Текст книги "Ферт (СИ)"

Автор книги: Татьяна Талова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Тогда Рам сел в песок, достал нож и долго, долго, сжав зубы, вонзал в собственное плечо узкий клинок. Вставлял, поворачивал, слезы текли, рука крепко держала нож... когда пальцы разжались, а раненая рука повисла плетью, Рам уже ничего не соображал от потери крови и боли. Зажимая рану, он дошел до Призрака и госпиталя по памяти, показался Кларе...

Зубы. Она решила – это следы зубов. Рам не возражал, хотя сам бы их ни с чем не спутал. Скольких трудов стоило не смотреть на нее тогда и притворяться огорченным и злобным. Хотя, может, Клара и догадалась – не зря же была так добра. Может...

Во сне она всегда была доброй, и Рам ненавидел сны. Там была не она – каждый раз он вспоминал это лишь наутро и каждый раз злился на себя. И каждую ночь – забывал и сходил с ума снова. На этот раз – от счастья.

...И как нож врезается раз за разом – «Не здесь. Не сейчас».

Новым утром Рам встряхнулся, проснувшись, дернул плечом и головой – коротко, нервно. Потом, на несколько секунд, его охватило холодное спокойствие.

Он был не один. И тот, другой, заметил Рама. Другой – мутант, до одури похожий на человека.

Значит, охоты не выйдет.

Ноги полусогнуты, шаг пружинист, движения – почти идеальны. «Почти» – потому что он все-таки не врач с умением стрелять, а патрульный с умением перебинтовывать раны. Он так далек от совершенства, приходящего к нему во сне.

Они смотрят друг на друга: у того, другого, черные волосы и темные глаза, хищно загнутый нос... Как выглядит он сам, Рам не знает наверняка. Только помнит что-то.

Другой бросается первым. У него в руке револьвер, но он не стреляет. Охотник... И Рам иногда, когда еще были патроны, предпочитал забивать тварь прикладом винтовки. Потому и тогда не достал ни ножа, ни найденного когда-то давно топорика.

Думал ли когда-нибудь Рам, что он – не единственный такой на этом свете? Что не один он найдет цель в убийстве тварей пустыни?

Борьба выходит тяжелой и душной. Когда Рам смыкает руки на горле незнакомца, тот хрипит.

– Мутант...

Пелена, затянувшая глаза Рама, падает.

Он даже не опознал в нем человека!

Рам оставляет его в покое и поднимается, забрав револьвер из ослабевших пальцев.

В темных глазах отражается узнавание – не знакомый, нет, просто еще один... человек!

Когда-то бродяга с пушкой вместо руки настойчиво повторял «Я человек» – единственную фразу, которой мог обеспечить свое спасение... Рам смотрит на черноволосого – и видит того урода, которого он сам, патрульный, по глупости привел прямо в город. Прямо к...

– Ты человек! – выдыхает черноволосый охотник. Голос дрожит, как воздух вокруг, и там – радость, удивление, надежда...

Рам, с трудом разлепив сухие потрескавшиеся губы, говорит:

– Да.

И стреляет ему в голову, доказывая свою человечность определенной сноровкой.

...Рам шипит, переворачиваясь на другой бок.

Сколько дней уже прошло?!

И патроны в револьвере уже давно закончились, и сам револьвер выброшен вместе с винтовкой... «Не трогай мой сон, ублюдок», – думает Рам с ревностью. Тот сон, где так прохладны касания.

Один день похож на другой.

Одна ночь становится роковой.

Тогда Рам нашел лежбище. Или убежище. Да и как нашел – столкнулся с какой-то падалью, мутантом. Из тех самых, что встречались чаще всего, – колени выгнуты назад, длинные и быстрые прыжки, дрожащие чуткие уши и ввалившиеся носы.

Он отрубил ему руку по локоть. Но мутант не разозлился больше, не продолжил бой, а взвыл и, теперь уже неуклюжими прыжками, понесся куда-то.

Рам побежал следом, радуясь тому, что нет бури.

Тварь ввалилась в дверной проем полуразвалившегося дома. Рам не видел иных – только разруха, только смерть, только старье.

Там кто-то отчаянно завизжал – пронзительным девчачьим голосом. И только когда Рам швырнул топор в спину мутанта и повернулся на голос, он понял: боялись не твари, боялись его, Рама.

Сколько он стоял и смотрел на девчонку в углу комнаты, он не знал. Кое-как сооруженный из листов жести и кусков ткани навес, груда тряпья... чучелко с глазами-пуговицами, которое девочка сжимала в руке. У чучелка были длинные уши, на месте носа – дырка с торчащими нитками.

Встрепенулся Рам лишь тогда, когда в дом заползла вторая тварь. И бросилась – не к нему. К ней, девочке, закрывая ее своим телом и скалясь, разминая длинные запястья, сгибая и разгибая узловатые пальцы.

Рам метнулся к топору, а потом обратно. И через несколько секунд, вытирая лезвие рукавом и не обращая внимания на собственное заляпанное кровью лицо, прорычал:

– К-какого?.. С чего вдруг они защищают тебя?!

Девочка долго молчала, гладя изуродованное плечо лежащего на полу трупа.

– Не знаю.

Она не помнила себя, как и многие люди, как и сам Рам. Его жизнь начиналась лет с двадцати. Ее – с десяти или двенадцати. И всегда рядом были эти мутанты.

– Они заботились обо мне.

Трудно было понять, она жалеет, или это просто дань, благодарность им за заботу. Только вот в ее голове никак не укладывалось, что теперь придется жить одной. То есть, выживать. Существовать.

Рам ее не убил. Возможно, потому что думал – сама подохнет очень быстро. Возможно, потому что не считал девочку пятнадцати-шестнадцати лет, то ли слишком глупую, то ли повредившуюся умом, будущим охотником. Возможно, просто потому что у нее были черные, как у Клары, волосы и красивые руки... Слишком много человеческого.

Через день он добрел до землянки, в которой решил заночевать. Там осталось что-то от людей – точно от людей, потому что только люди хранят воду про запас. Он с трудом отвинтил пробку одной из объемистых фляг и напился ржавой горькой влаги, а потом завалился спать.

Сон стал реальнее – на этот раз он смог поцеловать прохладную ладонь и ощутить все, вплоть до запаха пота и скрипа песка, от которого никуда не деться. Смог удержать тонкие пальцы в своих руках и зарыться носом в густые черные волосы, дыша так глубоко и так жадно, как никогда еще ему не приходилось.

– Клара...

– Бедный мой, хороший... Будь спокоен, а я тебя поцелую... Спи, спи...

Вечность Рам думал, стоит ли открывать глаза.

Все-таки открыл – и резко оттолкнул от себя девушку, злобно выругался, сел, стараясь прогнать навязчивый дурман, обман, мираж... нереальность.

– Я шла за тобой, – просто сказала она. – Я гладила тебя по голове, и ты улыбался во сне. Я не знаю, как жить. Только это я могу тебе предложить... Хотя... – девушка помедлила, трогая ветхое платье на своей груди. – Мне казалось, это тебя интересовало.

Рам ошарашено смотрел на нее, борясь с желанием схватить топор. Она действительно ничего не понимала. Блаженная. Жившая бок о бок с мутантами... И похожая на Клару лишь внешне.

И еще ему стало мерзко до тошноты. От того, что девчонка готова была предложить, и от того, что она была уверена в его согласии.

– Не трогай мой сон, дура, – прошипел Рам, упав обратно на землю.

Он отвернулся к стене, слушая обиженное сопение приблудной идиотки.

– Кто такая Клара?

– Не трогай мой сон, – повторил Рам. – И заткнись.

Если бы она попыталась его убить... Если бы она стала холодной и далекой... Он бы поверил в нее. А так – лишь мираж.

С ее приходом у него не осталось даже того сна.

Лишь другой – где он стоит напротив охотника. Тот поднимает взгляд... Рам видит узкое вытянутое лицо с блеклыми глазами и стершимися губами, белую щетину на подбородке и бурые от грязи и пыли волосы. Рам видит себя.

Рам дерется – и убивает. Точным выстрелом в голову.

Девочка не отставала. Если Раму удавалось найти еду, убить монстра и развести костер из сухих пустынных растений, она подбиралась ночью – и молча ела. Рам оставлял куски мяса и делал вид, что ничего не замечает.

У него словно завелся личный паразит.

Иногда она пыталась вернуть его сон. Уже не пыталась сблизиться – просто садилась рядом и трогала его лоб прохладными пальцами. Рам понимал, что это обман, но постепенно сдался. И вместо того чтоб гнать девчонку, просто отталкивал ее руку, сжимая на миг тонкие пальцы. А потом держал ладонь у рта, засыпая вновь, и ненавидел себя.

– Это просто, – сказала однажды девочка, точно зная, что Рам лишь притворяется спящим. – Ты убил моих родителей, и теперь – ты меня защищаешь.

– Твоих родителей?..

– Я привыкла считать их ими.

– А теперь, – Рам сел и внезапно рассмеялся. – Теперь выходит... я твой родитель?

– Вроде того, – улыбнулась девочка.

– Валила бы ты отсюда, – после долгого, очень долгого молчания посоветовал Рам.

Прошло два месяца или около того, прежде чем он вновь увидел Призрак. У девочки появилась новая одежда – некогда белый халат и старые штаны, найденные в брошенной землянке. Еще у нее появился нож Рама и его же очки. Рам сложил и оставил все это несколько дней назад, покидая место ночлега. Девочка, по-прежнему следовавшая за ним в отдалении, конечно, все нашла.

А теперь он ждал, пока она подойдет ближе. И, вглядываясь в ее приближающийся силуэт, Рам даже чувствовал некую тревогу. Абсолютно необоснованную – как будто монстр может выскочить прямо из-под земли и напасть. И все же Рам не отрывал взгляда.

Это будет... убийственно. Вернуться в Призрак с подростком! Да и вообще – вернуться. Можно даже сказать что-нибудь старому Конраду – например, «Извини, не принес тебе новые глаза», х-хах, это будет забавно...

– Патрулей что-то не видно, – с показным равнодушием заметил Рам. Спокойно – будто они очень часто разговаривали.

– Патрулей? – с интересом переспросила девочка. – А что, они должны быть?

– Да вот, должны... Если б твой папаша по-прежнему служил патрульным, ты бы уже была на прицеле.

– Так может... – девочка смешно развела руками. – А ты жил здесь раньше?

Зря он заговорил. Почуяв вольницу, девчонка не остановилась на одном вопросе.

И вцепилась в его руку.

Так они и прошли в Призрак... Абсолютно тихий.

Ни души.

Ни звука.

Рам заглянул в «Цветок» – полупустые бутылки и стаканы с выдохшимся пойлом. Рам забежал на склад – с таким трудом собранные некогда запасы еды были совершенно не тронуты. Рам пришел в госпиталь, наконец, – и там тоже все так, будто люди исчезли в один момент.

Вот теперь Призрак стал действительно страшен.

Рам вернулся в то место, которое когда-то считал своим домом. Весь первый этаж одного из обветшалых зданий – в одной из комнат его кровать и стол, за которым он иногда пил до потери сознания. Склад боеприпасов в углу. Вырезанный из рамы выцветший холст, который он нашел на одном из верхних этажей. Теперь женщина, изображенная на нем, походила на чудовище. Точнее, она всегда на него походила, но теперь – особенно.

– Здесь же совсем, совсем никого нет.

Ему захотелось пристрелить девчонку. Он даже дернул рукой – но в последний момент просто подтащил девочку к себе, похлопал по плечу и сказал, скорее, себе:

– Они не ушли. Всего лишь пропали.

Было бы хуже, застань он Призрак тщательно вылизанным перед уходом. Это означало бы, что те, кого он оставил, нашли лучшую жизнь. А так – так, говорят, бывало, – просто исчезли. Для их мира это было вполне нормально – исчезать.

С болью он вспомнил о Кларе. Осталось, вероятно, лишь два жителя Призрака – и одна из них не подозревает о случившемся.

А что она делает?..

Наверное, спит с той безрукой сволочью, шагает сквозь ветер и песок, что-то ищет... Как-то живет.

– Пойдем на склад, – сказал Рам. – Неплохо бы поесть.

– Это твой дом? – девочка пропустила его слова мимо ушей. – Ты здесь жил? С родителями?..

А почему бы, собственно, и не поговорить? Все же обида душила Рама, а это был выход – бесполезный, в общем-то, разговор.

– Я не помню своих родителей.

– Я тоже... То есть, настоящих. Ведь те мутанты не могли быть моими настоящими родителями?

...Она говорит слишком быстро, и Раму становится плохо... Она говорит так быстро, как будто хотела спросить это очень давно.

– Иногда я думаю, – она запинается и долго не может подобрать слова. – Иногда я думаю, ты был моим настоящим отцом. И ты меня нашел.

– Конечно, – давит из себя Рам. Если б было так, как думает сумасшедшая, Рам, получилось, стал бы отцом лет эдак в восемь. – Именно так.

– Отлично! – девочка расцветает на глазах. – Я сразу так и подумала! Тем более, что ты и на тех мутантов очень похож.

Минута проходит в полном молчании. Безумица хлопает ресницами.

– Что?

– Ну... Не сейчас, а когда дерешься.

Рам вспоминает первый день вне Призрака. Вспоминает свою тянущуюся лапу, причудливую игру ветра, солнца и песка. Вспоминает ярость и боль, опьянение и злобу, страсть и сумасшествие.

– Похож? – говорит он.

– Не улыбайся, – отвечает девочка, отступая на шаг. – Не улыбайся так.

Ей страшно. И страшно Раму.

Он доходит до туалета, где сохранилось треснутое зеркало – он ударил по нему рукоятью ножа как-то раз. Как-то... и понятно, из-за кого.

Отражения множатся. Там, в них, Рам сбрасывает с плеч рюкзак вместе с курткой, стягивает майку – и долго-долго смотрит. Худое жилистое тело, длинные руки и гибкие кисти, ссутуленные плечи и дергающийся кадык. Движение дробится и замирает в отражениях, взгляд тяжел и неподвижен, жилы как змеи, и белый язык облизывает исчезнувшие губы.

И Раму никак не хочется верить, что это чудовище – он.

Девочка копошится в своем узелке и достает чучелко. Она до сих пор не выкинула эту гадость.

– Нет, – решительно говорит она, глядя на себя в зеркало. – Я совсем на них не похожа. А вот ты...

– Заткнись.

В ту ночь Раму не снится ничего. Он просто не спит.

...Утром он не нашел зеркала. Ни единого осколка. Девочка ни в чем не призналась, только облизывала кровоточащие пальцы.

– Пойдем, – сказал тогда Рам. – Покажу тебе госпиталь. И оранжерею. И... все остальное.

День прошел в бесцельных блужданиях по городу. А ночью они заснули в одной комнате. И тогда же Рам узнал, что не одному ему снятся кошмары.

Сумасшедшая девочка тряслась, как в лихорадке, металась, царапая ногтями то матрас, то собственную кожу, и словно силилась закричать, но не могла – выходили лишь стоны и вой сквозь стиснутые зубы.

– Проснись! – он тряс ее за плечо, держал руки, чтобы она не могла себе навредить. – Ну же! Идиотка, да просыпайся же! Эй! – очень не хватало имени. – Очнись!

В тот миг, когда она смогла закричать, она и проснулась. Села и посмотрела на Рама в упор.

– Почему именно сейчас? – зашептала она, вцепившись пальцами сначала в свои плечи, а потом в его руку. – Я помню, мне снилось это раньше!.. Но я забыла, я хотела забыть!

– Что снилось?

– Ты. То есть... как если бы я была тобой. И делала то, что делаешь ты. Или мои родители... Они ведь охотились и убивали – я видела не раз... И ты тоже... Прости, прости! Только вот... Как же ты с этим живешь?

Мало что понимая, Рам всего лишь пожал плечами.

– Я была чудовищем.

Странно, но именно в тот момент она меньше всего походила на безумную.

– В детстве мне снилось это чаще.

– А мне... мне всегда казалось это очень знакомым.

Рам крепко задумался. А что, если их забытое прошлое... Если нормальные жители этого мира – твари, а они, люди, как раз мутировали и шагнули дальше? Врачи Призрака во главе с покойной ныне Дорой говорили что-то про «развитие организмов»...

Рам бы, пожалуй, поверил в возможность придуманного, если бы не рассказы Доры о другой жизни – разрозненные обрывки информации, они все же говорили о том, что людей раньше было гораздо, гораздо больше, а мутантов не существовало вовсе. Значит, они не могли быть чудовищами.

Так может, он мутирует?..

Или все же – развивается?

Оба пути Раму не нравились, но и менять свою жизнь не хотелось. Да и как здесь жить? Остаться им с «дочкой» в городе и смотреть друг на друга, пока не свихнутся? Придумать цель и бродить в поисках несуществующего, как поступила Клара? Рам все-таки хорошо ее знал – не могла она уйти и все бросить просто из-за случайного путника. Он, Рам, мог бы так – и, в общем-то, сделал, даже не из-за человека, а из-за памяти о человеке, а Клара – нет, не способна.

И что, что она нашла?.. Как она сейчас живет?..

– Люди, – просто сказала девочка, глядя в окно.

Они были – чужие. И это Рам определил, едва завидев две фигуры в светлых одеждах.

Он вышел на улицу, подхватив с пола винтовку и на ходу впихивая патроны – здесь, в его бывшем доме, в них не было недостатка.

– Сиди там! – крикнул он девочке.

– Они чужие! – крикнула она в ответ, бросаясь за ним. – Они чужие, я это знаю!

Она злобно ощерилась и мотнула головой, и Рам впервые почувствовал родство.

– Тогда стой за моей спиной, дочка, – спокойно произнес он, глядя, как двое приближаются.

...Она держится за его куртку и неровно дышит.

Солнце светит нестерпимо ярко, и кажется даже, будто их тут два, как рассказывал давным-давно старик Конрад.

Пожалуй, у Рама еще есть шанс остаться человеком. Из тех, про которых говорила Дора. Из тех, которые не знали ничего о мутантах. Пожалуй, у него есть шанс...

Рам закрывает глаза и видит сны. Миражи – одним из них была Клара, другим охотник, третьим – девочка. И много-много отражений в зеркале... И совсем другое существо дергает подбородком, тянет носом воздух и дрожит, просыпаясь.

Конрад, я принес тебе чужие глаза.

Смотри.

6. Acedia. Лицо женщины

«Весь мир спит.

Все, что ты знаешь. Все, что ты видишь. Все оно находится в состоянии глубокого, непрерывного сна.

Где-то есть они. Те, кто может проснуться. Но совершенно точно, что никогда, ни за что не появятся те, кто способен будет хоть кого-нибудь пробудить».

Клара распахнула глаза. Высокое темное небо не двигалось. Оно тоже спало. И спали созвездия.

– Горящий дирижабль.

– Что?

– Горящий дирижабль, – Клара поднялась и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. – Это единственное созвездие, которое я знаю. Мне Дора его показала. Которая научила лечить.

– Я помню.

О дирижаблях говорилось и в «Науке сегодня», но картинок не было, и Клара никак не могла себе представить, как он, дирижабль, выглядит. По рассказам Доры выходило нечто огромное.

– Спи, твоя очередь.

– Пойдем, – Гид поднялся.

Позапрошлой ночью он не разбудил ее вовремя. К вечеру следующего дня валился с ног от усталости, а сейчас вновь принялся строить из себя неясно кого. Идиот. Или, быть может, ему просто снилось нечто гораздо более страшное, чем голос мертвой Доры в абсолютной, кромешной темноте.

И что там видел Гид во сне... Клара размышляла, шагая по песку. Разноцветные рыбки в грязной воде, распадающиеся в руках страницы, запасная бутыль формалина, проросшая коричневыми червями рука и – в перспективе, – такая же нога... Или просто Ферт. Везде он. Призраком.

– Зря я не провела операцию в убежище, – сказала он вслух. – Сглупила. Поддалась... чему-то.

Поэтому, должно быть, она не стала молчать, боковым зрением заметив вдалеке нечто черное, жмущееся к поверхности. Руины, скорее всего. Бывает ли здесь что-то иное?

– Отлично, – откликнулся Гид. Помолчав несколько секунд, он спросил: – А будь это домом, ты бы сказала о нем? Если бы я ничего не заметил.

– Конечно, – ровно ответила Клара. – Не могу же я упустить и вторую возможность провести операцию.

– Спасибо, – Гид криво усмехнулся. – Не забудь это.

Нельзя допустить распространение заражения. Но Гиду казалось, что он готов пропустить не то что дом или поселок, а даже целый город. Не заметить, пройти мимо, даже если придется касаться локтями стен и обходить настоящих, живых людей. Механический протез из цели становился мечтой, и это было очень трудно переносить.

Руины оказались руинами – разрушенным до основания... домом, вероятно. В темноте было сложно разглядеть что-либо, вдобавок, Гид действительно переоценил свои силы, вновь отказавшись от сна, – голова кружилась, приходилось часто моргать, чтобы более-менее различать и понимать происходящее.

– Здесь люк, – Гид не успел испытать облегчение. Клара подергала ржавое кольцо. – Заело...

Замка не было, по крайней мере, снаружи. Клара просунула между люком и металлической окантовкой лезвие ножа и осторожно, со скрежетом, повела им в сторону.

– Попробуй приподнять.

– Лезвие сломается, – со странным выражением произнесла Клара. – И тогда мы точно не попадем внутрь. А там... Рядом колонка, значит, под землей точно есть трубы. Там может быть что угодно. Укрытие, например. Или склад. Или...

Быстро, слишком быстро Гид надавил на рукоять ножа, звякнуло лезвие, Клара отчаянно рванула кольцо люка... и Гид едва сдержал досаду, когда крышка поддалась.

Остаток ночи они провели возле люка, опасаясь спускаться в непроглядную темноту. Сидели, спина к спине, и Кларе казалось, ее спутник спит – Гид почти не шевелился. Но когда небо становилось желто-оранжевым, он вдруг подался вперед и прошептал:

– Смотри... Что это?

Клара повернулась и увидела золотой шар в небе.

– Звезда. Блуждающая звезда – так говорил Хэнк.

– Так ты не впервые видишь ее?

– Я видела ее над Призраком дважды. Или больше, я не помню точно.

– Вот и я точно не помню... Наверное, тоже видел.

– Вообще... Ты когда-нибудь думал над тем, что помнишь? Дора... Да и Хэнк тоже, они считали, что память здесь играет против нас – мы слишком быстро забываем прошлое.

– А ты... – помедлив, произнес Гид. – Ты с ними согласна?

– Нет. Я думаю – память помогает нам. Забывать, чтобы каждый день, каждый час не тосковать по тому, что когда-то было. Заметил, как быстро у меня перестали трястись руки? Я уже и не помню почти – каково это, вдыхать чистый воздух оранжереи...

Гид помолчал, потому что вдруг понял – он сам с огромным трудом может вспомнить свою жизнь. До встречи с Фертом... Да и кто знает, что осталось бы в его разуме, если бы не шок от полученного заражения и все те изменения, которые с ним произошли. Обычная жизнь – как в Призраке или Эдене, – и он вряд ли бы отличил один год от другого.

– А детство? Я помню свою мать...

– Видимо, это тебе помогает.

– А ты – помнишь?

– Нет. Я думаю, в моем детстве было что-то неприятное. Настолько плохое, что память решила за меня. Не страшно, в общем... Просто иногда интересно, что там было. Но мне хватает того, что я помню себя последние лет пять... Это были хорошие годы.

Теория Клары объясняла многое, и потому казалась неправильной. Но, решил Гид, она ей тоже помогает, а это уже неплохо. Но не задать еще один вопрос он не сумел.

– И никто не рассказывал тебе о твоем прошлом?

Клара рассмеялась.

– Они и своего-то не помнят толком. Все силы уходят, чтобы не забывать важное, а другие люди – они не являются важным. Гид... – она задумалась и почесала затылок, нервно дернула черную прядь. – Если я права, то пройдут годы, я забуду Призрак, а ты забудешь свой дом и Ферта... Ох, Гид! Ты повторяешь это... это, про тех, кто спит под землей... чтобы не забыть?

– Я не знаю. Возможно.

– И почему ты улыбаешься?

– Ты похожа на того мутанта, когда говоришь... когда просто говоришь.

Клара и сама понимала, что изменилась. Говорить она стала так точно больше и теперь уже задумывалась, а не значит ли это, что и все ее слова – тоже попытка не забыть произошедшее. Она почти копировала полудетские интонации Мутанта.

– Наверное, я просто хочу радоваться, – соврала Клара, не отнимая руку от затылка. – Как радовался он... И, кажется, у меня вши! Давай спустимся вниз, я хочу найти там новый нож или ножницы, чтобы обкромсать эти патлы!

Гид не смог придумать ничего, чтобы отказаться.

– Дом, – вырвалось у него, когда льющийся из открытого люка свет и привыкшие глаза позволили что-то разглядеть. – Это дом!

Клара не ответила. Слишком много он вкладывал в это слово. Там, в Призраке, у Клары тоже был дом, она хотела напомнить, но... Ее комнатка над госпиталем казалась жалким шалашом по сравнению с этим местом.

Здесь на стенах висели тканые картины. Ноги коснулись не земляного пола, а ковра и досок. Мебель, правда, почти вся была разломана, но – оттащена к углам, словно кто-то старался отвлечь от нее взгляд. А кровать кто-то застелил узорчатым пледом. Здесь совершенно точно жили.

Когда первое впечатление отпустило, Гид заметил – не узоры на пледе, а швы. Кривые швы, большие стежки – и их множество! Да и мебель...

– Что здесь произошло? – прошептал Гид. Ведь убрались здесь, судя по всему, не слишком давно.

Клара сделала несколько шагов к стене – хотела разглядеть картину.

– Стой! – напряженно бросил Гид.

– Что...

– И молчи!

Собственное дыхание казалось слишком тяжелым и громким, а потому Гид зажал нос и рот ладонью и застыл – и стоял так, сколько хватило воздуха. Клара непонимающе смотрела на него.

Гид вздохнул.

– Кажется, ошибся. Здесь никого нет. Не слышно ни звука.

Клара усмехнулась и хотела отвернуться обратно к стене, когда Гид шагнул к кровати и быстро, насколько мог быстро, но все-таки неуклюже опустился на колено. Наклонился и, плотно сжав губы, протянул руку под кровать.

Что-то ойкнуло, вскрикнуло, кровать подпрыгнула и перевернулась прямо на Гида – тот успел ее остановить и поднялся.

Клара охнула. Сначала Гид взглянул на нее, а уж потом на свою находку. И вот лицо Клары... От тревоги к удивлению, от удивления... к жалости. Еще один безобидный мутант, какой-нибудь калека, ходячая мерзость, недостойная называться человеком, червь в людском обличье – ни что иное не заставило бы Клару смотреть вот так.

Гид перевел взгляд.

За кроватью сидел ребенок. Глаза – они словно бы занимали все, невозможно было заметить ничего другого, ничего другого и не жило на этом лице. Огромные, широко распахнутые... Он весь дрожал. Гид не знал, не представлял, что делать.

Клара тихонько подошла, и из-за той же кровати, как из-за перегородки, из-за барьера протянула ребенку ладонь. Он подался вперед, привстал на полусогнутых ногах, и, неотрывно глядя на женщину, поднял руку. Их пальцы соприкоснулись, губы Клары болезненно скривились, а Гид смотрел на это бессловесное общение и чувствовал себя, по меньшей мере, ущербным.

– Он как животное, – неожиданно грубым голосом сказала Клара, резко хватая хрупкое запястье.

Как удар молотком.

– Звереныш.

Рывком она заставила его выпрямиться. Найденыш оказался не ребенком, а, скорее, подростком – худым, нескладным и длинным.

– Забитая несчастная тварь, – слишком тяжелым и глухим, слишком глубоким голосом сказала Клара. Не таким тоном ругают или унижают. Она просто отмечала факт.

Как мог Гид отреагировать?

– Ты понимаешь, что мы говорим? – просто спросил он. – И можешь говорить сам?

– Могу, – хрипло, с трудом ответил он.

Это напомнило Гиду, как он сам иногда говорил – после многих и многих дней, проведенных в пустыне без единого собеседника.

– И понимаю. Я уже и не думал...

Он быстро, проворно поставил кровать на место и ловко застелил матрас покрывалом. А потом уселся, подтянув колени к подбородку, подождал, пока сядут Клара и Гид, и принялся объяснять.

Он много о чем «не думал», как выяснилось позже. И еще больше – не помнил. Например, он был уверен, что они – Клара и Гид – «нормальные». Потому что нормальные ходят на двух ногах, прямо, говорят раздельно, пользуются оружием, да и вообще – они похожи на него. Почему именно так, а не наоборот, он не понимал и не помнил. Не помнил он так же, отчего он здесь.

– И сколько? Сколько времени ты здесь?

– Не знаю, – беззаботно ответил подросток. – Я вырос за это время... Сильно вырос. Но тут есть еда и вода.

Гид молча встал и пошел к лестнице и люку.

Мальчик непонимающе уставился ему в спину. Клара сжала кулаки, с болью глядя на этого ребенка, а потом окликнула Гида.

– Гид. Он не такой. Даже я это вижу, – она не считала нужным что-либо скрывать. Точнее, ей было просто плевать на то, что подумает подземник. – А ведь у меня больше причин ненавидеть... таких.

– Таких, – эхом повторил Гид, не обернувшись. – Еще один человек, тупо сидящий на месте, когда можно... можно... можно хоть что-то сделать.

– Это же ребенок, Гид. Он просто не знает.

– Просто я боюсь, – пожал плечами найденыш.

Гид должен был признать, что причины для страха имеются и надо понимать – Клара права, он слишком мал и... Но следующие слова мальчика совершенно сбили его с толку.

– Я боюсь машин. Они могут убить меня. Ну, понимаете, они ведь огромные и такие... быстрые. И едут. Всегда едут. В городах их много... Поэтому я и не хочу искать город. Но если вы знаете, как уберечься от машин, особенно от тех, которые как змеи, то я бы пошел с вами. Я... теперь я понимаю – мне очень не хватало вас. Таких, как я. Людей.

Последние слова таили в себе много, очень много, но – они прошла мимо ушей. Скрылись за одним словом «машины». Гид знал его из журнала. Видел и рисунки... И теперь рука, – одна-единственная, и как она умудрялась его подводить? –  не слушалась совершенно. Не хотела распутывать ремни поспешно скинутого рюкзака.

...«Все, что ты знаешь. Все, что ты видишь. Все оно находится в состоянии глубокого, непрерывного сна». Слова звучали снова и снова, когда ребенок водил пальцем по страницам и спокойно рассказывал, что... что «вот эта штука возит людей», например. Так легко. Гид и сам все это знал – прочитал, но он... Найденыш, не умея читать, не представляя себе внешнего мира, рассказывал про машины так просто, будто... жил рядом с ними.

– Откуда? – выдавил Гид. – Откуда ты это знаешь?

«Если он сейчас скажет... – думал он. – Если он сейчас скажет, что...» И Гид не могу представить, что он сделает. Наверное, свалится замертво. Одно слово, одно подтверждение реального существования того мира... книжного, нелепого и непонятного, и Гиду впору будет застрелиться просто от того, что вся привычная жизнь рухнет.

Искать внезапно оказалось гораздо проще, чем найти и поверить.

И мальчишка повернулся к нему лицом. И улыбнулся загадочно и светло. Прежде чем сказать:

– Я это видел.

На миг все утонуло в пустоте и черных красках.

– Где? – Гид и сам не понял, отчего Клара вдруг схватила его за руку. А потом почувствовал, как собственные ногти врезаются в собственную же ладонь.

– Я покажу.

С этими словами найденыш вскочил с кровати, откинул край ковра и сдвинул тяжелую деревянную крышку. Несколько долгих минут Гид ощупывал взглядом каждую деталь дома, отмечал каждый, даже самый незначительный, элемент, не в силах остановиться, подумать и хоть что-нибудь представить. Предположения вспыхивали и гасли, шипя, бросая искры, не оставляя ничего, кроме черного едкого дыма. Впору было кричать от неизвестности и близкой, чрезвычайно близкой разгадки.

Разгадки всего. Непременно.

Это пугало. Это слишком сильно пугало, и страх этот был неожиданным.

– Вот, – найденыш выбрался и вытащил пару черных плоских коробок, а еще несколько листов. Последние он протянул Гиду и вновь скрылся в подполе.

Листы валились у Гида из рук, слишком легкие, чтобы он мог их удержать. Клара подхватила, пробежалась по ним взглядом. Чертежи, схемы... Всего одна схема.