Текст книги "Убит тобой (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– К тому, что, если он сделал ей предложение, она бы ни за что не стала мутить с нищим охранником прямо у него под носом.

– А вдруг там любовь? – предполагаю я исключительно наивно.

– Эта женщина любит только себя, Анфис. Я поверю скорее, что ее втянули шантажом. Или устроили подставу, чтобы лишить ее финансирования. Тогда она могла согласиться ради денег.

– В таком случае пришлось бы делиться, – пожимаю я плечами. – А действующих лиц и без того уже прилично набралось.

– Когда платишь пулей в лоб – на так уж и дорого, – нагоняет жути Тихон. – Но согласен. Зачем делиться с Кристиной, когда можно бросить кость охраннику?

Затем Тихон открывает бардачок и швыряет в него кольцо, будто оно из тех, что продают в магазинах в комплекте с жвачкой. Меня подобные украшения тоже не слишком-то трогают, но этот пренебрежительный жест в очередной раз напоминает о его отношении к браку.

– Как вы попали в квартиру к тому парню из штаба политика? – задаю я вопрос, когда мы выезжаем со двора.

– Приналег плечом, дверь открылась, – признается Тихон во взломе. – У него довольно убогое жилище. Я был удивлен, сколько с ним встречался, парень всегда был одет с иголочки. А там прям натурально клоповник.

– Может, он там и не жил?

– Вещи на месте, только все кувырком. В холодильнике продукты. Соседи его тоже видели, Мирон общался с одним мужиком, он выгуливает собаку примерно в то время, когда парень выезжает на работу. Сейчас сама все увидишь, – обещает Тихон и в наступившей тишине у меня громко урчит живот. – Или не сейчас, – посмеивается он и дотягивается до моего живота. Гладит его и приговаривает: – Ш-ш-ш… не нервничай. Я тебя услышал, выводы сделал.

– Прекрати, – прыскаю я, убирая его руку.

А у самой под ложечкой сосать начинает, вдобавок к голоду. Глупые фантазии заполоняют голову, вытесняя все прочие мысли. Я представляю себя с животиком, мечтаю, как он вот так же, положив руку, общается с ним. Не с воображаемым чудищем, требующим кормежки, а с нашим малышом.

В конечном итоге все же признаюсь себе в истинной причине, по которой согласилась на эти отношения. В надеждах, что он пересмотрит свои убеждения. Что шанс на счастливое совместное будущее все же есть. Ох и больно же мне будет падать с небес на землю. Но я все равно попытаюсь.

Основательно набиваю желудок и уже в каком-то бреду листаю меню, выбирая десерт, когда у Тихона звонит телефон.

– Пришли фото, – говорит он, выслушав собеседника. – Это может помочь. Нет, Мирона не дергай, он и так разрывается. Спасибо. – Я проявляю любопытство одним взглядом, а он поясняет: – Дядя. Нашел татухи у тех двоих. Разные, на разных частях тела, но в одном стиле. Наверняка делали у одного мастера.

– Хочешь попробовать опознать? – спрашиваю я.

– Лишним не будет, – пожимает Тихон плечами. – Мирон нашел тачку, на которой они приехали, в двух домах от твоего. Но это ничего не дало, она в угоне.

На его телефон приходит сообщение, он сначала смотрит изображение сам, а потом показывает мне. И мне становится нехорошо.

– У Макса была похожая, – говорю я загробным тоном.

– Уверена? – подбирается Тихон, сдвигая брови у переносицы.

– Мы довольно долго были вместе, – говорю немного смущенно, комкая из салфетки неаккуратный шарик, а затем расправляю ее, разглаживая ребром ладони на столе. – У него была на ребрах, под правой рукой. Волчья пасть, очень натуралистично. Тут тоже хищники. Скорпион и медведь. И тоже как живые. Но что это значит? Я не понимаю…

– Лично я вижу два варианта. – Тихон откидывается на спинку диванчика, размышляя. – Либо он с самого начала был в деле, либо гоняют тебя по причинам, со мной не связанным. Ты точно мне все рассказала?

Вопрос Тихона застает меня врасплох.

– Не совсем, – мямлю я, но, когда отмечаю, как его лицо мрачнеет, горячо заверяю: – Речь только о наших с ним личных разборках! Если точнее, о дочке. И я не знаю, можно ли верить его словам…

– Говори, – говорит Тихон в приказном тоне, практически испепеляя меня взглядом, от которого я начинаю чувствовать себя виноватой.

– Максим заявил, что аборта не хотел, – пытаюсь говорить кратко. – Якобы он был вынужден прекратить наше общение, нарочно был безжалостен, но знал, что я никогда на это не пойду. Понятно говорю? – уточняю робко.

– Не дебил, – жестко отвечает Тихон.

Я придерживаюсь задрожавшую нижнюю губу и продолжаю:

– У него, судя по всему, были неприятности. Он успел упомянуть о неких обязательствах, которые он выполнил, после чего приехал ко мне, а у меня ни живота, ни ребенка. И тут мой выпад со сцены… поэтому и разозлился. Вот, – заключаю я со вздохом.

– Это все? – задает Тихон наводящий вопрос, а я вспоминаю о деньгах.

– Нет. Еще он упомянул о крупной сумме, которую он оставил в моей квартире на следующий день после нашего с ним разговора. Но я их так и не увидела. Если и были, их украли до того, как я вернулась с работы.

– Сколько?

– Семь миллионов.

– В какой валюте?

– Ну в рублях, я думаю, – пожимаю я плечами. – Но он не уточнял.

– Крупная сумма, – презрительно фыркает Тихон.

– Больше тогда не было, – обижаюсь я за Максима. – И мне бы хватило их лет на пять, если не больше.

– Что еще? – игнорирует мою ремарку.

– Все. Он мне сначала не поверил, съездил на кладбище. Хотел во всем разобраться, почему-то решил, что кровотечение у меня началось не просто так. Учитывая украденные деньги, если они были реальны, я с таким выводом согласна.

– Еще?

– Нет, теперь точно все, – говорю я уверенно. – Ему позвонили, сообщили о твоей смерти, и мы сразу же начали собираться. Потом его убили.

– Ты должна была рассказать мне, – говорит Тихон строго.

– Да когда? – Я удивленно распахиваю глаза. – Тогда казалось – это только наше с ним дело. Не связано и вообще… усугубит твое недоверие. А потом столько всего случилось, что уже не до чего. И теперь вот это.

Тихон поднимает руку чуть выше своей головы, а через три секунды к столику подходит официантка.

– Что-нибудь еще? – вежливо спрашивает девушка.

– Счет, пожалуйста, – скупо произносит Тихон. Переводит взгляд на меня и добавляет: – И десерт с собой.

– Какой? – уточняет девушка.

– Все, – коротко режет Тихон.

До самой машины больше не произносим ни слова. Тихон впал в глубокую задумчивость, между бровей пролегла складка, делающая его лицо недоброжелательным. Он снова похож на того мужчину, что однажды оттаскал меня за волосы и бросил в лесу.

– Тихон, – зову я его почти шепотом. Осторожно касаюсь его руки, привлекая внимание. Когда он поворачивает голову, спрашиваю, чуть не плача: – Ты же не думаешь теперь, что мы с ним были в каком-то сговоре со всеми остальными? Мы же не вернемся к этому, правда?

– Я уже не знаю, что мне думать, Анфис, – отвечает он предельно откровенно. – Так ли я хорош, что женщина, мечтающая о семье и детях согласилась отказаться от всего, чтобы быть со мной? Или согласилась, чтобы было проще манипулировать? Или чтобы у меня рука не поднялась прибить, когда все вскроется?

Из-за попытки сдержать слезы по моему телу проносится волна мурашек. Но глаза щиплет обидой, губы дрожат, а взгляд мутнеет, и ни черта я с этим поделать не могу.

Я моргаю и сажусь прямо, чтобы не видеть разочарование в его глазах. И чтобы не отвечать на то, в чем с трудом призналась себе.

– Я со стенкой разговариваю? – с раздражением уточняет Тихон. – Посмотри на меня и дай прямой ответ.

Я нервно прыскаю и снова моргаю, прогоняя из глаз слезы. Приподнимаю очки, закрываюсь от него ладонью, делая вид, что тру глаза.

– Анфис, я жду.

– Да пошел ты, – роняю я неожиданно для обоих. Сердце начинает колотиться так быстро, что в жар бросает. Но с намеченного пути я сворачивать не собираюсь. И я – оскорблена. Пусть знает. Поворачиваю голову, дерзко сталкиваюсь с ним взглядом и повторяю четче: – Пошел ты.

Карелин вдруг начинает улыбаться. Даже глаза сужаются, так его распирает. Довольный хитрый лис, вот он кто.

– Серьезно? – вскидываю я брови. – Довел до слез и радуешься?

– От сомнений надо избавляться быстро и безжалостно, – заявляет он нагло.

– В следующий раз быстро и безжалостно засунь себе их… – Я затыкаюсь, а он смотрит на меня с умилением, ожидая, когда из моего рта вырвется грубость. – Ой, все, – морщусь я и отворачиваюсь, взмахивая кистью, а Тихон начинает ржать. – Лучше перестань, – грожу я, не поворачиваясь.

Тихон сразу же замолкает. Пристегивает меня. Дотягивается до пакета со сладостями, достает одну коробку и пластиковые приборы, ставит мне на колени. Пристегивается сам и заводит мотор.

– Ты просто швырнул в меня вкусняшкой, – бурчу я, косясь на него волком. – Так не извиняются.

– Чуть позже. Пока слишком высок риск быть еще раз посланным. И еще выше, что предложение будет воспринято буквально.

Глава 13

Тихон глушит мотор, отстегивает ремень безопасности и подается вперед, переваливаясь через подлокотник.

– Прости, – шепчет он мне в щеку и туда же целует. – И мы со всем разберемся, я обещаю. В том числе с тем, что касается Маргариты.

Он вновь называет мою дочь по имени, а в моих глазах образуются соленые озера. Я поворачиваю голову, и наши носы соприкасаются.

– Правда? – спрашиваю я тихо.

– Конечно. – Тихон целует меня в губы и улыбается: – Что-то на вкусном.

– Тихон… – шепчу я, облизнувшись. – Я не думала обо всем в том же ключе, что и ты. Я просто… я не…

– Вернемся к этому разговору, когда все закончится, идет? – предлагает он мягко.

– Да, хорошо, – соглашаюсь я на выдохе облегчения. Ничего не решать – как это «по-взрослому». Но правда в том, что ни я, ни он, не готовы сейчас отказаться от всего.

– Пойдем, – говорит он после еще одного короткого поцелуя. – Попробуем выяснить что-нибудь об этом парне.

Выходить из машины, будем откровенны, особого желания нет. Даже зелень не спасает этот район. Напротив, с буйной растительностью под окнами двухэтажных многоквартирных домов, больше смахивающих на бараки, упущение только сильнее бросается в глаза. Довершают картину старенькая детская площадка с минимальным набором давно не крашеных стальных конструкций, огромный мусорный контейнер метрах в тридцати от нас, сейчас переполненный, и старые деревянные двери в подъезды, без намека на домофон. Ну и, конечно, замызганные, заплеванные шелухой от семечек лавки, на одну из которых сейчас пристраивается одетая по-зимнему сухонькая старушка.

Все на ней старенькое, как и она сама. Драповое пальтишко ветхое, пуховый платок тощий, почти прозрачный, обувь разношенная, сбитая. У меня внутри аж сморщивается все смотреть на нее.

Тихон хищно сощуривается, наблюдая за тем, как старушка расправляет складки на полиэтиленовом пакете, готовясь устроиться на нем, а я привстаю на цыпочки и спрашиваю шепотом:

– Как хлопца-то звать?

– Русланом величают, – в тон мне отвечает Тихон. – По батюшке – Семенович. А проживал в восьмой опочивальне. Опять будешь к людям приставать?

– Конечно, – фыркаю я с намеком на возмущение. – Я там магаз видела, сходи за колбаской, а?

Тихон опускает голову, одаривая меня недоуменно-надменным взглядом, а я хлопаю ресницами:

– Ну пожалуйста. Посмотри, какая она крошечная.

– Глаз с тебя не спущу, – повторяет сказанное ранее Тихон. Достает бумажник, из него – несколько разномастных купюр, сует мне. – Сама доковыляет и купит, что надо.

– Сойдет, – пожимаю я плечами, забирая деньги и пряча их в карман. – Здравствуйте! – говорю громко, а бабуля хитро улыбается.

– Не кричи, не глухая я.

– Простите, – хихикаю смущенно и только собираюсь сесть рядом с ней, как она отгоняет меня, будто я один из тех голубей, расхаживающих по помойке. Я растерянно округляю глаза, а она хмурится:

– Глянь чего опять устроили, все истоптали! Не садись, не нужно. Говори, кого ищешь, и поезжай. Нечего тут околачиваться, добра не сыщешь.

– Почему вы так говорите? – бормочу я напряженно.

– Потому что так и есть. Молодая, не местная. А тут кто только не прибивается. Это я уж старуха, дела никому нет. Ну? – шикает она строго.

– Руслан, – отвечаю прямо и сажусь на корточки перед ней, – из восьмой квартиры.

– Пошто он вам? – только сильнее хмурится старушка. – Оставьте парня в покое. Оставьте, говорю!

– Да мы просто поговорить хотели. Он тут?

Старушка демонстративно отворачивается, обиженно поджимая губы, а я разворачиваюсь к Тихону. Он указывает взглядом на второй этаж, я – на бабку. В результате молчаливого поединка Тихон показывает мне кулак и скрывается в подъезде.

– Простите, как вас зовут? – спрашиваю я ласково.

– Тебе зачем? – грубо спрашивает старушка. – Сказала, поезжайте. Ничего вам не скажу.

– Ну, знаете, – фыркаю я возмущенно. Распрямляюсь и зачем-то отряхиваюсь. – А за деньги? – предпринимаю очередную попытку разговорить старушку.

– Ни за какие коврижки! – отвечает та безапелляционно.

– Часто у вас тут прячутся всякие?

– Часто, девонька, часто. Самый гнилой район в городе стал, как производство закрыли. Кто смог, давно уж уехали. А кто не смог – спились.

– А вы?

– И я б спилась, да не на что.

– Вот, возьмите. – Я достаю из кармана деньги и протягиваю ей. Старушка вновь сворачивает нос в сторону, гордо приподняв подбородок. – Будет вам, – шикаю я, заталкивая деньги ей в карман. – Пригодятся.

– Про Руслана не спрашивай, – сердито бурчит бабка. – Не скажу ничего.

– Ничего, баб Зой, – иронизирую я беззлобно. – Сама все выясню. Сами сказали, молодая еще. Пожить охота. Ну может не до ста, как некоторые, – бросаю я на нее пренебрежительный взгляд, а бабка в ответ прожигает меня брезгливым.

Прыскаем одновременно. Бабка вдруг охает и придерживает норовящую выпрыгнуть вставную челюсть, а я начинаю гоготать в голос.

– Простите! – едва выговариваю я сквозь смех, но так это нелепо выглядело, что остановиться невозможно.

– Вот глупая, – ворчит бабка непонятно на кого, я коротко хихикаю, пытаясь призвать себя к порядку, а откуда-то из дома вдруг раздается страшный грохот.

– Тихон, – роняю я испуганно, враз перестав потешаться.

– Убегай! – встревоженно лопочет старушка. – Ну чего стоишь столбом?! Беги, глупая!

Глупая. И пошевелиться в самом деле стоит.

Я быстро осматриваюсь, хватаю бабкину клюку и несусь со всех ног в подъезд.

Что она мне вслед крикнуть успевает даже не разбираю. Сердце вот-вот выпрыгнет от страха, но не за себя, а за Тихона. И так хочется верить, что он просто вырубил какого-нибудь буйного алкаша, но уже на первом этаже, по звукам сверху я понимаю, что это не так. И почти успеваю достичь второго, как раздается выстрел.

Душа холодеет. Клюка в моей руке кажется нелепостью, но с ней почему-то спокойнее. Ведь я точно знаю, что все же зайду в квартиру. Не побегу больше. Если Тихона убили, меня вмиг достанут, до города добраться не успею.

Снова гремит выстрел, я машинально приседаю, втягивая голову в плечи, а ноги сами несут меня наверх. Я толкаю дверь в квартиру, спрятавшись за стеной, на всякий случай покрепче перехватываю свое орудие и только собираюсь зайти, как на лестничную клетку выбегает мужчина с пистолетом в руке.

Я вздрагиваю от неожиданности, а когда он поворачивает голову в мою сторону, замахиваюсь и бью его куда-то в горло. Хотела врезать по носу, но он такой высокий, что мне не хватило возможностей тела.

Мужчина выпучивает глаза и начинает хрипеть. Пистолет падает нам под ноги, и я пинаю его, отправляя вниз по лестнице.

– Что там? – орут из квартиры, а я прячусь за распахнутой настежь дверью, пытаясь не грохнуться в обморок от страха.

Господи, да на что я рассчитывала?! Надо было бежать…

Мужчина все еще хрипит, согнувшись пополам и держась за горло, я слышу скрип полов из квартиры, становящийся громче. И чуть только замечаю носок кроссовка, резко толкаю дверь, зажав клюку между ног.

Раздается лязг выпавшего из руки мужчины оружия, а следом из-за двери появляется свирепая рожа. Увидев меня, выражение лица мужчины меняется, становится подлым. Он наклоняется за пистолетом, а я снова толкаю дверь. Мужчина едва выравнивает равновесие, но в этот момент я успеваю изловчиться и пнуть пистолет подальше от него.

Взревев от злости, мужик толкает дверь на меня, и та с жутким хрустом выворачивается вместе с петлями. Я едва успеваю отпрыгнуть назад, чтобы не получить по носу. Взвизгиваю и готовлюсь предстать перед создателем, как вдруг вижу на лестничном пролете снизу старуху. И эта отчаянная женщина подняла пистолет.

– Черт! – брякаю я. Падаю на живот, распластавшись на грязном полу, а старуха кричит противным голосом:

– Стой, стрелять буду!

Мужик отвлекается на нее, а потом вдруг отлетает к противоположной двери и сползает по ней на пол. На площадку вразвалку выходит Тихон, и тут первый приходит в себя и с ревом бросается на него, целясь головой в живот. Тихон ловит его голову, прикладывает его носом о колено, отшвыривает мужчину в сторону и успевает увернуться от удара второго. Хватает его за шкирку и сбрасывает на два лестничных пролета вниз головой. Раздается омерзительный хруст, я передергиваю плечами и ставлю подножку рукой первому, вновь ринувшемуся в атаку. Он нелепо взмахивает руками, ловя баланс, а когда Тихон делает выпад на одну ногу, сигает через перила и улепетывает со всех ног.

– Да твою же мать, – раздраженно сплевывает Тихон, посмотрев вниз.

– Помер, что ли? – слышу скрип старухи.

– Что ли да, – недовольно отвечает Тихон. Оборачивается на меня и рычит: – Ну, помощницы…

– А ты там справлялся, да? – язвлю я, подскочив на ноги. Быстро спускаюсь к старушке и заглядываю в ее бледное лицо. – Баб Зой, вы как? – спрашиваю я с тревогой.

Бабка морщится, прижав ладонь к груди, и только в этот момент я понимаю, как ей нехорошо.

– Тихон, – зову я негромко, не сводя с нее встревоженного взгляда. Тихон спускается на пролет, и тогда я вижу на его джинсах кровь. – Тихон! – ахаю я громко. – Твоя нога!

– Нога не голова, – отзывается он флегматично и подхватывает старую на руки.

– Шестая, – изнеможенно бормочет старушка, и мы все спускаемся на первый этаж.

Я первой врываюсь в квартиру, удивляюсь чистоте и машинально скидываю кроссовки. Вихрем несусь на кухню, нахожу на столе сердечные капли, наполняю чайную ложку и отпаиваю старушку.

– Кому расскажешь – не поверят, – бормочет Тихон, запустив пятерню в волосы и расхаживая по крошечной кухоньке. Два шага в одну сторону, два – в другую. Остановится, посмотрит на нас со старушкой по очереди и все по-новой.

– Не мельтеши, – бурчит старушка, пытаясь развязать дрожащими пальцами узелок платка под горлом. – Ох, худо мне… глупая девка! Сказано тебе было, убегай!

Я встаю рядом с ней на колени и снимаю с седой головы платок. Ладонью стираю испарину с ее морщинистого лица и говорю тихо:

– Спасибо вам.

Какое-то время все молча приходят в себя, переваривая случившееся.

– Куда лезли-то, а? Вы, обе! – ругается на нас Тихон.

– А ты справлялся? – повторяю я свой вопрос, а Тихон морщится. – Сколько всего?

– Четверо. Со стволами, – отвечает он неохотно. – Откуда тут-то взялись, не пойму? Херня какая-то, – раздражается он и матерится на эмоции.

– Но стрелять сразу не начали, – задумчиво рассуждаю я, как-то машинально поглаживая бабку по больной руке. – Видимо, хотели что-то узнать.

– Я не успел выяснить, – жестко отвечает Тихон.

– Так мы рано? – приподнимаю я брови. – Надо было дождаться, когда тебя пристрелят? Прости, пожалуйста.

– Поязви, – рычит Тихон. – Сколько раз сказано? За мной не возвращаться!

– А я что говорю? Глупая, – поддакивает старуха. – Чуть без сердца не оставила!

Я вздыхаю и виновато опускаю голову.

– Ну чего теперь, баб Зой.

– Василина я! – горделиво отвечает старушка.

– Анфиса, – представляюсь я с улыбкой.

– И имя глупое, – ворчит старушка. – Все, уходите. И этих заберите.

– Есть чем рану обработать? – спрашиваю я у старушки, кивнув на ногу Тихона.

– В шкафу в комнате аптечка.

– Спасибо. – Я выдавливаю скупую улыбку и поднимаюсь.

Аптечку нахожу без труда. Старая, советская еще. У меня дома точно такая же. Коричневая кожа с тисненой надписью, белый круг, внутри которого красный крест, от времени ставший грязно-бурым.

Возвращаюсь на кухню и киваю Тихону на стул:

– Раздевайтесь, пациент.

– Анфис, царапина, – пытается сопротивляться Тихон.

– Окей. Давай так. Если ты сейчас разуешься и не оставишь на полу кровавый след, я соглашусь.

– Да там все хлюпает, – бубнит Тихон.

– Как минимум, надо кровь остановить.

– Не будь глупцом и ты! – взвивается бабка. – Ох, молодость… кому-то здоровье лошадиное и мозгов с гулькин нос, а кому-то… – она горестно вздыхает и взмахивает рукой, а мы с Тихоном переглядываемся.

Он вдруг зависает взглядом на одной точке, а когда отмирает слабо морщится. Стаскивает джинсы до щиколоток и устраивается на табуретке.

– Руслан был болен? – спрашивает он у бабки. – Слушайте, мне не до игры в молчанку. У меня ребенок. Даже два, – косится на меня. – Ваш Руслан продал мне информацию, из-за которой я скоро кони двину. Давайте как-то по-людски все решим. Или я оставлю этих в подъезде.

– Вот тебе и вся благодарность, – ворчит старая, но на вопрос отвечает: – Болел он. Раком, с детства еще. То ремиссия, то снова. Боролся-боролся, да устал. Все сбережения потратил, квартиру разменял, сюда переехал, а зараза эта как вцепилась и все. Не отпускает. Ну и решил, что хватит. Поживет, сколько Бог отпустит. Уехал он, и не вернется.

– Куда? – спрашиваю я, заливая ногу Тихона с ранением по касательной перекисью.

– Куда-то, – пожимает плечами старушка. – Хотел к океану, а как уж у него там вышло… Чемодан вдруг собрал и на вокзал. Поездом до аэропорта, а там как повезет.

– Вы хорошо общались, да? – улыбаюсь я мягко.

– Заобщаешься тут… как примется ночами ходить, не хуже зверя загнанного. Месяц терпела, пока не поднялась. Наругалась на него, а он мне с улыбкой – прости, бабка, грызет зараза. Ничего не могу поделать. На улицу, разве что. А там мороз… я что, не человек? Сама порой маюсь, растирками насквозь пропиталась уже. И его растерла, вроде полегчало. С уколами вместе. Так и сдружились. Хороший он парень. Работящий, толковый. Не повезло вот только со здоровьем…

– Позвоним ему? – хитро сощуриваюсь я. – Я не врала. Нам только поговорить. Пожалуйста, баб Вась.

– Бес с вами! – сердится старушка, вынимая из кармана пальто простенький кнопочный телефончик. – Не знаю, возьмет или нет. Но вы уйдете. И чтоб не видела больше.

– Договорились, – отвечает за нас Тихон.

С замиранием сердца ждем ответа, как вдруг раздается задорный мужской голос:

– Соскучилась, старая? – Бабка вдруг втягивает губы и зажмуривается, отбрасывает телефон на стол. Пытается не расплакаться, накрыв глаза ладонями. – Василина? – с тревогой спрашивает парень. – Плачешь, что ли? Или случилось чего? Василина!

– Плачет, – отвечает Тихон вместо нее.

Какое-то время из телефона не доносится ни звука. Тихон подносит его поближе к уху, но динамик такой громкий, что, когда парень вновь начинает говорить, все всё слышат.

– Что-то не так? – спрашивает Руслан. – Я дал все, что у меня было. Инфа – сотка, ручаюсь.

– Тут, Руслан, давно все из-под контроля вышло, – рассказывает Тихон со вздохом.

– Бабку не трогай, – со слышимой дрожью говорит Руслан. – Не при чем она.

– А кто при чем? – продолжает разговор Тихон.

– Слушай, я не знаю, что там началось, и знать не хочу. Тебе нужна была информация, я тебе ее продал. Все по-честному.

– Кроме того, что предложение появилось вперед спроса, – хмыкает Тихон. Парень молчит, а он просит: – Давай все как есть, а? Я замудохался уже. Детектив труп. Где Кристина вообще неясно. Так что не юли, если хочешь успеть потратить мои бабки.

– Кто такая Кристина? – изумляется парень. – Погоди, детектива убили?

– Меньше вопросов, больше пояснений.

– Так, – собирается с мыслями парень. – Мне жить год от силы осталось. Я решил, что к черту все, поживу хоть сколько как человек. Бабок нет, все на лечение давно спущено. Ну а детектив на штаб работал, искал компромат на одного деятеля, не суть. Пришел я к нему, так и так, хочу продать. Есть кто на примете? Он обещал поспрашивать. Потом звонит – нет, говорит, ты свалишь, я останусь, меня вычислят и оторвут голову. Так не канает, давай другим путем. Покупатель будет, но не раньше, чем через полгода. Я расстроился, конечно, но вариантов особо нет. Звони, говорю, если ласты раньше не склею, продам. Он позвонил в итоге, сказал, что придешь налаживать мосты. Дальше сам знаешь. Я отдал ему долю и свалил нахер. Где по сию пору и пребываю.

– Сколько отдал?

– Половину, как договаривались.

– Уехал без происшествий?

– Да, но шеф названивал, – неохотно отзывается парень. – Я сим-карту поменял просто и все. Василине номер оставил только, деньжат немного. Родных нет, а друзья-приятели… к черту всех.

– Дались мне твои деньги, – ворчит старушка. – Лежат мертвым грузом.

– А сделала бы загран, сейчас бы как я с перепоя маялась, – гогочет парень.

Тихон устало вздыхает, я заканчиваю перевязку, а он – разговор.