Текст книги "Возвращение к истокам (СИ)"

Автор книги: Татьяна Садыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

А Ирен? Магистр посчитал здравой мыслью, что принцессе не нужно было говорить о чудесном спасении Ника – она должна была перелистнуть быстрее последние страницы этой затянувшейся главы с магом в своей книге жизни и забыть о той роковой встрече, как о дурном сне. Никериал Ленге не был ее судьбой, а она для него – злым роком, который перевернул обычную жизнь мага с ног на голову.

На руины замка Ника Филгус прибыл примерно через неделю после случившегося. Походил вокруг укрытых снегом обгоревших стен, заглянул внутрь, отметив, что огонь весьма хорошо постарался уничтожить все улики… даже слишком хорошо, словно он был призванным адским пламенем третьей или четвертой степени и, вздохнув воздуха с примесью гари, вернулся в столицу. Чтобы восстановить жилище друга придется вложить много сил и средств.

Нет, Фила не волновал сам замок – его можно было отстроить еще лучше прежнего, но вот то, что с собой унес огонь, восполнить было нельзя. Ник как и любой магистр очень трепетно относился к своим записям, книгам, предметам для исследований, и вмиг лишиться всего… Магистр поморщился, с горечью подумав, как отреагирует его брат на утрату ценнейших вещей. Лишиться всего, над чем ты работал многие годы… это был удар прямо в сердце, нет, даже глубже, словно какой-то варвар покопался в душе и отрезал от нее тупым ножом огромный шмат, оставив после себя лишь жалкие лоскуты.

Конечно, кое-что уцелело – защитная магия библиотеки не дала полностью уничтожить книги, а прибывшие на следующий день после пожара Дариан, Алия и Микио смогли потушить огонь и спасти остатки имущества целителя. Все вещи были переправлены в дом Дара – он обещал попытаться восстановить книги, а также приютить на время безутешно рыдающую домовую Ника и его кота, ошалевшего от гари и железной хватки Милены. Хотя Фил сильно подозревал, что меланхоличный маг приютил домовую, как довесок к большому пушистому котяре, в которого влюбился без ума еще в прошлый визит в замок.

Но счастье поисковика продлилось не долго – Милена сбежала в палату к любимому хозяину, как услышала, что тот жив, и наглый котяра ушел вместе с ней, заняв свое законное место под боком спящего хозяина – то ли охраняя, то ли пытаясь вылечить. Милсестры, целители и даже сам Азель пытались согнать Ларсика с койки, но все тщетно – кот возвращался, лизал холодные пальцы хозяина и устраивался на подушке возле головы, а его пушистый хвост укрывал шею мага, словно шарф. Его умные голубые глаза следили за каждым вошедшим, и Филгус был уверен, что если что, Ларсик сможет защитить своего создателя.

На исходе второго весеннего месяца Ник очнулся. Это произошло ночью. Сиделка внезапно проснулась от жуткого грохота и, вскочив, увидела в свете луны своего подопечного, который упав с койки на пол, пытался на дрожащих руках приподняться. Милсестра ахнула и побежала за помощью.

Филгус прибыл в госпиталь примерно через полчаса и сразу кинулся в палату к брату. Первое, что увидел маг, как вошел туда – в комнате было слишком много народу и все окружили койку с Ником, а Азель задумчиво водил рукой над его телом и с каждым мгновением все больше хмурился. Сам пациент не спал – он не видящее смотрел на потолок, лишь изредка моргая и тяжело дыша, высоко вздымая и опуская грудь, из-за лечения у которой можно было с легкостью пересчитать все ребра.

Ник выглядел изможденным, болезненно худым, с заострившимися чертами лица, а его ноги и руки стали похожи на тонкие ветки, которые можно было легко переломить – он стал похож на узника, которого обрекли на голодную смерть, – и от этого зрелища магу стало не по себе. Филгус, впервые за долгое время, увидев брата без больничной пижамы, сглотнул застрявший в горле ком, и, протиснувшись к Азелю, застыл за его левым плечом. Никериал не обратил внимание на Фила все также смотря в потолок и магистру по-настоящему стало страшно от безучастного взгляда брата. “Что с ним? Почему он себя так ведет? Пускай скажет, хоть что-нибудь?” – мага душили вопросы, но нарушить тишину и сбивать с диагностики магистра Гарриуса он не стал. В нем еще теплилась надежда на лучшее, что глава Парнаско сможет все объяснить.

– Хм… – произнес Азель после всех манипуляций над телом пациента и, хмуро улыбнувшись, обратился к нему. – Спешу тебя огорчить, мой мальчик, ты будешь жить.

– Очень… смешно, – тихим хриплым голосом произнес Ник, повернувшись к своему бывшему наставнику и, облизнув пересохшие губы, еле слышно дополнил. – Была б моя… воля и меня… здесь… не было.

– Ничего, ничего. Мы с тобой после поговорим хорошенько о контроле над энергией, твоем безумном самоуправстве и юношеской безответственности.

Никериал поморщился – то ли от безрадостной перспективы, то ли от боли.

– Не кривись, – сразу же произнес магистр Гарриус, – сам виноват. Если бы не твоя самоуверенность – не попал бы в госпиталь и не слушал нотации своего старого наставника. И посмей только ослушаться и не принимать лекарства – вновь погружу в кому, и будешь спать до самой выписки!

Беловолосый пациент закатил глаза и отвернул голову, даже в таком своем плачевном состоянии пытаясь показать свой характер. Филгус знал, как его друг ненавидит посещать госпиталь в качестве пациента, и более того, не любит чувствовать себя беспомощным в глазах своего наставника – Азеля Гарриуса. Да и то, что сейчас чувствовал брат, как нельзя лучше характеризовало его попытки накинуть на себя маску пренебрежения к наставнику и к его рекомендациям – Нику глубоко внутри было очень неловко, он хотел провалиться на месте, лишь бы не выслушивать, как его отчитывал магистр Гарриус.

Филу не терпелось спросить Ника о самочувствии, удостовериться, что с ним все в порядке, поэтому, как только Азель отвлекся и стал что-то записывать в амбулаторную карту пациента, маг произнес.

– Ник, ты как?

Он бы подошел ближе к койке, дотронулся до тонкой, излишне худой руки, чтобы показать, что он рядом, но не хотелось мешать целителям.

– Фил? – как-то неуверенно прошептал маг, повернувшись к нему. Серые глаза невидяще смотрели куда-то в бок магистру Гоннери – у целителя не было осмысленного взгляда, словно, он не видел своего друга, хотя тот стоял всего в паре шагов от него. – Это… ты?

У Филгуса внутри словно все обмерло – Ник ничего не видел? Он ослеп?

– Это временное явление, – ответил на вопросительный взгляд мага глава госпиталя Парнаско, все также скрипя пером по планшету с записями о пациенте. Рядом с ним стояла милсестра и крепко держала чернильницу. – Омертвление дошло до зрительных нервов и нормально функционировать они будут лишь через некоторое время. Чудо то, что удалось спасти глаза, а остальное… – Азель пронзительно посмотрел на своего бывшего ученика. – Шутки с энергией мертвого мира довольно опасны и надеюсь, после полученного урока кое-кто поумерит свое безрассудство и научится думать головой, а также соблюдать все предписания лечащего целителя.

Ник скривился – его лечащий целитель каждые пять минут напоминал о правилах поведения пациента: не грубить, пить лекарства, а в идеале – молчать и радоваться, а также читал нотации, от которых у больного скоро начнется аллергия. Сознание у мага было вялым, он чувствовал в теле предательскую слабость, которое после осмотра – слегка чесалось, ему с трудом удавалось говорить и слушать, но спать не хотелось совершенно. Он до сих пор помнил о побочных эффектах магической комы – притупление чувств, слабость, затуманенное сознание, порой, если кома длилась слишком долго, пациент не узнавал себя, но уснуть было невозможно в течение нескольких суток. Мерзкое ощущение.

Свою магию он не ощущал – эффект от выпитых настоек, – ничего не видел, лишь слышал и чувствовал людей, которые находились вокруг него. Они слишком часто и громко дышали, слишком громко скрипело перо в чьих-то руках, слишком сильно пахло спиртом и накрахмаленными простынями – для Ника сейчас было все слишком. Он бы возмутился, если б не слепота – маг хотел чувствовать хоть какое-то подобие жизни, неосознанно боясь остаться наедине со своими вяло текущими мыслями.

Его пальцы накрыла чья-то теплая ладонь, а койка слегка прогнулась под тяжестью – кто-то присел рядом.

– Ники, – еле слышно проговорил Филгус. Ник вздрогнул, услышав знакомый голос, и сжал ладонь лучшего друга – слабо, ибо сил у него было немного, но и этого хватило, чтобы сполна передать родному человеку то, как он рад его слышать. Фил улыбнулся и продолжил. – Ты меня сильно напугал… очень сильно. Не делай так больше, хорошо?

– Не могу… обещать.

Четвертый член Совета слабо улыбнулся на такой откровенный ответ своего названного брата, и, наполнив из графина стакан водой, осторожно дал из него отпить Нику.

– Главное, что сейчас все хорошо.

Филгус так и не понял, кому он это сказал – брату или себе. Целители, которые ранее толпились вокруг койки Ника отошли вместе с магистром Гарриусом в сторону и стали что-то активно обсуждать, накинув на свою компанию полог тишины. По тому, как жестикулировали почтенные маги и вчитывались в свои записи – консилиум проходил довольно оживленно и Фил стал подозревать, что дальнейшее лечение важного пациента будет также весьма… активным. А зная характер брата… магистр все никак не мог решить, кому посочувствовать первым – Нику или почтенным целителям. Хотя под пристальным присмотром Азеля его другу не удаться побуянить и как в прошлый раз саботировать лечение – тогда Фил и Ник попросту сбежали из госпиталя, решив, что самолечение им пойдет на пользу лучше, чем прозябание в “мрачной обители милсестер”.

– Они… ушли? – еле слышно прошептал сам больной. Молчание больше двух месяцев не прошло для его голосовых связок бесследно, и если сперва маг говорил довольно бойко для своего состояния, то сейчас явно разговаривал с трудом и с более большими паузами после слов.

Филгус прекрасно понимал и чувствовал Ника – лишившись на время двух основных источников информации – магии и зрения, – ему было явно не по себе, он чувствовал себя беспомощным и пытался узнать как можно больше информации от других.

– Нет, – вздохнул магистр, косясь на консилиум магов. – Они что-то обсуждают под пологом тишины.

Пациент госпиталя Парнаско шумно вздохнул и явно в это мгновение захотел оказаться как можно дальше.

– А… как… Ирен?

– С ней все хорошо, – успокоил друга Фил и, видя, как от его слов сразу расслабился Ник и даже слегка улыбнулся, продолжил. – Она дома и в безопасности.

Про то, что Ее Высочество во дворце под домашним арестом он решил не упоминать. Сейчас было не время для откровенных разговоров – Нику еще нужно было окрепнуть, и сейчас он держался только благодаря целебным настойкам и магии целителей.

Никериал всегда переживал за окружающих его людей, невольно беря их в свою зону ответственности и принцесса, сама не зная этого, попала под опеку мага. Ник искренне переживал за наивную девушку и хотел ее уберечь и слова друга, словно скинули с его груди камень, который мешал дышать полной грудью.

– Стефан на свободе, – не став дожидаться вопроса, Филгус заговорил первым. – Но не волнуйся, недолго ему гулять по этой земле, уж я об этом позабочусь. Милена здравствует и если бы не Азель, который послал ее с одним поручением, денно караулила у твоей постели. Твой кот тоже жив и здоров и сию минуту прячется от зоркого взгляда Азеля где-то в госпитале, дожидается, паршивец, когда тот уйдет из палаты. Что же еще…

За разговором Филгус и не заметил, как к нему подошел Азель и положил руку на плечо. Магистр вздрогнул и посмотрел на главу госпиталя, который кивком показал магу на дверь. Часы посещения закончились, Нику нужно было отдохнуть от всей той кипы информации, что на него сейчас свалилась.

– А замок? Чт.о… с н… им.

Филгус виновато отвел взгляд – вот этих расспросов он опасался и хотел оттянуть их как можно дольше. Маг закономерно боялся, что обессиленного целителя может хватить удар от такой новости. На члена совета и так недобро косился магистр Гарриус за то, что тревожил его пациента “лишней информацией”.

– Извини, но мне уже пора идти. Отдыхай и набирайся сил.

И легонько потрепав шевелюру брата – как в детстве, – покинул палату, в которой вмиг стало почему-то душно.

***

Дело со Стефаном двигалось медленно, натужно, словно повозка, груженная гранитными плитами, которую тянул мул по сельской дороге. Магистр Стефан был слишком осторожен, умело прикрывал тылы и мастерски заметал следы – Филгус уже начал понимать раздражение принца, ибо и сам еле находил тонкие ниточки махинаций нового советника, которые от любого неосторожного действия могли порваться. Легче было создать компроматные бумаги самому, как и предлагал Ариан в качестве запасного плана, но для этого следовало соблюсти несколько условий: достать оттиск личной печати магистра и его магическую подпись.

Печать маг всегда носил с собой на руке – перстень-печатка, а “свежую” магическую подпись можно было достать из его крови – в ней текла энергия мага, которую использовали в подписи. К сожалению, для этого нужно было находиться в близком окружении Стефана или же завербовать кого-либо из этого окружения, но сам маг никогда не подпускал к себе никого близко, держась ото всех на расстоянии. “Растопить лед в сердце” – как заявил Микио, вызвался сам иллюзионист, сказав, что он в этом деле настоящий мастер, а также пообещав найти компромат в самом доме магистра Стефана. Фил, который к тому времени уже стал просто координатором всех действий, дал добро. Магистр Гоннери не мог сам лезть в это дело, ибо он был у всех на виду, но вот руководить помощниками….

Так и незаметно образовалась целая команда: Алия собирала полное досье на Стефана, Микио пробивался в его окружение, Дариан штудировал неизведанные им ранее трактаты по бытовой магии, пытаясь восстановить хоть малую часть обширной библиотеки Никериала, а Филгус руководил всеми действиями, попутно ограждая Ника от волнений и свежих новостей.

Что думал на всю эту суматоху сам больной, Филгус не знал – после той ночи, когда очнулся Ник, целитель замкнулся в себе, словно отгородился от всего мира и, в особенности, от своего старшего брата. Филу было с ним трудно разговаривать: Ники постоянно молчал или же отделывался односложными предложениями, часами неподвижно лежал и невидяще смотрел на потолок, хотя до сих пор был слеп, с неохотой ел – вел себя так, словно не хотел жить. И это довольно сильно пугало мага. Он боялся потерять брата, но не знал, как ему лучше помочь. Откровенно поговорить? Уверить, что все будет в порядке? Фил знал, что сейчас от этих разговоров не будет толку и лучше любых слов помогут действия.

На улице лил дождь, возможно первый в этом году – громыхал гром, сквозь тяжелые свинцовые тучи сверкали молнии, озаряя темные улицы столицы, веяло свежестью – ливень заглушил мерзкие запахи городской клоаки. Кутаясь в темный, потяжелевший от дождя плащ, Филгус толкнул дубовую дверь, выкрашенную в ярко-алый цвет с уже начинающей облупляться краской, и вошел в полутемное помещение. В нем было светло, шумно, везде сновали полураздетые женщины, а в воздухе витал аромат похоти и дешевых духов. Бордель. Вотчина одного из самых известных и лучших информаторов королевства – Игоря.

Его клиентами были многие известные люди, в том числе и магистр Стефан. Казалось, что Игорь знал обо всем, мог найти любого, конечно, за довольно существенную плату. Сеть информатора затянула в свою паутину целое королевство, а бордель стал отличным прикрытием для него, так и для его клиентов, которые не хотели лишней огласки. Магистр Микио лично знал Игоря, даже восхищался им и именно он склонил далеко не последнюю фигуру преступного мира к сотрудничеству. Чем его подкупил маг, Филгус не знал и, если честно, не стремился узнать, памятуя о странностях магистра.

Главное было то, что Игорь согласился им помочь, а магистр Гоннери мог щедро заплатить за знания информатора и не только золотом, но и редкими артефактами, книгами, землями. Конечно, Фил мог узнать, что хотел новый советник и у самого пострадавшего, но тот еще был слаб, пребывал в апатии из-за навалившихся на него событий и маг подозревал, что Ники мог многое недоговаривать. Нет, магистр Гоннери не хотел тревожить брата и напоминать ему о том ужасе. Лучше немного подождать. Время лечит.

Натянув поглубже капюшон, Филгус подошел к женщине, которая сидела за круглым столом и ярко отличалась от всех тех девушек, что сновали по дому. Ей было уже явно за пятьдесят лет, но несмотря на возраст, ее лицо еще хранило остатки былой красоты. В отличие от других работниц борделя, она надела закрытое темно-синее платье со стойким воротником, ее черные с проседью волосы были строго заколоты в пучок, а узловатые сухие пальцы крепко держали перо, которым она в толстой тетрадке отмечала всех посетителей. У нее были умные темные глаза, женщина оценивающе смотрела на нового гостя дома утех, а тонкая бровь, изогнулась в немом вопросе – она ждала, пока Фил назовет причину своего прибытия. От нее так и веяло строгостью, словно она работала настоятельницей в гимназии для благородных девиц, а не престарелой шлюхой, присматривающей за молодыми девицами и посетителями.

Фил протянул ей знак, начертанный на обычной деревяшке – особый символ, который прежде дал ему Микио для того, чтобы магистра пропустили к Игорю. Женщина кивнула, подозвала свою помощницу, чтоб та присмотрела за порядком и повела Филгуса к начальнику. Кабинет “бордель-маман”, под личиной которой скрывался известный информатор, располагался на четвертом этаже и, войдя в него, маг отметил, что он был обставлен довольно богато. Игорь явно любил роскошь или же хотел произвести впечатление на своих клиентов. На диване, обитом синим атласом и расшитом золотыми цветками, лежал Микио, принявший облик синеволосого мужчины, так полюбившегося ему в последнее время.

За рабочим дубовым столом хозяина борделя не было, как и в самой комнате.

– Ну наконец-то! – воскликнул иллюзионист, как только Филгус и сопровождавшая его женщина вошли в кабинет. – Ты чего так долго? Я уж думал, что умру со скуки и любопытства!

За Филом захлопнулась дверь, щелкнул замок, а престарелая шлюха, обогнув замешкавшего на пороге мага, вальяжно расселась на диване, прежде скинув с него ноги иллюзиониста. Ее черты исказились, словно в безобразной гримасе и с неприятным хрустом перестроились в новое лицо – намного моложе и красивее. Она стала выше, подтянутей, и полнее в груди, черты ее лица стали женственнее, округлее, а на голове вместо тугого пучка, появилась толстая светло-русая коса. Ее глаза цвета васильков внимательно смотрели на мага, ожидая реакции, а губы скривились в победной ухмылке – она явно хотела произвести впечатление и ей это сполна удалось.

Но сразила на повал магистра не неожиданное превращение женщины, а последующая за ним фраза Микио:

– Знакомься, Фил, – он положил свою руку на плечо статной красавицы, – это Игорь и она метаморф.

– Да? – справившись с удивлением, недоверчиво осведомился маг. – Не думал, что они существуют.

Женщина фыркнула, скрестив на груди руки, а Микио нарочито громко возмутился:

– Ты что! Конечно существуют! Это аномалия! Редкость! Врожденный талант!

Магистр Гоннери присел напротив этой странной парочки, решив, что стоять на пороге и разговаривать – вверх приличия. То, что женщина метаморф ему верилось с трудом, но и отрицать этого он не мог, тем более, что именно эта особенность и объясняла обширные знания информатора. Метаморфы, хоть и считались, чуть ли не былью, но из-за своих особенностей строения могли быть идеальными шпионами и диверсантами. Филгус встречал ранее упоминания об этих существах в архивах, да и в пору учебы его учитель рассказывал былины о странных оборотнях, которых породил сам Настерревиль.

Если среди людей встречались альбиносы, из-за отсутствия пигментации или же люди с полной невосприимчивостью к магии, то среди других рас были свои “самородки”. Ходили слухи на грани легенд, что среди оборотней иногда рождались дети, которые не могли обращаться в зверя, но зато запросто меняли свои человеческие личины. Они отличались от иллюзионистов, тем, что их магию невозможно было почувствовать – они не применяли магию, а полностью ощущались тем, под чьей личиной находились. Генетический парадокс, неподтвержденная легенда, представитель которой сейчас сидела (или сидел) перед Филгусом.

В Княжество оборотней обычному человеку или магу путь был заказан, да и сами оборотни отрицали существования у них метаморфов, но слухи плодились, обрастали невиданными подробностями, хоть и ни разу за столько веков ни один ученый, занимающийся исследованиями генетики не нашел подтверждение существований этих существ. А те, коих они к ним причисляли – оказывались искусными мастерами иллюзий.

И поверить, что представить легендарного вида скромно сидел перед ним? Филгус отказывался доверять своим глазам, хотя дар подсказывал, что эта женщина довольно необычна – она ощущалась не так, как другие существа, виданные им ранее. У него внутри, словно что-то свербело от ее пронзительного взгляда, будто она тянула свои щупальца энергии к его ауре, читала ее как открытую книгу. Фила невольно передернуло. Женщина это заметила и усмехнулась, отведя взгляд. Ощущения, словно ему лезли в душу, вмиг пропали.

– Допустим на миг, что я поверил, – магистр Гоннери решил прояснить некоторые моменты. Уж очень ему не нравилась вся эта история и поведение барышни – она на него смотрела сверху вниз, как какая-то снобливая аристократка. – Тогда почему вы мне сообщаете столь важные сведения о себе, за которые вас могут с легкостью убить. Конечно, во благо науки и королевства… А я все же четвертый член Совета магов и мой долг велит мне…

– Ты никому не расскажешь, – впервые за весь вечер подала голос метаморф. Он был по-детски звонкий и чистый. – Тебе невыгодно это делать, о великий и ужасный четвертый член дурацкого Совета.

– И почему же?

Вместо ответа метаморф фыркнула и снисходительно на него поглядела, словно и вправду не веря, будто он сам не знает ответа на этот вопрос.

– Правда она милашка, – умиленно проговорил иллюзионист, с щенячьей любовью и преданностью смотря на женщину.

Та ударила Микио по голове и недовольно проворчала:

– И ты молчи, о ужасный седьмой член дурацкого Совета.

– А почему не великий? – с детской обидой в голосе спросил Микио.

– Потому что не дорос.

Магистр Гоннери даже удивился их странной перепалке. За несколько лет общения с Микио он привык к странностям иллюзиониста, так почему же и его друзьям не быть такими же? Смириться или же не обращать внимания на поведение “Игоря” он с легкостью мог, ведь она знала то, что ему нужно. Да и годы в Совете не прошли бесследно – более уравновешенного человека, чем Филгус не было во всем дворце советов.

– И все же, – мило улыбнулся магистр, совсем не тронутый иронией женщины, – зачем вы мне это рассказываете?

– Зачем? – она переглянулась с иллюзионистом, словно не знала ответа. – Ах да, я же хотела назвать цену за свою информацию о том милом старичке. А без некоторых оговорок и объяснений она бы выглядела довольно… хм… лучше назвать ее нелепой, да?

– И что за цена?

– Хочу жить в Княжестве оборотней, – на одном духу выпалила она, словно боясь, что сможет передумать. – И не просто жить, а иметь дозволение с печатью Княжеского рода и благодарностью от них же.

Фил непонимающе на нее посмотрел. Зачем ей это нужно? Ее цена и вправду выглядела довольно нелепо и, лучше сказать, странно. Да и, чего греха таить, выполнить ее будет довольно сложно, почти невозможно, ведь оборотни не впускали посторонних в свою страну, только за какие-либо заслуги перед их расой. Ник удостоился чести проживать в их Княжестве, а Филгус нет.

Метаморф увидев, что ее посетитель замялся с ответом, вздохнув, стала тихо говорить:

– Скажите, магистр, а что вы знаете о метаморфах?

Фил, отвлекшись от мыслей, пожал плечами:

– Только то, что известно современной магической науке.

– Значит, ничего, – усмехнулась она. – А жаль, если бы знали, то сразу бы все поняли.

– Что именно, – нахмурился магистр и посмотрел на Микио, который невозмутимо сидел возле женщины и явно не намеревался помогать своему другу.

“Игорь” нервно потеребила косу и стала смотреть на большие дубовые часы, которые мерно отбили пять часов вечера. Казалось, что она о чем-то глубоко задумалась. Фил не мог прочитать, что у нее было на Сердце. Для него это было странно – не чувствовать своего собеседника, хотя Микио ощущался хорошо и на его душе было отчего-то грустно. Еще страннее.

– В “умных книжках” написано, что метаморфы рождаются только у оборотней, но там не сказано, что это настоящее проклятье для нашего вида, – все также смотря на часы, произнесла она. – Дети становятся изгоями и не просто ими – нас с позором изгоняют из страны как юродивых шавок, даже родители смотрят на нас презрительно и желают скорой смерти…. Таковы древние традиции, ведь мы для них не члены стаи, а его больное звено. За пределами Княжества ребенку трудно выжить, особенно, когда не понимаешь других, боишься своего дара, даже ненавидишь его, за то, что он обрек тебя на такие страдания. Мало кто выживает. Мне не повезло – я попалась к торговцам детьми и меня продали в бордель, ведь красивые девочки всегда в цене, особенно в таких заведениях. Шлюхи, конечно, узнали про мой “талант” менять обличья, но списали все на магию – решили, что я гениальный иллюзионист. А так как посетители всегда с выдумкой, да и мамочка никогда не упускает выгоду, то они решили использовать мою особенность. Меня пытались учить магии, хотя единственной пользой из всех этих уроков было то, что я сумела обуздать свой “дар”. Конечно, учили негласно, по книгам, ведь мой дорогая мамочка боялась, что я сбегу к магам или же учитель меня отправит в Совет. Я бы ей посмеялась в лицо, да только она любила бить своей железной тростью по лодыжкам. А выше не била, нет, не портила товарный вид. Как же я ее ненавидела и мечтала засунуть ее палку ей… хм… Но я отвлеклась от своего милого повествования. Скажем, бордель не был пределом моих мечтаний – я ценю себя намного выше. Скопила золотых, выкупила себя и толковых девушек, что могли не только томно вздыхать и делать вид, как им хорошо, но и слушать, что говорят мужики в постели, правильно выспрашивать и запоминать. Занялась делом. После – купила бордель, – он обвела помещение рукой, – не тот, конечно, а другой. Тот я, по правде, сожгла вместе с моей милой мамочкой. Вот и все. Ну как, маг, нравится тебе моя биография? Хочешь, платочек одолжу, а то слишком у тебя взгляд…хм.. красноречивый.

– Но если тебя так ненавидят в Княжестве, зачем ты хочешь…

– Ты проповедник? – перебила его метаморф. – Я и так тебе рассказала слишком много. Вам, мужчинам, всегда все мало, – она фыркнула, скрестив на груди руки. – Скажем, Княжество моя родина, а отношение… Милый, ко мне с детства относились как к грязной половой тряпке, ты, думаешь, травля оборотней меня испугает? Я смогу доказать, что даже такие “юродивые” как я, могут быть полезны, и плевать на традиции – их можно легко изменить.

Острое желание жить на родине среди своих соплеменников, даже если они тебя будут презирать и сторониться? Филгус не мог понять этого метаморфа. Зачем ей срываться с насиженного места и идти в закрытую общину? У нее здесь есть репутация, стабильный источник дохода, друзья – Фил покосился на Микио. Зачем все бросать? Странная она женщина, но магистр решил, что все равно поговорит с Ярославом и попробует убедить его написать разрешение и благодарственную. Ник и его друг, да и этот оборотень, в отличие от большинства своих соплеменников, относится к другим народам более приветливо.

– Хорошо, я согласен.

Хотя по-другому быть не могло – Фил и вправду нуждался в сведеньях информатора и она это прекрасно знала, с удовольствием пользуясь подвернувшейся возможностью требовать все что угодно.

– Вот и отлично, – сразу улыбнулась метаморф, внезапно став более дружелюбнее и открытей. – И можете звать меня Владленой. Это имя мне дали при рождении.

– А Игорь?

– Мужчины такие шовинисты, – пренебрежительно фыркнула она. – У меня просто бы не было клиентов, если бы я назвалась своим собственным именем. Но если тебе так хочется, могу поговорить и под личной Игоря – личико у него посимпатичнее моего и клиентам нравится.

Филгус промолчал. Комментировать уже по счету десятый нелестный отзыв в сторону мужчин, у него просто не было желания.

– Я знаю многое о нашем клиенте, что ты хочешь именно узнать?

Внезапно встрепенулся на своем месте Микио, заискивающе посмотрев на подругу.

– Расскажи ему об реликвии! – умоляюще произнес он, потеребив ее за плечо. – Расскажи! Расскажи!

Владлена обреченно закатила глаза и, схватив бедного мага за ухо, стала его крутить, недовольно при этом шипя: “Что я говорила! Маленьким детям нельзя вмешиваться в разговоры взрослых!”.

– Реликвия? – удивился Фил, не обращая внимания на них возню. – Магистр Стефан искал какой-то артефакт?

Метаморф замерла и, нахмурившись, глянула на иллюзиониста:

– Он и вправду не знает?

Тот коротко кивнул, а она широко улыбнулась.

– Ваш друг вам ничего не говорил о своем небольшом приключении в городе Силенвиле? Да? Странно. А о пропаже ценнейшей реликвии религиозного мира и небольшом смерче, что разразился во время дерзкого побега с казни апостола Шиона? Тоже нет? А ведь о них до сих пор гудит весь город и о красивом длинноволосом жреце, что исчез вместе со своей сестрой после того несчастья. А ведь именно из-за этой реликвии пытались убить вашего брата… И да, я знаю, что он до сих пор жив…

Магистр Гоннери впервые за несколько десятилетий стал чувствовать себя неуверенно и глупо. У него появилось такое чувство, что он многое не знал о Нике. Что же натворил его несносный братец?

***

Ник, несмотря на позднее время до сих пор не спал и неосмысленным взглядом смотрел наверх. Фил подошел к койке, сверху вниз глянув на брата. Как многое он о нем не знал, так многое… А ведь он, ошибочно считал себя самым близким ему человеком, думал, что Ники делился с ним всем, а оказывается… Да посторонние люди и то знали намного больше него самого! Осознавать это было обидно. Хотелось высказать брату все, что накопилось у него в душе: укорить за безрассудство, накричать за то, что он узнал последним о той авантюре, с горечью спросить, почему Ник не рассказал ему о своей поездке и краже священной реликвии. Он ведь всегда считал Никериала частью своей семьи, думал, что у них прекрасные отношения, что брат ничего не скрывал от него, да и, чего таить, Фил всегда гордился тем, что целитель спрашивал у него совета, как у старшего брата. Но на самом деле все оказалось иначе…