Текст книги "Танец с лентами (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Единственного мужчину группы, как называла его тренер, фотографа Никиту Герасимова, тоже пригласили на мини-чаепитие. Саше было стыдно перед ним; он всегда смотрел так важно и оценивающе (даже через объектив), а тут обычные сладости, которых полно в любом кондитерском магазине. Никита со знанием дела прицелился фотоаппаратом к нетронутому столу, сделал пару кадров и дал разрешение чаевничать.
Только тогда оголодавшие после занятий девочки расхватали угощение. Лена показательно не ела. Саша – тоже; кусок в горло не лез.
Ей тринадцать, не может быть. Кто-то в тринадцать лет уже готовится стать чемпионом России, а она всего-то КМС, к тому же не подающий особых надежд. Все-таки возраст сказывался, вот отдали бы её лет в пять…
– Обалденный чай, – пробасил Никита, влезая в девичий щебет.
На него сразу же посмотрели все без исключения. Конечно, Никита Герасимов – мечта всех гимнасток: высокий, модно одевающийся, веселый, светловолосый парень. Если уж он шутил, то до колик в животе. А его глаза? Признаться, Саша тонула в серо-голубой бездне. Но, понимая, где он и где она, с разговорами не лезла и держала дистанцию.
Она зарделась до кончиков волос.
– Бабушка заваривала. Он с сушеной мятой.
Именно бабушка сервировала стол, после чего ушла домой – чтобы не мешать праздновать. Саше досталась очень хорошая, продвинутая бабушка, которая никогда не покушалась на личное пространство внучки.
– По-моему, чай – отстой, – сквозь зубы прошипела Лена так, чтобы не расслышала тренер.
– Ну и не пей, – закатила глаза Саша.
Они недолго посидели все вместе, после чего Саше вручили большую шоколадную медаль, а всякий желающий подергал новорожденную за уши. Не дергали только Никита и Лена – и ничего удивительного.
Ну а потом девчонки разошлись по домам, и Саша убирала со стола, сгребала в пакет фантики и надкушенные пряники. А на душе почему-то поселилась невероятная тоска – хоть волком вой. Не такого она ожидала дня рождения. А какого, спрашивается?
Может, завтра приедет мама? И даже с Вадиком? Семью Саша видела крайне редко, и бабушка недавно объяснила ей почему: у мамы другой муж, который не принял дочь от первого брака. Поэтому пока эта дочь, стало быть Саша, подрастает у бабушки. Бабушка, говоря горькую правду, поджимала губы, а Саша не понимала: чем она не угодила дяде Мише? Она вроде гадостей ему не говорила, да и относилась с уважением, называла на «вы», а не папой.
Мусор был упакован, а стол протерт. Саша убрала тренировочный костюм в рюкзак и, насвистывая веселый мотивчик, побежала к гардеробу. Дома её ждал старенький компьютер, который принесла мама, когда Вадику купили новый – и бабушка наверняка разрешит посидеть за ним полчаса перед сном.
На лестнице поджидала Лена, шнурующая левый кроссовок.
– О, Сашенька, куда же ты спешишь? – хмыкнула она, поднимаясь.
– А ты решила ночевать в школе? – парировала Саша.
– Твое какое собачье дело?
– Да никакого. Дай пройти.
Она попыталась обогнуть Лену, коснулась своим плечом её наплечной сумки. Лена зачем-то выставила вперед руку, словно защищаясь, и толкнула Сашу в грудь. Та не удержалась на ногах, оступилась и кубарем покатилась вниз по лестнице. Мусорный пакет треснул, осыпав Сашу обертками как конфетти. Она взвыла – копчик прожгло огнем, пульсировал содранный локоть. По колену сквозь колготы расплывалось кровавое пятно. А лодыжка онемела. Она закусила губу. Как же больно!
– Кажется, кто-то не поедет на региональные, – гаденько хихикнула Лена и, перепрыгнув через баюкающую лодыжку Сашу, понеслась прочь.
Саша с трудом встала, прихрамывая на левую ногу. Ненависть окутала её туманной шалью, заполнила едким дымом каждую клеточку тела.
Это уже не соперничество и не детская вражда. Война.
9.
Всё, хватит придумывать нелепые отмазки! Никита пригласит Сашу на свидание! Сегодня же! Ну, как на свидание – родители Серого умотали на юг, и в честь этого события тот устраивал в субботу вечеринку на квартире. Никита собирался дождаться Сашу после тренировки и предложить как бы невзначай: «А пойдем со мной?»
Она, разумеется, удивится, да и особого оправдания своему порыву Никита не придумал, но действовать-то надо. Нельзя вечно пялиться издалека как какой-то влюбленный извращенец. Если Гоге с Серым можно мутить с девчонками, чем он хуже? Саша стройная, аккуратная, глазастая. И волосы у нее до талии, только она их постоянно прячет в уродливый пучок.
Назад пути нет!
Он полчаса караулил её у школьных ворот. Гимнастки давно разбежались кто куда, а она всё не выходила. Никита замерзал. Осень выдалась ветреная, брызги не то дождя, не то снега летели в лицо. Он побродил туда-сюда, взад-вперед, попинал решетку, расшатал калитку. Придется отлавливать Сашу внутри, иначе он окочурится от холода, и ей достанется только хладный труп.
– Куда? – гаркнула вахтерша, стоило Никите переступить порог школы. – Закрыто.
– Я забыл свою шапку, пожалуйста, пустите, иначе отец меня прибьет, – выпалил на одном дыхании, а затем мило улыбнулся.
Мама говорила, что у Никиты отменно получалась эта улыбка: чуть смущенная, с ямочками на щеках. Не мальчик, а белокурый ангелок, умилялась мама.
Вахтерша махнула рукой.
От гардеробов он, как секретный агент, на носочках перебежал к коридору первого этажа. До поворота к лестницам оставалось несколько шагов, когда в узенький коридор прям-таки вылетела Лена.
– Ой, – заалела она. – Приветик. А ты кого ждешь?
«Уж не тебя», – подумал Никита. Лена не вызывала в нем никаких чувств, кроме неприязни. Идеально накрашенная, но несимпатичная девица: глазенки рыбьи, белесые волосенки зализаны, губки надуты в вечном недовольстве. Она подмазывалась к тренеру, к судьям, флиртовала как с Никитой, так и с другими мальчишками. То ли дело Саша; всего добилась сама, тренировалась, не жалея себя, и никогда, ни при каких условиях, не позволяла себе строить глазки всем подряд.
– Не важно.
С лестницы донесся жалобный стон, переходящий во всхлип. И подозрительное шуршание. Никита нахмурился, прислушиваясь к непонятным звукам.
– А, это Савельева с лестницы скатилась, – хмыкнула Лена, заметив его недоумение.
Никита в два шага пересек коридор. Саша выглядела несчастной: колготки продраны, волосы встрепаны. С глаз скатывались злые слезы. Она, прыгая на одной ноге, подбирала фантики от конфет, разбросанные по ступеням и полу.
Нет, она упала неспроста! Внезапная догадка пронзила Никиту, и глаза застлала кровавая пелена. Он вернулся к переступающей с ноги на ногу Лене – его, что ли, ждала? – и схватил девицу за воротник.
– Ну-ка пошла за мной.
Лена взвизгнула как настоящая свинья, только худая и белобрысая, и потащилась следом. Саша начала пятиться, когда увидела их вдвоем. Скулы обострились, тоненькие пальчики сжались в кулак.
– Саш, расскажи-ка мне, – учительским тоном завел Никита, – она тебя толкнула?
– Нет.
Ни секунды на раздумье. Ответ острый как бритва, а во взгляде – пепел. Согнутая Лена брыкалась, пыталась скинуть его руку, но Никита держал крепко.
– Отвали, кретин, – выла она.
– Черта с два. Извиняйся.
– Да не трогала я эту убогую.
– Она меня не трогала, – подтвердила Саша и сделала ещё шажок назад, подворачивая левую ногу.
– Ты сама грохнулась?
– Да.
– Герасимов, тебе кранты!
Никита с брезгливостью выпустил Лену из захвата. Та встряхнулась, поправила воротник и вновь стала прежней надменный гадиной.
– Ты поплатишься. Я дружу со старшеклассниками.
– Дура, я тоже старшеклассник, – фыркнул он и помахал ручкой на прощание.
Она убежала, а Саша смотрела настороженно и не двигалась. Замерла перед нападением. Загнанный в угол звереныш. По детству они с парнями гоняли кошек, и те были точно такими же: слабыми, но готовыми бороться до последней капли крови.
– Иди сюда, – приказал Никита тоном отца.
Она помотала головой.
– Живо! – и подошел сам, одним движением схватил за талию и взвалил на себя. Мусор из пакета благополучно рассыпался. Саша не вырывалась – затаилась. Только всхлипывала тихонечко и дрожала всем хрупким, будто хрустальным, тельцем.
– Где ты живешь? – спросил Никита.
Вообще-то он знал, где. И изредка провожал её до дома как преследователь из фильмов: двигался чуть поодаль, а иногда – смешно сказать – снимал на фотоаппарат. Миллион раз собирался пригласить в кино или предложить донести портфель, но не решался. А вдруг обсмеет?
Оказалось, необязательно даже говорить. Взял на руки – и она не рыпается.
– За кинотеатром.
Саша не весила ни грамма. Дышала ему в шею и заливала горячими слезами плечо. Пахла конфетами и сладкой ватой. Из глупого пучка выбились волнистые темные пряди. Распустить бы ей волосы, зарыться бы в них носом.
– Спасибо, – пробормотала Саша, когда он бережно опустил её у подъезда.
– А давай встречаться? – вдруг предложил Никита.
Вместо ответа она заморгала так часто, словно собиралась взлететь.
10.
Стемнело, и под тусклым светом единственного фонаря её силуэт казался полупрозрачным. Она шла как королева, осанистая, невозмутимая. Никита выжидал. Он мог бы вынырнуть из темноты, с которой успел сродниться, но смотрел издалека. Пока смотрел.
Его пальцы окаменели. Никита не любил обижать тех, кто слабее, но иногда нельзя поступить иначе. Никакие уговоры не убеждают лучше кулака. Он вышел из-за угла и двинулся за девичьей фигурой. Эта надменная девчонка, Лена, почуяла опасность, вжала голову в плечи и прибавила шагу. Наивная, будто она сумеет спастись бегством.
Нарочито громко кашлянул; она боязливо оглянулась. Секунда, и Лена ускорилась до бега. Никита с легкостью догнал зазнавшуюся гимнастку. Повалил на асфальт. Она пыталась позвать на помощь, но крик потонул в безлюдной аллее. Его размыл ветер, впитала в себя почва.
И все-таки Никита прикрыл ей рот ладонью.
– Заткнись. – А от голоса его несло ненавистью.
Белобрысая взвизгнула. Свинья! Никита легонько пнул её в бок. Ему даже нравилось нависать над Леной пугающей тенью и дышать в лицо опаляющей злобой. Он властвовал над ней, она дрожала под ним.
– Молчи, иначе… – Никита не закончил фразу, но Лена всё поняла и обмякла безвольной куклой.
Никита был краток:
– Отстань от Саши Савельевой. Никогда не приближайся к ней. Если ослушаешься – мы с парнями придем за тобой, и эта встреча тебе запомнится.
Лена не была так самоуверенна как раньше и дружбой со старшеклассниками больше не кичилась. Никита отнял ладонь от пухлых губ. Гимнастка тоненько взвыла.
– Прошу…
– А вздумаешь пожаловаться – я не буду размениваться на болтовню.
Второй пинок пришелся под ребро. Лена закивала.
– Пусти.
– Я был услышан?
– Да...
– Точно?!
– Да!
Он легко спрыгнул с Лены, и та, путаясь в юбке и спотыкаясь на ровном месте, побежала от него прочь. Как от монстра.
А он и есть монстр, безумно влюбленный монстр.
Саша никогда не узнает про Никитин импульсивный поступок. Ей ни к чему. Она до сих пор верит в чудо, в розовые сказки о справедливости, и не поймет человека, готового причинить страдания кому-то другому. Даже её обидчику, даже такой скотине, как Лена.
Саша, его Саша, оттаивала словно весенний цветок. Дикий звереныш одомашнивался, исчезала былая ершистость. Она до сих пор не верила, что Никита всерьез называл её красавицей. От всего сердца, без капли лести, а она одергивала кофту, начинала теребить губы зубами, прокусывая их до крови, хмурилась. И держаться за руки стеснялась. Когда Никита словил её ладошку впервые – отпрянула и зыркнула исподлобья. Потом, правда, привыкла.
А первый поцелуй? Саша долго отказывалась, считала касание губ губами чем-то постыдным. Но она сдалась, и поцелуй с ней пах ванилью.
Неласковая и нелюдимая, не верящая никому и ничему. Только в себя, только себе. Однажды Никита подарил ей шоколадку – самую обычную, молочную, с изюмом и орехами, – а Саша спрятала ту подальше и отказалась вскрывать – страшилась, что второй шоколадки не будет, а эту она съест слишком быстро.
Как он понял, она жила в бедной семье, потому-то подарки, шоколадки, конфеты и угощения были для Саши в новинку. И не только угощения, но и ласка, забота, любовь.
Этот шипастый цветочек с невероятно глубокими глазами достался Никите, и тот был просто обязан выходить его. Что угодно, только бы она расцвела.
Но, вот досада, Саша третью неделю хромала, и это несовершенство ужасало Никиту. Нет ничего важнее Сашиного танца. Легких движений и плавных перекатов. Лент, струящихся под пальчиками. Если Саша не сможет танцевать – он лично скинет эту свиноподобную Лену с моста. Та может не сомневаться, он ни на миг не усомнится. В его компании с обидчиками расправлялись без лишних разговоров, а перелом – лишь малое из того, что может приключиться с тем, кто перешел дорогу своре бродячих собак. Никита был псом, жаждущим крови.
Он шутливо взвыл в спину Лене. Та побежала быстрее.
Мальчишечий хохот смешался с шумом листвы.
11.
Ванна заполнилась наполовину. От воды валил пар, зеркало запотело. Саша нарисовала на стекле сердечко, но оно поплыло от влаги, будто заплакало. Ладонью смазала его и посмотрела на свое отражение.
Зачем она Никите? Он такой… такой… необычный. Он тусуется с крутой компанией и умеет грубить учителям. Одевается так классно, что дух сводит. От его бархатного голоса кожа покрывается мурашками. Он всё делает божественно: закатывает глаза, взъерошивает челку пятерней, смеется.
А она? Волосы что смоль, глаза-пуговки и вороний нос с горбинкой. Шея, между прочим, короткая. Саша вытянула голову, чтобы зрительно удлинить шею. Повернулась к зеркалу правым и левым боком.
О, и жирный прыщ на виске. Красота неописуемая…
Никита её непременно бросит!
Но он не бросал. Он фотографировал Сашу, называл птичкой, восхищался её гибкостью, целовал в вороний нос – и не бросал вот уже как девяносто четыре – Саша считала – дня. Они даже целовались не тайком, а на людях, будто бросая вызов всему миру. Ходили, держась за руки. И Никитины друзья больше не казались ей людьми из другой вселенной. Поздними вечерами они все вместе пили приторные энергетические напитки, от которых немножечко мутило; из одной банки на всех, передавая по кругу. Как-то Саша попробовала вместе с компанией закурить, но зашлась в кашле – и передумала начинать.
Бабушка подозревала, что с внучкой творится нечто новое; но особо не лезла. Пока её увлечения не мешали учебе и спорту – пускай развлекается. Саша изо всех сил старалась не отставать, тренировалась наравне со всеми, а ночи просиживала за уроками.
Саша аккуратно опустилась в ванну и, задержав дыхание, погрузилась с головой в воду. На миг потерялось ощущение реальности: исчезли звуки – лишь бурление воды, – смылись краски.
Она – длинноносая ворона, а он – мечта. Почему он её полюбил?..
Вчера он предложил кое-что… хм, новое… Сказал, что не будет торопить и всё поймет. Что она ещё маленькая, но когда-то нужно начать. Спросил, любит ли она его.
– Люблю! – не задумываясь, ответила Саша.
Она до помрачения любила Никиту, но не была готова заняться с ним этим… Эта тема казалась ей жутко запретной и постыдной. С бабушкой о таком они не заговаривали никогда-никогда. Если бы не зарубежные сериалы, Саша бы знать не знала, что в любви, кроме поцелуев, случается секс. Четыре буквы, а сколько в них вложено. Она краснела, едва думала о том, как…
Нельзя думать!
Саша вынырнула, глотнула спертого воздуха. Зажмурилась.
Согласиться или отказаться? В компании тема секса поднималась часто. В основном парни рассказывали о своих похождениях: кого, как и в каких позах. Саша тогда смущалась, старалась не вслушиваться. Частенько мальчишки подкалывали девчонок, называя их подстилками, и девчонки, вместо того, чтобы смертельно обидеться, ржали, а если и обижались, то как-то не всерьёз.
Никита пообещал, что не будет давить. Но вдруг он решит уйти от Саши к кому-нибудь более сговорчивому? К тем же самым девчонкам, для которых секс – явление обычное и вполне понятное, как для Саши – гимнастика. Он точно бросит её…
Что ей, в самом деле, терять? Согласилась – и дело с концом!
Говорят, это приятно, если не заморачиваться. По секрету девчонки рассказали Саше, что бывает просто невероятно, до искр перед глазами. Она им верила, но переживала. Вдруг она какая-нибудь особенная и ей будет больно? Более того она не сможет сделать приятно Никите?
Сашу терзали сомнения. Она до красноты натирала кожу мочалкой и никак не могла решить. Что важнее: её нежелание или желание её молодого человека?
12.
Саша не понравилась маме с первого взгляда. Никита, конечно, побаивался вести свою девушку в гости мало ли, как отреагируют родители, но не ожидал, что мама воспримет их отношения с такой неприязнью. Она накормила Сашу ужином, после которого устроила настоящий допрос: кем работают родители, есть ли квартира, чем планирует заниматься в будущем, насколько серьезно её увлечение гимнастикой. Была очень мила – само очарование. Когда Саша смущалась, мама её подбадривала и, улыбаясь, заявляла, что она не кусается. На прощание Саше вручили пирожки, оставшиеся с ужина, и кусочек торта.
Но когда Никита проводил Сашу, мама отрезала:
– Эта девчонка тебе – не пара.
У Никиты перехватило дыхание.
– Мам!
– Не собираюсь ничего обсуждать. Мой сын не будет водиться с безотцовщиной. Из неё не вырастет ничего путного. Бабка за ней не следит, целыми днями зарабатывает им на пропитание. Вразумить её некому. Уж поверь моему опыту, она покатится по наклонной и тебя за собой потянет!
Его добрая заботливая мама вмиг превратилась в озлобленную мамашу. Она не желала даже слышать имя Саши, а уж тем более видеть её в их чистеньком, аккуратненьком доме. Тогда Никита объявил бойкот: не кушал со всеми и не здоровался, не делился новостями. Даже подумывал уехать на дачу и жить там в гордом одиночестве. Нет, не в гордом, а с Сашей.
На удивление, конфликт разрулил обычно нейтральный ко всему папа. Когда Никита в очередной раз прошмыгнул мимо мамы, отец отловил его за шкирку и припер к стене.
– Ну-ка хватит нервировать мать!
– Пап, ну а что она лезет! – возмутился Никита. – Мы с Сашей…
– Опять эта Саша! – всхлипнула из спальни мама. – Он ради неё нас в гроб готов загнать.
– Блин, пап, угомони её!
– Насть, – папа закатил глаза, – и ты прекращай. Дай парню нагуляться с симпатичной девчонкой. Ты себя в их возрасте вспомни. Чем больше будешь запрещать – тем сильнее они потянутся друг к другу.
И на удивление, мама, подумав, согласилась. Никите с Сашей разрешили встречаться. Ну и пусть на нейтральной территории, ну и пусть рассказы о ней сопровождались мамиными обидами. Главное – можно!
Можно… Целовать и обнимать, вжиматься носом в её волосы, пахнущие мятным шампунем. Говорить с ней обо всём на свете… Всё можно, кроме одного.
Мальчишки давно подбивали его переспать с Сашей. Нет, он и сам хотел, но старался не думать о сексе, и, если бы не парни, наверное, и не думал бы.
– Что ты всё цветочки да конфетки, – возмущался Гога, затягиваясь одной сигаретой на троих. – Возьми уже её.
– Как-то рано, – засомневался Никита. – Она ж маленькая.
– Ольку в её годы уже полрайона опробовало.
– Ты Сашу с Олькой не сравнивай! – Никита разозлился и даже замахнулся для удара, но осадил себя. – Сашка… другая. Она чистая.
– И непорочная! – гоготнул Серый. – А ты её верная собачонка. Ну и живите так до пенсии.
Никита не выдержал, врезал ему со всего размаха в живот. Серый осел, закашливаясь, но после заржал.
– Ник, ну прекращай. Мы же правду говорим! Тебе самому-то не хочется?
Ему страсть как хотелось! Когда он касался её кожи или вдыхал аромат волос. Когда проводил ладонью по гибкой спине. Когда она начинала часто дышать после поцелуя. Он сходил с ума. Но не мог же …
Или мог?
На вопрос «в лоб» Саша вроде как согласилась, но попросила дать ей время. Он ждал. День ждал и неделю. И вторую. Целый месяц обещаний, от которых уже сводило зубы.
Однажды получилось совсем неправильно. Они целовались, и его ладонь случайно – действительно случайно, попросту соскользнула – пробралась ей под футболку. Саша тут же напряглась, а Никита решил поступить как брутальные герои фильмов: не спрашивать согласия. Провел по животу кончиками пальцев, укусил за мочку уха. Но Саша почему-то не падала в обморок от восторга. Она вжалась в диван и притихла. Казалось, даже грудь не вздымалась.
– Саш?
Она глядела сквозь него пустым, стеклянным взглядом. Как человек, готовый пойти на всё, но боящийся до потери сознания. Словно Никита её заставлял, а она вроде и не хотела, но отказать не могла.
В тот день ничего не получилось. Как-то оно неправильно, без её согласия. Хотя, признаться, какую-то секунду Никита подумывал забить на всё и просто сорвать эту бесполезную футболку, и джинсы, кстати, тоже. Но ему-то хотелось ответных действий, а не игры в одни ворота.
А в следующее воскресенье Никита не удержался. По дому Саша ходила в невероятно коротенькой юбчонке, светя острыми коленками. К тому же её бабушка уехала на рынок, где по выходным продавала вязание. И фильм они смотрели безумно скучный. Короче говоря, так сложились карты. Никита легонько придавил Сашу собой, свел ей руки над головой и обхватил запястья одной рукой. Саша задрожала.
– Не бойся, – шепнул ласково, скользнув второй рукой под блузку, теперь уже специально. – Тебе понравится.
Когда он раздел её догола и отпустил руки – она не прикрылась. Почему-то зажмурилась, дурочка. А Никита с особой жадностью изучал худенькое тельце, узенькие бедра, впалый животик. Саша не была похожа ни на одну из девчонок в их компании, которые к четырнадцати годам приобрели все необходимые достоинства: грудь или, на худой конец, попу. Она напоминала ребенка. Никита вспомнил, как этот ребенок крутится по залу, а лента в его руке вычерчивает узоры.
Презерватив лежал в кармане джинсов. Надевать его Никита научился заранее – тренировался в ванне, чтобы не оплошать в ответственный момент.
Когда всё закончилось, она почему-то ревела и мотала головой, отказываясь объяснять, почему плачет. А у Никиты перед глазами плясали звезды. Секс – это самое крутое занятие, которое придумало человечество!
Сейчас.
13.
Веселенькая трель будит меня в семь утра. Мелодия, поставленная на маму, означает, что попытка спустить собеседование на тормозах окончилась провалом. Я укрываюсь одеялом до подбородка, тщетно надеясь на чудо. Да конечно, чудеса и мама – вещи несовместимые! Впрочем, с моей родительницей несовместимы любые добрые чувства и явления. Она продолжает настойчиво трезвонить. На ощупь достаю телефон.
– Ну как? – спрашивает без приветствия.
Я отвечаю честно.
– Вадик нам не подходит.
– Глупости! – Мама повышает голос. – Он самый трудолюбивый мальчик на свете.
Ну и почему этого мальчика не оторвали с руками крупнейшие корпорации? Мамочка не пустила? Я удерживаюсь от едкого высказывания.
– В интернет-магазине женской одежды ему не будет роста.
– О чем ты, Александра?! Не рассказывай мне сказки. У вас там лодыри да бездельники деньги лопатой гребут, а ему, значит, роста нет?! Посади на оклад, и дело с концом. Не в грузчики же идти будущему программисту!
– Мама, у нас нет для него работы.
– И? – недоумевает та. – Тем более дай ему зарплату тысяч в двадцать и не трогай, пусть числится кем угодно, хоть гендиректором. Можешь даже официально не оформлять, так, по трудовому договору. А он сможет учиться, не задумываясь о финансах. Тебе жалко?
Маме невдомек, что трудовой договор подразумевает собой официальное оформление, а вот неофициально я могу его оформить прямо тут, правда, забесплатно и без каких-либо претензий.
– Саша, не молчи. Пожалей своего брата. Он и так перетруждается в институте, ему некогда вкалывать за копейки. Будь ты человеком!
Когда же я избавляюсь от комплекса неполноценности и научусь говорить своей матери «нет»? К психологу, что ль, сходить? Всякий раз я начинаю замыкаться и соглашаться со всем, что мама предложит, надеясь, что заслужу её одобрение.
Но сегодняшний мой помощник, похмелье, помогает мыслить жестко.
– К сожалению, нашей фирме нечего предложить Вадику.
Мама вешает трубку. Я зарываюсь носом в подушку. Как же плохо!
– Сашенька, ну ты чего? – Егор стискивает меня в объятиях. Горячее дыхание обжигает макушку. Я отстраняюсь.
– Скажи, моя мать – стерва? – задаю риторический вопрос.
– Ну, она… специфическая, – подумав, отвечает Егор.
Я захожусь в смехе, от которого сводит зубы. Специфическая! Да с неё можно рисовать портрет классической мачехи: злобной, жадной и абсолютно равнодушной к падчерице. Она не любила меня в детстве, не полюбила и взрослой. Когда мой отчим, дядя Миша, умер от онкологии, она осталась «совсем одна-одинешенька» в трехкомнатных хоромах. Но меня почему-то к себе не позвала – заявила бабушке, что ей нужно освоиться, привыкнуть жить без поддержки и опоры. Уже как пять лет осваивается, бедняжка. И Вадика вырастила таким же, бесхребетным слюнтяем. Работы ему, несчастному, не найти…
Я долго умываюсь и причесываюсь. В затылке гудит, намазанные йодом ладони до сих пор ноют. И живот крутит. Пора завязывать с алкоголем, иначе к двадцати пяти я сопьюсь.
Если мне суждено дожить до двадцати пяти.
Ира вновь не заезжает в офис – ладно, на ней и так куча организационной суматохи. Лера вообще заявляется сюда редко, она предпочитает получать деньги на карточку и в рабочие нюансы практически не лезет.
Цифры плывут перед глазами, слова сливаются в кашу. Я падаю лбом в клавиатуру ноутбука – как же дурно.
Почему он не предпринимает ничего нового? Те покушения – случайность или закономерность? Сколько мне шарахаться от каждого шороха? Гаденыш, припомнил мою фразу о трех днях!
Представляю, как он вбегает в кабинет, открыв дверь с ноги, и стреляет в меня из пистолета. Пах-пах-пах. И всё. Лужа крови расплывается по бесконечным отчетам. Контрольный выстрел в голову – и я падаю безжизненной куклой. Элегантное убийство в красных тонах.
Или все-таки переедет автомобилем?
Мне даже нравится обдумывать свою смерть. Он обязан всё обставить красиво, как он умеет. Тонко и изящно. Как фотография руки мастера…
Телефон разрывается вибрацией – звук я предусмотрительно выключила. Неужели матушка решила простить неразумное дитятко? Опять начнет капать на мозги, пытаясь вразумить. Бла-бла-бла, он твой брат, бла-бла-бла, вы должны помогать друг другу, бла-бла-бла, под «вы» я подразумеваю тебя.
Нет, звонок от Иры. Я провожу пальцем по экрану, принимая вызов, и уже собираюсь сказануть какую-нибудь едкую гадость по поводу отлынивания от офисного труда.
– Сашка! – ревет та. – Ужас какой-то… Сашенька…
– Что случилось?
– Мне угрожали… сказал… убьет…
Она бормочет несвязанные между собой слова. Я теряю логическую цепочку на первом же скачке её мысли.
– Объяснись!
– Он позвонил и сказал, что знает обо мне всё… И потребовал проваливать отсюда, иначе меня прикончат…
– Кто?
– Не знаю! Мужской голос!
– Выезжаю.
В Ириной квартире всегда грязно и неуютно. Она, нищая приезжая студентка, снимает престижную двушку в центре города, но за порядком не следит. Верхняя одежда, зимняя, летняя, весенняя, беспорядочно висят на вешалке; обувь сгружена в кучу. На полу подозрительные черные пятна, словно Ира пролила что-то сладкое, на что потом налипла пыль и грязь.
Я не разуваюсь, да Ира и не требует. Она валяется в кресле, укутавшись в плед, и теребит носовой платок. Остро пахнет лекарствами. Глаза сухие, но красные.
– Теперь отдышись и рассказывай нормально.
Нового я не узнаю: позвонил некто и начал запугивать. Нет, голос незнакомый, нет, Ира никому не переходила дорогу и не враждовала. Она понятия не имеет, что происходит! В последних входящих вызовах один с неопределившегося номера.
Неужели он?.. Я не верю! Не докатился же он до запугивания моих знакомых? Да и при чем тут Ира, мы с ней даже не подруги. Или все-таки подруги, просто я отрицаю нашу дружбу? Разве не она нянчилась со мной, когда я грипповала в общаге; и не я отвлекала её после неудачных свиданий с парнями? Три месяца назад она съехала, но товарищество-то никуда не делось. Ближе её у меня никого нет.
Если он решил действовать через Иру, то он – полная скотина. Нет, он не причинит кому-либо реального вреда. Я уверена, всё будет хорошо.
Я оставляю Иру, накаченную успокоительными, и убеждаю, что кто-то попросту ошибся номером. И что завтра же мы сходим в полицию и подадим заявление на телефонного хулигана. Она осоловело кивает и засыпает, едва я приказываю лечь в кровать.
Да почему же так зверски мутит? Настолько паленого алкоголя я в жизни не пила, даже дешевое вино из юности, разлитое по пластиковым бутылкам, было лучшего качества. Я еле успеваю забежать в Ирин туалет. От созерцания содержимого унитаза отвлекает новый звонок. Сердце заранее предчувствует беду, но на проводе всего лишь Лера.
– Пересечемся вечерком? – воркует она. – Часиков этак в одиннадцать?
Обычно в одиннадцать я вырубаюсь без задних ног, но тусовщица Лера такого не поймет. У неё день только-только начался, и договариваться на иное время не имеет смысла. Пока оденется, накрасится, мысленно подготовится – то на то и выйдет. Соглашаюсь.
На работу не тянет – возвращаюсь домой и, наслаждаясь отсутствием Егора, чищу перышки в ванне. Думать ни о чем не получается. Хочется уснуть и не просыпаться. Никогда, ни при каких условиях.
В суши-баре, где цены зашкаливают, а обслуживающий персонал источает дружелюбие, играет приглушенная музыка. Я разваливаюсь на мягком диванчике и всячески борюсь с сонливостью и тошнотой. Лера запаздывает – неудивительно.
– Налейте что-нибудь бодрящее, – прошу официанта.
Тот понимающе кивает. Спустя минут десять он приносит мне коктейль под названием «Сотрясение мозга». Ядерная смесь из абсента, джина, рома, водки и капельки кока-колы. Коктейль украшен вишенкой, и я предпочитаю употребить только её.
– Приветик! – Лера грациозно усаживается на противоположный диванчик. – Уже заказала?
Она с уважением посматривает на мой коктейль, а я сдерживаю тошноту, подступающую комом к горлу.
– Вообще-то я по делу, – потирая руки, продолжает она.
Лера – блондинка из модных журналов. Она и следует тем во всем: одевается, как велят модели с рекламных страниц; душится теми ароматами, которые модны в этом сезоне; сидит на диетах, меняет мужиков как перчатки и ни в чем себе не отказывает. Наверное, я бы возненавидела её из зависти, не будь она нашей материальной поддержкой. Когда-то давно, когда мы только пытались встать на ноги, вложения Лериного папы помогли основать настоящую компанию и удержаться на плаву.
К тому же, кому знать предпочтения модниц, если не одной из них?
– Как успехи? – спрашивает для начала.
Я отчитываюсь перед ней как перед главным боссом. Продажи растут, человек не хватает, штат будем расширять, иначе загнемся. С социальными сетями и торговым представителем пока тишина, но мы ещё не подавали заявку на порталы по поиску вакансий. Отзывы на восемьдесят процентов положительные. Так что мы – на гребне волны.
