Текст книги "Мальчик с открытки (СИ)"
Автор книги: Татьяна Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Почему ты не хочешь со мной поболтать, ведь ещё не поздно? – игриво и без тени обиды в голосе, наоборот, с удовлетворением, словно услышал приятные вещи, спросил парень. «Он не допускает отказа, самоуверенный болван! – подумала возмущённая Тинка. – Придётся ему ещё раз дать от ворот поворот!»
– Мне с тобой неинтересно!
– Сказала тоже! – вновь нисколько не обиделся Руслан. – Мы с тобой и не говорили по-настоящему ни разу, так что я твои интересы не знаю, а ты мои.
– И не хочу знать! Будь добр, поясни, что ты от меня хочешь? – В Тинке не на шутку начинал закипать гнев: Руслан вёл себя с ней так, словно она ему нравилась. Умеет притворяться, только всё шито белыми нитками, подумала Тинка, хочет покуражиться, а мне всё равно, вот в прошлом году она бы млела от пустого разговора с ним, теперь он только её раздражает.
– Ты раньше была ко мне мягче. Ты что в самом деле с Вадковским стала ходить мне назло? – Такого уже Тинка не могла вынести, фыркнув, со всей силы оттолкнула нависшего над ней самовлюблённого парня и проскользнула во двор, сердито хлопнув калиткой у него под носом, не сказав до свидания, уже на крыльце услышала:
– Маслова, ты что обиделась? Я же ничего плохого не сказал!
– Надо думать, прежде что-то говорить, а не только пользоваться нечаянными мыслишками, мелькающими иногда в твоей голове, – язвительно крикнула Тинка и зашла в сени, плотно закрыв входную дверь и тем самым заглушив ответные слова Руслана, что-то вроде, зачем хамить. Ну и пусть обижается, если не понимает, что не следует с ней заигрывать, как с Хасановой или любой другой девчонкой.
Впрочем, Руслан нисколько не обиделся. На следующий день явился к Масловым после обеда и пригласил Тинку в кино на взрослый сеанс, она отказалась идти с ним, вместо этого пошла с Галочкой Иноземцевой на пятичасовой, детский, сеанс. Но Руслан, встретив её в кинотеатре, тут же подошёл к ней и не отстал, пока не проводил их до Галочкиного дома: Тинка была вынуждена зайти к Иноземцевым, чтобы не допустить дальнейших проводов наедине – ей не о чём было разговаривать с парнем, который, как сказала бы баба Маня, от скромности не умрёт.
Утром в субботу мать послала Тинку за хлебом, ей пришлось идти за ним в Караяр, в магазин при районной пекарне, – только в нём можно было купить горячий, свежеиспечённый хлеб. Там она натолкнулась на Кузнецова, словно он её ждал; попытки ускользнуть от него не увенчались успехом, пришлось вместе с ним шагать по главной улице на глазах почти у всего села, вдобавок Руслан нёс её сумку с хлебом. А вечером он встретил её после репетиции на танцевальном кружке, и как Тинка ни сопротивлялась, проводил её до дома, подружки в это время пошли в кино.
Довольная, что быстро удалось отвязаться от парня, Тинка вбежала в дом, в кухне её встретила мать.
– Наконец-то появилась! – в голосе её чувствовалась тревога. – Собирайся, поедешь в Свердловск к сестре, поживёшь у неё с неделю, Марину положили в больницу, её свекровь с работы не отпускают, у неё отчёт, а муж в командировке, посидишь с малышкой с неделю, отец уже пошёл отпросить свою машину у начальника, отвезёт тебя, к утру будете в Свердловске.
Глава XVII
Заглянув в тесную больничную палату, Тинка встретилась с радостным взглядом сидящей на кровати сестры. Марина в огромном, не по росту, казённом халате выглядела совсем юной, и не подумаешь, что ей девятнадцать и у неё уже есть трёхмесячный ребёнок, которого Тинка принесла кормить. Она делала это три раза в день – утром, в обед и вечером привозила малышку в коляске, благо, что больница была в квартале от дома, где сестра жила с мужем и свекровью Ольгой Ивановной в трёхкомнатной квартире. Малышке требовалось грудное кормление, да и у Марины скапливалось молоко, её болезнь, что-то по-женски, не влияла на ребенка.
– Как она выросла и похорошела! – словно не виделась с дочкой долгое время, хотя только вчера вечером Тинка её приносила, ворковала Марина, любуясь нежным личиком крошки дочки. – Она по ночам хорошо спит, животик не беспокоит?
– Спит без задних ног, за ночь ни разу не пикнет, – успокоила сестру Тинка, немного покривив душой, ведь племянница давала жару почти каждую ночь своим криком, но доставалось больше свекрови, которая брала её спать к себе в комнату; пока не напоит молочной смесью, девочка не замолкала, – корми свою красавицу поскорей, ей уж невтерпёж, того и гляди соберёт всех больных в палату рёвом. – Малышка, действительно, уже куксилась.
Незаметно пролетела неделя. Несмотря на то, что свекровь сестры завершила свой отчёт и вернулся из командировки зять, отец за Тинкой не приезжал – надо было дождаться выписки Марины из больницы. Впрочем, свободного времени у Тинки стало больше, и она изнывала от безделья: Ольга Ивановна до обеда могла работать дома и занималась внучкой. Она посоветовала ей заглянуть в школу, которая была видна из их окна, и напроситься посещать там временно девятый класс.
– Хочешь, я с тобой схожу? – предложила она.
– Спасибо. Я сама справлюсь, – отказалась Тинка и в то же утро поспешила в школу.
Она не заметила на двери вывеску, указывающую, что школа эта с английским уклоном, и просто была ошарашена изумлением и одновременно презрением, которыми встретила её завуч, когда Тинка высказала свою просьбу. Из речи той, хотя и звучавшей в пристойных словах, но в явно снисходительно-презрительном тоне, ясно вырисовывалась грубая суть: да как она смеет лезть после сельской школы к ним, в привилегированную! И в результате – категоричное «нет», ей не позволено посещать уроки! Тинка с трудом удержалась, чтобы не плюнуть завучихе в лицо. Оскорблённая неприветливым отказом, девочка, сжимая от злости кулаки, стремительно помчалась по лестнице вниз к выходу. У дверей столкнулась с каким-то мальчишкой.
– Ну и денёк, все сегодня словно с ума посходили, летят сломя голову, добрых людей, стремящихся на урок, с ног сшибают! – иронично воскликнул парень. – Ты что бежишь как угорелая, двоек нахватала? Что молчишь, я тебя спрашиваю, русский язык забыла? – В певучем его голосе чувствовалась насмешка.
Тинку до того охватило бешенство, что она не смогла выдавить из себя ни слова, хотя очень хотела наговорить ему гадостей, и открыла в растерянности рот в попытке заговорить.
– Нет, нет, не надо мне по-английски «шпрэхать»! – Замахал на неё руками парень. – Я всё равно ничего не пойму, хотя и учусь в «аглицкой» школе восьмой год, русский моей душеньке милее, так что давай по-русски изъясняться. Какой чёрт тебе хвоста накрутил? – спросил он примирительно.
– Не твоё дело! – наконец-то к Тинке вернулась речь. – Пропади пропадом твоя «аглицкая» школа, – сказала в сердцах, – все здесь какие-то ненормальные воображалы, приставучие снобы! Я просто спросила, могу ли посещать временно уроки, чтобы не отстать от школы, а эта пантера сразу раскудахталась: «Вы, дорогая моя, знаете куда попали? В привилегированную школу! Здесь не принимают всяких, надо выдержать конкурс! – Она подняла высоко перед собой указательный палец, изображая чопорную заведующую учебной частью.
– Похоже! – звонко рассмеялся парень. – Ну, точно, Полина Эдуардовна, ты правильно подметила, она на пантеру похожа, я её тоже терпеть не могу! Как и она меня! – и довольно улыбнулся.
Почему-то сразу Тинка ощутила к этому забавному парню доверие, он обладал удивительным чувством юмора и был оптимистично настроен, как говорит баба Маня о таких людях, балалайка в нём играет пляс. Да и внешний вид его подходил к этому народному инструменту, стоит лишь переодеть в разноцветную косоворотку, широкие штаны и блестящие сапоги.
Курчавые, тёмно-русые волосы золотистого оттенка слегка растрёпаны, тонкий нос на кончике чуть вздёрнут, озорные искорки в карих глазах играют, круглые щеки раскраснелись, но сам он был не толст, наоборот, строен и для восьмиклассника довольно рослый. Незаметно для себя Тинка рассказала ему про болезнь сестры, рёву-племянницу, про совет Ольги Ивановны записаться на временное посещение уроков, чтобы не отстать в учёбе, об обидном отказе завуча.
– Понимаешь, это самая ближайшая школа, я и не знала, что она английская, – призналась она мальчишке. – Глупо, конечно, получилось.
– Ничего не глупо, – уверенно сказал Алёша, так звали парня, – ты можешь не посещать дополнительные иностранные уроки, а остальное у нас как в обычной школе, – а потом мечтательно: – А я бы на твоём месте от души гульнул, воспользовался бы случаем! – Заметив, что девочка нахмурилась, быстро перешёл на другое: – Подожди меня вот здесь, в холле, я к директору схожу и договорюсь, она моя бабушка, и правда с её помощью восторжествует! – Подмигнув Тинке, влился в толпу школьников, спешащих на второй этаж.
Минут пять спустя Алёша показался на лестнице, уже безлюдной, так как прозвенел звонок и все ребята разбрелись по классам. Лицо его сияло довольством.
– Пошли в 9 «е», бабушка даёт добро, раз ты рвёшься грызть гранит науки, надо только в направлении написать твою фамилию, я её не знал. Как тебя величают? Маслова? – Алёша быстро заполнил бланк и протянул его Тинке.
– Тебе его так запросто дали! – удивлённо произнесла девочка, вглядываясь в бумажку. – Даже на меня не взглянули.
– Не так уж запросто, – нарочито удручённо вздохнул мальчишка, – пришлось повилять хвостом, знаешь, прямота не всегда самая удачная политика в отношениях, к тому же пришлось пообещать не пропускать уроки, не опаздывать и посещать все иностранные часы, а их в расписании пропасть – английский, французский. Теперь придётся быть паинькой – и всё из-за одной умной девицы, алчущей познанья.
– Бедный страдалец! – поддавшись его шутовской манере, весело успокоила мальчика Тинка, удерживая хитрую улыбку на губах. – Ну, ничего, вот уеду домой, оторвёшься вволю!
– Поздно, первое слово дороже второго, у нас, у Кравченко, раз пообещал, придётся выполнять до конца года, вот наступит другой год, тогда и начну с белого листа, уже никаких обещаний, ни клятв не будет существовать!
– Хитрые вы, Кравченко, – не удержалась съязвить Тинка, – а вот мы, Масловы, если даём слово, то надолго, никаким Новым годом его не стереть. – Парень собирался что-то сказать в ответ, но не успел: они уже стояли у двери 9 «е» класса. Забрав из её рук направление, Алёша смело постучал. Послышалось: «Войдите», чуть подтолкнув сразу оробевшую девочку, парень ввёл её в класс.
– Ирина Павловна, к вам временная новенькая, будет посещать некоторые уроки, вот здесь всё написано. – Алёша протянул удивлённой учительнице, худощавой высокой женщине, листок бумаги. Бегло прочитав записку, Ирина Павловна согласно кивнула головой и приветливо улыбнулась Тинке, попросила её сесть за последнюю парту, за которой сидела светловолосая девочка с короткой стрижкой, затем обратилась чуть с иронией к Алёше, всё ещё стоявшему у доски:
– А теперь, когда ты выполнил свою миссию, Кравченко, может, соизволишь появиться в собственном классе – в 8 «а», если ты ещё не забыл, там идёт урок английского, у тебя вторая подгруппа.
– Ох, я дурень стоеросовый! – театрально хлопнув себя по лбу, воскликнул Алексей, на что класс тут же отреагировал смехом. – Совсем из головы вылетело – каникулы-то давно закончились! Благодарю вас, Ирина Павловна, за напоминание, сей миг удаляюсь и бегу на любимый урок английского. – Поклонился учительнице и исчез за дверью.
«Очень похож на Серёгу Петрова, – подумала Тинка, – так же беззлобно дурачится». И украдкой стала рассматривать ребят, все они с интересом слушали учительницу, на неё не обращали внимания, и она, довольная этим, расслабилась и тоже стала слушать Ирину Павловну.
Рассказ учительницы был до того интересным, что прозвучавший звонок казался совсем не ко времени, к тому же у Тинки мелькнула мысль: «Сейчас налетят, будут расспрашивать!». Но на перемене никто не стал лезть к ней с вопросами, все засуетились и стали собирать сумки, светловолосая девочка, что сидела рядом, поинтересовалась:
– Я Вера Олейникова, а тебя как звать? – Выслушав ответ, позвала с собой: – Пошли в английский кабинет, там поговорим, а то опоздаем.
Удивительно, но в новом классе Тинка чувствовала себя комфортнее, чем в собственном, в котором проучилась много лет и где почти каждого одноклассника знает с детского сада. Может, потому что её здесь редко вызывали к доске и учителя не требовали от неё каких-то особых успехов, хотя она готовилась к урокам тщательно.
Сразу поняв, что сильно отстаёт от ребят по английскому языку, взяла в городской библиотеке по паспорту Марины самоучитель и стала до позднего вечера его штудировать, каждую тему заучивая почти наизусть. Конечно, произношение у неё было ужасное, и на слух Тинка слабо понимала английскую речь, но грамматику она изучила так, что её контрольную работу похвалила учительница – в ней все глаголы по временам были расставлены правильно.
Новые одноклассники относились к ней приветливо, по-доброму здоровались, хотя мало разговаривали: им просто этого некогда было делать, быстро поняла Тинка, – по уши были заняты уроками, даже на переменах говорили в основном о заданиях, контрольных или прочитанном материале. Скоро она выяснила, что её считают родственницей директрисы и Алексея Кравченко. Вначале, поддавшись своей правдивой натуре, пыталась разубедить тех, кто об этом ей говорил, а потом плюнула, пусть думают, что хотят, всё равно скоро уедет.
А вот внук директрисы своим поведением, похоже, убеждал ребят в обратном. Он постоянно на переменах заглядывал к ним в класс, ждал Тинку после уроков и провожал её до дома. Как ни странно, она не воспринимала его в качестве ухажёра, он был для неё кем-то вроде младшего брата, в конце концов, он и был на самом деле младше её на год. Без стеснения Алёша заходил за ней в квартиру и вёл шутливо-заумные разговоры с Ольгой Ивановной, а когда надо было гулять с малюткой племянницей, деловито выносил коляску и сопровождал Тинку. Свекровь сестры тихонько посмеивалась: «Не взять ли нам в няньки твоего кавалера, Тинка!».
Они много разговаривали. Алёша поведал о своём желании стать журналистом. «Я буду телекомментатором, как мама», – сказал он. Она рассказала, как играла графиню в школьном спектакле, вспоминала смешные моменты, лишь о Вадиме умолчала – это было её, тайное.
Тинка написала ему из Свердловска письмо, но ответа не получила, пыталась она и звонить, но трубку взяла бабушка, которая после длительной паузы неприветливо ответила, что Вадим занят уроками и не может подойти к телефону. Больше не стала звонить.
Ей так хотелось его увидеть. Перед сном Тинка представляла Вадима: как радостно сияют при встрече с ней его шоколадные глаза, как вздрагивают у него густые ресницы и рождаются на щеках весёлые ямочки, когда он смеётся, и как крепки, и нежны его рукопожатия. Ещё она думала, почему они с Вадимом больше не целовались. По рассказам Милочки и Люськи Быковой, парни, оказавшись наедине с девчонкой, только и мечтают прижать её где-нибудь в уголке и поцеловать.
Совсем иначе вёл себя с ней Вадковский, он был ласков, внимателен, признавался, что она ему сильно нравится – вот и всё! Может, я ему не нравлюсь по-настоящему, стала переживать Тинка, наверное, так и есть, иначе написал бы мне или позвонил, номер телефона можно было бы узнать у её родителей, если бы хотел, спросил бы.
Недели проносились быстрее, чем хотела бы Тинка. Марину выписали из больницы перед первомайским праздником, пора было отправляться в Караяр. Отец позвонил, что приедет 3 мая, раньше не может: машину нужно отремонтировать, как назло, двигатель полетел. Это опечалило Тинку, её душа рвалась домой. А Марина обрадовалась, хоть побудет несколько дней с сестрёнкой.
– Мы с тобой сходим в настоящую парикмахерскую, – заметив, что Тинка погрустнела, бодро успокоила она её, – там нашим обросшим, взъерошенным головам придадут чудесный вид, вот увидишь!
Парикмахерша долго перебирала холодными пальцами Тинкины спутанные кудри в раздумье, что же можно сделать из этой копны, наконец, произнесла, обращаясь к Марине:
– Обрежем под «Гавроша» или что-то вроде «Бабетты», ей пойдёт. – Тинка хотела возразить: она представляла Гавроша с короткими, торчащими в разные стороны вихрами и не желала иметь такую мальчишескую причёску, однако, Марина, даже не спросив её мнения, согласно закивала.
– Да, думаю, ей будет к лицу «Гаврош»!
– У девочки красивые волосы, густые, немного непослушные, но мы их научим слушаться, – Тинка с удивлением уставилась на парикмахершу в зеркале, ей давно никто не говорил, что у неё волосы красивые, кроме бабы Мани, а той разве можно верить.
Джик-джик, ловко забегали ножницы по Тинкиной голове, дымчатые пряди попадали на пол, парикмахерша усердно работала над её волосами. «Наверное, чувствует себя укротителем», – невольно хихикнула Тинка про себя, хотя ей было совсем не смешно, а наоборот, даже страшновато – она в первый раз в жизни стриглась у мастера, обычно волосы обрезала всем сёстрам Масловым мать.
– Ну, вылитая Брижит Бардо, такую же «Бабетту», как у неё, я соорудила, нисколько не хуже! – Довольная парикмахерша залюбовалась своим творением, Марина тоже без притворства восхитилась. Тинка взглянула на себя в зеркало, ей понравилась её новая стрижка: аккуратная волнистая шапочка, к её радости, из не очень коротких волос, а сзади лежали на шее длинные пряди, самое удивительное – чёлка не загибалась вверх, спокойно закрывала часть лба как надо.
– Советую купить хну, – сказала парикмахерша Марине, – четверть пакетика разведите в стакане кипятка, намажьте на волосы, пусть подержит минут пять, не больше. Будут слегка с рыжинкой волосы.
Так они с Мариной и поступили, обе стали с рыжинкой. Муж сестры привёз жене из командировки нарядный светло-жёлтый костюм с чёрной отделкой, от его красоты просто дух захватывало, но, к сожалению Марины, оказался он ей мал, и его она решила подарить Тинке. Кроме костюма, досталось ей от сестры ещё несколько вещей, особенно ей понравилась красная куртка с капюшоном. В ней она и пошла прощаться с Алексеем, когда приехал за нею отец.
В школе Тинка уже предупредила всех, к кому успела привязаться, что уезжает. Здесь её знали как спокойную тихую девочку, она сама себе удивлялась, что не выходила из себя по пустякам и научилась владеть собой. Классный руководитель 9 «е» выписала ей из журнала оценки, их заверила печатью директор, конечно, без Алексея Кравченко тут не обошлось, он всё провернул быстро. Вечером накануне отъезда Алёша позвонил ей и попросил выйти во двор.
От его поникшего вида веяло грустью, словно он расставался с дорогим человеком.
– Ты классная девчонка, – сказал непривычно серьёзно Алёша на прощание, – совсем как парень, не ехидничаешь и не кокетничаешь, умеешь слушать и не командуешь, как все девчонки делают, когда начинаешь с ними дружить, жаль, что уезжаешь! – И сунул ей в руки на память толстую книгу. Тинка лишь в машине, когда они с отцом ехали в Караяр, рассмотрела – это был новенький справочник по журналистике.
Глава XVIII
Утром она едва не проспала на уроки. Добрались до дома почти в полночь: машина дорогой барахлила, и отцу то и дело приходилось её ремонтировать. Наконец-то дома! Тинка сильно соскучилась по матери, сестрёнкам и Федорику. Он уже спал, но, услышав её голос, тут же соскочил и прижался разгорячённым тельцем к сестре.
До уроков времени оставалось совсем немного, и она не стала заходить к Милочке, скорее всего, подружки уже где-то на полпути в школу. Гору преодолела буквально за десять минут, а в класс влетела как раз со звонком.
Усевшись за парту рядом с искренне обрадовавшейся ей Галочкой Иноземцевой и поздоровавшись с Милочкой и Алёнкой, Тинка с нетерпением посмотрела туда, где сидел Вадим. Поймав его взгляд, тихонько поприветствовала его рукой. Он кивнул, но не улыбнулся в ответ, хотя она послала ему радостную улыбку. «На перемене поговорим», – мысленно прошептала ему Тинка.
Первым уроком была история. Ляпустиха, заметив Маслову на прежнем месте, не упустила случая привязаться к ней.
– А тебе разве разрешили после такого длительного отсутствия посещать школу? У тебя же в журнале в эту четверть шаром покати! – не без ехидства поинтересовалась она.
– Я в Свердловске ходила в школу, мне дали справку о полученных отметках, – спокойно ответила Тинка, удивляясь самой себе, что не почувствовала ни обиды, ни раздражения на насмешливый тон учительницы. Всё-таки месячное пребывание в другом городе научило её держать себя в руках, а язык – за зубами, не вспыхивать по пустякам.
– И какую вы тему по истории изучали последней? – не унималась Ляпустиха.
Бросив взгляд на доску, Тинка прочла, что им предстояло изучать сегодня на уроке, – историня имела привычку ещё до звонка записывать новую тему. И с радостью заметила: тема оказалась знакомой, как раз накануне отъезда из Свердловска за неё Тинка получила пятёрку – смело назвала её.
– Чудесно! – произнесла ликующе историня. – Наверняка ты помнишь что-нибудь из этой темы, может, расскажешь нам всем. – Нельзя было сказать, что Ляпустиха недолюбливала Маслову, просто она не испытывала привязанности ни к кому из учеников, к тому же, похоже, работа в школе сидела у неё в печёнках; своё раздражение историня вымещала на любом, кто под руку попадёт.
В этот раз под руку ей попалась Тинка.
– Ну, что молчишь, давай начинай, – своим скрипучим грудным голосом торопила её историня. – Или язык проглотила? А может, ты в Свердловске дурака валяла, а нам тут соврала, что училась?
Тинка покачала головой, стараясь собраться с мыслями. Впрочем, ничего из этой темы ею было не забыто, мгновенно в голове промелькнуло всё, что рассказывала на уроке в Свердловске. И тут её язык как бы сам собой начал вспоминать, выделяя самые важные места.
Легко говорить то, что раньше рассказывалось, идти будто по проторённой дорожке. Все в классе замолкли и с удивлением уставились на неё. Когда она собралась перейти к другому вопросу, на который хотя не отвечала в Свердловске, но хорошо готовилась, Ляпустиха, вспомнив, что это ей следует объяснять новую тему, а не Масловой, недовольно перебила её:
– Хватит, достаточно, вижу, ты вызубрила этот урок, садись на место! – И обратилась к классу: – А теперь все мы приступим к его изучению.
– А пятёрку! – громко протянул Серёга Петров.
– Тебе, Петров? За что это? – будто не поняв намёка ученика, холодно произнесла учительница.
– Не мне, а Масловой! – резко сказал Серёга. – Она заслужила!
– Вы все мастера выпрашивать пятёрки. – На что класс возмущённо загудел. – Ну, хорошо, поставлю я вашей Масловой пятёрку, только её ведь нужно поддерживать, а получится ли это у неё – ещё вопрос! – Довольная своим находчивым отступлением, Ляпустиха принялась объяснять новую тему.
На протяжении всего урока Тинка пыталась поймать взгляд Вадима, но тот не смотрел на неё, казалось, вообще не замечал, вёл себя почти так же равнодушно, как перед Милочкиным днём рождения. У девочки похолодело внутри – на что он мог обидеться, наверное, ему не понравилось, что она уехала без предупреждения, но Ксеня должна была объяснить ему её отъезд. Ничего, пыталась себя успокоить Тинка, на перемене всё выяснится.
Лишь только прозвенел звонок, охваченная непонятной тревогой Тинка, не обратив даже внимания на подружек, пытавшихся с ней заговорить, направилась к предпоследней парте в первом ряду, где сидел Вадковский.
– Привет, – взволнованно выдохнула она, уставившись в шоколадные глаза-океаны. В первый момент в них промелькнула радость, которая в тот же миг исчезла где-то в тёмной глубине, а на смену ей появились злость и настороженность. Вадим нахмурился и неприветливо произнёс: «Здравствуй».
«В чём дело?», – захотелось крикнуть Тинке, но, заметив, как все в классе притихли и настороженно наблюдают за ними, решилась только попросить:
– Можно, Вадим, тебя на минутку?
Парень пожал плечами и неторопливо вышел из класса, она последовала за ним. В коридоре у углового окна Вадим резко повернулся к ней и процедил сквозь зубы:
– Чего ты хочешь от меня? – Тинку словно окатили ледяной водой, но в ней таки теплилась надежда, что сейчас всё разъяснится и Вадим приветливо расплывётся в улыбке, стоит ей только объяснить.
– Меня родители направили в Свердловск водиться с племянницей. Разве тебе моя сестра ничего не говорила? – быстро заговорила девочка. – Я тебе писала и звонила, но бабушка твоя не позвала тебя к телефону, ты был занят. – Похоже, её взволнованные объяснения не тронули Вадима, лицо его оставалось бесстрастным. – Вадим, ну, что случилось, ты мне не рад? На что ты обижен? – рискнула спросить прямо.
– Обижен? – Сузив глаза, парень презрительно улыбнулся. – Не слишком ли много, Маслова, на себя берёшь? Тебе невдомёк, что без тебя много воды утекло и с моих глаз спала пелена? Я всё увидел как есть. Да, как есть! – Он злобно усмехнулся. – В моём воображении теперь снова поселилась Милочка, самая очаровательная девочка, а ты – хитрая, навязчивая, корыстная бестия. – Сделал паузу и вдруг словно выплюнул: – Я узнал, ты даже полы своей любимой слепой бабушке Софье моешь за деньги!
Если бы земля под ногами Тинки провалилась, она бы не поразилась больше; её глаза округлились от изумления, а сама вся точно одеревенела, потеряв дар речи. Худшего оскорбления Тинка ещё не слышала, не беря в расчёт Вилькины укусы. Даже Максим Кузнецов своим прямым заявлением, что она не в его вкусе, не ранил её так больно.
– Что случилось, Вадим? – с некоторой запинкой пробормотала Тинка, уже отлично понимая, что вежливого объяснения не получит, но не могла не спросить: – Что ты имеешь в виду?
– Не притворяйся! Ты выставила меня дураком! – Глаза парня гневно сверкнули. – Лишь я уехал, ты сразу обзавелась кавалером, приняла ухаживания своего давнего рыцаря, по ком вздыхала весь прошлый год! А меня что, держала про запас? – запальчиво продолжал он. – Мне противно с тобой общаться, нет, я не буду играть в твои корыстные игры, они действительно достойны кухаркиной дочери, прав Вилька, это слепой Софье некуда деться, вот ты её и облапошиваешь! Притворяешься добренькой! Скажешь, не берёшь с неё денег?
– Беру! – не стала отрицать Тинка, чувствуя, как краской наполняется лицо, но не от стыда, а от жестокого оскорбления. Кому какое дело до её взаимоотношений с бабушкой Софьей! Не Вадиму их судить, как он смеет её осуждать, она честно убирает дом у Софьи, вычищая все углы. Полученные 10 или 15 копеек тратит на кино и уже не просит у родителей деньги. И совсем не притворяется, жалея слепую женщину! – Бог ты мой! Вот в чём дело! Ларчик просто открывается! – усмехнулась девочка. – На славненького, чистенького мальчика из достойного семейства посмела бросить тень кухаркина дочка! Какая-то мелкая сошка! Он охвачен возмущением! Мне плевать на это, я буду поступать, как считаю нужным. И всё равно буду брать с Софьи деньги за уборку, раз она даёт, буду облапошивать, как ты говоришь! – Развернувшись, направилась к классу, но, сделав несколько шагов, резко обернулась и грустно произнесла: – А я-то думала, что ты стоящий парень, Вадковский!
Мир для неё словно раскололся на множество кусочков, превратившись в неудачную детскую игрушку калейдоскоп, в котором одни тёмные цвета, и уже казалось, того яркого и светлого, что привнёс в её жизнь Вадим, не вернёшь.
Вскоре Тинка узнала от Быковой о вновь вспыхнувшей дружбе между Вадковским и Милочкой – как только он приехал из Уфы, они появляются везде вместе, а о самой Маслене все говорят в Караяре, что она в весенние каникулы гуляла с Кузнецовым.
– Мне кажется, Милочка с Алёнкой такой слух распустили, – предположила Быкова, когда Тинка стала опровергать сказанное о ней, – Милочке не понравилось, что Вадим в тебя влюбился, вот и попыталась отнять его любым способом.
Это Люськино успокаивающее предположение ничего не меняло в жизни Тинки. Всё дело в самом Вадиме, он так легко перекидывается от одной девчонки к другой, печально думала она, ему всё равно, с ней ли дружит или с Милочкой. Поманила бы к себе воображала Хасанова – и с той бы стал ходить.
Конечно, обидно услышать о своей девчонке разные слухи, но даже не спросил у неё, как на самом деле всё было, сразу бросил обвинения. Больнее всего её жгла мысль, что Вадим, в сущности, как Вилька, считает себя более достойным по происхождению, хотя живут они в равноправном обществе.
Откуда в нём такой снобизм, почему уверен, что прав Вилька в своём ожидании от Тинки низких поступков, а разве зазорно мыть полы за деньги – все эти вопросы не выходили у неё из головы; и не поделишься ими ни с кем – кто может понять правильно и помочь определить истину! Ничего не оставалось, как сделать вид, что всё в отношении Вадима её не касается, как будто его не было в её жизни.
«Всё постепенно образуется, – мысленно успокаивала себя, – ведь придёт же белая полоса». Но, похоже, чёрная полоса затягивалась, не хотела менять цвет. Вместе с Вадимом Тинка потеряла подружек. И не потому, что они её отвергли, ей самой расхотелось с ними общаться: она догадалась, кто рассказал Вадковскому о том, что Софья даёт ей деньги за уборку. Милочка с Алёнкой знали об этом.
Если бы просто рассказали, ещё бы ничего, ясно, что преподнесли в худшем свете, опустив, что Тинка долго сопротивлялась и пошла на уговоры Софьи скрепя сердце.
Вдруг она с грустью осознала: у неё с подружками не было настоящей дружбы, лишь одни детские совместные игры, иначе они не стали бы вести против Тинки интриги. А в том, что так это и есть, нетрудно было догадаться по преувеличенно любезным лицам бывших подружек, на которых, на самом деле, не мелькало и тени сожаления.
В другое время Тинка прямо бы высказала им всё в лицо, теперь же она решила не унижаться, к тому же, как любит повторять Алексей Кравченко, прямота не всегда самая удачная политика в человеческих отношениях. Поэтому была с ними равнодушно вежлива.
Зато к Вадиму воспылала неприязнью. Внешне пыталась не показывать её, но глаза, горящие откровенным презрением, выдавали Тинку, особенно когда сталкивалась с ним лицом к лицу. В ответ парень старательно не замечал её, даже не здоровался, всем своим видом демонстративно давал понять, что увлечён Милочкой. Он теперь её встречал на перекрёстке, ходил с ней в кино.
Иногда Тинка ловила на себе его тоскливые взгляды, это ещё больше злило её: интуиция ей подсказывала, Вадим не равнодушен к ней, но волочится за девочкой, к которой его сердце не тянется, из глупого чванства. Ну, никак не из ревности, о ней и речи не могло быть, потому что Тинка сразу показала всем, что не собирается дружить с Русланом, которому прямо и заявила при встрече, когда он попытался навязать ей своё общество.
