Текст книги "Шикарная женщина бьет тревогу"
Автор книги: Татьяна Крузе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
16
Собака кусает последнего
Как я воспитываю лучшего друга женщины
Урок 11. Первобытная собака
Собаки, Canidae, млекопитающие хищники, семейство собачьи; подушечки с тупыми невтягивающимися когтями. К собачьим относятся волки, гиеновые собаки, гривистые волки, лисицы и шакалы, а также, разумеется, домашняя собака, Canis familiaris. Домашняя собака уже более десяти тысяч лет назад была приручена человеком. Активная селекция собачьих пород началась лишь много веков спустя при дворах вельмож Египта, Китая, а позже и Европы – по соображениям престижа. Все прочие псы вынуждены были добывать себе пропитание тяжелой службой: охотничьими, пастушескими, упряжными, сторожевыми или розыскными собаками. На Тибете долгое время было распространено погребение посредством собак – читай: путем поедания, – чего от сегодняшних собак больше не требуется.
Вы должны всегда иметь перед глазами эту предысторию, особенно в том случае, если склонны вырастить из своего маленького любимца прожорливую комнатную собачку, которая считает себя пупом земли. Пес только тогда чувствует себя счастливым, когда его используют по назначению, то есть когда в качестве полезного животного он выполняет свои собачьи обязанности.
Около шести я, нетвердо держась на ногах, добралась до дома. Чуть покачиваясь, я вошла в гостиную, наверное, чрезмерно громко напевая «Rule, Britannia, Britannia rule the waves»[94]94
«Британия, Британия, господствуй на всех морях» (англ.).
[Закрыть]. Моя льняная блузка все так же прилипала к колышущимся грудям, а несколько выбившихся прядей свисали на лицо.
Ну, ясно, судьба не упустит своего шанса. В гостиной сидели Урс и двое незнакомцев, которые ошарашенно уставились на меня круглыми глазами.
– Боже, посмотрите, кто пришел! – в один голос воскликнули моя кузина Иоланда и ее муж Арно – родственники по моему новому спутнику жизни.
– Прривет вссем, – с переливами пропела я.
Мои волнистые попугайчики с перепугу затрепыхались в клетке, а тупорылая тропическая рыбка забилась в водоросли.
Оба швейцарских родственника моего спутника на данный период жизни внезапно изобразили губами по широкой улыбке, однако глаза не приняли в ней никакого участия.
Слава богине, что я была еще не настолько пьяна, чтобы выразить вслух первое, что пришло в голову: «Боже, клептоманка и ее супруг, рыцарь удачи!», но настолько под хмельком, что воскликнула: «Минуточку, пересчитаю наши фарфоровые статуэтки!»
Двумя часами и двумя кофейниками крепкого кофе позже мы вчетвером сидели в «Альтен Центшойер»[95]95
От нем. allen zehntscheuer – Старая рига.
[Закрыть] и ждали заказанные пельмени по-таитянски и клецки по-швабски на аргентинском зеленом салате. Сказать по правде, разговор не клеился.
Раньше «Альтен Центшойер» был швабским учреждением, но после нескольких смен хозяев коренные жители здесь больше не столовались – по большей части изысканная туристская публика. Стряпня вроде бы осталась местной, но с налетом фьюжн[96]96
От англ. fusion и crossover – музыкальные стили, соединяющие разные направления, джаз и рок музыку, джаз и нон музыку, для популяризации более серьезных стилей; в буквальном смысле «расплавление, слияние» и «пересекающийся, с перехлестом».
[Закрыть]. Или это называется кроссовер? Ну, вы понимаете, чтобы подать образованным гостям швабские блюда и при этом не прослыть провинциалами, приходится подмети вать в них разные лакомства со всех пяти континентов.
И вот эти торжественные залы почтили своим присутствием Урсовы родственники.
Иоланда, клептоманка.
Она была живой легендой. Из всей необозримой кучи высокообразованных, благовоспитанных и благородных Штурценэггеров Иоланда де Армако, урожденная Штурценэггер, являла собой постыдное исключение. Ее неизлечимая клептомания зачастую приводила к таким чудовищным скандалам, что семейство было счастливо, когда она покинула Швейцарию и теперь тибрила все, что можно было унести, во Франции.
Там она встретила настоящего графа, Арно де Армако, к сожалению, обнищавшего. Он посчитал грациозную швейцарку и ее солидный «апанаж» [97]97
От франц. apanage (история.) – содержание, предоставлявшееся некоронованным членам королевской семьи в виде рент с земельных угодий.
[Закрыть] подарком судьбы. Дурные наклонности супруги он обнаружил только после свадьбы, по причине чего накрепко приковал ее к супружескому ложу. Во всяком случае, на светских приемах чета перестала появляться. Родовое имение с замком было спасено, но сам он с тех пор получил прозвище граф де Арманьяк [98]98
armagnac – спиртной напиток, а также высококачественный французский коньяк.
[Закрыть]. Но, очевидно, Арно выносил (или выблевывал) крепкие напитки лучше, чем я, – он производил впечатление абсолютно трезвого человека.
Я икнула:
– На самом деле очень мило познакомиться с вами.
– quoi? [99]99
Что? (франц.).
[Закрыть]
Досадным образом оба говорили только по-французски. Она – поскольку выросла в Женеве. Он – по скольку был французом. Но, впрочем, я от этого даже выиграла: они не усекли, что я собиралась пересчитывать наши фарфоровые фигурки и бутылки виски. В вольном переводе девиз Штурценэггеров звучит так: «Родственники могут быть сколь угодно преступны, но оскорблять их недопустимо!»
Урс перевел.
Оба улыбнулись. Арно – в свой стакан, Иоланда – вдаль поверх моей головы. Я оглянулась. За соседним столиком сидели – очевидно, по застарелой привычке – три древние штутгартские знатные дамы при полном параде: в нарядах из «Алькантара» и всем содержимом шкатулок с драгоценностями. Лиловые волосы, через которые просвечивала поросячье-розовая кожица, высоко начесаны.
– Выпьем, – радостно заорала я им и подняла свой бокал, – за самый лучший в мире сорт яблок, кальвадос!
Дамы благосклонно кивнули мне.
Урс покраснел.
Его кузина что-то сказала.
– Что? – потребовала я перевести.
– Ей нравится здешняя атмосфера. – Урс не смотрел мне в глаза.
А Иоланда смотрела. Но как! «Боже, как вульгарно», – читалось в ее ледяном взгляде. Арно упорно пялился в свой стакан. Я улыбнулась.
Позади нас катили сервировочный столик для фламбирования блюд при подаче.
– О, оладьи со сладким лимонным сиропом! – обрадовалась одна из богато украшенных бабулек.
– Юх-хе! [100]100
juchhe – припев веселых народных песен (нем.).
[Закрыть] – пропели две другие. По всей видимости, они уговорили уже изрядное количество шампанского.
– Подождите, я фламбирую сама! – воскликнула первая.
Я больше не оборачивалась.
За нашим столом повисла мертвая тишина. Она нависала тем ниже, чем выше взвивались оживленные голоса старушек.
– Соли! – заливались они. Мы молчали.
– Лимонного сиропу! – горланили они хором.
За многими столиками зааплодировали. Урс, Иоланда, Арно и я молчали.
– Коньяку! – зажигало старушек уже ползала.
– Больше коньяку! – вели припев бабульки.
И – вжжиг! – взвилось сильное платя. Моей спине стало вдруг невыносимо жарко. Сигнализаторы дыма под потолком издали противный диссонирующий звук, и спринклерная установка заработала. Воды хватило бы на то, чтобы выполнить нормы по плаванию[101]101
Нормы в Германии, которые помимо прочего включают в себя плавание на время 30 мин. и прыжок с трехметрового трамплина – Прим. перев.
[Закрыть]. Крики. Опрокинутые стулья. Нерасплатившиеся гости, которые ринулись к выходу. Бедлам.
Наконец-то и в нашей беседе наметилось некоторое оживление.
– Моп dieu [102]102
Бог мой! (франц.).
[Закрыть]! – собственно сказал Арно.
Пожарные приехали на удивление быстро. Но делать им было уже нечего. Языки пламени из сковороды с оладьями потушили спринклеры, кельнеры гнали воду швабрами из зала, а нерасплатившаяся публика, которая могла бы спастись бегством на Шлоссплатц, вернулась в туалеты, чтобы подсушиться.
Я стояла на коленях под электросушилкой, держа свою белую кружевную блузку под струей воздуха. Трижды в день промокнуть до нитки – утренний душ не в счет – это уже слишком! Меня охватила тревога, как бы не отрастить перепонки между пальцами.
Подле меня стояла одна из виновниц переполоха – самая крепкая из тех трех старушек. По сравнению с ней даже я казалась истощенной. Да что там я, сам Барри Уайт[103]103
Барри Уайт (barry white) – известный американский соул-певец. Дважды за свою долгую карьеру становился обладателем премии «Грэмми», выпустил огромное количество дисков, 106 из которых стали золотыми и 41 – платиновыми. – Прим. перев.
[Закрыть] выглядел бы рядом с ней хилым!
– Ну и ну, – бормотала она, промакивая лоб кружевным платочком, который из мокрого превращался в полусухой.
Я глянула в зеркало во всю стену. Мой макияж растекся по щекам. Не слишком приглядно, если помягче выразиться. Вроде бы где-то в недрах моей сумочки были косметические салфетки.
Я вытряхнула содержимое сумки на бортик под зеркалом: ключи, мелочь, три губные помады, куча массивных серег (все от разных комплектов), маленький пакетик чипсов, многократно использованный одноразовый носовой платок, разодранная прокладка неизвестной фирмы, большой пакет чипсов, плитка шоколада, куча целлюлозных волокон от той самой прокладки. И ни одной салфетки. Проклятье!
И в этот момент из средней кабинки вышла вторая поджигательница.
Прямо перед тем, как дальше случилось непостижимое, мне стрельнуло в голову, что слишком часто крутые повороты в моей судьбе происходили именно в туалетах. По большей части, общественных.
Мой первый тест на беременность в нежном пятнадцатилетнем возрасте – в туалете пиццерии «Вальдхорн». К тому времени я еще ни разу не спала с мужчиной, но очень хотелось выглядеть перед подружками крутой.
Мой первый труп я обнаружила в душе дамского туалета на третьем этаже одного штутгартского офисного здания.
А теперь вот бабулька, которая, едва подойдя к раковине, завопила:
– Мои украшения! Где мои драгоценности? Воры! Убийцы! Сволочи! Подонки!
Для такого божьего одуванчика ее голос оказался неожиданно сильным.
Через мгновение дамский туалет кишмя кишел представителями мужского пола: старший кельнер, директор, двое пожарных и один случайный посетитель, который заглянул, чтобы убедиться, что женский туалет действительно чище и шикарнее мужского. Действительно.
– Мои драгоценности! Мои украшения! – голосила тщедушная старушка.
Исполинская бабуля хлопала ее успокаивающе по спине своими ручищами.
– Могу вас заверить, что здесь не было никаких брюликов, когда я вошла, – непрошено встряла я.
– Все по очереди! – взревел директор.
– Я положила их сюда, – прохрипела хилая бабулька и показала на середину бортика, – все мои кольца и браслет моей покойной матушки!
– Чшш, чшш, чшш, – успокаивала бабуля-великанша.
– Тут ничего не лежало, – упрямо твердила я.
– Погодите-ка! – Великанша подняла указательный палец. ~ Перед нами здесь была еще одна дама.
«Вон оно что!»
– Да, да, я припоминаю. Такая тощая. Но высокая. В костюме от Диора.
«Винтаж» называется это теперь, моя дорогая!»
– И, думаю, она француженка.
О богиня, помилуй меня! Это могла быть только Иоланда, моя почти свояченица, кузина-клептоманка.
Я симулировала тяжелый приступ чахотки и, кашляя, выскользнула из туалета за спинами пожарных. В одну секунду я взлетела по лестнице и бросилась к нашему столику, где Урс расплачивался по счету.
Следующую сцену представьте себе снятой скоростной кинокамерой: полупросохшая стокилограммовая дама с всклокоченными волосами и безумным взглядом налетает на худую (размер 34) и ревет: «Бежим отсюда!»
Тощая лопочет: «Quoi? Quoi? Qu'est се qui se passe?[104]104
Что? Что? Что вы себе позволяете? (франц.).
[Закрыть]» [105]105
Или что-то подобное. С французским у меня, как говорится, не очень. Я имею в виду язык… – Прим. автора.
[Закрыть]
Урс и Арно застывают на месте с вылупленными глазами, кельнер тоже застывает, до тех пор пока я, пробегая мимо, случайно не выбиваю у него из рук бумажник, и бесчисленные евро-купюры и центы-монеты летят на еще влажный паркетный пол.
Я хватаю Иоланду за рукав и тащу за собой из ресторана.
И только на улице перед дверью обнаруживаю, что в руках у меня всего лишь ее жакет, а сама Иоланда осталась в «Альтен Ценшойер» и закатывает истерику. Без жакета.
Хлопушка. Монтаж. Новый кадр.
Мы с Урсом лежим в постели. Моя только что высушенная феном голова покоится на его сухой безволосой груди, его правая рука играет левой бретелькой моей роскошной бирюзовой рубашки.
– Ты хотела как лучше, – вздыхает он.
Я целую его розовую плоть.
Этот мужчина – сам бог. Ни один из смертных не способен на такое великодушное прощение!
«Ах, сокровище мое, когда-нибудь придется тебе признаться, что наша помолвка для меня ничего не значит, что она состоялась только под влиянием тактики запугивания моей будущей свекрови».
Урс со знанием дела гладит многочисленные округлости, возвышенности и ложбинки моего тела.
«Но не сегодня!»
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Задача вашего пса состоит только в том, чтобы делать вас счастливой, – и ни в чем другом!
Иоланда и Арно приняли решение покинуть страну до истечения назначенного срока и найти убежище в нейтральной Швейцарии. Не от полиции – от меня.
Как выяснилось позже, в этот вечер Иоланда совершенно не испытывала позывов к прикарманиванию чужой собственности. Хрупкая бабулька в пылу фламбирования получила старческий сдвиг по фазе и слегка перепутала, где сложила свои драгоценности. Оные никогда не входили в контакт с бортиком над раковиной, а лежали в девственной нетронутости на сливном бачке в кабинке, где старушка отливала бурлящий испуг.
Пока Урс объяснял мне все это (я по-прежнему стояла перед входом в «Альтен Ценшойер», зажав к кулаке жакетик от Диора, а он ласково отирал мне полой своей рубашки потеки макияжа), Арно и Иоланда в накинутом без всякой нужды на плечи пиджаке супруга в гордом молчании прошелестели мимо нас к автостоянке. Им не потребовался переводчик, чтобы однозначно понять мои инсинуации.
Кельнеры, пожарные и бабульки толпились за окнами ресторана и таращились на эту картину с градацией реакций от «быть шокированным» до «скалить зубы».
Ну вот, еще одним заведением, куда мне вход навсегда воспрещен, стало больше.
17
КОННИ
Per aspera ad astra [106]106
Через тернии к звездам (лат.).
[Закрыть].
«По трудным дорогам к звездам», – говорил Сенека.
На следующее утро мой милосердный бог отправился в штутгартский бутик кожаных изделий, чтобы заснять последний писк моды: сумочки в стиле Помпадур – необходимый аксессуар современных законодательниц мод. С бахромой – для отдыха, из скромной крокодиловой кожи – к деловому костюму, усыпанные бриллиантами – к вечернему туалету. Кто, простите меня, будет выходить с сумочкой, в которую как максимум влезут два презерватива и одна кредитная карточка?
Пока я сидела за кухонным столом и размешивала традиционные мюсли с бананами и апельсинами в теплом молоке, мне снова ударило в голову, что вчера пришло еще одно письмо с шифром из «С-Трип». Куда же я его задевала?
Обычно я сваливаю почту на полку для шляп в стенном шкафу, или между телевизором и видаком, или на крышку унитаза в совмещенном санузле. Но сейчас эти потайные места взирали на меня, как сиротки.
Черт побери! Где же эта проклятая мазня?
Может, Урс нашел и вскрыл?
Может, он уже все знает? И пора впадать в панику?
Фу-ты – слава вам силы небесные! – письмо лежало нетронутым на кухне. Точнее сказать, я обнаружила его спустя пятнадцать минут в щели между раковиной и стиральной машиной. И то только потому, что, обшаривая все, нечаянно столкнула туда салфетку с кожурой апельсина.
«Привет!
Меня зовут Конни, и месяц назад я давала в «С– Трип» такое же объявление, как ты.
Тогда мне ответил один парень, который на первый взгляд казался в порядке.
Во всяком случае, вскоре он украл из моей квартиры личные вещи и документы, а потом пытался меня шантажировать.
Если с тобой произошло то же самое, позвони мне.
Я разыскиваю жертв этого подонка, чтобы принять соответствующие меры».
А вдруг это не полная чушь?
Я схватилась за мобильник и набрала указанный номер.
– Рихлинд, – недовольно ответил мрачный бас.
– Гопля, я, наверное, не туда попала? Мне бы Конни.
– Я слушаю.
Я сделала стойку. Этот мужик и есть Конни? Или наш шантажист не делает полового различия?
Я коротко представилась и, заикаясь, продолжила:
– Так значит… э… я получила от тебя письмо. По поводу моего объявления…
– Я сейчас не могу говорить, – рявкнул бас таким тоном, каким обычно отшивают людей, пытающихся навязать подписку на какое-нибудь издание.
– Мне нужно только имя! – настаивала я.
– Не по телефону! – прогрохотал(а) Конни. – Встретимся вечером. В десять у фонтана «Ганс им глюк» [107]107
От нем. hans-im-giiick – Гусь в счастье.
[Закрыть].
– А как я тебя узнаю?
Но на том конце уже положили трубку.
Я набрала рабочий номер Алекс и представилась ее стенотипистке как «икзекьютив эсистент»[108]108
От англ. executive assistant – ассистент.
[Закрыть].
– Отгадай, что со мной только что произошло? – крикнула я в трубку.
– Не сейчас, у меня через пять минут заседание по персоналу, – фыркнула Алекс и положила трубку.
Я швырнула мобильник в миску из-под мюсли.
Великолепно! Мотайся, вынюхивай – плевать на то, что ставишь на кон собственные отношения, – жертвуй собой ради благородной цели, разгребай мусор, почернев еще больше, чем копатели гробницы Тутанхамона. И что получаешь за это? Благодарность? Содействие? Может, хотя бы интерес? Ничего подобного!
Я рвала и метала.
Ну, достали! Все, хватит! Сами ищите своего маньяка! У меня и своих дел по горло!
И тут снова зазвонил мобильный.
Я помедлила. Кто-то решил загладить свою вину? Нет, это не могла быть Конни – у нее нет моего номера. Раскаивающаяся Алекс, которую мучила совесть?
– Алло, ты наговорила мне на голосовую почту. По твоему объявлению. К сожалению, я только сейчас смог позвонить. Но мне обязательно надо с тобой поговорить.
Голос достал меня до печенок.
– Ты высокий блондин, голубоглазый, обаятельный, представительный, образованный, духовно развитый и жаждущий новых познаний? – процитировала я.
Он рассмеялся:
– Скажем, я высокий и жаждущий. Полтора из восьми пунктов. Не так уж плохо, а?
– Главное, что это как раз те полтора, которые я высоко ценю, – проворковала я.
«Что я делаю? Флиртую? Опомнись, золотко!»
– Ты умеешь приласкать женщину и выдрессировать бойцового пса? Ты – Аарс?
Ну, или он, или последний из списка – Торбен.
– Э… да… я… Аарс.
– Так что, Аарс, встретимся?
Ответ прозвучал как пистолетный выстрел:
– Да! Конечно. Сегодня вечером, годится?
Придется отставить Конни. А почему бы и нет?
И в последнюю секунду мне пришло в голову, что мы с Урсом собирались сегодня отметить наш месяч ный юбилей, так как неожиданный визит его родителей помешал нам сделать это в свое время. А вот завтра Урс уезжает на два дня в Вену на «шутинг» [109]109
От англ. shooting – охота, а также съемка. Хм, два дня свободы..
[Закрыть].
– Нет, сегодня не получится. А как насчет завтра?
– Завтра? Идет. В обед. Дольше я не выдержу – умру от любопытства. В двенадцать на парапете перед «Винере». Если приглянемся друг другу, можем потом вместе перекусить. Как раз за углом классный китайский ресторанчик. А нет – так неподалеку городская железная дорога, чтобы смыться.
– Гениально! – похвалила я. – Тогда до завтра у «Винере»?
– До завтра.
Мы еще взаимно подышали в трубку, не произнося ни слова. Я прямо слышала, как на том конце шелестит.
Проклятье! Мне пришло в голову, что сегодня вечером я должна еще встретиться с Конни у фонтана «Ганс им глюк». Я попыталась по мобильнику отложить эту встречу, но он был отключен, активирована только голосовая почта.
Нет уж, спасибо!
Ну ладно, значит, придется как можно интенсивнее осчастливить Урса, чтобы успеть к десяти и выяснить…
18
Путь к любви… лежит через желудок. И собаки тоже!
Как я воспитываю лучшего друга женщины
Урок 12. Хватай!
Собака сама по себе ест охотно, везде и всегда. Как только, так сразу.
Но вам ведь нужен достойный пес, который умеет красиво и со вкусом есть, а не обжираться вареными бобами, чтобы потом всю ночь рыгать и портить воздух. Поэтому с самого начала уделите особое внимание устранению проблем в кормлении. Прежде всего, приучите малыша брать пищу только из своей миски и только по вашей команде.
Кормить любимца следует только тогда, когда сами вы уже позавтракали – это подчеркнет вашу доминантность. Если он откажется от корма, который вы ему предлагаете, значит, больше ничего не получит. Собаки могут обходиться без еды гораздо дольше человека, так что никакой ложной жалости! На следующий день предложите малышу тот же корм. И так далее, пока он не усвоит урок.
Возможно, я слегка перестаралась из-за того, что меня мучили угрызения совести. И еще потому, что я хотела, чтобы Урс перед своей командировкой испытал пару незабываемых моментов, чтобы для моделей, которых он должен был снимать в Вене, у него оставалась сила только в клешнях, и нигде больше.
Когда Урс вернулся домой, его ждал стол экстракласса. Все, что можно было достать в Штутгарте, было на нем представлено. А Штутгарт по поставляемым кормам занимает далеко не последнее место. Поднос с блюдами суши, венгерские колбаски, разные прежде пернатые и меховые, мелко порубленные под сладкими и острыми соусами, паштеты в различных вариациях, французские багеты[110]110
baguette (франц.) – багет, французский батон (сорт белого хлеба).
[Закрыть] с наполнителем в ассортименте, пласты пиццы на все вкусы и целая батарея шампанского.
А к этому свечи и… Я В таком виде, как создала меня богиня, правда, в ярко-красной набедренной повязке, которая сплела свои концы в роскошный бант прямо над входом в мой «грот любви» (и кто только придумал такую дурацкую метафору?).
Урс был потрясен.
Саймон тоже.
Вот-вот! Урс притащил своего шефа и друга на наш юбилейный ужин!
– Как… как ты мог… привести этого Саймона! – неистовствовала я в кухне, пока Саймон в гостиной урчал над подносом с суши, а точнее, над копченым угрем.
– Сегодня утром его бросила подруга.
«Странно, что меня это не удивляет!»
– Он так одинок! – Урс поцеловал меня в щеку.
– Он не одинок! У него есть еще идиотский брат! Прямо здесь, за стеной! Разве тот не мог его утешить? Сегодня наш последний вечер, сокровище мое. Завтра ты уезжаешь! – Мой голос дрожал от слез. Он дрожал так, будто Урс уходил на десятилетия в глубины космоса.
– Любимая, солнышко мое, моя сахарная плюшечка, у тебя же такое большое сердце!
«Это что, намек на мой вес?» Грррхмпффф.
– Открой свое большое сердце человеку в нужде! У нас его так много, а он лишился всего. А через три дня я снова буду с тобой, и мы наверстаем наш романтический вечер. Клянусь. – Урс прижал меня к себе.
– Э-эй! У вас что, совсем нет обезжиренной жратвы? Я не могу есть эти калорийные штуки. У меня сразу все сядет на бедра. А как новоиспеченный холостяк, я должен следить за своей фигурой.
Саймон с полупустым бокалом шампанского в руке стоял в проеме дверей и пялился на мою задницу, которая к этому времени уже была облачена в эпонж [111]111
Фасонная пряжа.
[Закрыть] – пеньюар.
Я оттолкнула Урса от себя.
– Нет, у нас нет и не может быть «обезжиренной жратвы»! И меня совершенно не волнует, как безутешно ты убиваешься по своей подружке!
– А у других матушек есть дочки и получше! – Саймон поднес ко рту полуторалитровую бутылку шампанского и вылил в себя остатки. Потом отер тыльной стороной ладони губы. – Как думаете, не позвать ли нам Джерри с его малышками? Одним нам ни за что не справиться с таким количеством жратвы.
– Какими еще малышками? – вздрогнула я. Его брат, что, содержит под нашей крышей бордель?
– Ну, я имею в виду Зевса и Аполлона. Эти-то уж сожрут все.
На какое-то мгновение Урс сыграл роль миротворца. Он выпер Саймона за дверь:
– Джерри мы всегда рады видеть, но кобелей лучше не приглашать. Они напугают волнистых попугайчиков.
Саймон расхохотался:
– Напугают? Да раз клацнут зубами – и у вас больше никаких проблем с какашками на диванной спинке.
Он засмеялся так, будто залаял.
Я вынула из ящика наш большой кухонный нож и прокрутила в мозгу последствия предстоящего убийства: пусть я проведу остаток своей жизни в тюрьме, зато избавлю мир от этого Саймона. Потомки меня за это отблагодарят.
Но я слишком долго предавалась фантазиям. Когда я вернулась в гостиную, Саймон и Джерри, развалясь на диване, уплетали за обе щеки цыплят в сладком и остром соусе. По телевизору шел футбол. Урс стоял с дурацким видом возле семи пластиковых вазочек с шоколадными муссами.
Раздался звонок в дверь.
– Ребята, вы не будете возражать, я позвал Хёрнингов из дома напротив? – радостно заорал Джерри.
Хёрнингов?
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Кобель в стае забывает о хороших манерах, становится несносным и неуправляемым.
С непотребными воплями оба Хёрнинга ввалились в нашу святая святых. Нет, это вовсе не была супружеская пара, это были двое братьев, которые, кроме того, были еще и скейт-братьями Джерри. А может, и братьями по крови со времен невозвратимого Виннету[112]112
Герой популярного западно-германского сериала. – Прим. перев.
[Закрыть] 12-детства. Ну, неважно, короче, все замельтешило от «братьев».
– Что?! Одно шампанское? А пива в этом доме нет? – Кале Хёрнинг с упреком посмотрел на меня.
– Может, в холодильнике есть! – возопил Урс, стараясь не глядеть мне в глаза.
– Можно Руди позвать, – предложил Саймон. – У него в доме всегда есть пара ящиков пива. Если он пожертвует один нам, пусть присоединяется!
– Классная идея! – вдохновился Джерри.
– А у тебя сексапильный прикид, – одобрил Волле Хёнинг, проходя мимо и шлепнув меня по заднице. – Может, потом покажешь нам стриптиз?
Я вскипела:
– Еще раз тронешь, и от твоей руки останется культя!
Волле зашелся в смехе.
Полчаса спустя наша квартира наполнилась мужиками, пивными бутылками и сигаретным дымом. Я эвакуировала попугайчиков в спальню, заперла дверь и вытащила ключ.
– Приятного юбилея! – пожелала я Урсу и гордо покинула наше гнездышко.
Урс ринулся за мной:
– Куда ты? Постой!
– Переночую у Алекс. Здесь слишком высокая концентрация тестостерона.
– Ах, не делай из мухи слона. Импровизированная вечеринка – разве это не мило?
– Мило, только не с Саймоном, Джерри и их идиотскими друзьями. Большое спасибо! – Я бросила сумочку в «мини» [113]113
Ярко-красную и миленькую, вы узнаете ее по штутгартским номерам и веселенькой наклейке на заднем стекле. – Прим. автора.
[Закрыть].
Урс упал передо мной на колени:
– Я тоже представлял себе этот вечер несколько иначе, ~ робко промолвил он и преданно посмотрел мне в глаза.
– Отметим после твоего возвращения, о'кей? – примирительно сказала я. Ну не могу я противостоять этому преданному собачьему взгляду!
– О'кей. – Урс поцеловал меня.
Я поцеловала его.
Мы страстно поцеловались.
– У-урс, где ты? Иди, тайм кончился! – выглянул Саймон из двери.
И – ррраз! – я уже стою у моего «мини» в полном одиночестве.
Мужчины! Что с них возьмешь?
– Ты же не расскажешь этой дамочке обо мне!
По мнению тех, кто знаком со мной только по телесным вывихам, Алекс приняла меня на удивление спокойно, когда я явилась к ней в розовом эпонж-пеньюаре и попросила о ночлеге.
Мы сидели втроем на ее софе и поглощали чипсы. Что роняли мы, девушки, подбирал Микеш.
– Слушай, та баба знает, кто тебя подставляет, а ты запрещаешь мне с ней встретиться?
Алекс сверкнула на меня глазами:
– Я этого не говорила. Я только сказала, чтобы ты не рассказывала ей обо мне. Это дело перейдет уже в другие сферы, а я уж точно не собираюсь свидетельствовать перед судом или каким-нибудь другим дерьмом. Так просто я не смою свою карьеру в унитаз!
– Пусть лучше тот тип располагает твоим имуществом, чем ты выбьешь его из игры, да?
– Именно так.
– Тогда без меня. Я встречусь с Конни и доведу дело до конца!
Я бросила взгляд на часы. Ровно девять.
– Однако, если ты настаиваешь, я, само собой, не назову имен. Могу даже сделать вид, что этот тип преследует меня. А теперь давай по делу: у тебя есть что– нибудь на меня?
Алекс окинула меня взглядом, который пошатнул основы моей духовной жизни. Вроде бы я уже упоминала, что во мне около сотни кило, так что я была вдвое тяжелее и, наверное, вдвое объемнее Алекс? По ней сразу было видно, как она переживает за швы своих туалетов от кутюр.
– Ну, есть же у тебя какая-нибудь безразмерная футболка или что-то вроде этого?
Спасаясь от мужской интервенции, я совершенно не подумала о проблеме внешнего вида, а возвращаться назад… Нет, ни за что!
Алекс покусала губы:
– Один из моих «бывших» оставил свой макинтош…
– Так это же класс! – обрадовалась я.
Алекс ухмыльнулась.
Это могло бы меня насторожить…
Ровно в десять я стояла у фонтана «Ганс им глюк» на Гайсштрассе. Снова шел дождь, так что все столики и стулья у баров и пивнушек были пусты. И ни души вокруг. Только я, одна – одинешенька, топталась на мокром тротуаре.
В черном макинтоше, опушенном кошачьей шерстью. Да, этот плащ был любимой подстилкой Алексового котяры. Когда мы попытались вытянуть его (макинтош) из его (кота) корзины, Микеш устроил кровавую бойню. Основные удары пришлись по моим рукам. Но человек все-таки венец творения, так что я победила. И теперь стояла как дура в покрытом кошачьей шерстью мужском, несколько узковатом макинтоше у фонтана. Если не ошибаюсь, из рукавов по капельке сочилась кровь.
Часы на башне пробили десять.
Двое тинейджеров, вульгарно улюлюкая, продефилировали мимо меня.
Вот-вот эта самая Конни откроет мне имя шантажиста женщин. Кто же это? Рональд, маменькин сынок? Разве не все эти маменькины сынки женоненавистники? Или Лауренцио? Потрошитель женщин, который рядится в сутану пластического хирурга? Фродо и Отто исключаются. Или Зигти, которая так и не открыла мне, что она делает с сестрами, которые еще не обращены в ее веру женской любви, и у которой, кстати, до сих пор еще моя сумка с бахромой? Или это Торбен, который пока избегает моих происков? Или Даре с его эротичным голосом? Интересно, что за тело у такого голоса?
Из темноты заслышались шаги. Вынырнул мужчина, коренастый, слегка сутулый.
– Конни? – окликнула я.
Мужчина встрепенулся. В его глазах отразился страх. Он что, никогда не видел валькирию в кошачьей шерсти и розовых щлепанцах с помпонами? Безмолвной тенью он проскочил мимо меня в направлении Надлерштрассе.
Из «Америкэн динэр» рвалась громкая музыка, перед входом в «Цотти» кто-то ржал.
Мне было холодно, и я снова промокла.
Две женщины продефилировали мимо меня.
– Конни? – сделала я новую попытку.
Обе приветливо помахали мне. По их росту я определила, что это были азиатки. Они прокричали мне что-то, чего я не поняла. Может быть: «Христос воскрес!» на корейском. А может, «Ты не наш тип, старушка!»
Я еще немного потопталась и еще немного промокла.
Кто так и не появился, так это Конни.
