Текст книги "Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зимина
Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Отойди! – заорала она. Это я по губам угадал: голова была, как чугунная болванка, ничего не слышал. Только звенело где-то в затылке. Я подскочил еще раз, мимо просвистела еще одна пуля, собака истошно взвизгнула, но продолжала бежать на нас.
Маша отбросила револьвер и выхватила огромный мачете. Вскочив перед носом твари, она махнула ножом.
– Не мельтеши! – бросила мне через плечо и пригнулась, как пантера перед прыжком.
– Да как же… Ты же…
– Не мельтеши, я сказала. – и бросилась на тварь.
Смотреть, как Маша пластает тварь, словно куриную тушку для супа, было страшно. Она скакала вокруг неповоротливой туши, нанося точные удары, а когда тварь упала с перерубленными передними лапами, запрыгнула ей на спину и хладнокровно перерезала горло.
В белесую от лунного света пыль хлынула черная кровь.
Когда она подошла, вся в крови, вытирая тесак листом лопуха, я уже пришел в себя. Теперь мне было стыдно. Герой! Решил подороже продать жизнь, чтобы спасти невинную девушку…
– Ненавижу этот револьвер. – как ни в чем ни бывало сообщила Маша, упрятывая в рюкзачок своё хозяйство. – Вечно все руки по самые гланды отшибает…
Меня разобрал нервный смех. Чтобы это скрыть, я отвернулся и попытался рассмотреть мертвую тварь. Огромная. Голова похожа на медвежью, с мощной грудью, покрытой клочкастой бурой шерстью, и, при этом на довольно тонких высоких лапах. Хвост, как сучковатая палка…
– Никого не напоминает? – спросила Маша, встав рядом.
– У Дуриняна на заводе бегали такие же красавцы.
– То-то и оно. Мне они еще тогда странными показались. Несуразными. Слишком большими.
– Тоже волшебные?
– Ты же у нас маг. Смекай.
– Ну… Если это не особая порода волкодавов, которой славятся именно ваши места…
– Не славятся. Я думаю, это оборотни. Точнее, обращенные люди.
Меня продрало холодом.
– С чего ты взяла?
– У него глаза человеческие.
Я наклонился ближе. Глаза твари, глубоко посаженные, под нависшими лохматыми бровями, были подернуты смертной пленкой. Но, как это ни прискорбно, Маша права: раньше эта тварь была человеком.
Глава 18
Иван
Деревня Васюки располагалась на двух холмах, и делилась, соответственно, на Большие и Малые. Меж ними, в глубоком овраге, журчала речка. На то, что эта деревня и есть наша цель, оставалось только надеяться, памятуя подробные указания Обреза. Спросить-то, по ночному времени, было не у кого…
Глядя издалека на уютно светящиеся окошки и поднимающиеся в звездное небо дымки, мы с Машей спорили под оглушительный стрекот кузнечиков: искать дом, в котором ночуют наши, или остаться за околицей? Маша хотела искать, я же настаивал на свежем воздухе. Трудно объяснить, но мне казалось, так будет лучше: встретить Зверя здесь, подальше от жилья.
– А если он придет с другой стороны? – шепотом возражала Маша. – Ты тут будешь ушами хлопать, а он в это время…
– Он учует тебя. Так же, как и в городе. А близняшки даже не проснутся…
– Но я хочу знать, всё ли у них хорошо! Два дня прошло – мало ли что?
– В Багдаде всё спокойно. – вдруг раздалось совсем рядом. Мы подскочили.
– Обрез, твою дивизию! Как ты нас нашел? – Маша повисла у него на шее, я отвернулся.
– Да о вас вся деревня в курсе. Слышите? – и точно: во дворах на разные голоса перебрехивались собаки. – Ну, вы-то городские, в таких тонкостях не шарите… – улыбнулся он, пожимая мне руку.
Я тоже улыбнулся. По крайней мере, половина вопросов снята с повестки.
– Где Ласточка, где Таракан? Как близняшки? У вас всё нормально? Они тебе не надоели? Они хорошо кушали? Сильно хулиганили?
– Тихо, тихо. – Обрез, защищаясь, поднял руки. – Все живы, все здоровы. Таракан на той стороне, в засаде. Оторвы твои спят без задних лапок – я их специально днем умотал; Ласточка… – он замялся.
– А вот и я! – из темноты выскользнула подружка Маши.
Высокая, бледная, с заплетенными в косу волосами. Кожаная черная куртка и такие же штаны, обтягивающие стройные ноги, скупые точные движения, создавали ощущение стремительной силы. Так и виделся в руке её узкий, остро заточенный клинок… Девчонки обнялись, отошли в сторонку и о чем-то зашептались. Между мной и Обрезом повисла неловкая пауза.
– Ну это… как там в городе дела? – наконец спросил он. Я тяжело вздохнул.
– Ты мне не поверишь…
Лумумба не появился. Мало ли, что его задержало – мы-то хоть часть пути на машине проехали… Но он обязательно придет. Я уверен.
Было начало второго, когда мы с Машей опять остались вдвоем: Таракан, появившись на несколько минут, определил для каждого боевую задачу и снова исчез.
Но перед этим нас накормили. Ласточка принесла целую корзину всякой вкусной всячины! Там были и вареные яйца, и картошечка – еще горячая, и огурцы, и деревенское сало, и сметана в кринке. А такой курицы я никогда не пробовал, и, наверное, уже не попробую… Не ели мы с самого утра, так что набросились на угощение – будь здоров. Маша, по-моему, больше меня умяла. И куда в неё лезет?
– Как ты думаешь, он придет? – спросила она.
Сидели мы в сыром распадке, у ручья, неподалеку от кладбища. Увидев замшелые кресты и покосившиеся оградки, я подумал: наверное, это карма. Чем-то я насолил тому, кто присматривает за мной, грешным, вот он и водит меня по погостам. Намекает.
От воды тянуло холодом и пахло ряской.
– Обязательно придет. Лумумба – он… Понимаешь, он – самый лучший. Знает больше всех… Ну, кроме товарища Седого, конечно. Он всегда говорил: не бывает безвыходных ситуаций. И еще: лучше всего браться за задачи, которые решения не имеют.
– Как это?
– А так: их решать интереснее. Кому, мол, нужны задачи, про которые уже известно, как их решать? Бвана говорит: пытаться нужно снова и снова, пока не получится. В общем, он придет. Не может не прийти.
– Мне он сначала показался очень страшным. – призналась Маша. – Сам черный, а глаза… Будто в череп лампочку вставили. Синюю. Я таких еще не видела…
– В смысле?
– У нас тут всё больше Запылённые. Настоящих, как вы с Лумумбой, почитай что нет. Да даже если б и были, мне с ними и сталкиваться не приходится… Я как-то больше по маганомалиям.
– А как ты в Агентство попала?
– Это всё Бабуля устроил. Без него меня б ни за что не взяли. – она коротко глянула на меня, и принялась чертить прутиком на земле. – Я ведь тоже из банды… Наверное, в те времена почти все дети через это прошли. Выхода не было. Или подохни, или прибейся к таким же, как ты. Вместе выжить легче. – она горько усмехнулась. – У меня даже знак остался. Вот… – Маша задрала рукав. На внутренней стороне локтя я разглядел неумелую татуировку летучей мыши. – А вы делали татуировки?
Я приспустил с плеча ворот рубахи.
– Бойцовый кот. Нигде не пропадет.
– Это как в "Парне из преисподней", да?
– Откуда?
– Книжка такая есть.
– Честно говоря, не читал. Может, и из-за книжки. Это еще до меня придумали.
– Там про то, как чувак с другой планеты, где всё время война, попал на Землю, в будущее. Я, когда в первый раз читала, думала, всё наоборот: парень с нашей планеты попал на другую: чистую и красивую… – Маша, не отрываясь, смотрела на воду. – Потому что нет у нас ни самодвижущихся дорог, ни космических кораблей. Бабуля говорит, были корабли, еще совсем недавно были. А теперь нет. И вряд ли когда будут.
– А Лумумба уверен, что обязательно будут. Когда-нибудь мы создадим симбиоз магии и науки. И полетим к звездам.
– Мы с тобой, к тому времени, скорее всего сдохнем. И слава богу.
Так жестко, по-взрослому она это сказала, что у меня мурашки по спине пробежали.
– А ты совсем не мечтаешь, да? – она только плечом дернула.
– Конечно мечтаю. О том, чтобы завтра было чего пожрать. Чтобы близняшки не подхватили какую-нибудь заразу, от которой лекарства нет… Чтобы целой остаться, когда в рейд иду… Чтобы Бабуля вернулся. – добавила она совсем тихо. – А то, что в книжках? Я очень люблю читать, но… Это всего лишь придуманные истории. В жизни всё по-другому.
Маша вздрогнула, и я вдруг понял, что она давным-давно дрожит, как заячий хвост. Подсев поближе, я укутал её полой своей куртки и крепко обнял.
– А я вот мечтаю! – задрав голову, я нашел глазами млечный путь. – Как наведем мы в мире порядок. Как научимся заново всему, что знали до Распыления… Потом другие планеты освоим, на Марс, например, полетим, – а как же?
– И ты в это правда веришь?
– Как говорит мой друг и наставник, доктор магических наук Базиль М'бвеле: – Мы наш, мы новый мир построим. Ну, если не просрем, конечно.
Маша прыснула.
– Как вы с ним познакомились?
– Ну как… – я попытался пристроить задницу поудобнее на узком бревне. – После детдома я в академию при Агентстве попал. Настоятель наш, его макароннейшее преподобие отец Дуршлаг, договорился… Лумумба уже тогда легендой был. Он курс боевой магии читал, и практику тоже вел. А еще семинар по некромантии… Понимаешь, ему, можно сказать, повезло: в том, до Распыления, мире, бвана учился на колдуна. Традиция такая: третий сын должен стать унганом… Потом приехал в Советский, еще тогда, Союз, чтобы дипломатом сделаться. А вскорости грянуло Распыление, и домой, в Африку, он уже вернуться не смог. А потом и сам не захотел.
– Ты хочешь сказать, он умел колдовать еще… До?
– Ну да. Его этому учили: открывать Завесу, заключать сделки с Лоа… Унганы тоже пользовались всякими растормаживающими палеокортекс веществами – пейотлем, мандрагорой… Просто до Пыльцы им было далеко.
– Ладно, а как ты-то с ним связался? – я усмехнулся.
– Да случайно. Стоял я как-то на посту, на шпиле Останкинской… Оттуда всю Москву видно – проще маганомалии отслеживать. Жрать хочется – аж переночевать негде. В столице тогда голодуха была, не то, что сейчас. Стою я, голова кружится – того и гляди, свалюсь… Ну, и наколдовал себе с горя кусок колбасы. Вкуса, конечно, никакого – одна видимость. А тут – он. За какой-то надобностью тоже на башню поднялся. Увидел меня, с колбасой этой, подошел, руку в карман сунул, и протягивает горбушку. Которая пахнет квасом и этим, как его… тмином. Настоящего хлеба. Из своего, между прочим, офицерского пайка. – Жуй, говорит, боец, и не отчаивайся. Мы всех победим. – сделал, что ему надо было, и ушел. Я и спасибо сказать не успел… А потом, через год где-то, я на гауптвахте сидел. Так, неважно, за что… И опять он: нужен, говорит, доброволец – смертник на дело чрезвычайной важности. Я и вызвался…
Откуда-то со стороны кладбища долетел тоскливый вой. Мы вскочили.
– Собака? – спросил я.
– Нет. Собаки как раз молчат.
– Значит, это Зверь! – и мы рванули на голос.
Всё это время я ждал. Считал секунды, надеялся, что вот-вот он выйдет, как ни в чем ни бывало, из-за ствола березы – большие пальцы в кармашках вышитого павлинами жилета, в зубах – трубка… И скажет: – Что-то ты мышей не ловишь, падаван. Смотри, как бы без тебя история не закончилась.
Теперь же в груди всё спёрло: что делать, если он не придет? Что мне делать, если Лумумба всё-таки погиб в пожаре?
Сцепив зубы, я отогнал тосклый липучий страх. Он не может умереть. Не так. Не здесь. Наставник не распространялся, как собирается расколдовать Зверя, а я, честно говоря, не спрашивал. Во всём полагался на него.
Маша сильно меня обогнала: легконогая, она скакала по валунам и торчащим из земли корням, как горная коза, я же спотыкался на каждом шагу. Один раз поскользнулся и свалился в ручей, прокатившись по всему склону, потом чуть не угодил в капкан – спасся только чудом, потом врезался в дерево – ушиб лоб, рассадил ладони… Будто путал меня кто.
Когда добрался до кладбища, всё было, как в прошлый раз. Только вместо Близняшек, Сашки и Глашки, рядом со Зверем стояли Маша и Ласточка.
Зверь выглядел плохо. Он будто выцвел, утратил материальность. Когда-то блестящая чешуя потускнела, местами отвалилась, обнажив серую, болезненно шелушащуюся кожу. Глаза покраснели и заплыли бельмами, в уголках пасти скопилась желтая слизь.
Застыв на границе, которую, чувствовалось, не нужно было переходить, я посмотрел на девчонок. Обе плакали. Обнимали Зверя за шею, прижимались к нему, а он тихо скулил. От того грозного и величественного существа, что предстал перед нами прошлой ночью, ничего не осталось.
– Он умирает. – я не заметил, как подошел Таракан. – Бабуля пришел попрощаться…
– Зверь. – поправил я.
– Нет. Бабуля. Он совладал со Зверем. Загнал его вглубь сознания.
– Откуда вы знаете?
– Чтобы жить, Зверь должен кормиться. Должен убивать. Бабуля не приемлет убийство. Ни в каком виде. Скорее всего, это его последняя ночь. Теперь он станет призраком и забудет наш мир… – Таракан вздохнул. – Жалко, что твой наставник не пришел.
Я, больше не слушая, лихорадочно вспоминал всё, чему учил Лумумба. О том, как вызывать обратно ушедших за Завесу, и, самое главное, как их удерживать и не дать забыть, кто они такие…
– Дайте мне нож. – приказал я Таракану. – И скажите его истинное имя.
– Что?
– Как его зовут и нож, иначе будет поздно!
Крепко взявшись за рукоять, я всадил лезвие себе в запястье и повел его вверх, к локтю. На штаны, на ботинки, на землю, хлынула кровь. Борясь с головокружением, я шагнул в Навь и протянул руку Зверю.
– Сергей! Вы слышите меня? – тот поднял голову и, приоткрыв пасть, принюхался. Затем, низко наклонив голову и глухо ворча, отступил. было видно, что это дается ему огромным напряжением сил. – Это добровольная жертва! – сказал я, протягивая руку. – Я, в здравом уме и доброй памяти, отдаю свою силу. Жизнь за жизнь!
Зверь, покачнувшись, приблизился и опять втянул носом воздух. Из пасти его закапала слюна. А потом он прыгнул.
Где-то за Завесой, на Той стороне, закричала Маша.
Глава 19
Иван
Лежать было тепло и уютно. Под спиной угадывалось что-то мягкое, сверху – пушистое. Только вот шея затекла и нос чесался. Просыпаться не хотелось, и я, крепко зажмурившись, затаил дыхание, но…
Чих взорвался в черепе и вылетел наружу так, что стекла задребезжали. В ушах что-то лопнуло и зазвенело. Меня подбросило над лежанкой, а полушубок, которым я был укрыт, снесло на пол.
– Ну и горазд же ты чихать. Меня чуть об стену не пришлепнуло. Будь здоров, кстати.
Рядом сидел Обрез. На коленях у него лежала куча бумаги и тонких палочек.
– К-х-х…
– Вот, кваску хлебни! – он протянул глиняную кружку. – Маманя сказала, тебе много пить надо. Бугай ты, Ванюха. Литра три крови потерял, и ничего. Взбледнул тока.
– Что? Где? Как?
– А, ты о Звере? Жив курилка. Как начал он твою кровь лакать – только брызги полетели. Еле оттащили, за хвост… Тара говорит, ему теперь надолго хватит. Ну, на несколько дней, наверное. На сутки – точняк. А товарищ твой черноликий так и не появился. Видно, и впрямь в пожаре сгинул, пустьземляемубудетпухом, хороший человек был. Маньку спать отправили: до рассвета, почитай, с тобой рядом сидела, за лапу держала да в морду заглядывала, а потом вырубилась. Сила духа в пигалице великая есть, да вот тельце подкачало… Это от того, что в малявках кормили её плохо. Витаминов на рост не хватило.
Неторопливо повествуя, Обрез скручивал, вырезал и приклеивал. Получалась у него странная лёгкая конструкция с длинным, усаженным пестрыми лоскутками, нитяным хвостом. Проследив мой взгляд, он пояснил:
– А это я для Сашки с Глашкой. Воздушный змей, не слыхал? А мне батя в детстве мастерил. Возьмем, бывалоча, такого змея, выйдем на холм за деревней, ветра дождемся… Главное, бечевку подлиньше иметь, тогда – самая красота. Он в небе парит, хвост по ветру вьется, а ты лежишь в одуванчиках и на облака пялишься… Вот я и решил детишек развлечь – уж больно мальцы по Бабуле убиваются. Он им заместо отца ведь был. Всем им. А я даже не знал, что в миру его Серегой кличут. Никто, получается, кроме Тары не знал. В прошлой жизни они однокашники были. Друзья-товарищи, не разлей вода…
Обрез всё говорил, слова текли, омывая сознание, но думать не мешали.
Лумумба не пришел. Значит, нужно идти в город и на месте разбираться, что с ним случилось. Если и вправду погиб – писать рапорт в Москву, искать виновных… В то, что он просто так, на пустом месте спятил – я никогда не поверю. Скорее всего, это происки того, другого мага, Бабы Яги. Видно, слишком близко подобрался бвана к его секретам…
Я резко сел. Голова закружилась. Получается, нас с Машей тоже хотели убрать! Сначала – на заводе, потом – на дороге, когда тварь эту подослали…
Дуринян так нервничал, только зубами не клацал. Я, грешным делом решил, это он о бизнесе своём переживает, но получается… Кто-то велел ему нас грохнуть. У него и пистолет наготове был. А я, дурилка картонная, напился на халяву и всё прохлопал…
– Где моя одежда?
– Тихо, тихо, герой. – Обрез, отложив змея, поднялся. – Пропала твоя одежда. Так кровищей испакостил, что не отстирать. Пойду, у дядь Степана, кузнеца нашего, спрошу, может, даст чего поносить. А больше и не у кого. Богатырь в наших широтах – животная редкая. Из красной книги, можно сказать. Ты, Ванюха, пока простынкой прикройся, и иди себе. До ветру, небось, приспичило, так нужник во дворе стоит. За дом, по дорожке через огород… Не ошибешься, в общем.
Намотав на туловище какую-то цветастую тряпку, сдернутую со стола, я выскочил за дверь. Надо найти Машу и рассказать ей всё! Больше я ни о чем не думал, и по сторонам, выскочив из комнаты, особо не смотрел. Ну и сверзился со второго этажа по узкой деревянной лестнице. Голова-ноги, голова-ноги… Перильца своротил, картину какую-то со стены снес. Грохоту было-о-о… Напоследок хорошенько кумполом о ступеньку приложился – искры не только из глаз, но и из ноздрей посыпались.
– Ой, зырь, Глаха, бетмен! – голосок был тонюсенький и ядовитый.
– Не… Бетмена Машка еще о прошлом годе шлепнула. Это супермен. Вишь, трусы на нем красные. Такие только у супермена…
– Не, у того трусы – поверх штанов. А у этого – прям так, на голую жо…
Послышался звук оплеухи, а затем притворное хныканье и сердитое бурчанье.
– Вань? – кажется, Машин голос.
Собрав в кучу руки-ноги – все старые болячки возопили по новой, к их хору присоединились несколько свежих – я попытался подняться. Встал, стараясь не сверкать голыми местами, но, запутавшись в бахроме, опять грохнулся.
– Не, это точно не супермен. Тот хотя б ходить умел. А этот собственную жо… голову найти не может.
– А ну, сорванцы, дуйте на улицу. Неча на чужой срам пялиться. – сказал взрослый строгий голос. – Давайте, давайте, а то быстро за ученье засажу.
Возмущенный вой и дробный топот возвестили об отбытии сорванцов.
А я, медленно и аккуратно, подтянув ноги и помогая себе руками, наконец-то поднялся. Убрал волосы с глаз и узрел белый свет. А вместе с ним – Машу, Ласточку и незнакомую, с красивым лицом, женщину.
Обилие дам с неожиданной остротой дало почувствовать, что стою я перед ними, аки ангел небесный, в трусах и валенках. А они, все трое, на меня смотрят. Маша – с беспокойством, Ласточка – чуть насмешливо, а третья дама – с каким-то, я б сказал, исследовательским интересом. Бойкие карие глаза с ведьминским прищуром так и шарили по моей обнаженной наружности, я аж засмущался весь. Поймав себя на том, что комкаю перед грудью замурзанную рваную женскую шаль, как красна девица ночнушку в первую брачную ночь, я опустил руки.
– Ты как, Вань? – жалостливо спросила Маша. – Живой?
Я добросовестно себя оценил: бок с одной стороны ободран и саднит – уже выступили рубиновые, как вино, капельки крови. Коленка распухла и почти не гнется, рука… рука замотана почти до самого плеча, и сквозь белую ткань проступают бурые пятна.
– Вроде бы. – оглянувшись на лестницу, я присвистнул. – И кто ж это меня на такую верхотуру затащил?
– А Витюша, сыночек мой. – откликнулась красивая женщина. – Самая большая кровать во всем доме, в моей, значить, спаленке… – подмигнув и улыбнувшись завлекательно, она уперла руку с ярко-красными ноготками в крутое бедро. Я начал краснеть и нагреваться, как самовар. От греха подальше отвел глаза, делая вид, что очень интересуюсь обстановкой.
Комната была большая, с широкими окнами и кружевными вязанными занавесками. На занавесках плыли белые лебеди. Натертый до блеска деревянный пол был застелен красивыми полосатыми ковриками, а вся мебель: кресла, диван с высокой спинкой, даже настольная лампа, были увешаны крахмальными салфеточками. Уютно тикали невидимые ходики.
– А, вы уже познакомились? – Обрез появился очень вовремя. В руках он держал объемистый тючок, и я понадеялся, что это для меня. – Маманя моя, Любовь Александровна. – он нежно приобнял женщину за плечи. Та, вздернув бровь, кокетливо фыркнула:
– Ну, зачем же по отчеству-то? Можно и по-простому: Любочка.
– Фельдшер, между прочим, первой категории. – не слушая маму, гнул своё Обрез. – Это она тебя, Ванюха, отмыла всего и заштопала. Так что с тебя причитается…
При этих словах мама так зазывно улыбнулась, обнажив чистые жемчужные зубки, что я аж закашлялся. Щеки горели.
– Благодарствую. – буркнул я, неловко кланяясь, и отвернулся.
Ну почему здесь нет Лумумбы? Он бы непременно поцеловал ручку, рассыпался в комплиментах, и быстренько наладил самые теплые и дружественные отношения…
А я продолжил кашлять – уже специально, чтобы скрыть накатившее смущение.
– Чего вылупились, девки? Голого мужика никогда не видели? – деликатностью Обрез явно пошел в маманю. – Он, может, еще девственник, а вы прилипли к нему глазами, как вихотки банные. – А ну брысь на кухню! А вы, мама, пока на стол накрывайте. Таракан обещался к обеду быть.
Таракан, оказывается, успел сгонять в город, и новости принес неутешительные. О Лумумбе не было ни слуху ни духу, зато завод Дуриняна сгорел дотла, как и Гарцующий Пони. Во всём обвиняли нас с наставником. И главное: вернулся отряд, отправленный еще до нашего приезда охотиться на имперский штурмовиков. Из сорока человек домой вернулись десять. Временно исполняющий обязанности начальника Агентства Шаробайко, боясь народного гнева, сбежал.
– Я знаю, кто за всем стоит! – сидеть я не мог. Во-первых, всё болело, во-вторых, не привыкшая к грубым домотканным штанам кожа зудела и чесалась.
– И кто? – отстраненно спросила Маша. Казалось, мысли её витают где-то далеко.
– Баба Яга!
Таракан хмыкнул.
– Так-то оно, может, и так, да только где она, Яга эта? Ищи ветра в поле…
Совет держать пришлось уйти аж за околицу: в доме Любови Александровны было слишком шумно. Близняшки, вместе с младшими братцами Обреза, носились в индейцев, размахивая настоящими топориками. Того и гляди, пол-уха отхватят, или скальп снимут, в порядке контрибуции. Да еще соседи. Под разными вымышленными предлогами простодушные деревенские жители валили поглазеть на заморских гостей. И ладно бы, просто поглазеть. Каждый считал своим долгом завести умный разговор о политической обстановке в городе, в стране, в мире… Ну, и выпить под это дело. Бутыль с самогоном стояла на столе, рядом с вареной картошкой и кислой капустой с огурцами. Её даже пробкой не затыкали.
– Всё сходится. – я горячился, но ничего не мог с собой поделать. Казалось что времени, как в песочных часах, становится всё меньше… – Во-первых превращения. Козел-Кукиш, собаки эти Дуриняновские… Всё это – магия преобразований.
– Драконы. – тихо подсказала Маша.
– Мать Драконов мы убили, – отмахнулся я. Это точно не Баба Яга – почерк совсем другой.
– Напитки на заводе Дуриняна. – напомнила Маша. – Что еще?
– Пыльца! – закричал я. – Мы с Лумумбой собирались отследить цепочку раздачи Пыльцы… И заклинание не сработало!
– Бабуля пошел вразнос в ту самую ночь, когда умерла Мать Драконов. – сказала Ласточка. – Наверное, если сверить часы…
– Бердяй сказал, в какой-то момент Штурмовики просто упали. – подал голос Таракан. – Я успел поговорить с товарищем по службе… Вы его не знаете. – это он Маше с Обрезом. – Одним из десяти вернувшихся. Так вот: наши там попали в окружение. Против пистолетов и ножей – бластерные винтовки. И броня… У охотников шансов не было. Но в какой-то момент они просто попадали и расплылись лужами эктоплазмы.
– Ты спросил, когда? – поднял голову Обрез.
– Нет, как-то не подумал.
– Ладно… – я схватился за голову. – Жаль, нет бумаги. Записать бы всё, а потом оценить трезвыми глазами… – Есть еще этот, как его, Живчик. Тоже магом был.
– Цаппель. – напомнила Маша. – Только их просто так убили, без всякой магии.
– Живчика убили у меня на глазах, прямо посреди вечера в Зеленом Пеликане. – сказал я. – Цаппель тоже там был. Мы с Лумумбой его даже подозревали…
– Перший друг мадам Елены. – кивнул Таракан. – Сам слышал, как он хвастал: идею нанять твоего наставника узнать, где золото, она подала. – Широкой, говорит, души женщина. Даже охранников своих одолжила – золото тащить.
До меня не сразу дошло.
– Что? Что ты сказал про охранников?
– Слышал от Цаппеля, – он заходил зачем-то к Шаробайке, – что охранников в помощь Цаппелю одолжила мадам Елена.
– А они нас кокнуть хотели, да только обосрались и сбежали. – подитожила Маша. Я уставился на нее выпученными глазами.
– Маха… ты понимаешь, что это значит? Они и грохнули Цаппеля, а мадам Елена теперь знает, где золото!
– Но… ты ведь тоже знаешь. – резонно заметила она. – Мы же рядом стояли, и слышали, что покойница Лумумбе сказала.
– Вы знаете, где золото старухи Ядвиги, и молчите? – взвился Обрез. – Да что ж вы за люди-то такие? Надо было первым делом, как только узнали…
– Обрез? – попросил Таракан, – помолчи. Не до того сейчас.
– Как это не до того? Нужно это золото быстренько выкопать и перепрятать!
– Его там может и не быть. Даже скорее всего: молодцы-то сбежали – только мы их и видели. Может, они и хозяйку свою обманули…
– Не может. – твердо сказал Таракан. – У нее всё схвачено: Дуринян, Ростопчий, Цаппель… не говоря уже о мелкой шушере. Все на карачках ползают, с рук едят. Есть в ней что-то такое… бабское. Я уверен: охранники первым делом побежали к хозяйке – чтобы выслужиться. Она им доверяла, иначе не отправила бы вместе с Цаппелем.
– Погодите! Вы все не о том! – остановила нас Ласточка. – Ваня с Машей знают, где клад… Можно туда пойти, и проверить: если золота нет – значит, оно у Елены. Если больше никто взять не мог. – и многозначительно посмотрела на меня.
У меня потемнело в глазах.
– Ты что же, думаешь, Лумумба, выкопав клад, просто сбежал? А я тогда зачем тут с вами валандаюсь?
– Может, для отвода глаз. – она холодно пожала плечами. – Откуда мы знаем, может, вы так всё и планировали.
Я ведь не мог её ударить, правда? Поэтому просто ушел, куда глаза глядят.
Дошел до ручья, снял кузнецову, пахнущую потом и окалиной рубаху, намочил, и набросил на голову. Даже слёзы выступили, от обиды. Почему? Что я такого сделал?
За спиной послышались шаги. Я напрягся.
– Не обижайся на Ласточку.
Маша…
– Уходи.
– Она не со зла, правда. Просто… Нам никто никогда не помогал. Она не верит.
– А Бабуля? А Таракан? Им от вас что-нибудь нужно? Или они свои, здешние, а мы с Лумумбой – чужие? И потому заведомо лжецы? – я убрал с лица мокрую тряпку. – Учитель говорит: образ мыслей определяет человека. Если сам – негодяй, думаешь, что и все вокруг такие же…
– Ты им сказала, где клад?
– Да. Всё равно нужно проверить. Ну, про мадам Елену. Они уже поехали: кузнец, дядь Степан, мотоцикл одолжил, с коляской. На котором Таракан утром в город мотался.
– И далеко это?
– Не очень. За пару часов обернутся. – она села рядом. – Так странно всё.
– Чего уж тут странного? Решила Мадам легких денег срубить. Дуринян с Ростопчием, по-моему, решили примазаться. А мы мешали. Вот они и решили нас пристукнуть, чтобы под ногами не путались.
– Да нет, ты не понимаешь… Елена хорошая.
– С чего ты взяла?
– С того. Она встречалась с Бабулей, пока он… Пока его не заколдовали на охоте. Бывала у нас дома, книжки приносила… Вкусности разные.
– И из-за этого ты решила, что она хорошая? – я не мог скрыть горькой печали. Маша упрямо наклонила голову.
– В первую очередь потому, что Бабуля не стал бы заводить отношения с… нехорошей женщиной. Жалко, ты его не знал, а то бы сразу понял. Он такой же, как Базиль. Честный и благородный. Добрый. Они поженится хотели. И еще… она совсем, совсем не переносила Пыльцы. Пострадала от нее в молодости, очень сильно. И не переносила. Как и Бабуля.
– И почему не поженились?
– Он пошел в рейд и попал под заклятье. Стал двоедушником.
– Елена его бросила?
– Нет. Он сам сказал, что не может обречь её на жизнь рядом с чудовищем.
Что-то в мозгу щелкнуло.
Она всё время на виду. Благодетельница. – так, кажется, выразился Шаробайко. Красавица, умница, законодательница мод, хранительница традиций. Знакома со всем городом: градоначальник слушается её совета, фабриканты не брезгуют зайти на огонек… А влюбилась в простого охотника. Так разве бывает? Бывает, наверное. Но у нее прибыльный бизнес: кабаре с выпивкой и девочками. И при чем здесь Пыльца?
– Маша… А Елена не предлагала денег на амулет для Бабули? Всё-таки, богатая женщина…
– Нет.
– Никогда?
Маша только покачала головой.
Лумумба, например, сразу сказал: никаким амулетом заклятье не снять. Но он – маг, и такие вещи просто знает. А она?
Я вскочил.
– Ты чего? – удивилась Маша.
– Нужно торопиться. – я попытался натянуть мокрую рубаху. Ткань жалобно затрещала.
– Куда?
– В город. А то будет слишком поздно…
