Текст книги "Возвращение к истокам (СИ)"

Автор книги: Татьяна Садыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Я раньше думала, что из человека, которого еще вчера превозносили, невозможно за одно мгновение сделать злодеем. Но народная любовь так переменчива… Они были готовы разорвать на месте Ника, которого стали считать источником своих бед: будто то голод, разруха, смерть, болезнь… Я не могла представить какую боль довелось испытать целителю, то, как он пытался отстоять свое имя и сражался, подобно молодой березке, которая пыталась не быть сломленной порывами ураганного ветра. В один миг от него отвернулись все, хоть раньше клялись в вечной дружбе. И главное, предала Элизабет.

На его месте я бы разорвала всех! А он просто взял и ушел, словно… признавая свое поражение! Вскоре Элизабет примерила корону, став вместо Ника новым кумиром народа, а маг… как говорила Милена, он искал смерти, истребляя разных чудовищ.

Постепенно королева Элизабет стала осознавать, что натворила. Нет, не сразу, а через несколько лет. Красивые слава про долг, спасение страны и жертвенности во благо народа, больше не грели ее душу как раньше, она стала ощущать, что своей ложью совершила не подвиг, а гнусный поступок. Роскошь, балы, беззаботная жизнь о которой она мечтала с детства постепенно приелась, ей хотелось домашнего уюта, любви, верных подруг и друзей, которые встанут за ней каменной стеной, воспитывать детей, говорить и делать все, что хотелось, не считаясь с мнением других. Но огромные комнаты дворца, несмотря на свое богатое убранство, были холодны и пусты, король быстро охладел к своей королеве и посещал ее опочивальню довольно редко, лишь чтобы исполнить свой супружеский долг, вокруг нее собрались только сплетницы и соперницы, которые рядом с ней восхищенно лепетали, а сами мечтали занять ее место. А дети… единственного сына у нее отняли чуть ли не с пеленок, позволяя с ним видеться лишь в отведенные часы. Король сказал, что сам займется его воспитанием, оградив от дурного влияния “простолюдинки”.

Ей оставалось лишь украдкой смахивать слезы, обворожительно улыбаясь всем вокруг, закрывать глаза на любовниц монарха, называя их своими верными подругами, и терпеть. Терпеть сплетни, невежество некоторых аристократов, холодность короля, отчужденность сына и такую огромную, но пустую опочивальню. Но сдаться? Элизабет, еще будучи простой подавальщицей, всегда славилась своим упрямым нравом, помогавший ей добиваться своего, железной волей и хваткой. Она мысленно похоронила себя, как женщину, решив, что женское счастье стало ее расплатой за совершенные грехи, и выдвинула на передовую роль королевы.

У королевы было много власти, даже больше, чем у ее супруга, если знать, как ею правильно распорядиться. Но Элизабет не была глупа, она много читала, слушала, подмечая малейшие детали, принимала у себя жен послов, купцов, ученых, не обходя стороной даже Совет магов. Законы изменившие привычный уклад общества, сделав его лучше, именно ее заслуга, не говоря о законах о бесплатном начальном образовании, о позволении обучаться в высших учебных заведениях простолюдинам на стипендиальной основе, которая образовалась из собственного фонда королевы. А что говорить о целительской сфере? Она взяла за основу наработки Никериала по этому поводу и совершила настоящий прорыв!

Королева поддерживала почти все сферы жизни людей, много жертвовала, помогала простому народу, прочно укрепив свое место в лице королевы и обрубив дорогу к трону своим соперницам. С ней стали считаться, даже король относился к ней с почтением, народ любил, Совет магов тайно поддерживал, с ней мечтали встретиться светила разных королевств, наслышанные о ее блестящем уме и красоте. Даже сейчас, если говорить о годах правления короля Рафиуса, все почему-то вспоминали его супругу, королеву Элизабет.

Рафиус скоропостижно скончался, после неизвестной болезни и Элизабет стала регентом при своем малолетнем сыне. Годы ее правления в качестве регента можно было назвать поистине золотыми: страна разбогатела, завоевала новые земли, королевство заключило множество договоров, народ стал образован, к нам стекались люди из разных уголков, в поисках лучшей доли. У моего дедушки, короле Визарии, было самое беззаботное и легкое правление, он, если честно ничем не прославился, всю жизнь пребывая в тени своей величественной матушки, которая руководила страной от его лица. Даже моему отцу досталось ее поистине великое наследие, помогавшее умело править страной в юные годы, прежде чем он набрался опыта.

“Железная миледи”, “золотая роза Келианендора”, “посланница Элисень” – как только ее не называли, но это была лишь видимая сторона. Никто не знал, как королева Элизабет страдала, никто и никогда не видел ее слез, не слышал жалоб, раскаяний в некоторых поступках… никто, кроме одного библиотекаря.

К концу своей жизни, несмотря на активную деятельность, она смертельно от всего устала… В ней вновь проснулась та, которая желала женского счастья, она хотела позволить себе хоть небольшую слабость: наконец-то ощутить себя слабой женщиной, получить хоть немного любви и тепла не к ее титулу, а к ее личности. Она хотела отойти от государственных дел, уйти далеко-далеко… к порогу замка Никериала Ленге, попросить прощения, и встретить свой конец рядом с ним… с тем, кто полюбил ее такой, какая она есть, ничего не прося взамен.

Но ей было суждено умереть от стрел заговорщиков, обрести свой последний приют в королевском склепе, так не высказав и не получив все то, что она так страстно желала. Ее тяжелая судьба была нескончаемой морозной мглой без проблеска солнца, она всю жизнь старалась дотянуться до холодного неба, расчистить небесную гладь от снежных туч, получить заветное тепло, но чем выше она забиралась, тем все дальше отдалялась от своей заветной мечты.

Ее солнце было совсем рядом, но она его отвергла ради богатства, власти и в итоге осталась ни с чем.

От тайны, что я узнала, у меня захватывало дух, Сердце сжималось от горечи и боли, по щекам катились невольные слезы, а пожелтевшее письмо королевы, которое она так и не успела отправить, жгло руки словно огнем. Мне его передал старик, сказав, что тот, кому оно предназначалось, недавно отправился в чертоги Элисень вслед за королевой. На пожелтевшем конверте выцветившими чернилами, красивым женским почерком было написано – “Никериалу Ленге”.

Та эпидемия жестко искалечила столько судеб, заставила невыносимо страдать Ника, Элизабет…

Я вздохнула, вытерев ладонью слезы и снова попыталась вчитаться в витиеватые предложения. А ведь я раньше особо не задумывалась, что в обычных строках древних талмудов по истории заключены целые судьбы, разыграны трагедии государств.

“Королева Элизабет Келионендорская, милостью Пресветлой, достопочтенно правила двадцать шесть лет, оставив после себя процветающее королевство своему сыну, королю Визарию… Славилась состраданием к бедным, покровительствовала ученым, магам, жрецам… О любви, достойной Пресветлой Богини, между ней и королем… “

Чушь! Я резко захлопнула книгу не дочитав до конца ни одного предложения про мою прабабушку. После красочного рассказа библиотекаря упоминания о королеве Элизабет в книгах только… раздражали. Мне все казалось ложью. Никто не писал о ее чувствах, о том, что она предала целителя, чтобы стать королевой, о том, что она разрушила человеку жизнь…

– Вот ты где! – раздался над головой слегка раздраженный голос брата. – Ты где пропадала?

Я посмотрела на него, не совсем понимая в чем провинилась.

– Мне уже нельзя почитать?

Ариан вздохнул, покосившись на закрытую книгу:

– Не в этом дело… Вставай, нам нужно срочно поговорить!

– Что-то случилось? – обеспокоенно произнесла я, вставая из-за стола.

Брат лишь отмахнулся, торопливо взял меня под ручку и повел на выход. В дверях мы столкнулись с магистром Стефаном. По его гадливой улыбке, которая появилась на губах, когда он увидел меня и то, как напрягся Ари, можно было предположить, что брат явно хотел избежать этой неприятной встречи.

– А-а-а-а, – сладко протянул магистр, окинув меня довольным взглядом. По моей спине невольно пробежали мурашки. – Я вижу, что Ее Королевское Высочество нашлась и… – он посмотрел на моего брата, – Вы успели поведать принцессе о той великой чести, что она удостоилась?

Брат как-то резко посмурнел и его пальцы, которые держали мою ладонь, невольно сжались крепче.

– Нет, – тихо, но ясно, произнес он.

Я недоуменно глянула на принца. Какой еще чести? Неужели, переговоры с послами уже подошли к концу и мне пора собираться к отъезду?

– Тогда позвольте объявить сию новость мне?

– Нет, – еще резче ответил брат и бесцеремонно оттолкнув с прохода магистра, потянул меня в коридор.

Я услышала, как позади нас подавил смешок Стефан и иронично поинтересовался у принца:

– Его Высочество думает, что если утаит правду, то убережет принцессу?

Брат остановился и гордо обернулся, смерив мага уничижительным взглядом, словно магистр был надоедливой букашкой. От Ариана веяло властью, но только я знала, что за этой бравадой скрывался страх… страх перед тем, что я могу узнать. Но почему он так волновался? Я же давно смирилась с отъездом на родину Родрика и больше не испытывала никаких чувств по этому поводу.

– Это не ваше дело, магистр Стефан, – обворожительно улыбнулся брат. – Или же совать свой нос в любую щель у вас вошло в привычку? Не вам ли напоминать, что излишнее любопытство не доводит до добра.

Я крепче сжала ладонь Ари, пытаясь одернуть, не допустить начало скандала. Может, брат и был уравновешен, обходителен даже с врагами, но сейчас… он не был похож на себя. Его что-то выбило из колеи, заставило на мгновение показать свои истинные эмоции. Я чувствовала, что внутри у него все клокотало от гнева, ощущала кожей бурю эмоций, что рождалась в его душе и… слезы Элисень, которые висели у меня на шее, раскалились, я почувствовала их, даже сквозь кожаный мешочек. Я резко отдернула руку, не в силах больше терпеть обижающую боль. В тот же момент реликвия “успокоилась”, а чувства брата, которые я так ярко ощущала, исчезли.

Почему реликвия внезапно взбесилась? Этого никогда раньше не было!

Стефан и Ариан странно покосились на меня.

– Я… не надо ссор, Ариан, – тихо произнесла я. Нельзя, чтобы они поняли, что произошло на самом деле. – Я знаю, ты хочешь уберечь меня, но… Я уже все знаю.

Трудно не знать, когда отец уже столько месяцев лелеет планы выдать меня замуж за Родрика, а сегодня были переговоры по этому поводу.

– Знаешь? – тихо переспросил брат. Стефан лишь раздраженно цокнул, видно слегка раздосадованный тем, что не он сообщил мне эту “прекрасную” новость. – И ты…

– Со мной все порядке, – успокаивающе улыбнулась я, дотронувшись до его руки. Реликвия больше себя никак не проявила и это меня слегка порадовало. – Я знала, что рано или поздно это произойдет. И, честно сказать, смирилась с неизбежным.

Стефан неожиданно захлопал в ладоши.

– Браво, миледи, – гадливо улыбнулся он, – из вас выйдет превосходная монахиня!

По моей спине невольно пробежались мурашки. Причем здесь это?

– Магистр Стефан, – спокойно произнес брат, слишком доброжелательно посмотрев на советника. – Вам лучше уйти.

– Ваше Высочество, – все также улыбался мерзкий маг. – Я, право, всего лишь хотел поздравить миледи! Ей ведь была оказана такая великая часть – отправиться в монастырь!

Сердце внезапно рухнуло вниз, в коридоре стало невыносимо душно. У меня внутри все сжалось в комок, стало больно, горько, гадко. Отец решил отдать меня в монастырь?! В эту обитель старых дев, чтобы я там заживо гнила всю свою жизнь и умерла в рассвете сил от какой-нибудь чахотки в холодной келье?!

– Я благодарна вам за… соучастие, – через силу улыбнулась я, давя в себе все эмоции. Только бы не заплакать, только не заплакать… Эта новость была совсем не той, что я ожидала, но показывать мерзкому советнику свой шок? Дать ему повод торжествовать? Ну уж нет!

Стефан, кивнув на прощание, ушел, и я с братом осталась наедине. Говорить совсем не хотелось, было такое чувство, что меня словно предали, плюнули в душу, потоптались там грязными сапогами. За что? Я мало страдала? Отцу недостаточно было меня морально унизить, он захотел меня уничтожить? Стать монахиней… это… это словно приговор на медленную мучительную смерть! Хотя свадьба с Родриком была не лучше и по-сравнению с ней, монастырь привлекал меня больше.

– Прости… – прошептал Ари, приобняв меня за плечи. – Я пытался…

– Ничего страшного, – горько улыбнулась я. Мой голос дрожал, в горле застрял ком непрошенных слез, но мне хотелось казаться сильной, не показать своих истинных эмоций.

– Послы… они сказали, что им не нужна “подержанная принцесса”, пытались этим сбить цену, хотели получить больше приданного – часть земель Аэрльенского герцогства, но отец… Я пытался его убедить, но он был непреклонен и… я совершенно не понимаю, что на него нашло…

– Я ведь сказала, что ничего страшного! – с нажимом проговорила я, скинув со своего плеча руку брата. Как он не понимает, что я не хочу этого слышать!

– Я тебя вытащу оттуда, обещаю, – неожиданно обнял меня со спины брат и прошептал. – Ты только не сдавайся. Хорошо?

Говорить, что я уже давно сдалась, еще тогда, стоя на пороге кабинета отца, я не смогла. Он… он так надеялся, верил, что все будет хорошо, да только давным-давно минули светлые дни, а небо скрылось под тяжелыми свинцовыми тучами.

А ведь моя судьба чем-то схожа с судьбой королевы Элизабет… Следовало рассказать брату, что я про нее узнала, но… но вместо этого я протянула ему письмо прабабушки:

– Ари, можно попросить тебя об услуге? Передай это письмо магистру Филгусу Гоннери.

Ариан недоуменно посмотрел на старый пожелтевший конверт.

– Но…

– Обещаешь?

Он, немного поколебавшись, уверенно кивнул, приняв конверт и спрятав его в одежде. Я искренне улыбнулась.

Я не имею права его читать, но ведь Филгус Гоннери это… иное. Ведь так?

Глава 2. Мир глазами того, кто должен был умереть

– Сострадание и понимание – вот ключ к Сердцу любого пациента.

– А я думал, ключ к Сердцу пациента – это умение вскрывать его грудную клетку.

разговор целителя и патологоанатома госпиталя Парнаско

Филгус Гоннери сидел и немигающее смотрел на двери операционной палаты номер шесть. Минуты превратились в часы, а ожидание в неизвестности – в извращенную пытку. Сбылись самые худшие его кошмары, да и эта реальность, казалась сном, слишком неожиданно навалилось пугающее известие на четвертого члена Совета магов.

Сердце мужчины ныло, сжималось в плохом предчувствии; руки дрожали, ему хотелось схватиться за голову, вцепившись в свои светлые волосы и завыть от бессилия. Разорвать Стефана, разбить до крови кулаки об стену, накричать на целителей, жену, себя. Сделать хоть что-нибудь, только чтобы не чувствовать себя беспомощным, чтобы забыться, перестав ощущать изнутри обжигающую боль. Но он недвижно сидел на скамейке и немигающее смотрел на дверь операционной.

Он клял себя за беспечность, за то, что подверг опасности брата, не восприняв вСерьез угрозу со стороны магистра Стефана. И вот что обернулись его ошибки. Маг, съедаемый заживо собственными страхами за жизнь лучшего друга, впервые в своей жизни молился Пресветлой Элисень, прося забрать вместо жизнь Ники его.

Перед глазами мужчины стали всплывать картины недавнего прошлого. Как он, почувствовав неладное, попытался связаться с Ником через зеркало, но не получил ответа, как метался по комнате, не находя себе места и, наплевав на свои обязанности, ринулся к порталу. Да, потом Партар будет на него кричать, может даже лишит на время должности за срыв важной миссии или же отправит в изгнание, оформив это как дипломатическую поездку в удаленный уголок мира. Ему тогда на все это было наплевать, да и сейчас, если честно, тоже.

Портал неожиданно выбросил его на заснеженной поляне около замка друга и то, что предстало его взору, совершенно выбило мага из колеи. Замок пылал, огненным заревом освещая ночное небо, огненные языки уже лизали шпили башен, воздух был наполнен удушающим в черным дымом, а совсем рядом выла, словно сошедшая от горя с ума, домовая Милена. Тогда ему впервые стало плохо – Сердце кольнуло, словно раскаленным железом, ноги подкосились, стало трудно дышать, но он, превозмогая боль, прошипел сквозь зубы целительское заклинание, и ринулся в огонь.

Заклинания стихий всплывали в голове неожиданно четко, хотя он ими уже не пользовался больше десятка лет, он крушил преграды, ломился через огонь, перепрыгивал пылающие пропасти, пытаясь дойти до своего брата. Воздух в воздушном пузыре уже стал заканчиваться и потянуло гарью, когда золотая нить поискового заклятья привела его к порогу библиотеки. Оттуда тянуло свежестью, холодом и после обжигающей Преисподней пылающего замка, казалось, что там застыла арктическая зима.

Схватившись руками за раскаленные ручки дверей, он с натугой приоткрыл невыносимо тяжелые створки и оттуда, в ту же секунду порывом распахнув двери, вышел холодный воздух, мгновенно превратившийся в пар. Сугробы таяли на глазах, превращаясь воду, а после в пар, огонь шипел, извиваясь – столкнулись две стихии и вторая с позором ему проигрывала.

Изломанную фигуру Ника он заметил сразу и кинулся к нему на помощь. Да только помощь, похоже, запоздала. Целитель был неестественно бледным, холодным, с посиневшими губами, с которых медленно стекала черная кровь. Вены на его лице почернели и вздулись, а Сердце… Филгус не мог почувствовать его ударов, как и жилку, что должна была биться на шее. Обгоревшие пальцы задрожали, маг вновь попытался нащупать пульс, не веря, что это конец.

Как он выбрался из замка, Филгус не помнил. Очнулся на пороге госпиталя, прижимая к себе тело лучшего друга и дрожа от опустошенного резерва магии. Он ворвался в приемное отделение воя что-то неразборчивое, обезумевшим взглядом нашел дежурившую милсестру….

Милсестры что-то говорили, пытались увести его, но маг, накричав на них и оттолкнув с дороги, пытающегося успокоить его целителя, ринулся за братом, замерев лишь на пороге операционной. Милсестры суетились, готовили стол и магические приборы к использованию, Азель отдавал распоряжения целителям, умудряясь попутно переодевать целительскую робу и осматривать Ника. Невольного свидетеля заметили не сразу, а после – увели в коридор и отдали в распоряжение подоспевших милсестер.

Филгус пришел в себя, когда позади него сомкнулись створки операционной, отбился от приставучих работниц госпиталя, которые все пытались обработать полученные им ожоги и, дойдя на негнущихся ногах до ближайшей скамейки, занял свой пост.

Шаги Лиры он не услышал, только почувствовал, ее осторожное прикосновение. Спрашивать, как она здесь очутилась, он не стал, а просто позволил ей немного разделить его ношу и вахту. Жена не пыталась увести его от операционной, женщина прижалась к его пропахшей потом, кровью и гарью обгоревшей одежде, накрыла своей холодной ладонью его красные от крови пальцы и молчала.

– Все будет хорошо, – хрипло прошептал он, скорее пытаясь подбодрить себя, чем ее. Свой голос казался ему чем-то чужеродным, будто, он от него отвык в этой пугающей тишине, а слова были словно лишними.

Лира кивнула, сильнее прижавшись к мужу. Потянулись гнетущие часы ожидания.

Наступило утро и безмолвный госпиталь ожил: с приемного отделения стали раздаваться голоса, по коридору торопливо проходили целители, некоторые из которых направлялись в операционную, сменяя истощенных коллег. Несмотря на безмерную усталость и боль, которые навалились на Филгуса, как только схлынул адреналин, он не сдвинулся с места. Неприятное жжение в груди все усиливалось, стало трудно дышать, руки, спина и правая щека горели словно огнем, а глаза невольно закрывались… Филгус понимал, что у него, похоже, магическое истощение – он и сам с трудом верил, что смог вытащить друга из того пылающего ада, – и если бы не жена, при которой не хотелось показывать слабость и сила воли, не позволявшая сдаться, он бы не продержался в сознании так долго.

Из операционной вышел Азель. Он окинул усталым взглядом помещение и целенаправленно пошел в сторону четы Гоннери. Филгус с трудом встал, поддерживаемый за локоть своей женой и, задержав дыхание от страха, с надеждой посмотрел на главу госпиталя Парнаско. В душе теплилась надежда, что все будет хорошо, хотя разум ждал лишь плохих новостей…

Магистр Гарриус вымученно улыбнулся, пытаясь придать изможденному лицу более менее приветливое выражение, и устало сказал заветные слова:

– Главное, он будет жить.

Лира облегченно вздохнула, на ее губах расцвела улыбка. Она радостно взглянула на мужа, ожидая увидеть хотя облегчение, но магистра внезапно повело в сторону: у него закружилась голова, в ушах зашумело, а последнее, что он услышал – это испуганный оклик жены.

Очнулся Фил в палате. Его тело болело, и в нем чувствовалась слабость, а магический очаг, словно горел огнем, принося от каждого неосторожного вздоха резкую колючую боль. Рядом с койкой сидела Лира. Она почти сразу заметила, что Филгус очнулся – он стал дышать хрипло, с натугой, постоянно морщась от боли. Женщина налила в стакан воды и, придерживая мужа за голову, помогла ему из него отпить.

– Что… произошло? – через некоторое время тихо проговорил Филгус. В его горле все еще першило от сухости, несмотря на то, что он только что глотнул воды. Он рассеянно осмотрелся, постепенно понимая, что находится в одноместной палате. – Я… потерял сознание?

– Магистр Гарриус говорит, что у тебя простое магическое истощение, – нахмурилась Лира, ставя стакан на тумбочку. – Еще ожоги разной степени, подавленный инфаркт, – она резко посмотрела на мужа. – Ты что, его пытался собственноручно исцелить?! Балбес! А ведь еще молчал, строил из себя героя! Да и я, дура, чего мне стоило заставить себя пойти к целителю?

Она вздохнула, недовольно хмуря брови и расправила складки на одеяле мужа. Филгус успокаивающе дотронулся до ее руки и слабо улыбнулся. Его жена всегда была такой – излишне импульсивной, громкой, скрывавшей за своими яркими эмоциями истинные переживания, но, к счастью, быстро теряла нужный запал. Полная его противоположность. Филгус всегда переживал все в себе: долго, мучительно, разбирая по косточкам каждое слово, эмоцию, принимая все близко к Сердцу.

И вот сейчас, недовольно цыкнув на мужа, она смягчилась, более благожелательно сказав:

– Тебе запрещено вставать с постели три дня, а магией пользоваться, по меньшей мере, неделю! Ты меня ясно понял?

Мужчина рассеянно кивнул и невольно поморщился, дотронувшись до болящей груди:

– Сколько я здесь нахожусь? Ты видела Ники? Как он?

Женщина замялась, как-то рассеянно убрав с лица мешавшуюся огненную прядь:

– Больше суток. А с ним все хорошо… относительно.

В Сердце магистра прокралось плохое предчувствие:

– Но…

– Он жив, милый, – легонько улыбнулась Лира, дотронувшись до колючей щеки мужа, – но магистр Гарриус погрузил его в магическую кому. Ничего страшного, просто так поврежденные ткани и органы будут восстанавливаться быстрее и эффективнее, а риск остановки Сердца станет минимальным.

Филгус расслабился, а в его теплых шоколадных глазах исчезла тревога. Азелю он доверял и верил, что тот быстро поставит брата на ноги. Не могло быть иначе. Это же сам магистр Азель Гарриус, мастер Целительства и, самое главное, приемный отец Никериала! А своего приемного сына тот любил, как родного и ради него мог пойти на многое. Уж это Филгус Гоннери чувствовал хорошо. Дар Видящего всегда помогал правильно оценивать людей и видеть их скрытые чувства.

Мужчина вздохнул, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Тело было вялым, непослушным, побаливала голова, словно после долгого сна, ныли конечности, а во рту застыл привкус горьких трав, видно его поили какими-то лекарствами. Боль в груди была терпимой и если сперва она доставляла сильные неудобства, то сейчас, похоже, он к ней немного привык. Магистр только ощущал внутренний дискомфорт от недоступности магии, от того, что он вмиг стал столь уязвимым. На руках не осталось и следов ожогов – пальцы покрывала новая розоватая кожица, мягкая, без мозолей, словно это были руки изнеженной барышни. Непривычно. И пахло от них спиртом с нотками шафрана, Филгус подозревал, что от него сейчас разило этими “благовониями госпиталя” за милю, как от заядлого алкоголика дешевым пойлом.

Магу внезапно вспомнилось, как он в молодости попал в госпиталь, после свидания с демоном в замке Лиры. Тогда ему было намного хуже, а лицезреть каменный потолок в палате пришлось чуть больше месяца. С тех пор он невзлюбил палаты, милсестер, которые с милой улыбочкой садиста поили его тошнотворными отварами и ставили уколы, но больше всего стал ненавидеть свое чувство беспомощности. Даже там, когда его с упоением пытала Лира, он чувствовал, что лишь играет со смертью, знал, что в любой момент способен остановить пытку. Вот только в обители Азеля он не чувствовал уверенность в том, что может контролировать ситуацию, он был полностью во власти чужих людей. И это пугало…

Лира, увидев, что муж больше не горит желанием с ней общаться и временно ушел в себя, ушла из палаты. Филгус подозревал, что за милсестрой, уж слишком быстро и тихо она исчезла.

Маг попытался встать, прикусив губу от резко вспыхнувшей боли и подавив невольный вздох. Голова тот час закружилась, стало душно, а грудь словно разрывали изнутри. Пальцы невольно крепко сжали тонкое одеяло. Магистр глубоко, но осторожно, вздохнул, подождав, пока резкая боль перейдет в ноющую и вновь рискнул подняться. Но теперь потихоньку, неистово борясь с беспомощностью за каждый миллиметр, за возможность просто сесть.

Может, он и доверял Азелю, но проверить Ника следовало обязательно, хотя бы для того, чтобы успокоить душу. Да и не было сейчас времени лежать на больничном – он и так непозволительно долго пролежал в беспамятстве.

Лира вернулась как всегда не вовремя. Магистр Гоннери как раз сумел сесть, отчаянно борясь с приступами головокружения и тошноты, и через несколько минут намеревался встать.

Женщина охнула, всплеснула руками, словно непутевая мамаша, заставшая своего сыночка за чем-то запретным, и мигом оказалась рядом. Где-то позади нее мялись молодой целитель и милсестра, в руках которой был поднос с целебными зельями, мазями и грозными шприцами. Филгус скользнул по работникам госпиталя взглядом, краем сознания отмечая, что они не опасны.

– С ума сошел! – воскликнула она, попытавшись уложить мужа обратно в кровать. К вящему сожалению Фила успешно, ибо сопротивляться у него просто не осталось сил.

– Я должен увидеть Ники, – еле выдохнул мужчина, чувствуя, как внутри него постепенно рассасывался тугой комок боли. Он не намеревался так просто сдаваться. – И Азеля.

Главу госпиталя Парнаско нужно было поставить в известность о душевных и теплых отношениях его блудного сына и бывшего Высшего целителя. Магистр Азель был весьма умным мужчиной, он сможет без шума оградить Ника от потенциальной угрозы. Стефан был той еще сволочью и Фил боялся, что он все же доберется до его брата и завершит начатое.

– Не позволю! – тут же возмутилась его жена, положив свои руки на грудь Филгуса, словно не позволяя ему вновь встать. – Магическое истощение это тебе не простой насморк! Хочешь на всю жизнь остаться калекой?

Лира замолчала и отвела взгляд. Ее руки ощутимо дрожали. Она как никто другой знала, как больно в один миг лишиться большей части своей магии, стать ущербной и никому не нужной. Она боялась, что кому-то из ее родных придется стать как она. Фил видел это, почти осязаемо чувствовал ее страх, но не мог его разделить вместе с ней. Жизнь Ника для него всегда была выше своего собственного благополучия.

– Милая, – вздохнул маг, сжав рукой ее холодную ладонь. – Ты ведь знаешь, что я все равно не отступлю, – он глянул на притихших работников госпиталя. – И Азель это прекрасно понимает, раз прислал ко мне целителя со способностями проводника энергии.

Лира вмиг обернулась, с удивлением взирая на молодого паренька.

Тот неуверенно улыбнулся, словно смутившись от незаслуженной похвалы, и тихонько спросил:

– Господин, а как вы узнали мою специализацию?

Филгус поморщился – объяснять каждому, что он видящий, стало слишком утомительно еще на первой сотне раз.

– Магистр Гарриус похвастался, что у него есть прекрасные специалисты в этой области.

И ведь почти не соврал – специалисты в госпитале Парнаско усилиями его главы были и вправду весьма одаренными. Хотя Никериал всегда утверждал, что его коллеги “заносчивые засранцы” и “невежественные идиоты”. Про свою манию величия и высокомерие целитель, естественно, не проронил и слова.

Через некоторое время магистр Филгус самостоятельно шел по коридорам госпиталя, мысленно благодаря Азеля за предоставленного целителя. Тот и вправду оказался хорошим специалистом и почти безболезненно пополнил своей энергией почти пустой очаг Филгуса. Предоставленная энергия быстро перестроилась в собственную и хоть в резерве было почти также пусто – передавать много энергии было попросту опасно как для целителя, так и для пациента, – теперь можно было не опасаться внезапных обмороков, да и очаг больше не вспыхивал болью при каждом движении.

Палата Ника находилась в отделе интенсивной терапии, там, где восстанавливались пациенты после тяжелых операций или же дожидались своей очереди на оную. К удивлению Филгуса в этом месте оказалось людно – возле палаты дежурили две милсестры, а с ними стоял некий субъект подозрительно ему кое-кого напоминающий и тихо бурчал себе что-то под нос.

Магистра заметили почти сразу. Да и трудно было его не заметить, ибо шел он медленно, останавливаясь через каждые несколько метров передохнуть. Несмотря на лечение Филгус еще не восстановился полностью, и это небольшое путешествие далось ему нелегко.

Подозрительный мужчина, стоявший возле палаты, улыбнулся, заметив магистра, и помахал рукой:

– О! Магистр Гоннери, я вас так рад видеть!

Филгус удивленно вскинул брови. Эти жесты, эта манера речи и яркое “пламя” очага, окрашенное в фиолетовые оттенки, могли принадлежать лишь одному человеку.

– Ты как здесь очутился, Микио? – ошарашено проговорил мужчина, все еще не веря своим глазам.

– Я с ней, – он тут же показал пальцем на раскидистую пальму, притаившуюся за углом и за которой спряталась от праведных очей начальника старшая дознавательница. Алия смущенно улыбнулась и вышла из своего укрытия, невольно потупив взор, словно нашкодивший ребенок.

– А ты как узнала? – устало вдохнул магистр. Он-то надеялся, что инцидент с участием его брата останется тайной, но, похоже, уже вся столица знала, где изволил отдыхать опальный маг.