Текст книги "Убит тобой (СИ)"
Автор книги: Татьяна Семакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава 22
Будущий мэр был не сильно удивлен, когда я подошла к его столику и попросила уделить нам немного времени. Во всяком случае, гораздо меньше, чем когда он увидел Тихона живым и невредимым. По-видимому, он знает всех своих главных меценатов в лицо. И следит за их жизнями. И смертями.
Разумеется, разговор состоялся при закрытых дверях, в его штабе, где он чувствовал себя уверенно. А мы, посовещавшись по дороге, решили утаить лишь об убийствах с целью самообороны. Ни к чему такие детали. Все остальное Тихон вывалил на его голову сплошным потоком. Отдал флешку и сообщил пароль. Судя по дальнейшим действиям политика, информация на ней в самом деле имела значение.
Мирон и его коллега (неоднократно упомянутый всуе Сан Саныч), буквально за два дня нашли косвенные доказательства вины Вадима во всех убийствах. С подачи влиятельного человека им сильно помогали оперуполномоченные. В дело подшили показания свидетелей и соседей, записи с камер видеонаблюдения с жилых домов и торговых точек, на которых Вадим засветился.
Мотивы Вадима, однако, несколько извратили. В деле сказано, что он пытался убить Тихона, подменив руками Анны бутылку виски в номере на отраву. Тихон же, как ценитель напитка, по одному лишь виду и запаху понял, что что-то не так. Связался с правоохранительными органами и те, во главе с бывалым Сан Санычем, решили поймать злоумышленника, сфальсифицировав смерть Тихона. Все убитые прошли по делу его сообщниками. Цирк, конечно, но дядя Тихона смог сохранить работу, Мирон не получил выговор, а Сан Саныч даже пошел на повышение. Черт знает за какие заслуги.
Но сильнее всего политик воодушевился идеей наказать Руслана. Санкционировал смерть старушки, а ее, откровенно говоря, даже не спрашивал. Сидеть ей теперь, несчастной, в уютном зеленом спальном районе и притворяться чьей-то родственницей, пока Руслан не объявится и не получит по заслугам. Когда это произойдет и кто будет скорбеть над пустой могилой старушки в ожидании, мне, если честно, плевать. Главное, что и его алчность и манипуляции не останутся безнаказанными.
В это же время Мирон наведался в музыкальную школу. Где и объяснил директору, что прогуливала я не просто так, а по уважительной причине. Мол, проходила свидетелем по важному делу и была изолирована от общества на момент суда. Даже справки какие-то приволок. По форме, как полагается. Не удивлюсь, если он распечатал их дома по образцу из интернета. Впрочем, неважно. Претензии ко мне отпали и мне было позволено вернуться на работу.
К слову, о справках. Благодаря тому, что дядя Карелиных сохранил свое место, вчера мы с Димой смогли похоронить Максима. Семен Владиславович выдал медицинское заключение о смерти, наш друг политик поторопил выдачу официального свидетельства о смерти, отец Карелиных помог с организацией похорон и перевозкой тела. Тихон к тому моменту уже сорвался к дочери, Мирон был по уши в работе, прощание вышло скромным, но трогательным.
Незакрытым остался лишь один вопрос.
Я переминаюсь с ноги на ногу на остановке, когда напротив останавливается автомобиль Димы. Он перегибается через подлокотник, приоткрывает дверцу, и я устраиваюсь на сиденье рядом.
– Привет, кудряшка, – говорит он с теплом.
– Привет, здоровяк, – фыркаю я.
– К тебе или ко мне?
– Ко мне, – отвечаю я без задней мысли.
Дима широко и нагло улыбается, а смущенно отвожу взгляд. Вообще-то, мы договорились, что он встретит меня после работы, чтобы вместе подумать над тем, что же произошло три года назад. Тихон просил подождать пару дней, пока он не вернется, но… смысл?
– Я пересмотрел все видео с регистратора, – сообщает он, глядя на дорогу.
– Что-то любопытное?
– Да. – Он расстегивает пуговицу на манжете и задирает рукав рубашки, а я вижу, что волосы на его руке буквально стоят дыбом от мурашек. – Каждый раз, когда я вспоминаю твой крик. – Я веду плечами, стряхивая с себя неприятные воспоминания. – И еще кое-что.
– Что?
– Он их засек. Услышал или нутро сработало, не знаю. Они еще не прошли на территорию. Но вместо того, чтобы прыгнуть в машину и свалить, он достал из кармана ключ от нее и вернулся в дом. Я понимаю, что этот поступок не вернет тебе ребенка, но вдруг поможет, не знаю… понять его мотивы три года назад и не держать зла. Все, что он хотел – чтобы ты была в безопасности. С ним или без него.
Еще на первой фраза мой взгляд мутнеет от слез. Когда Дима договаривает, я реву, уже не сдерживаясь. Все дорогу до дома, а затем и возле него, и никак не могу успокоиться.
– Я не эту цель преследовал, – бурчит Дима, не выдержав, а я истерично смеюсь сквозь слезы, снимаю очки и пытаюсь высушить бурные реки на своих щеках, но этот поток питается мировым океаном моей скорби. – Этой звезды еще не хватало, – шипит он вдруг и начинает опускать спинку своего кресла, одновременно сползая ниже.
Любопытство берет свое.
Поморгав и быстро вытерев глаза, я озираюсь по сторонам, но вижу лишь удаляющуюся женскую фигуру.
– Кто это? – удивляюсь я и быстро надеваю очки. Девушка сворачивает к моему подъезду, а я фыркаю: – Это ж Лена.
– Именно она, – подтверждает Дима. – Моя бывшая. Кстати, это она Максу о тебе рассказала. И где тебя можно найти. Когда ее подружень свинтила от него к мажорчику. Макс тогда сильно разозлился, но… – Дима негромко смеется. – Пару минут послушал твое пение и стало не до чего. Эй, кудряшка, ты чего зависла?
– Да вот думаю, как это моей соседке пенсионерке удалось выбить вторую за год путевку в санаторий, – произношу я заторможенно.
– А вот с этого момента поподробнее, – напрягается Дима, садясь прямо.
– Хозяйка Василия, – поясняю я каким-то апатичным голосом. – Она когда уезжает надолго, просит меня присмотреть за ним. И в этом году она уже была в санатории. У нее есть дочка и два внука, они живут отдельно, но тоже, мягко говоря, не шикуют.
– Кудряшка, к чему ты подводишь? Я не вкуриваю.
– Обычно я прохожу на работу не через вход для сотрудников, а через главный зал ресторана, – рассказываю я. – Там кухня, а у меня волосы пористые, запахи впитывают моментально. Вон потом какими-то зажарками для супа… – Я брезгливо морщу нос. – Но в тот день я опаздывала, а через зал получается на пять минут дольше, весь отель обходить. Опаздывала потому, что когда закрывала входную дверь, вышла соседка. Сначала сообщила радостную весть, потом попросила забрать Ваську, а потом долго причитывала, какая я замечательная. Ну как послать? Никак… В итоге, я опаздывала на автобус, на котором езжу обычно. А вечер уже, ходят редко. А спешке побежала кратчайшим путем. И не увидела Максима, уже сидящего в зале.
– А если бы увидела? – конкретизирует Дима.
– Послала бы все к чертям и поехала обратно, естественно. Зачем мне эти нервы?
– Разумно. Помнишь разговор между ним и девкой в тачке?
– Ага, – хмыкаю я. – Она очень переживала, что бронь снимут. Максим там оказался не случайно. А знаешь, что еще?
– Чего? – дергает подбородком Дима.
– Лена. Она же мой визажист. Очень старалась сделать из меня конфетку. И сказала, что я потом ей спасибо скажу. А я даже не знала, что они с Максимом знакомы.
– Окей, значит, девки были в сговоре. Ты одинока, он, по сути, тоже. Ленка в курсе, что ребенка ты потеряла, ее подружень в курсе, что Макс сделал другие выводы. Как будто доброе дело сделали. Свели вас, чтобы все выяснили. И, может, закрутилось бы снова.
– И зачем им так напрягаться? Почему сейчас? И не забывай, из моей квартиры украли семь миллионов.
– Как семь? – Дима сдвигает брови к переносице. – Макс пять собирался оставить. Больше тупо не было. Он на мели, я все в дело вбухал, пока раскручивал.
– Он сказал, семь. Зачем ему об этом врать?
– Значит, было семь, – соглашается Дима. – А значит, еще два он занял у кого-то еще. Пойдем-ка пообщаемся с Еленой.
В квартиру звоню я. Дима ждет, встав на пролет выше. И спускается только тогда, когда Лега открывает дверь.
– О, привет, – улыбается Лена и хитро сощуривается. – Как жизнь молодая? – Тут в поле ее зрения появляется Дмитрий, и поначалу на ее лице читается лишь удивление. – Дима? Ты чего тут? – лопочет она, изумленно расширив глаза и вскинув брови.
– Разговор есть, – бросает Дмитрий сухо и подталкивает меня внутрь. – Угадай, где я вчера был.
– Что? – непонимающе переспрашивает Лена и силится улыбнуться. – Откуда мне это знать?
– Подскажу. На похоронах. Угадай, чьих.
– Дим, что происходит? – уже встревожено спрашивает Лена и пятится назад. – Анфис? – Переводит взгляд на меня. – Что случилось?
– Максима убили, – говорю я.
– Что-о-о?! – почти кричит Лена и, запнувшись о лежащую на полу щеточку для обуви, едва не падает спиной назад. – Как это случилось?! Господи! Какой кошмар! Он же завязал! Он же…
– Лен, я тебя предупреждаю, мы с Димой на нервах. И, по-честному, я готова обвинить тебя во всех смертных грехах. Поэтому, если ты сейчас не расскажешь мне, зачем ты и твоя подруга снова свели нас с Максимом, я просто скажу этому здоровяку «фас». Он даже думать не станет, мы что-то сдружились так, знаешь, прям абсолютное доверие.
– Так, стоп, подруга, – осаживает меня Лена, выставив вперед ладонь. Опасливо скашивает взгляд на Диму и с трудом отводит от него взгляд. – Да, мы вас свели. Почему нет? Какие грехи, о чем ты?
– Как насчет семи миллионов? Тех, что украли из моей квартиры.
– А вот это уже обидно, – сердито скрещивает руки под грудью Лена. – Я всегда к тебе по-доброму, хотя толком никогда и не общались. А ты меня в воровки записала? Ну прикольно. Спасибо.
Мы с Димой переглядываемся. Выглядит она искренне, говорит, вроде бы, тоже. Особенно даже не боится, хотя видок у Димки тот еще. Громила есть громила.
– Почему сейчас? – спрашиваю я.
– Да на даче в баньке тусили, мужики нормально так накидались, поперло на откровенные разговоры. Макс о тебе начал ныть, типа любовь, херня все это. Ну и прочее. Тогда и выяснилось, что он, оказывается, решил, что ты, ну, аборт сделала.
– А мужики – это? – спрашивает Дима.
– Да как обычно, – пожимает плечами Лена. – Макс и Вадик. Потом Макс с Кирой в дом пошли, мы с Вадиком еще попарились, потрещали. Ну я ему и сказала, типа ошибается он. Не так все было. Но расскажешь – не поверит. Настырный.
– И он предложил свести их в отеле?
– Ну да. А что? Там уж никто никуда не денется. И номерок можно снять, помириться по-человечески. – Лена снова хитро улыбается, а потом вспоминает, что Максим мертв и улыбка сползает с ее лица. – Его правда убили?
– Правда, – отвечаю я скупо и первой выхожу.
– Дим, да как же это? – с дрожью переспрашивает Лена.
– Не с теми ты, Ленок, в баньке паришься. Не хворай.
Немного потоптавшись в прострации на площадке, мы с Димой идем ко мне. Только я открываю дверь, в ноги бросается Василий. Я поднимаю его на руки и машинально поглаживаю, одновременно с этим снимая туфли.
– Получается, это Вадим? – спрашиваю я у Димы. – Максим мог занять у него. И, как другу, рассказать для чего. У того самого уже были дети на тот момент, вполне мог войти в положение. Это если рассуждать с позиции Максима.
– Вроде складно, – чешет затылок Дима. – Бабки нужны всегда, а тут вся работа – в хату попасть. И если дверь с хорошей на допотопную ты не меняла, то это как два пальца. А вот дальше…
– Может, не связано? – допускаю я мысль. – Просто в какой-то момент что-то пошло не так и началось кровотечение. Так бывает. Вроде…
– Ща Мирону наберу, он из него всю душу вытрясет. Но вообще, он бы решил проблему проще. Переехал бы тебя на пешеходном и дело с концом.
Дима достает телефон и уходит с ним на кухню, а во входную дверь кто-то скребется. Я смотрю в глазок и открываю.
– Мне жаль, что так вышло, – виновато говорит Лена, переминаясь с ноги на ногу. – Ну, с Максом. Жалко его. И тебя. Прости, Анфис, не нужно его было в ресторан затаскивать, только сердце тебе разбередила.
– Да чего теперь, – вымучиваю я улыбку. – Ты ж не со зла. Но вообще, можно было как-то… помягче, что ли. Я чуть в обморок прямо на сцене не грохнулась.
– Да я откуда знала? – таращит глаза Лена. – Ты ж обычно через зал ломишься. Думала, все выясните еще там, потом ты споешь, ну… как в первую встречу. Романтично же, – с трудом выговаривает Лена и вытирает слезы со щек.
– Все нормально, – быстро отвечаю я. – Не против, мы с Димкой хотели помянуть, вспомнить добрым словом… – придумываю я предлог избавиться от нее.
Лена явно обижается, не получив приглашения присоединиться, но понимающе кивает и уходит. Я почти бегу на кухню и кричу на ходу:
– Отбой!
Дима вскидывает брови и говорит в телефон:
– Что-то задумала. Перезвоню. Ленка заходила?
– Да, – отвечаю коротко и тяну его за руку к входной двери, прихватив связку ключей. – Никто Васькину хозяйку не просил меня задержать. Она, похоже, просто караулила у глазка, когда я выйду, чтобы попросить об услуге. И я как-то оставляла ей ключи, цветы просила полить. А знаешь, что еще? Она и в прошлом году в санатории дважды была. И за год до него. И Василий какой-нибудь там вискам не кушает, только со стола и далеко не все.
Через полчаса, в одном из шкафов, под кипой отрезов новой ткани Дима находит спортивную сумку. И в ней – около трех миллионов рублей наличными в самом большом отсеке и просроченный презерватив в боковом.
– Вряд ли это ее, – зажав контрацептив между пальцами, хмуро произносит Дима.
– Максим такие покупал. Малоэффективные, – бурчу я, а Дима прыскает над неуместной открытию шуточкой. – У меня тоже кое-что. Ее трудовая. Почти тридцать лет она отработала медсестрой. И вот еще. – Я поднимаю исписанный от руки лист с названием и телефоном пансионата.
– Вот теперь я точно звоню Мирону.
– А я… – мямлю и закладываю прядь волос за ухо.
– Я тут, – отвечает Дима, а я возвращаюсь к себе в квартиру и звоню Тихону.
– Да! – отвечает он после первого же гудка, будто держал телефон в руках.
– Не отвлекаю? – спрашиваю я неуверенным тоном.
– Нет, ты вовремя. Только хотел написать, что обменял обратный билет. Вечером вылетаю, ночью буду в городе, утром – у тебя.
– Можешь не торопиться, – вздыхаю я и пересказываю, что мы выяснили.
Тихон отвечает матом.
– Два пожизненных, – добавляет он мрачновато. – Неплохой улов.
– Да уж, – невесело хмыкаю я. Какое-то время мы оба молчим, но так не хочется прощаться, что я спрашиваю: – Как твои?
– Как ты? – одновременно со мной задает вопрос Тихон. Негромко смеемся. – Польке было достаточно увидеть меня, – рассказывает он первым. – Пять минут ажиотажа, а потом папа вроде мебели. Свои тут у нее дела. – Я фыркаю, а он показательно вздыхает. – А мама прям расцвела. И батя вместе с ней. Давно уже их такими улыбчивыми и бодрыми не видел, как новую жизнь начали.
– Так здорово, Тихон! – ахаю я, искренне радуясь за его семью.
– Да, это… радует, – отвечает он с запинкой. – Они решили тут остаться. Я уже связался с владельцем дома, который для них снимал, хочу выкупить. – Он замолкает, а мое сердце пропускает удар и сбивается с ритма. И еще не зажившие раны начинают ныть и кровоточить. – Дядя и Мирон тоже решили перевестись сюда. После всей этой истории отношения с коллегами стали натянутыми, да и начальство косо смотрит. Вроде и сделать ничего не могут, но… сама понимаешь.
– Угу, – мычу я, ожидая самого главного.
– Я не хотел вот так, по телефону, но раз уж зашел разговор… Мы с Полькой тоже переезжаем. Ей тут нравится. Понятно, что жить будем в городе, в область только на выходных, но все же. Есть кому подстраховать. Я фигово справляюсь один.
– Всем нужна семья, – отвечаю я чуть слышно. – Ладно, мне пора, Дима ждет, – вру я, с трудом сдерживая слезы.
– Пока, мышка, – очень печально произносит Тихон, а я сразу же сбрасываю вызов и срываюсь в горькие рыдания.
ЭПИЛОГ
– Так, я погнал, – говорит Дима и поднимается со стула. Хлопает себя по карманам, проверяя, не забыл ли чего.
– Мобильный в ванной на стиралке, – подсказываю я с улыбкой.
– Точно. – Дима поднимает вверх указательный палец и целует меня в щеку, прежде чем покинуть кухню. – Марина Анатольевна изволит встретиться на заправке на выезде из города. И этот шанс на быстрый перепихон я не упущу.
– Как романтично, – хрюкаю я и давлюсь смехом. Выхожу проводить его в коридор. – Когда ты ей уже ребенка заделаешь? Мне скучно и одиноко.
– Сказала, если нечто подобное случится до свадьбы, она отрежет мне причиндалы. А я люблю свои причиндалы. Иногда даже сильнее, чем ее. Все, пока, систер. – Он снова чмокает меня в ту же щеку и выходит, резво спускаясь по ступенькам.
Я закрываю за ним дверь и ненадолго зависаю у зеркала, разглядывая себя и в очередной раз размышляя над тем, как изменилась моя жизнь за прошедшие полгода.
Во-первых, старуха напротив. Мирон без раздумий обратился к, теперь уже, мэру. Тот подключил свои связи и ее вывели из пансионата в наручниках тем же днем. Под конвоем доставили в наш город, где Мирон лично допросил ее. И она, ахая и охая, созналась.
Дубль ключей от моей квартиры она сделала давно. Заходила часто, разумеется, когда меня не было дома. То мелочь из карманов выгребет, то из холодильника чего упрет. Пенсия же маленькая, семья не может помочь, голодно ей. А как-то раз видит, мой кавалер вскрывает замок. Заходит с сумкой, а выходит без нее.
Бабка в показаниях заявила, будто подумала, бомба там. Или еще какая напасть. Слышала, как он кричал накануне, очень за меня переживать начала. Чуть только он ушел, она в квартиру. А там – золотые горы. Ну у нее разум-то и помутился. Денег таких отродясь не видывала. Бес попутал. А потом у меня появился животик. И бабке стало ох как страшно, ведь часть денег она успела потратить, отдавать их не с чего, да и оставшиеся лишними не будут. Чаем она меня поила. Около месяца. Особенным, со специями. А я и пила, глупая. Всегда же пила, всю жизнь ее знаю.
Так сильно в людях я еще никогда не разочаровывалась. И когда ее заключили под стражу, ничуть не сочувствовала. А вот ее родственнички на меня озлобились. Сначала, как водится, просили заявление отозвать. Потом начали угрожать. Ее внуки, уже подростки, заявлялись ко мне с битами. Один уехал на скорой, со сломанной ногой, потому как момент они выбрали крайне неудачно. У меня остался ночевать Дима.
С Димой у нас большая и светлая дружба. И началась она с поцелуя в губы, на который он решился спустя две недели после всех событий. Я обомлела от его наглости, а он скуксился и признался, что это оказалось все равно, что поцеловать сестру. А семью, как известно, в беде не бросают.
Беда у меня была большая. Ревела я часто и подолгу, и если бы не он, Васька и Марина, неизвестно сколько еще пребывала бы в состоянии депрессии. Тот самый рыжий кот Василий, до которого безутешным родственникам соседки не было никакого дела. И та самая миниатюрная Марина, которую за рулем здоровенной фуры и представить тяжело.
Мирон тоже заезжал, пока не переехал окончательно. С Тихоном мы еще раз пообщались по телефону, после чего я попросила его больше не звонить. Это слишком тяжело. Даже слышать его было невыносимо.
Дима выкупил квартиру старухи за бесценок и сделал там обалделый ремонт. На время переселил меня и сотворил ту же магию с моей. Не сам, конечно, в обоих случаях работала бригада профессионалов. Димка был занят тем, что ухлестывал за Мариной. Не так-то это и просто, учитывая, что у него бизнес, которым надо заниматься, а она то и дело в рейсах и живет, фактически, в машине. Но, справился. Покорил. Впрочем, с Мариной мы общались и, по правде, сопротивлялась она скорее для проформы. Управлять всем, что превышает ее собственный вес хотя бы вдвое – ее дар. Дмитрий вписался лучше некуда.
Постепенно все налаживается. Я с воодушевлением смотрю в будущее, радуюсь наличию близких людей в жизни и стараюсь не оглядываться на прошлое. Грущу, конечно. Тихона я так и не забыла, сердце все еще ноет и болит, скучаю по нему безумно. Да и как забыть, когда каждый день напоминание перед глазами?
В дверь вдруг громко стучат, а я от неожиданности вздрагиваю. Закатываю глаза и качаю головой, решив, что Дима, который ночует у меня чаще, чем у себя, все-таки что-то забыл, и без задней мысли открываю. А потом испуганно пячусь назад, увидев Тихона в крайне возбужденном состоянии.
Он сильно похудел. В отличии от меня, с наливными яблочками вместо щек. Не скажу, что осунулся, напротив. Его плечи расправлены так, что, когда он шагает в квартиру, в мою голову залетает дурацкая мысль, что он застрянет в дверном проеме.
– Я больше не могу, – хрипит он на каком-то внутреннем изломе и затравленно смотрит на меня исподлобья. – Не могу, Анфис, я с ума сойду, если хотя бы не скажу.
– Что такое? – едва слышно уточняю я.
Едва дыхания хватает на короткий вопрос. Едва сил хватает стоять. Только сарафан на животе поправляю и отвожу таз назад, чтобы казаться стройнее.
– Какая ты красивая, – с болью говорит Тихон и делает ко мне шаг. – Какая… – Он тянет руку к моему лицу и буквально заставляет себя опустить ее. – Я люблю тебя, Анфис, – признается будто в страшном грехе, а у меня из-под ног уходит почва.
От резкого скачка давления к лицу приливает кровь, становится невыносимо жарко, перед глазами сгущается тьма. Я расставляю руки, пытаясь найти хоть какую-то опору, а Тихон ловит меня, обняв за спину. И от этого становится только хуже.
Я упираюсь ладонями в его грудь, отстраняюсь и делаю шаг в сторону, к прохладной стене.
– Тебе понадобилось полгода, чтобы понять это? – спрашиваю я с дрожью обиды в голосе.
– Нет! – отрицает Тихон горячо. – Нет, – бормочет он на выдохе и отходит от меня до двери, досадливо поморщившись. – Анфис, я был влюблен в тебя еще до того, как ты узнала о моем существовании. А понял, что люблю, когда мы были на даче. Не знаю, запомнился ли и тебе тот момент, когда мы стояли у ворот. Ты подняла на меня взгляд, а в твоих глазах отразилось звездное небо. Так было красиво, нереальное что-то, я дышать разучился. Но почему-то решил, что пройдет. Что переболею. Что несерьезно. Я знаю, что пришел слишком поздно. И что это подло, вываливать на тебя все вот так, когда ты без пяти минут замужем. Прости, я… казалось, сдохну, если хотя бы не скажу. И что тебе будет приятно узнать, что я желаю о своем выборе.
– Почему мне должно быть приятно? – хмурюсь я.
– Ну, как, – хмыкает Тихон. – У тебя все наладилось, а мне херово. Здоровое злорадство. В тебе это тоже есть, я прекрасно помню, с каким кайфом ты вышвырнула кольцо Кристины. За чертову прорву денег.
– Тебе-то откуда знать? – бормочу я, оттягивая момент собственного признания.
– Приценился. Купил даже… аналогичное… хрен знает зачем.
– Ты купил кольцо? – переспрашиваю я ошалело.
– Примешь? – спрашивает он вдруг и немного суетливо лезет в карман. – Не с тем посылом, с которым хотелось бы, просто… не знаю. В качестве извинений? – предлагает он кисло. – Сейчас думаю о том, что сказал тебе. Про таблетки. И это…
– Это было жестоко, – подсказываю я, обиженно надув губы.
– И про брак.
– Ты бесчувственное безжалостное чудовище.
– Сейчас я больше похож на собственную тень.
– Ты следил за мной?
– Мирон, – пожимает он плечами и опускает голову. – Не постоянно. И я рад за тебя, правда. Хотя нет, херня это все. Не рад. Может, когда-нибудь, но точно не в ближайшем будущем. Хороший ремонт, кстати. Так ты возьмешь его?
Тихон протягивает мне бархатную коробочку, а я отшатываюсь назад. Он кивает, вымучивает какое-то подобие улыбки, снова опускает голову и прячет кольцо обратно в карман.
– Логично, – выносит он вердикт. – Кристина, кстати, вышла замуж. За своего старпера.
– Плевать, – бурчу я себе под нос.
– Да мне, в общем-то, тоже. Она меня приглашала, так бы и не узнал. То ли в качестве благодарности за флешку, то ли носом ткнуть, хер пойми.
– Я так злюсь на тебя сейчас, – выпаливаю я вдруг, а он вскидывает голову и смотрит мне в глаза. – История с детективом тебя вообще ничему не научила!
– Ты о Кристине? Да я не следил за ней, говорю же…
– Ты следил за мной! – выкрикиваю я визгливо.
– Так брат же, – изумляется Тихон. – Я никого не нанимал.
– Брат твой что, со свечкой у кровати стоял? Я что-то его не видела, когда выключала свет и одна ложилась спать, а просыпалась на мокрой от слез подушке!
– А теперь то же самое, но прямо, – четко и даже немного строго говорит Тихон.
– Дима готовится к свадьбе с другой! С Маринкой моей, дальнобойщицей!
Тихон срывается с места, через долю секунды обхватывает ладонями мою голову. Наклоняется и врезается в мои губы в поцелуе.
Все замирает. Он, я, мир вокруг. Только сердце в груди скачет как бешеное, а по телу летят искры. Горячее прерывистое дыхание обжигает кожу, а изнутри будто переполняет светом. Будто во мне вспыхивает миллион ярких лампочек.
Но поцелуй становится все горячее, а раскаленный мужчина все ближе. Руки Тихона скользят вниз, сначала к шее, а потом к груди. И в этот момент я, словив паническую атаку, отпихиваю его.
– Анфиса, – почти стонет он в отчаянии. – Мышонок, не отталкивай меня. – Снова отходит ближе и пытается обнять меня. – Я идиот, я все понял. Ты обижена, ты злишься, ты….
– Я тоже накосячила, – каюсь и я, поморщившись.
– О чем ты? – хрипло уточняет Тихон, заметно напрягшись.
– У тебя свое прошлое, у меня свое, – начинаю я с витиеватых оправданий. – И я должна была сказать, но и без того тошно, а если бы еще и все повторилось, я бы точно не выдержала и…
– Анфис?.. – непонимающе сдвигает брови Тихон.
Я шумно выдыхаю, встаю прямо и собираю на спине свободный сарафан, обтянув свой уже прилично округлившийся животик.
Тихон таращит на него глаза и коротко кашляет.
– Он большой, – брякает он, пытаясь переварить новость.
– Он беременный, – конкретизируя я и вторично вздыхаю.
– Беременный, – повторяет Тихон и начинает улыбаться, как полоумный. Улыбка такая широкая, а взгляд такой шальной, что мне немного боязно становится, не сбрендил ли он случаем. – Беременный, – повторяет он шепотом, делая осторожный шажок в мою сторону. Проводит пальцами по моему животу и опускается передо мной на колени. Пробирается под подол, накрываясь им с головой и опускает обе ладони на живот. – Анфиса… – шепчет он и нежно целует округлость. – Какой же я мудак, Анфис… – В этот момент я чувствую настойчивое шевеление в своем животе, а Тихон начинает содрогаться в беззвучном смехе. – О, ну ты согласен, само собой. Мальчик же? – уточняет он, видимо, уже у меня.
– Девочка, – вредничаю я.
– Мальчик, – блаженно выдыхает Тихон. – Маму защищает, молодец. Пинается уже так сильно.
– Не особенно. Их просто двое.
– Что?! – Тихон выныривает из-под подола и задирает голову.
– Не смотри на меня так, – говорю я строго. – Это твои гены. В моей семье близнецов не было. Ни разочка. Посмотри, какое у меня пузо уже. – Я задираю подол, а Тихон подается назад, чтобы увидеть картину целиком. – Я как живое напоминание всем беспечным, что прерванный половой акт – фиговый способ контрацепции. Каждый день просыпаюсь и во что-то не влезаю! – Тихон пытается не засмеяться, а я нервно перемещаю его обжигающие ладони по животу. – У твоих детей сейчас будет тепловой удар.
– У моих детей, – повторяет он эхом. Приподнимает руки и утыкается в мой живот носом. – Ты же выйдешь за меня, правда?
– Выйду, – отвечаю я ворчливо.
– И переедешь?
– Куда деваться, – тяжело вздыхаю я, а он снова беззвучно смеется.
– Я че-то такой счастливый, мышонок, – шепчет он нараспев. – Давай притворимся, что мы сделали все как надо и больше не будем возвращаться к прошлому?
– Давай, – выдыхаю я теперь уже с облегчением.
Должна сказать, мы отлично справились с поставленной задачей. Все обиды были забыты уже через полчаса, а еще через три, накрошив бутербродами, которые Тихон состряпал на скорую руку, на кровать, я официально стала его невестой. И была буквально на седьмом небе. Как и он, не сводящий с меня полного обожания взгляда.
Мы-то справились. Остальным сделать вид оказалось несколько сложнее.
Вернувшийся с романтика в фуре Димка по привычке открывает дверь своими ключами, проходит и, наверняка увидев мое белье на полу, выкрикивает с рыком:
– Опомнился!
– Иди на хер! – отвечает ему взаимностью Тихон. – Оккупант! Набрать не мог?!
– Маринке позвоню? – с вопросительной интонацией выкрикивает Дима, проигнорировав претензию Тихона. Не мог. Потому что я попросила.
– Звони! – отвечаю я из комнаты, стыдливо натянув одеяло до самого подбородка. – И на тебе кот! Мы билеты на поезд взяли, в ночь!
– Отлично, она обрадуется переезду.
– Моему? – немного обижаюсь я.
– Моему, – бурчит Дима негромко. – Давно просила. Боится, что снова влезу в какое-нибудь дерьмо. Ушел.
Хлопает входная дверь, а мы начинаем сборы. Вещей по размеру и погоде особенно нет, так что выезжаем мы гораздо раньше. До поезда успеваем прошвырнуться по магазинам, чтоб невесту с голым задом в семью не везти, поужинать и даже сходить в кинотеатр на мультфильм, над которым я реву, а Тихон ржет. Только в поезде признается, что, на самом деле, надо мной. За что и расплачивается, едва мы проходим в дом его родителей.
– Анфисочка! – приветливо щебечет незнакомая мне женщина, помогая с курткой. – Как мы рады, что вы все уладили! Проходи, пожалуйста, чувствуй себя как дома. – Она заканчивает вешать мою куртку в шкаф, разворачивается к нам с Тихоном и открывает рот, увидев мой живот: – Ах, ты… – Так и не договорив, она снимает тапок, наклоняется за ним и начинает лупить Тихона по плечу, страшно гневаясь: – Я тебя так воспитывала?! Так, я тебя спрашиваю?! Девочка полгода страдала, пока ты тут всякой ерундой занимался! Бизнес-шмизнес! Я тебе устрою!
– Это все он! – ловко переводит стрелки Тихон. И из скрюченного положения, со втянутой в плечи головой тыкает пальцем в замершего в паре метров от нас Мирона. – Он сказал, она живет с другим мужиком!
– Припомню, – бурчит Мирон, недобро посмотрев на брата, а сам пятится назад. – Все было очень неоднозначно. Он реально у нее жил, ма. Клянусь! Спроси у Анфиски!
Мама, зажав в руке тапок, медленно наступает, Мирон бегает взглядом, решая, в какую сторону ретироваться, а мы с Тихоном давимся смехом.
Такая приятная женщина. Еще до свадьбы я стала называть ее мамой. Свекр реагировал на это улыбкой с налетом тихой грусти, и я, заметив, «оговорилась» и назвала его папой, от чего мужчина расплылся в довольной улыбке и погладил свой объемный живот. Вообще, именно размерами живота они с братом и отличаются, в остальном – как две капли воды. И я, привыкнув «папкать», пару раз обозналась, после чего мне было позволено не мучиться и называть как угодно второго.
С Полиной гладко не вышло. Девочка по первости никак не могла понять, почему папа привел в дом ее учительницу по музыке и все ждала, когда же я уже уеду. Ревновала люто. Но любопытство к моему животу пересилило, ей нравилось дожидаться пинков, постепенно удалось наладить контакт. Когда ее братьям исполнился год, я призналась ей, что хочу официально стать ее мамой. Полина встретила предложение благосклонно, и после всей бумажной волокиты и пары месяцев ее смущения, я стала мамой уже троих детей.
