Текст книги "Джульетта без имени"

Автор книги: Татьяна Живова

Соавторы: Павел Гаврилов,Алексей Матвеичев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Сталкер улыбнулся.

– Спи – сказал он крысишке. – Завтра дел полно.

– Угу…

Она тоже улыбнулась и свернулась уютным клубочком у него под боком. Голова ее коснулась плеча сталкера; Восток ощутил, как щекочут его кожу короткие, похожие на мягкую шерстку волосы скавенки. Рука сама собой потянулась погладить эту шерстку.

– Мм?.. – крысишка вынырнула из полудремы и вопросительно посмотрела на сталкера уже совсем сонными глазами.

– Ничего… Спи.

…Она уснула почти сразу, а он еще долго лежал, прислушиваясь к звукам снаружи и к ее спокойному дыханию. Наконец и его сморил сон.

Нетопырки загнездились на выходе этой технической ветки метро не пару лет назад, как предполагала Крыся, а гораздо раньше – как только сообразили, что огромные и страшные железные змеи больше не выползают из своей норы и не наполняют окрестности невыносимыми для звериного слуха и обоняния грохотом и вонью. Правда, тогда они (нетопырки) были еще маленькими и не страшными. Не то что теперь!

С тех пор мышиная колония нешуточно разрослась – да так, что во время дневок порой не всем хватало места на ребристом своде рукотворной пещеры. И поэтому среди особо неуживчивых особей иногда вспыхивали ссоры за лучшее местечко. Вот и сегодня не обошлось без драки.

Драное Ухо был стар. Не дряхл, а именно стар и опытен. До его возраста немногие доживали. А он дотянул и вовсе не собирался на этом останавливаться. Большой и сильный, размером с некрупную собаку, он привык, что с ним всегда считались. И место в туннеле у него было свое, особенное – гнутый дугой крюк на самом своде. Кто его сюда ввинтил и для чего – неведомо, но висеть на нем вниз головой было чудо как хорошо! Драное Ухо давно его заприметил и всегда дневал именно тут. Кто помельче, те пусть за голые стены да за болты цепляются, а у него – VIP-место! Личное, насиженное.

Каково же было негодование старого мыша, когда вернувшись после продолжительной отлучки (навещал симпатичную, но чересчур уж несговорчивую самку в дальнем углу пещеры), он обнаружил на своем персональном крюке захватчика! Какая-то наглая морда самодовольно пялилась на него пустыми черными глазами, вися на его любимом месте! Это уж никак нельзя было простить! Драное Ухо взвыл и ринулся на нахала. Удар! Захватчик – молодой, но уже гонористый самец тоже оказался не промах. Раззявив пасть и замахав крыльями, он изготовился к драке.

Ах ты ж кошачий сын… Вот ты как? Ну держись… Таран тут же перешел в рукопашную – по воздуху закружились клочья серой и бурой шерсти. Молодой снова заорал – но уже визгливо, жалостливо. Ага, проняло? Сам напросился, терпи теперича! Драное Ухо отцепился от соперника и зашел на следующий круг.

Вскоре перебулгачился весь тоннель. Хай и визг поднялся несусветный, соседи, кому мимоходом досталось по мордам, с писклявой бранью вспархивали со своих ночлегов и носились вокруг. Кое-кто вроде даже собрался и присоединиться к катавасии – чего, мол, спать мешаете, ироды? Но связываться с Драным Ухом было боязно – вон как того серого треплет! – посему соседи лишь продолжали с криками носиться под потолком, поднимая на крыло все новых и новых мышей.

Наконец Драное Ухо почувствовал себя отмщенным. Из прокушенной перепонки крыла текла кровь, одного когтя как не бывало, но врагу было стократ хуже – полысел, бедняга, во всех местах, куда старый мыш дотянулся зубами. Лети-лети себе, поганец. А впрочем… НА тебе, зараза, в довесок! Драное Ухо сделал завершающий заход и напоследок от души тяпнул врага за короткий хвост. Неприятель тоненько пискнул, неловко шарахнулся и сгинул куда-то вниз.

Все! Уноси готовенького!

– Чертовы бэтмены, чтоб вам… – прошипел Восток и неохотно разлепил веки. Звуки мышиной драки достигли его сознания еще несколько минут назад, но сталкер, понадеявшись на то, что тварюшки скоро успокоятся, изо всех сил старался подольше не просыпаться…

Ага! Сейчас!

Увесистое «буммм!» по крыше джипа, судорожный шкряб коготков и новый взрыв визга доказали ему, что все его надежды тщетны. Видимо, над ними уже шла самая настоящая драка и кто-то даже умудрился сверзиться со своего насеста!

– Вот не спится тварям!..

– Каким тварям? – сонно спросила Крыся и зашевелилась, просыпаясь.

– Мышам. У них там какие-то разборки на потолке.

– А… Это они любят… – скавенка повозилась, устраивая поудобнее голову на плече сталкера. Ее рука расслабленно лежала поперек его груди.

Восток чуть подвинулся, давая ей больше места… и только сейчас обнаружил, что его руки крепко обнимают девушку.

Сталкер непроизвольно вздрогнул.

– Ты чего? – Крыся открыла глаза. Какое-то время они смотрели друг на друга, потом скавенка недоуменно повела взглядом.

– Ой.

Даже в полутьме салона было заметно, как она смутилась и покраснела. Как и в прошлый раз.

Восток улыбнулся.

– Все в порядке, – ровно сказал он. – Я по-прежнему не кусаюсь.

– Да я просто… – Крыся убрала руку и отодвинулась, – вспомнила, как ты мне про свою де…

Пальцы сталкера мягко легли на ее губы, вынудив умолкнуть.

– Чшшш… – лицо его стало строгим и немного грустным. – Давай не будем ворошить прошлое? Ну обнимались мы с тобой во сне – с кем не бывает? И потом… Люди испокон веку так согреваются. Вот и мы с тобой не замерзли!

И подмигнул ей.

Крыся внимательно посмотрела на спутника и тоже улыбнулась.

– Ты, если хочешь, поспи еще, – предложил Восток.

– А ты?

– Под эту дискотеку разве заснешь? – кивнул он вверх. – Да и, кажется, я уже выспался.

– Я вроде тоже. Давай тогда просто полежим и подумаем, что дальше делать?

– Здравая идея.

Вопреки собственному предложению полежать, Крыся тут же уселась по-турецки и подперла подбородок кулаками.

– Итак, что мы на данный момент имеем? – открыла она обсуждения.

– Мы живы! – улыбнулся Восток.

Девушка кивнула:

– Это да! И не только живы, но еще и в относительной безопасности! Но что нам делать дальше?

– Смотря что ты под этим подразумеваешь.

– Ну, хотя бы то, куда нам теперь деваться. Тебе хорошо, ты можешь вернуться в свою часть Метро. А меня изгнали и приговорили к смерти. Мне теперь только и остается, что идти с тобой к людям в качестве пойманного тобой… как ты тогда говорил? Ратмана?

– Я же сказал, – нахмурился сталкер, – что к людям тебя не поведу. Они тебя убьют.

– Я уже и без того мертва, – отмахнулась крысишка. – Во всяком случае – для своего племени.

– Значит, надо тебя перед ним как-то реабилитировать!

– Ре… что?

– Оправдать. Доказать, что ты невиновна. Что ты – не предательница и не пособница шпиона.

– А как?

Восток ненадолго задумался.

– Надо как-то донести на ваши станции правду о взрывах в Ботаническом саду, – наконец предложил он. – О том, что это был удар по «черным», а не подготовка к зачистке севера Москвы от мутантов вообще и от скавенов в частности. Ну и, соответственно, о том, что я говорил правду вашим безопасникам. И самое главное – что у людей уже возникала идея установки контакта с вами. А это значит, что войны не планировалось и я не шпион, а ты – не предательница.

Крыся вздрогнула и поежилась.

– Не… На наши станции я не пойду. Мне хватило и прошлого раза! Ты ведь слышал приговор. «Запрещено возвращаться под страхом смертной казни». Прибьют ведь. Или снова в Алтухи отправят… Вот папка «обрадуется»!

– Кстати, а он мог бы тебя приютить, как думаешь?

– После всего, что там было? Вряд ли. Ему пришлось бы многое объяснять своим… и защищать меня от некоторых… деятелей. Ты же сам видел, что там за народ.

Восток вспомнил Дымчара и Горелика и непроизвольно стиснул кулаки.

– Я думаю, от моего появления у отца только лишние проблемы в алтуховской общине начнутся. Так что я его даже беспокоить не хочу. Помог нам, дал возможность скрыться – и ладно.

– Ну хорошо, – подумав, кивнул Восток, – Тогда, раз нам нельзя идти на ваши станции, – они придут к нам!

– Это как? – опешила Крыся.

– Тот лысоватый крепкий мужик в Бибиреве – это и есть ваш Питон?

– Который еще тебя ненормальным назвал? Ага, он!

– Из всего, что я видел и слышал, могу предполагать, что он или усомнился в твоей вине, или негласно тебе сочувствует – ты же из его учеников. Во всяком случае, впечатление на меня он произвел довольно положительное. Смею полагать, что мозги у него варят и, при случае, достучаться до него будет реальнее, чем до всех остальных. Я прав?

– Дядька Питон грозен, – согласилась Крыся, – но справедлив. И слушать умеет, да. Может, если за дело, и наругать, и даже по шее дать – но всегда разберется и вынесет правильное решение… Только при чем здесь он?

– С какой периодичностью ваши добытчики выходят в рейды? И как часто Питон ходит с ними?

– Ты… – скавенка даже задохнулась от блеснувшей догадки, – ты хочешь подстеречь Питона здесь, Наверху, и… поговорить с ним?

– Умница! Именно это я и намерен сделать.

Девушка застыла с открытым ртом и круглыми глазами. Восток не удержался и движением пальца вернул ей челюсть на место.

– Ты точно сумасшедший! – покачала головой Крыся, когда к ней вернулся дар речи. – Но что-то в этой твоей идее есть! Надо подумать.

Какое-то время она сидела молча, сосредоточенно размышляя над задачей и шевеля пальцами в такт мыслям. Восток с неподдельным интересом наблюдал за ней.

– Ты знаешь, – подведя итог мыслительной деятельности и что-то прикинув, обратилась к нему скавенка, – а ведь может и получиться! Питон сейчас, в связи со слухами о готовящейся войне, в рейды выходит через каждые два дня, меняясь с Простором, своим заместителем. Плюс на носу очередной плановый рейд на Склад… Я, правда, не знаю, чья очередь выходить сегодня ночью – у меня весь график в голове сбился, – но Простор – это тоже неплохо. Он тоже из тех, кто сперва разговаривает, а уж только потом стреляет… Ну и действительно: можем попытаться через него вызвать Наверх дядьку Питона. Только что ты им говорить будешь?

– Я им ничего не буду говорить. Я хочу заставить их пойти с нами в Ботанический и увидеть все, что там происходило, своими глазами… Крысь, ты сама не откажешься со мной туда прогуляться?

– Куда ж я теперь от тебя денусь? – как-то преувеличенно безнадежно махнула рукой скавенка и снова озабоченно округлила глаза. – Но ты уверен, что там безопасно? Уверен, что «черных» точно всех разбомбили и теперь в Ботаническом тихо?

– Уверен. Видишь ли… я там был. Где-то спустя день после обстрела. Можешь поверить: на месте их логова – пепел и воронки.

– И ты молчал? – всплеснула Крыся руками. – И ничего не сказал тем, кто тебя пы… допрашивал?

– Да говорил я! – досадливо скривился сталкер. – Только фиг мне кто поверил!

– А Питон с Простором, думаешь, поверят?

– Надо будет так постараться, чтоб поверили.

– О-хо-хонюшки… – шумно вздохнула скавенка, растягиваясь во весь рост на матрасе рядом с ним. – Заставить дядьку Питона влезть в авантюру и тащиться куда-то вопреки плану вылазок… Самоубийственная затея. Но иного выхода, получается, у нас и нет.

– Получается, что нет. Ну, так что? – подмигнул Восток, – Ave, Caesar, morituri te salutant?[5]5
  «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» Приветствие римских гладиаторов перед боями.


[Закрыть]

– Тогда уж аве Питон… – ничуть не удивившись иностранным словам, проворчала начитанная Крыся. – Это как-то ближе к реалиям.

– Пожалуй, надо потихоньку сходить к выходу из туннеля и посмотреть, что там творится на улице! – решил Восток, поднимаясь с матраса. – Вот только этот балаган на потолке…

Он прислушался. Мышиной возни и писков, вроде, было уже не слышно. Никак угомонились бэтмены?

– Если не шуметь и двигаться осторожно – могут и не всполошиться. Мне кажется, тебе лучше выбраться через заднюю дверь, – посоветовала скавенка.

– Так и сделаю.

Восток потянул на себя висящий на спинке водительского места плащ. Повертел в руках противогаз, подумал… и все же надел.

– Там, небось, вонь такая от этих мышей… – глухо донеслось до Крыси.

– Капюшон тоже накинь, – посоветовала она, – а то еще облегчится кто сверху! И глаза от света береги.

– Угу.

Очень осторожно и почти бесшумно Восток приоткрыл широкую заднюю дверь джипа, огляделся. Ничего подозрительного или опасного.

– Пошел! – шепотом уведомил он Крысю и, держа наготове автомат, скользнул к яркому пятну выхода. Крыся, столь же тихо притворив дверцу, стала ждать.

Минут через десять Восток вернулся и условно стукнул в заднее стекло. Крыся впустила его.

– Ну и что там?

– Вечер! – обрадовал ее сталкер. – Не такой уж и поздний, но на наше счастье – пасмурный! И, кажется, дождь собирается. Думаю, еще немного – и можно будет выбираться. С тонированными стеклами и щитками будет нормально.

– А нетопырки что?

– Пока дрыхнут. Если выезжать осторожно… Между прочим, давай-ка я и в самом деле сейчас потихонечку подкачу к выходу! Постоим немного, подождем сумерек. Заодно и глаза привыкнут.

– Имей в виду: если будет слишком светло – мне придется зажмуриваться.

– Зажмуривайся, штурман. Дорогу обратно я помню.

– Что, неужели снова будем по стенам ползать?!

– Ну зачем же по стенам? Время есть, поедем, как белые люди, – через ворота депо…

Крыся облегченно перевела дух.

– …хотя наша лошадка может и обратно той же дорогой вскарабкаться!

Девушка обреченно закатила глаза, а сталкер рассмеялся.

– Шучу, шучу! Она, конечно, может – да я не настолько опытный погонщик таких вот монстриков. Так что не пугайся.

– Восток… – задумчиво проговорила скавенка, к чему-то прислушиваясь, – а может, подождем, пока нетопырки с дневки снимутся и улетят отсюда?

– Нет времени. У нас впереди куча дел. Еще, кстати, и машину отмывать!

– Что, настолько все плохо?

– Не то слово!

– Мама дорогая… Ну ладно, тут недалеко – парк «Отрада»… То есть бывший парк – там выгорело все почти дотла год назад. От молнии… у нас тут, в этой части Москвы, грозы довольно частое явление. Даже во внеурочное время года. Выжившие… ну, кто еще Удар помнит… так вот, они говорят, что лет десять – пятнадцать назад такого не было – чтобы грозы так часто и не по сезону. Ну и пожары иногда от попаданий молний. Особенно в бывших лесопарках, где деревьев полно. Так что в «Отраде» к нам никто не подберется незамеченным. И речка там есть – Лихоборка. В ней и помоем. Можно бы, конечно, на пруду на углу Инженерной, да там такие жабы сидят, что просто ужас, чуть что – орать начинают, что твоя сигнализация, вдруг прибежит кто на их вопли… А оставить машину можно будет дальше, под пешеходным мостиком через шоссе. Думаю, папка увидит своего «хищника», когда по нашим следам пойдет. Машину оставим, а сами пешком двинем до станции, стеречь Питона… или Простора – кто выйдет, короче.

– Принято! – кивнул сталкер после недолгого раздумья. – Ну что, по коням?

– По коням!

Спустя несколько минут «Тигр» тихо заурчал мотором на самых малых оборотах и медленно, чуть ли не на цыпочках, двинулся задним ходом к выходу из туннеля.

Глава 18
Питон

«Холодно-то как! Господи, сколько лет на свете живу, а так и не привык я к этой сырости промозглой. И ведь Наверху днем пока еще совсем летнее тепло стоит…»

Питон поежился, поднимаясь в кассовый зал. Все-таки что-то переменилось с войной. Даже, видимо, в законах физики… Должен ведь теплый воздух идти наверх, так? Так. А зал – выше станции, но в нем всегда – зимой и летом, весной и осенью – стоит холодрыга и оседает на железе поручней стылый конденсат. Тьфу, холера…

Питон протиснулся сквозь проем турникета, обернулся. Сзади поднимались остальные. Вон Захар с Малышом рукоятку для гермодвери тащат, а Сивый сейчас встанет и обязательно сплюнет через плечо. Примета у него такая. Сивый встал и действительно пошипел на левый погон куртки. Ну вот, теперь можно и выходить.

Глава бибиревских добытчиков двинулся дальше, к шлюзам.

«Брюзгой становишься, Капитон, ой, брюзгой. Все-то тебе не так, и в зале холодно, и ребята у тебя сегодня телятся, и автомат плохо смазан, и даже законы физики – как там в старом анекдоте-то говорилось? – уже не те, что раньше. Стареешь?»

Малыш со скрежетом провернул рукоять в замке гермодвери, матюкнулся. Тяги никак не хотели вылезать из каналов, где-то клинило. Питон на задержку махнул рукой – все равно уже опоздали. Сколько говорил на Совете – подавайте питание в верхний зал, не жмотьтесь, хоть двери подключите. Ага, конечно. Жаба душит. Мол, крутили вы, господа добытчики, двери вручную всю жизнь – и дальше крутите. Теперь доигрались. Заклинило, и как пить дать от ржавчины. При такой влажности масло можно тоннами лить – все равно ржаветь будет. И хорошо, что на выходе заклинило, а не на входе, когда твари за пятки дерут и вся надежда – на эту самую дверь.

Малыш просипел сквозь зубы что-то особо непотребное, рванул изо всех сил, и тяги вышли.

– Во, холера… Извиняй, Питон, крепко застряло.

– Проворачивать надо механизм, тогда и застревать не будет! – мысли про Совет вконец испортили Питону настроение.

Малыш отвел глаза, Захар досадливо крякнул.

– Степа! – окликнул Питон командира остающихся. – Еще раза три ее сегодня провернете, чтоб не меньше! А то доиграемся. Ну, пошли потихоньку.

С фонарями прошли подземный переход, выбрались на поверхность. День уже угас, небо затянулось хмурой облачностью. Сивый, шедший первым, а за ним и остальные с облегчением попрятали в карманы и чехлы черные очки – ночи пока еще не совсем длинные, если под темноту вылезать из подземелья – много не наработаешь. Поэтому выходили пораньше, когда солнце еще на горизонте висит, – вроде, уже не жарит, терпимо, разве что глазам плохо. Ради этого очки и надевали. Неудобно, да деваться некуда. Сейчас же, пока с дверью возились, укутанное потихоньку наползающими тучами солнышко совсем село. Можно работать.

Дорога сегодня была не дальняя – до Бескудникова. До войны оно было крупной станцией: двадцать один путь, почти шестьдесят человек сотрудников. Сортировали вагоны, грузили и разгружали металл, щебень, продукты… С тех пор вагоны так и остались на путях. Когда радиационный фон в Москве упал и появилась возможность выходить на поверхность относительно безопасно, жители севера Серой ветки первыми добрались до Бескудникова. Конечно, искали то, что было нужно в первую очередь, – съестное, горючее, промышленные товары. Увы, с этим как раз было туго. Зато нашлось еще кое-что полезное – на длинной вытяжке, что за третьим путем, в крытых вагонах лежали мешки калийной селитры. Сначала на них никто и внимания не обратил, однако потом, когда вышли доступные запасы готовой пищи и началось грибоводство, про груз вспомнили.

Калийная селитра – хорошее комбинированное удобрение, сущий подарок огороднику. Грибам она тоже пришлась по вкусу. В том, что сперва Бибирево, а потом – после своего образования – и все Содружество никогда не испытывали трудностей с едой, – огромная заслуга этих неказистых полиэтиленовых мешков с белым, похожим на сахар, порошком. Проблема с селитрой была одна: тащить здоровенные мешки до метро тяжело и небезопасно. Да и не перетаскаешь их просто так – в вагоне груза на шестьдесят тонн, а вагонов три с небольшим десятка. В то же время оставлять груз на путях тоже было не с руки – вдруг что? Тут тебе и погода, и твари, и Алтуфьево с его разбойничьей вольницей под боком – кто-нибудь да подгадит. В итоге для бережения селитры от врага было решено перенести хоть часть мешков в здание станционного павильона, а сам павильон закрыть покрепче. Так и сделали – в течение нескольких месяцев почти каждую ночь наряды со станций Содружества, составленные из тех жителей, кто был в силах, перетаскивали и прятали пятидесятикилограммовые мешки. Освободить получилось три вагона.

Так началась история Склада и складских дежурств. Суть такого дежурства была в следующем: по мере расходования запаса удобрений на станциях, к Складу отряжалась команда доставки – за новыми мешками. Сначала команды были смешанные, несколько человек добытчиков и группа грузчиков-носильщиков. Пока добытчики караулили, грузчики забирали несколько мешков из хранения, а на их место несли новые, из состава. Потом груз везли на тележках до Бибирева, молясь, чтобы не пристала никакая нечисть. Первое время все шло спокойно, однако потом случился провал. В пустом вагоне на станции завелась Жуть – неизвестная дрянь, которая на очередном дежурстве заела двух грузчиков и добытчика, а еще двух ранила. Были бы добытчики одни – может, и отбились бы, а так пришлось бежать, побросав и тележки с мешками, и погибших. С тех пор порядок походов на Склад изменился – сначала к станции выходили только добытчики. Они разведывали обстановку, проверяли, цел ли сам Склад, не загнездилось ли в районе станции очередное страшилище, и только на следующую ночь, если все было тихо, к Складу выходили рабочие.

Примерно с той же поры у бибиревцев и завелся в хозяйстве инкассаторский УАЗ-«буханка», на котором стали возить тяжелые мешки. Дефицитнейшего, а оттого и драгоценного (несмотря на очень удачно расположенную совсем рядом с выходом на Плещеева заправку) горючего на машину было, конечно, жалко неимоверно, но жизнь дороже.

Так что путь Питона со товарищи сегодня лежал как раз на Склад.

Из павильона вышли на уже начавшую зарастать травой и кустарником площадь между торговым комплексом «Гран-плюс» и его соседями. Постояли, прислушиваясь не к звукам, а больше к себе. Как оно, ничего не беспокоит, не бьется тревожно на самом краешке сознания? Всегда надо слушать себя, как говорил один замечательный писатель, в прошлом – офицер-подводник.[6]6
  Александр Покровский, автор нескольких циклов рассказов из жизни подводников.


[Закрыть] Организм – умная штука, и если ему чего-то очень не хочется – так может, и делать того не надо? Материализм материализмом, а жизнь – жизнью.

Первым выдохнул Малыш:

– Ну что, пошли?

По плавно изогнутой Бибиревской добрались до Алтуфьевского шоссе с его дублером. Крадучись, пересекли обе дороги и двинулись дальше по заросшей деревьями и кустарником Инженерной. Шли споро, не останавливаясь, – дорога знакомая, сколько по ней уже хожено. Слева потянуло сырым, болотистым – это приветствовал ходоков большущий заиленный Инженерный пруд. В пруду, как достоверно было известно, водились здоровенные – чуть не с кошку величиной – тупоносые бурые лягвы. По весне и осени, если ночи были теплые, а также в брачный период они реготали так, что и непугливый, бывало, вздрогнет. Питон в свое время сам, когда первый раз услышал квакающий многоголосый рев, схватился за автомат и всю группу носами в грязь положил – отстреливаться. Вот смеху-то потом было… Кое-кто, правда, клятвенно утверждал, что-де, жила в Инженерном и еще какая-то мерзкого вида живность – не то пиявки со змею, не то и вовсе водяные змеи… Однако в это мало кто верил, ибо эти «кое-кто» были Линь с Ксероксом – мужики хорошие, но трепачи, прости господи, те еще!

Вот Инженерная уткнулась в сплошную стену кустов и гаражей. Сивый, крадучись, выглянул из-за угла крайнего по улице дома. Никого. Почти пришли. Сейчас по Путевому проезду – до виадука, а там уже недалеко.

А вот и станция – за зарослями открылось широкое пустое пространство и темные громады вагонов под покосившимися столбами контактной сети. Перебежками добрались до платформ, вскарабкались на крошащийся бетон и заспешили к станционному павильону, поминутно оглядываясь через плечо – в памятный давний выход Жуть притащилась откуда-то со стороны северной горловины, и теперь пятое чувство нет-нет да и заставляло голову повернуться назад. Сегодня же все было по-прежнему тихо. Малыш со скрежетом открыл тяжелые павильонные двери, изнутри привычно пахнуло пылью и стылой каменной крошкой. Они вошли.

Пока Сивый с Захаром проверяли и пересчитывали наличные мешки, а Малыш привидением бродил по пустым комнатам, Питон вышел в зал ожидания и присел на потертый пластмассовый диванчик. Странное дело все же – уже двадцать лет этот станционный домик стоит здесь один, без людей, а в нем до сих пор держится какой-то уютный, почти жилой дух. Он чувствуется в этих старых, исчерканных надписями сиденьях, в потемневшем, но все еще держащем побелку потолке, в чудом уцелевших занавесках. Чудится, будто люди, хоть и давно, но только на время ушли отсюда и непременно скоро вернутся. Старый вокзальчик ждет их, ждет уже два десятка лет и не теряет надежды. Как знать, может, и не зря…

Питон тяжело опустил приклад автомата между ботинок, откинулся на низкую спинку и уронил голову на грудь. Хотелось вот так сидеть и никуда не выходить отсюда. Подземные тоннели и станции метро строились пусть и капитально, но они не предназначались для постоянного проживания, для длительной жизни. Люди в них должны были быть лишь гостями – пусть и ежедневными, но мимолетными. Ну сколько до войны проводил времени в метро человек? В среднем – час, два. Только жизненная необходимость заставила задержаться в неуютных, необустроенных подземельях на годы.

А вот железная дорога – это почти всегда маленькая жизнь. С вагоном – домом на колесах, неспешными путевыми разговорами под горячий чаек с сытной выпечкой и бутербродами из вокзальных буфетов. С милыми безделушками на память из сувенирных киосков, с домашней снедью, которой торговали иногда прямо на перронах жительницы маленьких станций и полустанков, – молодой картошечкой с зеленью и маслом, нежными малосольными огурчиками, свежим молоком и ряженкой, разлитыми когда-то давно в зеленые винные «чебурашки», а позже – в полиэтиленовые литровки и «полторашки»… Железная дорога… Целый мир, ежедневно перевозивший на тысячи километров десятки тысяч людей и снабжавший их на это время всем необходимым. Сколько он сам, Капитон Зуев, в свое время разменял тысяч километров и десятков дней под стук колес и локомотивные гудки?

Питон стариковским жестом потер затекшую шею. Господи, вернемся ли мы когда-нибудь сюда? Выйдем ли из своих пещер?.. И правда, стали мы похожи на крыс и с каждым годом все ближе и ближе к ним становимся, даром что цепляемся отчаянно за те крохи, что остались от прошлого. Не внешне даже похожи стали – в душе. Целое поколение крыс-солдат, еще мнящих себя по привычке человеками. И не в заразе той крысиной дело. Вон, так называемые «чистые», с других веток – что с Рыжей, что с Кольцевой, что с Зеленой, – внешне такие же, как и были, а копни вглубь – так крысы крысами. Хотя и у нас не без выродков… Александров тот же – ну откуда в тебе столько ненависти к своим? А Гацевский, Юрков? В войну вы все заигрались, господа Совет, «лучшие люди»! Сволочи вы серые, хвостатые! Даже ребенка своего вам не жаль! Хотя какое там своего – у вас у всех родные сынки и дочки тут, рядом, под теплым брюхом. А на неродного, да еще и не из Содружества, вам плевать глубоко. Эх, девочка ты моя маленькая, и угораздило же тебя… И зачем только ты со своим «гостем» в наши туннели полезла? А с другой стороны… идти-то тебе все равно больше некуда было…

«Ээээ, расклеился, Капитоша. Хорош! – одернул Питон сам себя. – Что было, то прошло, а сделанного не воротишь. Ты, старый, что мог – сделал. Хоть не убили ни ее, ни «лазутчика» этого бритоголового с Синей ветки. Александров со своими клевретами, конечно, на крыс стали похожи, а вот ты, родной, – на бабу старую! Все, Капитон, вставай. Хорош думать, не то голова отвалится. Работать пора!»

И он встал.

Подсчеты закончили довольно быстро. Число имеющихся в павильоне мешков сошлось с описью, и Захар удовлетворенно спрятал счетоводный блокнот обратно в карман. Взяв автоматы, они вышли обратно на платформу. Дверь запирать не стали, только прикрыли на щеколду – мало ли чего… Если прижмет – отбиваться проще из-за толстых кирпичных стен и зарешеченных окошек павильона, а за них еще надо успеть спрятаться. Закроешь дверь как следует – с полминуты провозишься, пока опять откроешь. А так и забежать-запереться можно сразу, и кто не надо не влезет – щеколда хитрая, Петро Руденко, бибиревский Кулибин, ее на совесть делал и с выдумкой: не умея, сразу и не поймешь, как с ней быть.

Постояв с минуту на платформе, двинулись к вагонам. Долго бродили в темноте, прислушиваясь к шорохам и замирая от каждого резкого звука. Нет вроде бы никого…

Малыш облегченно вздохнул, Сивый утер потное лицо, Захар и вовсе присел на ржавый рельс. Все, дело сделали. Можно и домой поворачивать. Питон оглядел свой усталый отряд, сам выдохнул поглубже и подольше. Нервное все же дело. Хоть и знаешь, что ничего тут нет и быть не должно, все равно где-то внутри сидит докучный страх, убеждающий тебя, что вот сейчас, именно сейчас за углом вагона мелькнет незнакомая тень или сзади, из ниоткуда, появится какая-нибудь пакость сплошь из зубов и когтей. Все же человек – дневное животное, и как ни приучай себя к темноте, все равно ждешь от нее подвоха. Опять же, в тот раз Жуть тоже никто не ждал, а вот поди ж ты, появилась. И никто до сих пор не знает толком, что это такое было. Появилось, заховало, как раньше говорили, добычу – и исчезло.

Питон сплюнул через плечо. Нечего всякую дрянь в ночи вспоминать. Было, прошло и травой поросло. Уже пятнадцать лет ничего такого не слышно, и дай бог, чтобы и дальше так было.

– Ну что, добры молодцы, возвращаемся.

Захар с кряхтением поднялся с рельса, и они осторожно пошли назад. Опять взобравшись на платформу, на этот раз уже тщательно, как следует, заперли павильон. Все, старик, до завтра! Жди следующей ночью новых гостей.

Обратно шли прежним путем – через косматую стену кустов, мимо темных пятиэтажек Инженерной. Земля, нагревшаяся от не по-осеннему яркого солнца, успела уже остыть, стало холодно, из низин поползли первые, небольшие еще, облака тумана. Питон прибавил шаг – туман в этих местах быстро расползается, еще полчаса – и вокруг будет сплошное «молоко». Опять же, облака на небе уже стянулись почти в сплошную пелену, обещая утром или днем как минимум дождь, как максимум – грозу. Очередную.

В последние года три-четыре что-то многовато гроз стало случаться над этим районом Москвы. И ладно бы только летом, а то и в другое время! Чудит постъядерная атмосфера, чудит… Впрочем, слишком теплые осени и зимы и грозовые дожди в январе – это было знакомо выжившим и по временам до Удара.

«Люблю грозу в начале января и снегопад в конце июля!..» – хмыкнул про себя Питон, вспомнив когда-то читанную в интернете хохмочку по подобному же поводу.

Когда Инженерная почти уже закончилась, откуда-то справа раздалось, как лопнуло, низкое, хрюкающее по-гиппопотамьи, «куок, куок…», и тут же ответило само себе многоголосым, таким же басовым, почти пулеметным ревом – «брэ-ке-ке-ке-квэкс!». Все вздрогнули, переглянулись и хором негромко рассмеялись. Фирменная шутка «инженерных» лягушек, пока что – видимо из-за теплой погоды – и не думавших впадать в спячку на дне пруда.

– Во, злодейки… – Сивый сплюнул в сторону пруда. – Как нарочно ждут!

Захар кивнул, все еще улыбаясь. Повадки у пучеглазых и впрямь были чудные: пока к ним близко не подойдешь – сидят тихо, зато потом, стоит перейти какую-то невидимую границу, ТАК с тобой поздороваются, что за сердце прихватывает.