гнев по поводу неслыханной наглости со стороны инопланетян, понимал, что тот требует от него хоть какого-то действия, и не мог ничего поделать. Наконец, волхв созрел до какого-то решения:

– Лиса, – обратился ко мне он. – Вспомни, пожалуйста, еще раз встречу с денебцем.

– А надо? – Вжалась я в кресло. По тому прошла вибрация – не обделенный зачатками разума предмет обихода решил, что мне необходим расслабляющий массаж.

– Я понимаю, что это неприятно, – участливо моргнул синим глазом Борис Иванович.

– Но, ты уж постарайся, пожалуйста. Это важно для дела.

– А если меня стошнит?

– Нет, – небрежно ответило начальство. – Нечем.

Я собралась с силами.

Урск. Сила восьми волхвов. Лестница. С

Громадный сводчатый зал. Нет!!! Паника. Ужас тела, которому угрожает опасность разрушения личности. Опасность потери контроля над ситуацией, опасность потери себя. Тогда, в подземелье, в непосредственной близи от денебца, меня поддерживала мощь восьми волхвов. Но это не означало того, что мое тело не запомнило того поля, что пронизывало его насквозь.

– Нет!!! – Из последних сил рванулась я от недавнего прошлого.

В комнате было все по-прежнему. Сидел напротив Сан Саныч, глядел понимающе на меня. Металлист был занят борьбой противоречивых чувств, глаза технаря горели какой-то гениальной идеей. От волхва шли ощутимые потоки силы.

– Извини, – коротко сказал он. – Я не подумал о том, что это может быть настолько неприятно. Наверное, мне лучше было попросить бы мог попросить Илью, но он у нас, к сожалению, всего лишь человек. Попробуем еще разок…

Краем глаза я заметила, как покачнулся и сник металлист.

– А я у нас кто? – Немедленно взвилась я.

– Человек, – с деланным спокойствием пожало плечами начальство. – Но, тем не менее, память у тебя должна быть устроена немного иначе. Не зря драконий Источник находится на Огненной. Ты купалась в нем, ты должна лучше понимать денебцев. Напрягись, Лиса, это…

– Важно для дела, – закончила я за начальство его коронную фразу. – Хорошо. Я вспомню. Но только, если можно, закончим с этим поскорее.

И снова были своды подземелья, и снова висел в земном воздухе денебец. Мерцали темно-темно-багровые искры, пели о безопасности Родины. Как же я не почуяла этой песни в прошлый раз?

– Тебя вела совсем иная сила, – услышала я голос волхва. – Она забивала поле денебца практически полностью.

Картинка вздрогнула, и пропала. Пустой желудок судорожно дернулся, язык щипануло соляной кислотой.

– Поэтому ты и не почуяла. Спасибо, Лиса. Я теперь знаю, с кем мы имеем дело.

– С кем? – мгновенно забыла я о неприятных ощущениях во рту.

– По сути дела, с верхушкой госбезопасности планеты Огненная, – недобро прищурился волхв. – И я бы очень хотел знать, почему он сделал то, что сделал. Нет, другого, из второй тюрьмы, вспоминать не надо. Я и так знаю, кто там был.

Волхв сердито забарабанил пальцами по столу. Задумчиво пожевал мундштук. Опять побарабанил. Я тихо ахнула:

– Дедок Василий! Денис Мракович!

– Что "Денис Мракович"? – Строго посмотрел на меня Борис Иванович глазами темно-желто-ржавого цвета.

– Он тоже прикидывался! Точнее… – я замялась, не в силах высказать распиравшую меня догадку словами. Про то, что, возможно, очередной метровый морской еж скрывался под оболочкой денебского особиста.

В ответ волхв лишь отрицательно покачал головой:

– Увы, дитя мое, – грустно сказал он. – Это невозможно.

– Но почему "увы"? – Оторопела я.

Волхв ответил далеко не сразу. Вынул изо рта трубку, отложил ее, пропитанную запахом яблони, в сторону, и оглушительно свистнул. Спустя пару мгновений материализовался заспанный домовой. Ничего непонимающий, трущий глазенки мохнатыми лапами.

– Я же трудился ночью, – обиженно изрек он.

– Извини, Гоша, – сказал Борис Иванович. – Нам бы настою ментального. Только ты его готовить умеешь, и больше никто.

Домовой было хитро прищурился. Видать, собрался было лишние часы сна выторговывать, но потом посмотрел волхву в глаза, и передумал.

– Через пятнадцать минут, – немного грубовато буркнул он. – Ждите.

Исчез. А волхв вернулся к прерванной беседе:

– "Увы"… – сказал он. – "Увы"… "Увы" потому, что денебцем нельзя прикинуться. Им можно только быть. Но это еще не самое печальное, друзья мои…

Борис Иванович затянулся, и выдохнул просто дым. Затянулся по новой. В комнате висела гробовая тишина.

– И это не самая печальная причина того, почему "увы", – повторил он. – Вы никогда не замечали, друзья мои, – обвел он красным взглядом всех присутствующих, – что люди порой изменяют своим принципам?

Мы вразнобой кивнули. Случается такое с людьми, и довольно часто. Но.

– Но ведь денебцы – не люди, – выразил общую мысль металлист.

– О да! – С жаром подтвердил истинность слов своего сотрудника Начальник Заповедника. – И это – особенно плохо. Они не изменяют своим принципам… с такой же легкостью, с какой это делают люди.

– Объясни, что имеешь в виду, Иваныч.

– Легко, Сан Саныч. Мне как-то довелось наблюдать заядлого вегетарианца, заблудившегося в дремучем лесу, – не ответил волхв на накал страстей в голосе сотрудника. – Был конец августа, в лесу было полно грибов и ягод…

– И? – Уже куда более мирно спросил бывший вояка.

– А он, проблуждавший всего четыре дня, жрал белку. Как дикий зверь. Когда он начал трапезу, та еще была жива. Царапалась, верещала… Что, Лиса? Почему я не вмешался? По многим причинам. Так вот, когда он сожрал ее вместе со шкурой и костями…

– Хватит! – Я была готова ударить волхва.

– Хорошо, не буду, – с усмешкой довольного произведенным эффектом человека ответил тот. – Я всего лишь хотел донести до вас то, что денебцев, вероятно, что-то очень сильно напугало. Вот как того "вегетарианца". А в том, что касается смертельного испуга, к сожалению, практически все цивилизации одинаковы. И…

Борис Иванович говорил о различиях и сходствах различных представителей разных миров, а до меня с ужасом доходило:

– А Штирлица? Тоже напугало?

– Надеюсь, что нет, Лиса. Все же он, в некотором роде, ученик Иланы. А эту, хм, тетку так просто не напугаешь. Надеюсь, она успела на него повлиять… Спасибо, Гоша. Пейте, мои сотрудники. Сейчас думу будем думать.

* * *

А потом все ушли в Слиток, а я осталась. И, кутаясь в плед, принесенный в меру ехидным Гошей, смотрела, как волхв набивает трубку, сосредотачиваясь для «серьезного» разговора.

Мне нравились такие неторопливые посиделки. И, чем дальше, тем нравились все больше и больше. Наверное, потому, что их в последнее время было куда меньше, чем прежде.

Вот Борис Иванович затянулся. Выпустил серию колечек. Значит, скоро начнется беседа.

– У меня к тебе две темы, – заговорил он. – Начну с той, что попроще. C Урска.

Волхв затянулся еще раз, и выжидательно посмотрел на меня.

– Как это? – откровенно изумилась я. – А что же вы тогда ребят отпустили?

– Отпустил, значит так надо было, – выпустил сердитую струю дыма Борис Иванович. – Я с тобой не о преступной электротехнической деятельности подданных Огненной говорить собираюсь. А о том, не показалось ли тебе удивительным то, каким образом вы очищали тюрьмы?

– А? – Не поняла я сути вопроса.

– Вас вела не своя воля, – тоном педагога, излагающему прописные истины завзятому троечнику, подсказал волхв.

– Вы о том, что накачали нас своей силой для выполнения задания? Но мы бы иначе не справились!

Свежо, свежо еще в моем организме было воспоминание о жутком поле, рожденным уголовниками при помощи денебца.

– Молодец, догадалась, – ворчливо и довольно одновременно отозвался волхв. – Мы не могли поступить иначе, нет, не могли. Время и так было упущено. Лес бы погиб, и это как минимум.

Говорил волхв глухо. Я слушала его, и понимала, что он "бродит вокруг да около", и где-то даже оправдывается. И все думала: почему? Может быть, потому, что ему было крайне неприятно поступать тем образом, которым он поступил? И ему, и всем остальным? Ответа, я разумеется, не знала. Но мне, врожденному эмпату, было сейчас больно. Так бывает, когда зажимаешь сильную-сильную боль, она копится, а потом разом выходит наружу. И я знала, что волхву было еще больнее. Во сто крат. Его лицо было спокойным, а боль все усиливалась, и усиливалась. Интересно, он знает, что я ее чувствую?

– Знаю, – прохрипел Борис Иванович. – Я уже не могу ее контролировать. Вырвалась, зараза. Сейчас пройдет.

Зубы стиснулись – еще немного, и лопнет эмаль.

Ф-ф-ухх.

– Извини, что поделился.

– Прошло, и ладно, – махнула я рукой. – Но…

– У нас не было выбора, – напомнил волхв. – Глеб Макарович слабел, надо было срочно что-то предпринять.

Понятно…

– Тебе не понятно, – покачал головой явно повеселевший собеседник. – Точнее, понятно не все.

– А что мне не понятно? Что не было выбора? Это я могу понять.

Волхв снова покачал головой.

– Меняется мир, – сказал. – Совсем еще недавно ТАКОЕ не прошло бы нам, волхвам, безнаказанно.

Я присвистнула: а боль? Ничего себе, безнаказанно!

Борис Иванович, судя по всему, ожидал такой реакции:

– Книгу Правосудия помнишь? – Красноглазо улыбнулся он. – Личная боль ее не трогает, можешь мне поверить. Только ситуация в целом.

– Помню, – аж передернуло меня. – Но… Почему?

– Вечная тема. Борьба добра со злом. По сравнению с тем злом, что прокралось в наш мир, то зло, которое мы причинили вам, было ничтожным. С учетом того, что мы выступали против большего зла. И с учетом устраненных последствий.

Волхв скривился. Он не любил Книгу Правосудия. Я тоже ее не любила – мне никогда не нравились математические подсчеты там, где речь шла о судьбах людей.

Без напоминаний появился Гоша. Принес чаю, посмотрел на меня сочувственно, тронул лапкой. Мне казалось, что он стал куда добрее относиться ко мне после того, как выяснилось, что я – наполовину ящерица. Вон, даже заснул вчера рядышком.

Борис Иванович выбил пепел из трубки, продул, распространив по комнате дымный яблочный аромат. Я гадала: о чем пойдет речь? Судя по тому, что начальство достало другую, темного дерева, трубку, по тому, с каким чаянием оно выбирало сорт табака, перебирая малюсенькие (и наверняка с необычайно дорогостоящим содержимым) коробочки, должен был состояться невероятно откровенный разговор. Больше того, телепат настолько ушел в себя, что не замечал усиленной работы моей мысли. Наконец, когда я уже перебрала в уме все пристойные варианты, и приступила к непристойным, начальство закурило, посмаковало во рту дым, выпустило что-то несообразное на свет божий, и перевело на меня фиолетовый взгляд.

– Лиса, – проникновенно сказало оно. – Тебе очень плохо от того, что ты, скажем так, наполовину дракон?

Я, попутно разочаровавшись в теме беседы, постаралась честно подумать – ведь начальство к ней ТАК готовилось! Но, вообще-то, мне было все равно. Единственное, что меня тревожило – это внезапная перемена в поведении Ильи. Это было очень грустно. Но на самочувствии это обстоятельство сильно не отражалось, а некоторое стеснение в груди легко объяснялось пресловутой грустью.

Телепат молча наблюдал за мной. Кивал в такт новым для себя открытиям.

– Да нет, мне от этого почти ни жарко, ни холодно, – вынесла я свой вердикт.

– Тогда скажи мне, сотрудница моя, – выпустил струю дразняще-чудесно-ароматного дыма волхв. – Почему от тебя так пахнет?

Я закашлялась вдохнутым в себя деликатесным дымом – ибо вспомнила, как зависла в туалете на Кольском полуострове. Неужели, тот сортир таки был необыкновенно вонючим, а я не заметила? И от меня теперь разит – настолько, волхв, не удовлетворившись привычной яблочной дымовой завесой, распотрошил неприкосновенные запасы своего самого дорогого…

– О боги! – Схватился за сердце телепат. – Ты сведешь меня с ума! Я вовсе не имел в виду ту одинокую будку на Кольском полуострове. И от нее, кстати, не пахло. А вот от тебя за версту разит ложной мандрагорой. Это яд. Зачем ты его пила?

Я, испытав по ходу исповеди волхва несказанное облечение, удивление, и, наконец, недоверие, оторопело смотрела на него:

– Я с ума не сошла… Сводить счеты с жизнью, скажете тоже… – Мне вдруг стало по-настоящему обидно. – Во-первых, я не знала ни о какой мандрагоре. Жозефина говорила, что ее вообще нет в природе.

– Правильно, нет, – успокоился Борис Иванович, и уже с удовольствием затянулся жутко дорогим дымом. – Поэтому это растение и называют "ложной мандрагорой". Конечно, у него есть и научное название…

– Какое? – Все еще пыталась я переварить информацию о том, что я, оказывается, "выпила", как сейчас было модно говорить, "йаду".

– Оно длинное и незапоминающееся, – отмахнулся от меня наставник. – Что там колючее и многолетнее… Не помню, короче. И, раз ты не хотела свести счеты с жизнью, все упрощается. Ты не помнишь, что ты пила в последнее время?

Я задумалась. Постаралась припомнить, что, где и как употребляла "вовнутрь".

– У нее еще должен быть такой привкус… – пытался подбодрить мою память волхв. – Сладковатый такой, как у солодки. Почему ты его не заметила, я не понимаю.

– А вы что, пробовали? – подозрительно уставилась я на свое начальство. Вдруг скажет "да"?

– Просто знаю, – не стал меня радовать волхв. – В школе, на уроках травоведения проходил. А ты, кстати, не ответила.

Я пожала плечами. Никакого привкуса солодки я чувствовала с того времени, как попала в Заповедник – все болезни, включая кашель (а случился он давно, до того, как я прошла Лабиринт) лечились Деревом, точнее, его лазаретной частью. Тем паче, что:

– А Жозефина знает? – Вспомнила я, что ежка недавно посещала мою избушку. – В смысле, как пахнет эта самая ложная…

– Она не пахнет, – покачал головой волхв. – Пахнет человек, наглотавшийся отравы. Да и то, несколько часов, а потом запах исчезает. От тебя уже сейчас разит не в пример меньше.

– Так почему же тогда Сан Саныч…

– Он мог не знать таких вещей.

Я присвистнула. Чтобы бывший сверхсекретный агент, да не знал!

Ответить мне, недоверчивой, волхв не успел. Открылась дверь, в комнате возник вышеупомянутый вояка. Узрев меня в комнате, он было застыл в дверях, но потом все же решился:

– Иваныч! – Стараясь не глядеть в мою сторону, театральным шепотом заговорил он. – Я хотел сказать, что от нее…

– Вот видишь! – Торжествующе повернулся ко мне волхв. – И он в курсе!

Я скрестила руки на груди. Сан Саныч, не обращая на мои демарши никакого внимания, продолжал интересоваться моей судьбой:

– С ней точно все будет в поря… Черт! Кого еще несет? Алло! Да, приветствую, Эльдар. Как жизнь? Помаленьку? Отлично, спасибо. Как у тебя дела? Что?! Как это? А "эдельвейс"? Как это, расформирован? Когда? Понятно… Нету больше "розы"… Вот так вот, и нет! Хорошо, постараюсь. Хорошо, как можно раньше. Ты ведь знаешь, ПТ там не сработает. В Нальчик? Сами, по дороге? Ну ты обнаглел! Ладно, ладно. Значит, до вечера орлы будут у тебя. Отбой.

Я слушала Сан Саныча, и не знала, радоваться мне по поводу того, что с "запахом" по крайней мере, на сегодня, было покончено. Точнее, с разговором на эту тему. Или печалиться: судя по реакции того же начальства на этот телефонный разговор, дело было дрянь.

– ЧП на Эльбрусе, – повернулся к волхву Сан Саныч. – Мне звонил мой старый сослуживец, он сейчас заведует военной базой в Приэльбрусье. Просит о помощи. Кого пошлем?

– Ее, – кивнул в мою сторону, не глядя, Борис Иванович. – Ее, Илью, Никола…

– Этого оставь, – твердо сказал завобороной Заповедника. – Мы же не хотим, чтобы в случае задержки наш мир… – замялся он.

Поворотился в мою сторону. Я пожала плечами: не хотите говорить – не надо. Многие знания, как известно, до спокойного сна не доводят.

– Иди уже, философ, собирайся, – не смог сдержать улыбки волхв. – В горы поедешь, оденься соответственно.

– Надолго?

– На несколько дней. Возьми зубную пасту, и все, что тебе требуется для комфорта.

Я с трудом удержалась, чтобы не показать начальству язык – вовремя вспомнила что эта часть тела у меня не раздвоена, а, следовательно, не произведет должного впечатления.

А волхв как будто и не заметил моего настроения:

– Илью мне позови, пожалуйста. И, заверни к Ромке, коллеге своему бывшему, с ним отправитесь, потому что Антона Жозефина не отпустит ни за какие метлы. И, чтобы через час, как штык, были у меня, а я вам пока выхлопочу Валаамскую индульгенцию.

– Индульгенцию? – Не поверила я своим ушам. – Ее же дают только в исключительных случаях!

– Можешь себе представить, какие наступают времена, – ядовито ответил волхв. – Ты еще тут?

Я нехотя выбралась из кресла, и поплелась обуваться в коридор.

– И не смей больше травиться, – вкрадчиво пробралось мне в правое ухо. – Узнаю…

"Интересно, а как я определю что травлюсь, если я не чувствую эту дрянь?" – Так и не зашнуровав ботинки, выскочила я за дверь.

– Ты уж постарайся…

Я припустила бегом.

* * *

В Нальчике, столице «банановой» республики Кабардино-Балкария, было мерзко. Дул пронизывающий ветер, влажность приближалась к ста процентам. Лужи в асфальтовых выбоинах подернулись рябью – значит, было выше нуля. А казалось, что минус двадцать.

– И почему бы нам сразу на место не телепортироваться? – Проворчал металлист, уныло обозревая окрестности.

– Там ПТ не работает, – удивленно поднял на него брови боевой маг Ромка. – Тебе что, друг, Сан Саныч не сказал?

– Подумаешь, не работает, – пожал плечами Илья. Кивнул в мою сторону: – А она нам на что?

– Так, может, и она тоже…

– Я тебе что, прибор? – Свирепо уставилась я на нового компаньона.

Тот поежился:

– Зрачки приведи в порядок, подруга. А то, смотреть на тебя…

– Неприятно? – Хищно улыбнулась я.

– Да уж, радости мало, – поддержал товарища металлист.

Я отвернулась. Вот еще!

– Пойду, посмотрю, кто до Терскола идет, – бросила через плечо. – Нам еще до места добраться надобно, не забыли?