Текст книги "Танец с лентами (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Как раз об этом я и собиралась поговорить, – перебивает Лера на середине фразы. – О нашем росте. Мы ввязались в опасную игру, не находишь?
– Почему?
Она, вооружившись палочками, макает ролл с лососем в соевый соус.
– Нас легко потопить. Три девочки не выдержат нагрузки, и нас запросто сожрут конкуренты.
Лера выдерживает театральную паузу и грустно хлопает ресницами. Изображает святую наивность, но я-то в курсе, какая у неё акулья хватка. Под внешностью девочки-конфетки скрывается фурия, с которой я бы не рискнула связываться.
– У тебя есть план? – задаю вопрос, которого она давно ждет.
Лера смущается.
– Небольшой. Появился желающий выкупить нашу компанию. – Я разеваю рот для ответа, но она машет палочками. – Постой, выслушай меня! Человек очень солидный, тоже занимающийся интернет-продажами. Собирается расширять бизнес в одежду, и наш «Ли-бертэ» – предел его мечтаний. Он предлагает деньги, которых ни ты, ни я не видывали. Единственное условие – он требует полную власть. Придется переоформить фирму. Но всё не так плохо! – Лера опять замолкает, позволяя мне переварить информацию. – Нас не уволят. Ира займет место директора по персоналу, ты – коммерческого директора. Оклад поставят за сотку. Здорово?
– А ты?
– Что я?
– Какое место займешь ты? – терпеливо поясняю я и все-таки отпиваю от коктейля. Ком, стоящий в горле, нарастает.
Она задумывается, значит, к вопросу не готовилась. Думала, что я обалдею от открывшейся перспективы стать каким-то там директором и забуду обо всем.
– Тоже директором по… – Она отводит взгляд. – По связям с общественностью. Буду рекламу налаживать и всякое такое. Сашка, не спеши отказывать. Мы все выиграем от этой сделки. С вас спадет груз ответственности. Невозможно отслеживать все операции самостоятельно. Ну, не глупи! Компания давно переросла нас троих, и скоро мы её не удержим.
– Лер, ты ведь знаешь мой ответ.
«Ли-бертэ» – наше детище, наш ребенок, и ни я, ни Ира в здравом уме не продадут его какому-то «солидному человеку», позарившись на сомнительную перспективу стать начальством. Директоров увольняют так же быстро, как и нанимают.
Лера из милой кошечки превращается в разъяренную пантеру. Она долго убеждает, кидается незнакомыми фамилиями и названиями, требует подумать, заговаривает зубы и обещает сладкие перспективы денежного безделья. И, наконец, уходит, расплатившись за нас обеих, но забыв поцеловать на прощание в щечку. Ну точно, обиделась.
Чую, одной беседой дело не кончится.
Ввалившись домой, я первым делом здороваюсь с фаянсовым другом, и нельзя назвать нашу встречу приятной. Да что ж за тошнота-то такая нескончаемая! После, держась за раковину, долго смотрю на струю воды. Не легчает. И тут до меня доходит. Со всей своей местью, планами, покушениями и прочей ерундой я совсем забыла о такой банальной штуке, как цикл.
Задержка? Не может быть.
Егор безмятежно дрыхнет, что и к лучшему: нам ни к чему пересекаться чаще, чем требуют правила совместного проживания. Я бегу в круглосуточную аптеку и покупаю самый дорогой тест. Дома разворачиваю его, тут же выбросив коробку вглубь мусорной корзины, чтобы Егор не заподозрил неладного. Улики нужно уничтожать – этому меня научила сама жизнь.
Ожидаю результата, скрестив пальцы. Только бы… только бы…
Первая полоска проявляется незамедлительно, а вторая растет медленно, будто бы сомневается, проступать ли ей дальше.
Воздух кончается. Черт! Черт!!!
Стон вырывается из горла, смешивается с шумом воды из-под крана. Эти гребанные две полоски – худшее, что могло произойти.
Тогда.
14.
Саша отдалялась. Никита чувствовал, как между ними вырастает непробиваемая стена из молчания и недоверия. За прошедшие две недели они виделись раза три по его инициативе. Ни о какой любви и речи идти не могло – Саша соглашалась погулять или пересечься после школы, но домой не пускала. Выдумывала нелепые отмазки. Говорила мало, больше разглядывала свои ботинки. Зато убегала со свиданий так, будто опаздывала на поезд.
Да что с ней?! Он оказался плох в постели? Так, между прочим, тот раз у него тоже первый...
– Идиот ты, Герасимов, – заявила Алена, девушка Серого, которой он по секрету (чтобы парни в компании не ржали) пожаловался о проблеме, – если считаешь, что Сашка после твоего поступка должна тебе в глаза заглядывать. Ты её будто вообще не знаешь. Она о сексе не слышала, и краснеет, когда мы обсуждаем чьи-нибудь сиськи. Ты б ее лаской и заботой, как меня – Серега.
Они сидели вдвоем на общем балконе многоэтажки. Алена курила, Никита, перевалившись через парапет, изучал землю. Одиннадцатый этаж, высоковато; лететь отсюда будешь долго, а разобьешься со вкусом. Круто! Никите нравилось всё, в чем был эстетизм, пусть даже жутковатый.
– А как он тебя?
– Ну, как минимум он мне сережки подарил, – Алена откинула с уха прядку, сверкнула золотым ободком. – Ну, типа сережки от Сережки. Я тут же растаяла. А ты девчонку силой в койку затащил, а теперь недоумеваешь, чего это она к тебе на шею не бросается!
Она отщелкнула окурок с балкона.
– Я ж не силой, – не согласился Никита. – Наоборот, старался быть нежным.
– Постель усыпал лепестками роз? Нет? Принес бутыль дорогого шампусика? Тоже мимо? Тогда ни черта ты не нежный, а обычный придурок, который сломал девочке её хрупкий внутренний мир. Подарки – это второстепенно, а первостепенно ты должен был с ней контакт наладить. Умные журналы для кого пишут, дурень?!
В словах Алены была доля истины, не зря Никита считал её наиболее благоразумной из всей компании, а главное – честной. Если уж у Алены что-то засело в голове, она признавалась сразу, не юлила и не требовала строить догадки. Не давала полунамеков – обо всем говорила "в лоб". В ней напрочь отсутствовало кокетство, и это подкупало.
– Короче, или ты живенько миришься с Сашкой, или брось её по-человечески, – подытожила Алена со взрослой суровостью.
Нет, бросить Сашу Никита не мог. Она ведь принадлежит ему: он её прикормил, обогрел, научил любить. И что, теперь отдаст кому-то другого? Никогда! Никита пошел на рискованные меры. Был у него припрятан один козырь, после которого Саша точно сдастся.
На следующий день он заявился к ней в гости без приглашения. Бабушки дома как обычно не было – она подрабатывала то ли уборщицей, то ли гардеробщицей при каком-то институте, а вечерами драила там же полы.
– У нас не прибрано, – сопротивлялась Саша, держа гостя на пороге. Взгляд её заметался из стороны в сторону.
– Ну и плевать!
С собой Никита принес коробочку, перевязанную лентой, и теперь вытащил её из-за пазухи жестом доброго волшебника. В Сашиных глазах появилось неверие. Глупенькая, ей так редко делали подарки, что она любую безделушку принимала как величайшую драгоценность. А Никита, последний дурак, совсем позабыл о том, что ему досталась не домашний звереныш, а дикая пташка.
– Держи.
Саша потрясла коробку и даже прислушалась к ней, заставив Никиту хохотать. Потом развернула ленточку, чем-то напоминающую ту, с которой танцевала на гимнастике. И замерла.
– Ник... – Голос её осип. – Ты...
Она достала смешной серый вязаный берет. На боку его красовалось грязное пятно – Никита берет так и не постирал. Он нашел его следующим утром после первой встречи с Сашей, когда шел в школу. И зачем-то захватил с собой. Он тогда не собирался возвращать находку владелице – и думать о ней не желал! Но забрал по наитию и припрятал глубоко в шкаф. Сердце не соврало. Находка пригодилась.
Саша сжимала берет как сокровище.
– Ты меня не узнала? – Никита улыбнулся фирменной улыбкой. – Когда-то я спас тебя от Гоги и Серого. Мы по детству придурками были, сейчас осознал. Простишь нас?
– Д-да.
– А берет я хранил. И в тебя я влюбился, Саш, с первого дня. Ты же моя птичка! Но это не всё.
Никита встал перед ней на одно колено.
Драгоценностей в их доме хватало. Мама говорила так: женщина должна баловать себя или безделушками, или шмотками, а лучше всего инвестировать в золото. Никита долго копался в бездонной шкатулке, где хранились кольца и серьги. И одно колечко, тоненькое, с небольшим, но блестящим прозрачным камешком, особенно понравилось ему. Не вычурное, а значит недорогое (и мама не заметит пропажу), но напоминающее Сашу, подходящее к ней. Та такая же малозаметная и кажущаяся на первый взгляд самой обычной, непримечательной. Но стоит лучам солнца осветить её – и она сверкает. Кажется, мама называла камень фианитом.
– Будь со мной? – Никита протянул колечко Саше. – Всегда. Никогда не отпускай, каким бы идиотом я ни был. Я без тебя загнусь, Саш. Честно-честно.
Она всхлипнула и, прижав ладошки к покрасневшим щечкам, разревелась в голос. Никита притянул Сашу к себе и просто слушал, как она плачет, вцепившись пальчиками в его куртку. Глупая маленькая девочка. Его девочка. Только его!
15.
Им исполнился годик, и в честь знаменательного события Саша приготовила торт. Настоящий, с бисквитом и кремовой прослойкой, с верхушкой, усыпанной ягодами. Первый блин получился совсем даже не комом, а вполне аппетитным маленьким тортиком. У Ольки, девчонки из компании, Саша выпросила новенький комплект кружевного белья – порадовать Никиту. Бюстгальтер был ей великоват, но в пределах нормы; трусики сидели как влитые. Саша представила, как отреагирует Никита. Он непременно обрадуется и закружит её в танце! А подарок, подарит ли он подарок? Поскорей бы вечер!
Тренер ругала её – забросила гимнастику, ходила через раз, выкладывалась не на полную программу. Но, видимо, тело Саши было предназначено для спорта – и упражнения давались ей с былой легкостью. Поэтому сегодня она позволила себе прогулять в честь крупной даты. Как-никак целый год вместе, почти без ссор. Бабушка уехала с утра к какой-то подружке, и вся квартира была в их распоряжении.
Саша надушилась, накрасилась, торт выставила в центр стола, достала два бокала из бабушкиного сервиза. Шампанское пообещал купить Никита.
Он ворвался в квартиру пасмурный что осеннее небо. Скинул ботинки и даже не поцеловал Сашу. Он пах разочарованием. И дыхание, пропитанное электрическими разрядами, не сулило хорошего.
– Всё в порядке? – Саша прильнула к родному телу всей собой.
– Аленка залетела от Серого.
Никита скорчился, точно съел целый лимон.
– Кошмар какой! – воскликнула Саша. – Что они будут делать?
Она неплохо общалась с Аленой, рыжеволосой непоседой, которая с ума сходила от своего парня. Саша завидовала её легкости, умению перевести любой разговор в шутку; но при этом в Алене был стержень. Самая неунывающая, но и самая серьезная из всех.
– Что-что, – Никита криво ухмыльнулся. – Аборт.
Он прошел в кухню, равнодушно глянул на торт. Российское шампанское, самое невкусное на свете, разлил по бокалам и осушил свой одним махом. У Саши во рту пересохло.
– Кстати, а ты… – внезапно Никита обернулся к ней.
– Что – я? – Саша глянула в любимые серые глаза.
– Когда у тебя были месячные? – прямо спросил он с несвойственной жесткостью.
Как когда, вроде две или три недели назад? Саша посчитала про себя, выходило больше месяца. Внутренности сдавило, желудок перекрутился.
– Но мы же предохранялись, – с сомнением сказала она.
– Они – тоже. Немедленно делай тест, – потребовал Никита. – Я куплю.
Он обулся и вылетел из квартиры пулей, бросив Сашу наедине со своими мыслями. Та встревоженно крутила ободок золотого колечка, единственного украшения на её теле.
А если окажется, что она тоже… залетела? Слово-то какое мерзопакостное, от него разило чем-то грязным, вонючим. Похотью и ошибкой. Останется ли Никита с Сашей или заставит её идти на аборт? Или и вовсе тут же распрощается, мол, их дорожки разошлись, дальше – сугубо её трудности?
Нет, если Саша беременна – она не позволит убить ребенка. Их с Никитой, самого драгоценного во всем мире. Бабушка поймет, они выкарабкаются, а Никита никуда не уйдет. Он ведь её любит так же безумно, как и она его! Саша видела передачи по телевизору: кто-то и в двенадцать преспокойно рожает. Главное – взаимопонимание и любовь, а уж и того, и другого у них с Никитой хоть отбавляй.
Тест показал одну розоватую полоску. Никита успокоился, стал прежним, заботливым и ласковым. Он целовал Сашу в живот и твердил:
– Не нужно нам никаких ошибок, правильно, птичка?
Саша заливалась счастливым смехом. Никита смешно щекотал носом бока. Разглядывал кружевное белье, восхищенно цокая, называл самой-самой. Годовщина удалась!
Тест она выбросила в мусорное ведро и думать о нем забыла. Ровно до того момента, как в спальню, уже ночью, не ворвалась бабушка. Без предупреждения включила свет, ослепив засыпающую Сашу. Та вскочила от неожиданности.
– Что это такое?! – Бабушка помахала перед Сашей чем-то тонким.
Саша прищурилась. Тест!
– Я… мы… – она затряслась.
Из глаз бабушки вылетали молнии, она, обычно собранная и спокойная, схватила внучку за руку и вытолкнула из кровати. Заставила показать руки и ноги – на следы уколов. Осмотрела и ощупала всю. Саше было гадко до одури, но она не могла сдвинуться с места.
– Если ты спишь с кем попало, то, вполне возможно, и колешься. Дурная кровь, вся в отца с матерью!
– Я не сплю с кем попало, – всхлипывая, убеждала Саша. – Мы с Никитой любим друг друга.
Бабушка бессильно упала лицом в ладони. Её сухенькие старческие плечи вздрагивали, пока она беззвучно рыдала.
– Это я виновата. Всё деньги добываю, чтобы моя неблагодарная внучка с голоду не померла, а ты во все тяжкие пускаешься. Господи, за что же старухе такая ноша да на старости лет?... – бабушка замолчала. – Мне твой Никита категорически неприятен, – объявила ледяным тоном, уже направляясь к двери. – Отныне ты с ним не общаешься, иначе придется тебя наказать.
– Как? – зачем-то уточнила Саша.
– Мы с тобой переедем в другой город. Никаких прежних друзей, никакой гимнастики, никакого Никиты. Пока же ты под домашним арестом.
Щелчок выключателем, и комнату накрыла кромешная тьма. Бабушка хлопнула дверью. Саша осталась в полной тишине наедине сама с собой. Лунный лучик скользнул сквозь окно и погладил её по вздрагивающим плечам.
16.
Саша качалась на качелях. Те заунывно скрипели в такт накрапывающему дождю. Не ливню, но мороси, летящей в лицо колючими брызгами. Настроение было паршивое – до слез. Никита сидел, свесив ноги в кроссовках, на перекладине турника. Серый передал ему бутылку дешевого вина, тот смачно отхлебнул.
Серый с иронией говорил:
– Я когда клинику искал, позвонил в одну, а мне там: а вы муж? Ну, я им и выдал, типа, да, направляю свою женушку на эту, как её... Зайка, как оно называется?
Алена после недавнего аборта растеряла всю беззаботность. Разговаривала мало, только смотрела в одну точку, обхватив прикрытый курткой живот руками.
– Чистка, – тусклым и безжизненным голоском.
– Гы, смешное слово. – Он отпил вина. – Сашок, будешь?
Протянул бутылку Саше. Она, стараясь не нюхать, выпила, стерла кисловатые остатки с губ тыльной стороной ладони. Три дня она отбывала наказание. Из школы её, стыдно сказать, забирали как маленькую. Бабушка отобрала телефон, с компьютера сняла провода; в распоряжении Саши оставался телевизор или книги. Только вот перед глазами плыло, и настроения совсем не было. А сегодня бабушка под честное слово отпустила Сашу на гимнастику, которую та, разумеется, прогуляла.
– Если твой дружок не отстанет – подам в милицию, – пригрозила бабушка, наблюдая, как Саша укладывает в рюкзак форму. – Его за растление малолетней быстренько упекут за решетку.
Саша не хотела, чтобы Никита пострадал, поэтому поклялась быть хорошей девочкой. Но втихаря побежала к нему и его друзьям. Никита жадно целовал её и твердил, как соскучился, как ему не хватало Сашиного дыхания и вечно холодных ладошек. Они виделись в школе, но неделя выдалась тяжелая, перед окончанием семестра учителя завалили контрольными – толком не пообщаешься. А тут целых три часа вместе, и непогода им не помеха. Бабушка, конечно, прознает про внучкину выходку – но это случится позже.
– Ребят, что нам делать? – Саша глянула в предгрозовое небо. Тучи жирными сгустками укутали округу. Резко потемнело. Дождь усилился.
Она рассказала о бабушкиных угрозах и чуть не расплакалась. Но вдохнула-выдохнула, досчитала про себя до десяти. Нельзя быть слабой. Никита терпеть не может нытиков.
– Можно видеться тайком. – Алена уставилась в землю.
– Где? – Никита спрыгнул с перекладины. – Мы встречаться могли только у Сашки дома. Моя мать после пропажи… – он поджал губы. – Ай, не важно. Короче, у меня нельзя, у Саши – тоже. Нам на улице обжиматься как каким-нибудь бомжам? Дай сюда!
Никита жадно отхлебнул вина, затем вручил бутыль Саше – та поддержала возлюбленного коротким глотком. А когда он закурил, втянула носом горький как потеря дым.
– Заходите ко мне, пока родителей нет, – с сомнением предложил Серый.
– По расписанию? – сплюнул Никита. – Сегодня ты с Аленкой, завтра мы с Сашей?! Отличный план! Презик один на двоих будем использовать, по-братски, так сказать? Саш, а ты как считаешь?
Как назло, в голову не лезло ничего путного: гостиницы, свидания украдкой, поцелуи перед подъездом на прощание. Но этого мало! Отношения так не строятся.
– Давай свалим? – вдруг предложил Никита, и его глаза блеснули пьяным задором. – От всех подальше. Готова?
– Куда? – Саша подалась вперед.
– Например, на дедушкину дачу. Мы туда с родителями не ездили уже лет пять. Поселимся с тобой вдвоем и заживем как нормальные люди. И черта с два они нас отыщут!
– А гимнастика?..
Никита горько задумался.
– Ты права. Саш, – он подлетел к ней и ткнулся носом в макушку. – Ну хотя бы на сегодня согласна уехать? Пусть они ищут, плачут, переживают. Они поймут, что нас нельзя разлучать. Я так соскучился по тебе!
Саша нахмурилась.
– Но как мы поедем? На электричке?
– На личной тачке! – Никита хлопнул в ладоши. – Я выкраду ключи у отца и уеду. Сам виноват, что обучил меня водить. Вот пускай ищет. Ха! Сашка, мы будем свободны. На даче есть печка, затопим её как сельские жители. Круто же?!
Он схватил её под руки и, стащив с качелей, сжал в объятиях. Запах кислого винограда перемешался с безудержным счастьем. Никита отплясывал, отбивая ритм ладонями по Сашиной спине. Ей не нравилась эта идея с побегом. У бабушки слабое сердце, она и так на таблетках – можно ли уезжать, не предупредив? Да и красть машину у родителей Никиты... Саша на плохом счету в его семье (между прочим, неоправданно), а тут ещё воровство с побегом. Как бы не случилось плохого...
Серый допил вино и пнул пустую бутылку к детской горке.
– Клевый план. – Он выставил вверх большой палец. – Поезжайте! Совет вам да любовь, голубки.
Саша посмотрела вначале на Серого, затем на Никиту; на Алену, которая мечтательно заулыбалась. Нерушимая уверенность друзей смела под собой любые сомнения. И правда, разве имеет бабушка какое-то право ограничивать внучкин выбор: с кем встречаться, чем заниматься, кого любить? Она и дальше будет рассматривать её как нечто испорченное и проверять, колется ли Саша героином? Пора бы показать, что Саша – взрослая девушка, способная пойти ради своего счастья на всё. Как и Никита. Они – одно целое. Никто, ни родители Никиты, ни бабушка, не смогут им помешать.
Алкогольный азарт закружил её в танце. Саша горячо поцеловала Никиту в губы.
– Поехали! – и добавила с прежним испугом: – Но завтра обязательно вернемся.
– Разумеется, птичка!
17.
Небо разрыдалось, едва они запрыгнули в старенькую иномарку. Ливень молотил по крыше и стеклам, требовал пустить внутрь. Они, опьяненные счастьем, долго целовались под музыку. Жужжала печка, в салоне не хватало воздуха, и запотели окна. Саша и представить не могла, как романтично сбегать. Пусть ненадолго, пусть на денек – но улизнуть от быта и нравоучений. Быть свободной и независимой. Тонуть в поцелуях, покрываться мурашками от звука родного голоса.
Никита стянул не только ключи, но и немного еды из холодильника: сосиски, хлеб, майонез. Набрал полный карман чайных пакетиков. Чудом остался незамеченными родителями: мама мылась в ванной, а папа не слышал ничего, кроме футбольного матча.
Саша к себе даже не совалась, бабушка бы заперла её дома – и всё, прощай, побег.
– Едем? – Никита погладил Сашу по щеке большим пальцем.
Она быстро кивнула, чтобы не передумать. Никита отхлебнул купленного по пути энергетика, хрустнул шеей и надавил на педаль газа.
Перед ними расстелился засыпающий город. Темные окна смотрели с сонным прищуром, на редких рекламных вывесках не горели огни. Никита ехал медленно, пытался вспомнить, как обращаться с управлением. Но на шоссе набрал скорость. Стрелка на спидометре опасно приблизилась к сотне. Машину затрясло; загудело, затарахтело, запахло паленым.
– Ник, не гони… – попросила Саша.
– Птичка, да тут сотки нет и дорога пустая. Не паникуй!
Дождь размывал обзор, дворники не успевали справляться с напором воды. Никита, довольно посвистывая, прибавил газу. Машинка тявкнула как злая собачонка.
Саша подумывала закрепить ремень безопасности. Да, Никита заявил, что пристегиваются исключительно трусы, но она так, на всякий случай. Рука уже потянулась к ремню...
Поворот появился из неоткуда. Была ровная дорога, и вдруг – резко направо. Никита вывернул руль, но машину завертело. Колеса засвистели. Капот мазнул по краю ограждения. Их тряхнуло.
Последнее, что запомнила Саша – зияющая пропасть кювета перед глазами.
Сейчас.
18.
Я выбрасываю тест в окно и долго намываю руки. Натираю мылом до самых локтей, подставляю под обжигающую струю. Каков шанс, что произошедшее – ошибка? Разве тесты не лгут? Определенно, в них есть процент неправды, и я попала в тот самый процент.
А завтра же запишусь к врачу.
Стук в дверь застигает меня врасплох. Я, точно мелкий воришка, мечусь по ванной комнате, стараясь скрыть улики. Завинчиваю кран, вытираю руки докрасна, навешиваю на лицо маску безмятежности.
– Саш? – Егор заглядывает сквозь щелку. – Всё в порядке?
– Да!
А сама не смотрю на себя в зеркало – стыдно. Я грязная, лживая запутавшаяся дрянь, и мне совершенно не нужен этот ребенок!
– Идем спать? – спрашивает с нежностью.
Глупый Егор. Ведь я не любила его ни одного дня наших «отношений». С самого начала только лгала и пользовалась, а теперь паразитирую на нем в его же квартире. Каков шанс, что ребенок – его? Чуть больше нуля? Нет, меньше, гораздо меньше. Этот ребенок может быть зачат лишь от одного человека. Того, кого я ненавижу всем сердцем.
Ночью беспокойно ворочаюсь, трижды выбегаю на кухню – глотнуть воды. В пересохшем горле пустыня. Пульс скачет как ненормальный. Я уже чувствую, как ребенок движется (хотя он толщиной с волос) внутри меня, как рвет мои легкие и терзает живот.
С утра я, разбитая на тысячу осколков, плетусь в офис. Звоню Ире, а та не берет трубку. С ней-то Лера уже поговорила или сначала попыталась возделать почву в виде меня? И вообще, как она, оклемалась после вчерашних угроз? Отправляю смс-сообщение с просьбой поскорее перезвонить. Волнуюсь.
Наш сайт грузится медленно. По спине пробегает холодок. Открывается главная страница, на весь экран выскакивает изображение мужского полового органа. Сверху большими красными буквами – неприличное слово. Внизу приписка про то, какая я скотина (конечно же, нецензурно). Не мы, не создатели, не курьеры. Одна я. По имени, фамилии, отчеству. И всё. Никуда больше нельзя перейти. Где картинки, где разделы и контакты? Что происходит?!
Ни до Леры, ни до Иры, ни до нашего внештатного программиста не дозвониться. В группе социальной сети отписываются непонимающие клиенты. Тревога разрастается.
Он решил втоптать меня в грязь, а заодно уничтожить «Ли-бертэ»?! Сволочь! Хотя мыслит правильно: бить надо по самому дорогому. Впрочем, мог бы себе шею сломать – когда-то мальчик по имени Никита был для меня дороже всех на свете. Клянусь, я бы даже всплакнула.
В довершении ко всему меня вырывает прямо на новенький кожаный диван кофейной расцветки. Я реву от бессилия и злобы, вылетаю из кабинета. В левом колене стреляет, нога подкашивается. Свожу зубы.
Черт!
Куда идти?! К Ире?! В полицию?! К нему?!
Я вынуждена ползти к Герасимову, иначе «Ли-бертэ» рухнет. Круг замкнулся. Он жизненно необходим как когда-то давно.
Тогда
19.
В больнице пахло страданиями. Тяжело, густо, беспощадно – вонь выбивала из себя. Первый день, когда Саша пришла в сознание, она тупо пялилась в потолок. По тому пробежали паутинки-трещины, и казалось: вот-вот он рухнет на голову. В палате лежало шестеро, но их Саша даже не различала – никого не было, кроме неё и потолка.
Её пичкали таблетками, вкалывали обезболивающие, от которых рассудок плыл. Но она всё равно расслышала сквозь туман: тяжелый перелом, вряд ли срастется как надо, возможно, Саша будет хромать всю оставшуюся жизнь. В остальном – никаких серьезных повреждений. «Бог отвел», – прошелестела бабушка.
Её нашли в кювете в осколках стекол. Вылетевшую через лобовое стекло покореженной иномарки. Кто-то вызвал скорую помощь, и Саша сама, когда очнулась, попросила позвонить бабушке. Та прилетела моментально.
– Расскажи милиции, что произошло, – требовала та, постаревшая мигом на десяток лет.
Саша разводила руками. Она решила сбежать – да-да, одна – и оказалась на шоссе. Как туда добралась? Пешком. А потом её сбил автомобиль.
– Александра, – бабушка теребила край одеяла, – не городи ерунды. Ты вылетела из машины. И с тобой был Никита Герасимов. Мне всё известно. Этот гаденыш предложил тебе покататься? Скажи правду, деточка! У него нет прав, его посадят. Он вел пьяный, да?
Саша молчала. Никакого Никиты она не помнит – ну и что, что машина принадлежит его родителям. Она сама, всё сама. И вообще, у неё провалы в памяти. Саше не поверили, а усатый полицейский, который записывал под диктовку её показания, напоследок бросил:
– Будешь врать – тебя упекут за ложные показания.
Но Саша не боялась тюрьмы. Главное – Никита. Как он, что с ним? Он жив?! Неделю она думать ни о чем не могла, кроме него. Засыпала после уколов, просыпалась посреди ночи и пыталась вскочить со скрипучей койки: где Никита?!
Много позже, спустя десяток однообразных дней наедине с потолком, до неё дошло: сложный перелом означает одно – она никогда не сможет заниматься гимнастикой.
Никита пришел нескоро, выловил момент, когда отлучилась надзирательница-бабушка. Его лицо украшали заживающие ссадины, а правая рука была перебинтована от пальцев и до запястья. Он выглядел виновато-пристыженным и постоянно озирался.
– Как ты? – спросил, отведя взгляд.
Саша отмахнулась. Жить будет. Ей так тесно в одной палате с ним, этим великолепным светловолосым мальчишкой. Ей бы прижаться к нему всем телом и мурлыкать точно кошке, тереться о плечо. Но она неспособна подняться, а он держится на расстоянии. Как чужак.
– Слышал, поправляешься?
– Да. А как ты? Ник, тебя не накажут?
Никита достал из внутреннего кармана куртки белый конверт, нерешительно помял край.
– Нет. – Покрутил конверт в пальцах. – У отца есть связи. Родители отмазали нас. Тебя тоже не накажут.
А её-то за что? Саша не понимала, в чем она виновата? Да и Никита ни при чем – всего-то случайность, и не более того. Она на любом допросе так и скажет!
– В общем, – он приблизился близко-близко, и от него разило усталостью, – держи.
Она протянула руку, но Никита не коснулся своими пальцами её. Положил конверт на одеяло.
– Выздоравливай, – бросил напоследок и исчез быстрее, чем Саша успела опомниться.
Зачем-то она понюхала конверт прежде, чем развернуть его. Обычный листочек в клеточку, знакомый почерк, буквы скачущие, мальчишечьи.
«Саш, давай останемся друзьями?» – выцепила из текста одну-единственную фразу, которая разрушила весь мир. Взрыв! И мечты, надежды, воспоминания осыпались к ногам как те фантики из мусорного пакета.
Слезы застилали глаза, а буквы скакали.
«Саш, прости меня за что, что произошло. Надеюсь, твоя нога срастется… ты сможешь танцевать с лентами. Я не должен был заставлять тебя куда-то ехать, и случившееся – наша общая ошибка.
Давай останемся друзьями? Родители правы: нам нельзя быть вместе, мы всё разрушили. Та авария – знак… так сказала мама. Я согласен с ней.
В общем, извини за всё. Ты классная девушка и заслуживаешь хорошего парня.
Ну а мы, если захочешь, сможем дружить как раньше.
Удачи тебе!»
Если бы она могла рвануть в окно – непременно бы так и поступила. Рухнула бы на землю, как птица, обломавшая крылья, и разбилась бы. Саша скомкала письмо, бросила на пол. Потом попросила медсестру поднять – разгладила смятые строчки. Последнее письмо Никиты. Она сохранит его навечно. Саша всё понимала и ни капельки его не осуждала…
20.
Реабилитация давалась ей с трудом. Колено реагировало на погоду, на резкие движения, на быстрый шаг. Оно ныло всегда. Саша привыкла засыпать, потирая ногу, в которой рвались снаряды, и просыпаться от боли. Можно сказать, она срослась с болью. Она сама превратилась в боль.
Бывшие соперницы смотрели на Сашу с неприкрытой жалостью. Кто-то даже передавал через бабушку угощения, от которых Саша наотрез отказывалась. Незачем её жалеть! Она и без гимнастики справится, всё равно забросила ту ещё до аварии.
Только вот без танцев из жизни пропал кусок чего-то невероятно важного, практически бесценного. Саша, выписавшись, втихаря от бабушки попыталась хотя бы сесть на шпагат, но не смогла. В ноге отдалось огнем. Саша взвыла от боли и беспомощности, повалилась на жесткий пол. Всё, это конец.
Не прошло и месяца после выписки, как бабушка продала их двухкомнатную квартиру и переехала в другой конец города, на окраины, к заводам и промышленной зоне. Перевела Сашу в другую школу и приказала забыть обо всём.
Саша, честное слово, пыталась! Не думать о Никите, не вспоминать его поцелуев и улыбку с ямочками на щеках. И то, как он щекотал ей живот, и как дул в ухо, и как гладил по позвоночнику.
Только, вот напасть, в каждом встречном ей чудился Никита. Может, тот парень с остановки – это он, ищущий Сашу? Кажется, её кто-то окликнул? Почему он до сих пор не одумался и не прибежал?
И в школе она озиралась, едва слышала знакомую интонацию. Не он, опять не он. Её новый класс сплошь состоял из придурков. Её называли инвалидкой и одноногой. Парни начинали ковылять, когда Саша проходила мимо. Девчонки воротили носы. Но когда Саша вцепилась в волосы одной из обидчиц и прокатилась с ней по коридору – замолчали. Почувствовали свою. Волчицу, а не тощего волчонка.
– Пойдем на выходных в заброшенный дом? – предложил ей одноклассник Артем, протягивая ладонь для рукопожатия. – Ты, по-моему, клевая.
– Пообщаешься – и поймешь, – осклабилась Саша.
