Текст книги "Ферт (СИ)"
Автор книги: Татьяна Талова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
У этого человека был приятный голос – «Ах, это», – и ловкие, быстрые движения. У него вились волосы, чистые и ухоженные; руки скрывались под перчатками, лицо выражало спокойствие и радость.
Чужой. Абсолютно.
Этот... это существо рассказывало что-то о городе – Гид мало что понял. Потом оно рассказывало о развитии «промышленности» – «все эти машины не появляются и не исчезают бесследно»...
– Это было сложным этическим вопросом... – бормотал доктор. – Поймите верно, у нас получилось вычислить будущих зараженных, голоса в совете разделились – ровно половина выступала за уничтожение, но мы хотели дать шанс...
«Дать шанс» – так это называлось. Выкинуть будущих Ферт на свалку, на громадное захоронение отходов цивилизации и дать свободу убивать и уничтожать.
– Раньше на той территории были и города, и фермы, но нам нужно было место, да и земля уже пропиталась ядом...
Было принято решение выкопать громадный ров, за которым оставить и мусор, и Ферт.
Полностью Гид понял то, что объяснял ему доктор, далеко не сразу. Не через день и не через два. Тогда же только смог спросить:
– То есть... Даже моря там не было?
– Море? – вскинул брови доктор. – О, нет, ров... м-м, «канал» – вы знаете такое слово? Ядовитая лужа, если говорить просто. Всего лишь большая ядовитая лужа... Но это было нашим спасением. И вашим, в какой-то мере.
Доктор понятия не имел о Мутанте... И все пытался и пытался рассказать о причинах, толкнувших людей на такой поступок. Как будто Гид был идиотом, или как будто он, врач, в сотый раз доказывал себе правильность своих действий.
– Но теперь все будет иначе, вы вернулись и...
– Вы не ответили на вопрос. Или не вы, а ваш... «спаситель»... Семь лет Ферт и годы после... Почему... почему так долго?
Гид не злился. С пустыни – не злился. Не ненавидел. Но и понимать не хотел.
– А это, – тихо проговорил врач, – наша самая большая ошибка.
Он рассказал о спорах, возникших в среде ученых и политиков. Одни выступали за то, чтобы немедленно собрать уцелевших и начать их адаптацию, другие хотели... прогресса. Возможности понаблюдать за выжившими, взглянуть на модель нового мира – сложного, страшного, но тем не менее, настоящего.
– Мы победили не сразу, – помолчав, сказал доктор. – Понадобились годы... И несколько наших ученых.
На следующие минуты Гид потерял способность двигаться. Первый из ученых покинул летательный аппарат и остался на выжженной изнутри земле буквально спустя неделю после того, как пережившие Ферт вновь открыли глаза. Это был его маленький личный знак протеста. Тот случай попытались замять, споры затянулись на годы... Но летательный аппарат, – неспешно, лениво, – но все же стал собирать уцелевших.
– Я бежал от него, – внезапно признался Гид, вспоминая. – Убегал раз за разом... А вы... летая над Призраком, смотрели. Продолжали смотреть. Сейчас он пуст?
– Призрак? Я уже слышал это название от других выживших... Да, полагаю, он совершенно пуст сейчас. Последних двух его обитателей мы забрали около недели назад.
– Двух? Там было больше...
– Последних, мой друг, последних, – развеселился доктор. – Ну же, впереди у вас целая жизнь, постарайтесь нас понять, мы...
– Я понимаю. Не все, но понимаю. И я... я вас ненавидел, когда стрелял. А сейчас у меня даже нет пулемета... Только... Только я тебе не друг и никогда им не был. Мой друг погиб в пустыне, возможно, ты его знал. Возможно, он был твоим другом здесь, но...
Гид не смог договорить, что «но». Просто Ферт тоже вдруг обрел контуры – живой, веселый, часто смеющийся... невероятно, немыслимо умный для того мира. Гений и редкий добряк. Или, как назвал его доктор, «гуманист». Вероятно, это значило что-то похожее.
– Мне нужно увидеть Клару. И Ричарда.
– Пойдемте, – доктор, явно довольный окончанием разговора и спокойствием пациента, вновь помог ему встать.
Гид доковылял до двери и распахнул ее, едва не упав. Он ожидал чего-то необычайного, но увидел коридор и несколько дверей.
– В соседней комнате, – подсказал доктор.
Мимо прошла, бросив на него испуганный взгляд, незнакомая девушка в белом халате. Гид открыл соседнюю дверь.
– Она очнулась раньше вас, на день, мы дали ей вас увидеть и только... – вновь забормотал доктор. – И тот мальчик, Ричард, он не хотел ее отпускать.
– Это знакомо, – прошептал Гид, бессильно привалившись к дверному косяку.
Клара не двинулась с места – как сидела на кровати, так и осталась сидеть, только выронила из рук книгу. Зато Ричард вскочил, подбежал, за шаг до Гида остановился и серьезно произнес:
– Ты уже знаешь, что твои родители живы?
Это стало последней каплей. Реальность ворвалась в его мир стремительно и с ходу разрушила все то, что он считал настоящей жизнью.
Гид разучился говорить. Только перевел взгляд на Клару. Ее волосы немного отросли. Ее глаза были широко распахнуты. Губы – плотно сжаты.
– Да-да, – засуетился доктор, подхватывая его под руку. – И ваши, и родители Клары...
– Моя мать ушла со мной, – перебил его Ричард.
– Д-да, – смутился доктор. – Как и некоторые другие, кто не захотел оставить родню... Но остальные здесь, в городе. Для встречи слишком рано, но...
«Встречи не будет», – подумал Гид с ослепляющей четкостью. Вернее, встречи будут – с другими выжившими. Но не с... теми. Не с теми, кто жил здесь годы Ферт и годы после.
Если вспомнить, что большинство встреченных Гидом людей были далеко не стары, то выходило – выжили, главным образом, те, кто заболели, будучи подростками или детьми. Ричарду, вероятно, было лет пять, не больше... И то, так казалось сейчас – в пустыне он казался гораздо младше, чем теперь.
Поэтому встречи не будет. Разве что взгляд издалека и информация от доктора – «да, они живы, да, проходят адаптацию»...
Клара, глядя на Гида, кривила губы в беззвучном плаче. Соглашалась.
– Моя дочь! – закричал кто-то в коридоре. С грохотом ударила о стену дверь. – Где моя дочь?!
Другой голос уговаривал, просил успокоиться...
– Этот приходил в себя дольше всего, – прикрыл глаза доктор. – И до сих пор немного не...
Клара, зацепившись взглядом за что-то знакомое через дверной проем, с трудом разлепила губы и сказала хрипло:
– Здравствуй, Рам.
Гид его помнил и сейчас готов был обнять. Высокий, нескладный, с неправдоподобно светлыми глазами, Рам появился в проеме (доктор посторонился) и что-то сипло пробормотал, увидев Клару.
Он длинно, глубоко вздохнул. И чуть заметно улыбнулся – и Гид не смог узнать этого лица.
– И все же, доктор, – гораздо тише проговорил он. – Где моя дочь?
– Она жива и здорова, – уже знакомо сказал врач. И точно так же, как недавно Гида, подхватил пациента под руку. – Вчера смогла дышать... Пойдемте.
Позже Гид узнал, что девочке лет меньше, чем Ричарду. Узнал, что ее защищали два монстра. Это могло бы навести на мысли, но... С того момента за Гида еще долго думали доктора и ученые.
А тогда он просто добрался до Клары, опустился на пол и обнял ее колени.
***
...Каменные лабиринты резервации – еще один шаг перед тем, как окунуться в городскую суету. Не считая того взгляда с высоты станции-госпиталя, Гид видел город – настоящий город, – вблизи лишь мельком, когда их перевозили в фургоне: его, Клару, Ричарда, Рама с дочкой и еще трех человек, найденных немного позднее. Тогда он уже отреагировал не столь болезненно, смог и вздохнуть, и отвести взгляд, но все равно испугался.
Тошнота подкатывала к горлу от чувства собственного страха. Убивало незнание – что делать и как жить, куда деться и как смотреть людям в глаза. Впрочем, даже их сопровождение избегало прямых взглядов. Гид понимал – они стыдятся. Не сильно и лишь в присутствии бывших зараженных – но стыдятся.
Легче от этого не становилось.
Но – что помогало, – пока решали за него.
Через резервацию – постепенная адаптация к новой жизни. К тому моменту, когда каждый их них, хотя бы в теории, мог спокойно продолжить жизнь в новом мире.
Спустя два месяца Гид уже смотрел на свою ногу – идеальный механический протез, требующий лишь склянки масла да пары отверток. Спустя три месяца он приучился двигать новой рукой.
Сильно не хватало оружия. Оно и не нужно было здесь – умом Гид это понимал, но все равно только и думал, как бы приладить к механической руке хоть какую-нибудь пушку.
И еще – не хватало Ферта. До боли и до слез. Святого, доброго Ферта, которого здесь называли совсем иначе. Какое-то другое имя – впервые услышав его, Гид полночи пытался увязать эти звуки с парнем, которого знал. Так и не вышло. Не шло ему это имя.
И даже открывшаяся правда ничего не меняла: Ферт остался Фертом.
И Ферт остались Ферт.
Время решать началось лишь спустя год, когда Гид сумел смотреть на людей. Они предполагали стыд – но стыда не было никогда. Они предполагали злость – но она закончилась в пустыне.
Главным стало огромное, всепоглощающее удивление.
И вот его-то переселенцы так и не научились скрывать.
Но вновь, – вновь другими людьми, – открыли глаза.
8. Outro
Они приносят с собой песок и пыль. Они приносят с собой сухой ветер и горячий яд пустыни. Их лица в ржавчине, их голоса скрипят от нехватки воды. Их брови всегда приподняты, глаза смотрят с удивлением.
Как так вы живете? Здесь? И столько лет жили без нас? Почему?..
За спаянными губами – непроизнесенные вопросы. Становится жарко и больно, когда слышишь их.
Когда золотой шар скользит в небе – они злятся. Они с гневом смотрят в небо. Но гнев быстро сменяется растерянностью.
Как вы так живете?.. Как можно так жить?!
Много кто был бы рад, останься они там. Но каждый раз, когда они появляются рядом, в головах горожан звучит лишь один голос. Они не могут понять, кто говорит это, они никогда не слышали этого разговора, но звучит:
– Мы – слова. Мы – письма себе же. И только от нас зависит, будем ли мы гордиться, читая их в старости.
Люди не уверены в своих посланиях.
И пока не прошли годы и годы, каждый взгляд вернувшегося человека – это вопрос. И напоминание.
Напоминание о том, что...
Ферт вернутся через сотни лет.
Вернутся.
