Текст книги "Зависть"

Автор книги: Татьяна Ролич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Я не знала, что это такое, и вот оно случилось с тобой.

Она не хотела ничего планировать, ей казалось, в таком настроении она все сможет пережить, и сейчас она не хотела думать ни о чем реальном. Она отдыхала от прошлого, ее загнавшего в угол, и медленно выходила на открывающиеся ей просторы.

Мозг проделывал свою работу, очищаясь от всего негативного, что душило его в последнее время, так что ни одна новая мысль не могла ускользнуть, не заняв положенное ей место.

Зазвонил телефон в то время, как Владимир и Эля , устремленные в неизвестность, принадлежали другому миру, миру таинственному и возвышенному.Эля выключила телефон и звонки прекратились – не хотелось прерывать счастье, и вдруг ей пришла в голову странная мысль убежать, уехать, спрятаться, и она прикоснулась к руке Владимира. Он ее обнял, и они погрузились в счастливое плаванье по морю удовольствия и длящегося блаженства, прерываемого не словами, а звуками.

28

У Даши со Стасом не было таких условий для общения, как у Владимира с Элей, но им тоже удавалось получать удовольствие. Оба были счастливы, несмотря на небольшое неудобство и приходится прятаться от родителей, когда те были дома. Но они давали волю своим чувствам, когда оставались совсем одни.

Даша, переживая кризис отчаяния, в первый момент не заметила, что в их близости что-то изменилось, но через некоторое время она стала замечать, что у нее не возникает той радости, которую она испытывала раньше со Стасом, когда он был «начальником». Происходило это оттого, что Стас после «разоблачения», потерял уверенность и его пылкость уменьшилась, и весь он стал каким-то другим, и, естественно, это чувствовала Даша, когда их близость уже не приносила ей того сумасшедшего забвения, как раньше.

Так в любовь вмешивается жизнь, расставляя свои акценты, сближая и отдаляя людей. Даша делала вид, что все ей нравится, но Стас догадывался, что она имитирует любовь в какие-то моменты, чтобы его не разочаровывать.

Он чувствовал, что его мужская сила стала слабее, когда он снял костюм «начальника», воображением ему надетый, и он оказывался голым королем перед мечтами Даши, которая должна была его в таком качестве воспринимать всерьез.

Капитолина Ивановна все чаще задавала вопросы Даше, которая, как могла, уходила в сторону. В воскресенье с утра отец поехал на дачу, а Капитолина Ивановна осталась дома и не выходила из комнаты. Даша забеспокоилась и постучала.

– Мама, иди завтракать. Я гренки пожарила.

Даша переворачивала деревянной лопаткой румяные куски бекона, потом поставила на стол чашки. Капитолина Ивановна пришла и села напротив.

– Ну что ты тут настряпала?

Она посмотрела на красиво уложенные горкой гренки и была довольна, что дочь у нее такая хозяйственная. Это подтверждала улыбка на ее спокойном лице.

– Молодец. Я в твои годы жила одна, когда меня направили по распределению, и жила в избе и печку сама топила. А зимой! Как вспомню мороз в тридцать градусов, и в школе ребята в пальто, – диву даюсь, откуда силы были все это переносить.

Она остановилась, вспомнила свою юность, и чувство радости за дочь, что ей-то не придется воду носить из колодца в мороз, что сидят они в просторной кухне, и тепло и уютно в их квартире, и что жених у Даши уже есть. Она взяла гренку, в то время как Даша наливала ей чай в темно-синюю чашку с золотым ободком.

– Да мама. Вы были другие – выносливые, что ли, – заметила Даша, думая о том, что в последнее свидание они со Стасом как-то неопределенно расстались.

И вообще, в последнее время неспокойно как-то на душе – то ли погода, то ли что другое, – и при мысли об этом «другом» Даше было как-то неприятно думать о том, что Стас простой менеджер. Она толком не знала, кто он, но решила, что словом менеджер, таким иностранным, она скрашивает реальность, которая ее очень мучила

. Она знала, что при слове «рабочий» ей становится не по себе. И Стас не произносил это такое ужасное слово, он боялся себя так называть, не желая оскорблять чувства Даши грубым словом.

– Ну, что твой Стас? – неожиданно и не вовремя спросила Капитолина Ивановна в то время, когда Даша думала про эту неудобную ситуацию с «начальником», зная , что близость со Стасом не приносит ей того удовольствия, которое она испытывала раньше.

– Ничего, – сжав губы, тихо сказала Даша, и Капитолина Ивановна по лицу дочери поняла, что случилось что-то.

– Вы что, поссорились? – не унималась Капитолина Ивановна, услышав в этом «ничего» приговор чему-то. И тут Дашу как прорвало.

– И вообще, мама, что ты хочешь услышать? Когда свадьба? – при этих словах у Даши на глазах появились слезы. Она не знала, что они уже давно хотели появиться, но случай не представлялся.

– Не будет свадьбы, – Даша всхлипывала, утирая рукавом слезы, чувствуя их соль на губах. Она глотала их, а они все текли тихо, а плечи вздрагивали при этом непроизвольно, как бы помогая, справится с горем.

Даша встала из-за стола. Капитолина Ивановна замерла в неопределенной позе, не зная, что делать, что сказать.

– Постой, вы что, расстались?

Наконец она поняла, что случилось самое страшное, чего она боялась больше всего – свадьба расстраивается, когда она уже всех обзвонила предварительно, считая, что все в порядке. Тут она подосадовала на себя за свою болтливость. Ей было стыдно перед знакомыми и родными. В первый момент она не думала о Даше, она думала о том, что скажут ее знакомые и друзья, и как она должна будет все это им объяснять.

– Нет, не понимаю. Как же теперь. Все уже готовятся, – сказала не к месту Капитолина Ивановна, не думая, что говорит.

– Неужели ты не понимаешь, что все, все… – Даша заплаканная стояла перед ней и вдруг выпалила:

– Никакой он не начальник, он рабочий, – и, рыдая, выбежала из комнаты.

Тут Капитолину Ивановну как будто стукнули чем-то тяжелым по голове, и она тихо опустилась в кресло – голова ее склонилась на бок. Дальше она ничего не помнила.

Когда Даша вернулась на кухню, она увидела, что мама сидит в неестественной позе с закрытыми глазами. Все ее тело склонилось на бок, и она не дышит.

– Мама, мама, – Даша бросилась к матери и стала ее трясти, а та как будто не подавала признаков жизни.

Через пятнадцать минут приехала неотложка, и маму увезли в больницу. Десять дней она была между жизнью и смертью. Все это время Даша не выходила из больницы. Когда нужно было отлучиться, приглашали сиделку, а потом Даша возвращалась и делала все, что необходимо.

Она мучилась оттого что она причина такого положения, не понимая, что болезнь давно подстерегала Капитолину Ивановну, и не случись все сейчас и так, это произошло бы обязательно при других обстоятельствах, но когда случается такое, кажется, что только ты во всем виноват.

Капитолина Ивановна переживала за Дашу, несмотря на то, что та ничего не говорила. Она чувствовала неладное и принимала лекарства, но сердце болело, и вот случилось…

Удивительно, но болезнь мамы сблизила Дашу и Стаса, который не отходил от Даши, провожал ее и все время был рядом. Даша понимала, что его поддержка, спасает ее от отчаяния, и была ему за это благодарна. На какое-то время близость их прекратилась, а, возобновившись, вспыхнула с прежней интенсивностью и яркостью переживаний. Любовь вернулась, и это помогало Даше переносить горе, случившееся с Капитолиной Ивановной.21.112

29

Сергей Владимирович не знал о причинах случившегося. Он не присутствовал при разговоре Даши с мамой и не мог предполагать, что послужило толчком к такому повороту дел. Он, как и все нормальные люди, не вникал подробно во все жизненные обстоятельства происходящего, а Даша не осмеливалась ему сказать о содержании разговора, боясь, что и его это может подкосить. Она оберегала свою тайну, смирившись с ней и принимая Стаса таким, каков он есть на самом деле. Она также не напоминала о нем при выздоравливающей матери, а та как будто забыла об этом – до такой степени она была слаба, и естественным образом память охраняла ее от неприятных прошлых впечатлений. Капитолина Ивановна иногда напрягалась, пытаясь вспомнить события последнего времени, и что-то она обсуждала, но никак не касалась в разговоре свадьбы дочери, и после общения с ней однажды Сергей Владимирович спросил Дашу напрямую:

– Я не понимаю, почему мама не говорит о твоей свадьбе. Ты что-то от меня скрываешь? – спросил Сергей Владимирович, и Даша, как ни в чем, ни бывало, ответила:

– Все нормально, но ведь мама болеет. Какие тут свадьбы. Не будем спешить.

Инстинктивно она чувствовала, что не готова к серьезному разговору, и боялась врать, и не хотела она сейчас себе портить настроение, понимая, что неминуемо выйдет неприятный разговор. И она решила для себя, пока мама сама не заговорит на эту тему, ничего не рассказывать отцу. Она это делала не для себя – она охраняла здоровье мамы, неуверенная в реакции отца.

Она иногда сама с собой рассуждала – ее родители люди тоже простые, и то, что их предки занимались крестьянским трудом, и дало им возможность при новой власти занимать определенное положение, но по своей сути они крестьяне, и что может их отличать от Стаса, у которого тоже крестьянские корни?

Но ее родители, они-то уже себя считали другими, но какими? – задавала себе вопрос Даша, – и ответа на вопрос не было, а тот какой мог быть, закрывал ей возможность выбрать себе в мужья простого человека, каким был Стас. Небольшим утешением было то, что он собирался учиться, поступать в институт. Когда это будет?

А сейчас шел разговор о свадьбе, о знакомстве его с друзьями и родственниками со стороны Даши, а там уже было известно, что он начальник. И сейчас она завидовала Эле, у которой не было таких проблем по той простой причине, что жила она одна, и над ней не висели, как дамоклов меч, понятия о круге друзей родителей, куда не могли попасть просто так с улицы люди не принадлежащие к нему.

Даша эти мысли не могла высказать Стасу сейчас – она его любила – такие разговоры волей-неволей могли его оскорбить, потому что касались его происхождения и положения в обществе.

Даша не была интеллектуалкой, ее мало занимали абстрактные вещи – она не интересовалась ни литературой, ни философией, а историю изучала потому, что училась на историческом, и относилась к учебе формально. Так случается с большинством девушек, и учатся они, потому что надо чем-то зарабатывать или для того, чтобы удачно выйти замуж.

Это реальность, от которой не спрячешься, и поэтому с женщинами не интересно – быстро кончается запас поверхностных знаний, усвоенных по необходимости – большинство сразу их забывает, если не нужно их использовать по работе – круг интересов женщины сужается до кухни, детей, мужа. Одним словом, семья поглощает все институты и университеты, а в остатке остается пара-тройка рассказов об учебе, и на этом «образование» женщины заканчивается.

Так и Даша – училась потому, что нужно было когда-то выйти замуж, а знания приобретались, чтобы очаровать бизнесмена или банкира, а потом блистать вместе с ним в обществе. Знание для нее само по себе не существовало отдельно от той жизни, в которую хотелось попасть.

Но никак Даша не предполагала, что нужно будет хитрить, обманывать родителей по такому простому поводу, как статус избранника, который определялся его работой. Даша не могла себе признаться, что если бы ее родители были более крутые, то этот статус они могли бы сами дать ее избраннику, но она встретила равного себе, – и это не было обманом.

Уровень образованности Стаса и ее был приблизительно одинаковым, и то, что он был простой, как она выяснила, ни о чем другом не говорило, кроме того, что юноша зарабатывает деньги честным образом, и оказывалось, эту честность и простоту надо скрывать. Она не ценится в том кругу, где жила Даша.

Из этого порочного круга она никак не могла найти выхода. Признать, что ее родители предпочли бы более крутого – даже с сомнительным прошлым – было стыдно, и она замкнулась, чтобы разобраться в этой непростой ситуации.

Когда она оставалась одна, она чувствовала неопределенность своего положения, и как бы она себе не говорила, что она свободна, ее теперешняя ситуация привязанности к больной матери, ее нежелание сказать правду отцу, говорили ей о ее полной зависимости от семьи.

Конфликт обнаружился очень просто, как только коснулись болевой точки – желания выгодно выдать замуж дочь. Вся несостоятельность семейных ценностей вышла наружу. Эмоции, зревшие в глубинах психики, сделали свое недоброе дело, и стали естественным образом убирать препятствия на пути «счастья» дочери.

Первый удар они нанесли матери, а что дальше? Этот запутанный клубок противоречий связывал прочно всех. Даша чувствовала, что разрешить ситуацию ей одной не под силу, и она спряталась в любви от всех сложностей жизни и ждала естественного разрешения этой для нее непростой ситуации.

30

Когда Эля пришла на работу, Виктор Леонидович сразу вызвал ее к себе.

– Садись, – сказал он строго, не глядя на нее, углубившись в бумаги. Некоторое время царило молчание, которое Виктор Леонидович резко прервал:

– Ну, что ты затеяла? Тебе что, денег мало?

Он внимательно посмотрел на Элю своими мутными глазами, в которых кроме ненависти ничего не было. Он ее ненавидел за все: за то, что у него бизнес не идет, за то, что она была с ним, за то, что она что-то там придумала.

В этот момент он ненавидел весь мир, в котором ему не живется так, как хочется. Он как разъяренный зверь готов был все уничтожить, что ему мешает быть успешным, и он всю эту ненависть направил на Элю перед ним сидящую

Как назло, она выглядела прекрасно, и это он видел по ее сияющему виду, по ее оживленным глазам – счастье другого всегда видно окружающим, и сейчас оно ярило, раздражало и доводило до бешенства Виктора Леонидовича, этого монстра в приличном костюме от Версачи и с часами от Картье.

Этот «дорогой» джентльмен был по сути ничтожеством, ненавидящим все и вся, но скрывал это в слащавой улыбке и прятал за дорогими вещами, которые как бы ограждали его от внешнего мира.

Они как латы и щит укрывали его от стрел, которые жизнь в него пускала, и он их отражал непроницаемым видом, как непробиваемой броней. Он не понимал того простого закона, что жизнь отвечает на ненависть ненавистью, она отражает негатив, иначе она бы однажды прекратилась, но Виктор Леонидович, усвоивши свои принципы рано и навсегда, уважал только силу и богатство, и с их помощью он хотел мир подчинить себе.

И вот он видит. Перед ним букашка, какой он считал Элю. И не только ее, все люди ему не нужные, букашки, и он их тоже презирает. Он не может ничего сделать с этой девчонкой, которую он имел, считая, что так будет легче сломить ее волю и подчинить себе.

Он не мог знать– перед ним огромный и прекрасный мир другого человека, с его достоинством, с его привычками, с его мечтами, с его любовью, которая сейчас светилась в прекрасных глазах Эли.

Не знал Виктор Леонидович, что от ЗАВИСТИ, той ЗАВИСТИ, которая скрыта глубоко, о которой не знаешь, не хочешь знать, к молодости, красоте, независимости, он ненавидел эту перед ним сидящую девушку.

Он не знал, что эта ненависть ко всему вокруг от ЗАВИСТИ, которая разъедает душу, так что она становится недееспособна и отмирает. А на ее месте пустота, по которой носится ненависть, как затравленный зверь, ударяясь о стенки тела, которое передвигается механически. Это все что остается от души, которую съела ЗАВИСТЬ, выпустив на волю морщины, которые покрывают лицо ниточками. Это знаки глубоких нечеловеческих переживаний ЗАВИСТИ.

«Убить, растереть, убрать, уничтожить», – крутилось в голове у Виктора Леонидовича, который бессильно перед этой хрупкой девушкой сжимал кулаки.

– Вон, в бешенстве закричал он, понимая, что готов броситься на Элю. Дальше его ум отказывался размышлять.

Эля вышла из кабинета. Она не испытывала сейчас страха перед этим зверем. Любовь вытеснила из ее сознания все негативное – страх в первую очередь покинул ее освободившуюся душу.

В зале она увидела Владимира, но сделала вид, что не заметила его. Владимир понял все правильно, догадываясь, какой мог быть разговор у Эли с Виктором Леонидовичем, которого он теперь воспринимал по – другому.

У Владимира в душе не родилась ненависть к Виктору Леонидовичу, но из нее ушли ЗАВИСТЬ и СТРАХ перед этим человеком когда-то ему представлявшемуся таким значительным. Так любовь исправляла ошибки, которые совершает душа в своих предпочтениях.

Владимир понимал, что пока Элю не отпустит этот Виктор Леонидович, ему нельзя ничего предпринимать. И он вел себя в соответствии со своими обязанностями. Он вошел в кабинет начальника, как ни в чем, ни бывало.

– Какие будут указания?

Он спокойно смотрел в наглые и непроницаемые глаза Виктора Леонидовича. Тот своим звериным чутьем почувствовал, что этот пай-мальчик как-то причастен к тому, что эта …….. уходит, но он был не уверен, и тогда в его голове созрел план, который он решил изложить Владимиру.

– Садись, – сказал он, не поднимая головы от листа бумаги, на котором что-то писал. Владимир готов был ко всему.

– Тебе что, нравится эта… – он не мог произнести имени Эли.

Владимир спокойно ответил:

– Нравится.

Виктор Леонидович посмотрел на него с интересом.

– А ты знаешь, что она уходит от нас? – он смотрел внимательно на Владимира.

– Да, вы говорили, – ответил уклончиво Владимир.

Виктор Леонидович начинал терять терпение. «Этот парень не промах. Неужели у них ничего не было?», – подумал про себя Виктор Леонидович, а тем временем рассматривал Владимира, одетого им с иголочки в фирменный костюм. «Этот от меня никуда не денется» подумал про себя Виктор Леонидович, а тем временем стал продумывать, как бы ему этого парня использовать в своих запутанных делах, и вспомнил про клиентку, которая хотела продать вещь за десять тысяч долларов.

– Ты помнишь, звонил клиентке. Ну, такая интеллигентная, как ты рассказывал. Съезди к ней, и все что я говорил... – Виктор Леонидович не хотел повторяться, понимая что такой настойчивостью может вспугнуть Владимира, а сам прикидывал, как он будет действовать дальше в этой выгодной для него сделке. А вся выгода состояла в обмане клиентки, и так, чтобы она сама отдала вещь, якобы эксперту, а потом концы в воду.

– Да вспоминаю, – ответил Владимир, понимая, что Виктор Леонидович затевает что-то, а его посылает в разведку.

– Ты мне позвони от нее, и может быть я сразу и подъеду…

Когда Владимир ушел, Виктор Леонидович закрыл кабинет и подошел к зеркалу – он примерил усы и седой парик. «Совсем не узнать», – радостно подумал он, потом вспомнил, что решил это « Дело» сразу начать. Выглянул в салон. Владимира не было на месте. Тогда он набрал номер его мобильника и сказал:

– Ты позвони прямо сейчас, и мне перезвони, что договорился.

Владимир сидел за рулем служебного автомобиля и размышлял: «Надо или не надо звонить?» – и поехал, пока, не зная, зачем и куда. Через квартал остановил машину и вышел на улицу. Набрал номер клиентки. Ответил мужской голос, и тогда, сам не зная почему, Владимир сказал:

– Я вас предупреждаю, что ни в коем случае не связывайтесь с этой конторой, которая вам предлагает продать вещь, – и отключил телефон.

Почему он так поступил? Он рисковал, если эти люди будут что-то выяснять, но он понимал, что по-другому не может поступить. Тут же набрал номер Виктора Леонидовича и сказал, что никто ему не ответил, и поехал дальше.

Но потом неожиданно повернул и оставил машину недалеко от входа в офис и пошел в противоположном направлении, чувствуя усталость. Потом сел на автобус и поехал домой, где его ждала мама с приготовленным вкусным обедом. Он радостно, как в детстве, сел за стол и наслаждался едой, вкус которой давно стал для него обычным, но сегодня показался необыкновенным. Он испытывал радость оттого, что именно так поступил.

Виктор Леонидович, чтобы проверить Владимира, набрал номер клиентки и услышал, что абонент не отвечает или находится вне зоны доступа сети.

Владимир заснул в этот вечер крепким сном, и картины последних событий замелькали, и счастье и радость вдруг куда-то уходили, когда лицо Виктора Леонидовича появлялось, а потом исчезало. Неприятное чувство унижения и страха подкрадывалось откуда-то и Владимир просыпался, а потом снова забывался тяжелым сном.

3122.5.12

Утром он позвонил Эле и все рассказал, и когда дошел до того места, что оставил автомобиль недалеко от фирмы, Эля почувствовала страх.

– А ты не боишься, что он будет нас разыскивать?

– Ты знаешь, я испугался, когда догадался, что могу попасть в скверную историю. Я теперь ничего не боюсь. Я ухожу оттуда, и это окончательно. Ведь он мне ничего конкретного не говорит. Значит, я ему не опасен. – Тут Владимир замолчал, чувствуя напряжение на том конце провода. – Ты слышишь?

– Да. Но я что-то боюсь, – ответила Эля, и в этот момент в дверь кто-то позвонил.

– Это к тебе? Ты никому не открывай, как – будто, тебя нет, – сказал Владимир. Эля стояла и не вешала трубку. Еще три раза позвонили, а потом все стихло.

– Вот видишь. Я теперь буду бояться каждого звонка, – сказала она.

– Я думаю, тебе надо переехать ко мне. Я живу с мамой, сюда не поедут. И вообще, надо снять квартиру, а твою сдать. Я сейчас к тебе приеду и все обсудим, а «этому» -они понимали кому – я скажу, что мне предложили другую работу.

Эля слушала и не верила, что это говорит ей тот самый Владимир, скромник и новичок в житейских делах, каким сначала ей показался он.

Через час оба сидели у нее на кухне и обсуждали случившееся, понимая, что надо еще трудовые книжки забрать, и решили, что если “этот” будет препятствовать, не будут забирать трудовые книжки и забудут эту историю. Неожиданно зазвонил телефон. Эля взяла трубку.

– Это я. – Эля сделал знак Владимиру, что это Виктор Леонидович. – Я заезжал к тебе. Ты что, не одна? – настаивал Виктор Леонидович.

– Одна, а что?

– Я хотел поговорить.

– Нам, не о чем говорить. Я ухожу, – отвечала уверенно Эля.

– Ты сошла с ума. Что ты будешь делать? Кто тебя возьмет, и где ты сможешь столько денег получать? – все эти вопросы обрушились на голову Эли.

– Раз я решила, значит это окончательно.

– Ты не получишь больше от меня ни копейки, – услышала она в ответ.

– Мне ничего не надо, – говорила Эля уверенно, в то время как Владимир обнимал ее. – И вообще... Это все. – Она повесила трубку.

Владимир целовал ее, увлекая в мир прекрасных грез. Она не сопротивлялась, и все случалось и повторялось новым счастьем ощущать любовь и отдаваться ей до конца.

– Оставайся у меня, – тихо сказала Эля, и Владимир кивнул, не желая словом нарушать гармонию своего внутреннего впечатления от происходящего. Он ни о чем не думал, кроме того, что ему все время хотелось продолжать игру, и он это делал искусно, и изощренность ласк с каждым разом приносила что-то новое и обязательно упоительное.

Он позвонил домой, чтобы мама не волновалась, – сам себя он не ощущал в реальности, осознавая жизнь через те впечатления, которые ему давало общение с любимой женщиной.

Он чувствовал с себе уверенность, и это давало ему новое ощущение реальности, и она была другой, упоительной, и каждая клеточка его жила этими ощущениями.

Эля была на той вершине своего счастья, когда одно желание плавно переходит в другое, и это длится, длится, и сейчас ничто не мешало ей наслаждаться любовью и отдаваться этому мужчине до конца, и ее чувственная плоть принадлежала ему, и он с ней делал то, что приносило обоим счастье, и одновременно.

Наутро они не прятали стыдливо глаза друг от друга – они были равными партнерами в этой эротической симфонии любви, и инструмент каждого отзывался сразу на звук другого, так музыкант ждет, когда наступит его время вступать в игру, и тогда получается мелодия.

– Ну, что будем делать?– спросил Владимир, имея в виду Виктора Леонидовича.

– Не знаю, но единственное, что мне не нравится, это его озлобленность. Он готов был меня уничтожить, когда я ему сказала, что это мое окончательное решение. Он будет меня доставать, – ответила Эля.

– Я думаю, мне пока не надо проявляться, иначе он будет преследовать нас обоих, – добавил Владимир. – Надо подумать, как тебе обезопасить себя. Переезжай ко мне. Я тебя с мамой познакомлю. А впрочем, зачем его бояться. Я ему все прямо скажу. Владимир задумался.

– Ни в коем случае, – Эля так испугалась, что Владимир взял ее за руку.

– Не бойся, я с тобой. Поедем со мной. Собирайся.

Он смотрел на Элю, которая не понимала, что ей делать.

– Нет. Лучше ты приходи вечером. Поживем тут, а там видно будет. У тебя есть деньги? – спросила Эля.

Владимир порылся в карманах .

– Есть. Пока хватит. Он ведь должен мне пятьсот долларов. Это еще за прошлое.

– Звони, а я подумаю, как быть дальше.

32

Владимир вышел на улицу и не узнавал знакомые места, – все выглядело другим, новым, и он удивлялся этим впечатлениям. Он уверенно шел, улыбаясь чему-то – ему было хорошо, и вдруг он понял, что не пойдет на работу, и сразу все изменилось, стало каким-то другим.

Так наша внутренняя жизнь все преобразует в одно мгновенье. Он тогда решил позвонить Виктору Леонидовичу и сказать, но что, он не знал, и шел, шел…

И неожиданно он оказался перед знакомой дверью и, не раздумывая, вошел и уверенно направился в кабинет Виктора Леонидовича. Дверь была закрыта, и дежурный по залу сказал, что он уехал куда-то срочно.

Владимир набрал его номер, но он был заблокирован, и неожиданно странная и новая мысль пришла ему в голову – а вдруг его забрали за что-нибудь. Он спросил у Аркадия, того самого, который ему сообщил, что Виктора Леонидовича нет:

– Слушай, а что случилось? Никто не отвечает. – Он внимательно посмотрел на Аркадия, а тот как-то неуверенно переминался с ноги на ногу.

– Тут за ним приехали трое в штатском. Ну, в общем, наручники и все такое. Но он просил не говорить никому. Ты меня не выдавай. Аркадий замолчал.

– Его что, арестовали?

– Вроде того. Сначала обыскали кабинет, ну, потом я как понятой подписал, что нашли оружие…

– Что теперь?

– Думаю, опечатают все.

– А давно уехали?

– Минут десять, и сказали никуда не отлучаться – сейчас приедет бригада…

– Но ведь так не делают. Это все сразу.

– Тут у входа их машина стоит. Наблюдают кто вошел, кто вышел. Следят. Так что ты уже тоже у них на примете.

Владимир радовался, что на удивление все складывается каким-то фантастическим образом

– Единственное, что мне успел сказать Виктор Леонидович, что кто-то из клиентов стукнул, ну и пришли.

Аркадий был напуган всей этой ситуацией, ведь он только что устроился сюда.

Владимир позвонил Эле, и сообщил о случившемся, предупредив, что пока тут задержится. Эля не поверила, считая, что произошло чудо.

По логике, Виктора Леонидовича должны были взять давно, но чтобы вот так. Когда Владимир звонил клиентам и предупреждал – там были подставные люди – схема сработала, разговор с Владимиром записали, и этого было достаточно. Но он пока не знал ничего этого и ждал.

Через десять минут двое вошли и прямо подошли к Владимиру, предъявив документы сотрудников следственного отдела, и попросили ответить на их вопросы.

– Вы звонили по такому телефону? – и сотрудник назвал номер телефона, по которому звонил Владимир.

– Да, звонил, – ответил он уверенно.

– Тогда подпишите вот эти бумаги.

Владимир прочитал. Там было кратко изложено, что такого-то числа гражданин такой-то звонил по указанному номеру, и содержание разговора. Он удивлялся всей этой истории – как быстро все произошло. И то, что он оказался, сам того не желая, активным участником всех этих событий, все больше убеждало его, что есть справедливость. Он радовался всему, что случилось.

Через полчаса он был у Эли, и они обсуждали случившееся как чудо, которое их спасло в этой ужасной истории, в которую они оба были втянуты ходом жизни. Ощущение чуда и того, что они свободны, совершенно вскружило им головы, и они фантазировали, каждый на свой лад.

33

Грусть поселилась в доме Даши. Она ухаживала за больной мамой, которая никак не могла вернуться к своему нормальному состоянию. Утро начиналось с того, что Даша меняла белье, – мама была на половину парализована. Стиральная машина загружалась, и весь день Даша крутилась около мамы. Сейчас были каникулы, а что делать, когда надо будет посещать занятия? Брать академический отпуск? Все эти проблемы обрушились на Дашу сразу, и она взрослела вместе с естественным ходом событий.

Стас все время был около. Он не входил в комнату больной, которая с трудом всех узнавала. Стас ходил в магазин, мыл посуду, а когда с работы приходил Сергей Владимирович, они с Дашей могли пойти погулять.

Эти прогулки были отдушиной в этот сложный период. Даша полностью была во власти своих чувств и только иногда обсуждала со Стасом будущее, которое они не представляли друг без друга.

Они сейчас ничего не хотели менять, пока Даша не узнала, что беременна. Оба совершенно растерялись в первый момент, когда это подтвердилось. Ситуация складывалась критическая, надо было что-то решать, и тогда Даша решила посоветоваться с отцом. Но Стас почему-то очень этого испугался.

– Сначала мы с тобой должны все решить, и окончательно. Думаю, в этой ситуации надо отказаться от ребенка, ведь твоя мама точно этого не перенесет, – сказал он и тут же понял, что эту глупость Даша ему не простит.

Когда Даша это услышала, она так опешила, что не знала что сказать. Первое, что пришло ей в голову: «Он меня не любит» – и сразу же она почувствовала неприязнь к Стасу.

– Что ты говоришь! Ты понимаешь, что это значит? – и сразу же решила, что ребенок будет обязательно. Она не думала о сложностях, она испытывала новое и естественное чувство радости от своего положения. Ничто и никто не сможет ей помешать иметь ребенка.

Эти первые порывы самые естественные и правильные. Природа решает сразу, хочет женщина ребенка или нет, и она с первой секунды подсказывает самое правильное, и если женщина не прислушивается к этому, то потом всю жизнь дети, родившиеся вопреки желанию, испытывают на себе нелюбовь матерей, которым они постоянно напоминают о нелюбви к отцу ребенка.

Даша любила Стаса. Она до конца не осознавала своей глубинной зависимости от чувств в ней пробудившихся так сразу, что она забыла обо всем на свете. И сейчас, когда она узнала, что Стас простой человек, без больших денег и без особенной должности, все это сейчас для нее не имело никакого значения.

Она думала о своей беременности как о счастье с ней случившемся, и никакие сомнения Стаса не могли поколебать ее в решимости иметь ребенка, не могли изменить ее отношения к человеку, который был отцом этого не появившегося на свет человека.